Текст книги "Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств"

Автор книги: Эдуард Тополь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Глава 4.
Знаменитое ограбление

С раннего утра 13 июня 1907 года, двадцать одетых по-крестьянски заговорщиков во главе с Бачуа Куприашвили заняли таверну «Тилипучури», выходящую на Эриванскую площадь в центре Тифлиса.

Красивые большие часы над зданием Государственного банка показали 10:30 утра.

Пация Голдава, юная и смелая, но больная чахоткой красотка-революционерка, стоя у Пушкинского сада, в нескольких кварталах от Эриванской площади, увидела, как от двухэтажного здания Тифлисского почтамта отъехал почтовый дилижанс в сопровождении фаэтона с вооруженными солдатами и окруженный конными казаками. Две минуты назад в этот дилижанс сели кассир Государственного банка Курдюмов и счетовод Головня с двумя опечатанными брезентовыми тюками с деньгами. Рядом с ними устроились двое охранников с винтовками.

Пация взмахнула газетой, подав сигнал боевику Степко Кицкирвелли, который, стоя в двух кварталах от нее, таким же способом передал сигнал Аннете Суламидзе, стоявшей у Эриванской площади, а Аннета, в свою очередь, – боевикам Бачуа Куприашвили в таверне «Тилипучури». Боевики вышли из таверны и рассредоточились по площади.

Когда почтовый дилижанс в сопровождении фаэтона с вооруженными солдатами и окруженный конными казаками выезжал на многолюдную Эриванскую площадь, с другой стороны на эту площадь въехал открытый фаэтон, в котором сидел капитан кавалерии в новеньком офицерском мундире. Судя по его виду, он только что вышел из госпиталя: на лице свежий рубец от ранения, один глаз закрывала повязка, правая рука на перевязи. Неудивительно, что его фаэтон, управляемый левой рукой, «случайно» перегородил путь банковскому дилижансу.

В тот же миг Бачуа Куприашвили выстрелом из пистолета дал своим боевикам сигнал к атаке, те открыли ураганный огонь по конным казакам, а с крыши соседнего трехэтажного особняка Иосиф Джугашвили швырнул в них бомбу. Пыль, грохот стрельбы, крики раненых, рев испуганных ослов, ржанье лошадей и звон разбитых оконных стекол заполнили все вокруг. Разрядив свои револьверы и убив несколько лошадей и казаков, боевики Куприашвили стали метать бомбы в охранников, которых испуганные лошади понесли с площади. От взрывов этих бомб вылетели стекла в окнах домов в радиусе мили вокруг, кареты и повозки унеслись в разные стороны, испуганные жители спрятались в домах и в подвалах.

Като Сванидзе, жена Кобы-Джугашвили, стоявшая с трехмесячным Яшей на балконе своего дома, в ужасе от грохота взрывов бросилась обратно в дом. Как писала потом грузинская газета «Исари», «никто не мог сказать, был ли страшный грохот результатом стрельбы из орудий или взрыва бомб… звук вызвал панику везде… во всём городе люди побежали. Повозки и телеги скакали прочь».

Сидя на крыше трехэтажного особняка князя Сумбатова-Южина, Коба спокойно закурил папиросу. Сверху ему было хорошо видно все происходящее: и то, что почтовый дилижанс с деньгами еще не взорван, и что бухгалтер и счетовод из этого дилижанса сбежали, а перепуганная лошадь понесла его с площади в сторону Солдатского базара. Это могло сорвать всю операцию, но Бачуа Куприашвили и еще один налетчик Датико Чибриашвили не растерялись, бегом помчались в погоню за деньгами. В конце площади спортивный Бачуа догнал дилижанс и швырнул бомбу под ноги лошади. Взрывом дилижанс опрокинуло, лошадь убило, а самого Бачуа, оглушенного, отбросило в сторону. Деньги снова могли ускользнуть от экспроприаторов, если бы не Датико Чибриашвили. Не обращая внимания на неподвижно валявшегося командира, Датико вытащил из опрокинутого дилижанса два тяжелых брезентовых тюка с деньгами и потащил их с площади.

Конечно, с такой тяжестью далеко бы он не ушел, поскольку в шести кварталах от площади полицейские офицеры, услышав взрывы, выскочили из полицейского управления и уже садились на коней.

Но тут к Датико подлетел на своем фаэтоне Камо, с неожиданной для раненого силой выхватил у него оба брезентовых тюка с деньгами, закинул их в свой фаэтон и, стеганув коня, помчался по улице. Нахлестывая коня, он на бешеной скорости выехал прямо на полицейских во главе с конным ротмистром Балабанским, которые мчались к Эриванской площади. Камо, однако, не растерялся: он поднялся на сидении и, указав на тюки с деньгами, крикнул полицейским: «Господа! Деньги спасены! Скачите на площадь!» Быстро отдав ему честь, ротмистр Балабанский пришпорил коня, и полицейские понеслись к площади.

Погасив сапогом папиросу, Коба не спеша направился к черной лестнице с крыши.

Как ни парадоксально, всем налетчикам, даже контуженному Бачуа Куприашвили, удалось сбежать с площади до появления жандармов и полиции.

Чуть позже один из грабителей, Элисо Ломинадзе, переодевшись в учительскую форму, вернулся на площадь, чтобы оценить ситуацию. Наряду с мёртвыми людьми и лошадьми на площади лежали около пятидесяти раненых. И хотя документы из архивов охранки тоже показывают, что погибших было порядка сорока, заведующий Особым отделом Тифлисской полиции полковник Бабушкин телеграфировал в Москву совсем другие цифры:

«Сегодня в 11 утра в Тифлисе на Эриванской площади транспорт казначейства в 350 тысяч был осыпан семью бомбами и обстрелян с углов из револьверов. Убито два городовых, смертельно ранены три казака, ранены два казака, один стрелок, из публики ранены 16. Похищенные деньги, за исключением мешка с девятью тысячами, изъятых из обращения, пока не разысканы. Обыски и все возможные аресты производятся».

Тем же вечером, недалеко от Управления тифлисской полиции, в двухэтажном домике на тихой Фрейлинской улице, Иосиф Джугашвили пел колыбельную своему трехмесячному сыну Якову (в его колыбельке, под пеленками и детским матрацем, лежали 20 000 похищенных рублей):

Когда луна своим сияньем

Вдруг озаряет мир земной

И свет ее над дальней гранью

Играет бледной синевой…

Под этот мотив в доме Миха и Маро Бочоридзе, друзей Иосифа Джугашвили, юные красавицы Пация Голдава и Аннета Суламидзе зашивали остальные похищенные 321 тысяч рублей (почти $5 000 000 по нынешнему курсу) в полосатый холщовый матрас.

Когда над рощею в лазури

Рокочут трели соловья

И нежный голос саламури

Звучит свободно, не таясь…

– звучал над ними высокий поэтический мотив.

Затем этот матрас, упакованный в ящик-поддон красивого бархатного дивана, совершил в почтово-грузовом вагоне Кавказской железной дороги обратный путь из Тифлиса в Санкт-Петербург, как багаж пассажира первого класса тифлисского мещанина Симона Тер-Петросяна.

Когда, утихнув на мгновенье,

Вновь зазвенят в горах ключи

И ветра нежным дуновеньем

Разбужен темный лес в ночи…

В это время все крупные газеты мира вышли с аршинными заголовками:

«RAIN OF BOMBS: REVOLUTIONARIES HURL DESTACTION AMONG LARGE CROWDS OF PEOPLE»

(Дождь из бомб: революционеры устроили взрывы в большой толпе людей) – Лондон, «Дейли Миррор»;

«CATASTROPHE!»

(Катастрофа!) -

Париж, Le Temps;

«BOMB KILLS MANY; $170,000 CAPTURED»

(Бомба убила множество людей, захвачено $170,000) – «Нью-Йорк Таймс».

А под Санкт-Петербургом, на даче Леонида Красина, Камо извлек деньги из дивана. Часть этих денег Красин спрятал в трансформаторных будках городского освещения Санкт-Петербурга, построенных его «Обществом электрического освещения». Даже в случае обысков, ни один полицейский не решится войти в эти, как считалось тогда, смертельно опасные сооружения. А вторую часть похищенных денег Камо на фаэтоне отвез в «красный тыл революции» – Финляндию, на двухэтажную деревянную дачу «Ваза» в Куоккале. На этой даче жили Владимир Ульянов (Ленин) с женой Надеждой Крупской.

Меж тем из Санкт-Петербурга в Тифлис для расследования столь громкого – на весь мир – ограбления прибыла специальная группа детективов Министерства внутренних дел Российской империи. По сведениям Романа Бракмана, автора книги «Секретная папка Иосифа Сталина. Скрытая жизнь», проверявшего был ли Сталин полицейским осведомителем, «через несколько дней после ограбления агент охранного отделения Мухтаров допросил Сталина в секретной квартире. Ходили слухи о том, что во время ограбления некоторые свидетели видели Сталина пассивно наблюдающим за происходящим. Мухтаров спросил Сталина, почему он не сообщил им о подготовке «экса». В ответ Сталин заявил, что он представлял властям соответствующую информацию. Допрос перерос в горячий спор; Мухтаров ударил Сталина по лицу, но был остановлен другими офицерами охранки. После этого инцидента Мухтаров был отстранён от работы в охранке, а Сталину приказали оставить Тифлис и уехать в Баку, чтобы там дожидаться решения по данному делу. Сталин уехал в Баку с 20 000 рублей украденных денег в июле 1907 года».

Эти строки дают возможность расписать захватывающую, в духе Юлиана Семенова, сцену допроса детективами Иосифа Джугашвили, секретного агента Особого отделения Петербургского охранного департамента «по борьбе с враждебными антиправительственными элементами». Но мы предпочитаем сдерживать творческое воображение и оперировать фактами.

Помимо книги Романа Бракмана вопросу, был ли Сталин агентом царской охранки, посвящены десятки книг и исследований. Ими установлено, что осведомителем охранки Иосиф Джугашвили стал еще во время учебы в Тифлисской духовной семинарии, откуда был исключен в 1899 году. Псевдоним «Сталин» появился у Иосифа Джугашвили в 1913 году, а до этого он с юности был Кобой. В полиции, в учетной карточке на одной из его фотографии стоит номер 3316. Его деятельность агента охранки в руководстве РСДРП и окружения Ленина подтверждается множеством косвенных и прямых улик, но в нашем рассказе важно одно: все деньги в тюках, похищенные Камо 13 июня 1907 года, оказались пятисотрублевыми купюрами, негодными к употреблению, поскольку номера этих банкнот были заранее переписаны полицейскими и разосланы во все российские и европейские банки и полицейские участки. Таким образом, Российский государственный банк финансово не пострадал, зато скандал вокруг этого бандитского, с человеческими жертвами, ограбления подорвал репутацию РСДРП и у публики, и среди других революционных партий в России и в Европе. Это подтверждает заявление Сталина следователю Мухтарову, что он «предоставил властям соответствующую информацию, чтобы предотвратить преступление».

Так за что же следователь Мухтаров дал Сталину пощечину? Единственное логическое объяснение приходит после прочтения книг “Сталин. Путь к власти” Роберта Такера, “Молодой Сталин” Эдварда Эллиса Смита и «Кто стоял за спиной Сталина?» Александра Островского. До 1914 года Сталин был тем, кого по-русски называют двурушником или двойным агентом: Ленина, жадного до денег, снабжал награбленным после эксов, а охранке сдавал видных большевиков (например, Шаумяна), их явки и подпольные типографии. Только после 1913 года, когда по приказу шефа полиции Сталин был сослан в Туруханский край, он прекратил работать на охранку, а после Октябрьского переворота занялся, уже в роли одного из правителей страны, срочным уничтожением архива Охранного отделения и свидетелей его с ним сотрудничества.

В эпизоде же тифлисского конфликта Сталина с Мухтаровым логично предположить, что Мухтаров уже тогда, в 1907 году, первым догадался о сталинском двурушничестве, врезал ему по физиономии, «но был остановлен другими офицерами» и даже «отстранён от работы в охранке». А Сталину «приказали уехать в Баку»…

Стремится ввысь душа поэта,

И сердце бьется неспроста:

Я знаю, что надежда эта

Благословенна и чиста!

…В Куоккале тоже поняли, что деньги, которые Камо привез Ленину, засвечены. «Деньги от тифлисской экспроприации были переданы большевистской фракции, – пишет Надежда Крупская в своих воспоминаниях. – Но их нельзя было использовать. Они были в пятисотках, которые надо было разменять. В России этого нельзя было сделать, ибо во всех банках уже были списки номеров, взятых при экспроприации пятисоток…»

Это выводило Ленина из себя, он ходил с Камо по лесисто-сосновому поселку Куоккала (ныне Репино) и, распугивая белок громким грассированием и порывистой жестикуляцией, негодовал:

– Теперь, когда реакция свиг’епствует вовсю, когда надо ставить нелегальные типог’афии, устг’аивать побеги революционеров из тюрем, деньги нужны до заг’езу! А мы сидим на таких деньгах и не можем потратить ни г’убля! Что слышно из Тифлиса?

Камо пожал плечами:

– Ротмистр Балабанский, мимо которого я провез два тюка с деньгами, застрелился от стыда.

Ленин засмеялся:

– Замечательно! Но я не об этом. Из наших кого-нибудь взяли?

– Нет, наши давно из Тифлиса смылись.

– И Коба?

– Коба уже в Баку.

– Оч-чень хог’ошо! Оч-чень хог’ошо! Я списался с Литвиновым и Кг’асиным. Максим ждет вас в Париже, а Леонид – в Бельгии. Оба готовы обналичить там наши деньги. Но как вы их повезете? Через пол-Европы!

– Легко, – ответил Камо. – В корзине с бельем.

– В ког’зине с бельем?? – изумился Ленин.

– Да. Кто в Европе знает финский язык? Я оденусь финской прачкой и буду говорить по-армянски, а все будут думать, что я финка.

– Гениально! – сказал Ленин. – Пг’осто гениально!

Передав в Париже Литвинову, а в Брюсселе Красину плетеную корзину с пачками российских пятисотрублевых купюр, Камо получил от них крупную сумму немецких марок и отправился в Берлин, где стал закупать оружие и лечить свой глаз у врача Житомирского. Но врач донес на него в полицию, и Камо арестовали. При обыске у него нашли 50 револьверов системы «Маузер» со 150 патронами к каждому стволу, 200 детонаторов и чемодан с революционной литературой.

Конечно, Ленин и Крупская отправили Литвинову и Красину далеко не все деньги, привезенные Камо для «большевистской фракции». Ленин, который практически никогда не работал, но считал себя защитником рабочего класса, солидную сумму украденных денег оставил себе, попытался обменять их на мелкие купюры. К зиме он успел добыть таким образом 10 000 рублей. Но тут он и Крупская узнали из газет об аресте Камо в Берлине и запаниковали, боясь, что Камо их выдаст. В панике они сожгли все пятисотрублевки, которые у них остались, и подались в бега. Чтобы не попасться жандармам, они прошли пять километров по замерзшему Финскому заливу с целью сесть на пароход вдали от дачи и отправиться в Европу. Правда, на этом пути лед начал вдруг трескаться, и Ленин едва не ушел на дно…

Спустя несколько месяцев, летом 1908 года, Сталин вернул себе доверие Ленина, Красина и Литвинова. В Бакинском порту, удивительно похожем на Неаполь, к уходящему в рейс старичку-пароходу «Николай I», деревянному и обшитому медью еще в 1835 году, подошли трое в полицейской форме во главе с молодым усатым грузином. Сославшись на необходимость проверки документов, они поднялись на борт. Дальше следует стандартный сценарий: загремели выстрелы, налетчики загнали команду и капитана в трюм. На пароходе находился сейф, от которого у капитана не было ключа: в нем перевозили деньги и драгоценности из Бакинского отделения Российского банка через Астрахань в Москву, и доступ к этому сейфу имели только представители банка. Но налетчиков это не смутило. Под наблюдением усатого грузина (Сталина) один из налётчиков, самый искусный в Европе медвежатник по кличке Ахмед, потратил на этот сейф лишь несколько томительных минут, после чего все его содержимое – 1 200 000 рублей! – оказалось у преступников. В переводе на сегодняшние деньги – около $24 000 000!

Вся операция заняла не больше двадцати минут. Собрав деньги в брезентовые мешки, грабители спокойно направились к трапу.

Правда, на берегу, на знаменитом бакинском приморском бульваре, тоже слышали выстрелы, и потому на причале у трапа налетчиков уже ждала целая рота полицейских.

Но в последний момент, когда арест грабителей казался неизбежным, к борту «Николая I» подошел катер, бандиты ловко спрыгнули в него вместе со своей добычей, и катер на полном ходу умчался в море.

А полицейские остались на причале с открытыми ртами.

Глава 5.
Гениальная голова Парвуса

Первая мировая война 1914-1919 гг. приземлила кинематограф, опустила его с романтических небес. Если до 1914 года «великий немой» только театрально заламывал руки, лил глицериновые слезы, страстно обнимался и считался проповедником разврата, то с началом войны фронтовая кинохроника стала публике интересней любовных страстей и комических трюков. Несмотря на громоздкость киноаппаратуры, операторы устремились в театры боевых действий, и к концу 1914 года во Франции, Англии, Германии и России короткие новостные выпуски стали обязательной частью программы всех кинотеатров.

Поскольку к этому времени в Великобритании было уже 5 000 постоянных кинотеатров, в России 1 200, а во Франции и Германии и того больше, то десятки миллионов обывателей вдруг впервые своими глазами увидели снятое с аэропланов и воздушных шаров бегство тысяч людей из прифронтовой территории, взрывы бомб и снарядов, высадку британских войск на континенте, отступление французской и бельгийской армий, а также – крупным планом – страдания раненых и трупы убитых как свидетельство зверств противника. Такие кадры вызывали у обывателей шок. Правительства воюющих стран быстро сообразили, что эти зрелища поднимают патриотизм населения, жаждущего отмщения врагу, и открыли кинооператорам доступ на передовые, в армейские штабы и солдатские окопы.

Сегодня вместо длинных, в стиле Гюго, Толстого и Ремарка, описаний сражений столетней давности можно передать дух того же времени коротким бобслеем хроникальных кадров из киноархивов. Это позволяет одним взглядом увидеть положение Германии, сложившееся к концу 1914 и началу 1915 годов. Воюя на два фронта, немцы рассчитывали сначала победить Францию, затем перебросить войска в Восточную Европу и победить Россию. Однако на Западном фронте продвижение германских войск было остановлено от Ла-Манша до Швейцарии, а на Восточном маятник побед колебался то в одну, то в другую сторону – немцы начали наступление на Горлицу и Тарнув, а российские войска победили в Галицийском и Варшавско-Ивангородском сражениях. Япония захватила Циндао, единственную германскую военно-морскую базу в Китае, и приступила к захвату германских островных колоний и баз в Германской Микронезии и Германской Новой Гвинее. Новая Зеландия захватила Германское Самоа, а Англия, Франция и Россия объявили войну Турции. Всемирная человеческая мясорубка заработала в полную мощь…

Именно в это время, в начале 1915 года, к столице Дании Копенгагену подъезжал знаменитый «Северный экспресс» – роскошный поезд, чьи вагоны по уровню комфорта остались непревзойденными и по сей день. Как писал немецкий историк Карл Шлегель, «Северный экспресс» был настоящим гранд-отелем на колесах, с отменным питанием, услужливым персоналом, удобными помещениями, кожаными креслами и диванами, мягкими коврами на полу в общих коридорах, элегантными хрустальными люстрами на потолке, бархатными шторами на окнах, широкими зеркалами на стенах; при отделке вагонов использовали материалы из ценных пород древесины. При том, что зарплата хорошего слесаря или токаря составляла в России 30-35 рублей в месяц, билет на «Северном экспрессе» от Москвы до Парижа стоил 145 рублей.

Одним из богатых пассажиров этого роскошного поезда был прекрасно одетый крупноголовый господин атлетического сложения, который вошел в мировую историю под именем Александр Парвус и прозвищами «сутенер революции», «Слон», «двойник Ленина», «политический Фальстаф», «организатор революции 1905 года», «автор теории перманентной революции» и т.п. Это был уроженец Минской губернии Израиль Лазаревич Гельфанд, выпускник Базельского университета, доктор философии, член Российской социал-демократической рабочей парии и Социал-демократической партии Германии, успешный журналист и издатель, многоженец и любовник Розы Люксембург плюс еще десятка известных и неизвестных женщин, а самое главное – self-made мультимиллионер, фантастически разбогатевший на международных поставках зерна и оружия. К 1915 году история его богатой событиями жизни стала достойной пера авторов не только авантюрных романов, а самого Александра Исаевича Солженицына, который многократно называл Парвуса гением («это шло из бегемотской гениальной головы Парвуса», «Вот был гений Парвуса: импорт товаров, таких нужных для России, чтобы вести войну, давал деньги выбить её из этой войны!»). Иными словами, Изя Гельфанд, мечтавший о мировой славе сынок местечкового еврейского ремесленника, будь он жив сегодня, остался бы доволен: в российских телесериалах «Демон революции» и «Троцкий» его сыграли Федор Бондарчук и Михаил Пореченков, в британском сериале «Падение орлов» – Майкл Гоух, в немецком фильме «Человек по имени Парвус» – Гюнтер Лампрехт, в итальянском «Ленин. Поезд» – Тимоти Уэси, а в турецком сериале «Payitaht: Abdulhamid» – Кеворк Маликян!…

Когда Nord Express подошел к первой платформе огромного новенького вокзала Copenhagen Central Station, построенного в национальном романтическом стиле всего четыре года назад, в 1911 году, тридцатисемилетний д-р Гельфанд вышел из вагона налегке, с легким дорожным саком на тележке носильщика, и на привокзальной площади сел в таксо – большой и элегантный «Адлер 40/50 PS».

– Bitte an die deutsche Botschaft (В Германское посольство, пожалуйста), – сказал он шоферу и уже через двадцать минут был принят германским послом графом Ульрихом фон Брокдорф-Ранцау.

Хотя от игрушечно-аккуратных датских домов кирпичный особняк немецкого посольства в центре города отличался особой германо-готической прямолинейностью фасада и холодной строгостью внутренних помещений, доктора Гельфанда ждал здесь теплый прием – накануне его приезда тридцатишестилетний посол граф Брокдорф-Ранцау получил от своего друга и коллеги фон Вагенхейма, германского посла в Константинополе, просьбу принять доктора Гельфанда и внимательно рассмотреть его крайне полезное для Германии предложение. Потому сразу после светских приветствий граф Брокдорф сказал:

– Герр Гельфанд, мой друг фон Вагенхейм сообщил мне, что вы были у него 8 января и крайне заинтересовали его своими идеями. Слушаю вас.

– Спасибо, граф, – ответил герр Гельфанд, владевший немецким языком как родным и немецкой обстоятельностью в деловых переговорах. – Ганс фон Вагенхейм и мой друг. Он проинформировал меня о ваших дружеских связях с высшими кругами в Берлине и потому направил к вам, чтобы с вашей помощью и поддержкой передать мое предложение ключевым фигурам берлинского правительства. Конечно, только в том случае, если оно покажется вам таким же интересным, как Вагенхейму.

– Хорошо, слушаю вас, – повторил посол.

– Спасибо. Наверно, по моему произношению вы уже поняли, что я российский эмигрант, бежавший от русских погромов, инспирированных царем-антисемитом. По этой причине я являюсь врагом царского режима в Российской империи, и уверен, что только поражение царской армии освободит народы этой страны от ига царского деспотизма. С другой стороны, Германия, воюя на два фронта, не будет иметь полного успеха, если вам не удастся вызвать в России революцию с тем, чтобы создать там хаос и вывести Россию из войны. Таким образом, интересы германского правительства и интересы русских революционеров идентичны, и я хочу с вашей помощью предложить вашему правительству и генеральному штабу план вывода России из войны путем создания в России революционного хаоса с помощью российских эмигрантов-большевиков Ленина и Зиновьева, прозябающих в Швейцарии.

– Как вы сказали? «Бол-ше-вИки»? Кто такие? – спросил посол; он никогда не слышал этого слова и названных Парвусом имен.

Парвус терпеливо объяснил, что Владимир Ульянов-

Ленин – русский фанатик-революционер, который поклялся отомстить российскому царю за казнь своего старшего брата в 1887 году, посвятил этому жизнь, создал для этого марксистскую партию экстремистов, организовавших российскую революцию 1905 года, а теперь отрезанных от России и мечтающих о новой революции и окончательном свержении царского режима. При этом в России осталась целая сеть их подпольных типографий и отряды боевиков-революционеров во всех промышленных городах, а самое главное – многомиллионный рабочий класс, нищетой и бесправием доведенный до такого отчаяния, что при правильном руководстве он может смести власть Николая II и весь аппарат царской власти. Безвластие и хаос, которые возникнут при этом в Российской империи, деморализуют российскую армию, а Ленин и большевики, захватив власть, подпишут с Германией сепаратный мирный договор и тем самым освободят германские войска для победы над Францией и Англией. Все, что нужно для этого – перебросить ленинскую когорту революционеров из Цюриха в Санкт-Петербург и помочь им с закупкой оружия для вооруженного восстания.

– Сколько? – спросил граф Брокдорф.

Доктор философии небрежно пожал плечами:

– По сравнению с тем, что Германия ежедневно тратит на войну на Западе и Востоке, стоимость выхода России из войны – сущая мелочь.

– Сколько? – требовательно повторил граф.

– Всего пять миллионов марок.

– Гм… – произнес граф и поднял глаза на портрет кайзера Вильгельма II, висевший на стене его кабинета.

И снова – стук железнодорожных колес, роскошный вагон и паромная переправа «Северного экспресса» через проливы Северного моря. Графа Брокдорфа так увлекла идея Парвуса, что 6 марта 1915 года он прибыл с Парвусом в Берлин к своему шефу в МИДе барону Гельмуту фон Мальцану и депутату рейхстага Маттиасу Эрцбергеру, руководителю немецкой военной пропаганды за рубежом. В докладной, составленной на основе двадцатистраничного меморандума Парвуса «Подготовка массовой политической забастовки в России» и представленной канцлеру Германии Теобальду фон Бетман-Гольвегу, был изложен подробный план, каким образом вызвать беспорядки в России и подготовить революцию, которая свергнет царя и его правительство, после чего будет образовано революционное правительство, готовое заключить сепаратный мир с Германией. В первую очередь Парвус рекомендовал германскому правительству оказать «финансовую поддержку большевистской фракции Российской социал-демократической рабочей партии, которая борется против царского правительства всеми средствами, имеющимися в ее распоряжении. Ее вожди находятся в Швейцарии».

Граф Брокдорф сопроводил этот план своей рекомендацией: «Я считаю, что предпочтительнее поддержать экстремистов, так как именно это быстрее всего приведёт к определённым результатам. Со всей вероятностью, месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой».

Вчетвером Парвус, Брокдорф, Мальцан и Эрцбергер убедили канцлера предложить Ставке (то есть кайзеру Вильгельму II, начальнику германского генерального штаба генерал-фельдмаршалу Паулю фон Гинденбургу и его заместителю генералу Эриху фон Людендорфу) осуществить «гениальный манёвр»: с помощью русских революционеров привести Россию в состояние хаоса. Троцкий позже писал: «Со стороны Людендорфа это была авантюра, вытекавшая из тяжкого военного положения Германии. Людендорф говорил себе, Ленин опрокинет русских патриотов, а потом я задушу Ленина и его друзей…»

В результате Парвус немедленно получил германский паспорт, который дал ему возможность свободно разъезжать по нейтральным странам, а государственное казначейство выдало ему два миллиона золотых немецких марок «на поддержку русской революционной пропаганды». (Одна золотая марка соответствовала 358 мг чистого золота – Э. Т.)

На эти деньги Парвус купил в Копенгагене роскошный особняк и основал там «Институт для изучения причин и последствий мировой войны» для антивоенной пропаганды в России, а в Стокгольме открыл экспортно-импортную фирму «Фабиан Клингслянд», которая занималась контрабандой оружия…

(Хотя семейная история автора этой книги не имеет никакого исторического значения, я осмелюсь прервать свой рассказ короткой вставкой личного характера. Дело в том, что именно в это время, летом 1915 года, в одесский порт вошел огромный пароход «Мажестик», с которым прибыл из США младший брат моего дедушки. В ноябре 1905 года, сразу после знаменитого Одесского погрома, 400 тысяч евреев бежали из России в Америку, и мой двоюродный дедушка Шимон был одним из них. А его брат, мой дедушка, не смог уехать, потому что буквально накануне погрома у него родился сын – мой отец. В 1915 году, когда моему отцу исполнилось десять лет, его дядя Шимон, уехавший из Одессы нищим, вернулся богатым американским туристом. Он взял моего десятилетнего папу в роскошный магазин «Wassermann and Co» на Дерибасовской улице и за 10 золотых рублей купил ему царский подарок – проектор «Волшебный фонарь» и десять стеклянных диапозитивов (слайдов). Этот «Волшебный фонарь», работавший на керосиновой лампе, определил полную приключений судьбу не только моего отца и мою, но даже судьбу моих детей. Потому я вставлю в эту книгу пару эпизодов своей биографии, которая зависела от Кремля до моего отъезда из России…)

Вернемся к Парвусу.

Первая мировая война шла, давя Европу танковыми гусеницами. Потеряв к ноябрю 1916 года 800 тысяч убитыми, Германия предложила противникам мир. Но Антанта мир отклонила «до тех пор, пока не обеспечено восстановление нарушенных прав и свобод, признание принципа национальностей и свободного существования малых государств».

Поэтому в декабре 1916 года кайзер Вильгельм II уполномочил Гисберта фон Ромберга, германского посла в Берне, Швейцария, войти в контакт с русскими эмигрантами-революционерами и предложить им проезд в Россию для организации там революции. На эту операцию германский МИД запросил у казначейства 3 миллиона марок…