Текст книги "Дело не в тебе, дело во мне (ЛП)"
Автор книги: Джули Джонсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
– Ох, – говорит Крисси с облегчением. – Я думала, ты серьёзно!
– Я серьёзно, – мои глаза сужаются. – Мужчины – крысиные ублюдки. Любви не существует, во всяком случае, для меня. И я больше не буду пытаться. Я собираюсь купить дюжину или около того кошек, несколько высококачественных вибраторов, достаточно батареек, чтобы хватило на следующее десятилетие, а затем покончить с этим.
Крисси и Марк смотрят друг на друга, встречаются взглядами и через несколько секунд в унисон разражаются громким смехом.
– Я серьёзно, – ворчу я.
Это не имеет значения. Ни один из них не слушает.
* * *
Только позже, спустя много времени после того, как Крисси и Марк укрыли меня на своём диване кучей одеял и удалились в свою спальню, я позволяю себе отбросить свой мужененавистнический фасад и воспроизвести последние моменты, которые я разделила с Чейзом под дождём, задерживаясь на всех деталях, которыми я пренебрегла и не поделилась со своими друзьями, когда они спрашивали об этом, по причинам, которые я не была уверена, что смогу объяснить.
Его губы на моих, поглощают меня, и я чувствую себя распутной, безрассудной, стоя и целуя совершенно незнакомого человека. Впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Я не могла перестать целовать его в этот момент, даже если бы кто-то приставил пистолет к моей голове и приказал мне уйти.
Мои руки находят его плечи, скользят по мокрой ткани его футболки, и как только он чувствует лёгкое прикосновение моих пальцев к себе, его тщательный контроль, кажется, ускользает. Звук вырывается из его груди, как будто его сдержанность подвергается жестокому испытанию, и его руки сжимаются вокруг меня, так что я прижимаюсь к нему. Его хватка такая яростная, что почти болезненна, но в лучшем виде.
На несколько мгновений мы теряемся.
В этом миге, под дождём, друг в друге.
Я смутно улавливаю звук открывающейся поблизости двери, но меня так мало интересует мир за пределами его губ, что Бостон может утонуть в чёртовом океане, а я и глазом не моргну.
Очевидно, он не чувствует того же, потому что внезапно отрывает свой рот от моего и отступает назад, создавая осторожную дистанцию между нами.
– Джемма, – повторяет он так настойчиво, что одно моё имя имеет больший вес, чем тысяча бессмысленных слов из небрежных уст.
Я просто смотрю на него, затаив дыхание. Жду, когда он заговорит.
На долгое мгновение воцаряется тишина. И когда он, наконец, разрушает это, его голос прерывается.
– Прости.
Я в замешательстве приподнимаю брови.
– За что ты извиняешься?
– За то, что поцеловал тебя.
Я игнорирую вспышку боли, которая пронзает меня.
– Никогда не извиняйся перед девушкой за то, что поцеловал её, – говорю я лёгким тоном, повторяя его предыдущие слова в машине, в надежде рассмешить его.
Его губы слегка подергиваются, но глаза серьёзны, он испытующе смотрит на меня. Прежде чем я успеваю сказать ещё хоть слово, он наклоняется вперёд и запечатлевает мимолетный поцелуй на кончике моего носа. Затем он поворачивается и уходит.
Я смотрю, как он забирается обратно в машину, и дверь за ним захлопывается.
И ещё долгое время после того, как задние фары его автомобиля исчезли на улице, я стою, застыв на ступеньках под дождём, гадая, что, чёрт возьми, только что произошло.
ГЛАВА 8
МИСС ТАЙНА
Звук настойчивого жужжания пробуждает меня от глубокого сна. Я со стоном переворачиваюсь на бок и вслепую нащупываю телефон, мои пальцы скользят по кофейному столику в тёмной квартире. Мои глаза всё ещё закрыты, когда я, наконец, прячу его под одеяло и подношу динамик к уху.
– Алло? – сонно бормочу я.
– Джемма! Что, чёрт возьми, происходит?! – в трубке раздается голос Шелби.
– Который час? – со стоном произношу я.
– 5:30.
Ворчание недовольства срывается с моих губ.
– Не обращай на это внимание! – продолжает она. – Я уже собиралась отправиться на пробежку, когда увидела это. Джемма, как ты могла не сказать мне?
– Шелбс, мой мозг ещё не проснулся. Я понятия не имею, о чём ты говоришь.
– Поцелуй! Чёртов поцелуй с Чейзом Крофтом!
Мои глаза распахиваются, и вся влага мгновенно испаряется изо рта.
– Что ты только что сказала?
– Джемма, это по всему интернету. Есть, например, миллион видео на "Ютуб", и местные новостные каналы мусолят эту тему! Я бы поспорила на свою левую грудь, что к полудню она попадёт в национальный округ, если уже не попала.
Я сажусь так быстро, что одеяла разлетаются по сторонам.
– Они называют тебя Золушкой Чейза! – Шелби радостно визжит. – Ты знаменита!
Страх камнем ложится в животе.
– Они знают, кто я?
– Ну, сомневаюсь, что у них уже есть твоё имя, но у них определённо есть твоя фотография.
– Нет, это не происходит, – говорю я, отрицательно качая головой. – Нет, этого не может быть.
– Прости, куколка, но это уже случилось. Все хотят знать историю. Включая меня, сучка, – она раздраженно фыркает. – Я не могу поверить, что мне пришлось услышать об этом на грёбаном «Фейсбуке», а не от моей лучшей подруги.
– Но… но… – я сглатываю. – Но это был всего лишь поцелуй!
– Нет, – я практически слышу, как Шелби качает головой. – Это был поцелуй с самым неуловимым завидным холостяком страны на одном из самых широко транслируемых спортивных событий года.
Я чувствую, что начинаю паниковать.
– Но ведь это ничего не изменит, верно? – наивно спрашиваю я. – Я имею в виду, что через несколько дней всё пройдет.
Я стараюсь не обижаться, когда Шелби разражается громким, непримиримым хихиканьем, которое издевается надо мной через телефонную линию.
– О, куколка, – выдыхает она, когда, наконец, немного овладевает собой. – Мне жаль, что приходится тебя огорчать, но это изменит всё.
* * *
Как только я заканчиваю разговор с Шелби, я направляюсь к кофеварке и завариваю свежий кофе, я никак не могу справиться с таким как этот кризисом, без кофеина. Пока кофе заваривается, я хватаю ноутбук Крисси с барной стойки, запрыгиваю на барный стул и захожу в интернет. Неуверенными, испуганными нажатиями клавиш я набираю «ЧЕЙЗ КРОФТ, СЕЛТИКС» в строке поиска и, прежде чем успеваю отговорить себя, нажимаю клавишу «ВВОД», скривив лицо в гримасе дурного предчувствия.
Полсекунды спустя экран полон видеоклипов, новостей и фотографий человека, чью звездную силу мои лучшие друзья явно не преувеличивали в своих описаниях. Я нажимаю фильтр изображений и начинаю прокручивать страницу вниз. Картинка за картинкой атакуют мои глаза, каждая из которых изображает различные виды одного и того же: безумно привлекательный мужчина, держащий девушку в объятиях на баскетбольной площадке, их губы слились воедино.
Святое. Дерьмо.
Я нажимаю на одно изображение и сразу же вижу, что оно прикреплено к новостной статье с сайта «США СЕГОДНЯ». Другое приписывается «ПИПЛ». А еще есть «ЭНТЕРТЕЙНМЕНТ УИКЛИ». И «БОСТОН ГЛОУБ». О, и кто мог пропустить абсурдно большой заголовок, напечатанный над моей фотографией, где я с полуиспуганным лицом, застигнутая врасплох, бегу со стадиона?
МИСС ТАЙНА! Кто тайная любовница Чейза Крофта?
Вскоре я вижу, что это даже не худший из заголовков. На самом деле, все они довольно ужасны. Чем больше я читаю, тем больше мне хочется захлопнуть ноутбук, отказаться от аренды квартиры и переехать в уединенную хижину у пруда в дикой местности, без интернета, камер мобильных телефонов, желтой прессы или миллиардеров с действительно потрясающими навыками поцелуев.
Раз уж Генри Торо5 справился. Почему я не справлюсь?
ПОЦЕЛУЙ НА КАМЕРУ! Миллиардер ЧЕЙЗ КРОФТ с шумом возвращается в Бостон!
ВСЁ О ЧЕЙЗЕ: Плейбой в плей-офф!
ГОНКА ЗА ЧЕЙЗОМ! Новая девушка КРОФТА!
СЕЛТИКС Забивает! (и КРОФТ тоже): Смотрите эксклюзивные фотографии!
Заголовки всё продолжаются, и продолжаются, и продолжаются.
По большей части, у них есть минимум подробностей обо мне, что заставляет меня дышать немного легче. Почти все они сосредоточены на внезапном возвращении Чейза в Штаты после его пятилетнего отсутствия и предлагают не более чем предположения о том, кто может быть "таинственной девушкой", которую он поцеловал прошлой ночью. Некоторые из них откровенные измышления.
Например, по словам Перес Хилтон, я экзотическая танцовщица по имени Бетани Синклер, которая часто посещает игры НБА в надежде заполучить богатого игрока в качестве мужа. С другой стороны, Марио Лопес думает, что я бывшая болельщица "Селтикс" по имени Шареена Трояни, которая получила травму два сезона назад, но всё ещё время от времени пользуется командными преимуществами. А "Полиция Моды", благослови их господь, просто хочет знать, с какой стати я надела коктейльное платье и кеды "Чак Тейлор" на баскетбольный матч.
Признаюсь, последнее заставляет меня улыбнуться.
Я только начала немного расслабляться, когда мне бросается в глаза один конкретный заголовок.
Золушка КРОФТА: Кто она и почему сбежала… У нас есть Сенсация!
Я нажимаю на заголовок, и трепет беспокойства пронзает мои внутренности.
Когда я вижу, что источником истории является сайт КБЛ – БОСТОН, я чуть не падаю со своего барного стула.
Это не может сулить ничего хорошего.
Так и есть. Потому что КБЛ, ублюдки, нажились на том факте, что билеты, которые они предоставили, привели к такой сенсационной новой истории. И все они слишком охотно сообщили имя девушки, которая вчера выиграла места в конкурсе по радио.
Моё имя.
Большими, жирными буквами, нацарапанными в верхней части страницы.
ОТ ЗВОНЯЩЕЙ СОТОЙ ДО ЦЕЛУЮЩЕЙСЯ С КРОФТОМ, ДЖЕММА САММЕРС МАКСИМАЛЬНО ИСПОЛЬЗУЕТ СВОЮ ПОБЕДУ В КБЛ!
Святое. Долбанное. Дерьмо.
* * *
Когда Крисси и Марк находят меня десять минут спустя, я начинаю задыхаться. Марк протягивает мне бумажный пакет и говорит «дыши», за что получает сердитый взгляд от меня и его жены, в то время как Крисси передаёт мне огромную кружку кофе с недостаточным количеством сахара и слишком большим количеством молока. В данный момент я слишком рассеяна, чтобы быть разборчивой, поэтому всё равно пью его, едва ощущая вкус горячей жидкости, когда она скользит по моему горлу. Что касается мешка, я скатываю его в шарик и бросаю в голову Марка, как только он поворачивается спиной.
Он просто улыбается мне и направляется в детскую за ребёнком, который начал издавать очаровательные булькающие звуки, чтобы весь мир знал, что он уже проснулся и готов позавтракать, чего и нам желает.
– Послушай, всё не так уж плохо, – говорит Крисси, заглядывая поверх моего плеча. – Большинство из них пока ещё не сообразили, что это ты.
– Ммм, – цинично бормочу я. – И как долго это будет продолжаться?
– По крайней мере, ещё час или около того, – говорит Марк, возвращаясь в комнату с Уинстоном на руках.
Мой взгляд останавливается на светловолосом, взъерошенном годовалом мальчике, который по счастливой случайности оказался моим крестником, и я протягиваю к нему руки.
– Дай-ка мне этого паренька.
– Сначала он должен поесть, – возражает Крисси.
– Сейчас 6 утра, и у меня уже самый худший день в моей жизни, – замечаю я. – Мне нужна небольшая детская терапия.
Марк смеётся, передавая своего всё ещё сонного сына мне на руки, и я сразу же вдыхаю неописуемо удивительный детский запах, когда прижимаю его к себе.
– Привет, Винни, – воркую я, покачивая его на коленях.
Его пронзительный радостный смех мгновенно заставляет меня чувствовать себя лучше.
– Кто лучший мальчик? Так и есть! Да, это ты!
Марк и Крисси закатывают глаза, но позвольте мне целых пять минут игнорировать мир, пока я корчу смешные рожицы Уинстону и радуюсь каждому бессмысленному звуку, исходящему из его крошечного розового рта, вероятно, потому, что они нашли ссылку на видео на "Ютуб" и наблюдают за моим поцелуем, показанному по всему миру, с восторженным вниманием и содержательными комментариями.
– Смотри, Марк! Вот она!
– Я вижу её, дорогая.
– Смотри, моё платье подружки невесты! Я выбрала отличные платья. Я была потрясающей невестой.
– Я знаю, дорогая.
– Знаешь, я велела ей надеть его.
– Я был здесь, дорогая.
– О, Боже! Посмотри на это! Он целует её! С языком!
– Я мог бы прожить, не видя этого, дорогая.
– О, и посмотри на этого маленького хорька, Ральф! Он так зол. Но он абсолютно этого заслуживает. Он проныра, ты согласен, Марк?
– Согласен, дорогая.
И так далее, и так далее.
Когда Марк, наконец, забирает своего сына, я снова поворачиваюсь к экрану с удрученным раздражением.
– О, смотри! – говорит Крисси. – Они также прикрепили запись твоего радиовызова! Мы должны послушать.
Я застонала и уронила голову на руки.
– Мне не нужно слушать, я была там, помнишь?
– Ну, мы не были!
Она нажимает кнопку, включая звук, и прежде чем я успеваю её остановить, и внезапно из динамиков раздаётся голос ведущего КБЛ.
– Поздравляю, вы наш сотый абонент! Назовите ваше имя!
Я вздрагиваю, когда мой собственный голос, резкий и слишком гнусавый, наполняет комнату.
– Джемма. Джемма Саммерс.
– Откуда вы?
– Из Кембриджа.
– Ну, Джемма Саммерс из Кембриджа, вы выиграли два билета на матч плей-офф сегодня вечером!
Дерьмо.
Чёрт, чёрт, чёрт.
Почему, ох, ну, почему я назвала им свою фамилию? И почему я не могла солгать и сказать им, что я из какого-нибудь дурацкого массачусетского городка, где они никогда не смогут меня найти? Как Марблхед. Или Свампскотт. Или Сэндвич.
Они никогда не выследят Джемму из Сэндвича.
Голос Марка прерывает мой мысленный бред:
– Помнишь, как я сказал, что у тебя есть, по крайней мере, час или около того, прежде чем они сообразят, что ты та таинственная девушка? – спрашивает он, с сожалением глядя на меня с другого конца комнаты.
Я сглатываю.
– Да?
– Ну, я думаю, у тебя осталось минут десять.
– Чёрт.
Я опускаю лоб на прохладную гранитную столешницу, вся надежда покидает мою систему.
– Я боялась, что ты это скажешь.
ГЛАВА 9
КАНАРЕЙКА
Через полчаса жизнь, какой я её знала, закончилась.
Облачившись в позаимствованные у Крисси слишком длинные джинсы, которые мне пришлось трижды подвернуть внизу, и квадратный, слишком большой свитер, который делал меня похожей на представителя "ГАП", я ухитряюсь скрываться от радаров на протяжении всей двадцатиминутной поездки на метро через реку в Кембридж. Никто не смотрит на меня дважды, даже когда я прохожу три квартала от станции до своего дома.
Я начинаю думать, что, быть может, Крисси и Марк слишком остро среагировали.
Затем я добираюсь до своей улицы.
Мои ноги замирают, когда я вижу, что минимум три фургона новостей припаркованы перед моим подъездом. Репортёры готовятся, операторы кружат, а люди с большими камерами расставляют своё оборудование, поскольку они, несомненно, готовятся к утреннему выпуску новостей.
Обо мне.
Если, конечно, миссис Хендриксон из 1С в итоге не заставила их написать статью об её коте Биглоу, который, как она клянётся, может предсказывать местные погодные условия. Но почему-то я сомневаюсь, что заварушка именно из-за этого.
– Чёрт возьми, – шепчу я себе под нос, на мгновение задумавшись, а потом понимаю, что однозначно не смогу пройти через парадные двери, не подлив горючего и в без того горячую историю.
Вздохнув, я сворачиваю на боковую улицу и огибаю квартал, молясь, чтобы ни у кого из репортёров не хватило ума разбить лагерь у входа в переулок.
Я исполняю небольшой импровизированный счастливый танец на улице, когда заворачиваю за угол и вижу, что с этой стороны мой путь в здание свободен. Бросившись к задней двери, я набираю код и проскальзываю в задний коридор. Дверь со щелчком закрывается за мной, закрывая всю сводящую с ума помпезность и папарацци, которые, кажется, непрерывно сопровождают Чейза Крофта, который, несмотря на сказочные навыки поцелуев, является довольно большим придурком, раз взвалил на меня всё это без предупреждения. Думаю, теперь у меня есть ответ на вопрос, почему он извинился за то, что поцеловал меня прошлой ночью.
Я глубоко, скептически вздыхаю, прислоняясь к двери.
Мне только что пришлось прокрасться в чёртову квартиру, как будто мне снова шестнадцать, а мама спит наверху. Правда, на этот раз мне не пришлось карабкаться по шпалере, но всё равно это чертовски раздражает. Я не задаться мыслью, а вдруг это – уклонение от операторов и ныряние по переулкам, чтобы просто добраться домой – новая норма… Похоже, мне всё же придётся переехать к пруду в глуши.
Или, может быть, на Таити.
Я всегда мечтала побывать на Таити, хотя, если бы кто-нибудь дал мне миллион долларов, чтобы я указала его на карте, я бы не стала ни на цент богаче.
По херу.
Дело в том, что поцелуй прошлой ночью был чертовски потрясающим.
Но последствия в значительной степени отстой.
* * *
Я никогда не хотела быть знаменитой.
И никогда уж точно не хотела быть какой-либо, нежели скучной, изолированной, замкнутой Джеммы, наедине со своими картинами маслом, несколькими близкими друзьями и почти смертельной привычкой к кофеину.
По большей части я довольна жизнью.
Ладно, я признаю, что последние несколько месяцев встреч с Ральфом не были особенно яркими, но до тех пор я была чертовски довольна. Отличные друзья, солидная работа, квартира с контролем за арендой…
Я (в основном) живу мечтой.
Поскольку моё собственное искусство не оплачивает счета, я работаю полный рабочий день в галерее в центре города под названием «Пойнт-де-Фюите», которая продаёт чрезвычайно дорогое современное французское искусство авангардным предпринимателям, покровителям, – да, в обоих смыслах этого слова, – светским львам и богатым бизнесменам, которые всегда ищут следующего Моне или Ренуара.
Конечно, я предпочла бы жить исключительно за счёт прибыли от моих собственных картин, но пока этого не произойдёт, пока я действительно не наберусь смелости показать своё искусство людям, которые не являются Крисси, Шелби или моей матерью, я буду довольствоваться тем, что пять дней в неделю посредничаю в работе других художников. Эстель, владелица галереи, властна и немного одержима бумажной работой, но она не самый худший босс, который у меня когда-либо был (я слежу за тобой, супервайзер Талия из той кофейни на Ньюбери), и она довольно хорошо понимает большинство вещей.
Кроме личных дней.
Видите ли, она на самом деле не признаёт их, если только они не запланированы за два месяца до. Поэтому, когда я позвонила в галерею сегодня утром, надеясь, что она сжалится надо мной и даст мне день, или неделю, отдыха, чтобы спрятаться под одеялом до тех пор, пока: первое – СМИ заскучают и уходят домой, или второе – у меня кончится еда в кладовке, она сказала «нет».
Ну, и в ответ она сказала: "Ни за что! Точно нет".
В любом случае, именно поэтому я здесь, в «Пойнт-де-Фюите», молюсь, чтобы никто из репортёров, разбивших лагерь возле моей квартиры, не заметил, как я выскользнула через заднюю дверь, и не последовал за мной сюда. Хотя, полагаю, это только вопрос времени, когда они выяснят, где я работаю. Я могу только надеяться, что всё это закончится до того, как они начнут копаться слишком глубоко в моём прошлом.
Эстель решительно чёрствая.
– Мир не останавливается ни для кого, дорогая, даже для миллиардеров.
Её лицо, слегка изборожденное морщинами от многолетнего смеха и солнечного света, морщится в усмешке.
– О, боже, Эстель, только не ты, – стону я. – Ты видела видео?
– Вся планета видела это видео, дорогая, – говорит она, весело кудахча.
Она приглаживает рукой свои седеющие волосы, зачёсанные назад в элегантном стиле, который она носит каждый день с тех пор, как я встретила её два года назад, затем хлопает в ладоши три раза подряд.
– Теперь у нас есть специальный запрос от нового, высокопоставленного клиента. По-видимому, семейный бизнес перешёл из рук в руки, и теперь переделываются офисы с помощью совершенно нового набора произведений искусства, мебели, красок и бог знает чего ещё.
Я поднимаю брови, удивляясь, как это может касаться меня.
– Сегодня днём ты отнесёшь в офис портфолио и покажешь дизайнеру интерьера несколько изображений, которые могут дополнить их обновленное пространство.
Эстель идёт за стеклянный прилавок, её голубая юбка длиной до пола струится за ней с каждым грациозным шагом. Она достаёт одну из наших книг-портфолио, в которой содержатся полноцветные изображения работ всех наших художников. Обычно мы используем их только для справки, когда заказываем новую серию для показа в галерее, но сейчас Эстель с многозначительным видом передаёт мне папку.
– Надеюсь, им понравится то, что они увидят, Джемма.
Я очень хорошо знаю, что она на самом деле имеет в виду, если им не понравится то, что они увидят, ты по уши в дерьме, Джемма.
У меня перехватывает дыхание.
– Но, Эстель, мы же никогда не делаем личные визиты. Я думала о том, что вся фишка нашей философии в том, чтобы привлечь клиентов к искусству, а не другим путем. Я не могу поверить, что кто-то, кто покупает искусство, не замечает его в человеке… – я умолкаю и задумываюсь на мгновение, пытаясь вспомнить её слова, и заставляю свой голос ужасно имитировать её собственный: – глупые как пробка.
Она качает головой из-за моего плохого произношения, но выражение её лица становится задумчивым, когда она переводит взгляд с портфолио на моё лицо.
– Моя дорогая… – она от души смеётся, её глаза теплеют. – Если кто-то хочет потратить почти миллион долларов на покупку целой серии наших картин… к чёрту философию. Я, что, дура, противиться этому.
Я покорно смотрю на портфолио.
– Отлично. Я пойду. Но если меня будут преследовать миллионы репортёров по дороге туда, брошусь в пробку, чтобы избежать их, и в конечном итоге умру… – я тяжело вздыхаю. – Ты пожалеешь.
– И почему французов обвиняют в том, что они более мелодраматичны, чем вы, американцы, – она издаёт звук «тс». – Но ты права, я буду сожалеть.
Я начинаю улыбаться.
– Правда?
– Конечно. Ты знаешь, сколько времени ушло на твоё обучение?
Она приподнимает одну бровь, её губы подёргиваются от удовольствия.
– И я только что потратила кучу денег на твою новую форму. У новой девушки могут быть совершенно другие размеры…
– Ха! Истеричка, – ворчу я, дёргая подол платья, хватая папку с прилавка и топая прочь, чтобы найти свой подходящий блейзер.
Звонкий смех Эстель гонит меня в заднюю комнату.
* * *
Пока я иду по городу, молясь, чтобы меня никто не узнал, я изо всех сил стараюсь выбросить из головы все мысли о Чейзе. Тот факт, что я, кажется, не могу избавиться от него, более чем немного раздражает, потому что, как бы самонадеянно это ни звучало, такого со мной никогда раньше не случалось. Я никогда не испытывала такого покалывания во всём теле, дискомфорта в животе, тошноты в горле, мурашек по коже, и уж точно не из-за кого-то, кто ясно дал понять, что не хочет быть со мной, даже в голом, библейском смысле этого слова.
Мне бы ничего так не хотелось, как списать нервные бабочки в животе на безумие прессы и стресс от вчерашнего разрыва, но я не могу. Правда в том, что отказ Чейза беспокоил меня. Беспокоит меня до сих пор.
Больше, чем мне хотелось бы признать.
Я знаю, что в этом нет никакого смысла. Точно так же, как и знаю, что четыре раунда из двух правд и одной лжи, два затяжных поцелуя и несколько сексуально заряженных взглядов не создают отношения. Не то чтобы я вообще хотела быть в отношениях с кем-то, особенно если его имя рифмуется с унижением.
К сожалению, повторять это себе снова и снова, пока я еду по Оранжевой Линии – это не то же самое, что верить в это. Через двадцать минут, когда я почти добралась до места назначения и всё ещё не могу выбросить его из головы, я готова разбить лицо о стеклянное окно поезда, если это означает положить конец пыткам собственными мыслями.
Я не та девушка, которая одержима парнем, которого едва знает, которая не может перестать фантазировать о потенциале незнакомца. Я даже не узнаю эту девушку.
Я никогда не верила в идеальную жизнь "долго и счастливо". Никогда не слушала десятки людей, которые запихивали мне в глотку сказки с тех пор, как я была маленькой девочкой, по одному диснеевскому фильму за раз.
Когда-нибудь придёт твой принц, и ты уедешь в закат.…
Да, да, да.
Насколько я понимаю, все рассказывают эту историю неправильно. Возьмём, к примеру, Золушку. Она никогда не просила Принца, не говоря уже о том, чтобы ждать его. Чёрт, всё, чего она когда-либо хотела – это ночь без работы и красивое платье, в котором можно было бы покрутиться несколько часов. Мне никогда не приходило в голову, что я должна сидеть и тосковать по какому-то мифическому Прекрасному Принцу, который оторвёт свою задницу и спасёт меня. Если таков великий план игры, я могу прождать вечно. Ну, серьёзно, если он, хоть немного похож на остальную часть мужского населения, Принц, вероятно, застрянет где-то в пробке или заблудится по пути, при этом он слишком упрям, чтобы спросить дорогу.
Дело в том, что я всегда знала, что в моём будущем не будет феи-крёстной. Ни принцев, ни идеальных сказочных концовок. Что ещё больше расстраивает, когда, к моему великому ужасу, в моём сознании начинают возникать образы меня самой в платье с высокой талией, расчесывающей свои двадцатиметровые локоны идеальных волос и поющей своим друзьям-птицам. Потому что в этих галлюцинациях партитура набухает до крещендо, и внезапно к моей башне мчится мужчина на лошади, одетый в эти странно-сексапильные леггинсы, и он выглядит подозрительно знакомым, с копной светлых волос и зелёными глазами, такими глубокими, что в них можно плавать.
Чёрт возьми.
Я в полном дерьме.
* * *
– Прямо сюда.
Анита, суровая секретарша в юбке-карандаше и туфлях-лодочках, резко жестикулирует мне, а затем выходит из вестибюля и направляется по широкому коридору налево. Я взглядом сканирую пространство, следуя за ней и радуясь, что мне не пришлось ждать больше минуты или около того в приёмной, в которой на данный момент нет ни одного предмета мебели. До этого момента я неуверенно топталась на пороге лифта на 29-м этаже, чувствуя себя неловко, как девочка-скаут, продающая печенье капризному соседу.
Очевидно, что офисы находятся на стадии огромного ремонта, устаревшие цвета, ткани и мебель были вытеснены в пользу чистых линий, современных штрихов и со вкусом подобранной, а не безвкусной цветовой гаммы.
Стены голые, но наполовину выкрашены свежим слоем тёплой краски цвета слоновой кости. Когда мы идём по коридору, проходя мимо пустых помещений по обе стороны, я вижу, что маляры ещё не закончили заменять глубокий, унылый зелёный цвет, который ранее покрывал каждый дюйм офиса. Я вздрагиваю, когда замечаю яркий изумрудный ковёр, растянутый от стены до стены по полу.
Полагаю, это правда – деньги, в самом деле, не могут купить вкус, потому что тот, кто проектировал первоначальный офис, имел ужасный вкус, несмотря на то, что смог позволить себе арендовать второй по высоте этаж в этом возвышающемся небоскрёбе финансового района с видом на Бостонскую гавань и Атлантику. Пространство, подобное этому, с таким видом, не нуждается в смелых цветах или тяжелой мебели, оно должно быть лёгким, воздушным, парящим среди облаков.
Я испытываю мгновенную признательность к новому дизайнеру, который чётко осознает этот факт, коль уж тёплые белые цвета, заменяющие старые стены в стиле страны Оз, являются каким-либо признаком. Это ощущение только усиливается, когда я легко переступаю через обрывки разорванного зелёного ковра, разбросанного по коридору, и мельком вижу красивый, хотя и незаконченный, деревянный пол, который обнаружили реставраторы.
Даже так уже стало гораздо лучше.
Анита ведёт меня в конец коридора и останавливается перед огромными дверьми во французском стиле, выполненными из красивого непрозрачного стекла. Я выжидающе смотрю на неё, но она ничего не говорит.
– Дизайнер там? – наконец спрашиваю я, крепче прижимая портфолио к груди.
Не говоря ни слова, Анита кивает, разворачивается на каблуках и исчезает в коридоре, выражение отчужденного отвращения на её лице не меняется.
– Спасибо! – кричу я ей вслед, закатывая глаза.
Ну и способ же у тебя, Анита, бросить меня волкам на растерзание, даже не представив.
Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться, не понимая, почему я вдруг так нервничаю. Я вполне способна поговорить об искусстве с незнакомцем в течение нескольких минут. Чёрт, я делаю это каждый день. И, учитывая количество картин, которые я продала за последние два года, я вообще-то чертовски хороша в этом.
Разглаживая руками облегающую чёрную юбку и блейзер в тон, который Эстель заставляет носить всех своих брокеров-женщин, я расправляю плечи, сжимаю правую руку в кулак и трижды стучу в дверь.
Я не паникую, когда глубокий мужской голос зовёт:
– Войдите.
Я не паникую, рукой сжимая ручку.
Я даже не паникую, когда дверь распахивается, и я делаю два шаркающих шага в офис, позволяя своим глазам осмотреть великолепное пространство в испытующем, оценивающем взгляде.
Но затем мой взгляд падает на сверкающий стол из стекла и хрома, как и на сидящего за ним мужчину, чей зеленоглазый взгляд оценивает меня тем же критическим взглядом, которым я оценивала его кабинет и всё это самообладание вылетает прямо из окна, падает с 29-го этажа и приземляется на тротуар с тошнотворным шлепком.
И я паникую.
Потому что Чейз Крофт сидит за этим столом и смотрит на меня, как чёртов кот, готовый проглотить беспомощную канарейку.
На случай, если это было слишком метафорично для вас…
Ага. Я и есть та чёртова канарейка.
ГЛАВА 10
ЛАЗУРЬ
– Привет, – выпаливаю я, что стало моей непривлекательной, но непроизвольной реакцией всякий раз, когда я вижу этого мужчину.
Я слышу отдаленный щелчок закрывающейся двери за моей спиной, но, застыв на пороге, вся моя концентрация сосредоточена на мужчине, смотрящем на меня с другого конца кабинета.
Он улыбается, ленивой, уверенной улыбкой, и его голос мягок, подобен словесной ласке, когда он говорит. Его взгляд, однако, насторожен, как всегда, напряжённый, непоколебимый, активный, он наблюдает, как я вхожу.
– Привет.
Его голос грохочет через открытое пространство, глубокий и магнетизирующий, и внезапно я борюсь с желанием съёжиться, стоя там, сжимая папку так сильно, что костяшки пальцев белеют. На мгновение воцаряется тишина, мы смотрим друг на друга, воздух наполнен невысказанными вопросами, самый громкий из них: «какого чёрта я здесь делаю?»
Наконец, я понимаю, что он не собирается нарушать тишину, что немного бесит, учитывая, что он явно организовал всю эту встречу.
– Ты выяснил, где я работаю, – с трудом выговариваю я.
Его глаза всё ещё серьёзны, наполнены мыслями, но его губы растягиваются в малышка-я-миллиардер-чего-ты-ожидала усмешке. У меня такое чувство, что это притворство, чтобы казаться менее угрожающим, чем он есть на самом деле, как смертельная кобра, выбрасывающая капюшон, чтобы загипнотизировать и отвлечь свою жертву перед смертельным ударом.
