Текст книги "Несостоявшийся стриптиз (сборник)"

Автор книги: Эд Макбейн

Соавторы: Берт Хиршфелд,Генри Клемент,Берт Лестер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Ну, как я выгляжу?

Он прервал процесс омовения и спросил:

– В каком смысле?

– Тебе нравится?

– Да что?

– Мой рот.

Он уставился на нее немигающим взглядом:

– Ну да. Конечно, нравится.

– Я имею в виду помаду. Я наложила ее иначе. Меньше и другого цвета.

– А, понятно. Ну да, получилось очень здорово.

– Ну, так что ты обо мне скажешь? – лениво осведомилась Бонни.

– Ну это… ты в большом порядке… И вообще… Так сказать… Ты выглядишь иногда прямо как картинка.

Бонни снова повернулась к зеркалу и опять стала разглядывать свое лицо. Да, наконец решила она. Все верно. Она и впрямь хороша собой. И новая помада ей к лицу. Она причесала свои светлые волосы так, что они закрыли уши. Вот так. Так лучше. Вид мягче, женственней. Она осталась довольна.

– Эй, Бонни! – крикнул К. У. – Кинь-ка мне мочалку. Вон она там.

Машинально Бонни повернулась к полке, сняла мочалку и, сделав два шага к ванной, уже собиралась передать ее из рук в руки К. У., как вдруг ей в голову пришла мысль. Она протянула руку с мочалкой, оставаясь на приличном расстоянии до ванны, и сказала с поддразнивающими интонациями в голосе:

– А ты возьми ее сам.

– Чего?

Бонни помахала мочалкой, как тореадор плащом. К. У. тупо уставился на нее.

– Почему бы тебе не взять ее самому, а?

Он начал подниматься, потом понял, что ему тем самым придется предстать перед Бонни голым, и снова плюхнулся в ванну.

– Ну ладно, Бонни, – забормотал он. – Кончай. Дай, пожалуйста, мочалку.

– Вот она, – продолжала дразнить его Бонни. – А тебе надо только сделать маленькое усилие. У тебя что, нет сил подняться? А ну-ка отвечай.

– Да не в этом дело…

– А в чем же, скажи.

– Ладно тебе, – пробормотал он, втянув голову в плечи. – Ты сама знаешь, в чем дело.

Она улыбнулась. Затем медленно, еле-еле передвигая ноги, двинулась к ванне, не спуская с него глаз.

– Тогда я сама подам ее тебе, – тихо проговорила Бонни.

Бонни приближалась, а К. У. понял, что она и впрямь подойдет вплотную и что вода – плохая ширма. Он поднял колени чуть не до подбородка и стиснул их так, что по ванне побежали волны.

– Ну хватит, Бонни, дай мне мочалку…

– Обязательно, а то как же… Сейчас…

Она подошла к ванне совсем близко – на расстояние вытянутой руки. К. У. стал неистово озираться по сторонам в поисках чего-нибудь, чем можно заслониться. Потом быстрым движением он выхватил мочалку из руки Бонни. Этот маневр вызвал каскад брызг, и Бонни поспешно отступила назад, чтобы на нее не попала вода.

Она посмотрела на К. У., который сидел, скорчившись в ванне, словно большое морское животное, страшащееся воздуха, и сама удивилась своим действиям. Зачем, спрашивается, ей этот толстячок? Что толку от такой победы, какие радости она ей может сулить? Его постоянное присутствие означало удар по достоинству – ее и Клайда тоже.

– Остолоп ты этакий! – резко произнесла она. – Ну что бы ты делал, если бы однажды ночью мы с Клайдом уехали и оставили тебя одного? Ты об этом думал?

К. У. поднял на нее глаза, в которых были боль и испуг.

– Конечно, я бы просто пропал без вас. Но ведь вы никогда меня не бросите, верно?

Внезапно Бонни почувствовала себя обессиленной. Эта усталость была вызвана и словами К. У., и ощущением неодолимой абсурдности всего происходящего ее отношений с Клайдом, того, как они живут втроем и так далее… Где надежда на счастье, мелькнувшая в тот первый день, когда Клайд ограбил бакалею, а потом они помчались на машине очертя голову? Что-то вдруг сломалось, и ей страшно хотелось все починить, устранить поломку, но только как? Она посмотрела на ванну.

– Ты прав, К. У., – сказала она со смирением в голосе. – Мы тебя не бросим. Не беспокойся.

Она последний раз затянулась сигаретой и швырнула ее в ванну. Даже не рассмеявшись, когда К. У. смешно задергался, чтобы не встретиться с окурком, Бонни вышла в комнату и хлопнула дверью.

Клайд все еще сидел на кровати и колдовал над револьверами. Они были уже почти собраны и сверкали под лампой. Вид у Клайда был сосредоточенный, словно он размышлял о проблемах для него новых, словно проникал в темные уголки своего я, где ранее не бывал. Когда Бонни вошла в комнату, он поднял голову и пристально поглядел на нее.

– Я хочу с тобой поговорить. Сядь, – ровным голосом сказал он.

Она заколебалась, сбитая с толку этой необычной интонацией, указывающей на ту грань его личности, о которой раньше не подозревала. Она успела привыкнуть к другому Клайду Барроу – к тому, который был весел, беззаботен, находился в постоянном движении, был готов смеяться или сердиться. Но перед ней теперь сидел другой человек – тихий и сосредоточенный. Она присела на краешек кровати.

– Сегодня утром, – начал он так тихо, словно с головой окунулся в воспоминания, причинявшие ему боль, – я убил человека. И нас видели. Никто, конечно, толком не знает, кто ты такая, но за мной теперь начнется погоня. За мной и теми, кто находится со мной. Произошло убийство, и милости от них ждать не придется, это ясно, как дважды два.

Бонни кивнула и промолчала, кусая нижнюю губу. Он помолчал какое-то мгновение и заговорил опять.

– Послушай, – произнес он, запинаясь, тщательно подбирая слова. – Я уже повязан крепко, а ты еще можешь выбраться. Скажи только слово, и я посажу тебя в автобус. Ты поедешь обратно к маме. Ты слишком много для меня значишь, и я не могу подвергать тебя такой опасности. Тебе нельзя оставаться со мной. Тебе надо сказать только одно слово, понимаешь?

На глазах Бонни показались слезы. Она заморгала, чтобы они ей не мешали – сквозь эти слезы она видела искаженный отдаленный облик Клайда – и каким же красивым он был! Она упрямо покачала головой.

– Но почему? – спросил ее Клайд. – Бонни, пойми, у нас теперь не будет ни минуты покоя.

Бонни вытерла глаза и попыталась улыбнуться. Ей не нравились его сумрачная серьезность, его убеждение, что будущее не сулит им ничего, кроме сплошных неприятностей и страданий. Она-то знала, что это не так. Знала и все!

– Перестань! – сказал она, сложив свеженакрашенные губы в улыбку. – Ну что ты такой мрачный!

Он взял ее за руку и крепко стиснул запястье.

– Бонни, пойми меня правильно: нас ведь могут убить!

Она только рассмеялась. Чего чего, а смерти Бонни Паркер не боялась. О смерти порой заходили разговоры у тех, кто окружал Бонни, смерть могла приключиться со стариками, с больными. С другими людьми, а не с ней. И не с Клайдом Барроу. Она еще раз рассмеялась и поднесла его руку к своей щеке.

– Ну кому взбредет в голову убивать такую прелесть, как я? – пропела Бонни, и в ее голосе появились поддразнивающие интонации.

Он улыбнулся ее невинности, красоте, непониманию. Лучше нее не было девушки в Техасе. В этом он был совершенно уверен.

– Но я-то не прелесть, – заметил он с сухим юмором.

– Да уж, Клайд, у тебя я что-то не вижу нимба, и если ты угодишь в ад, то обокрадешь самого Сатану и он вышвырнет тебя пинком под зад. Обратно ко мне.

Эти слова убедили Клайда в том, как она его любит. Он был глубоко тронут. Он наклонился к ней, и их губы встретились – нежно, неуверенно… Бонни обняла Клайда рукой за шею, и он позволил увлечь себя на кровать. Она приоткрыла губы, и ее язык коснулся его зубов. В Клайде стало тлеть желание, он слабо простонал, устраиваясь над Бонни.

Когда они упали на кровать, в нее вонзилось что-то тяжелое. Она пошевелилась, повела рукой, и на пол свалились два револьвера. Она снова обняла его, потом взяла за руку и направила ее к своей груди.

Клайд учащенно дышал, мозг бешено колотился о стенки черепа. Он вдруг окунулся в черную пелену. Казалось, он летит в космическом пространстве, пытаясь ухватиться за что угодно, лишь бы остановить падение, но напрасно. Он падал, падал, падал, неотвратимо приближаясь к страшной катастрофе.

Клайд высвободился из объятий Бонни и сел на кровати. В его горле стоял ком, голова все еще кружилась, сердце гулко билось в груди, руки были горячие и влажные. Он подошел к окну и уставился невидящим взглядом через грязное стекло.

Бонни смотрела на него – на его красивый силуэт на фоне окна. Клайд был печальный, одинокий и… почти святой. Она любила его еще больше, чем прежде, и хотела его так, как никогда ранее. Затем она снова легла на кровать, и ее голова коснулась револьверов. Медленно она повернула голову, и ее щека прижалась к револьверу так, что ее приоткрытые губы коснулись дула. Вдруг ее тело свела сильная судорога, потом еще одна, и она тихо лежала, ожидая, когда это пройдет, когда перестанет так щемить сердце.

7

Черный седан ехал по проселку, подскакивая на кочках. Он то появлялся, то исчезал за зелеными холмами и коричневыми полями. Шины были старыми, заляпанными грязью, а кузов покрыт толстым слоем пыли. Это свидетельствовало о том, что машина проехала много миль по немощеным проселочным дорогам. Впереди показалось большое шоссе, водитель подозрительно прищурился, присмотрелся. Наконец его лицо с тяжелым подбородком расплылось в улыбке.

– Скоро приедем, Бланш. Совсем скоро.

На лице женщины, сидевшей рядом, еще сохранились следы девической прелести. Она коротко произнесла «угу» и снова углубилась в потрепанный киножурнал. Она читала, время от времени поправляя выбившуюся каштановую кудряшку из-под новой коричневой соломенной шляпки, напоминавшей шлем.

Человек за рулем усмехнулся и покачал головой. Он был в отличном настроении. А чего печалиться? Скоро он увидит своего брата Клайда, и они снова отлично проведут время. Вдвоем! Он быстро и виновато покосился на сидевшую рядом женщину. Вернее, втроем! Бланш – его жена, и лучше об этом не забывать.

Он протянул руку и толкнул пальцем маленькую пушистую куколку, свисавшую на шнурке с зеркальца заднего обозрения, и она заплясала и закружилась, а человек рассмеялся.

К Баку Барроу быстро приходило хорошее настроение. Это был крупный, сильный, склонный к полноте мужчина, с уже намечавшимся вторым подбородком. Мысль о предстоящей встрече с Клайдом наполняла его ликованием. У братьев Барроу было сильно развито чувство локтя, ощущение, что они одной крови, что они принадлежат друг другу, и как бы далеко не забрасывала их жизнь, они неразрывно связаны кровными узами.

Бак издал короткий смешок и запел:

Когда я гляжу на большую и пеструю птицу.

Чье имя записано в книге святой.

Я больше не в силах на ближних сердиться,

И в душу приходит покой…

В этом гимне было нечто, трогавшее Бака до глубины души, вызывавшее воспоминания детства, наполнявшее его благоговейным трепетом перед тайной жизни и смерти, заставлявшее чувствовать себя бессмертным. Он продолжил пение.

– Бак! – сказала Бланш, не отрываясь от журнала. Она читала статью с фотографиями о Руби Килер, о том, как она работала над своими танцами, о том, что ее эпизоды в фильмах отличались безупречностью. Бланш очень уважала это качество, особенно в женщине – ведь так трудно добиться совершенства, даже если постоянно к этому стремишься. Она подняла голову, посмотрела на своего нового мужа, и улыбнулась. Она была ревностной прихожанкой и обладала истинно христианским умением прощать недостатки ближних. – Бак! – повторила она с легким упреком.

Он наклонился и потрепал ее по колену.

– Что, моя дорогая женушка? – спросил он.

– Я хочу с тобой поговорить.

Он энергично закивал головой, но без энтузиазма. За их недолгую совместную жизнь, он уже успел убедиться, что Бланш была женщиной настойчивой и, четко разграничивая добро и зло, собиралась шагать со своим супругом по прямым и честным дорогам, избегая кривых тропок и окольных путей. Ну и ладно, сосредоточенно думал Бак. И пожалуйста. Но Клайд его брат. Его родная кровь. И они ехали просто в гости. С дружеским визитом! Всего-навсего!

– Ну ничего, – сказала Бланш с кокетливыми интонациями в голосе. – Конечно, в молодости ты наделал глупостей, мой дружок, но затем ты честно вернул долг обществу. Ты поступил абсолютно верно. Но теперь ты снова намерен связаться с преступными элементами.

– Преступные элементы! – фыркнул Бак и нахмурился. – Это же мой родной брат! Что ты, Бланш, он не преступнее тебя!

– Я слышала другое!

Бак наклонился, чтобы похлопать ее по колену, но она отодвинулась, и Бак вместо колена жены погладил гитару, лежавшую между ними.

– Слухи – чепуха, солнышко, – сказал он. – Нужны факты! Господи, мы с Клайдом росли бок о бок, спали рядышком. – Он засмеялся вспоминая детство. – Ну и мальчишка был Клайд. Такой шустрый, такой выдумщик! Господи…

– Не надо всуе упоминать Господа, Бак, милый, – запротестовала Бланш.

– Прости, солнышко.

Минуту спустя Бланш снова заговорила, пристально глядя перед собой на набегавшую дорогу.

– Все дело в том, Бак, что твой брат – самый настоящий мошенник.

Бак набрал полные легкие воздуха. Намечался конфликт. Он любил Бланш, очень даже любил, но он также любил и Клайда, причем они знали друг друга куда дольше. Неужели Бланш этого не понимает?

– Перестань плохо говорить о Клайде, Бланш, – сказал он с упреком, словно говоря с ребенком. – Мы просто проведем у них несколько недель – тихо, мирно, по-семейному, а потом вернемся в Даллас и я подыщу себе работу. – Помявшись, он добавил с нарастающей решимостью. – Ты только пойми одно: я не буду работать в церкви твоего папочки. Это решено, раз и навсегда. Нет, нет и нет.

Бланш поглядела на него и сказала:

– Как скажешь, милый.

Когда он снова протянул к ней руку, она уже не убрала колено. Она взяла журнал и принялась читать статью о молодой актрисе Джоан Кроуфорд, которая, если верить автору, должна была в самом скором времени стать звездой.

Бак снова положил руку на руль и громко запел:

Когда я гляжу на большую и пеструю птицу,

Чье имя записано в книге святой…

Черный седан остановился перед одним из домиков мотеля. Бак выключил мотор.

– Ты уверен, что это здесь? – не без раздражения в голосе осведомилась Бланш, надеясь, что произошло какое-то недоразумение.

– Ну да. Клайд не ошибается.

– Но здесь так тихо.

Бак ухмыльнулся и весело подмигнул.

– Ненадолго, радость моя.

Он нажал на клаксон, изобразив военный сигнал. Потом еще раз. Резкие звуки прорезали застывший воздух.

Дверь домика распахнулась, и в проеме показался Клайд. Издав радостный вопль, он кинулся к машине. Бак вылез из машины навстречу брату. Они стиснули друг друга в объятиях и от избытка чувств так заколотили друг друга по спинам, что Бланш болезненно поморщилась.

– Бак! – весело восклицал Клайд.

– Клайд, сукин ты сын! – вторил ему Бак.

Бланш пыталась пропустить эти слова мимо ушей. Она твердо вознамерилась отучить Бака от дурного лексикона. В самое ближайшее время. Она с кислой миной наблюдала, как братья устроили воображаемый боксерский поединок, имитируя апперкоты, отражая невидимые удары, в замедленном темпе нанося друг другу прямые в челюсть, быстро и легко постукивая соперника по плечам. Мужчины – те же мальчишки, думала Бланш, им обязательно надо устраивать кутерьму.

Боксерский матч закончился. Соперники, тяжело дыша и посмеиваясь, приняли обычные позы.

– Как мама? – спросил Клайд.

– Отлично, отлично… – ответил Бак.

– А сестра?

– Тоже отлично. Обе тебе кланяются.

Они стояли на расстоянии шага друг от друга. Клайд похлопал Бака по животу со словами:

– Эх, отращиваешь! Вот они тюремные харчи.

– Нет, все не так, брат, – весело заржал Бак. – Это семейная жизнь. Знаешь, как говорят, помадой завлекают, а пирогами сажают на цепь. – Бак первый же шумно расхохотался шутке, а Клайд тут же к нему присоединился.

– Таких, как ты, Бак, шутников, я в жизни не встречал, – сказал Клайд, отсмеявшись.

На это Бак ткнул его кулаком в живот и сказал:

– А теперь мне пора познакомить тебя с моей женой. Эй, милая, вылезай, поздоровайся с моим младшим братишкой.

Бланш медленно выбралась из машины, заслоняя глаза от солнца журналом. Она искоса оглядела Клайда, и рот ее искривило подобие улыбки.

– Здравствуйте, – прошелестела она.

Клайд протянул руку и крепко стиснул пальчики Бланш.

– Здравствуйте. Рад познакомиться.

Бланш быстро высвободила руку. В проеме двери показалась Бонни. Она бросила взгляд на прибывших, потом вышла на улицу, и забранная сеткой дверь захлопнулась за ней. Все головы повернулись в ее сторону, и на какое-то мгновение получилась немая сцена.

Нарушил эту живую картину Бак. Раскинув руки, он двинулся к Бонни, громко выражая радость от знакомства.

– Так это ты, значит, Бонни? – Он крепко, но нежно стиснул ее в объятьях, потом отступил на шаг.

– Говорят, ты неплохо заботишься о нашем малыше. Рад познакомиться, сестренка. – Он еще раз стиснул ее в объятьях, и Бонни их покорно снесла. – Ну, а теперь, – сказал Бак, отпуская ее, – я хочу, чтобы ты познакомилась с Бланш.

Бонни сухо посмотрела на Бланш и сказала:

– Привет.

Бланш отозвалась с такой же сухостью:

– Привет.

Возникла неловкая пауза, которую никто не знал, как заполнить. Запахло враждой. Лед растопил К. У. Выскочив на улицу в одном нижнем белье, он представлял собой нелепое зрелище: волосы взъерошены, глаза опухли ото сна, а на лице – полное непонимание того, как он нелепо выглядел.

– Здравствуйте, люди, – начал было К. У.

Бланш поглядела на него, опустила глаза и попятилась.

– Люди пусть знают, – сказал Клайд, – что это не кто иной, как К. У. Мосс. А ты, К. У., познакомься с моим братом Баком и его женой Бланш.

Обменявшись рукопожатием с Баком, К. У. подошел к Бланш, не подозревая о том, какое кошмарное впечатление произвел на нее своим обликом. Он взял ее за руку и сказал:

– Здравствуйте, миссис Барроу. А можно, я буду называть вас Бланш? Очень рад познакомиться. Бланш закатила глаза, мечтая поскорей избавиться от этого невообразимого существа. – Вы, небось, порядком попотели, когда разыскивали нас в этой глуши? Но денек выдался хороший. Ой, это у вас свежий номер «Мира кино»? Тут часом ничего нет про Мирну Лой, никаких там фотографий, а? Она моя самая любимая киноактриса.

Бланш коротко качала головой и потихоньку отступала по направлению к Баку, чувствуя, как паника сковывает ей руки и ноги. Что за странный тип в нижнем белье! Что за физиономия! Он вселял в нее неуверенность. Он ее пугал. Она нервно ухватилась за руку мужа и крепко стиснула ее. К. У. не обратил на ее смятение никакого внимания. Его физиономия, его круглые глазки излучали дружелюбие. Но Бонни ничего не упустила в этой сцене и решила, что слишком многое в Бланш Барроу ее не устраивает. Решительно не устраивает.

– Эй! – крикнул Бак. – А ну-ка давайте все сфотографируемся. Сейчас я принесу свой «Кодак».

– Отличная мысль, Бак, – похвалил брата Клайд.

Бак бегом кинулся к машине и вскоре вернулся со складной камерой. Он тотчас же стал устанавливать ее.

– Фотографии будут что надо! – похвастался он.

Клайд закурил сигару, с удовольствием выпуская клубы дыма.

– Эй, К. У.! – крикнул он. – Пойди надень штаны, мы будем сейчас фотографироваться.

К. У. поспешил в дом, а Бак осведомился:

– Вы не слыхали о ковбое, который был уверен, что «Вестерн Юнион» не телеграфная компания, а фирма нижнего белья для ковбоев?

Бак первый же заржал своей шутке, Клайд поспешил присоединиться и весело ткнул его в живот кулаком.

– Ну, Бак, ты даешь, – проговорил он сквозь смех.

Бак схватил Клайда за руку и оттащил туда, где стояла Бланш. Он положил руку Клайда ей на плечо и пододвинул их друг к другу.

– Так, – сказал Бак. – Сначала я сниму свою молодую жену и дорогого брата.

Бланш весело хихикнула, слишком даже весело, как решила Бонни.

– Бак, не смей меня фотографировать прямо сейчас. Мы ехали весь день, и я просто ужасно выгляжу.

– Ты выглядишь прекрасно, солнышко, – уверил супругу Бак.

– Ты правда так считаешь?

– Ну да. Скажи, Клайд, разве она не выглядит прекрасно?

– Совершенно верно, Бланш.

Бак щелкнул затвором.

– Неужели ты действительно меня сфотографировал? – осведомилась Бланш с тем девическим гневом, от которого, впрочем, ее внешность не улучшилась. – Бак, я прямо не знаю…

Бак рассмеялся, подошел к Бонни и подвел ее к Бланш и Клайду. Потом он отступил к камере и заглянул в видоискатель.

– А ну-ка, шире улыбочки!

Только Клайд широко улыбнулся в камеру. Бланш и Бонни сохраняли напряженные выражения. Клайд вынул револьвер и принял позу Джима Кегни.

– Эй, Бак, – крикнул он, – а ну-ка щелкни меня вот так.

– Сделано, – крикнул Бак, щелкая затвором. – А теперь ты, Клайд, щелкни меня с супругой.

Клайд навел камеру на Бака, обнявшего за плечи Бланш. – А теперь я хочу сфотографировать Бонни, – сказал он.

Бонни улыбнулась, вынула сигару изо рта Клайда и приняла ухарскую позу с сигарой у себя во рту.

– Ну как я?

Бак расхохотался. Клайд тоже. Но Бланш холодно молчала.

– Ты просто потрясающе выглядишь, – крикнул Бонни К. У., появившись в джинсах и куртке.

Клайд передал камеру К. У.

– Сфотографируй-ка девочек, – сказал он ему.

– Верно, – отозвался Бак. – А нам с братишкой пора потолковать.

– Только вы недолго, – крикнула ему вслед Бланш. – Ты же знаешь, как я не люблю оставаться одна без своего солнышка.

Мужчины вошли в дом, и Бак прикрыл за собой дверь. Там было темно и очень конспиративно. Свет пробивался лишь сквозь щели задернутых штор. Братья обменялись легкими боксерскими ударами, поплясывая на цыпочках как заправские мастера ринга, потом Бак сказал:

– Клайд, так как же…

– Это ты или он? – спросил Бак, глядя в сторону.

– То есть? – переспросил Клайд.

– Ну тот, которого ты застрелил… Ты был вынужден, да? У тебя просто не было другого выхода? – В его голосе не было ни тревоги, ни волнения. Он просто сообщил Клайду, что хотел бы от него услышать.

Клайд чуть нагнул голову. Он хотел доставить старшему брату удовольствие, защитить его от неприятных чувств. Махнув рукой, словно отгоняя беду, Клайд сказал:

– Ты же знаешь меня, Бак. Он поставил меня в безвыходное положение. Он был обречен. Из-за собственной глупости.

– Значит, ты просто не мог иначе, – упорствовал Бак. – Да?

– Ну да, – согласился Клайд. – Не мог иначе.

Обрадованный ответом Клайда, Бак дал Клайду легкого тумака, затем конфиденциальным тоном сказал:

– Бланш, конечно же, говорить об этом незачем.

– Как скажешь, брат. Кстати, когда в тот раз ты удрал из тюрьмы, это она уговорила тебя вернуться?

Бак не мог скрыть смущения. Он-то надеялся, что Клайд не знает об этом эпизоде из его биографии.

– Ну да, – пробормотал он, – а до тебя, значит, это дошло?

– Да, но я ничего не расскажу Бонни.

– Спасибо.

– Ну а как тебе, кстати, Бонни?

– Просто прелесть.

– Бланш тоже.

– Угу. Она дочь проповедника, но это все ерунда. Она молодец, и я ее очень люблю.

– Ясно. Вы поженились?

– Поженились.

Возникла продолжительная пауза, они некоторое время глядели друг на друга, затем отвели взгляды, каждый углубясь в себя, словно созерцая свои собственные затруднения, свои собственные смутные мысли, которые отказывались материализоваться в слова. У обоих существовали проблемы, которые лучше было оставлять при себе, погребенными. Каждый нес свои беды, как рыцарь латы. Молчание продолжалось, напряжение нарастало, делалось невыносимым. Наконец Бак, враг тишины и покоя, нарушил паузу: хлопнув в ладоши, он испустил индейский военный клич.

– У-у-и-и-и-и! – завопил он.

– У-у-у-у-и-и-и-и! – отозвался Клайд.

– У-у-у-у-и-и-и-и!

Снова наступило молчание, и снова нарушил его Бак.

– Дружище! – сказал он, вкладывая в слова бездну чувств. – Братишка! Мы отлично проведем время.

– Обязательно.

– Повеселимся на славу!

– На славу!

Бак, поколебавшись, спросил:

– А что мы будем делать?

– Значит, вот какая штука. Лучше отправиться в Миссури. Там меня никто искать не будет. Мы где-нибудь пристроимся и отдохнем. Годится?

– Без приключений? – спросил Бак, поднимая глаза.

– Без приключений, – повторил Клайд. – Мне неохота обратно в тюрьму.

– Послушай, – сказал Бак, к которому снова вернулось отличное настроение, – я слышал, в тюрьме ты отрубил себе пальцы…

– Было дело. Я сделал это, чтобы избавиться от работы, представляешь себе: нас заставляли дробить молотом камни день и ночь. Ну а неделю спустя меня освободили. Я вышел из этой чертовой тюрьмы на костылях…

Клайд подошел к двери, распахнул ее и сказал:

– Мир прекрасен, – рассмеялся и выскочил на улицу.

8

День выдался отличный, солнечный. Клайд с Баком пришли к выводу, что жизнь удивительна, и решили больше никогда не расставаться друг с другом. По крайней мере в ближайшее время.

С утра пораньше они отправились в путь, в Джоплин, штат Миссури. В первой машине ехали Бак с Клайдом, в пятидесяти футах за ними следовала вторая машина. В ней был К. У., Бланш и Бонни. Хотя машин на шоссе было мало, Клайд вел машину осторожно.

– Еще не хватало, чтобы какой-нибудь полицейский прицепился к нам из-за превышения скорости. Верно, брат? – обратился он к Баку.

Тот расхохотался и хлопнул себя по колену.

– Нам с тобой неприятности с законом ни к чему, – согласился он. – Зачем нам лишние хлопоты?

Дорога стала живописнее – пошли приятные холмы, долины, а Бак не переставая потчевал брата анекдотами. Клайд всегда был прекрасным, благодарнейшим слушателем – он не пропускал ни одного слова рассказчика, а когда нужно, громко смеялся.

– И значит, доктор отводит его в сторону, – вещал Бак, – и говорит: «Ваша мать не встает с постели и слабеет с каждым днем. Советую вам убедить ее принимать немножко бренди. Это поднимет ее тонус, улучшит настроение». – «Видите ли, док, – отвечает фермер, – моя мать трезвенница и не берет в рот ни капли спиртного». – «Знаете что, – говорит доктор, – а вы не давайте ей парного молока, но разбавляйте наполовину бренди и ничего ей не говорите». Фермер так и поступил. Он брал молоко, разбавлял бренди и давал матери. Она пила сначала понемножку, потом больше и больше. И вот однажды он принес целую кварту. Она выпила ее залпом, посмотрела на сына и сказала: «Сынок, что бы ни случилось, ни за что не продавай эту корову».

На секунду в машине воцарилось молчание. Бак ждал реакции младшего брата, и она последовала. Клайд громко рассмеялся. Он отпустил руль и машина, резко вильнув, выскочила на полосу встречного движения. Не переставая смеяться, Клайд вовремя выровнял ее. По его щекам потекли слезы.

– Не продавай корову!.. – говорил он сквозь смех. – Ну ты даешь, Бак…

Бак похлопал брата по спине и сказал:

– А вот еще одна история. Один коммивояжер…

Во второй машине обстановка была совершенно противоположной. Там царило мертвое молчание на грани враждебности. За рулем сидела Бонни. Крепко сжимая руль, она подала вперед, сигарета агрессивно дымилась меж плотно сжатых губ. Она смотрела на дорогу так, словно это был лютый враг, которого надо было любой ценой победить.

Бланш тоже сидела спереди, но как можно дальше от Бонни, прижавшись к дверце. Глаза ее слезились от дыма, нос подрагивал и она посылала безмолвные сигналы спутнице, чтобы та затушила сигарету. Но все было напрасно. Наконец Бланш признала себя побежденной и, опустив окно, обиженно уставилась в него, очищая легкие свежим ароматным воздухом.

На заднем сиденье устроился К. У., закинув колени выше головы, уставясь в пространство, не обращая внимания на двух женщин и не подозревая, какие между ними возникли трения. К. У. был, как всегда, доволен жизнью. Наконец в глубинах его мозга родилась мысль, пробежала по извилинам и материализовалась в слова. Его ротик радостно дернулся:

– Я никогда не был в Джоплине, – сообщил он.

– Помолчи, К. У., – оборвала его Бонни.

К. У. замолчал, а круглое лицо его как бы даже удлинилось. Какое право она имеет так с ним говорить! И вообще, он ничего такого не сказал. Но вскоре К. У. перестал дуться и снова погрузился в то глубокое уединение, в котором пребывал большую часть времени.

В Джоплин они прибыли днем, и Клайд без труда отыскал нужный адрес. Он поставил машину у обочины, Бонни сделала то же самое.

– Ну, Бак, – сказал он. – Ты знаешь, что делать.

– Конечно, брат, – отвечал Бак.

– Я обо всем договорился по телефону, так что ты просто скажи все, как я тебе объяснил.

Из машины были видны дом в тени деревьев, выходивший фасадом на улицу, и аллея, которая заканчивалась гаражом на две машины. Над гаражом было жилое помещение. У въезда стоял щегольского вида человек в новой соломенной шляпе, в белой рубашке и с галстуком бабочкой. Он играл цепочкой с ключами.

– Похоже, это он и есть, – сказал Клайд. – Агент по сдаче квартир.

Бак кивнул головой, вылез из машины и пошел к человеку.

– Привет, – сказал он, подойдя. – Вы, случайно, не из «Джексон риелти компани»?

– Именно оттуда. А вы, случайно, не мистер Хейс?

– Он самый, – сказал Бак, протягивая руку.

– Рад познакомиться, мистер Хейс, – агент пожал ему руку, отчего связка ключей закачалась. – Все готово, как мы и договаривались. – Он прокашлялся и скромно напомнил: – По телефону, если я не ошибаюсь, речь шла о плате за месяц вперед.

– Так точно. – Бак вынул бумажник и отсчитал деньги. – Прошу, мистер Уикс.

Агент двинулся по аллее к гаражу со словами:

– Я покажу вам жилое помещение.

– Это совершенно ни к чему, – возразил Бак, забирая ключи. Вам вовсе не стоит так себя утруждать.

– Что вы, что вы. Если понадобится мое содействие, звоните. Надеюсь, квартира вам понравится. Не стесняйтесь, дайте знать, если что…

– Кстати, есть тут поблизости какой-нибудь магазин, где продают еду?

– Ну да. А как же? Магазин Смитти, например, на Мариан-стрит. Звоните четыре три-три-семь.

Клайд пристально наблюдал за диалогом и вышел, только когда агент сел в свою машину и уехал.

Он посмотрел по сторонам, потом дал знак Бонни и начал выгружать багаж.

Бак вошел в дом, неся на руках Бланш, как подобает настоящему молодожену. Остальные вошли следом с чемоданами в руках.

– Все очень даже неплохо, – сказал Клайд.

– Еще бы, – поддакнул К. У. – Отлично!

– Ладно, давайте устраиваться, – оборвала их Бонни и двинулась в спальню, а они за ней.

Бланш больше интересовала кухня. Держа мужа за руку, она медленно обошла ее.

– Ой, Бак, – по-детски восклицала она. – Как здесь чисто! И погляди какой холодильник, настоящий «Фриджидер». Она распахнула его дверцу, и радостное выражение мигом сделалось брезгливым, когда она увидела на верхней полке пучок увядшего сельдерея. Она снова захлопнула дверцу – пусть Бонни сама его чистит. Продолжая изучать кухню, она вдруг воскликнула:

– Ой, Бак, какая красивая плита!

Бак успел между тем отделиться от супруги и громко говорил по телефону:

– Девушка… Я хочу позвонить в магазин Смитти на Мариан-стрит… Ах какой номер! Четыре три-три-семь…

– Посмотри на столик, милый – покрыт линолеумом, как это умно…

– Хочу сделать заказ… большой заказ, – говорил Бак в трубку. – Можно доставить сейчас? Отлично. Как там у вас, есть свиные отбивные? Отлично. Фунтов восемь… Четыре фунта красной фасоли, банку кофе… яиц – пару десятков… молока, восемь бутылок «Доктора Пеппера» и еще хрустящие хлопья…