Текст книги "Колдовская магия"

Автор книги: Джуд Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– А! Обожаемый кузен тоже пытается подсунуть мне свою девчонку. Стыд, да и только. Она милая маленькая телка, чего не скажешь о всех остальных… Ну, если тебе это послужит утешением, Алан, то я не собираюсь принимать в подарок ни одной из красавиц, которых мне навязывают. – Тут король заметил, как расслабился старик. – Но не думай, будто я выберу твою Брету.

Вран представил ее сейчас: крепкая молодая баба, против нее лично он ничего не имел – вовсе неплохо иметь женщину, у которой есть за что ухватиться, так же как и прилечь вздремнуть на мягкие округлости, – но, Сур милосердный, ее лицо. Даже в детстве, когда он гонялся за Бретой по всему замку в Халбо, она была уродливой как тролль. Ей бы еще бороду отрастить, и получится полная копия отца…

– Вы знаете наше мнение, – сурово проговорил Штормовой Путь. – Выбирайте одну из эйранских девушек – Эллу Стенсен, или Филию Янсен, или дочь ярла Несса, или даже Йену Ларсен: хоть ее отец всего лишь корабел, он хорошо знает свое дело, а девчонка сама по себе не такая уж страшная. Берите одну из них, не важно, что вам предложит юг. Мы не можем доверять имперским лордам. Это вам скажут все, кто участвовал в последней войне.

Вран закатил глаза. Почему все его советники такие старые? Они способны думать только о забытых войнах и древних обычаях.

– У тебя что, совсем нет авантюрной жилки? Тебе никогда не хотелось перемен, ты не ждал сюрпризов от жизни? Тебе бы не хотелось узнать, что южанки прячут под своими юбками?

– У меня было достаточно «сюрпризов», как выразились ваше величество, двадцать два года назад, – горько покачал головой Штормовой Путь, помахав обрубком руки перед лицом короля. – И могу поклясться, южанки прячут под одеждами ровно то же самое, что и северянки.

– Не хочешь же ты сказать, что сам так и не выяснил это во время сражений в южных портах? Что не занимался осквернением и грабежами, изнасилованиями и мародерством?

Вран откинулся на спинку кресла и смотрел с каким-то извращенным удовольствием, как омрачается лицо Штормового Пути. Если его речь отвлечет старого дурака от причитаний, да ко всему прочему еще и смутит, то время потрачено недаром.

По правде говоря, он действительно горел желанием узнать, что прячут южанки, что бы там ни говорили его лорды. Приятная перспектива: иноземная девушка в его постели, пахнущая и выглядящая по-иному, чем привычные мощные блондинки, имеющая в запасе необычные приемы обольщения и не выдающая воз пошлых глупостей. И плевать на последствия. Если он разворошит улей, заставит всплыть на поверхность древнюю вражду, то так тому и быть.

Не то чтобы он не понимал доводы и контрдоводы, бесконечно приводимые лордами: как повлияет его выбор на дальнейшее развитие страны, как преимущество здесь повлечет за собой неудачу там, как невеста с Западных островов приведет в ярость ярла Несса или как женитьба на дочери Несса предопределит враждебное отношение Эрола и его сообщников. Как жена с юга обернет против него вековых сторонников и подготовит почву для восстания в стране и, возможно, для какой-нибудь тайной махинации со стороны Империи – просто ему глубоко наплевать на все это. Жизнь при северном дворе такая скучная. Он переспал со всеми красивыми женщинами и даже с парой дурнушек, дрался на дуэлях и начинал кровавые междоусобицы, опустошавшие казну, чтобы примирить кланы. И единственное, что на данный момент представляло для короля интерес, это шанс пробиться на Дальний Запад, чего ему не позволят сделать лорды, пока он не обеспечит им наследника и не обезопасит проклятое королевство от междоусобной войны.

Итак, жена, любая жена – вот чем следовало заняться в первую очередь. Может быть, он все равно возьмет Лебедь Йетры, если она только не похожа на моржа под своими тряпками…

Роза Эльды лежала на скамейке в фургончике продавца карт рядом с растянувшейся черной кошкой и темной зеленой шалью, небрежно накинутой на мокрое место, куда она вылила бОльшую часть снотворного, данного ей Виралаем перед уходом.

Когда женщина проводила рукой по шелковистой шерсти кошки, та довольно урчала. Роза Эльды заметила, что, когда Виралая не было поблизости, кошка расслаблялась, чувствовала себя увереннее. Сейчас животное лежало на спине, ниточка слюны свесилась изо рта, словно паутинка, и все четыре лапы дрожали от прикосновения женской руки. Может быть, гадала Роза, замечая зажмуренные глаза кошки, она производит тот же эффект на зверей, что и на мужчин? Неужели животина тоже попала к ней в плен?

Рука прекратила гладить шерстку, как только это соображение пришло ей на ум. Женщина не знала, как относиться к такой мысли. Иногда очень неприятно видеть, как мужчины застывают в немом изумлении при виде нее, как их зрачки вспыхивают от желания, как нечто начинает шевелиться у них в штанах, и знать, что они реагируют только лишь на ее ауру, внешность, а не на личность.

А кто она на самом деле?

Прекрасные брови Розы Эльды сошлись на переносице. Ее воспоминания ведь такие нечеткие… Она иногда думала, что Мастер специально спровоцировал потерю памяти своими зельями и чарами, чтобы не дать ей сбежать, чтобы ее не мучила печаль утраты или желание вернуться на родину, где бы она ни находилась.

Роза Эльды размышляла об этом, не складывая слова в предложения – еще один пробел в образовании, полученном в Святилище, где единственным ее учителем был Рахе. Только сейчас она начала приобретать хоть какие-то знания в языках Эльды. Виралай из сил выбивался, пытаясь обучить ее.

Но все равно она чувствовала огромную пропасть между словами и их значением в мире мужчин, который она совершенно не понимала. Роза Эльды знала только желание. Мастер обращал особое внимание именно на этот аспект жизни.

Виралай, вернувшись к каравану несколькими минутами позже, застал Розу Эльды более живой и настороженной, чем ожидал после того, как дал ей особенно большую дозу снотворного перед уходом.

Ученику чародея не хотелось, чтобы случилось что-нибудь неприятное до момента заключения сделки с могущественным южным лордом. Он устал от путешествий на вонючем йеке в разбитом фургончике со скрипящими колесами, потрескавшимися стенками и сломанной осью, державшейся только на заклинании, которое ему удалось кое-как вытянуть из кошки, хотя пальцы потом две недели болели от укусов и царапин. Виралаю пришлось найти дочь старой продавщицы зелий, чтобы избавиться от яда, однако эпизод имел свое приятное продолжение…

Он толкнул ногой прогнившее дерево двери. Она скорее всего не продержится до окончания обратного перехода через горы Скарна. Перспектива поехать на юг с лордом Ишианом будоражила воображение. Он вспоминал старинные книги из библиотеки Мастера с ярко раскрашенными картинками и изящными набросками. Виралай видел манящий замок, дворец из теплых золотых камней на крутых холмах Истрии с тонким запахом лимонных деревьев и оливы – дворец с шелковыми занавесями, мягкими подушками и закутанными с головы до ног служанками.

Когда ученик чародея впервые натолкнулся на те главы в книгах Мастера, где повествовалось о том, как закрывают от посторонних глаз истрийцы своих женщин, то посчитал прочитанное чепухой. Будь у него дворец, полный женщин, он бы заставил их бегать нагими. Теперь, став рабом Розы Эльды, Виралай лучше понимал, что заставило истрийцев попытаться ограничить власть и силу этих существ.

Он вздохнул.

– Что такое, радость моя? – певуче спросила Роза Эльды странно ровным голосом.

Кошка зло взглянула на Виралая и села. Он заметил, что животное прижимается к женщине так, будто считает ее своей собственностью.

– Я думал о роскоши, которая ждет нас в богатых южных землях, – произнес Виралай, улыбаясь. – Когда ты станешь хозяйкой дворца, а я придворным магом.

Впрочем, он знал, что это не единственная причина, а она останется хозяйкой только на определенное время, необходимое для осуществления плана. Будет странно вернуться на родину, может быть, даже увидеть народ с холмов, который оставил его – невезучего альбиноса – в пещере над своим поселением на три холодные ночи в надежде на то, что он испустит дух. Наверное, ему следовало благодарить Мастера за спасение, но очень трудно испытывать признательность после более тридцати лет мучений.

Роза Эльды оглядела его без выражения, хотя Виралай мог поклясться, что цвет ее глаз слегка изменился.

Женщина встала, спустила ноги с дивана, столкнув кошку. С протестующим мяуканьем та спрыгнула на пол, пронеслась мимо Виралая и оказалась на лестнице, где принялась яростно умываться, будто именно этого и добивалась с самого начала.

Обернувшись назад, Виралай обнаружил гладкую белую плоть тела там, где вроде случайно разошлась рубашка Розы Эльды.

– Почему ты хочешь отдать меня южному лорду? – спросила она, не меняя интонации.

Виралай уставился на ее ноги так, что, казалось, кожа начала морщиться от его взгляда.

– У меня свои причины.

Эту фразу он перенял у Рахе. Мастер использовал ее, когда не желал отвечать, а такое случалось постоянно. Виралай прошагал мимо женщины к аптечке с лекарствами, стоявшей на верхней полке фургончика, и отыскал шкатулку с порошком брома. Вернувшись за водой, чтобы смешать лекарство, обнаружил, что Роза Эльды широко раздвинула ноги, выставив на обозрение свои гениталии.

Действительно, Роза Мира. Женщина подняла бровь при виде его сведенного болью липа. Наклонилась вперед, и шелк рубашки соскользнул с плеча. Виралай кусал губу, пока боль не загнала безнадежное желание глубоко внутрь.

– Прикройся, – грубо бросил он, кидая ей шаль. – Я знаю твои игры.

В ответ Роза Эльды встала и начала поднимать рубашку, открывая ступни и голени, пристально глядя на ученика мага. Когда материя поднялась над бедрами и лобком, он не смог отвести взгляда, Виралай потерял разум. Там у нее не было волос, только белая, как молоко, плоть, с розовой от прилива крови вертикальной линией, слегка разведенной, будто она тоже сгорала от желания…

Несмотря на то что какая-то часть разума монотонно напоминала ему о неизбежном провале, другая, животная часть, могла только сорвать с себя одежды. К тому времени как ее рубашка достигла груди, Виралай уже стоял нагой от ступней до пояса, выставив на ее милосердное обозрение свой вялый член, такой же незаинтересованный, как если бы перед ним стояла молочная корова или летняя луна.

Роза Эльды наклонилась поцеловать Виралая, раздвинув его губы своими: он видел, как она также поступала с южным лордом. В ученике мага вспыхнул огонь от одного ее прикосновения. Неудивительно, думал Виралай в ее объятиях, что южане молятся женщине, заставляющей пылать от страсти.

Может быть, на этот раз, отчаянно подумал он, все будет по-другому, может, произойдет чудо и его бледный член внезапно взовьется вверх, продолжит свой путь, как верхушка пробивающегося папоротника, и он наконец проникнет в сердце ее тайны и узнает ее сущность…

Но в то же время Виралай прекрасно понимал, что никакое чудо не случится, и сердце его разрывалось на части.

Они лежали рядом, и он находил некоторое утешение в прикосновениях ее прохладных пальцев к своей пылающей коже.

Через некоторое время женщина спросила:

– Ты возьмешь меня на Собрание сегодня вечером?

Виралай в ужасе вскочил. Должно быть, снотворное прекратило свое действие. Он с подозрением уставился на нее, но зрачки женщины оставались такими же широкими и черными, как всегда, а лицо – спокойным и безмятежным.

– Почему ты спрашиваешь? Ты ведь прекрасно знаешь, что этого не произойдет!

Руки ее не уставали ритмично ласкать Виралая, и вскоре он снова улегся рядом с ней, загипнотизированный, как ранее кошка. Несколько минут Роза Эльды не произносила ни слова, потом передвинулась так, что ее лицо нависло над его. Ободок зрачка полыхнул зеленым, на черном фоне зажглись золотые звезды.

Виралай смотрел, как они пляшут и льются, словно солнечный свет на поверхности воды, и сам не знал, сколько времени прошло и сколько еще пройдет…

А когда он очнулся, многими часами позже, в фургончике царила темнота. Роза Эльды исчезла.

Глава 12
СОБЛАЗНЫ

Саро знал о плетке, прежде чем мужчина подумал об ударе, потому что, когда наездник коснулся его плеча, «увидел» его жестокие намерения, будто их разыграли перед его глазами. И Ночной Предвестник, животное с развитой интуицией, тоже знал. Они вдвоем резко ушли в сторону, оставив преследователя Саро отчаянно размахивать руками в попытке окончательно не потерять равновесие.

Хлыст появился в разреженном воздухе, завершая первоначальный замах, и ударил по лошади самого преследователя так резко, что пегий жеребец дико заржал и сбросил наездника на землю. Другие скакуны промчались мимо них, подняв целый ураган пыли. Ночной Предвестник, весь дрожащий от избытка адреналина и ярости, кинулся за ними, прижав уши к голове и вытянув вперед шею. Саро оставалось только цепляться изо всех сил за заплетенную гриву жеребца, пока Ночной Предвестник прорывался сквозь толпу лошадей сразу за лидирующей группой: кровь и пот исполосовали его бело-красными линиями.

Огромный эйранец с длинной гривой светлых волос и развевающейся позади бородой, мчащийся на чудовищном сером звере, оспаривал лидерство истрийца на впечатляющем черном коне и пустынника на одной из знаменитых золотых лошадей с южных равнин. Южане, по-видимому, заключили своего рода договор, потому что оба пытались вывести из строя эйранца, зажимая между своими конями, пытаясь запутать ноги его скакуна плащом.

Эйранец зарычал и поднял руку, чтобы отомстить, а мужчина на золотом коне схватился за поводья. В этот момент Ночной Предвестник выпрыгнул в образовавшийся между ними промежуток. Эйранца озадачила неизвестно откуда появившаяся незнакомая лошадь и еще один наездник. Потом он опустил вниз кулак, как кувалдой ударив прямо в бок Саро, и следующим ощущением юноши стала непереносимая боль под ребрами, визг лошади, которой, Саро знал, мог быть только Ночной Предвестник, свист ветра и, наконец, неизбежное соприкосновение с пепельной землей.

Вокруг стучали копыта. Инстинктивно Саро свернулся в тугой комок и подождал, пока наездники минуют его. Сердце билось так же сильно, как копыта лошадей, пока он пытался определить, насколько серьезны ранения. Похоже, сломано ребро… боль в правом колене от скользящего удара копытом, боль в бедре и руке от падения.

Через некоторое время послышались восторженные вопли: чествовали победителя. Хуже всего Саро приходилось из-за того, что все его планы пошли прахом… а ведь еще предстоит столкнуться с яростью брата.

Он сел. Каждая косточка, каждый мускул отозвались стоном. На дальнем конце поля вышагивала темная лошадь, украшенная венком из цветов. Однако ее хозяина нигде не было видно. Саро встал и прикрыл глаза от сияющего солнца. Лошадь танцевала по кругу от перевозбуждения, протестующе вскидывала голову, не желая даваться в руки служителям. Жеребец с белой звездой на лбу.

Саро нахмурился. Неужели кто-то в суматохе умудрился вскочить на спину Ночному Предвестнику и привести его к победе? Невероятно. Может быть, это вовсе и не его лошадь?

Он побежал, хромая, вперед, и с каждым шагом жеребец вырисовывался все четче и четче: тонконогий, с длинной изогнутой шеей, рана на левом плече едва видна из-под венка победителя.

Теперь, с некоторым опозданием, Саро вспомнил рассказы дяди о предыдущих скачках на Большой Ярмарке. Юноша старался не вспоминать их из-за мрачных подробностей – разорванная плоть, сломанные ноги, кони, настолько изуродованные, что их приходилось приканчивать из жалости. Ведь именно лошадь имела значение в скачках, а не наездник: ты управляешь зверем, чтобы удержать его в гонке, оградить от чужих плеток, – но если жеребец вырывается вперед без человека на спине, он считается даже более достойным победителем. Такую победу ценят больше всего, потому что требуется сильная духом и агрессивная лошадь, чтобы прийти первой без понуканий наездника.

Саро улыбнулся. Он поднырнул под веревки загона и секундой позже уже получал тяжелый мешок с кантари и поздравления.

Все происходило будто во сне. Состояние Саро действительно напоминало дрему, когда он пробивался сквозь толпу, а люди хлопали его по плечу, хватали за руки, выкрикивали слова восхищения. Юноша словно шел по нескончаемому темному туннелю, и тысячи дверей открывались попеременно, являя проблески чьего-то существования – иногда четкие картинки, а часто хаотичные, смешивающиеся в конце концов в водоворот красок, мелькающих лиц, противоречивых чувств…

Боль в том месте, куда угодил кулак эйранца, начала утихать. Значит, ребро все-таки не сломано, заключил Саро. Добравшись до семейной палатки Винго, привязав Ночного Предвестника и дав денег на корм мальчишке-рабу, юноша почувствовал себя совершенно разбитым: все тело от головы до пяток ныло неприятной болью.

Дома никого не оказалось. Саро взвесил в руке мешок с деньгами. Пять тысяч кантари, огромная сумма. Вместе с двумя тысячами, выигранными Танто за второе место, и деньгами, которые соберут дядя и отец, как раз хватит, чтобы купить Танто невесту, замок и союз с лордом Тайхо Ишианом. А Саро наконец получит в полное распоряжение семейный дом и обратит на себя внимание отца…

Юноша положил кошель на стол и сел по-турецки на шелковые подушки на полу. Несомненно, Танто с отцом сейчас в приподнятом настроении бродят в поисках новых украшений к своим и без того попугайским костюмам, в которых они пойдут на Собрание. Саро знал, что они видели, как он победил, потому что заметил их в толпе, когда вел своего жеребца к победе, хотя дядя Фабел так и не показался.

Он задвинул невольно подсмотренную картину из сознания дяди в самые глубокие, темные уголки разума на время скачек, но теперь она выпрыгнула обратно на свет – яркие краски, отчетливость, каждый оттенок запаха, каждый стон настолько реален, будто он сам принимал участие в кошмарном акте кровосмешения, а не брат его отца.

«Мама, – думал Саро с тупой болью. – Как ты могла?!» Ее никто не принуждал, он прекрасно знал это, и не только по желанию в ее глазах.

Невозможно понять, когда все произошло, был ли это единичный случай или долгая связь. Оглядываясь назад, юноша попытался вспомнить, когда видел их вдвоем на людях, был ли хоть какой-то намек на их падение в том, как мать смотрела на Фабела или как он тянулся к ней, когда никто не смотрел в их сторону, но так и не смог найти ничего, порочащего их. Может быть, он допустил ужасную ошибку, поверив, что мать способна на прелюбодеяние? Даже простой флирт с другим мужчиной – преступление, карающееся сожжением на костре, так неужели мать, такая тихая, уважаемая женщина, могла бы подобным образом подвергнуть свою жизнь риску?

Но Саро знал, что видение пришло к нему против воли, совершенно независимо от его собственных мыслей. Нечто вроде истинного зрения, магии, позволяющей заглядывать в человеческие сердца. И если кто-то узнает о его даре, он неминуемо угодит в очистительный огонь Богини.

Ясно, что он совершенно не знал своей матери, а просто составил ее образ из добропорядочности и спокойствия, кротости и податливости: всех качеств, которые так ценят истрийцы в женщинах… Ценят или навязывают?

На мгновение Саро почувствовал отвращение к самому себе за непроходимую тупость, так же как и за преступление матери. Но это мгновение быстро прошло, а за ним пришли гнев и осознание предательства… и понимание того, что знание теперь выкидывало его из круга семьи, свидетелем чьей скрытой драмы он стал. Открытие Саро отделило его от них навсегда. Кто он теперь, если не сын своего отца? Винго, наверное, но Винго, запятнанный грехом и обманом.

Что-то мучило Саро. А был ли он на самом деле сыном своего отца? Или появился на свет как результат прелюбодеяния, которое наблюдал? Какая-то часть разума юноши уже производила лихорадочные подсчеты: это явно произошло двадцать один год назад, когда отца призвали на войну и он оставил поместье на попечение брата. Когда мог представиться лучший случай? Саро родился, когда отец участвовал в кампании, защищая северные порты от эйранцев, и не видел своего младшего сына еще полтора года после его появления на свет.

По мнению Саро, именно по этой причине отец любил его меньше, чем Танто. Теперь с ужасной неизбежностью все стало на свои места, как в детской головоломке. Юноша понял с определенностью, превратившей его сердце в холодный камень, что все правда. Фабел Винго – его истинный отец. Более того, Фавио Винго все прекрасно знает и предпочитает сваливать вину за произошедшее на Саро, вместо того чтобы винить возлюбленного брата и потерять жену в очистительном огне… Это полностью объясняет горечь отца, думал Саро, но все равно трудно простить ему его несправедливую холодность.

«Отверженный, – снова подумал он. – Я стал отщепенцем в собственной семье, да и был им, пожалуй, все двадцать лет. Несчастный кукушонок в чужом гнезде…»

Саро подобрал мешок с деньгами и высыпал монеты на стол. Потом посчитал, разделив их на две кучки: одна для Танто, как он и обещал, вторая – для Гайи, такой же отверженной, как и он сам.

Танто придется наскрести где-нибудь недостающую сумму для приданого или, может быть, просить снисхождения у лорда Тайхо. Ему бы никогда не удалось заставить Саро исполнить данное обещание, но по крайней мере извинение на словах уже служило небольшим утешением.

Саро засунул монеты, предназначенные для кочевников, обратно в мешок, встал, принес пергамент, перо и чернильницу. Он оставил записку дня брата вместе со второй кучкой кантари. Потом юноша закутался в плащ, надежно привязал мешочек к поясу и покинул палатку. Будь что будет.

Глашатаи уже объявляли вечерние моления Милосердной Фалле, день угасал, а он все шагал через территорию истрийцев на запад, к кочевникам.

Там Саро обнаружил гораздо меньше лавочек, чем было раньше. Большинство фургончиков выглядели собранными, как будто люди паковали вещички и собирались уезжать. Юноша прошел мимо нескольких припозднившихся посетителей и торговцев и очутился на открытом месте. Перед ним, там, откуда таинственно исчезли три или четыре повозки, остались темные пятна на обычно загаженной птичьим пометом земле. Странно, думал Саро, ведь Ярмарка не закроется еще дня два-три. Но, наверное, их ждали где-то еще, или же они хотели получить фору по сравнению с остальными караванщиками.

Юноше теперь пришло в голову, что, возможно, Гайя вместе с бабушкой исчезли с одним из фургончиков. А даже если они и остались, Саро понятия не имел, где находится их повозка.

Юноша все еще пытался решить внезапно возникшую проблему, осматривая близлежащие лавочки, когда на него налетел мальчишка.

– На-гаш! – воскликнул парень.

От удара он буквально сел на землю, потер голову, врезавшуюся в мешок с деньгами на бедре Саро. Потом посмотрел на юношу с выражением полного смятения на лице, и единственное, что исходило от него и что почувствовал молодой истриец, было неподдельное изумление по поводу того, что у человека могут быть такие твердые кости. Потом выражение лица мальчика сменилось на восторг, и он выкрикнул:

– Йееш-тан-ла, Гайя!

Саро повернулся и обнаружил сзади девочку, пытавшуюся удержать двух огромных деревянных кукол, чьи конечности постоянно путались с ее собственными.

– Тан-ла, Фало, – мягко сказала она, глядя мимо Саро.

Мальчик подпрыгнул, явно нисколько не потревоженный падением, и продолжил свой путь.

Саро испытал облегчение. Улыбнулся Гайе:

– Я нашел тебя. Как удивительно!

Но Гайя ответила на взгляд без улыбки.

– Я искал тебя, – добавил он несколько смущенно.

– Ну. Ты нашел меня. Что тебе нужно?

Она уже не походила на того жизнерадостного ребенка, недавно восхищавшего его, подумал Саро. Гайя выглядела так, будто не ела и не спала с самой смерти дедушки. Поразмыслив, юноша решил, что, возможно, так оно и было. Он жаждал отдать ей деньги, увидеть радость и благодарность за подарок на ее лице, рассчитывал посидеть с ней немного и поговорить о значении цветов камня настроения – особенно о том, что означает тот странный оттенок зеленого, увиденный прошлым вечером.

Но теперь между ними встала смерть ее дедушки, сделав осуществление его мечты невозможным. Теперь она Потерянная, одна из презираемых, игнорируемых людей на Эльде. А он – сын истрийского вельможи (какого именно, как теперь ясно понял Саро, уже не имело ни малейшего значения). Они – два противоположных мира, и даже деньги ничего тут не изменят, хотя и помогут выжить ее семье.

Юноша потянул за веревки, которыми привязал кошелек к поясу.

– Мне очень жаль… – начал он, но Гайя яростно воскликнула:

– Жаль?! Твой народ не знает такого слова! Империя выжгла себе дорогу через каждый кусочек здешней земли и там, в южных горах. Она сожгла мою мать за магию и убила отца, когда он попытался спасти ее. А теперь забрала в придачу моего старого дедушку, который никому не сделал плохого! Она так жадна до нашей крови. Империя не успокоится, пока не погубит нас всех…

Саро неловко молчал. Все, что она сказала, кажется, не имело отношения к событиям, которые развернулись на его глазах – драка, погоня, споткнувшийся человек и безотчетный удар Танто, – и все же в словах девочки содержалась неоспоримая правда. Его народ надменен и безжалостен, он навязывает свою волю остальным. Они заставляют других принять свои законы и свою религию, отнимают свободу, отдают иноземцев Богине по малейшему поводу.

Саро опустил голову.

– Вот, – с трудом проговорил он.

Протянул девочке кошель и, когда она не сделала попытки принять подарок, бросил его к ее ногам.

– Они никогда не возместят того, что совершил мой брат, и никогда не вернут тебе дедушку. Но это все, что я мог сделать. Мне жа…

Он проглотил последнее слово. Слезы начали заволакивать глаза. Саро яростно стряхнул их рукой, но они продолжали литься.

Кочевница с нескрываемым любопытством разглядывала истрийца. Она никогда прежде не видела, чтобы взрослый мужчина плакал, кроме как от радости – при рождении ребенка или впервые увидев океан, – но южанина поглотило явно не это чувство.

Гайя смотрела, как он отворачивается в смущении и уходит прочь. Отойдя шагов на тридцать, Саро обернулся, и она, засунув непослушных кукол под мышку, подняла кошель, потому что не хотела видеть его таким несчастным и только подобным образом могла поднять его настроение хоть ненамного.

В палатке клана Камнепада Катла Арансон тайно собирала самые нужные вещи.

Под нежелательно броскую красную накидку она уже надела мягкие желтые штаны из свиной кожи и приталенную рубаху из белого хлопка. Сейчас девушка уже чувствовала себя как кусок тушеного мяса.

Обувь представляла определенную проблему. Катла точно знала, что отец не похвалит ее за видавшие виды старые кожаные ботики, надетые на Собрание. Если даже она будет ходить более аккуратно, чем обычно, и не станет танцевать, все равно не удастся скрыть их под юбкой.

В конце концов Катла остановилась на паре тапочек из шкуры бизона, достаточно удобных для бега, с завязками на лодыжке. Она уговорит Эрно взять ботики вместе с вещами, которые уже упаковала, и сложить их в лодке. Девушка завернула короткий меч и кинжал в шаль. Потом добавила туда кремень, кусок твердого сыра, маленький кусок хлеба, фляжку вина, украденную из запасов Тора. Катла предпочла бы воду, но отец с Халли сидели на бочках с водой снаружи палатки, следили, чтобы она не сбежала.

Как Халли мог оставить все свои надежды по прихоти отца, Катла не понимала до сих пор. Она почти так же сильно злилась на его бесхребетность, как и на предательство Арана Арансона.

Девушка закончила завязывать узел и кинула его на середину кровати, потом набросала сверху ворох одежды в качестве маскировки.

Красную накидку, свадебный подарок Финна Ларсона, принес отец, делавший покупки вместе с будущим зятем. Красный цвет – чтобы оттенить ее волосы, смеялся Фент, пока не увидел напряженное лицо сестры.

Катла не хотела надевать накидку. Это казалось ей признанием поражения, но она в конце концов смиренно приняла дар, думая убедить отца в том, что дочь повинуется ему и не собирается расстраивать его планы.

Как заметил Аран, милая вещица была вышита самой рукодельницей матери короля. Накидка была оторочена серебристыми кружевами, а жесткий лиф так сжимал груди, одновременно выталкивая их вверх, что даже у Катлы появилось подобие бюста. С надетой под низ одеждой девушка еле могла вздохнуть: пришлось незаметно разрезать верх рубашки ножом.

С обрезанными волосами, выкрашенными в отвратительный облезлый черный цвет, в ярком платке Эрно она совсем не походила на дорогую игрушку, виснущую на руке богатого мужчины, мрачно подумала Катла. Так ему и надо. Счастливому супругу не удастся долго демонстрировать ее всем желающим.

– Катла!

Голос Йенны, дрожащий от возбуждения.

О боги, только ее и не хватало!

– Катла, ты готова?

Голова Йенны появилась в дверном проеме.

На девушке было ярко-зеленое платье с таким низким вырезом, что Катла почти видела соски, выглядывавшие из-под серебряных кружев. Как Йенна умудрилась заставить грудь стоять так высоко, она не представляла. Ну и видочек будет у них двоих: Глад и Мор во плоти.

Она рассмеялась.

– О, Катла, я так рада, что тебе весело!

Йенна поспешила войти в палатку, ее широкое круглое лицо светилось от счастья. Волосы девушка убрала под вышивной шарфик, завязанный наподобие тюрбана. Может, зелье старой кочевницы возымело обратный эффект?

– А с чего бы мне печалиться? – Катла повернулась к подруге с нехарактерно благостным выражением лица. – Мой отец продал меня твоему отцу, и я теперь превращусь в злобную мачеху. Что может быть лучше?

Что-то в голосе Катлы заставило Йенну напрячься, но, так как она никак не могла потратить хотя бы минутку на кого-то, кроме себя, девушка тут же принялась весело щебетать.

– Что ты об этом думаешь? – Она самозабвенно закружилась по палатке, и Катле пришлось спасать свечки, чтобы подруга ненароком не устроила пожар. – Правда, шикарно?

Она сцепила ладони под грудью, так что та угрожающе подпрыгнула вверх.

– Неужели это не привлечет внимание короля Врана?

– Если нет, он явно слеп, как муха…

– О, Катла. Я знаю, он выберет меня! Я чувствую это вот здесь. – Она похлопала по своему тщательно прилаженному лифу. – Все говорят, что король поступит правильно, выбрав меня, а не ненадежных южан или предателя Эрола Вардсона. Ему еще нравятся женщины с пышными формами, как я слышала. Один-ноль не в пользу Лебеди Йетры.

«Два-ноль не в пользу несчастной женщины, если она слишком близко подойдет к тебе во время танцев», – мрачно подумала Катла, но вслух, конечно, вежливо удивилась: – О?