Текст книги "Нефрит. Огонь. Золото"
Автор книги: Джун Ч. Л. Тан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Глава 27
АЛТАН
Просыпаясь, ощущаю тепло. Уже почти полдень, и, как ни странно, я хорошо выспался. Не видел ни снов, ни кошмаров.
Ан лежит, свернувшись калачиком на одеяле, которое я оставил на полу. Когда я пытаюсь ее разбудить, она сонно отмахивается и зарывается лицом в ткань. Хочу прогуляться по городу, чтобы избавиться от беспокойства, а ей все равно лучше держаться подальше от посторонних глаз, поэтому я оставляю ее спать дальше, черкнув записку с предупреждением оставаться в таверне на случай, если меня сцапают имперские гвардейцы или священники.
Внизу Ло предлагает мне обильное угощение. За едой мы беседуем о всяких пустяках. Он не посвящен в тонкости нашего плана: не знает, ни куда мы держим путь, ни каких-либо еще подробностей. Мы оба понимаем, что так безопаснее. Прежде чем уйти, я отдаю посыльному зашифрованное письмо для Линьси.
Большая часть Хеши выстроена на берегах притоков извилистой реки. Дорогами служат каналы, соединенные каменными арочными мостами, украшенными резными цветами и животными. Здесь есть и зимородки, и драконы, и львы, и тигры, а иногда даже обезьяны, поразительно похожие на настоящих.
Ивы склоняют головы, словно грациозные девы, бережно окунающие свои зеленые, как у богомола, волосы в воду рядом с расположенными вдоль берега белыми и серыми каменными зданиями с терракотовыми крышами. Улицы бурлят жизнью. Лавочники, уличные музыканты и другие артисты продают свои товары и таланты вдоль набережной и с разноцветных гондол, скользящих по каналам.
По традиции Ши, каждое здание украшают фонари с нарисованными на них словами, информируя прохожих о его названии и назначении. В отличие от других городов, которые я видел, фонари здесь ярко-алые, а слова уверенно выведены черными чернилами – явный признак того, что в городе порядок.
Траур закончился, и горожане, облачившись в шелка насыщенных цветов, вернулись к повседневной жизни. Они проходят мимо меня, одетого в хлопковое ханьфу, не удостаивая ни единым взглядом. Воздух напоен беззаботной болтовней, смешивающейся с нежными напевами тростниковых флейт.
Трудно представить, что наша земля медленно умирает, а война уже на горизонте. Или, может, когда настолько привык находиться в состоянии постоянного конфликта, начинаешь относиться к нему как к чему-то обыденному. Особенно когда он тебя не касается.
Не случайно Империя набирает рекрутов из самых бедных деревень и городов. Отнимает молодых и здоровых, оставляя старых бороться за выживание. Богатые города, такие как Хеши, пополняют имперскую казну собранными в качестве налогов деньгами, оплачивая ими собственную безопасность и стабильность, в то время как бедные области окончательно увядают.
Проходя мимо фонтана, вырезанного в виде цветка лотоса, я вижу играющего с волчком мальчика. Он дергает за веревочку так неумело, что игрушка делает всего пару оборотов и заваливается набок. Отсутствие у малыша сноровки искушает подойти научить его, как когда-то в одном из многочисленных больших залов императорского дворца научил меня отец.
«Вся хитрость в том, как правильно взмахнуть запястьем и дернуть за веревку», – как наяву слышу глубокий, терпеливый голос, и боль утраты возвращается. Несмотря на придворные обязанности, он всегда находил время для нас с сестрой. Его лицо возникает в моем сознании так же ясно, как я вижу мальчика. Притаившиеся в глазах веселье и нежность, когда он был с нами, легкая улыбка. Я помню, как у него сжималась челюсть и морщился лоб всякий раз, когда из-за нашего ребячества разбивалась очередная бесценная ваза. Как он расплывался в улыбке, стоило нам извиниться.
Он сажал меня на свои широкие плечи, давая возможность исследовать закоулки и трещины, которые ребенок не мог увидеть или достать. Для отца не имело значения, что он выглядел нелепо, когда, одетый в императорские наряды и драгоценности, ходил или ползал с маленьким сыном, чье лицо частенько было испачкано едой и грязью.
Шифу однажды сказал, что годы правления отца были самыми мирными в истории. Он был идеалистом. «Это лучшая, но одновременно и худшая черта любого лидера», – заметил Шифу.
Останься мой родитель в живых, все было бы совсем по-другому. Мир восторжествовал бы. Он нашел бы способ обратить вспять действие темной магии Юнь Луна, и я не застрял бы сейчас с Ан. Чтобы отвлечься от нелегких дум, я присоединяюсь к кучке уличных ребят, играющих в «Небеса и Девять» [15]15
Tien Gow или Tin Kau («Небеса и Девять») – это название китайской азартной игры, в которые играют либо парой кубиков, либо набором из 32 китайских домино. В этих играх Небеса – это высший ранг гражданского костюма, а Девятка – высший ранг военного костюма.
[Закрыть]. Это игра случая, но если внимательно следить за костями, можно контролировать удачу. Достаточно смухлевать, просто легонько подув на них, ну и без небольшой ловкости рук тоже не обойтись.
На обратном пути в таверну я останавливаюсь у фруктовой лавки. Благодаря игре в кости мой мешочек полон денег, так что не грех и потратить немного.
Пока я расплачиваюсь за пакет красных яблок, две девушки, осматривающие лавку, начинают задавать мне вопросы о Менгу, и я охотно удовлетворяю их любопытство, радуясь, что моя маскировка все еще работает.
– Геге, это правда, что вы, северяне, охотитесь с беркутами? – интересуется одна из девушек.
– Конечно, – спокойно отвечаю я.
– А вишни цветут у вас круглый год и озера прозрачны, как хрусталь, да, даге? – с застенчивой улыбкой подхватывает другая девушка.
– Верно, но некоторые красоты Ши способны соперничать даже с великолепием нашей земли. – Я одариваю ее многозначительной улыбкой, и она краснеет до корней волос.
– Эй, даге, расскажи-ка нам побольше о красотах, которые ты видел в Ши.
Этот голос я узнаю где угодно.
Прямо за нами стоит Ан, одетая в мужское ханьфу и с собранными в пучок волосами, как это принято у Ши. Обе девушки поглядывают на нее с интересом.
Я кладу монеты на прилавок и хватаю пакет с яблоками.
– Пошли, – говорю я Ан, но она не трогается с места. – Нам пора идти. – Я крепко обхватываю ее тонкое запястье и вытаскиваю из лавки.
– Отчего же? Разве мы только что не завели новых друзей? – упрямится она, оборачиваясь и посылая улыбку девушкам, которые продолжают с интересом смотреть на нас.
– Это был просто случайный разговор ни о чем.
– А мне показалось, что ты с ними заигрывал.
– Даже не стану удостаивать тебя ответом, – бормочу я себе под нос.
А потом шагаю дальше, не останавливаясь и продолжая крепко держать ее за запястье.
Она искоса смотрит на меня.
– Ой, перестань! Тебе бы понравилось, если бы какой-нибудь девчонке вздумалось ради собственного удовольствия поиграть с твоим сердцем?
– Не знаю. Возможно, какой-нибудь девчонке стоит попробовать, – огрызаюсь я, прежде чем осознаю, что именно ляпнул.
Выгнув бровь, Ан окидывает меня взглядом, а затем наклоняется ко мне очень низко, так, что меня затапливает волна смущения.
Она усмехается:
– Возможно, какая-нибудь девчонка так и сделает.
Я отпускаю ее запястье и делаю шаг назад.
Она начинает хихикать:
– Это шутка, Алтан. Расслабься.
– Ты должна была оставаться в таверне. Тебе слишком опасно здесь находиться, – холодно произношу я.
– Да, я прочитала твою записку, но мне кое-что потребовалось, поэтому я попросила дочь мастера Ло помочь мне с нарядом. Что скажешь о моей маскировке?
– Так себе.
Приходит черед Ан хмуриться. Она сует мне в руки красивую красную коробочку.
– Возможно, не стоило беспокоиться.
– Что это такое?
– Скоро праздник Середины осени. На случай, если у меня не будет другого шанса, я достала для тебя лунные пряники. Двухжелтковые яйца с пастой из семян лотоса. Тянучие, а не рассыпчатые.
– Ты запомнила, – восклицаю я внезапно охрипшим голосом.
Она бросает на меня странный взгляд.
– Почему бы и нет?
Не представляя, как выйти из неловкой ситуации, я показываю ей свой пакет с яблоками.
– А это тебе.
Она с подозрением прищуривается.
– Это что, какое-то соревнование?
– С чего ты так решила? – растерянно интересуюсь я.
Прежде чем она успевает ответить, мы слышим доносящиеся с улицы крики отчаяния.
Я резко поворачиваюсь к Ан. Она пятится от толпы, собирающейся вокруг двух солдат. Один держит за плечо мальчика не старше двенадцати лет, другой пристально смотрит на женщину средних лет, опустившуюся перед ним на колени.
– Что происходит? – спрашиваю я стоящую рядом старушку.
– Сегодня утром из дворца пришел официальный указ о новом военном призыве, – тихо поясняет она. – По одному мужчине с каждой семьи, начиная с близлежащих деревень, причем берут не только тех, кто достиг совершеннолетия. Забирают всех, кто способен держать в руке меч. Отец мальчика был крестьянином, который часто приезжал сюда торговать. Потом он умер, и этот мальчик – самый старший из его детей. Некому занять его место.
«Но ведь он всего лишь ребенок», – хочется крикнуть.
– Боюсь, наш город будет следующим, – бормочет старушка, качая головой.
– Ш-ш-ш, не накликай на нас беду, апо, – тихо говорит стоящий рядом мужчина. – Солдаты наберут достаточно рекрутов в деревне и оставят нас в покое.
Я бросаю на него уничижительный взгляд, и мужчина поспешно уходит прочь. Я с такой силой сжимаю коробку с лунными пряниками, что она сминается. Нет никаких причин для подобных бесчинств, если только дворец чего не задумал. Шифу был прав: перемирие – это фарс, на нас снова надвигается война. Зачем Чжэньси пошла на этот шаг? В последней войне наши войска понесли потери, и теперь ей необходимо заручиться народной поддержкой. Забирать детей в рекруты – не лучший способ это сделать. Неужели она действует по совету Чжао Яна? Но с какой целью?
Мать мальчика падает ниц, молитвенно сложив руки.
– Прошу вас, помилосердствуйте! Мой сын – это все, что у меня есть.
Тот из двух солдат, что повыше, усмехается и указывает на пришпиленный к стене пергамент.
– Это приказ императорского дворца. Как ты смеешь выказывать неповиновение, крестьянка!
– Пожалуйста, смилуйтесь, – продолжает причитать женщина. Лицо у нее покраснело, глаза опухли, по щекам текут слезы. В отчаянии она цепляется за солдата с бычьей мордой.
– Проваливай! – с силой толкает ее солдат, и она с криком падает на землю.
– Ма! – рвется к ней мальчик, но второй солдат хватает его за шкирку и бьет по голове.
– Заткнись или узнаешь, что такое настоящая боль.
Мальчик хнычет, толпа неодобрительно ропщет, но никто не отваживается выйти вперед, чтобы остановить военных. Разумеется, горожане не станут вмешиваться. В отличие от жителей Хеши, эта женщина и ее ребенок не одеты в шелка. Скорее всего, она последовала за солдатами в город после того, как они схватили ее сына.
У меня в груди пульсирует гнев, а образовавшийся в теле сгусток энергии жаждет вырваться наружу. Но я не могу воспользоваться своей магией, ведь во мне признают тяньсай, да и Ан где-то здесь. Я обязан сохранить ее саму в безопасности, а ее личность в тайне.
– Пожалуйста, – стенает мать. Она пытается подняться, но Бычья Морда пинает ее, и толпа дружно ахает.
Ублюдок. Я выбегаю на улицу, чтобы помочь женщине подняться.
– С вами все в порядке?
Она вздрагивает и кашляет, задыхаясь от боли. Ее ободранные кровоточащие руки тянутся к моим.
– Мой сын, пожалуйста, верните мне моего сына.
Я встаю и смотрю на солдата.
– Только трус может ударить мать и ребенка.
Рыча и плюясь, Бычья Морда хватается за рукоять меча.
– Указ из императорского дворца. Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне, чужеземец.
Я ставлю коробку с лунными пряниками на землю, готовясь преподать ему урок. Однако стоит только взяться за сабли, кто-то хватает меня сзади за руку.
– Остынь, – шипит чей-то голос.
– Послушай своего друга, приятель, – усмехается Бычья Морда. – Он явно мудрее тебя. Бросишь мне вызов, и для тебя дело закончится плохо.
Я с такой силой стискиваю челюсти, что кажется, они вот-вот треснут.
– Алтан, – тихо предупреждает Ан.
Требуется недюжинная сила воли, чтобы вложить сабли обратно в ножны.
– Пошли, мы и так потеряли много времени, – ворчит держащий мальчика солдат. – Надо следовать расписанию, а солнце уже садится. – Он толкает мальчика вперед и с важным видом удаляется.
Напоследок изогнув губы в насмешливой улыбке, Бычья Морда разворачивается и следует за своим товарищем. Толпа расходится, возвращаясь к своим делам и тут же позабыв увиденное.
Меня переполняет чувство вины. Мне стыдно, что никто из моих соотечественников не вмешался, чтобы восстановить справедливость, стыдно, что я сам остался в стороне и позволил этому случиться. Я ничем не лучше их.
Вкладываю коробку с лунными пряниками и выигранными в кости монетами в дрожащие руки матери, понимая, что никакие мои слова или действия не компенсируют ее потерю.
– Что происходит, Алтан? Почему они вербуют детей? – задает вопрос моя спутница. Я подхожу к стене с указом.
«По приказу премьера Чжао Яна».
Выведенные красным слова, смелые, как кровь.
– Почему бы тебе не спросить у отца? – взрываюсь я.
Читая указ, Ан бледнеет и прижимает руку к губам.
– Нужно время, чтобы подготовить настоящего солдата, – объясняю я. – Если власти набирают людей с такой скоростью и рядом с таким богатым городом, как этот, им требуется количество. Грядет война.
Я срываю пергамент со стены и топчу его, бросая последний взгляд на мать, у которой солдаты украли сына. Она обмякла. Плачет, тянется к чему-то, лежащему на земле.
Детская игрушка.
В одном я ошибся: война уже идет.
Глава 28
АН
Когда мы возвращаемся в нашу комнату в таверне, от картины, которой мы стали свидетелями на городской площади, у меня все еще болит сердце, но вид знакомой головы с волнистыми волосами поднимает мне настроение.
– Ама! – Я с криком бросаюсь в ее распростертые объятия, испытывая невероятное облегчение. Для человека, проделавшего длинный путь от Шамо, она выглядит удивительно крепкой. – Когда ты прибыла?
– Около часа назад, – приглушенно сообщает она, уткнувшись губами мне в волосы. – Я не ожидала тебя здесь увидеть, Ан. Мастер Сунь сказал, что вы отправляетесь в морское путешествие.
Я неохотно отпускаю ее.
– У нас изменились планы, – говорю я, решив не вдаваться в подробности.
Алтан поглощен разговором с мастером Сунь. Старый господин одет в бледно-зеленое ханьфу, а его седые волосы собраны в пучок, скрепленный палочкой из слоновой кости. К украшенному малахитом и золотом поясу на красном шнурке крепится коллекция из трех или четырех маленьких нефритовых животных-талисманов. Он выглядит совсем не так, как я ожидала. От Сунь Тай Му веет спокойствием, разительно контрастирующим со сдерживаемой энергией, которой фонтанирует его ученик. Как по мне, он не похож на наемника. Интересно, зачем ему помогать Алтану и что он может получить от Лейе?
Я кланяюсь ему.
– Спасибо, что в целости и сохранности доставили мою бабушку, господин Сунь. Надеюсь, это не причинило вам слишком много хлопот.
– Бабушка Цзя – восхитительная попутчица. Хотя потребовалось некоторое время, чтобы убедить Ли Го в отсутствии у меня злых намерений.
– Как он? – спрашиваю я мастера Сунь.
Алтан хмуро смотрит на меня.
– Кто такой Ли Го?
– Друг. – Залегшие у него между бровями морщинки становятся глубже. Я спешу продолжить, прежде чем он снова меня перебьет: – Как выглядел Ли Го, когда вы его видели, господин Сунь?
– Он должен был прибыть сюда с нами. Настаивал, сказал, что дал тебе обет, но нас преследовали священники. К счастью, мы опередили их, и никто не пострадал. Твой друг храбр. Он вызвался увести их по ложному следу, просто на всякий случай. Последнее, что я о нем слышал, это что он направляется на северо-запад, далеко отсюда и от морского порта.
Чувство вины тяжким грузом давит мне на грудь. Это я заставила друга пообещать, что ама будет в безопасности, хотя в действительности мне не следовало возлагать подобное бремя ни на кого, кроме себя. Теперь мне придется отыскать его и вернуть долг.
– Не сомневаюсь, что вам с бабушкой есть о чем поговорить. Мы же побеседуем позднее. – Мастер Сунь подает Алтану знак покинуть комнату.
Как только дверь закрывается, я засыпаю аму вопросами об ее путешествии и здоровье.
Она кладет руки мне на плечи.
– Не торопись, Ан, помедленнее. Я в порядке. Со мной все хорошо, правда. Ли Го заботился обо мне после того, как тебя забрали, и мастер Сунь был очень добр ко мне.
– Сожалею, что заставила тебя пройти через это. Это я во всем виновата. – Сначала я выговариваю слова медленно, а затем, в порыве смятения и угрызений совести, они начинают литься потоком. Когда я заканчиваю признаваться в своих ужасных поступках и в том, что случилось с отцом, в глазах амы нет ни страха, ни гнева, ни даже отвращения. Она просто гладит меня по голове, вздыхая.
– Мне жаль, что твой отец оказался не тем, за кого ты его принимала. Не буду притворяться, что понимаю его поступки, но, возможно, как родитель…
– Я не хочу оправдывать его. Он выбрал свой путь.
Ама замолкает, позволяя мне выразить эмоции. Спустя несколько минут тишины я снова начинаю говорить, заламывая руки. Мои страхи возвращаются.
– Я боюсь, ама. Этот титул Похитительницы Жизни заставляет поверить, будто меня выбрали для чего-то важного. Но я не знаю, для чего именно, и ничего не понимаю. Я не представляю, что делать.
– Как ты верно заметила, отец сам для себя все решил. Возможно, ты и была каким-то образом избрана, но это не означает, что тебе не позволено выбрать свой собственный путь.
– Я хочу помочь, но не менее сильно хочу, чтобы ты была в безопасности, – произношу дрожащим голосом. – Не желаю снова покидать тебя и не считаю, что мне можно доверить такое могущественное оружие.
Бабушка гладит меня по щеке.
– Милое дитя, именно владелец решает, что делать с оружием. В душе ты хороший человек, Ан. Я верю в это, знаю это. Есть некоторые вещи, которые не поддаются твоему контролю, поэтому сосредоточься на том, что ты можешь сделать. Пришло время простить себя за все, что произошло в прошлом. Двигайся дальше и живи хорошо.
Я хочу ей верить. Хочу двигаться дальше. Однако в мозгу выжжены образы тех, кого я убила. Если я найду меч и воспользуюсь им, не причиню ли в конечном итоге вред еще большему количеству людей?
– Алтан говорит, нам нужен меч, чтобы остановить войну.
Ама проницательным взглядом изучает мое лицо.
– Ты ему доверяешь?
– Алтану? – Хороший вопрос. Я поигрываю своим нефритовым перстнем, размышляя. – Я знаю его совсем недолго. Сначала решила, что он просто наемник, которому заплатили, чтобы вытащить меня из дворцовых подземелий, но он не похож на мелкого преступника. И у меня такое чувство, что он далеко не так прост, как хочет казаться. Он образован, учтив и добр и держится так, будто… – Видя, что ама начинает улыбаться, я замолкаю, внезапно смутившись. – А еще он высокомерен и самовлюблен, – резко заканчиваю я.
– Это не ответ на мой вопрос. Мастер Сунь обмолвился, что Алтан поплывет с тобой на поиски меча, и велел мальчику защищать тебя.
Алтан никогда не упоминал об этом и не говорил, как его наставник со всем этим связан. Хоть сама в это и не верю, решила не разуверять аму. Пусть думает, что за мной присмотрят.
Стук в дверь не дает мне ответить.
– Судя по всему, пришло время для моего лечения, – поясняет ама.
– Лечения?
– Я выздоровела только благодаря господину Сунь. Однако мое недомогание продолжается, и время от времени мне требуется помощь.
Я открываю дверь, и, конечно же, за ней стоит мастер Сунь. Войдя, он проверяет пульс амы.
– Что вы собираетесь делать? – пугаюсь я, когда он вытаскивает из рукава две длинные тонкие серебряные иглы.
– При правильном размещении эти иглы способны контролировать меридианы в теле человека. Твоей бабушке намного лучше, но ее ци нужно стабилизировать, чтобы предотвратить рецидив болезни, – отвечает он, с заученной решительностью втыкая иголки в шею амы. Она ничем не показывает, что ей неприятно.
– Тебе больно? – обеспокоенно спрашиваю я.
– Пощипывает немного, как от укуса муравья. Больше ничего, – хихикает ама, и я понимаю, что она безоговорочно доверяет мастеру Сунь.
Он снова проверяет пульс бабушки.
– Ей нужно немного отдохнуть. Не хочешь ли выпить со мной чашку чая, Ан? – тепло приглашает он, и мне становится любопытно, что же за человек такой – наставник Алтана.
Оставив аму в комнате, я следую за ним в обеденный зал.
День клонится к вечеру, таверна заполняется посетителями, которые с каждой минутой все громче шумят, болтают и сплетничают. Я притормаживаю, размышляя, допустимо ли мне так открыто находиться на людях. В свете всего происходящего недавняя спонтанная вылазка в город за лунными пряниками для Алтана, несмотря на маскировку, внезапно выглядит безрассудной и глупой. Возвращается чувство тревоги. Создается такое ощущение, что отец всегда опережает нас на шаг. Остается только надеяться, что мы сможем помешать его планам, пока не стало слишком поздно.
Дочь мастера Ло замечает нас и быстро ведет в комнату поменьше. Посередине стоит только один стол, настолько большой, что за ним могут разместиться человек десять. Судя по всему, это личная обеденная зона.
– Так-то лучше, – говорит Ло Ин, и в ее словах мне отчетливо слышится: «Так безопаснее». – Я принесу чай и что-нибудь перекусить.
– Ты занята. Позволь, я сама об этом позабочусь, – предлагаю я.
Она благодарно улыбается и ведет меня на кухню.
– Отец говорит, что мастер Сунь очень разборчив в чае. Убедись, что завариваешь его правильно, чтобы сохранить аромат.
Внимательно выслушав ее наставления, я возвращаюсь в комнату с подносом, уставленным горячей водой, чашками, чайными листьями, жареным арахисом и семечками подсолнечника. Мастер Сунь наблюдает, как я готовлю чай. Похоже на то, будто я прохожу некое испытание. Он нависает над моим плечом, словно учитель, ожидающий, когда запишу ответ, чтобы он мог определить, сдала я или провалилась.
С точностью до секунды отсчитав время, я поднимаю крышку фарфорового чайника и нервно заглядываю внутрь, чтобы убедиться, что чай имеет тот самый правильный оттенок желто-зеленого, который описала Ло Ин. Затем я ставлю чашку перед мастером Сунь. Он делает осторожный глоток, а я жду его оценки, ерзая на стуле.
Он не произносит ни слова. Наверное, я оплошала.
– Раньше я работала в трактире, и скупой хозяин велел нам сильно разбавлять чай водой, чтобы сократить расходы, – поясняю, изо всех сил стараясь, чтобы голос не звучал так, будто я оправдываюсь. – Извините, если чай заварен не по правилам, мне прежде не доводилось готовить жасминовый зеленый чай.
– Почему ты извиняешься? Я же тебя не ругаю, – сверкает глазами мастер Сунь.
– Но и не хвалите, – возражаю я.
Моя дерзость вызывает у него сердечный смех.
– Чай неплохой. Для новичка.
– Может, вы научите меня чайным премудростям, на случай, если охота за мечом не увенчается успехом. По крайней мере, у меня будет новый навык, и я смогу работать в чайном доме. – Моя просьба смешит его еще больше, и я решаю, что мне нравится этот старый мудрец. – Вы тяньсай?
Он кивает, отсыпая себе еще семечек.
– Но вы ведь не наемник, как Алтан, верно? Не похоже, чтобы вам нужны были деньги.
Он принимает мою прямоту как должное, забавляясь все сильнее.
– У Алтана собственный интерес в мече и в тебе тоже, раз уж на то пошло. Я же просто ему помогаю.
И во мне? Это странный и уклончивый ответ, но я предполагаю, что он имеет в виду соглашение Алтана и Лейе.
Я почтительно опускаю голову.
– Я признательна вам за помощь, господин Сунь. Еще раз благодарю за то, что вылечили мою бабушку. Кстати об Алтане, где он?
– Он взял лук и стрелы и отправился на прогулку.
Меня снедает беспокойство.
– Он рассказал вам о мальчике, которого забрали солдаты?
– Да, но он не станет предпринимать опрометчивых шагов, – уверяет мастер Сунь, чувствуя мою тревогу.
Я в этом сомневаюсь, но не решаюсь высказаться вслух.
– Моя бабушка сказала, что вы велели Алтану защищать меня. Зачем? – спрашиваю вместо этого.
– Из-за того, что ты можешь предпочесть сделать.
Он смотрит на меня с умным блеском в глазах. Я снова ощущаю, что меня экзаменуют, хоть и не уверена, в чем заключается испытание на этот раз.
– Как я слышал, у тебя возникли некоторые трудности с магией. Можно? – Он протягивает мне раскрытую ладонь.
Я вкладываю в нее руку, и он крепко сжимает мое запястье двумя пальцами.
– Так и думал. Колебания твоей ци нерегулярны. Очевидно, в какой-то момент на один из твоих меридианов был установлен блокатор, влияющий на поток энергии в теле, а, следовательно, и на магию.
Вздрогнув, я отдергиваю ладонь. Блок поставила моя мать. Об этом я вспомнила после того, как выпила отвар императрицы.
– Вы можете его отменить?
– Боюсь, что нет. Это слишком опасно. Я бы посоветовал тебе позволить блокировке уничтожить саму себя.
– Разве такое возможно?
– Сосредоточься на понимании своей магии, а остальное приложится.
Мастер Сунь говорит о моем умении красть жизнь. Я отрицательно качаю головой.
– Я не буду… не могу… – Снова качаю головой и залпом проглатываю чай.
– Испытывать страх – это нормально. В природе существует двойственность и равновесие. Вода дает жизнь, но может подточить камень и даже гору. Ветер раздувает паруса, но может потопить суда прямо в гавани. Земля – это основа для роста, но когда она испорчена, жизни на ней не пробиться. Огонь способен убивать, но разрушение несет возрождение и новое начало. Так и ты можешь предпочесть оберегать.
– Предпочесть оберегать? – эхом откликаюсь я. Эти слова напоминают мне о том, что сказала ама. Они оба считают, что у меня есть выбор, только вот я в этом не уверена.
Кто-то стучит в дверь и входит.
Алтан. Поклонившись мастеру, он бросает на меня подозрительный взгляд, как будто именно я стала вдохновителем этой тайной встречи с его наставником.
– Ты вернулся. – В голосе мастера Сунь отчетливо слышится облегчение. Возможно, он так же, как и я, беспокоился, что Алтан мог отправиться на поиски тех солдат. – Ан хочет учиться у меня искусству чайной церемонии. Раз ты в этом не заинтересован, я принимаю ее предложение. У нее есть потенциал.
Мастер Сунь улыбается мне, и я улыбаюсь в ответ, радуясь его похвале. Не разделяя моего восторга, Алтан посылает мне хмурый взгляд.
– Неужели?
Я закатываю глаза.
– Где ты был?
– Мастер Ло пригласил нас поужинать с его семьей через час, – сообщает он, игнорируя мой вопрос. А потом, развернувшись на каблуках, уходит, мрачный, как всегда.
Я вполголоса посылаю ему вслед ругательство.
– Иногда он становится таким, – замечает мастер Сунь с непроницаемым выражением лица.
– Пойду с-скажу бабушке об ужине, – заикаясь, бормочу я, испугавшись, что мастер услышал мое оскорбление.
Я еще раз кланяюсь, прежде чем уйти, и бегу вверх по лестнице. Погруженная в свои мысли, я проскакиваю мимо комнаты амы и оказываюсь в конце коридора. Отдуваясь, я разворачиваюсь, и тут слышу доносящиеся из соседнего помещения голоса.
– Если мы отправимся сегодня ночью, то сможем доставить молодого мастера Ли в следующий город на востоке через три дня, – хрипло произносит мужчина.
– Нам придется идти длинной дорогой, чтобы обойти лагерь солдат, – добавляет другой. – Ван его обнаружил. Он находится между Хеши и деревней, в которой они набирали рекрутов.
Эти двое помогают кому-то уклониться от военного призыва? Я прижимаю ухо к двери.
– Подозреваю, что они задержатся еще на день-другой и уйдут…
– Или начнут вербовать здесь, – перебивает первый голос.
– В таком случае не лучше ли тронуться прямо сейчас? Господин Ли говорит, что его сын экипирован и готов. Если его не будет в городе, солдаты не смогут его призвать.
Заслышав приближающиеся шаги, я поспешно бегу к комнате амы. Меня раздирает гнев, хочется немедленно доложить о мужчинах и о том, что я слышала. Как смеют богатые убегать, бросая других на растерзание? Но руки у меня связаны. Я не могу доложить солдатам о том, что задумал господин Ли, не разоблачив при этом саму себя. Кроме того, это помогло бы моему охваченному жаждой войны отцу. Испытываемый мной гнев сменяется стыдом.
Я ничего не могу сделать.
Иногда ничего не делать – это самое худшее из всего.
В конечном итоге Алтан не присоединяется к нам за ужином с семьей Ло. Если господина Сунь и беспокоит его отсутствие, он этого не показывает. После обильной трапезы, состоящей из больших порций дымящейся рисовой вермишели, клецок с креветками и жареной свинины, я с полным животом шагаю в сарай.
– Алтан? – зову я.
Ответа нет. И самого Алтана в сарае тоже нет. Измученная, я плюхаюсь на сено, которое послужит мне кроватью на ночь, поскольку свою комнату мы уступили аме и мастеру Сунь. Однако заснуть у меня не получается. Я беспокоюсь за Алтана и не могу забыть растерянное выражение лица той женщины и то, каким юным и худеньким выглядел ее сын.
В отличие от сына господина Ли, у нее и ее ребенка нет человека, который мог бы защитить их. Я могла бы. Так и следовало поступить. Алтан пытался.
Только вот я остановила его.
Мне хочется выбить из себя труса. Изгнать девушку, приученную Империей держать себя в узде и думать только о себе. Но я, похоже, не в состоянии этого сделать.
Поздней ночью дверь со скрипом открывается, и в нее проскальзывает знакомая фигура. Алтан. Он старается вести себя как можно тише, но в лучах лунного света, пробивающихся сквозь окна сарая, я вижу, как он берет из угла какие-то вещи.
Оружие.
Я помню дикий взгляд в его глазах, когда мы возвращались в таверну после встречи с солдатами. Он словно попал в ловушку какого-то кошмарного воспоминания и видел не просто мальчика, которого оторвали от матери на рынке, но самого себя.
– Куда это ты собрался? – шепчу я в полутьму.
– Спи давай, – устало отзывается он.
– Я не сплю. Ты ведь собираешься найти того парнишку, не так ли? – Я воспринимаю его молчание как согласие. – Ты знаешь, куда идти?
– Ммм.
В общем, не знает.
– Что ты собираешься делать? Бесцельно бродить в темноте? – Я встаю и подхожу к нему.
– Не знаю. – В голосе Алтана слышится боль. Он бьет кулаком по деревянной стойке, сотрясая крышу сарая.
Я твердо кладу руку ему на плечо. Он вздрагивает.
– Я пойду с тобой, – объявляю.
– Никуда ты не пойдешь, – рычит Алтан.
– Еще как пойду. Ты плохо соображаешь, поэтому нужно, чтобы я находилась рядом.
– С каких это пор ты стала такой благоразумной?
– Я всегда была благоразумной и, кроме того, подслушала один разговор.
– И что?
Алтан пытается стряхнуть мою руку с плеча, но я не позволяю ему этого, твердо стоя на своем.
– Я знаю, где находится лагерь солдат, однако тебе не скажу, пока не позволишь мне сопровождать себя. – Я усмехаюсь, чувствуя, как сильно бьется сердце. – Мы вернем мальчика его матери.
