Текст книги "Колдовская магия"

Автор книги: Джуд Фишер

Глава 20
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Катла не умерла, хотя и выглядела как настоящий труп.

Она лежала все время, пока «Птичий Дар» пробивал дорогу домой, в земли клана Камнепада, сквозь бурлящие волны Северного океана, и не знала о том, что находится в море, если не замечать осевшей на лице соли и сонного ощущения бесконечных взлетов и падений на волнах враждебного моря.

Выплывая из бессознательного состояния, омываемая потоками беспощадной боли, девушка слышала голоса матросов, доносившиеся будто издалека. Впрочем, ей они казались криками стервятников над полем битвы – полем, где Катла оказывалась раз за разом в своих сновидениях: она летела над ним, привязанная к темной лошади, без устали скачущей сквозь ночь…

Ничто, казалось, не могло освободить ее от кошмара. Эйранцы вышли в море в такой спешке, что у Арана не нашлось минутки, чтобы найти целительницу: он справедливо счел, что покинуть смертельно опасные земли Лунной равнины – их первостепенная задача.

Как только зловещие костры исчезли из виду, а истринские судна, посланные в погоню, уже не могли их нагнать, Аран сам обработал ожоги Катлы – промыл их морской водой и осторожно перевязал полосками своей лучшей рубашки, которую разорвал на части трясущимися от ярости руками, проклиная все время собственную слабость. Но вот с ранами, не видными глазу, однако самыми глубокими, он ничего не мог поделать.

Две недели плавания – недели, когда ветер дул ровно и судно шло достаточно ходко, – Катла ворочалась и стонала в беспамятстве, но через несколько дней ее волосы начали заново отрастать, и уже сквозь грубый, грязный черный пробивался огненно-рыжий, какой-то бескомпромиссный цвет, выглядевший неистово на фоне темных ожогов и ран, оставленных огнем.

То, что волосы отрастали – даже там, где до девушки добралось пламя, – будто шаль Эрно действительно послужила магическим щитом между плотью и разрушительной силой костра, давало небольшую надежду. Каждый день Аран Арансон подходил и дотрагивался до появившегося ежика волос – ощущение его шелковой мягкости под грубыми пальцами словно подавало знак о внутреннем здоровье дочери – и молился (в первый раз в жизни женской богине, Фейе) о чуде.

Чудо произошло за день до их прибытия.

Фент сидел рядом с сестрой и, как обычно в момент отдыха, вязал узелки и сочинял всякие стихи и загадки. Сегодня он создал для Катлы нечто новое:

 
У меня нет больших комнат,
Но есть ложе.
Я путешествую туда-сюда,
Но никогда не покидаю дома.
Я шепчу и реву,
Но у меня нет рта.
Моя добыча нескончаема,
Так же как мой гнев.
Серебро струится сквозь меня,
И лазурь покоится наверху.
Я позволю тебе отдохнуть на моем теле,
Но внутри меня – смерть.
Кто я?
 

Закутанная фигура рядом с ним завозилась, и раздался совершенно ясный голос:

– Море.

Удивленный Фент огляделся вокруг. Халли стоял к нему ближе всех членов команды, но он повернулся спиной и разговаривал с Котилом Горсоном, навигатором, а больше никого в пределах слышимости не было.

Нахмурившись, он вернулся к узелкам.

Минутой позже снова раздался тот же голос:

– Ты меня слышал? Я сказала – «море». Легко, слишком легко: морское ложе и приливы, и серебряная рыба, и небо, и так далее. Жалко, что размер и ритм все еще хромают. Коза старой Ма Галласен – и то лучшая поэтесса, чем ты.

В изумлении повернув голову, Фент встретился с глазами сестры – глубокие, цвета индиго, похожие на сам океан, они были широко открыты и лихорадочно блестели, как у бешеной собаки. Тонкий белый ободок сиял вокруг зрачков. Кожа девушки походила на белое полотно. Катла выглядела кошмарно, но по крайней мере пришла наконец в сознание.

Фент невольно улыбнулся до ушей и заорал:

– Па! Па! Она очнулась! Катла очнулась!

Катла поборола тошноту, подкатившую к горлу, и попыталась сесть.

О Сур, какая боль! Капли пота показались на ее лбу. Вся правая часть тела горела, как в огне.

Внезапно испугавшись, Катла попыталась ухватить Фента за рукав, но ее рука оказалась тяжелой и слабой: она не чувствовала пальцев.

– Сколько я спала?

Внезапно совершенно обессилев, Катла свалилась обратно, закрыв глаза, в которых замерцали зеленые круги. Смутные образы недавних событий тут же начали жестоко терзать сознание. Погоня между палатками, по темному, залитому луной берегу в тени огромной скалы, толпа людей, в которой мелькали и исчезали по очереди знакомые лица: Йенна, отец… а вот Финн Ларсон жадно облизывает красные губы. Халли с дубиной над головой, Эрно, которого обнимает какая-то темноволосая женщина. Светлобородый эйранец с открытым в крике ртом, из груди его высовывается кончик копья. И истриец, направляющийся к ней, подняв меч, и странный серебристый свет ярко горит в его глазах…

Саро Винго. Имя ударило в уши. Саро Винго, прекрасный истрийский юноша. Тот, что спас тебя, а потом пытался убить…

Внезапно дернувшись, Катла подняла правую руку к лицу и уставилась на нее. Какое-то намотанное тряпье: огромный, бесформенный обрубок.

– Что со мной случилось?

Ответ пришел сам собой, быстро и четко. Саро шел к ней, подняв меч: он не сумел убить ее, но все-таки сумел отрубить ей руку, оставив только эту нелепую, забинтованную культю. Катла никогда больше не будет лазить по горам, бить по железу молотом, бороться на состязаниях, даже одеваться и есть будет нелегко… В безысходном отчаянии, не обращая внимания на боль, которую вызывало каждое движение, девушка принялась срывать тряпки зубами.

– Катла!

На секунду отвлекшись, она подняла глаза и обнаружила рядом отца. Первым делом девушка увидела не глаза Арана – блестящие, черные, наполненные непривычными слезами, – а куцую бороду, отсутствие бровей и короткие, обожженные волосы.

– Что с тобой случилось, па? Слишком близко подошел к очагу?

– Можно и так сказать…

Аран Арансон подарил дочери кривую ухмылку. В первый раз, как с некоторым любопытством отметила Катла, она смотрела на его рот. В ее лихорадочном состоянии все казалось неестественно четким – каждая мелочь, каждая незначительная деталь мироустройства. Для мужчины рот отличный, решила она, острые белые зубы, редкие, как у собаки. Губы точно прорисованы и хорошей формы, хотя линия верхней прерывается бледным шрамом, убегающим к носу. Она никогда не замечала его раньше.

Аран понял, что Катла разглядывает его лицо. Невольно поднял руку к шраму, пальцы ощупали непривычную линию сквозь щетину.

– Откуда он у тебя, па?

Его лицо внезапно осунулось, стало торжественным и мрачным.

– Хотелось бы мне сказать, что это знак моей доблести, полученный в войне против Юга, но, боюсь, это произошло давно, мое первое Собрание. Мы с парой приятелей перебрали пива, и я попался на краже нового кувшина. Я споткнулся и упал – и оказался слишком пьян, чтобы спастись от каменистой земли! Раньше стриг бороду так же коротко, как Фент, но после этого случая… – он наклонился вперед и заговорщически подмигнул Катле, – сказал твоей матери, что получил рану на дуэли. – Аран прижал палец к губам. – Только, чур, молчи.

Глаза Катлы наполнились слезами.

– Я потеряла руку, па? Скажи мне быстро…

Аран встал рядом с ней на колени и принялся снимать бинты с осторожностью, странной для такого огромного, могучего мужчины.

По мере того как он разматывал материю, Катла с все большим волнением рассматривала руку. Потом почувствовала пальцы, непослушные и ноющие, но все-таки пальцы. Когда же последняя тряпица упала на палубу, открылось отвратительное зрелище: рука и запястье страшно раздулись, кожа была розовой и блестящей там, где не почернела и не обуглилась. А прежде длинные, тонкие, крепкие пальцы теперь слиплись в одну бесформенную, красную массу обгорелой плоти.

Катла ахнула. Такое явно не могло принадлежать ее телу! Неужели это ее пальцы, или, может быть, зрение сыграло с ней злую шутку? Она моргнула и снова посмотрела, моргнула и посмотрела…

– Что со мной случилось?!

– Тебя пытались сжечь, милая моя. Даже сейчас я не могу сказать точно почему – за то, что залезла на Скалу, или за другую ерунду…

Для Арана окончание Собрания потерялось в смутном тумане, наполненном яростью и болью. Он мог вспомнить только свою дочь, стоящую перед королем, ничем не обоснованное высокомерие истрийцев и их ликование при объявлении о предстоящей страшной казни.

Катла нахмурилась:

– Я помню, как забралась на Скалу…

При одной только мысли об этом ее рука принялась зудеть и вздрагивать. Девушка отогнала смутный образ, решив не раздумывать больше о своем жутком ранении. Она видела и похуже, говорила себе Катла, вспоминая кошмарный несчастный случай с молодым Бородой в кузнице прошлым летом. Его кожа тоже вся слиплась, но потом он поправился. Можно сказать, что поправился…

– Я обрезал твои волосы за это, – напомнил Аран, проводя ладонью по ее макушке.

– Я снова на нее забралась, па, как раз перед тем, как они меня поймали…

Теперь все вернулось к ней, она вспомнила последовательность событий: побег с Собрания после того, как Эрно поцеловал ее. «Нет, – поправила она сама себя строго, – после того как ты сама поцеловала Эрно – амулет там, не амулет, но так оно на самом деле и было». Восхождение на Замок Сура, ощущение мощи скалы, ревущее в жилах. Южанка, шокирующе нагая, неловко бежит между павильонами, и кинжал – ее, Катлы, кинжал, один из лучших в своем роде – отличный рисунок на лезвии, говорящий о своем создателе лучше всякого клейма, – весь в крови…

Катла огляделась вокруг. Увидела Халли и Фента за спиной отца, они облегченно улыбались. За ними Гар и Морт, Котил Горсон, и Хэм, рулевой. Обернувшись к корме, девушка разглядела группу из дюжины гребцов, играющих в кости. И, хотя там виднелось несколько белобрысых голов, склонившихся над столом с костями, ни одна не была такой светлой, как у Эрно…

– Где Эрно, па? И девушка?

– Какая еще девушка? – резко спросил Аран.

– Эрно помогал мне сбежать, чтобы сорвать брак с Финном Ларсоном, – просто ответила она и заметила, как помрачнело лицо отца. – Внизу, на берегу, мы обнаружили какую-то истрийку, нуждавшуюся в помощи. Кто-то напал на нее, как она сказала, и ей показалось, что она убила того человека. Я уговорила Эрно спасти ее, увезти на лодке, потому что женщина боялась, что ее сожгут за убийство. – Брови девушки сошлись на переносице, потом она ухмыльнулась – диковато, по-волчьи, на минуту став прежней Катлой. – Но ведь они попытались сжечь меня, так? Я теперь кое-что припоминаю. Меня поймали стражники, на Собрании появился истриец, весь в крови… каков лжец! Потом огонь, и все такое… но что случилось с Эрно и Тором?

– Об Эрно я ничего не знаю. А Тор…

Аран опустил голову. Ему предстояла нелегкая задача – рассказать Элле Стенсен, как ее любимый, хоть и своенравный сынок пострадал за его дочь.

В разговор вмешался Халли. Стиснутые зубы, мрачные глаза… Он стал, по мнению Катлы, лет на десять старше, с тех пор как они оставили дом.

– Тор погиб в бою, пытаясь спасти тебя от истрийцев.

Полуобраз блондина с наконечником копья, непристойно высунувшимся из груди, на мгновение промелькнул в голове девушки. Катла закрыла глаза.

Тор Лесон погиб, чтобы спасти ее от костра. Такой зверь – кто бы мог подумать? И тотчас она устыдилась своего предвзятого суждения.

«Из зверей получаются неплохие герои, при соответствующих обстоятельствах, – подумала она. – Это была храбрая смерть, и я послужила причиной. Я воздам Суру, как только мы вернемся домой, на земли клана Камнепада, и помолюсь, чтобы душа Тора добралась до Обители Храбрецов».

Но примут ли того, кто умер на твердой земле, в морском Зале Сура на пиру героев? Или его душа пронесется по каменным венам мира в самое сердце Священной Горы, где бы она ни была? Сложность подобных вопросов никогда раньше не занимала Катлу: смерть на поле боя никогда еще не затрагивала ее семью. Все знали, что когда умрут, то станут единым целым с землей и морем, глиной, из которой Сур вылепит новое тело. Но вот умерших на поле боя или в море Он оставлял себе, окружая себя моряками и солдатами, которые понадобятся в великой битве конца света, когда Сур с дружественными божествами – Снежным Волком и Медведицей – станет бороться с мировыми чудовищами – Драконом Вена, Огненной Кошкой и Змеем.

Раньше все это казалось просто развлекательными историями, приукрашенными различными деталями и приправленными отличными шутками и афоризмами. Сказки для детей, чтобы выучивать их наизусть и выдумывать вариации на данную тему… Песни для путешествующих бардов, чтобы веселить народ на Великом Пиру. Теперь Катла осознала, что так создавался скелет жизни и смерти, подобный фижмам, которые женщины использовали, чтобы делать пышными свои юбки, – рамки, которые не дают мирозданию развалиться на части, сползти в хаос разрозненных образов…

– Мне жаль, – мягко проговорила девушка. – Надеюсь, Эрно благополучно скрылся с той несчастной женщиной…

Аран покачал головой.

– Хочется верить, что он взял один из их кораблей, – мрачно сказал он. – Хотя я бы не поручился за жизнь Эрно, если его поймают на украденном корабле с нагой истрийкой.

– О, она была вовсе не нагая! – Несмотря ни на что, Катла расхохоталась. Откинув руку отца, она сжала зубы и приняла сидячее положение, облокотившись на низкий планшир. – Я отдала ей свое свадебное платье.

Фент фыркнул:

– Наверное, ей оно подошло гораздо лучше, чем тебе, сестра-троллиха!

Прежде чем Катла успела подумать, что ей это повредит гораздо больше, чем брату, она выбросила здоровую руку вперед и нанесла Фенту хороший удар по почкам. Ее тут же обдало жаром. Но девушка удовлетворилась видом сложившегося пополам брата, даже если его реакцию вызвало удивление, а не боль.

– О!

– Никогда не зли спящего тролля или только что проснувшегося…

В течение следующих часов Катла целенаправленно исследовала собственные увечья.

Там, где не было шали, обувь хоть как-то защитила ступни и ноги от воздействия огня. Но все равно девушка обнаружила красные, воспаленные пятна ожогов на поверхности своего тела.

Кроме распухшей кисти, правая рука потеряла верхний слой кожи от локтя до плеча, но Катла всегда поправлялась очень быстро, и новая кожа уже начала нарастать. Вся конечность одеревенела и мучительно болела, будто ущерб был гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Даже прикосновение свежих бинтов заставляло девушку вскрикивать – кроме одного места на плече, где кожа на бицепсе сохранилась чистой и нетронутой и не болела даже от легкого удара.

Катла знала это, потому что щипала и била по плечу немилосердно с того самого момента, как обнаружила этот непонятный феномен. Странно, но кожа в этом месте выглядела даже более здоровой и гладкой, чем прежде.

Хоть что-то хорошее, подумала девушка.

«У меня будет грубая и чешуйчатая, как у дракона, кожа по всему телу с этой стороны, кроме мягчайшей, красивейшей во всей Эйре кожи на предплечье».

– Я стану законодательницей новой моды, – объявила она Фенту, когда он заметил необычность. – Прорежу большую дыру во всех рукавах своих туник и буду показывать только эту часть тела. Как истрийки – губы.

– Ну да, точно, – понимающе усмехнулся Фент. – Потрясающе соблазнительно. Видеть только их накрашенные губы. Тор говорил… – Он внезапно запнулся. – Проклятие…

Катла отвернулась:

– Он просил у отца моей руки, знаешь ли…

– Я тоже там был, – без выражения напомнил ей Фент.

– …пытаясь спасти меня от Финна Ларсона. – Она помолчала. – Как ты думаешь, отец начнет все заново после того, что произошло?

Фент выглядел озадаченным.

– Что – «все»?

– Ну, брак с Финном…

Какая-то непонятная тень мелькнула по лицу юноши.

– Сомневаюсь, – ответил он.

Фенту явно стало неловко.

Катла, обычно читавшая мысли брата, как свои собственные, нахмурилась.

– Что? Почему? Ты чего-то недоговариваешь. Давай-ка, выкладывай мне все до конца, лисенок.

– Он… Финн Ларсон мертв.

– Мертв?!

Катла лихорадочно соображала. Когда стражники тащили ее на костер, началась невообразимая свалка, пока ее привязывали к столбу и поджигали дрова… У подножия костра сражалось уйма народу, но девушка не припоминала среди воинов тучного корабела, как ни старалась. Да и вообще она не представляла, чтобы он вдруг кинулся в драку с истрийцами за нее…

– Я убил его.

Катла уставилась на него, потеряв дар речи. Ее брат, ее маленький братишка, как она любила думать о нем, убил человека! И не просто человека – и даже не врага, – а мужчину, с которым собирался обвенчать ее отец, лучшего корабела на всей Эйре, отца Йенны…

– Но как… почему? Не из-за меня же?

Фент, не сумев сдержаться, издал лающий смешок.

– Знаешь, мир не крутится вокруг тебя одной.

Он рассказал ей и о подслушанном у истрийской палатки разговоре, и о том, как застал огромного наемника врасплох и взял его меч.

– В то время все казалось правильным, – сказал Фент, – взять Дракона Вена… знаешь, ведь ты его сделала, и он казался почти моим… и так хорошо лежал в ладони: почти пел, когда я вонзил его в предателя.

Катла с изумлением заметила безумный голубой свет в глазах брата. Он не сожалеет ни о чем, подумала она. Вовсе нет. Более того, он упивается убийством. На северных островах отнять жизнь у эйранца означало совершить величайшее преступление, которое наказывалось в лучшем случае кровной враждой и изгнанием или жизнью в обмен, если семья убитого требует отмщения. Целые семьи могли кануть в Лету из-за единственного мгновения необдуманной жестокости.

И все же Фент, оказывается, даже не осознавал, что мог навлечь беду на клан Камнепада, не говоря уже о самой серьезности своего поступка – отправления души корабела Суру. Похоже, он вроде бы даже испытывал извращенную гордость…

В первый раз в жизни Катла осознала, что они отдалились друг от друга, что времена, когда она точно знала его мысли, просто потому что сама думала о том же, прошли навсегда. Это заставило девушку почувствовать себя одинокой – одинокой и настороженной.

– Но мы не воюем с Истрией, – спокойно проговорила она, – и наш король мог даже взять в жены истрийку. Пусть бы Финн продал южанам пару кораблей, что тут такого? Я уверена, он бы обобрал их до нитки…

На щеках Фента появились две темно-красные полосы.

– Ты что, совершенно не помнишь истории отношений наших двух рас? – почти прошипел он, холодно и резко. – Они украли нашу землю и убивали наших людей столетие за столетием, оттесняя нас на север, пока у эйранцев не осталось только несколько паршивых, никуда не годных кусков скалы посреди грозного океана да умение строить корабли и плавать на них. А теперь грядет новая война. Ты что, просто будешь сидеть сложа руки и ждать, пока они отнимут у нас последнее? Из тебя бы вышла отличная жена для предателя!

С этими словами он вскочил на ноги и одним прыжком пересек корабль, чтобы усесться у румпеля и свирепо подставить лицо ветрам.

Катла наблюдала за ним, пока девушке не стало ясно, что брат не доставит ей удовольствия встретиться с ним взглядом. Потом, обессилев, вновь провалилась в сон.

Ранним утром Катла почувствовала старое знакомое ощущение – ускорившийся ток крови в венах, зуд под кожей.

Земля.

«Я чувствую, как земля зовет меня».

На этот раз ощущение было гораздо сильнее, чем раньше. Девушка почти видела рифы внизу, под килем, когда они плыли по темным, глубоким водам Западного моря – контрапункт к более настойчивой песне островов…

Боль сегодня немного притихла, хотя Катлу все еще тошнило, когда она пыталась подняться, однако это не мешало ей двигаться. С мрачным видом девушка ухватилась за планшир и подобрала под себя ноги, черпая силу у пульсирующей энергии скал и рифов. На неверных ногах она направилась к румпелю, где, уставившись на длинную серую линию горизонта, все еще не нарушенную ни единым намеком на Эйру, рядом с отцом стоял Котил Горсон.

С затянутого облаками неба накрапывал дождик. Подходящая погода, подумала Катла, для их не такого уж славного возвращения. В этот момент «Птичий Дар» поймал большую волну – еще один признак близости берега, – и всем троим пришлось схватиться за планшир, чтобы удержать равновесие.

– Ох!

Волна миновала. Убрав руку с планшира, девушка повернулась к Котилу и отцу.

– Вы почувствовали?

Они отсутствующим взглядом оглядели ее.

– Большая волна, – заметил Котил в своей обычной спокойной манере.

– Нет, – быстро сказала Катла. – Не это…

Она остановилась. Потом осторожно положила руку на планшир.

Под ее ладонью дуб корабля пульсировал от энергии. Мощная вибрация говорила о чем-то большем, чем простая реакция на столкновение досок с волной.

– Вот это, – настойчиво проговорила Катла. Потом взяла руку Арана и прижала ее к той же поверхности. – Ты чувствуешь? Оно будто жужжит, будто пульсирует…

Аран странно посмотрел на нее. Его пальцы обхватили деревянную планку, сомкнулись на ней.

– Я чувствую тягу моря, удары волн… – начал он и нахмурился, вспомнив о чем-то. – Катла, тебе ведь не следует пока вставать. Ожоги еще не затянулись. Ты совсем бледная. Иди полежи, пока мы доплывем до берега. Теперь уже недалеко, самое большее – час.

– Я знаю, – отвлеченно подтвердила Катла. – Я чувствую…

Пошатываясь, она повернулась к отцу и Котилу спиной и двинулась обратно, не видя их озадаченных взглядов, не ощущая ничего теперь, кроме дрожи дерева под ногами и ответного зова той земли, где дерево срубили. Зов приносила и передавала серая холодная вода под днищем корабля. Будто, пока она спала, каким-то образом вложили в каждую частичку мира больше жизни, и эта жизнь говорила с ней, Катлой, являя свое существование перед ней, и только передней.

Западные острова появились только во второй половине дня.

Первым стал виден Высокий Муж – похожая на башню скала, чья южная сторона свисала гигантскими ступенями белого от помета гранита, а восточная блистала бриллиантовыми оттенками охры и зелени, где странные мхи северных островов усеивали ее как драгоценности. Прикрыв глаза от солнца, Катла смотрела на него, когда они проплывали мимо, и улыбалась. Высокий Муж, его суровый вид, опасные для кораблей рифы и всевозможные древние ассоциации отмечали вход в воды клана Камнепада. Они почти дома. Когда проплыли под высокую тень, девушка вспомнила, как бабушка Рольфсен рассказывала ей сказку о том, как Высокий Муж появился. Согласно легенде, когда Сур следовал лунной дорогой на север через океан, пытаясь вернуться домой к звездам, морозный гигант встал из моря, с островов (которые бог сделал, кидая камни в холодную воду), и заявил, что Сур пройти дальше не может, потому что «хозяева льда и снега», как гигант назвал себя и своего питомца, не потерпят в своих владениях такое ничтожное существо. Гигант действительно был огромным (а Высокий Муж достигает трехсот футов) и, таким образом, способен превзойти даже бога, не такого уж и маленького самого по себе. Но мозг не всегда развивается в гармонии с телом, поэтому, когда бог вызвал чудовище на состязание, морозный гигант согласился, просто чтобы развлечься.

И они сошлись в поединке, казавшемся вначале неравным, потому что бог находился в совершенно невыгодном положении, он мог дотянуться только до коленей гиганта, причем встав на цыпочки и вытянувшись в струну при этом. Но Сур оказался очень проворным, и перепуганный гигант обнаружил, что неимоверный рост мало чем помогает ему. Они кружили друг вокруг друга, откидывая с пути утесы и горные пики, кулаками и локтями проделывая огромные пещеры и дыры там, где наталкивались на недавно появившуюся землю.

Сражение шло то так, то эдак, то один начинал побеждать, то другой, пока наконец морозному гиганту не удалось схватить бога за летящие волосы и силой погрузить его лицом в воду в попытке утопить в прибое. И как раз когда чудовищу казалось, что все закончится в его пользу, бог решил призвать силы, которые до поры до времени держал в резерве. Он мог вызвать бурю и сломить гиганта. Мог пригнать волну, которая бы унесла чудище на другой край мира. Или притянуть молнии, чтобы забили его до смерти. Мог приказать морю подняться и поглотить гиганта целиком, как кит-убийца проглатывает детеныша тюленя. Но больше всего его наполняла силой связь с костьми мира, с камнями и металлами, так плотно окутавшими сердце Эльды, с земной магией; именно поэтому молящиеся ему северяне кладут умерших на земле в пещерах, чтобы отправить ближе к богу их души, а утопших оставляют на дне океана. Итак, когда он почувствовал, как последняя частица воздуха покидает легкие, тотчас посовещался с костьми Эльды и дал им знать свою волю. Энергия, протекавшая сквозь каждый камешек, каждую скалу и каждый кусочек металла, излилась на морозного гиганта, превращая его плоть в смесь песка, кристаллов, слюды и шпата. Силы одолели чудовище, наполнили его тело такой агонией, что он выпрямился во весь рост и заревел от боли (и его открытая пасть превратилась в пещеру рядом с вершиной, куда Катла жаждала залезть с того момента, как разведала о ней в первую свою рыболовную экспедицию). Так появился Высокий Муж, башенный гигант из камня. А Сур спокойно поплыл дальше, продолжил свое путешествие на север.

Когда миновали канал между Высоким Мужем и Камнепадом, Катла разглядела дым, поднимающийся от селений вокруг Великого Зала, еще за пять миль оттуда: корабль спокойно покачивался на волнах, влекомый благоприятным ветром, и острый приступ тоски по дому внезапно захватил девушку.

Минутой позже Аран уже шагал по палубе, отдавая приказы чистым, глубоким голосом, присущим человеку счастливому и уверенному в себе, потому что лучше всего Аран разбирался в кораблевождении – плавание по океану с попутным ветром, определение погоды и течений в море, аккуратное маневрирование при входе в порт.

Большой квадратный парус спустили, сняли с мачты и сложили на палубе. Шестеро матросов управлялись с огромной, толстой мачтой – мудреная задача даже для опытной команды, – укладывая ее на палубу с едва слышным стуком. Катла внимательно за ними следила.

«Однажды, – думала она, – однажды у меня будет собственный корабль, и я поплыву, куда сама захочу».

Мысль пришла из ниоткуда и казалась почти чужой и совершенно невероятной, но где-то в глубине души прочно пустила корни.

Вскоре матросы сели на весла, и через несколько минут корабль – высокий и легкий, свободный от тяжести груза – вошел в спокойный залив Грома Камнепада. Смутная масса серого и зеленого начала раскрываться мириадами деталей островов, которые Катла называла своим домом. К западу, голый на фоне бледно-голубого неба, возвышался утес, который назывался Игла Сура (хотя некоторые говорили, что на самом деле его первоначальное название Член Сура, однако прапраматери решили переименовать его в более приличную Иглу), словно белая башня, увенчанная кружащими чайками и альбатросами.

Внизу, под Иглой, небольшие бухты южного побережья разрезали береговую линию, перед некоторыми виднелись покрытые пеной рифы, другие открывались ветрам и приливам: их бледный песок сверкал, как золотые россыпи, а дальше шли ленты утесника и ежевики. Отсюда утесы круто поднимались к устрашающе нависающим выступам дальнего восточного побережья, к еле видному Зубу Пса.

Там поставили дозорного, подумала Катла. Он потратил добрый час, чтобы забраться на утес и наблюдать за подходящими кораблями. Ладони девушки принялись гореть и зудеть, будто она уже прикоснулась к грубому граниту, а его острые камешки больно впились в кожу… В клане Камнепада всегда держали дозорного. Аран настоял на этом после возвращения с войны.

Часто Катла вызывалась исполнить обязанности дозорного, потому что радовалась любой возможности залезть на гору: это было не особо трудно, если выбрать южный коридор – там две колонны скал врезались друг в друга, образуя широкий угол, где очень удобно сохранять равновесие. И еще Катла предпочитала этот путь из-за лишней порции возбуждения от открытого моря за спиной и замечательной трехфутовой, залитой солнцем гранитной плиты. Она сидела там летом, болтая ногами над пропастью, завороженная головокружительным спуском, глядя на спины темнокрылых чаек, пролетающих под ней, и на ярко-оранжевые пятна лишайника, цветущего на выступах.

По мере того как корабль продвигался к берегу, Катла все более отчетливо различала крошечную фигурку на Зубе – одного из парней, которого не взяли на Большую Ярмарку. Вигли скорее всего или его кузен – Йарн. Оба ловкие скалолазы.

Сердце девушки учащенно забилось.

«Завтра первым делом с утра заберусь на гору, – пообещала она себе, – прежде чем взойдет солнце, чтобы поймать тени рыб, подходящих к берегу, до того, как выйдут в море лодки».

И внезапно с глухим отчаянием Катла осознала, что последнее что она сделает завтрашним утром, – это залезет на Зуб Пса. И еще много раз случится такое утро…

В глазах у Катлы защипало, а в горле встал комок, будто она проглотила что-то очень горькое.

«Я не стану плакать! – яростно подумала девушка. – Я не позволю, чтобы меня увидели плачущей. Я сама так хотела, я сама виновата и должна переносить все мужественно».

Катла провела изуродованной забинтованной рукой по лицу и яростно подставила глаза ветру, прикрыв веки, чтобы не выпустить на волю слезы.

«Птичий Дар» вошел в залив, и сначала его поглотила холодная тень Зуба Пса, а потом нависающего Гнезда Ворона, пока корабль проплывал под бодрящей занавесью горы.

Наконец бухта у Камнепада открылась, словно объятия, и внезапно моряки увидели пастбища и скалы, загоны и поля, потом амбары и хозяйственные постройки, дерновые крыши домишек, тропинки, ведущие через утесник и папоротники к жилищам, и везде – бегущие люди. Слишком далеко, чтобы узнать каждого в отдельности, и все же можно проследить их путь до порта: все естественные краски островов представлены на обозрение на их одеждах – голубой и вересковый, зеленый и коричневый, охра и грязновато-розовый. Огромная толпа собралась в гавани, построенной дедушкой Арана после основания клана Камнепада более сотни лет назад, и народ все прибывал.

Когда корабли подходили к волнорезам, Катла различила отдельные лица в толпе. На утесе, размахивая руками и крича, стояли дядя Марган и Кар Деревянная Нога, Бран Маттсон и его дочери Ферра и Сана. Феллин Серый Корабль и его жена Отта, Форна Стенсен и Ганнил Ларсон. Овчарка – огромная серая мохнатая зверюга с языком вполовину длиннее головы – бегала нервно вперед-назад перед собравшейся толпой, вертя хвостом так, что тот грозился отвалиться напрочь. Маленькие дети вскарабкались на плечи к взрослым. Для многих из них, думала Катла, это будет первый большой корабль, вернувшийся с Большой Ярмарки. И, спаси Сур, не последний. По правде говоря, разговоры Фента о войне слегка нервировали ее.

У подножия утеса качались на якорях несколько небольших рыболовных суденышек. Большинство все еще находилось в море, выбирая дневную норму улова, а оставшиеся наверняка принадлежали членам команды «Птичьего Дара» или кораблей, следовавших за ним.