Текст книги "Нефрит. Огонь. Золото"

Автор книги: Джун Ч. Л. Тан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Глава 29

АЛТАН

Когда мы едем к лагерю, ветер завывает у меня в ушах. Это безрассудство, но я ничего не могу с собой поделать. Как не могу выбросить из головы образ солдата, пинающего мать мальчика. Не в силах избавиться от воспоминаний о собственной матери, истекающей кровью на песке.

Мы привязываем лошадей на безопасном расстоянии и дальше идем пешком. Горит пара костров, но, судя по всему, никто не следит за угасающим пламенем.

Ан сквозь кусты смотрит на скопление палаток в поле.

– А где новобранцы?

– Вон там, – указываю на две палатки с караулящими у входа солдатами.

В первую ночь всегда кто-то пытается бежать, хоть мужчины, хоть мальчики. Они напуганы. Разве можно их в этом винить? Война проверяет людей на прочность и на поле боя способна переломить даже самый крепкий хребет.

– Что будем делать? – осведомляется Ан, на мой взгляд, чересчур нетерпеливо.

– Ты? Ничего. Ты останешься здесь. – Мне вообще не следовало брать ее с собой.

Она собирается возмутиться, но я прикладываю палец к ее губам, чтобы заставить замолчать, отчего Ан широко распахивает глаза.

– Если ты потеряешь контроль, то убьешь всех, – говорю я, отмечая про себя, какие теплые и мягкие у нее губы. – Поэтому будешь на подхвате. Если я не вернусь через час, уходи.

Она шлепает меня по руке.

– Те, кто на подхвате, так не делают.

– В таком случае беги меня спасать, если я закричу. – Ее ответа я не дожидаюсь. Времени терять нельзя, а Ан слишком много болтает.

Луна прячется за облаками, в своих черных одеждах я растворяюсь в тени и быстро подбираюсь к палаткам. В лагере тихо. Похоже, все, кроме часовых, легли спать. Войска Ши славятся своей дисциплинированностью. Никакого пьяного разгула.

Одна из охраняемых палаток темная, а из другой пробивается слабый свет. Одна – для призывников, другая – для командира гарнизона. Ведомый шестым чувством, я огибаю темную палатку и подхожу к ней сзади. Вспарываю ткань ножом, раздвигаю створки и заглядываю внутрь.

Пусто.

Из другой палатки появляется солдат и подходит к стоящим спереди часовым. Я падаю плашмя на землю, высокая трава служит мне прикрытием.

– Возвращайтесь в казармы, – велит солдат одному из часовых.

– А я все думал, когда ты нас сменишь, – ворчит стражник. – Ад меня разбери, мы больше часа без всякой причины проторчали возле палатки.

– Новобранцев угнали рано утром. Все ушли, – подхватывает другой. – Что за пустая трата времени! Я мог бы уже лечь спать.

– Заткнитесь. Хотите, чтобы он вас услышал? – предупреждает первый солдат, когда они втроем уходят.

Я проклинаю себя за опоздание. Теперь мальчик для меня потерян.

Возле другой охраняемой палатки мерцает свет. Часовые низко кланяются выходящей из нее фигуре. Нужно уходить, пока меня никто не заметил, но часовые отступают назад, и я вижу человека, одетого в балахон насыщенно-ржавого цвета. При виде священника в военном лагере я замираю на месте. Насколько мне известно, эти две организации действуют раздельно. Священнику здесь находиться совершенно незачем. И все же вот он, в своем оранжевом одеянии с красным поясом.

Это не просто какой-то священник, но сам главный жрец. Что ему здесь понадобилось?

Он делает шаг вперед и поднимает руки, направляя струю огня на один из угасающих костров. В этот момент мне удается разглядеть его.

Восковые шрамы струятся по одной стороне, создавая иллюзию, что его лицо тает. Я вижу ястребиный нос. И даже на расстоянии знаю, что его глаза будут темными и устрашающими.

Это убийца моей матери.

Я бесчисленное количество раз мечтал об этом моменте. Моменте, когда я один на один встречусь с ним и разорву его на куски. Однако теперь меня словно парализовало. Разум окутывает тишина. Песок заполняет рот, царапает язык, ноги наливаются свинцом, а сердце сковывает льдом. Мне снова восемь лет, и я пытаюсь убежать, не сумев защитить свою семью. Я пришел сюда, чтобы спасти мальчика, в котором узнал себя, такого, каким был когда-то. И вдруг обнаружилось, что и по сей день я ничуть не изменился.

Потерянный. Беспомощный. Сломанный.

– Ты нашел его? – шепчет голос у меня за спиной.

Чары рассеиваются.

– Ты должна была оставаться на месте, – шиплю я в ответ, отталкивая Ан за деревья. – Новобранцев увели.

– Но они должны были остаться на ночь. – Она выглядывает из-за дерева и тут же ныряет обратно, часто и прерывисто дыша.

Священник с тающим лицом все еще стоит у палатки. Вероятно, это он напугал ее. Адреналин вскипает у меня в венах. Возможно, мне больше не представится шанса убить этого ублюдка.

Ан тянет меня назад.

– Куда это ты собрался?

– Хочу прикончить чудовище.

– Кого?

– Стоящий там священник – это предводитель Дийе. Это он убил мою мать.

– Он? Он убил твою мать? – задыхается она. – Ты… ты уверен?

– Такое лицо невозможно забыть, как ни старайся.

Ан встает передо мной, преграждая путь.

– Нет. Это… это слишком рискованно. Там целый лагерь солдат и, возможно, другие священники неподалеку. А если с тобой что-нибудь случится?

Я отталкиваю ее.

– Мне все равно. Он убил мою мать.

– Подожди… – Ан хватает меня за запястье, а потом крепко обнимает. Я замираю от неожиданности. – Я понимаю, что тебе хочется отомстить, но ты же обещал, что не умрешь у меня на руках. Сдержи свое слово. Я… я одна не справлюсь. Не смогу сама найти меч. – Ан смотрит вверх, пораженная, на ее лице отражается паника. – Мы поищем меч, а потом можешь мстить. Мне нужно, чтобы ты был со мной. Пожалуйста. Ты мне нужен.

Я в смятении. Ан наклоняется ко мне, снова и снова повторяя одно слово – пожалуйста.

– Что ты такое говоришь? – тихо спрашиваю, пытаясь понять смысл ее речей и внезапного напряжения у себя в груди.

– Я…

– Ш-ш-ш! – Я улавливаю впереди какое-то движение. Что бы девушка ни хотела сказать, это подождет. Толкаю ее обратно в тень. – Что-то происходит.

Глава 30

АН

– Гонец, – бормочет Алтан.

Я осторожно высовываю голову из-за деревьев. И действительно, появляется одетая в оранжевое фигура верхом на лошади. Еще один священник. Спешившись, он идет к моему отцу, который, кажется, ждет его.

Мой отец.

У меня сжимается грудь. Рано или поздно мне придется встретиться с ним лицом к лицу. Но не сегодня. Вздрагиваю, ощущая, как от укола черной вины скручивается нутро. Я сделала единственное, что удалось придумать, чтобы остановить Алтана от нападения на моего отца, – притворилась, что беспокоюсь о нем. Как поступит мой спутник, если узнает, что я солгала, чтобы защитить убийцу его матери?

«Это добром не кончится», – предупреждающе звучит в моей голове. После сегодняшнего откровения между нами ничто уже не будет прежним.

– Ты слышишь, что они говорят? – шепчу я, и по спине пробегают мурашки, когда вижу, как священник вручает моему отцу свернутый пергамент.

Алтан поднимает палец вверх, без слов веля мне оставаться на месте. Через несколько минут он возвращается с побледневшим лицом.

– Нам нужно вернуться в «Три топора». Немедленно.

Запах дыма ударяет в ноздри, едва мы въезжаем в западный квартал Хеши. В той стороне, где стояла таверна, поднимается пламя, в ночи кажущееся ярко-оранжевым и очень зловещим. Люди заполошно бегут прочь, преграждая нам путь. Мы слезаем с лошадей и бросаемся вперед.

У меня падает сердце, когда мы приближаемся к таверне. Верхний этаж охвачен пламенем. Жар невыносимый, и я начинаю кашлять от дыма. На некотором расстоянии от меня священник вскакивает на лошадь, держа на руках безвольную седовласую фигуру.

– Ама! – кричу я, бросаясь вперед.

Лошадь ржет и во весь опор скачет прочь, исчезая в ночи. Из моего горла вырывается мучительный стон, и я кидаюсь за всадником, но Алтан тянет меня назад. Я поворачиваюсь к нему, размахивая руками и почти царапая ногтями лицо.

– Зачем ты меня держишь? Отпусти немедленно!

– Неужели сама не догадалась? Священники ведь тебя ищут!

– Они схватили мою бабушку, – огрызаюсь я.

Во мне буквально бурлит энергия. Вскидываю руки, и Алтан тут же отшатывается.

Осколки брызжут во все стороны, сбивая с ног. Алтан подхватывает меня, когда я падаю, и увлекает за каменную стену.

Его губы шевелятся, но у меня кружится голова и звенит в ушах. Я не разбираю его слов. Что-то крича, он прижимает меня к стене.

– …Здесь! Не двигайся.

Я слишком дезориентирована, чтобы хоть что-то предпринять, поэтому киваю и тру уши, надеясь прогнать стоящий в них звон.

Мастер Сунь выпрыгивает из окна разрушенной таверны с мечом в руке. Его одежда обгорела, узел на макушке растрепался. Следом за ним в воздухе свистят кинжалы. За ним гонятся три священника. Он уклоняется от клинков и делает разворот в воздухе, чтобы избежать огня, который мечут в него преследователи. Взмахнув руками, мастер Сунь посылает в них струю камней. Священник падает на землю, но радоваться рано, потому что появляются новые фигуры в оранжевых балахонах.

Алтан поднимается, одной рукой сжимая саблю, а другой собираясь нанести магический удар. Он уже готов броситься в драку, как вдруг замирает, глядя на меня. На его лице отражается борьба самых разных эмоций. Наконец он убирает оружие в ножны и хватает меня за руку.

– Пошли!

Я собираюсь заупрямиться, остаться, чтобы помочь мастеру Сунь, но меня останавливает выражение лица Алтана. Это тупое оцепенение свидетельствует о том, что вместо своего наставника он решил спасти меня.

Хочется заверить Алтана, что он не должен так поступать, что моя жизнь ничего не стоит. Хочу крикнуть: «Вернись! Поверни назад!»

Но слова застревают у меня в горле, и я убегаю, словно трус.

Глава 31

АЛТАН

С первыми лучами солнца мы возвращаемся в город. В воздухе витает запах горелого дерева и дыма, а улицы пусты. В нежном утреннем свете столько разрушений выглядит странно. Двери и окна торговых лавок остаются закрытыми, а горожане слишком напуганы, чтобы рискнуть выйти. Я понятия не имею, ушли священники или еще вернутся.

В данный момент это не имеет значения.

Таверна разрушена, а уцелевшая часть фасада обуглена. Остов здания напоминает скелет лачуги. Повсюду груды раскрошенного камня и обломков дерева вперемешку с землей. Среди валяющихся на земле тел нет ни одного знакомого лица. В моей душе вспыхивает надежда, манящая, будто мираж.

Рядом со мной раздается вздох.

Ан указывает пальцем, и я, проследив взглядом, замечаю среди темно-серых обломков клочок зеленой ткани.

Отчаянно карабкаясь, я пробираюсь сквозь завалы, отодвигая в сторону разбитые глиняные горшки и миски, каркас некогда целой кровати, одноногий стул…

Я не готов к боли, вонзившейся сейчас мне в живот.

Мое сердце хочет верить, что с Шифу все в порядке, но рассудок понимает обратное. Я не вижу раны, и от этого становится бесконечно хуже. Его лицо безжизненно, губы обескровлены, а взгляд приоткрытых глаз устремляется на меня. Шифу берет меня за руку.

Я до глубины души поражаюсь тому, насколько слаба его хватка.

– Мне… очень жаль, мой мальчик, – прерывисто шепчет он. Я отрицательно качаю головой, будучи не в состоянии ни говорить, ни даже дышать. – Ты должен найти способ жить… обрести покой. – Шифу с трудом сглатывает. – Я знаю, что так и будет.

Я открываю рот, но понимаю, что нужно сказать слишком много. И слишком мало одновременно.

Рукопожатие наставника на мгновение усиливается.

А потом становится уже слишком поздно, и я ничего больше не чувствую.

Мне было шесть лет, когда я впервые встретил Сунь Тай Му.

Я пробрался в тронный зал и надежно спрятался среди стропил. Ежедневные встречи отца с бесконечным потоком министров нисколько меня не интересовали, поскольку я не понимал их разговоров о политике.

Я просто-напросто прятался от сестры.

Мы играли в прятки, но по своим правилам. Чтобы было интереснее, скрываться надлежало в северном крыле, где находились покои императора, а не в восточном, где жили мы сами. Более того, сестра решила, что проигравший должен отдать свое самое ценное имущество.

Из живности.

Несколько месяцев назад монахи подарили нам пару щенков пекинеса. Этих умных маленьких существ традиционно преподносят в качестве домашних животных только принцам, но моя сестра была не из тех, кому можно отказать. Зная, насколько я дорожу своим щенком, она поставила на кон своего собственного, не дав никаких пояснений касательно того, какой будет судьба питомца проигравшего. Но даже своим юным умишком я понимал, какими могут быть негласные последствия проигрыша.

Осознавал я и то, как работает мозг моей сестры-близнеца.

Старик, одетый в бледно-зеленое ханьфу, разговаривал с отцом. Его седые волосы были собраны в пучок и скреплены палочкой из слоновой кости. Он стоял, расправив плечи, и казался очень высоким. Мне он был незнаком, а с отцом беседовал, как со старинным другом. Говорили они тихо, поэтому я не разобрал ни слова. Однако даже с высоты стропил я чувствовал отцовскую любовь к этому человеку.

В середине разговора старик поднял взгляд. Всего на мгновение, но я сразу понял, что разоблачен. Я не осмеливался пошевелиться, боясь насторожить отца, ведь нам не дозволялось находиться в тронном зале, когда у него были гости. Моя сестра все же ворвалась внутрь, устав много часов подряд искать меня. Отец тут же поднялся с трона, чтобы отослать ее, но старика, казалось, это происшествие позабавило. Наконец няня увела сестру, а старик снова посмотрел на меня и подмигнул.

Когда тронный зал опустел, я спустился вниз. И пусть выиграл в прятки, но не стал отнимать у сестры ее пекинеса. Отказался от наказания, которое она уготовила моему собственному щенку, если бы выиграла. Мы шумно поссорились в саду. Она назвала меня слабым. Сказала, что это урок, который я должен усвоить. Что принадлежность к королевской семье означает понять: выжить можно исключительно благодаря постоянной демонстрации силы.

Потом старик нашел меня сидящим у пруда с карпами кои и держащим кинжал, который мне дала сестра. Он все слышал.

– Ты не должен отнимать жизни только потому, что это в твоих силах, – сказал он, забирая у меня кинжал. – Прощение – это не слабость. Оно требует больше сил, чем ты думаешь, мой мальчик. Хоть ты не в состоянии изменить прошлое, каждым своим поступком способен преобразовать будущее.

В следующий раз я увидел этого старика в пустыне. Он стал моим спасательным кругом, моей единственной семьей.

«Хоть ты не в состоянии изменить прошлое, каждым своим поступком способен преобразовать будущее».

Первые обращенные ко мне слова Шифу эхом отдаются в ушах. Смутно сознавая, что моя спутница плетется за мной, я бреду дальше, сжимая его тело в объятиях. Не понимаю, куда иду, но мои ноги, кажется, знают дорогу.

По внутренним ощущениям, я шагаю целый день. Наконец меня встречает песчаная ширь – знакомое зрелище, которое я предпочел бы забыть. Символично, что именно пустыня станет тем местом, где я попрощаюсь с Шифу.

Я начинаю копать землю, стискивая зубы, потому что грубые песчинки царапают кожу. Когда возвращается ощущение, что меня похоронили заживо, я приказываю себе дышать, гоню прочь темные воспоминания и ночные кошмары. Отрицаю пустыню, которая отняла у меня так много.

Все, на чем я сосредотачиваюсь, – это Шифу и его последние слова. Даже на пороге смерти он выказал беспокойство обо мне. Я должен отдать ему последние почести. Мог бы воспользоваться магией, чтобы выкопать ему могилу, но предпочитаю делать это исключительно собственными руками. Мои страдания кажутся мне правильными.

Это единственное покаяние, которое я могу предложить.

Разум убеждает, что я не смог бы спасти его, не рискуя своей жизнью или жизнью Ан. Но мне тошно оттого, что я даже не попытался. Шифу хотел, чтобы я защитил Похитительницу Жизни. «Невзирая на жертвы», – сказал он. Я мог бы уверить себя, что исполнил его желание, но понимаю, что на самом деле сделал выбор.

Я выбрал ее.

Я предпочел месть, трон и собственное честолюбие человеку, который любил меня как сына. Доброму человеку. Хорошему человеку.

«Твой выбор будет оплачен кровью».

Так вот что имел в виду феникс? Стала ли жизнь Шифу жертвенной платой за мою неуязвимость? Горячие слезы катятся по щекам. Оно того не стоит. Не стоит. Присутствие наставника рядом я бы предпочел любым благам мира.

Только вот уже слишком поздно сожалеть.

Режу палец ножом и надавливаю на рану. Я не могу устроить Шифу достойные похороны. Ни под стать его положению величественного надгробия, чтобы отметить могилу. Ни выстроившихся вдоль улиц людских толп, чествующих его службу стране. Поэтому вывожу на каменной плитке старую поговорку кочевников: «Жизнь – всего лишь сон, а смерть – возвращение домой». Шероховатый камень расширяет порез, который начинает кровоточить сильнее, но боль приносит извращенное утешение.

Закончив, я заталкиваю часть плитки глубоко в песок, укрепляя ее камнями, а потом встаю и раскрываю любимый веер Шифу. Шелк местами порван, а кое-где запятнан кровью. Я дотрагиваюсь до маленькой печати, красным оттиснутой на одной из тонких бамбуковых планок, на которые натянута ткань в форме полукруга.

Сунь.

Несколько лет назад я подарил этот веер ему на день рождения, и с тех пор он никогда с ним не расставался. Я прячу его в складках своей одежды, наблюдая, как с руки капает кровь.

– Я не могу изменить прошлое, но изменю свое будущее, – шепчу я сам себе.

Заслышав шаги, напрягаю плечи. Это Ан. Во мне что-то вспыхивает – горячее и обжигающее, словно неукротимое пламя. Это та девушка, в которую я должен верить. Девушка, которая поможет мне вернуть трон. Эта девушка станет либо моим спасением, либо проклятием для всего мира.

– Мне жаль, – говорит она, – мне очень, очень жаль.

Ан протягивает руку и нежно касается моей ладони, потом обнимает меня.

И постепенно огонь во мне угасает.

Глава 32

АН

Мы мчим сквозь ночь на восток, подальше от обломков таверны. Я не видела среди мертвых ни мастера Ло, ни его семьи и уверяю себя, что им, скорее всего, удалось вовремя сбежать и что теперь они в безопасном месте. Остается только надеяться, что это правда.

На рассвете мы находим убежище в заброшенном монастыре, наполовину скрытом за порослью деревьев. Как только спешиваемся, Алтан, отрешенный и безучастный ко всему, забивается в угол двора. Горе способно принимать много разных обличий. Он пролил столько слез, сколько ему требовалось, и теперь пребывает в молчании.

Мне слишком больно находиться рядом с ним, поэтому я брожу по территории, не в силах прилечь отдохнуть, несмотря на усталость. Монахи, очевидно, давно покинули это место, и оно изрядно заросло корнями деревьев и лианами, будто природа стремится вернуть его обратно в свое лоно. Лиственные растения расползлись по стенам, обвились вокруг красновато-коричневых деревянных колонн. Все, что имело хоть какую-то ценность, либо было вывезено монахами, либо украдено мародерами. Соскоблили даже золотое покрытие, некогда украшавшее часть алтаря.

За пылью и копотью проглядывают выцветшие, поблекшие фрески, на которых запечатлены храмы, пагоды и великолепные дворцы; сцены сражений с ордами закованных в доспехи воинов на лошадях и огромными зверями, похожими на крылатых львов. А еще здесь присутствуют изображения небесных существ, одетых в некогда великолепные красные с золотом и слоновой костью одежды, ныне потускневшие. По небу, распустив хвост, кружит феникс. В нарисованном под деревнями и городами море плавают размытые змееподобные существа с одним или несколькими рогами. Это луны – драконы. Легендарные существа, которые, по преданиям, обитали в наших озерах и морях.

Ама называла их «защитниками нашей земли», когда рассказывала мне сказки на ночь.

Ама.

При мысли о ней я едва не теряю сознание от беспокойства. Приваливаюсь к стене и кладу голову на руки. Волна ужаса грозит захлестнуть меня, но я выпрямляюсь, заставляя себя думать.

Я могла бы вернуться в столицу и вызволить бабушку из отцовских лап. Если, конечно, священники отвезли ее именно туда. Но даже если я ее найду, куда мы пойдем? Где нам спрятаться? Что я могу поделать против мощи дворца и священства?

Как бы мне хотелось, чтобы все было иначе. Жаль, что я родилась с магией. Очень жаль.

Мои руки начинают неудержимо дрожать. Не изящные и не тонкие, но загрубевшие от работы в таверне, они похожи на руки крестьянки. Руки, приученные к труду.

Руки, крадущие жизнь.

«Ты не сможешь избежать своей судьбы. Боги выбрали тебя не просто так».

Смех отца эхом отдается у меня в голове. Он солгал. Магия – это не дар. Это проклятие, и я не нахожу в нем никакого благословения.

Запрокинув голову, я смотрю на фреску на стене. Солнечный свет проникает внутрь, заставляя выцветшие изображения богов светиться. Постепенно моя решимость крепнет. Как бы отец ни хотел использовать мою магию для собственных целей, как бы ни уверял, что говорит от имени трона, на самом деле он доносит волю не Тай Шуня.

Мой отец не император и не бог. Я не стану его пешкой.

Что проку в сожалениях? Молитвы – удел дураков. Я единственная, кто может управлять своей судьбой.

Я возвращаюсь ко двору.

Алтан все еще сидит в своем углу, глядя вдаль. Я опускаюсь на корточки, беру его за руку и сжимаю.

– Алтан.

Он не реагирует. На лице застыло пугающе пустое выражение. Как будто сейчас он не рядом со мной, а где-то настолько далеко, что мне туда и не дотянуться.

Не хочу его потерять.

Поэтому хватаю его за лацканы верхнего халата, отделка которого стала тускло-бордовой, выцвела от наших испытаний, и тяну вперед, желая, чтобы он сел прямо. Чтобы вернуться ко мне.

– Алтан, – снова трясу его.

Он вздрагивает и, кажется, наконец замечает меня.

– Это моя вина… во всем виноват я один.

Мне тяжело видеть его сломленным, тяжело держать себя в руках. У Алтана такой же вид, какой был, когда он копал могилу господину Сунь. Он охвачен горем, более глубоким, чем само время. Как будто с каждым сделанным вдохом часть его умирает.

– Никто не виноват, – твердо произношу я. – Но если уж хочешь кого-то обвинить, вини священников.

Он ошеломленно качает головой.

– Ты не понимаешь. Я сделал выбор. Я сделал неправильный выбор.

Его слова словно ножом вонзаются мне в сердце. Вероятно, он имеет в виду меня. Это я неправильный выбор. Священники охотились за мной и амой, а мастер Сунь отдал за нас свою жизнь. Я должна почтить его жертву. Должна все исправить.

– Алтан, мне нужно, чтобы ты отправился со мной, – говорю я, на этот раз ничуть не кривя душой. – Помоги мне, пожалуйста. Возьми меня на корабль.

– С какой стати?

У меня сжимается сердце. В его глазах нет надежды. Но я продолжаю:

– Ты должен помочь мне, потому что мы оба хотим одного и того же.

– Неужели?

– Именно так. Ты прав. Я не могу оставаться в стороне от этого хаоса. До тех пор, пока жива и в моих венах течет магия. Я хочу найти меч света, исцелить землю и спасти свою бабушку. А еще я намерена избавиться от священства. Ты мне поможешь?

Продолжительное молчание склоняет меня к мысли, что я навсегда его потеряла.

– Все, кого я люблю, мертвы, – наконец лишенным эмоций голосом произносит Алтан. – Я помогу тебе… мне больше нечего терять.

Я снова сжимаю его руку, борясь с желанием заверить парня, что он неправ.

Всегда есть, что терять.