Текст книги "Подари мне жизнь"
Автор книги: Эдуард Резник
Соавторы: Александр Трапезников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава пятнадцатая
Скоротечный брак
Вот и прошел еще один месяц, принесший новые тревоги и заботы, надежды и свершения. Облетели на московских газонах желтые одуванчики, отшелестела на деревьях яркая зеленая листва, покрылась увядающими трещинками и осенними акварельными красками. Но не отшумели бушующие в сердцах людей страсти и порывы, желания и помыслы. Что же изменилось за это время в судьбе милых душе автора героев? И тех, кто даже совсем не мил, а, напротив, противен, но все же совершенно необходим в дальнейшем повествовании?.. А вот что.
Антошка, слава Богу, неожиданно для всех стал поправляться. Конечно, речи о том, чтобы его выписать из больницы, не было. Но он стал более весел, подвижен, ел с аппетитом. Вполне возможно, что произошло это не от дорогих лекарств и не стараниями врачей, а от ежедневных молитв глухой бабушки, которая постоянно ходила в церковь и ставила свечки святым целителям Пантелеймону, Косьме и Дамиану, Параскеве и Матроне. Так или иначе, но доктор Папондопулос Вильгельм Мордехаевич недоуменно разводил руками и шептал себе под нос: «Странно, очень странно… как бы это не явилось вспышкой перед новым кризисным обострением!» Ольга же была счастлива. Беременность ее протекала нормально, лицо оставалось свежим и красивым, душа спокойной. Главное, думала она, чтобы так все шло и дальше, без лишних эксцессов. А когда подойдет время родов, Антошке сделают пересадку костного мозга от его братика или сестрички. Надеялась на благополучный исход и мать, Наталья Викторовна. Она уже тайком закупала всякие там распашонки и чепчики, показывая их только Вольдемару, путевому обходчику, за которого все же решила выйти замуж в конце зимы. По ее настоянию он отпустил бороду лопатой и стал очень похож на Льва Толстого перед уходом из Ясной Поляной. Когда ему впрямую говорили об этом, Вольдемар скромно отвечал: «Ну, бороду-то можно сбрить, а вот ум куда денешь?»
Константин тем временем все же «проворачивал» запасной вариант, собирал необходимые документы для оформления выезда в Израиль. Он рылся в семейных архивах, письмах, фотографиях, торчал даже в библиотеках, прослеживая свою родословную. И обнаружил то, что повергло его в очередной шок. Беда, когда начнешь копать слишком глубоко, обнаружишь такие залежи, что мало не покажется. Но о своем генеалогическом открытии Костя решил пока промолчать. В конце концов, сначала надо определиться с выездом, иметь возможность бесплатно прооперировать малыша. Работал в этом направлении и Джойстик, связываясь с израильскими клиниками и детскими медицинскими центрами через Интернет. Они теперь часто виделись и обменивались информацией. Джойстик даже порой оставался ночевать в квартире Елизаветы Сергеевны, споря с ней на острую тему, кто же все-таки губит Россию – сами русские, евреи или негры? – и решая за шахматами с Петром Давидовичем все тот же пресловутый «еврейский вопрос»… Пожалуй, самым приятным в этом месяце было то, что Константин, к своему удивлению, неожиданно блестяще сдал вступительные экзамены на заочное отделение в менделеевский. Он отпраздновал это событие на снимаемой им квартире вместе с Ритой. Больше никого не было. Ночь прошла бурно и страстно. А утром Константин вдруг сорвался, что-то наплел и отправился к золотоволосой Людмиле Марковой, старшему экономисту банка «Инвест-сталь», с которой складывались пока отношения странные и запутанные, но магнетически привлекательные.
Надо еще сказать, что Константин уже вторую неделю работал у фармакологического магната Вячеслава Мироновича Мамлюкова, в должности стажера-менеджера. Проходил курс обучения, вникал в дело, учился рекламным трюкам, а больше присматривался, помятуя о наказе главврача Геннадия Васильевича Красноперова. Он был осторожен и внимателен, вежлив и простодушен, но все замечал и фиксировал, а свои аналитические выкладки передавал Красноперову. Но правда, пока он лишь блуждал в потемках этой огромной фармацевтической империи. Сам же Мамлюков через своих осведомителей проверял Константина, степень его преданности, определяя для себя его дальнейшую судьбу.
На прежнем месте работы произошли некоторые подвижки. Реаниматор Петр Петрович стал заместителем главного врача; Митя (не прекращая писать роман) – старшим санитаром; Климакович уволился и также подал документы на выезд в Израиль: Катя забеременела, но сделала аборт… Для Каргополова приближался депутатский сезон, он активно лоббировал интересы Мамлюкова и в то же время страшно тосковал по пропавшей Рите, не забывая при этом потеть в бане с девушками и видеть сексуальные сны. Светлана Викторовна твердо намеревалась с ним разводиться – лишь только грозные государственные органы крепкой рукой возьмут его за жабры. Но то ли жабры были слишком скользкие, то ли органы эти ослабели и подобрели, то ли руки их брались не за то, что нужно, но только процветание Каргополова продолжалось.
Психотерапевт Леонид Максимович по-прежнему звонил и встречался с Ольгой, лечил Каргополова и Мамлюкова, разрабатывал свои многоуровневые планы, касающиеся их всех. Данила Маркелович Жаков после триумфальной выставки, репортажа по телевидению и статей в прессе стал еще более знаменит; его теперь называли не иначе как «наш русский самородок». Он даже смотался на пару недель в Нью-Йорк и Лондон, где также произвел весьма шумный фурор. При этом его, разумеется, с обоих боков охраняли два цепных пса – Лаврик и Гельманд… Получил какой-то венецианский приз и Ритин фотограф в ковбойских сапогах: за несколько шокирующий европейскую публику фотоэтюд под эпатажным названием: «Голубая Луна. Любовь тел после конца света». На вручении приза он изменил своим правилам и впервые снял сапоги. Чем привел публику в еще больший шок, и она поспешила из зала, затыкая платками утонченные европейские носы… На горизонте, словно багряное зарево, в конце месяца стал появляться Ренат. Его видели в некоторых публичных местах, в банке, ночном клубе, в «Президент-отеле». Он постепенно возвращал свои позиции в авиабизнесе. Но с Ольгой пока не связывался. Осталось лишь добавить, что все это время несчастные по своей сути отморозки, коим и имени-то нет, а просто клички – «хряк», «комод» и «гиена», – продолжали безуспешно искать и караулить Константина…
А мудрый Вильгельм Мордехаевич Попондопулос оказался все-таки прав: временное оживление Антона сменилось обострением болезни, долгим затяжным кризисом. Еще в начале августа Константин и Ольга, тайком от всех, подали заявление в загс. На всякий случай, чтобы при оформлении выезда в Израиль было меньше препятствий. Конечно, между собой они договорились считать брак фиктивным. А теперь, когда над Антошкой нависла реальная угроза, они созвонились, быстро встретились, наспех перекусили и поторопились к своему гражданскому «алтарю».
Костя и Ольга так спешили, застигнутые врасплох новым витком болезни сына, что никому не успели ничего сказать. Даже забыли позвать на процедуру бракосочетания свидетелей.
– Ничего, и так распишут! – махнул рукой Костя. – Дело-то пустяшное. Штамп в паспорте поставят – и точка!
– Так не выйдет, – сказала Ольга. – Тут строго, не в заготконторе. Нужны свидетели.
– Может, еще и понятые? Тогда уж и следаки, медэксперты и мертвое тело. Им буду я.
– Будь ты кем хочешь, но ищи свидетелей.
– Где же тебе я их сейчас найду? На рынке? Двух лиц кавказской национальности, которые сами без регистрации? У нас очередь подходит.
Очередь женихов в черном и невест в белом действительно быстро таяла. Работники загса работали сноровисто, без заминок. Дверь в «святилище» то открывалась, впуская новую пару, то захлопывалась за очередной. А прежние куда-то исчезали.
– Слушай, а куда новобрачные пропадают? – с тревогой спросил Костя. – Входят, но не выходят. У них там что, заодно и крематорий работает?
– Второй выход, – пояснила Ольга. – Зал для торжеств. Ищи свидетелей. Без них не возвращайся.
– Ты еще не жена, а уже командуешь! И вообще, вижу, у тебя какой-то подозрительный опыт прохождения этой церемонии. Все знаешь, где какой выход… Ты, часом, не второй раз брачуешься? Или третий?
– А ты?
– Я первый спросил.
Они начали легкую перебранку, а в это время другая пара, стоящая вслед за ними, также повела какой-то приглушенный спор. Костя замолчал, приглядываясь к ним. Они имели очень колоритный вид. Невеста – чрезвычайно длинная, как шпиль Останкинской телебашни, а жених – словно низкий корявый пень. На них, так же как на Ольге и Косте, была простая, повседневная одежда – джинсы, свитера, кроссовки. В отличие от всех других черно-белых новобрачных.
– Ребята, – обратился к ним Константин. – Вам, случаем, не нужны свидетели? Не дорого продам.
– Еще как нужны! – крякнул с восторгом «пень». – Понимаешь, прямо с репетиции потащил Милу в загс, а про самое главное-то мы и забыли! Совсем из головы вылетело! Кого же мы потом всю жизнь проклинать будем, как не свидетелей? А их нет.
– Есть, – сказал Костя. – Будете проклинать нас. Только и у меня к вам та же просьба.
– Заметано! – понимающе ухмыльнулся жених, которому было уже под пятьдесят, и представился: – Валера.
Ждать оставалось совсем немного. Наконец все четверо вошли в просторную комнату, где возле стола уже стояла крупная мадам с алой лентой через плечо. Еще одна служащая, меньших габаритов, держала в руке документы.
– Здесь будем проводить церемонию или там, в зале? – спросила мадам.
– А в чем отличие? – поинтересовался Костя.
– Там – цветы, музыка, фотограф, шампанское, можно и видеосъемку, – пояснила она. – А здесь – проще, штамп – и гуляйте.
– Тогда здесь, со штампом, и мы гулять пойдем, – сказал Костя и посмотрел на Валеру.
– Да-да, – кивнул тот, – пожените нас всех вместе, и поскорее.
– Это как же понимать? – возмутилась мадам. – У нас тут шведские семьи не регистрируются. Вот уже до чего дошли! Еще беременные.
– Совсем стыд потеряли, – шмыгнула носом вторая служащая загса и добавила: – А у них тут еще поданы документы на принятие отцовства и усыновление мальчика.
– Вот как? – насмешливо спросила мадам. – Ну, и чей же мальчик в вашей большой семье?
– Мой, – сказал Костя, взглянув на Ольгу. – Мое заявление. И слушайте, хватит валять дурака! Делайте свое дело, а мы как-нибудь сами разберемся, кто тут у нас муж, жена, теща и сват.
– Расписывайте сначала их, а потом нас, – добавил Валера.
– Ну, как вам будет угодно, – поджала губы мадам. – Только не плачьте потом, что без цветов, свадебных фотографий и музыки Мендельсона.
– Мендельсон нас уже в ресторане ждет, – сказал Костя. – Водку пьет, а мы все волыним.
– Так можно и трезвым остаться, – подхватил Валера. Они как-то сразу очень хорошо стали понимать друг друга.
Обиженная мадам принялась за регистрацию. Теперь она сама стала спешить, чтобы поскорее избавиться от «дешевых» клиентов.
– Кольцами обменяйтесь, – буркнула она.
– А у нас их и нет, – сказала Ольга.
– Да и мы купить не успели, – добавила Мила, возвышаясь над всеми присутствующими.
– Ладно, и так сойдет! – сказала мадам. – Объявляю вас всех мужем и женой. А вас, – она слишком уж сурово посмотрела на Константина, – еще и отцом Антона Шарова, родившегося 5 августа 1997 года у гражданки Шаровой Ольги Сергеевны.
Костя повернулся к Ольге, спросил:
– Так у него совсем недавно был день рождения? Что ж ты мне ничего не сказала? Не пригласила? Даже позвонить не удосужилась!
– Да какая теперь разница! – отмахнулась она. – Ты бы все равно не пришел. Впрочем, я звонила, а твоя Рита сказала, что тебя нет. И не будет.
– Могла бы позвонить еще раз!
– И опять нарваться на твою стерву?
Сейчас они уже кричали друг на друга, не обращая внимания на окружающих. Мадам с алой лентой ехидно засмеялась, подтолкнув в бок служащую.
– Видишь, что творится? – сказала она. – Вот тебе новое поколение, выбравшее пепси. Какое падение нравов! Чего же вы с собой еще Риту не привели?
– Дома будете ругаться, дома! – прикрикнула на новобрачных служащая загса. – Расписывайтесь давайте, вот тут, тут и тут.
Костя и Ольга замолчали, стали увековечивать свои фамилии в документах. То же самое проделали и Валера с Милой.
– Все, что ли? – спросил Константин.
– А чего же вам еще надо? – ухмыльнулась мадам. – Выход вон через ту маленькую дверцу. Прямо на улицу. В большую семейную жизнь.
– Спасибо, – сказал Костя. – Все было очень вкусно.
– А на здоровье! – откликнулась она.
Солнце на улице светило ярко и дружелюбно, гораздо теплее, чем неоновая лампа в загсе. Мчались машины, сновали прохожие, не догадываясь, что четыре несколько растерянных человека на тротуаре – две семейный пары. Длинная Мила держала низенького Валеру за руку, как своего малыша. Костя и Ольга не смотрели друг на друга. Говорить не хотелось, слов не было. Пробегавший мимо бездомный пес повернул в их сторону морду и почему-то облаял. Может быть, просто в такой форме он выразил свои поздравления.
– Спасибо, – сказал ему вдогонку Константин. – Ну что, разбежались?
– А выпить? – возразил Валера.
– А репетиция? – напомнила Мила.
– А вы что – артисты? – спросила Ольга.
– Да вроде того, – вместе отозвались «жердь и колобок».
– Так какой же артист не пьет? Нет таких, не было и не будет, – промолвил Костя. – Наше место – в буфете! Пошли, я знаю тут одно заведение…
– Он все знает! – кивнула в его сторону Ольга. – Только тащить тебя потом домой я не собираюсь.
– Отныне мой дом – тюрьма, – ответил он. – Как же по такому поводу не напиться?
– А вот Махатма Ганди говорил, – произнес Валера, – что умный человек должен пройти три испытания в жизни: семьей, тюрьмой и войной. Я решил следовать его совету.
Костя поразмышлял над его словами, потом изрек:
– Или Махатма Ганди был сам не слишком умным индусом, или ты, Валера, что-то напутал. А как же самое главное больничное заведение – вытрезвитель? Его-то обойти уж никак нельзя! Поэтому не будем терять времени. Нас ждут великие дела, господа мужья и жены! За мной.
И все четверо направились в ресторан.
Солнце клонилось к закату, машины по улицам Москвы продолжали мчаться неведомо куда, а настоящая свадьба все-таки состоялась, причем не одна, а две сразу, и какие! Были цветы, и шампанское, и заказанная в ресторане музыка, нашелся и какой-то приблудный фотограф, заломивший за снимок бешеные деньги, собрались и непонятно откуда «гости» – с соседних столиков, а может быть, вообще с улицы. Откуда они взялись – Костя и Ольга уже не знали. Валера с Милой тоже, поскольку все четверо новобрачных были уже пьяны. Вполне вероятно, что они были пьяны не столько от выпитого вина, сколько от… счастья. Это счастье подкралось к ним незаметно; шло следом по улице, выскользнув из дверей загса, проникло в ресторан, тихо присело к ним за столик. А потом они вдруг увидели его, почувствовали, осознали. По крайней мере, Ольга и Константин. Он так и сказал ей шепотом, сквозь хор кричавших «Го-о-рь-ко-о!»:
– Ты знаешь, милая, а кажется, я ощущаю себя счастливым человеком. Вот что странно.
– И я тоже, – ответила она, выполняя пожелание незваных гостей. Поцеловавшись, Ольга спросила: – А семейным?
– И семейным тоже. Никогда не был семейным человеком, а теперь вдруг на тебе! Стал!
– Ты жалеешь об этом?
– Да нисколько. Подумаешь – семейный! Ведь это же не навсегда?
Ольга отвела взгляд и на секунду ей опять стало грустно.
– Конечно, – сказала она. – Когда сделаем операцию Антошке – разведемся. Я тебе обещаю. А ты уже все деньги потратил? Откуда у тебя столько?
– Увольнительные получил. И еще аванс на новой работе. Я, вообще-то, на лекарства Антошке отложил. Но… тут такое дело, сама понимаешь. Женюсь-то впервые в жизни, можно и шикануть. Да и Валера тратит не меньше моего!
Второй жених в это время как раз швырял на блюдо, которое держала перед ним цыганка, смятые деньги. Откуда появились цыгане – тоже никто не знал. В пляс, казалось, пустился весь ресторан.
– Вот это здорово! Вот это по-нашему! – орал Валера, выделывая какие-то невероятные для своей комплекции кульбиты. Он шел гоголем и рысью, пускался вприсядку и на руках, выполнял сальто и чуть ли не зависал в воздухе…
– Молодец какой! – похвалила его Ольга.
Мила ответила:
– Да, сборы делает. И еще какие! Вы не глядите, что он толстый, а я – долговязая. У нас роли такие, нам другими-то и быть нельзя.
Ольга посмотрела на Костю:
– А у нас – какие с тобой роли? В этой жизни?
– Не знаю, – пожал тот плечами. – Я пока что не определился. Впрочем, роль будущего врача – это конечно. А сейчас – мужа. А потом? Один Господь ведает.
– А мне, очевидно, выпадает роль матери-одиночки, – усмехнувшись, произнесла Ольга. – Как и всем женщинам в нашем роду. Это судьба. Пошли танцевать! Я тоже хочу веселиться!
Вечер в ресторане продолжался. Бравурная музыка сменилась легкой и медленной, закуска и вино на столе пополнялись расторопными официантами, Валера целовался с Милой, встав на стул, Костя и Ольга кружились и плыли в тихом вальсе. Они нежно и бережно обнимали друг друга и молчали.
– А я уже совсем пьяная, – сказала вдруг она.
– Это не страшно, – отозвался он. – Хочешь, я отвезу тебя домой на лошади?
– Где ты ее возьмешь? Конечно, хочу.
– Это мои заботы.
Потом он все же признался:
– Тут рядом конно-спортивный комплекс. У меня там знакомый конюх.
– Всюду у тебя свои люди. Тогда уйдем незаметно. Прямо сейчас.
– А как же Валера с Милой? Даже не попрощаемся?
– Они очень славные, – ответила Ольга. – Но пусть этот вечер и для них, и для нас останется единственным, когда мы виделись друг с другом. Когда были друг у друга свидетелями на свадьбах. Будем вспоминать и радоваться, что где-то на земле есть люди – такие близкие и… далекие. Были в нашей жизни всего один раз и исчезли навсегда.
– Что ж, – подумав, согласился Костя. – Пусть так и будет. А если земля действительно круглая, как уверял любитель пиротехники Джордано Бруно, но чему я лично не верю, то мы с нашими свидетелями еще непременно где-нибудь да встретимся.
Ольга и Костя, прячась за танцующими парами, незаметно покинули зал ресторана. Они побежали по улице, держась за руки. Вечерняя прохлада освежала лица, веселилась в небе круглая глупая луна, шарахались от счастливой пары редкие прохожие, а с крыш домов вслед им мяукали кошки.
– А помнишь… – начал было Костя, охваченный вдруг воспоминаниями, но Ольга остановилась, прижав свою ладонь к его губам.
– Не надо о прошлом, – попросила она. – Оно было не слишком радостным. Я хочу жить сейчас.
– Хорошо, – кивнул он и подхватил ее неожиданно на руки. – Я тебя понесу. Сначала я, потом лошадь.
– Лучше только ты, – сказала она. – А почему ты не веришь, что земля круглая?
– Ну как же, – улыбнулся он. – Иначе бы я не устоял с такой бесценной ношей на руках…
Глава шестнадцатая
История рода
Две лошади гарцевали по переулку в ночной Москве. На одной из лих лихо сидел Константин, часто вырываясь вперед, другую попридерживал за узду инструктор, шагая рядом; здесь наездницей была Ольга. Она не могла скрыть своего восторга и часто смеялась. На лошадь она вообще села впервые в жизни. А Костя когда-то занимался конным спортом. Если бы ему сейчас еще те юношеские усы, гусарский ментик да шашку сбоку… И можно в бой. Он резвился вместе со своей лошадкой, налетая на фонарный столб, как на французского гренадера, пускал скакуна то галопом, то рысью. Инструктор давал Ольге советы.
– Не натягивайте повод, спокойнее… Сидите прямее, не заваливайтесь вперед. Вон, смотрите, как ваш муж держится. Лошадь все чувствует. Если вы ее боитесь или неуверены, то она и сама со страха понесет…
– Муж! – со смехом повторила Ольга. – Надо мне еще привыкнуть к этому странному слову.
– Костя! – крикнул инструктор. – Сворачивай налево, куда ты на магистраль прешься? Нарвемся на неприятности.
Но на перекрестке уже засвистел постовой милиционер. Пришлось давать объяснения. Константин спешился, а Ольга оставалась в седле. Страж порядка изучал документы.
– У нас разрешение на ночной прогон лошадей, – сказал инструктор. – Просто мы немного отклонились от курса.
– Это вы своей бабушке будете рассказывать, – ответил милиционер, подозрительно принюхиваясь. – А кроме того, управление транспортным средством в пьяном виде.
– Да я и выпил-то всего бутылку пива! – возмутился Костя.
– А еще, – продолжил неумолимый страж закона, глядя на Ольгу, – вы подвергали жизнь беременного пассажира опасности.
– Беременных пассажиров не бывает, – возразил Костя. – Бывают беременные пассажирки. А мы, между прочим, только что оженились. Вот и свидетельство о браке.
– Понимаю. Только поженились и сразу рожать собрались? Придется заплатить штраф.
Константин вытащил деньги и сунул милиционеру.
– Этого хватит? Больше нет. Ей-Богу, лошади всю «зелень» съели, а деревянные не хотят.
Постовой усмехнулся, вернул деньги обратно Косте.
– Ладно, проезжайте, – сказал он. И уже вдогонку крикнул: – Поздравляю с законным браком!
Две лошадки продолжили путь рядом, бок о бок.
– Бывают и менты честными, – изрек инструктор. – Не все же у них там «оборотни в погонах»?
– Конечно, не все, – согласился Костя. – Встречаются и Соловьи-Разбойники, которые новобрачных не грабят.
– А вот и мой дом, – произнесла Ольга. – Спасибо, Василий, за полученное удовольствие.
– Звучит несколько двусмысленно, – не удержался от шутки Константин. – Особенно в брачную ночь. И кому же это говорится, жена моя? Не законному мужу, а конюху, пусть даже и моему другу.
– Дать вам хлыст? – предложил инструктор, помогая Ольге слезть на землю. – Вы его почаще им бейте, умнее будет. А вообще-то, я рад, что Костик наконец-то женился. Может, еще и образумится к старости.
Они тепло попрощались. Ольга протянула своей лошадке кусок сахара. Та вежливо взяла с ладони и схрумкнула. Коротко заржала.
– Прощайте, леди, – сказала ей Ольга. – Извините, что я ездила на вас верхом.
– Не забудьте пригласить на крестины! – произнес инструктор. Он ловко вскочил в седло, взял другую лошадь за поводья и через некоторое время лишь отдаленный цокот копыт напоминал им о ночной прогулке верхом.
– Как в сказке… – прошептала Ольга. Она стояла так, погруженная в свои мечты, не замечая, что взгляд Кости сделался несколько иным, трезвым, возвращающим его к земным реалиям. Он неловко взял ее под руку, чмокнул в щеку.
– Мне тоже пора, – произнес он.
– Разве ты не зайдешь? – спросила она.
– Там твоя мать… И вообще. Сказка кончилась. Начинается быль.
– A-а… понимаю. Тебя Рита ждет.
– Может быть, уже и не ждет. Потому что, когда в моей жизни появляешься ты, она уходит. А иногда вы исчезаете обе.
– Тогда найди себе какую-нибудь третью.
– Возможно, уже нашел.
Вечер, так хорошо проведенный, вновь грозил обострениями. Они оба поняли это и замолчали.
– Ну, ладно, – чуть виновато произнес он. – Мне действительно пора. На днях двинем с родителями в израильское посольство. Теперь, думаю, препятствий не будет.
Он не стал открывать Ольге свое генеалогическое открытие. Иначе бы она совсем расстроилась. Потоптался, подняв воротник куртки. Ему не хотелось ни уходить, ни оставаться. А Ольга не желала ни отпускать его, ни стоять рядом. Сложная, неразрешимая ситуация, но так происходит в жизни, когда волшебство свадебной ночи идет на убыль. И лишь смешливая луна знает разрешение этого вопроса, но она столь далеко, что не услышишь.
– Иди, – проговорила наконец Ольга.
– Иду, – отозвался он.
И, подняв воротник куртки, двинулся все же прочь, помахав, не оборачиваясь, рукой.
Константин добрался до дома лишь в четвертом часу утра. Он тихонько открыл дверь, на цыпочках вошел в коридор, думая, что Рита спит, но тут вдруг под потолком ярко вспыхнула люстра. Девушка стояла у выключателя, скрестив на груди руки. Она была полностью экипирована, даже в туфлях и кожаной куртке, а ее взгляд, полный презрительной ненависти, не предвещал ничего хорошего.
– Чего это ты не спишь, ласточка? – спросил Костя, занимая оборонительную позицию.
– А ты не догадываешься? – ответила она. – С головой плохо стало? Взгляни на часы.
– С головой у нас все в порядке. У нас с часами плохо. Я их где-то посеял. Кажется, в ресторане.
– Так ты еще и гулял? И конечно же, с девками! – возмущение Риты стало стремительно возрастать.
Константин решил выбрать другую тактику и притвориться пьяным. С пьяных – спрос меньше.
– А че?.. Нельзя, что ли?.. Ты… это, не бузи!.. Отмечали там… похороны одного, покойника… Он так, скажу тебе, нажрался, что еле… в гроб уложили…
– Чего ты буровишь, мелешь что? Не прикидывайся идиотом! Я знаю, когда ты пьян, а когда нет. Где был, котик?
Константин вновь решил сменить метод защиты. Перешел в нападение. Футбольный матч обещал быть бурным. Нужно забивать.
– А ты почему ничего не сказала мне про тот звонок? – спросил он, делая свирепый вид.
– Какой звонок?
– Еще и спрашивает! В начале августа звонила Ольга – у сына был день рождения. А ты ей там чего-то наговорила! А я не могу к ребенку поехать, поздравить?
– Да езжай ты куда хочешь и поздравляй!
– Ага. Поздно уже. Придется ждать до следующего года. Но ты опять меня не подзовешь к телефону.
– На следующий год здесь будет уже совсем другая девушка, – отрезала она. – А я ухожу. Ты ведь был сейчас у нее, правда?
Рита ждала ответа, постукивая каблучком по полу. Под ее пристальным взглядом Константин совсем смутился. И решил не лгать. Все равно узнает, правда откроется. Такая уж она дама, правда эта, любит ходить голой и всех смущать.
– Я был… в загсе, – сказал он. – Мы… это… зашли туда с Ольгой и, видишь ли, расписались. Ну, так получилось.
Рита, выслушав этот корявый ответ, не проронила ни слова, но молчание ее было страшнее заведенной мины. Часовой механизм отсчитывал последние секунды.
– Ты же понимаешь, что все это делается только ради ребенка, – произнес Костя, отступая и натыкаясь спиной на трюмо. – Не смотри на меня так, я начинаю потеть.
– Мертвые не потеют, – бесстрастно отреагировала Рита. – А ты для меня теперь хуже трупа. Такой же скользкий и гадкий.
– Трупы бывают вполне милыми и аккуратными, – пробормотал он. – Что ж делать, если так вышло? Не бежать же мне сейчас обратно в загс и разводиться?
– На мне он жениться не захотел, а на этой… Видеть тебя не могу! Прочь с дороги!
Она решительно двинулась на него, и Костя поспешил отскочить в сторону. С разъяренной пантерой лучше не связываться. Он успел лишь крикнуть вдогонку:
– А котлеты в холодильнике?
Но ответа Константин уже не услышал.
Утром Костя проснулся хмурым и злым, как никогда. Он не стал бриться, лишь сварил себе чашку кофе. Долго ходил по квартире, из угла в угол, обдумывая свое решение. Затем подошел к стене и сорвал с нее все фотографии, на которых была изображена Рита. То одна, то с кем-то из знаменитостей, то с ним – Костей. Бросил их на пол, но ему этого показалось мало. Он стал рвать их на мелкие кусочки, повторяя при этом:
– Сын для меня теперь дороже вас всех, ясно? Понятно вам? И молчите, раз ответить нечего!
Удовлетворившись содеянным, он закурил и позвонил хозяйке квартиры.
– Все, Марья Никитична, съезжаю от вас, – сказал он. – Деньги на тумбочке оставлю. Если вдруг появится Рита, передайте ей… Нет, ничего не передавайте.
Повесив трубку, он стал собирать вещи. Набив книгами и одеждой рюкзак, Костя в последний раз окинул взглядом свое уютное «гнездышко», где они с Ритой провели столько времени вместе, любили друг друга, ненавидели, но были все-таки по-своему счастливы.
– Се ля ви! – громко произнес он. – И шерше ля фам!
Затем запер за собой дверь, бросил ключи в почтовый ящик и вышел из подъезда. Кончился один период его жизни, начинался другой. Он вновь возвращался к своим родителям…
А Елизавета Сергеевна и Петр Давидович были бесконечно рады тому, что их блудный сын вновь вселился в свою комнату. Они и не знали, чем его еще попотчевать и угостить. На столе лежала хрустящая индейка, розовые лепестки семги, сочные мясистые помидоры, жареные шампиньоны, зелень, персики; стояла бутылка вина. Но Константин к пище не притрагивался, молча ковырялся вилкой в тарелке, думал о чем-то своем. Отец рассказывал еврейские анекдоты, видимо готовясь к походу в израильское посольство, но ни мать, ни Константин не смеялись. Наконец умолк и Петр Давидович.
– Да, совсем забыл сказать, я ведь женился, – произнес вдруг Костя. – Вчера.
Родители его переглянулись. Петр Давидович кашлянул. Елизавета Сергеевна громко высморкалась.
– Этого следовало ожидать, – несколько обиженно сказала она. – А на ком, позвольте узнать? На Рите?
– Нет, конечно. Риты для меня больше нет. Мы расстались. На Ольге. Но, мама, ты не волнуйся, это брак фиктивный. Чтобы только выехать вместе с Антоном в Израиль.
– Все фикции рано или поздно обретают реальные очертания, – ответила она. – Не совершил ли ты роковую ошибку, сынок? Смотри, как бы не пришлось потом кусать локти.
– Это было необходимо. А локоть не укушу, не достану. Если потребуется – попрошу Ольгу, она укусит, – вяло отшутился он.
– А как Антон? – спросил папа. – Ты был в больнице?
– Был. Лежит уже без волос. Выпали.
– Вот ведь дьявольщина! – вырвалось у Елизаветы Сергеевны. – И за что детям такие наказания? Куда Господь смотрит?
– Наказание детям – за грехи отцов, – произнес Константин. – Наверное, это я во всем виноват. Теперь будем исправлять ошибки.
– Тогда, часть вины лежит и на мне, – сказал Петр Давидович.
– Ну, вы еще начните оба каяться, – замахала руками Елизавета Сергеевна. – Идите вы… в синагогу! Евреи ненормальные.
– А вот тут, мама, ты глубоко ошибаешься, – усмехнулся Костя. – Я не зря так долго изучал нашу семейную хронику и лазил по архивам. Дело в том, что папа наш – не еврей, а… грек. Эллин. И это абсолютно точно.
– Ты что, сынуля? – спросил озадаченный Петр Давидович.
– Как это понимать? – задалась вопросом и Елизавета Сергеевна.
– Сейчас увидите.
Константин сходил в свою комнату и принес какие-то пожелтевшие бумаги, фотографии и газетные вырезки. Разложил их на столе, сдвинув в сторону тарелки и фужеры.
– Моего дедушку, твоего отца, звали Давид, – начал он. – И родился старичок в 1916 году.
– Это мы знаем, – сказал папа. – Ты его не застал в живых, а жаль. Впрочем, и мне было всего пять лет, когда он умер. Но мама мне всегда говорила, что он – еврей.
– Бабушка ошибалась, – отозвался Костя. – Он был не Давид, а Давыд. Имя, довольно распространенное на Руси, с греческими корнями. Вспомните Дениса Давыдова. То-то и меня всегда в гусары тянуло. Но это к делу не относится. Просто при рождении дедушку записали в церковной метрике с ошибкой. Вместо «ы» поставили букву «и». Наверное, кто-то из дьячков был пьян. Отсюда и пошло. Его отец и мать были, как ты знаешь, Федор и Матрена. Уж они-то точно не евреи. Я проследил родословную и дальше. Отцом Федора был Константин – уже ближе к Греции, а у того – держитесь за стулья! – Никос Шиголопулос, чистокровный грек, явившийся в Россию на службу в 1818 году. Он был сподвижником и секретарем министра иностранных дел при Александре I графа Иоанниса Каподистрия. Тот, очевидно, и захватил его с собой с Ионических островов, когда перешел на службу к русскому царю.
