Текст книги "Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств"

Автор книги: Эдуард Тополь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Глава 3.
Первый заговор

А теперь заглянем в Кремль. По ночам, сразу после оскорбительного переселения в Потешный дворец, сорокалетний Сталин ходил по кремлевской территории и, сжимая зубами раскуренную трубку, смотрел на окна «вождей революции». Как бывший агент Охранного отделения МВД Российской империи, он ни в грош не ставил ни одного из них. Но теперь именно те, на кого он доносил шефам царской полиции – Ленин, Троцкий, Свердлов, Зиновьев, Каменев, Дзержинский – захватили власть и живут в Кремлевском дворце. Еврей Троцкий создает Красную армию и командует обороной страны. Еврей Свердлов – председатель Всероссийского Центрального исполнительного комитета (ВЦИК). Еврей Каменев руководит Московской партийной организацией, то есть Москвой. Еврей Зиновьев – Петроградом. А полуеврей Дзержинский командует ВЧК, Всесоюзной чрезвычайной комиссией.

Но почему, совершив Октябрьский переворот, Троцкий отказался возглавить правительство? Почему Зиновьев, которому Троцкий передал тогда власть, тут же вручил ее Ленину? А очень просто: эти евреи понимают, что не может еврей стать новым русским царем, Россия не примет. Вот и попрятались за единственного среди них русского Ленина.

А если Ленина убрать, кто из неевреев останется кандидатом на этот пост?

Правда, только благодаря Ленину, который помнит о деньгах «чудесного грузина», он, Сталин, тоже в Кремле. Но – всего лишь комиссар мелкого комиссариата по делам национальностей. То есть, эти жиды отнеслись к нему, как к пешке, поселили в Потешном замке, и ему приходится стелиться перед ними, делать черную работу. А единственное утешение – эта вкусная семнадцатилетняя Надя, которую он буквально выкрал у своих друзей Аллилуевых. Но даже когда по ночам он с грузинским темпераментом вкладывается в мужское действо, то где-то на окраине сознания занозой торчит неотвязное «а что, если». А что, если завтра выскочит невесть откуда кто-то из бывших служак царской полиции – хоть следователь Мухтаров, хоть сам Игнатий Золотарев, шеф царской полиции – и скажет, кем был Сталин до 1917 года…

Гоня от себя эти страхи, Сталин назавтра после разгрома анархистов приходит к Авелю Енукидзе, своему сверстнику и другу по бандитской юности, а теперь заведующему военным отделом ВЦИК и по совместительству главному продовольственному снабженцу членов правительства.

– Опять? – удивленно спрашивает Авель по-грузински, ритуально разливая «Цинандали» по хрустальным бокалам из царского сервиза.

– Ну, в общем, да… – нехотя отвечает Сталин, цепко осматривая, как Авель расположился в покоях бывшего настоятеля Благовещенского собора. Отдельно ото всех и с немалой роскошью.

– А оставить не хочешь? – говорит Авель. – Жалко девку. Все-таки крестница моя.

– Рано оставлять. Смотри, что делается… – Сталин выкладывает на стол газеты «Дело народа», «Труд», «Воля народа», «Земля и воля» и «Знамя труда» с их призывами ликвидации большевистской диктатуры. – Ты понимаешь, чем это грозит? Если эсеры захватят власть, они нас всех расстреляют.

– И что делать? – озабоченно спрашивает Авель.

Выпив свой бокал, Сталин ухмыляется:

– Во-первых, сделать Наде аборт.

– А если она откажется?

– Ты уговоришь. Ты ее крестный отец.

– При одном условии, – уточняет Авель. – Следующий раз никаких абортов! Пусть рожает.

– Ладно, – нехотя соглашается Сталин.

– А что во-вторых? – Авель снова разливает вино по бокалам.

Сталин медленно пьет и произносит задумчиво:

– Ты знаешь кого-нибудь, кого можно внедрить в руководство эсеров?

– Внедрить? – удивляется Авель. – Зачем?

– Чтоб от имени эсеров он убил кого-то из наших…

– Убил?? – выпучил Авель свои черные кавказские глаза. – Зачем? Кого?

– Неважно кого. Не тебя, конечно. И не меня. А кого-то выше нас. Тогда в ответ мы устроим эсерам красный террор и перебьем их всех. Подумай об этом…

Енукидзе молча смотрит на Сталина, оценивая его идею.

Ранним утром, 14 апреля, в открытом четырехколесном автомобиле Brasier народный комиссар Авель Енукидзе приехал на окраину Москвы, в Сокольники, в знаменитую еще с царских времен тюрьму «Матросская тишина».

Когда-то, в конце восемнадцатого века, здесь был первый московский «Смирительный дом для предерзостных» на 200 мужчин и 150 женщин. В 1912 году на месте этого смирительного дома построили два новых режимных корпуса на две тысячи человек, но революция открыла тюремные двери на всей территории страны, тюрьмы опустели, и теперь «Матросская тишина» легко приняла всех арестованных намедни анархистов.

Проехав вдоль фасада длиннющего пятиэтажного здания, машина остановилась у центрального служебного входа, рядом со стоявшими здесь броневиком «Руссо-Балт» и автомобилем Mercedes-Knight 16/45 PS, знакомым Авелю по кремлевскому гаражу. За рулем этого авто сидел молодой, весь в черной коже, водитель Феликса Дзержинского. Выйдя из свой машины, Енукидзе сказал ему на ходу:

– Привет! Давно здесь?

– С ночи, – ответил шофер.

– Понял…

Енукидзе велел своему шоферу ждать его в машине и направился к охраннику, стоявшему у служебного входа в тюрьму, с маузером на боку.

Тут чуть поодаль, за торцом здания, открылись большие тюремные ворота, из них один за другим выехали пять крытых трехтонных грузовиков White-АМО и покатили в сторону Московской области. Судя по надсадному реву их моторов, нагружены они были под завязку.

Проводив их взглядом, Авель показал охраннику кремлевский мандат:

– Комиссар Енукидзе. Дзержинского где искать?

– Третий этаж, товарищ комиссар, у начальника, – ответил охранник и открыл дверь.

Два – без решеток – окна кабинета начальника тюрьмы смотрели на внутренний тюремный двор, и Енукидзе мысленно усмехнулся своей старой привычке первым делом смотреть на окна, оценивая возможность побега. До октябрьского переворота он прошел «Кресты» и еще шесть тюрем и ссылок, бежал из трех из них, а в одну – ссылку на Онегу в Архангельской губернии – даже сам вернулся после трехмесячного скитания без документов. Второй взгляд – на обстановку в накуренном кабинете. Ничего особенного: небольшой дубовый стол-бюро с несколькими простыми стульями рядом, у стены – промятый кожаный диван, где начальник спит по ночам. В углу тумбочка с железным кипятильником. На столе железная тарелка вместо пепельницы, полная окурков, пишущая машинка «Ремингтон» и потертая пухлая папка. А высоко на стене квадратное пятно от бывшего царского портрета. За столом Феликс Дзержинский и лысый широкоплечий начальник тюрьмы. Оба невыспавшиеся, с красными глазами, пьют чай с коньяком из тюремных металлических кружек. И оба удивленно подняли глаза на вошедшего.

– Доброе утро. Порохом у вас пахнет, – Енукидзе присел к столу, сказал Дзержинскому: – Познакомишь?

– Конечно, – устало ответил Феликс и представил, – Василий Горохов, начальник тюрьмы. Комиссар Енукидзе, военный отдел ВЦИК и наш кормилец.

Горохов и Енукидзе через стол пожали друг другу руки. Пожатие Горохова было жестким, пролетарским.

– Есть дерьмовый чай и настоящий коньяк, – сказал он Авелю. – Вам что?

– Спасибо, я по делу, – Енукидзе посмотрел Дзержинскому в глаза и отметил, что они куда красней, чем у Горохова. Ясное дело, не от чая или недосыпа, а от кокаина, которым Енукидзе регулярно его снабжает. – Феликс, в десятом году в Онеге я отбывал ссылку с одним пареньком, анархистом. Месяц назад в газете «Анархия» была пара статьей за его подписью. Если вы его еще не шлепнули, то он мне нужен.

– Как фамилия? – спросил Горохов и открыл потертую папку с серыми тесемками.

– Григорий Семенов, сейчас ему лет 27-28…

Горохов достал из папки какие-то списки, провел прокуренным пальцем сверху вниз по одной странице, по второй, третьей. Следя за этим пальцем, Авель увидел, что почти все фамилии в этом списке зачеркнуты. Теперь понятно, почему у обоих невыспавшиеся лица и почему сейчас за окном тихо. Ночью арестованных пускали в расход, поскольку днем чекисты предпочитают этим не заниматься.

– Смотри, жив! – удивился Горохов, остановив свой палец на строчке в четвертой странице. – Второй корпус, камера 412. Вызвать?

Енукидзе секунду подумал и сказал:

– Нет. Лучше, чтобы он сюда не заходил, – и Авель снова посмотрел Дзержинскому в глаза. – Если позволишь, я его сам заберу.

Через несколько минут военный комиссар Авель Енукидзе в сопровождении рыжего начальника тюремного режима, бывшего матроса-балтийца в бушлате поверх тельняшки, поднимался по крутой металлической лестнице второго тюремного корпуса. Второй этаж. Третий. На четвертом этаже балтиец свернул в длинный коридор, разделенный металлическими дверями с двойными решетками на отсеки. Енукидзе подумал, что такого тюремного устройства он не видел ни в питерских «Крестах», ни в Мехетском тюремном замке в Тифлисе. Значит, последняя выдумка от бунта заключенных.

Между тем рыжий достал из кармана бушлата тяжелый железный ключ «вездеход» и, на ходу стуча им по решеткам, пошел вглубь коридора. Авель вспомнил, что таким образом все тюремщики оповещают о своем движении по тюремным лабиринтам. Шагая за рыжим, он видел номера камер на дверях: 420, 416, 414. Вот и 412.

Остановившись у металлической двери с окошком-«кормушкой», рыжий открыл это окошко, нагнулся к нему и громко сказал:

– Семенов, на выход. Остальным не вставать.

И вставил ключ в замочную скважину.

– Слава анархии! Смерть коммунистам! – послышался громкий крик из камеры.

Рыжий усмехнулся:

– Прощается герой. Думает, на расстрел.

И открыл дверь.

Енукидзе не успел посчитать, сколько арестованных было в камере – десять или больше, потому что Гриша Семенов, парень небольшого роста, в гимнастерке и шароварах, с покатым лбом на гордо поднятой голове, картинно возник в дверном проеме, явно играя на публику, оставшуюся за его спиной. Но, увидев Енукидзе, замер, заморгал глазами и даже рот открыл от изумления.

Четырехколесный открытый Brasier катил по солнечной апрельской Москве из Сокольников в центр, в Кремль. Мимо Казанского вокзала… по Сретенскому бульвару… Сидя рядом с Енукидзе на заднем сидении, Семенов вертел головой во все стороны и не мог прийти в себя от неожиданного спасения.

– Охренеть! Они всю ночь наших кончали! Я спать не мог, ждал свою очередь. А они к утру только первые три этажа успели кончить. Я не знаю, как мне вас благодарить…

– Скоро узнаешь, – усмехнулся Енукидзе.

Я уверен, что все вышеописанное читатель считает выдумкой автора. Но не спешите. Как я уже сказал, в 1995 году в Казани была опубликована книга «Фанни Каплан, или Кто стрелял в Ленина: Сборник документов». Конечно, все документы я цитировать не буду, вот лишь резюме составителей сборника:

«В январе 1921 года Григорий Семёнов, продолжавший работать по линии военной разведки, в секретном порядке, без прохождения кандидатского стажа, был принят в РКП(б) специальным решением Оргбюро ЦК. Это означало официальное прощение прошлого, в том числе участие в подготовке убийства Володарского, главного редактора «Красной газеты», и покушения на Ленина. Рекомендацию в партию ему дали старые знакомые: секретарь ВЦИК А. С. Енукидзе, секретарь ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинский и начальник Политического управления РВС Л. П. Серебряков. Одновременно его зачислили в штат Разведывательного управления РККА. Семёнов стал готовиться к выполнению нового задания партии – нанесению решающего удара по недобитым эсерам. Он сел писать книгу «Военная и боевая работа Партии социалистов-революционеров в 1917-18 гг.» Книга произвела эффект разорвавшейся бомбы. Насыщенная пристрастно подобранным фактическим материалом о деятельности социалистов-революционеров, она получилась убойная в самом прямом смысле – многие из упомянутых в ней людей вскоре сложили голову на эшафоте красного правосудия… C 28 февраля 1922 года, с момента выхода книги, Семёнов полностью раскрылся как большевистский агент в эсеровском стане. В своей книге Семёнов подробно рассказал о подготовке покушения на Ленина. «Особое значение я придавал в тот момент убийству Троцкого, считая, что это убийство, оставив большевистскую армию без руководителя, значительно подорвет военные силы большевиков… Покушение на Ленина я расценивал как крупный политический акт». Семенов описал, как вместе с Лидией Коноплёвой отравлял ядом кураре пули, которыми стреляли в Ленина, на суде Коноплёва это подтвердила. На вопрос, почему же яд не подействовал, оба свидетеля ответили, что не знали о свойстве кураре терять свои качества при высокой температуре. Заключение эксперта, профессора химии Д. М. Щербачёва, о том, что высокая температура не разрушает подобные яды, не было принято во внимание, равно как и протесты ряда эсеров, заявивших о своём незнакомстве с Фаиной Каплан и отрицавших её членство в их партии…

Бывший министр юстиции Бельгии Эмиль Вандервельде, защищавший эсеров на суде от имени Международного бюро II Интернационала, писал, что показания Семёнова и Коноплёвой носят такой характер, что «ни один нормальный суд не мог бы принять их во внимание». Но все разоблачения Семёнова вошли в обвинительное заключение Верховного трибунала и подвели черту под жизнями его бывших соратников-эсеров. Кстати, это же обвинительное заключение инкриминировало Семёнову организацию покушений на Володарского и Ленина, слежку за Зиновьевым и Троцким, а также экспроприацию денег на нужды эсеровской партии в разных кооперативах. Верховный революционный трибунал в составе Г. Пятакова, О. Карклина и А. Галкина приговорил Семёнова и Коноплёву к расстрелу. Но тут же посчитал возможным “освободить их от всякого наказания, учитывая полное раскаяние в совершённых преступлениях». 8 августа 1922 года Президиум ВЦИК РСФСР подтвердил судебное решение. Впрочем, поскольку на процесс Семёнов и Коноплёва ходили не столько как на суд, сколько как на работу – без конвоя, с перерывом на обед и ночёвкой у себя дома – приговора они явно не опасались».

А теперь проанализируем эти документы.

Некто Григорий Иванович Семёнов, бывший анархист и давний приятель Авеля Енукидзе по архангельской ссылке, был тайно внедрен в руководство партии социал-революционеров, где, согласно его биографии в «Свободной энциклопедии», по своей инициативе «создал Центральный боевой отряд из 15 человек, целью которого было убийство большевистского руководства»: Троцкого, Ленина, Зиновьева, Володарского и др.

28 декабря 1921 года пленум ЦК РКП(б) постановил предать суду Верховного трибунала Центральный комитет партии эсеров, обвинив их в контрреволюционной деятельности, совершении террористических актов против Ленина, Володарского и Урицкого. Сразу после этого Политбюро ЦК поручило Юзефу Уншлихту, заместителю Дзержинского, принять меры, «чтобы известная ему рукопись вышла за границей, не позже, чем через 2 недели» (книга «Фанни Каплан, или Кто стрелял в Ленина: Сборник документов»). Вскоре, точно к первому заседанию Верховного трибунала, мемуары Семенова были напечатаны в Берлине и в московской газете «Известия». «Книга произвела эффект разорвавшейся бомбы, – пишут составители сборника. – Насыщенная пристрастно подобранным фактическим материалом о деятельности социалистов-революционеров, она получилась убойная в самом прямом смысле – многие из упомянутых в ней людей вскоре сложили голову на эшафоте красного правосудия».

Интересно, кто дал Семенову задание внедриться в руководство партии эсеров? Кто придумал эту операцию? Кто ее финансировал? Неужели двадцатисемилетний анархист действительно сам, «по своей инициативе», втерся в руководство партии социал-революционеров, чтобы создать там боевой отряд для убийства руководства Советского правительства? Если так, то почему большевики, схватив Семенова, его не расстреляли? И что значит: «Семёнов стал готовиться к выполнению нового задания партии»? Значит, убийство Володарского, покушение на Ленина и подготовка убийства Троцкого и Зиновьева были предыдущими заданиями? Чьими конкретно?

Маленькая подсказка из того же сборника: «В следственных делах по процессу, на переписанном варианте рукописи брошюры Семенова имеется датированный 3 декабря 1921 г. чернильный автограф: «Читал И. Сталин. Думаю, вопрос о печатании этого документа, формах его использования и также о судьбе (дальнейшей) автора дневника должен быть обсужден на ПБ (Политбюро). И. Сталин».

Значит, еще за два месяца до публикации «убойной» антиэсеровской брошюры Семенова рукопись этой брошюры читали члены Политбюро, и Сталин уже тогда задумался о дальнейшем использовании организатора покушений на убийства Володарского, Ленина и Троцкого. Больше того, как сказано выше, Семёнов в секретном порядке был принят в РКП(б) специальным решением Оргбюро ЦК. А кто Генеральный секретарь этого Оргбюро? Товарищ Сталин. И кто главный за Семенова поручитель? Авель Енукидзе, друг кавказской юности Сталина.

И еще один примечательный факт из той же энциклопедии. Во время ареста Григорий Семенов сумел выхватить пистолет у арестовавших его чекистов и ранить двух из них, но убежать не смог и был посажен в тюрьму. И что же? Авель Енукидзе приехал в эту тюрьму и освободил Семенова под свое честное слово.

Так чьим же агентом был Григорий Семенов, и кому он расчищал место организацией убийств Троцкого и Ленина? Почему по обвинительным показаниям Семёнова, которые «ни один нормальный суд не мог бы принять во внимание», арестованных эсеров расстреляли, а Семёнова, организатора убийства Володарского и покушения на Ленина и Троцкого, суд «счёл возможным освободить от всякого наказания, учитывая полное раскаяние в совершённых преступлениях»? Больше того, сразу после суда Григория Семенова не только «восстановили» в компартии и зачислили в штат Разведывательного управления РККА, но «вместе с женой Натальей Богдановой, также «раскаявшейся» эсеркой и сотрудницей Разведупра РККА, по причине их усталости и переутомления отправили на два месяца в санаторий в Крыму.

Между прочим, все крымские санатории кому тогда подчинялись?

Оказывается, Авелю Енукидзе!

Но как же слепая Фаина Каплан? Как она оказалась рядом с местом покушения на Ленина? А очень просто: готовя убийства Троцкого и Ленина, Григорий Семенов завербовал ее в свой «боевой отряд» и подставил у заводской проходной вместо настоящих убийц точно так, как в 1963 году в Далласе Ли Харви Освальда подставили вместо настоящего убийцы президента Джона Кеннеди. А затем обоих тут же «шлепнули» и – концы в воду…

Красивая история, не так ли?

Правда, Ленина убить не удалось, Ленин только ранен. Зато красный террор помог большевикам расправиться с эсерами, главными конкурентами за власть в России.

А что касается «дальнейшего использования» Григория Семенова, то своими операциями в Германии, Китае, Монголии и Испании, Семенов мог дать фору даже Джеймсу Бонду.

Хотя финал все равно сталинский: 8 октября 1937 г. за «участие в контрреволюционной террористической организации» Григорий Семенов был приговорен к расстрелу и расстрелян в тот же день.

А потом эта же участь настигла его поручителей – Енукидзе, Крестинского и Серебрякова.

Глава 4.
Cherchez la femme

26 июля 1935 года на инвентарных складах коменданта Кремля был обнаружен и вскрыт личный сейф Якова Свердлова, в нем оказалось золотых монет царской чеканки на сумму 108 525 рублей, 705 предметов золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, а также шесть российских паспортов, заполненных на имя Якова Свердлова, его жены, их ближайших друзей и германский паспорт на имя Елены Сталь.

То есть, Яков Свердлов, председатель ВЦИК, второе после Ленина лицо в правительстве, хранитель «алмазного фонда Политбюро, чтобы в случае потери власти обеспечить членам Политбюро средства для жизни и продолжения революционной деятельности», не только готовился бежать в Европу с семьей и друзьями, но собирался увезти с собой некую особу по имени Елена Сталь.

А теперь я предлагаю читателю совершить дедуктивное путешествие.

Кем была эта Сталь?

Читаем в «Энциклопедии»:

«Людмила Николаевна Сталь (подпольные клички «Елена», «Раиса Павловна» и др., настоящее имя – Заславская Лея Фроимовна) родилась в 1872 году в г. Екатеринославе, в семье фабриканта, владельца чугунолитейного завода Фроима Абрамовича Заславского. В Московскую социал-демократическую организацию вступила в 1897 году. Летом 1899 года из-за преследования полиции вынуждена была уехать за границу и долгое время работала при газете «Искра» в Мюнхене и Лондоне. По возвращении в Россию, в 1902 году, с транспортом газеты «Искра», была арестована и сослана на три года в Верхоленск. Спустя три месяца бежала в Петербург, где вела большую работу при Петербургском комитете «Искровец», но в 1903 году вновь была арестована и посажена в тюрьму. В опубликованных после 1917 года воспоминаниях Людмилы Сталь есть интересное свидетельство об условиях содержания в царской тюрьме: «Не успела я осмотреться, как принесли ужин – ломоть ржаного хлеба и белоснежные блины с клюквенным вареньем…»

С 1907 года – вновь в эмиграции. Жила во Франции, Англии, Швеции, работала в секции РСДРП(б) французской соцпартии, в редакции ленинской газеты «Правда», вместе с Инессой Арманд основала и редактировала женский журнал «Работница». Была в числе близких друзей Ленина, часто встречалась с ним, выполняла его поручения, вела с ним активную переписку».

Яркая женщина. Причем настолько, что в 1913 году тридцатипятилетний Иосиф Джугашвили, находясь в Туруханской ссылке, стал Сталиным, подписав этим псевдонимом свою статью «Марксизм и национальный вопрос». Иными словами, выбрал себе – на всю жизнь! – фамилию, произведенную не от фамилий своих русских любовниц (Кузакова в Архангельской ссылке, Перепрыгина в Туруханской), – а от Елены-Людмилы Сталь-Заславской, которая была старше его на шесть лет! Впрочем, шестилетняя разница в возрасте значения не имела, двадцатисемилетний Сергей Есенин, как мы знаем, «и какую-то женщину сорока с лишним лет называл скверной девочкой и своею милой». Следовательно, передавая из сибирской ссылки в ленинскую «Искру» статью за подписью «Сталин», Коба признавался Людмиле-Елене Сталь в сильном чувстве.

Теперь обратимся к биографии Свердлова. В 1910 году, сообщает его биограф, «Яков Свердлов бежал из Нарымской ссылки в Петербург и, пока Сталин находился на Краковском совещании бюро ЦК РСДРП(б), был редактором газеты «Правда». В 1910 году Сталин редактором «Правды» не был и быть не мог, поскольку русским языком еще владел плохо, и посему становится интересно, почему биограф Свердлова даже в энциклопедии отметил эту деталь: Свердлов был редактором «Правды», «пока Сталин находился на Краковском совещании»?

Что ж, вспомним биографию Елены-Людмилы Сталь: «с 1907 года… жила во Франции, Англии, Швеции, работала… в редакции ленинской газеты «Правда», вместе с Инессой Арманд основала и редактировала женский журнал “Работница”».

То есть, в 1910 году двадцатипятилетний Свердлов был редактором «Правды», а его сотрудницей была тридцативосьмилетняя Елена-Людмила Сталь, яркая женщина и подруга тридцативосьмилетней красавицы Инессы Арманд, любовницы Ленина.

Конечно, нет свидетелей, которые, как говорится, держали свечку. Но если у Ленина была любовница, то почему бы и Свердлову…

Впрочем, это пока лишь догадка. Можно ли ее подтвердить?

Пробуем дедуктивный метод. Во-первых, неоспоримый факт: обе вернулись из эмиграции в Россию – Инесса Арманд вместе с Лениным в апреле 1917-го, а Елена Сталь еще раньше, уже в феврале, была агитатором Петербургского комитета РСДРП(б) и в апреле вместе со Сверловым участвовала в работе 7-й конференции РСДРП.

Во-вторых: «вместе с Инессой Арманд основала и редактировала женский журнал «Работница», то есть Инесса и Елена были подругами. Почему? Не потому ли, что ни одна замужняя женщина не могла дружить с Инессой Арманд, открыто-официальной любовницей женатого мужчины, да еще такой красивой. А незамужняя Елена, читаем в журнале «Работница», «агитировала за «новый быт» и свободу женщин в сфере семейных отношений».

Осталось подтвердить, что эти ее «свободные отношения» распространялись и на Сталина, и на Свердлова. Обратимся к историкам. Феликс Чуев: «Существует версия, по которой причиной возникновения партийного псевдонима «Сталин» была женщина по фамилии Сталь, с которой И. Джугашвили якобы был близок до революции» (Молотов. М., 1999.) Екатерина Синельщикова: «Впервые псевдонимом Сталин он подписался в январе 1913 года под работой «Марксизм и национальный вопрос»… Сталин взял псевдоним, основанный на фамилии его соратницы по партии и любовницы Людмилы Сталь» (Почему Сталин назвал себя Сталиным. Тексты. 2020). И, наконец, Сергей Шрамко: «Со Стефанией Петровской Коба познакомился в Сольвычегодске, где оба были в ссылке… Написанные в конце 1909 года статьи «Письма с Кавказа» Сталин подписал «К. Стефин» (Коба Стефин), хотя год назад подписывался под статьями «К. Като», в память о покойной первой жене… Если же считать романы с «товарищами по партии», нужно прибавить ещё двух революционерок: Веру Швейцер и Людмилу Сталь» (Иосиф Сталин. Биография и мифы).

Итак, любовная связь Елены-Людмилы Сталь со Сталиным подтверждена историками и самим Сталиным, который свои статьи подписывал псевдонимами, произведенными от имен любовниц. Что касается Сверлова, то германский паспорт на имя Сталь, по которому она должна была бежать со Свердловым в случае потери власти большевиками, говорит сам за себя. А если этого мало, то в Государственном архиве Красноярского края хранится письмо Свердлова, которое он написал «неизвестной в Париж» 12 марта 1914 года из ссылки в Туруханском крае. К содержанию письма мы еще вернемся, а пока посмотрим на отношения Свердлова и Джугашвили.

Вместе они впервые оказались в ссылке в июле 1912 года, в сибирской деревне Нарым,[где делили одну комнату, но у историков нет сведений о каких-либо тамошних у них конфликтах. Правда, в Нарыме Иосиф Джугашвили находился лишь с 22 июля по 1 сентября 1912 года, после чего бежал из ссылки и по поддельному паспорту приехал в Швейцарию, где встретился с Лениным. Подучив русский язык, с поздней осени 1912 и до весны 1913 года был сотрудником (не редактором!) в газете «Правда». В феврале 1913 года Джугашвили и Свердлов были вновь арестованы и сосланы в поселок Курейка Туруханского края на севере Енисейской губернии, где поселились опять в одном доме. И тут начались конфликты:

Свердлов в письме «неизвестной женщине в Париж»: «Мы с приятелем [Сталиным] во многом рознимся. Он очень живой человек и сохранил, несмотря на свои сорок лет, способность живо реагировать на самые различные явления. Во многих случаях у него возникают новые вопросы там, где для меня их уже нет. В этом смысле он свежее меня. Не подумай, что я ставлю его выше себя. Нет, я крупнее, это он сам сознаёт.

Теоретические вопросы вызывают мало споров. Да и нет особого интереса спорить с ним, ибо у меня значительный перевес… Поспорили, сыграли партию в шахматы, я дал ему мат, затем разошлись за поздним временем. А утром снова встретимся, и так каждый день: нас на Курейке только двое…»

Сталин (в пересказе Н. С. Хрущева): «Мы готовили себе обед сами. Собственно, там и делать-то было нечего, потому что мы не работали, а жили на средства, которые выдавала нам казна: три рубля в месяц. Ещё партия нам помогала. Главным образом мы промышляли тем, что ловили нельму. На охоту тоже ходили. У меня была собака, я её назвал Яшкой. Конечно, это было неприятно Свердлову: он Яшка, и собака Яшка. Так вот, Свердлов, бывало, после обеда моет ложки и тарелки, а я никогда этого не делал. Поем, поставлю тарелки на пол, собака всё вылижет, и всё чисто. А тот был чистюля».

Но, по словам других историков, на самом деле все было не так минорно. Сталин сначала втихую плевал в суп, который Яков Свердлов себе готовил, потом завел собаку, которую назвал Яшкой, а затем подговорил уголовников избить Свердлова до смерти, и «только некий Борис Иванов, тоже из ссыльных, спас Якову жизнь, обрушив на нападавших тяжелую деревянную скамью».

Но с чего вдруг Иосиф Джугашвили так взъелся на своего коллегу по партии? Всего семь месяцев назад, в Нарыме, ничего такого не было, иначе они бы не поселились снова в одном доме.

Именно отсюда, из Курейки, Коба-Джугашвили послал статью в «Правду», подписав ее говорящим псевдонимом – «Сталин». То есть, в это время чувства Джугашвили к Елене Сталь достигли если не шекспировских, то чеховских глубин и высот. Но если вспомнить, что Сталин был тайным агентом полиции в руководстве РСДРП, то, скорей всего, он или подсмотрел, кому пишет письма Свердлов, или выпытал у него подробности его связи с Еленой Сталь. И ревность взыграла в гордом грузине настолько, что сначала он и плевал Свердлову в суп, и назвал Яшкой свою собаку, и подговорил уголовников избить Свердлова до смерти. После чего «Суд чести» ссыльных революционеров рассмотрел конфликт Сталина и Свердлова и вынес Сталину выговор за хамское поведение.

Вы спросите, почему я посвятил столько внимания этой бытовой интрижке?

Вернемся к предыдущей главе. Убить Ленина с первой попытки не удалось, но ранение вынудило его отойти от ежедневной работы. Поскольку Троцкий был в это время на фронте, все оперативное руководство партией и правительством перешло к Якову Свердлову, председателю Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК). Что дало повод сочинить версию, будто именно Свердлов «заказал» Ленина Фаине Каплан. «Конспирологическая версия, возникшая вокруг этой мутной истории, называет главным заказчиком покушения председателя ВЦИК Якова Свердлова, который был заинтересован в устранении Ленина по мотиву личного властолюбия, – пишет «Главный исторический сайт России «История РФ». – Согласно этой версии, «второй человек» в красной России, желавший стать первым, тайно сговорился с эсерами о покушении, передавая им заранее места, куда поедет Ильич на митинги. А потом, убедившись, что Ленин не умрет от ран, стал быстро заметать следы сговора, убрав Каплан, чтобы та, часом, не проговорилась на допросах… В результате Фанни привезли в Кремль, поместив в подвал под «детской» половиной Большого дворца. А уже 4 сентября комендант Кремля матрос-балтиец Павел Мальков по распоряжению Якова Свердлова, которое Малькову передал член ВЦИК Варлам Аванесов, вывел узницу во двор и «шлепнул» выстрелом в затылок. После чего труп затолкали в большую железную бочку со смолой, облили бензином и сожгли».

Еще интересней обосновал эту версию автор книг «Белогвардейщина» и «Государство и революции» Валерий Шамбаров. В разговоре с историческим обозревателем Би-би-си он сказал: «Очень многое сходится на том, что за покушением на Ленина стоял его ближайший сподвижник, человек номер два в большевистской России, Яков Свердлов… Свердлов до революции занимался «эксами» [экспроприацией имущества и денежных средств «в интересах партии»], целых 14 раз подвергался аресту, контактировал с уголовным миром. Это был практик криминала, конкретно знавший, как делаются подобные вещи, и вполне вероятно имевший подходящих людей на примете».