Текст книги "Капкан любви"
Автор книги: Джулиет Мид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Единственным человеком, которому Майк доверял, был Алекс Фицджеральд. Единственным человеком, которому он мог сейчас позвонить, была Глория Мак-Райтер. Майк отбросил волосы со вспотевшего лба и набрал ее прямой телефон. Он долго слушал гудки. Ведь должен кто-то оставаться в «Хэйз Голдсмит» – черт возьми, сейчас только восемь часов вечера, в самый драматичный день за всю историю валютной торговли. Они должны были кого-то оставить дежурить в отделе.
– Дд-а? – голос Глории звучал безжизненно.
– Глория, это Майк.
– Нн-у, знаешь... Как дела, Мичинелли?
– Все хорошо, Глория. Я хотел узнать, как у тебя дела.
– Ну, мы с боссом остались удерживать крепость. Мы немного выпили, чтобы отпраздновать...
– Отпраздновать?! Глория, ты, наверное, свихнулась. Какого дьявола вы празднуете?
– Мой босс празднует баснословные прибыли, которые мы, возможно, получим завтра. Он до того надрался, что думает, будто мы вылезем из этой истории пахнущими розой. У меня не хватает духа сказать ему, что его У-ВО-ЛЯТ. – Глория выговорила слово по складам, будто разговаривала с ребенком. – Лично я праздную свое опьянение.
– Так ты думаешь, что все кончено, Глория? – Майк заговорил, тщательно выбирая слова. Он знал, что их разговор записывается на магнитные ленты, установленные в телефонах комнаты сделок «Хэйза Голдсмита», и следил за каждым оброненным словом.
– Угу, – вздохнула Глория. – Все кончено. Мы пропали. Лучше бы я никогда не уходила из «Стейнберга», Мичинелли. Я сделала огромную ошибку.
– Разве это? А не то, что случилось в четыре часа?
– Четыре часа? – недоуменно спросила Глория. – Да, возможно, – она не могла вспомнить, что случилось в это время. Может быть, он намекал на то, что эти ублюдки решили отступить с рынка?
– Глория, у тебя есть с собой переносный телефон? – спросил ее Майк.
– Конечно.
– Переключись на него, о'кей? Мне нужно поговорить с тобой минутку.
Малькольм видел, как Глория разговаривает по телефону. Он наблюдал за ней сквозь стеклянную стенку кабинета и размышлял о завершении дня. Какая-то насмешка судьбы была в том, что сегодняшний день закончился подобным образом. Малькольм ожидал, что это будет день его триумфа, а тот оказался днем его крушения. У Малькольма не было никаких сомнений, что завтра к обеду его уже уволят. Словно в насмешку, в этот знаменательный день у него получилась лучшая интимная игра за всю жизнь. Словно в насмешку, он получил ее с женщиной, из-за которой теперь лишится работы и вряд ли где-нибудь устроится снова.
Его телефон зазвонил.
– Малькольм Фиачайлд.
– Милый, это я.
– Кандида! – подскочил Малькольм. Кандида никогда не звонила ему в офис. Она вообще очень редко звонила ему.
– Милый, сегодня был такой ужасный день – Бог знает, как я перенесла это напряжение, а ведь для меня это не так близко и не так важно, как для тебя. Как ты себя чувствуешь?
– Кошмарно.
– Знаешь, я подумала, что тебе нужно немножко... подкрепить себя. Я сейчас дома. Готовлю ужин. У меня тут бутылочка шампанского на льду. Бери такси и приезжай сюда.
– Кандида, дорогая, мне это очень приятно, но сегодня вечером я не могу. Я должен следить – вдруг произойдет что-то еще. Я отвечаю за работу отдела...
– Малькольм, тебе нужно поесть. Тебе нужно расслабиться. Ты сможешь лучше заниматься своими делами, если поешь и отдохнешь. Я знаю, что тебе сейчас нужно, – уговаривала его Кандида. – Ты уйдешь из офиса ненадолго. Мы спокойно поужинаем, ты примешь горячую ванну, а я потру тебе спину. Затем ты свеженьким вернешься в офис. Ты будешь в наилучшей форме, я обещаю. Малькольм? Позволь мне помочь тебе. Ты так много мне помогал...
Малькольм не мог сопротивляться этому. Он покосился на Глорию, которая разговаривала уже по переносному телефону, и выскользнул из офиса, оставив пиджак на спинке стула и открытый портфель на столе, чтобы зашедшие люди думали, будто он где-то в здании. Это был старый трюк, но работал безотказно.
Майк быстро затянулся сигаретой. Все получилось прекрасно. Если кто-то прослушает ленту, то подумает, будто Глория заключила сделку с Майком в четыре часа, а затем напилась. Выглядело очень правдоподобно. Он набрал номер переносного телефона Глории.
– Глория, я придумал, как тебе выпутаться из этого. Ты ведь потеряешь работу, верно?
– Держу пари, что да. Ты хочешь предложить мне работу?
– В некотором смысле. Я хочу заключить с тобой соглашение.
– Тебе незачем заключать соглашения, мой сладкий. Просто забери отсюда свою дурочку, и она до конца дней своих будет помнить... – голос Глории сорвался.
– Глория, я хочу, чтобы ты выписала документ о сделке. Скажем, ты купила один миллиард фунтов у «Стейнберг Рот», Нью-Йорк, в три пятьдесят семь после полудня – до объявления – по обменному курсу 2,778.
– Мичинелли, ты кое-что забыл. У меня по документам уже есть миллиард фунтов по средней цене 2,8085.
– Я не забыл, Глория. Именно потому я это и говорю. Тебе нечего терять. Ты, считай, уже за дверью. Даже если ты избавишься от позиции по цене 2,70, в чем я сильно сомневаюсь, ты потеряешь тридцать восемь миллионов фунтов. Я уже вижу, как ты идешь с Уолл-стрит на Ливерпуль-стрит. Завтра утром ты скажешь, что заключила сделку в четыре, до того, как центральные банки удалились с рынка, потому что твердо верила, что завтра с утра цены на стерлинг резко подскочат. Как ты могла предвидеть, что Ламонт отступит с рынка? Ты решила удвоить позицию, чтобы уменьшить среднюю цену. Ну, ошиблась ты. Ну, рискнул «Хэйз» двумя миллиардами, не одним. Подумаешь, большое дело. Ты в любом случае прогораешь. Если ты сделаешь то, что я предлагаю, я выпишу тебе чек на миллион фунтов – или возьмешь деньгами, если тебе так больше нравится – на черный день. Такой, как завтра. Если не сделаешь, то выйдешь за дверь с пустым карманом и бумажкой об увольнении в руке. Я сомневаюсь, что босс даст тебе блестящую рекомендацию. Что ты на это скажешь, Глория?
– Мне нравится это слышать, Мичинелли. Рассказывай дальше.
– Дальше нечего рассказывать, а тебе нечего терять. Выписывай документ, и завтра пойдешь по магазинам. И никаких вопросов. Мы никогда не упомянем этого снова. Я просто вручу тебе чек.
Глория подтащила к себе стопку бланков документов о сделках и взяла ручку.
– Все, что ты должна сделать, моя милая, – Майк все еще уговаривал Глорию, – это заполнить жалкий деловой листочек. Один миллиард стерлингов, куплен у «Стейнберг Рот», Нью-Йорк, в три пятьдесят семь после полудня, время лондонское, шестнадцатое сентября, по курсу 2,778 немецкой марки. Ничего не может быть легче.
– Ты прав, Мичинелли. Я уже выписала его. Это не заняло и минуты.
– А теперь иди в расчетную комнату и оставь его в папке для завтрашней обработки. Затем иди в магазин и купи себе что-нибудь из одежды. Я поговорю с тобой в субботу вечером.
– Я лучше не пойду за одеждой, а останусь здесь.
– Как хочешь, Глория.
– Эй, Мичинелли? Почему ты это для меня сделал?
– Я хочу помочь тебе вылезти из грязи, Глория. Я добрый парень, и ты мне нравишься.
– Ты законченный негодяй, но плевала я на это.
Два документа были выписаны. Так из-за трех телефонных звонков и двух жалких клочков бумаги «Хэйз Голдсмит» потерял более ста миллионов фунтов, и почти половину этой суммы присвоил «Стейнберг Рот».
Кандида не спала, она ждала. Рядом с ней, слегка похрапывая, спал Малькольм. Вечером она стала убеждать его лечь в постель, что оказалось нетрудно, и заняться с ней любовью, что оказалось гораздо труднее, если учесть количество алкоголя, принятого Малькольмом, а затем поспать, что оказалось легче всего. Малькольм всегда засыпал после сношения. Иногда он засыпал и до него.
Кандида ждала, когда зазвонит телефон. Она знала, что Фиц позвонит первым, и держала руку прямо на трубке, чтобы сразу же поднять ее и не тревожить вполне заслуженный отдых Малькольма. Телефон зазвонил.
– Алло? – приветливо сказала она.
– Это я, – раздался в трубке голос Фица. – Все сделано. Как часы. Все твои заботы позади, детка. Ты можешь отдыхать или заниматься всем, что забредет в твою хорошенькую головку. Я хочу поблагодарить тебя за помощь, Кандида. От всей глубины своего сердца.
– Это большое удовольствие – сотрудничать с тобой, Фиц.
– Да? Ну, гораздо больше удовольствия исходит от тебя, детка.
– Приятно слышать.
– Как ты думаешь, могу я прийти к тебе с визитом, чтобы отпраздновать дело?
– Здесь будет немного людно. Я не одна...
– Только не говори мне, что этот придурок все еще у тебя. Ты перевыполняешь долг, моя сладкая. Ты – стопроцентный профессионал, должен заметить.
– Ну, я подумала, что так для нас будет безопаснее. Я не хочу, чтобы он бродил по офису.
– Надеюсь, что ты не совсем попусту потратила время, детка. Надеюсь, ты что-то получила с этого, понимаешь, что я имею в виду?
Слушая Фица, Кандида могла представить выражение его лица – оно расплылось в похотливую ухмылку.
– Нет, Фиц. Я ничего не имела с этого, – твердо сказала она. – Я никогда не использовала этого типа для развлечения, и в сексе, разумеется, тоже. Ты это знаешь.
– Тогда оставь это мне, детка. Будь для меня наготове.
– Буду. – Кандида положила трубку, расслабленно откинулась на подушки и уставилась в ночную темноту спальни. Белая хрустящая простыня плотно облегала ее груди.
Конечно, она не получала удовлетворения с Малькольмом. Кандида не получала удовлетворения и с Фицем, хотя тот не догадывался об этом. Она не могла вспомнить, когда в последний раз получала удовлетворение. Проблема была в мужчинах – по крайней мере, в тех, которых она знала. Они никогда не использовали в близости ничего, кроме членов, никаких частей поприличнее... ни сердец, ни тем более мозгов. Ей было противно, что Фиц не использует мозги, занимаясь любовью. В конце концов, он же был умным человеком. В каком-то смысле, Кандиде меньше претило занятие любовью с Малькольмом. Она подозревала, что тот вообще не имел мозгов, там было не на что жаловаться.
Она взглянула на него сейчас – тихого, мирного, даже улыбающегося. В первый раз Кандида задумалась о том, чем все это кончится для Малькольма. Если трезво рассуждать, он потерпел крах. Возможно, он никогда больше не получит работу. Кандида не держала зла на Малькольма, она не хотела ему ущерба, но не видела, как избежать этого. Значит, быть по сему.
Малькольм продолжал храпеть. Кандида была близка к тому, чтобы выпихнуть его из постели. Он послужил ее целям и больше не мог сделать ничего, что нарушило бы ее тщательно выношенные планы. Она задумалась о следующей стадии плана, пытаясь догадаться, что предпримет Джек. Когда он вернется из Австралии, не только Малькольм, но и весь рынок будет знать, что «Хэйз Голдсмит» понес сокрушительные потери.
Тогда цены на акции «Хэйза» резко упадут, и Алекс Фицджеральд получит огромную прибыль – частью за продажу валюты, частью за прибыль с опционов. Он продолжит скупку акций «Хэйз Голдсмит». Когда у Фица будет достаточно опционов, чтобы стать владельцем контрольного пакета акций торгового банка, он со временем поднимет цены на эти акции до того уровня, какой сочтет нужным. Алекс говорил ей, что остались дни, а не недели до того времени, когда Джек Делавинь назовет его боссом. Эта мысль вызвала улыбку на лице Кандиды.
Кандида вновь взглянула на Малькольма. Она была в добром настроении, ей хотелось сделать жест благодеяния. Так и быть, она даст ему выспаться. Наверное, это последний беззаботный сон Малькольма на долгое время вперед. Может быть, она даже сварит ему кофе завтра утром.
Глава четырнадцатая
Глория сидела на столе Малькольма, покачивая ногой, ее губы сложились в недовольную гримасу.
– Я не могу поверить, что ты это сделала, Глория, – отказывался Малькольм. – Скажи мне, что ты не делала этого. Ты издеваешься надо мной, верно?
– Нет, Малькольм. Я повторяю, что заключила сделку прямо перед закрытием рынка, около четырех, с Майком Мичинелли из «Стейнберга».
Малькольм недоверчиво потряс головой.
– Но я помню, что вчера после обеда мы разговаривали о позиции в миллиард стерлингов. А теперь ты говоришь мне, что у нас два миллиарда? Это невероятно. Я знаю, тебе просто хочется подразнить меня.
– Зачем мне это делать, дружок? Это не шутки для нас обоих. Когда мы разговаривали вчера, у нас был миллиард. Но позже, в четыре часа, я подумала, что курс, скорее всего, поднимется сразу же после закрытия рынка. Я подумала так потому, что валютная интервенция не сработала, а эти Мэр и Ламонт дали рынку «абсолютное обязательство». Поэтому я купила еще миллиард. Я думала, что ночь спустя мы получим прибыль, которая покроет наши потери. Я ошиблась, признаю. Я не предполагала, что они до того отступятся от своих обязательств, что уйдут с рынка. Я сделала ошибку в рассуждениях... небольшую.
Малькольм чуть не подавился на этом слове.
– ...большую ошибку в рассуждениях, – поправилась Глория. – Но не писай за это на меня. Ты должен писать на Мэра и Ламонта. Они – настоящая команда, эти двое. Потрясающий дуэт.
Малькольм так и сел. Он не мог сдержать дрожь.
– Но почему ты ничего не сказала мне, Глория?
– По правде говоря, Малькольм, я сказала это тебе. Я отчетливо это помню. Мой рот был занят твоим, хм, членом, – она выговорила это слово с жутким акцентом, – и я на момент освободила губы, чтобы сообщить тебе, что мы изменили позицию. Должна заметить, милок, ты выглядел изрядно довольным, но может быть, ты не совсем понял, что я сказала... – Глория скосила на него уголок глаза.
Малькольм стиснул голову руками, прижав пальцы к глазам. Он ничего не помнил. Он еще мог вспомнить интимную близость, но не помнил никаких разговоров. Придя домой к Кандиде, он уже едва держался на ногах, а когда они закончили ужинать, едва ли был способен вспомнить, как его зовут.
– Может быть, ты не хочешь говорить Большому Джеку, что я рассказывала тебе об этом? – почувствовал он у себя на шее руку Глории. – Может быть, нам лучше не упоминать о том, что здесь происходило прошлым вечером? – Глория толкнула ногой мусорную корзину. – Может быть, ты выкинешь бутылку из-под виски из мусорницы?
Малькольм застонал.
– Может быть, сейчас мне начать закрывать позицию? Как насчет этого, босс?
– Да. Конечно, ты права. Закрывай позицию. Продай ее всю. Продай эти чертовы стерлинги, пока дела не пошли еще хуже. Какой сейчас курс?
Глория перегнулась через него, чтобы взглянуть на экран. Даже находясь в таком потрясенном состоянии, Малькольм почувствовал возбуждение от ее терпкого солоноватого запаха.
– Курс около 2,65, но рынок очень тощий, – сообщила Глория. – Не знаю, удастся ли мне спустить все. Кажется, основная активность идет вокруг кроны, франка и иранской валюты. Все они двигаются на юг – падают.
Малькольм сидел, обхватив голову руками.
– Делай все, что хочешь, Глория, – безнадежно сказал он. – Продавай все, что можешь. Мне нужно подумать о том, что я скажу Джеку.
Малькольма удивляло, почему Глория обо всем говорит так спокойно. Он знал, что она потеряет работу, да и она наверняка это знала, но все-таки вела себя так, будто проиграла в игру «Счастливый случай». Чепуха. У него не было времени переживать из-за Глории. Пусть она сама заботится о себе. Ему следовало побеспокоиться о собственной шее.
Казалось, прошло совсем немного времени, когда Джек примчался в его кабинет. Малькольм взглянул в бледное, осунувшееся лицо Джека и выдавил нервную улыбку. Он почувствовал приступ раскаяния.
– Малькольм! Один из сотрудников отдела только что сказал мне, что в настоящее время у нас есть два миллиарда стерлингов, купленных по средней цене 2,793. Я чуть не уволил его с позором. За гнусное чувство юмора. – Джек говорил очень тихо, его тон был скорее угрожающим, чем злым. – Не будешь ли ты так добр объяснить мне, почему по нашему отделу летают такие дикие слухи?
Малькольм не смел посмотреть Джеку в глаза.
– Это правда, Джек, – пробормотал он. – Боюсь, что это правда.
– Ты, наверное, совсем сошел с ума. Как это может быть правдой?
Малькольм зашуршал бумагами на столе.
– Как ты помнишь, у нас была позиция на миллиард фунтов стерлингов, мы играли на повышение...
– Продолжай.
– Ну, вчера после обеда, мы – то есть Глория – решила ее удвоить.
– Глория решила ее удвоить? – Джек медленно повторил слова, тщательно выговаривая каждый звук.
– Это так. Она считала, что главный подъем курса произойдет сегодня утром.
В комнате наступило молчание.
– Только этого не случилось, – тупо добавил Малькольм.
– Но, Малькольм, я предполагал, что после объявления об отступлении с рынка ты приказал Глории продать позицию в Нью-Йорк?
Малькольм не ответил.
– Малькольм, будь добр, взгляни на меня. – Джек, увидев покрасневшие глаза и виноватое выражение лица Малькольма, догадался, в чем было дело.
– Ты продал позицию, Малькольм?
– Ну, не совсем. Не полностью. Нет еще.
Джек оперся руками на стол Малькольма, наклоняясь вперед, пока его лицо не оказалось в нескольких дюймах от лица Малькольма.
– Почему – нет? – задал он прямой, открытый вопрос.
– Меня не было в офисе. Я ничего об этом не слышал до сегодняшнего утра.
Джек отстранился от стола. Ему хотелось ударить Малькольма. Он еще никогда в жизни не хотел избить кого-нибудь сильнее.
– Понятно. – Джек уставился в окно, выходящее на Каннон-стрит. – Малькольм, будь добр, представь мне все торговые отчеты, все документы о сделках за вчерашний день, и попроси Глорию подойти к нам. Вы ведь еще не прослушивали магнитофонные ленты?
– Ленты? – смутился Малькольм. – Нет, мне это не пришло в голову. Здесь нет никаких уловок, Джек. Глория подтвердила сделку. Все оформлено и записано должным образом.
– Я бы хотел немедленно просмотреть записи, Малькольм, – в голосе Джека прозвучало ледяное презрение.
Джек изучил деловые отчеты перед разговором с Глорией и Малькольмом. Бумаги были в полном порядке. На документе было ясно написано – три пятьдесят семь после полудня, количество равнялось одному миллиарду фунтов, по курсу 2,778, самому низкому из возможного курса фунта на рынке. Факты подтверждали рассказ Малькольма. Бровь Джека поднялась вверх, когда он увидел, что противной стороной сделки является «Стейнберг Рот», но это было вовсе не удивительно. Банк был крупным игроком на рынке, одним из немногих учреждений, способных заключить подобную сделку, а у Глории, конечно, там оставались знакомьте со времен ее работы в «Стейнберге». Только две вещи вызвали недоверие Джека. Во-первых, он не мог поверить, что Малькольм так рано ушел из офиса в Черную Среду, как прозвали этот день газеты. Еще он не мог поверить, что Глория была достаточно убеждена в правильности своих рассуждений, чтобы купить второй миллиард стерлингов. Она брала на себя огромный риск для получения сравнительно небольшой прибыли в случае успеха. И она вопиюще ошиблась.
– Глория, ты обсуждала сделку с Малькольмом до ее заключения? – уточнил у нее Джек.
Глория опасливо покосилась на своего босса и быстро ему подмигнула.
– Нет. Я считала, что могла ее заключить, верно?
– Верно, могла.
– Это не значит, что сделка незаконна? Мы не можем отменить ее? – встрепенулась Глория.
– К несчастью, нет. Таковы установки торговли. Ты заключила сделку, с разрешения руководства, или без разрешения, а «Хэйз Голдсмит» – не такое учреждение, которое отказывается от сделок. Я мог бы вступить в переговоры со «Стейнберг Рот» и объяснить, что сделка такого размера превосходит твои лимиты, но они совершенно резонно могут мне ответить, что считали, что она заключена с разрешения руководства. Не такое уж необъяснимое предположение. – Джек хмуро взглянул на Малькольма. – Я мог бы также приказать провести расследование, на основании того, что считаю эту сделку мошеннической, и не уверен, что это не наилучший способ действий. Тем не менее, пока мы должны рассчитаться со «Стейнбергом», а затем попытаться договориться с нашими страховщиками. Я подозреваю, что нам предстоит выдержать очень трудную схватку, чтобы вернуть деньги. У нас нет страхового полиса, защищающего от безумия или идиотизма некоторых торговцев. Как у нас текущее положение? Сколько вы продали?
– Около четырехсот миллионов.
– Значит, у нас на длинной позиции еще полтора миллиарда стерлинга, правильно?
– Плюс-минус фунт. – Глория выглядела почти довольной.
– Хорошо. Малькольм, прикажи Марку Митчелсу принять позицию Глории и закрыть ее. Продавайте по любой цене. Глория, я хочу, чтобы сегодня ты ушла из офиса.
– Меня выгоняют? – она дерзко уставилась на Джека, тот хладнокровно встретил ее взгляд.
– Нет. На данный момент я подозреваю тебя в недозволенной торговле, – он обернулся к Малькольму. – Это правильно, Фиачайлд? Торговля была недозволенной?
– Ох, да-да. Абсолютно. Да, – поспешно забормотал Малькольм, избегая смотреть на женщину.
Джек медленно повернулся к Глории и заметил полный презрения взгляд, которым она наградила Малькольма. Такой взгляд мог означать только одно – Малькольм одобрил действия Глории, а теперь подставляет ее в качестве козла отпущения. Этот человек был ему омерзителен.
– Глория, ты пока задержана. Вероятнее всего, твой рабочий контракт будет расторгнут, но сначала мне нужно ознакомиться с формальностями. Оставь свой контактный телефон секретарю, а я позвоню тебе в ближайшие несколько дней.
– С удовольствием, Джек.
Глория неспешной походкой вышла из комнаты. За ней последовал Малькольм, нервно загребая ногами. Он догнал ее у лифта.
– Глория? Глория, подожди!
Она обернулась и благословила его самой широчайшей и натуральнейшей улыбкой.
– Да, дружок?
– Я всего лишь хотел сказать... Я всего лишь хотел сказать... – он взял ее руку в свои. – Я всего лишь хотел сказать, что сделаю для тебя все, что в моих силах – все что угодно – стоит тебе только произнести слово.
– Хи-хи, как это мило с твоей стороны, Мальк. – Глория, казалось, глубоко задумалась. – Знаешь, дружок, кое-какую мелочь ты можешь сделать...
– Скажи. Все что угодно. В самом деле.
– Ты можешь поцеловать мою задницу.
Глория сверкнула ему всеми своими безукоризненными зубами и вошла в лифт.
Тедди частым гребнем прочесала контракт ван Бадингена, чтобы предупредить любые оговорки. Ей хотелось уладить это дело. Сегодня ей было немного досадно, что она не принимала участия в грызне и суетне инвестиционных банков. Тедди могла себе представить дрожь и волнение, царившие в комнатах сделок во время этой бешеной обстановки на рынке, и почти сожалела, что, будучи вербовщиком, оставалась за пределами игрового поля.
Но, как сказала Кандида, в конце игры вербовщики возвысятся, словно судьи. Подобный рыночный кризис вызовет в Сити волну реорганизаций, а значит, пойдут наймы и увольнения, у вербовщиков появится больше работы и ЭРК высоко поднимет голову на поле битвы. Тедди не совсем была согласна с тем, что вербовщики подобны судьям в этой игре – они гораздо больше напоминали ей грифов, растаскивающих гниющие трупы. Как бы там ни было, это добавляло вкуса ее жизни. Она заглянула в кабинет Кандиды, чтобы задать пару вопросов о пенсионных правах.
Кандида, как всегда, была на телефоне.
– Джоанна? Это Кандида, – она указала Тедди, чтобы та села.
– Я услышала этим утром кое-какую новость и подумала, что тебе она покажется интересной, – хмыкнула она. – Да, мне кажется, что хорошая. Она касается Черной Среды... Допустим, одна маленькая птичка рассказала мне, что вчера, в конце рабочего дня, торговец – пусть он останется безымянным – некоторого банка на Каннон-стрит купил миллиард фунтов, незадолго до объявления Ламонта... Да, это случилось на Каннон-стрит, дом двадцать два. Ну, скажу тебе, они потеряли весьма значительную часть капитала. – Кандида рассмеялась. – Ты можешь все проверить сама. Джо, я не могу этого сделать, но я уверена в этом, да. Ты можешь добавить еще такой факт, что никто из обоих старших директоров – Фиачайлд и Делавинь, если ты хочешь знать их имена – не был на месте во время кризиса. Нет, я не знаю, где они были, откуда мне это знать? Я подумала, что тебе это понравится. Нет, за это ты мне ничего не должна. Это просто так. Хорошо, пусть будет ленч. Ты идешь на ленч в Гильдию? Да, я по глупости согласилась рассказать по шестой форме о карьере женщин в Сити. Ну, пока.
Кандида с сияющей улыбкой повернулась к Тедди.
– Это Джоанна Френч из ежедневника «Таймс». Мы с ней вместе учились в школе.
– Неужели? Вы разговаривали о «Хэйз Голдсмит»?
– Вот именно. Я о нем такое слышала, Тедди, что тебе его и палкой потрогать не захочется. В общем, как я представляю, нам нужно сделать распечатку из базы сведений о всех сотрудниках «Хэйза» – возможно, кому-то из них потребуется найти работу, а нам нужно ковать железо, пока горячо.
– Что там случилось?
– Вчера они промахнулись с фунтом. Твоя знакомая Глория Мак-Райтер. Я всегда говорила, что она – тупица. Бог знает, почему они наняли ее. Давай мы с тобой просмотрим после обеда эту распечатку, а там подумаем, с кем мы можем начать предварительные переговоры. Ранняя птичка...
– ...червячка поймает, – Тедди закончила за нее поговорку, а затем стала задавать вопросы о пенсионном обеспечении.
Тедди вышла из кабинета Кандиды с неприятным чувством. Она уважала своего босса, даже обожала, но все-таки чувствовала, что очевидный восторг Кандиды вызван бедственным положением «Хэйз Голдсмит». Конечно, Кандида ненавидела Джека, и Тедди без труда понимала, почему, несмотря на то что Джек ей самой нравился – и даже очень. Смерть Томми была трагедией того рода, от которых женщины часто не оправляются, и если Кандиде было легче оттого, что она ненавидела Джека, у нее было такое право. Было очевидно, что Джек признавал это право, почему бы Тедди не сделать то же самое?
Тем не менее, Тедди чувствовала себя неудобно. Она сознавала, что неудобство возрастало еще и от того, что она не рассказала Кандиде о своей расцветающей дружбе с Джеком. Тедди было стыдно упоминать об этом, она чувствовала себя так, будто скрывала грязный секрет от женщины, которая была ее боссом и, как она надеялась, подругой.
Однако причиной ее неудобства было и кое-что другое. Еще можно было понять, почему Кандида ненавидела Джека, но зачем она преследовала его? Почему она так настойчиво устраивала Глорию в «Хэйз»? Почему она распространяет в прессе дурные новости о «Хэйз Голдсмит»? И каким образом, черт возьми, она так быстро узнала об этом? Вопросы один за другим вертелись в мозгу Тедди, пока она печатала список «возможно подвижных» и «теплых» сотрудников «Хэйз Голдсмит». Она еще могла правильно вывести список, но если уж придется заниматься таким браконьерством, Кандида может прекрасно справиться с этим сама.
Тедди больше не была на стороне Кандиды. Если у Джека наступили тяжелые времена, она, безусловно, не будет еще больше осложнять его жизнь. Она отправила по факсу предварительный контракт Полу Драйверу, а затем Конраду ван Бадингену, на домашний факс. Конрад, видимо, подпишет его в ближайшие дни, и тогда в ЭРК будет что отпраздновать. Это не подняло настроения Тедди. Напротив, оно становилось все хуже и хуже, пока она работала. Ей нужно было поговорить с другом. Ей нужно было поговорить с Чарли. Кажется, прошли недели с тех пор, как она в последний раз встречалась с ним.
– Бартоломью? С тобой говорит твоя совесть.
– Тедди, старая корова! Как я рад тебя слышать! А я как раз собирался отключить телефон, потому что устал слушать причитания этих мелких фондовых менеджеров, хнычущих о том, как много денег они потеряли. Этим утром я нашел на рабочем столе кучу сообщений от них и спустил в мусорную корзину, все вместе и каждое в отдельности. Каждый раз, когда одно из этих мелких пресмыкающихся звонит мне и начинает плакаться о своих ценных бумагах, мне хочется воздеть руку вверх и провозгласить: «Да! Еще один повержен в прах!»
– Чарльз, мне кажется, что ты должен сменить работу. Ты получаешь слишком большое удовольствие от чужих страданий. Не стать ли тебе сменщиком автомобильных колес? Такая работа очень тебе подойдет.
– Хорошо придумано, – засмеялся Чарльз. – Я в любом случае заработаю на ней гораздо больше денег, чем здесь. И она гораздо веселее.
– Ну, что ты поделываешь, Чарльз? Ты не показываешься на глаза, не звонишь, не зовешь меня на ужин... я соскучилась по тебе.
– Как это мило, Тедди. Как это греет мое сердце! Что случилось со всеми твоими любовниками? Тебя, наверное, все бросили, раз ты назначаешь свидание мне.
– Что ж тут странного, если я хочу пообщаться со старым другом?
– Ничего, но если тебе нужны деньги, то у меня их нет, а если ты хочешь снова одолжить мой переносный телефон, то я тебе его не дам. В прошлый раз ты не выполнила свою сторону сделки.
– Я просто хочу узнать, как ты поживаешь!
– Ну, на данный момент у меня все прекрасно. Действительно прекрасно. У меня есть для тебя новость. Я собираюсь жениться.
Тедди остолбенела от удивления.
– Чарльз! Как необычно! Кто она? Я ее знаю? Когда это случилось? Она беременна? – она не могла поверить, что Чарльз говорит всерьез.
– Ты возмущаешь меня, Теодора. Каждый раз, когда я думаю, что достиг дна твоей низменной душонки, ты открываешь передо мной новые глубины.
Тедди рассмеялась.
– Так когда ты меня с ней познакомишь? До помолвки, надеюсь? Я буду твоей свидетельницей на свадьбе?
– Ты можешь быть старшей подружкой невесты, если хочешь. Если не принимать во внимание, что ты слишком стара, чтобы быть подружкой. Когда же кто-нибудь снимет тебя с полки и стряхнет с тебя пыль, Винингтон?
– Отстань, Бартоломью. Давай лучше встретимся. Ужин за мой счет. Ты, я и... как ее зовут?
– Гертруда. Для друзей – Гетти.
– Ты меня разыгрываешь.
– Да. Ее зовут Мелисса, но это неважно, потому что ты с ней не встретишься. Ни сейчас, ни через неделю, ни на свадьбе – никогда.
– Чарльз! Почему не встречусь? Мы же с тобой лучшие друзья!
– Вот поэтому-то вы с ней и не встретитесь. По правде говоря, я стыжусь тебя, Тед. Она может отказаться выйти за меня замуж, когда познакомится с тобой.
– Ох, я не подведу тебя! Я не буду рассказывать ей о твоих привычках и обещаю не упоминать о том вечере в Неаполе.
– О каком вечере в Неаполе?
– Когда ты нарезался допьяна и так разозлился на всех нас, что вышел в гостиную в моем лифчике и панталонах и упал на стерео...
– Ох... Тот вечер в Неаполе... Я уже совсем забыл о нем. Однако, подлинная причина, по которой я не хочу, чтобы вы встречались, не в тебе. Все дело в ней.
– Что же с ней не так?
– Ну, для начала, она намного старше меня. Ей сорок четыре года. И она безобразна. Настоящее страшилище. Если сравнить ее лицо с картошиной, картошина будет выглядеть красавицей. Я женюсь на ней из-за денег. Устал бороться за то, чтобы едва сводить концы с концами. Я хочу жить в свое удовольствие, а не сидеть в этой поганой дыре и разговаривать с фондовыми менеджерами, которые не способны управлять даже туалетом в пивной. Вот вся правда, Тед. Она стара, она безобразна, но она богата. Как этот... кто же этот парень? Богатый парень?
