Текст книги "Колдовская магия"

Автор книги: Джуд Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Счастливчиком он был, пока не добрался до семейного очага, опустевшего, заброшенного, с прогоревшим до крыши домом и скелетами домашних животных, разбросанными по двору. Никто никогда так и не нашел его жену и детей – их угнали в рабство на южные рынки. Даже после заключения шаткого перемирия Яйцо прочесывал кварталы рабов каждый год на Большую Ярмарку, надеясь отыскать свою любимую Брину. Но как узнать ее, когда все женщины закутаны от волос до кончиков ногтей? А дети, если они еще живы, уже стали взрослыми.

Он представлял своих малюток-дочек взрослыми женщинами, но их образы постоянно ускользали в дымке. Что до третьего ребенка, Яйцо даже не знал его пола. И все же на каждой Ярмарке его внимание привлекало случайное движение, покачивание бедер, взмах руки, наклон головы, и сердце пропускало очередной удар. И каждый год его надежды разбивались в прах. Он снова и снова представлял, как они живут теперь, в чужой стране с теплым климатом и прекрасными домами, вдалеке от разбитых штормами берегов севера, от крытых черепицей лачуг.

Через годы, когда боль ушла глубоко внутрь, Форстсон начал смотреть на особенности жизни истрийцев скорее глазами собственника, чем человека, утратившего все, что любил. Дотрагивалась ли Брина до этой тарелки, этого стакана? Любовалась ли она превосходным голубым блестящим фарфором Йетры, как он? Сохранили ли его дети хоть какие-то воспоминания об Эйре или говорили как коренные истрийцы, с мелодичным акцентом и мягкими согласными? Форстсон размышлял, что бы сделал, если бы нашел их, хотя такой оборот событий и казался слишком нереальным. Стал бы он вежливо торговаться с владельцем рабов, добиваясь более низкой цены? Или разум вмиг заволокло кровавым туманом, и он отобрал бы силой то, что принадлежало ему по праву? Или, как иногда казалось ему, просто закрыл бы глаза и прошел мимо?

– …Яйцо?

Голос короля. Форстсон резко вскинул голову.

– Что ты думаешь о дочери ярла Херинсона?

– Очень милая девушка, мой господин.

Вран засмеялся: его советник, по своему обыкновению, тщательно избегал прямых высказываний.

Король уже знал мнение Яйца: Рагна – милая, маленькая кокетка, а он, Вран, мало напоминал и в характере и в силе воли своего усопшего отца, короля Ашара Стенсона, а когда дело доходило до женских чар, и вообще превращался в полного дурака.

– Да, она такая. Я так понимаю, что она не подойдет?

Отец Рагны, Фалл Херинсон, убежденный пьяница, прогулял все свое наследство и навряд ли создаст какие-либо проблемы, однако и предложить сможет мало чего, кроме невинности своей дочери. А последнее давно утеряно – она вот уже несколько лет приходится любовницей королю…

Вран с надеждой осмотрел собравшихся лордов. Штормовой Путь был хмур, как всегда. Король знал, что он все еще лелеял надежды по поводу собственной дочери, двадцатитрехлетней мужиковатой девчонки, к несчастью, унаследовавшей квадратную челюсть и лохматые брови отца. Но у Врана не хватало смелости сказать Штормовому Пути, что скорее женится на своем призовом жеребце, чем ляжет в постель с дочерью старика.

Были и другие лорды, соревновавшиеся друг с другом за теплое местечко, и он прекрасно понимал это. Например, его кузен, Эрол Вардсон, желающий заполучить наследника королевской крови. Советник его покойного отца, Керил Сандсон, слишком любящий комфорт. Да и куча других, готовых предоставить ему своих прелестных, горящих желанием дочерей с приданым в обмен на кое-какие преимущества при дворе.

Опасная это игра – политический брак. Опасная, и к тому же скучная: все женщины – по крайней мере те, что еще не побывали в его постели, – напоминали кормящих свиноматок, а их родственники мужского пола – роющих землю кабанов, ждущих удобного момента, чтобы сбросить его с трона.

– Нет, господин, – твердо сказал Южный Глаз. – Нам надо наполнить казну. Если вам так не терпится, переспите с ней, но жениться – нет.

Вран вздохнул. Предстоит тяжелая работа. И делу вовсе не помогает тот факт, что истрийские женщины все закутаны в ткань и совершенно невозможно определить, толстые они или стройные, целомудренные или страстные. Ему нравились, однако, их губы, накрашенные до неприличия: всплеск цвета посреди строгих одежд. Неужели истрийцы не догадывались, как провоцирует эта деталь, какие сладострастные мысли порождает?

Он сомневался, что догадывались: большинство южных зануд интересовались только делами и своей мрачной религией, а не простыми удовольствиями земной жизни. Их женщины, наверное, могли бы свыкнуться со вкусами северян: немного резвого веселья – вместо болезненного, претензионного внимания их вялых мужей. Вран еще не спал с южанками. Наверное, жениться на одной из них стоит только для того, чтобы испытать новые ощущения…

– Мой господин…

За дверью послышался грохот.

Король поднял голову и обнаружил в дверном проеме двух молодых людей. Один, высокий, с соломенными волосами, поддерживал второго, стройного, с длинной темно-каштановой расплетенной гривой, правая нога которого, хотя и замотанная тряпками, промокла от крови.

Южный Глаз тут же вскочил с места:

– Турил! О Сур, что случилось, парень?!

– Царапина от истрийской булавки, па, просто царапина, – ответил раненый мальчишка, слабо улыбнувшись, и тотчас упал в обморок.

– Истрийцы… пьяные… в квартале кочевников, – пояснил блондин, глотая воздух. – Драка, – без надобности добавил он.

Ярл подхватил сына на руки. Вран, обрадованный возможностью сделать хоть что-то, уже выскочил за дверь, вызывая целителя с королевского корабля.

Оставшиеся лорды обменялись встревоженными взглядами. Невероятно, но именно Яйцо Форстсон, а не суеверный Штормовой Путь, припомнил древнюю поговорку:

– Кровь, пролитая в Ярмарку, прольется вновь. Одна жизнь ушла – появилась вражда, больше жизней ушло, и у нас уже война.

Аран Арансон, сидя в уединении в затемненной части палатки клана Камнепада, поздно ночью слушал ровное дыхание своих родственников. Потом он вытащил из-под рубахи карту, приобретенную утром, и начал вертеть ее так и эдак, рассматривая со всех сторон в неровном мерцании свечи.

Наконец он заключил, что это самая прекрасная работа на свете. Восторг Арана вызывала не просто необычная палитра красок – фиолетовых и голубых для океанских глубин, зеленых для обозначения побережий и алых для суши, – но еще и изумительная точность букв и линий, нарисованных художником. Почерк такой мелкий, почти неразличимый, особенно для неискушенного в чтении; но каждый мельчайший штрих на береговой полосе обещал тайную пристань, каждая волнистая линия – выступающий риф. Но соблазнительнее всего ему казались неясные обозначения в верхней части карты, потому что там, отмеченный пунктиром (что наталкивало на мысль о корабельной качке), посреди океана с единственным словом «лед», постоянно повторяющимся на белых просторах, лежал приз – Святилище, остров золота.

Почти бессознательно пальцы Арана прошлись по куску желтого металла, оттягивавшего кошелек на бедре.

Несмотря на поздний час, в квартале кочевников все еще оставалось немало гуляк.

Казалось, именно здесь собирается весь ищущий развлечений народ, потому что остальная часть Ярмарки дышала тишиной и покоем.

Тайхо Ишиан принял очень важное решение. Он поставит все на единственный шанс в одном безрассудном порыве, и если выиграет то, чего взалкала душа, остальной мир пусть катится в пропасть…

Отчаяние убыстряло его шаг. Тайхо протолкался через толпу людей, наблюдавших, как Потерянная женщина глотает, в особенно бесстыдной манере, дюжины горящих ножей, которые ей бросал покрытый татуировками мужчина в широких штанах. Ишиан отвернулся от кучки проституток, кричащих и свистящих в его сторону (одна из них, в смятении осознал Тайхо, увидев блеск белых ракушек в волосах, чуть раньше сегодня предлагала ему свои услуги), потом сбился с пути из-за огромной толпы, собравшейся посмотреть на нечто вроде представления уродов.

В ужасе (ибо истинно поклонявшиеся Фалле верили в совершенство человеческих форм: деформированные младенцы на дальнем юге страны немедленно отдавались богине, их оставляли ночью высоко в холодных горах, где уродцы непременно испускали дух) он обнаружил, что заворожен видом безрукого ребенка, неверно балансировавшего на теленке йеки.

Зажав животное между коленями, уродец заставлял йеку ходить аккуратными кругами по разложенным на земле в замысловатых узорах красным лентам и постоянно радостно улыбался при взрывах восторженных аплодисментов толпы. Толстый коротышка в кожаных доспехах, с серебряным кольцом в ухе и сверкающим гвоздиком в носу, громко смеялся и бросал новую порцию денег на монеты своего партнера.

Тайхо отвернулся. Делать ставки на урода казалось в лучшем случае извращением, в худшем – смертельным оскорблением богини. Недоброе предзнаменование перед его предприятием.

Весь дрожа, он добрался до фургончика продавца карт. Деньги, захваченные в знак доброй воли, звенели, ударяясь о бедро. Однако фургончик стоял погруженный во тьму.

Тайхо обошел его, пытаясь заглянуть внутрь сквозь зашторенные окна, но так и не нашел признаков жизни. Однако когда истриец вернулся к входу, не удовлетворившись разведкой, на ступеньках появилась большая черная кошка.

Тайхо уставился на животное. Кошка ответила немигающим взглядом, но, когда лорд протянул к ней руку (сам не зная почему – он совсем не любил кошек), она отпрянула, шерсть на голове превратилась в устрашающий капюшон, который потом начал распространяться по всему ее длинному черному – теперь изогнутому – телу и наконец украсил пикой змеящийся хвост. Кошка зашипела.

Тайхо отступил назад и врезался в продавца карт, который тихо, словно призрак, очутился сзади него.

– Не думаю, что вы понравились кошке, господин, – заметил продавец своим странным спокойным голосом без всякого выражения.

Тайхо проглотил зарождавшиеся в горле слова.

– Нет, не понравился, – согласился он, вежливо кивнув.

– Она отлично разбирается в людских характерах, – продолжил продавец карт, протягивая ладонь к кошке, которая тут же успокоилась и повисла у него на руках, как тряпка.

Однако уши зверюги продолжали нервно дергаться, а глаза не выпускали Тайхо из виду. Мужчина открыл дверь и загнал кошку внутрь фургончика. Она исчезла в темноте, не оглядываясь. Тайхо прокашлялся.

– Я пришел заключить с тобой сделку, продавец карт, – проговорил он немного напыщенно.

Альбинос молча оглядел лорда. Потом улыбнулся. Улыбка заставила Тайхо почувствовать себя неудобно. Как будто капля ароматного масла по поверхности воды в чаше, она разлилась по коже, не затронув ни души, ни разума.

Тайхо поспешил развязать кошель и протянул его продавцу карт. Взгляд альбиноса упал на содержимое, но брать мешочек из рук Тайхо он явно не собирался.

– Приданое, – быстро сказал Тайхо, боясь пожалеть о своем решении.

Мужчина изогнул бровь:

– Да?

– За женщину, – поторопился продолжить Тайхо. – Я дам тебе двадцать тысяч кантари за нее после окончания Ярмарки. Возьми это как залог всей суммы. Здесь пять тысяч кантари.

Пять тысяч кантари сами по себе представляют немалую сумму. На них можно купить стадо йек, построить дом, приобрести полоску превосходной земли. За двадцать тысяч кантари можно получить небольшой замок и нанять постоянную армию.

Тайхо никогда не держал в руках двадцать тысяч кантари и даже не клал столько в банк, никогда в жизни. Огромное состояние. Именно столько истриец собирался заработать к концу Ярмарки, продав дочь мужиковатому, но очень богатому мальчишке Винго. Заплатив Совету, он мог бы наскрести не меньше тринадцати тысяч.

Тайхо выкинул долг из головы, и это получилось достаточно легко.

Сумасшествие, это сумасшествие, но он ничего не мог поделать…

Лицо продавца карт стало странно пустым. Выражение ли это игрока, прикидывающего шансы, подумал Тайхо, или кочевник просто шокирован до беспамятства? В любом случае он решил продолжить уговоры.

– Это огромная сумма, продавец карт, – указал лорд на очевидное. – Ты не заработаешь столько и за сотню Ярмарок.

Мужчина склонил голову набок.

– Где находятся твои земли, истриец? – спросил он.

Дерзкий вопрос со стороны кочевника. Даже оскорбительный.

Но Тайхо сейчас мало интересовал этикет.

– На дальнем юге, возле гор.

Лицо продавца карт сделалось еще более пустым, будто данное обстоятельство меняло все его планы. Потом он коротко кивнул, словно соглашаясь в чем-то сам с собой. Взял кошель из протянутой руки истрийца, с важным видом взвесил его, глянул внутрь и опустил в складку обширных одежд, где тот исчез без звука.

– Я принимаю ваше предложение, – ровно проговорил он, и сердце Тайхо чуть не выпрыгнуло из груди. – Но на двух условиях.

– Все, что угодно!

– За свои двадцать тысяч кантари вы получаете не только самую красивую женщину на свете, но и наши с кошкой услуги. – Мужчина коротко поклонился. – Нас нельзя разлучить, понимаете.

Тайхо нахмурился. На что ему сдался продавец карт, тем более его блохастое животное?

Мужчина снова улыбнулся.

– Знаю, что у вас на языке вертится вопрос, – мягко проговорил он. – Но у нас есть свои достоинства – у Бете и у меня. И я не могу позволить Розе Эльды выскользнуть в большой мир без сопровождения. Это чрезвычайно опасно.

– Я буду защищать ее, не щадя собственной жизни.

– Я вовсе не это имел в виду, господин.

Мужчина выдерживал его взгляд без видимых усилий, пока Тайхо не отвел глаз.

– Как хочешь, – быстро согласился лорд. Сомнения бродили в его голове. – Я принес тебе деньги как залог моей доброй воли. Могу ли я увидеть женщину – в качестве подтверждения сделки с твоей стороны?

– Секунду.

Альбинос открыл дверь и скользнул внутрь.

Послышался скрип, шорох материи, потом приглушенные голоса. Внутри фургончика зажегся свет. Мужчина появился снова и сделал знак фигуре позади него.

Тайхо, надеявшийся зайти в фургончик и провести несколько минут наедине с будущей невестой, почувствовал разочарование. Но все следы сожаления исчезли, как только появилась женщина с круглыми, зелеными, как у кошки, глазами. Она медленно повернула голову к истрийцу и оглядела его с ног до головы.

Тайхо подумал, что сердце его сейчас разорвется на части, так громко оно забилось. Кровь забурлила в ушах, на лице, в груди. Он попытался улыбнуться, успокоить ее тревогу, неизбежную при таких странных обстоятельствах их знакомства, но не смог. Вместо этого Тайхо обнаружил, что идет к ней, как в трансе.

Когда до женщины оставался всего шаг, лорд протянул руки и погладил милое лицо. Оказалось несравненно легче целовать ее с закрытыми глазами. Как только их губы встретились, ее язык скользнул между губ Тайхо, будто кочевница отлично знала все желания мужчины. Ощущение было таким неожиданным, таким неописуемым, что ноги отказались повиноваться южанину, а в паху запылал огонь.

Но когда лорд наконец оторвался от ее губ, он встретил немигающий, напряженный взгляд и понял, что все это время глаза женщины оставались открытыми.

Глава 8
СЛУХИ

Весь следующий день Ярмарка бурлила. Дела шли активно и в истрийском, и в эйранском секторах: заключались сделки и выполнялись обязательства, закреплялись семейные союзы и продавались товары. Как обычно, народ отдыхал на территории кочевников, но везде, куда бы вы ни пошли, в воздухе ясно ощущалось напряжение, как будто вот-вот зазвучит брань, поднимутся кулаки и польются слезы.

Для остроглазых и любопытных предоставлялась неплохая возможность подслушать пару интересных разговоров.

– Говорят, северный король собирается жениться на леди Йетры…

– Многие посчитают это святотатством – отослать прислужницу Богини в языческие земли…

– Может, до этого и не дойдет.

– Что ты имеешь в виду? Все говорят, он возьмет в жены Лебедь…

– Ну, когда он придет забирать ее, – голос упал до шепота, – его будет ожидать стража.

– Для чего? Неужели Империя настолько возгордилась, что решила, будто сможет убить северного короля на священных землях и ей это сойдет с рук?

– Не убийство. Нет. Мои источники вовсе не об этом вели речь.

– Тогда о чем?

– Ты заметил, как Совет в эту Большую Ярмарку собирает долги?

– Естественно. На самом деле, я не сильно обрадовался, когда они пришли ко мне. Все-таки чересчур рано. Мы договорились на пятнадцать тысяч сейчас, а остальное в месяц урожая, но мне давали ссуду на два года, так что теперь я несчастный человек. Но как это связано с королем северян? Не думает же он, что мы предоставили ему приданое, когда он и так забирает у нас самое лучшее!

– Не знаю. Скажем так, соблазн добраться до сокровищ Дальнего Запада может оказаться для Совета непреодолимым.

– А король варваров соберет экспедицию…

– Точно.

– Если Вран выберет дочь Керила Сандсона, нам придется действовать быстрее.

– Я говорил с вожаком банды наемников. Его цена самая… приемлемая.

– Я слышал о земле, где даже ночные горшки сделаны из чистого золота.

– Не понимаю, почему все так загорелись этой дурацкой мечтой о Дальнем Западе. Нам бы следовало заняться рудниками в собственных горах.

– Ха, тебе бы не захотелось забираться туда слишком глубоко. Говорят, там внизу – чудовища. Кто-то видел гиганта с головой волка всего лишь неделю назад. Да и огромных летающих змей в придачу.

– Что за глупости! Ты слишком доверчивый человек, Пасто. Ты того и гляди поверишь, что жестянка – это серебро, а медь – золото.

– Ни за что. – Голос оскорбленного достоинства. – Но я все же верю, что сильным духом достается великое богатство.

– И кто вложил эти слова в твои уста? Мы прекрасно знаем, что Дальний Запад может оказаться таким же бедным, как и остальная часть мира.

– Кто говорил о Дальнем Западе?

– О, ты о другом легендарном острове сокровищ? Еще одно твое сумасшедшее предприятие? Харан, ты стал глупым, как котенок…

– У меня есть карта!

– Некоторые истринские парни неплохо выглядят.

– Безбородые милашки.

– Мне понравился темненький с ожерельем из сардоникса.

– Они все темненькие, идиотка. Которого ты имеешь в виду?

– Того, что забрал приз по стрельбе. Он выглядел как Великий Хорин-Охотник, когда сгибал лук. Кожа – как полированное вишневое дерево. Когда он напрягал руку, просматривался каждый мускул.

– Пришло тебе время взять мужа, Фара. Вне всяких сомнений.

– У меня побывал странный гость пару дней назад, Фелестина.

– Подумаешь! Вот удивила.

– Да, правда. Он был таким жестким, что я начала опасаться за свое благополучие. Жесткий, как скала, и примерно такой же внимательный. И, что еще более странно, через несколько секунд после окончания он начинал снова…

– Многие из истрийских лордов сластолюбивы, как козлы. А вся их религия подавляет естественные потребности, пока они не сходят с ума.

– Что ты наденешь на Собрание, Йенна?

– Наверное, зеленое.

– Говорят, зеленое – к несчастью.

– Но оно так подходит к моим глазам.

– Думаешь, ты подойдешь достаточно близко, чтобы король Вран заметил твои глаза?

– Думаю, я распущу верхние три шнурка на лифе.

– Тогда он точно будет смотреть вовсе не на глаза.

– Он сказал – золото. Везде сплошное золото.

– И все, что нам придется сделать по прибытии, – это убить старика?

– Так он сказал.

– Надо набрать команду.

– Да, но только тихо, а то у нас появится целый флот конкурентов.

– Вот это самое странное.

– Что, Фезак?

– Ты видишь маленькую девочку, там? Северянку, что приходила ко мне пару дней назад?

– Вижу.

– Посмотри повнимательнее, глупая. Ее грудь…

– Действительно, хороший размер.

– Когда девчонка пришла ко мне, она была плоской, как доска. Я дала зелье, чтобы поставить ее тело на правильный путь развития. Но такое внезапное увеличение ненормально.

– Может, она напихала тряпок в лиф.

– Может быть. Я бы и сама так решила, если бы не другие вещи, что начали происходить с недавнего времени.

– Например?

– Ты не заметила благословенную тишину в фургончике Лорнака?

– Да, он действительно больше не кашляет. Наверное, все дело в сухом воздухе.

– В сухом воздухе! По-твоему, он также виноват в рождении, двухголового ребенка у Ферии?

– Но он не выжил.

– Или ребенка с чешуей на руках и когтями, как у орла, из Талсеи?

– Ш-ш, мама, не так громко.

– Это работа магии: настоящей, сильной магии. Я чувствую ее кожей.

– Не говори так, мама. Истрийцы могут вытерпеть безвредные зелья и чары, но времена костров для таких, как мы, не так уж прочно забыты, чтобы они не вспомнили свои страхи. Никто из нас не захотел бы вновь увидеть, как поджигают хворост.

– Нам надо стать осторожными. Разбавь свои предсказания, дорогая, говори только расплывчатыми фразами, даже если видишь судьбу как на ладони. Поднимается сила, и она становится все мощнее.

– Не окажешь мне услугу, Док?

– В чем дело?

– Взгляни на это ради меня.

– Ха. Убери, Дого. С чего, именем всех богов, ты решил, будто я стану смотреть на твой уродливый член?

– Ты понимаешь в таких вещах, Док: я видел, как ты лечишь раны и тому подобное. Смотри, он растет. И растет с того самого момента, как я вчера купил зелье у кочевников.

– По-моему, тебе срочно требуется помощь Фелестины. Она быстро заставит его уменьшиться.

– Она целительница, Док?

– Целительница, черт возьми? Она моя любимая шлюха, Дого.

Игры привлекали огромные толпы – в первый день испытание меткости, стрельба из лука и метание копья, потом плавание и поединки на мечах, но наибольший интерес вызвали соревнования по борьбе, где сотни молодых людей, цвет Эйры и Истрии, раздевались до пояса и намазывались маслом, чтобы ослабить хватку противника.

Эйранские женщины и кочевницы собрались у веревок, огораживавших ринг, свистели и приветствовали приглянувшихся бойцов, фыркали и шипели при виде тех, кто, по их мнению, наверняка потерпит поражение или просто выглядит менее привлекательно.

Довольно плотный молодой темноволосый истриец подвергся бомбардировке гнилыми фруктами после того, как одолел фаворита эйранцев – высокого парня с Черных островов, чьи пронзительные голубые глаза многим девушкам стоили обморока.

Катла смотрела на поединки не мигая. Халли, бесполезный кусок мяса, выбыл еще во втором раунде. Из всего клана Камнепада борьба давалась только ей. Девушка могла бы даже – за деньги, конечно, – многому научить истрийца: не силе – он и так перегружен мышцами, – а проворству и технике, хотя Катла и сомневалась, что сумеет отправить его в отключку, даже если свалит на землю.

Однако здесь женщинам запрещали участвовать в играх, а притвориться мужчиной, хоть и с ее плоской грудью, никак нельзя, будучи раздетой по пояс. Даже только чтобы прийти и посмотреть на бой, ей пришлось укутать голову в разноцветный шарф по приказу отца, отданному после посещения их палатки стражниками. «Либо так, либо покрась их в черное», – хмуро сказал Аран.

В то же время Фент, куда бы он ни пошел, везде привлекал к себе внимание – хотя и обвинения в драке давно снял быстро пошедший на поправку истрийский парень. Нет, взгляды притягивали рыжие волосы в сочетании с правильными чертами лица и стройной фигурой. Преступление женщины, посмевшей ступить на священную Скалу, задело потаенные струны в душах южан-фундаменталистов. Теперь, когда распространилась весть, что негодяйку не поймали, все только и говорили о святотатстве. Фент замечал, как многие истрийцы мрачно резко глядели ему вслед, будто стараясь не обманываться его мужской одеждой и походкой. Дважды его останавливали, но один короткий взгляд на жесткую рыжую щетину на подбородке – и все подозрения отпадали.

Тор, сопровождавший его в одной из подобных прогулок, предложил Фенту надеть одну из туник Катлы и сымитировать провоцирующую походку от бедра, чтобы у южан на самом деле появилось о чем сплетничать. Ему тут же пришлось защищаться от настолько яростной атаки, что он даже растерялся: его приемный брат с такой угрюмой решительностью махал кулаками, что, несмотря на превосходство в высоте и быстроте, Тор получил весьма неприятный удар в челюсть.

Хуже того, предыдущим утром двух рыжеволосых сестричек со Светлых островов также остановили и взяли под стражу. Двенадцатилетнюю и четырнадцатилетнюю малолеток без знания Древнего языка продержали в камере большую часть дня. Бедняги жалобно лопотали на эйранском, а хмурые офицеры перебирали их рыжие волосы и задавали им бесполезные вопросы на мелодичном языке, которым девчонки только недавно восхищались, слушая двух истрийских бойцов, обменивавшихся шуточками перед схваткой.

В конце концов члены семьи заметили их отсутствие и, прочесав Ярмарку, собрали достаточно большую армию охотников, которые пришли к будке охраны Большой Ярмарки – скорее для того, чтобы объявить об исчезновении девочек, чем по подозрению, что они задержаны офицерами. Последовавший шум вылился в еще большую подозрительность офицеров. И все же инцидент заронил искру скандала этой ночью, и в воздухе повисло напряжение.

– Ты видел меня, Саро?

Танто Винго перепрыгнул через веревку и хлопнул брата по спине так сильно, что тот вскрикнул.

– Я был великолепен, даже сам понимаю. Ты видел, как я его ногой в конце? Финт, финт, блок, поворот… – он разыграл свою победу на глазах у Саро, – я позволяю ему достать меня, и – бам! Прямо ему под руку. Если бы не эта дурацкая пуговица, которую заставляют нацеплять у сердца перед схваткой, я бы уложил его наповал.

Саро стоял, качаясь, с пустыми глазами, чувствуя триумф и жажду крови, льющиеся в его тело через ладонь Танто. Все закончилось так же быстро, как и началось, оставив его выжатым, совершенно пустым.

– Правда, вот клинок испортил.

Танто вытащил оружие из ножен и помахал им перед носом брага.

Лезвие, хотя и слегка зазубренное, в остальном выглядело нетронутым. Крошечные пятнышки бурой жидкости высыхали вдоль всей его длины, и Саро обнаружил, что гадает, кому принадлежала кровь: противникам по рингу или старому продавцу камней настроения, так бесполезно погибшему от руки Танто. Так типично для брата – не почистить тщательно оружие. Это забота раба, если он не забудет ему приказать.

– Придется купить другой перед завтрашним финалом. Не хочу, чтобы клинок какого-нибудь ублюдка зацепился за зарубку.

– Но, Танто, ты не можешь себе позволить новый клинок, если не…

– Я выиграю бой на мечах, а ты, мой дорогой Саро, победишь на скачках, тогда у меня появятся деньги на невесту и еще сверх того. Так что не надоедай мне из-за такой ерунды.

С этими словами он схватил Саро за руку и потащил в сторону истрийского квартала.

– Я виделся с Винго, голубка моя. Мы заключим нашу сделку завтра вечером. Я надеялся на сегодня, но по определенной причине случилась заминка. Без сомнения, они выманивают денежки у народа, как и мы все.

Селен Ишиан с отвращением обнаружила, что ее отец пребывает в самом веселом расположении духа. Она почти видела, как он уже подсчитывает деньги и придумывает, как урезать выплаты Совету настолько, чтобы оставить большую часть приданого себе.

Завтра вечером.

Сегодня ее последняя ночь и день в качестве свободного человека. Потом ее запихнут в заваленную подушками палатку и – как это у них деликатно называется? – посвятят в женщины.

Селен почувствовала, как где-то внутри зарождается гнев, и поспешила уставиться в пол. Если отец увидит в ее глазах несогласие, то снова изобьет. Неудивительно, что он схватился за ремень, когда она так грубо накрасила губы, но неповиновение обернулось против нее самой.

Знание, что она вызвала своим видом такую жадную страсть в мальчишке Винго, оказалось даже худшим наказанием, чем побои.

– Я купил тебе нечто особенное на церемонию, дорогая.

Тайхо хлопнул в ладоши, вбежали двое мальчиков-рабов: Фело и Тэм, заметила про себя Селен с легким интересом. Она будет скучать даже по ним.

Их поймали три года назад во время похода на племена холмов, внезапно подумала она – впервые в жизни с проблеском сочувствия. Сколько им сейчас – восемь или семь лет? Увидеть в четыре-пять лет, как твою семью убивают, а деревню сжигают… стать рабом, угодить в руки к чужеземцам, чей язык ты не знаешь, и получать колотушки, пока не заговоришь на чужом наречии, – ужасная судьба.

Селен очень старалась представить свое собственное положение в более приятном свете по сравнению с ними и не смогла.

Мальчики положили сверток у ног господина. Ловкими руками распутали сложные узлы, без единого слова поднялись и послушно вышли за дверь.

Тайхо повел бровью в сторону дочери.

– Не хочешь посмотреть, что там? – мягко предложил он.

Селен посмотрела на него, потом на сверток. Ноги девушки, казалось, приросли к полу.

Тайхо издал вздох неудовольствия, потом нагнулся сам к свертку, схватил материю, в нетерпении выпрямился и вытряхнул рубашку из самого лучшего оранжевого шелка, какой Селен когда-либо видела.

Девушка затаила дыхание.

– Красиво, правда?

Она коротко кивнула, чувствуя, как глаза заволакивает слезами. Ее свадебное платье. Оранжевый цвет символизирует священный огонь Фаллы, производящую силу мира, которую разбудят на церемонии. На уровне груди и бедер – вышивные отверстия, верхнее – горизонтальное, нижнее – вертикальное. Сейчас они не расходились благодаря сатиновым лентам. Она знала, для чего разрезы. Женщины описывали ей все очень подробно.

Король Вран повел плечами, почесался и вздохнул.

Глаза Ашарсона устало скользнули по разбросанным картам, которые он изучал последние два часа, в перерывах между разгоряченными спорами (по крайней мере только среди знати) о выгодах и слабых сторонах возможного союза с Югом.

Слова на картах и людские разговоры уже давно потеряли всякий смысл для Врана. Некоторое время назад он обнаружил, что, если не фокусировать взгляд, пергаменты становились неотчетливыми, смазанными, простирались по столу дюнами и возвышениями, превращаясь в подобие пустыни. Крошечные рисунки на них колебались, будто в зное полудня или в середине фата-морганы. Вран скучал по тем дням, когда еще не был королем и мог отправиться куда угодно по собственному желанию.

– Аран Арансон из клана Камнепада просит встречи с вами, господин.

Вран поднял голову:

– Кто такой?

– Островитянин с запада, господин.

– Наконец-то передышка, – улыбнулся Вран. – Впустите его.

Штормовой Путь и Южный Глаз выглядели недовольными внезапным вмешательством в такие важные дела, но Яйцо Форстсон живо вскочил на ноги, услышав имя друга.

– Аран, дорогой друг!

Нырнув под навес, высокий западник попал в медвежьи объятия, сопровождавшиеся смесью запахов плесени и зверя, хотя исходили они от человека или от желтоватого меха одежды, которую тот упрямо носил даже в середине лета, сказать было трудно.

Яйцо отступил, все еще держа Арана за руку, и оглядел его с восхищением.

– Сколько времени прошло, друг!

– Да, почти год, с прошлой Ярмарки.