Текст книги "Ламентации"

Автор книги: Джордж Хаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Аудиенция

Волосы ее были туго стянуты, но Уилл узнал мамины непокорные локоны и веснушки на щеках, скрытые под слоем пудры. И глаза у Розы тоже были мамины – смелые, дерзкие, устремленные на Уилла в нетерпеливом ожидании. «Красивая», – подумал Уилл. Лишь один мелкий изъян портил ее красоту – голубая жилка на левом виске, от которой веяло холодом.

– Ну, Уилл, что надо сказать бабушке?

Услыхав такое приветствие, Уилл вытянулся по стойке «смирно».

– Здравствуйте! – отчеканил он.

Бабушка, по-видимому, осталась довольна. Но в ответ заговорила не с Уиллом, а с Джулией:

– И голос не наш, и черты лица не наши. Откуда этот мальчик?

– Из Родезии, – начал Уилл. – А еще жил в Южной Родезии, в Бахрейне и в Замбии. А завтра, – добавил он с гордостью, – еду в Англию!

– Гм… для твоих лет ты немало попутешествовал. – Роза с упреком глянула на Джулию. И улыбнулась Уиллу. – Твоим родителям, – продолжала она, – не сидится на месте.

При этих словах Уилл представил мельтешащих мышек или ящериц.

– Красиво у вас дома, – отважился он сказать.

– Воспитанный мальчик, – шепнула Роза Джулии. – А близнецов вы почему не привезли?

– Они вам весь дом перевернут вверх дном, – уверенно сказал Уилл.

– Какая разница, это не дом, а гостиница, – отвечала Роза.

– Им всего четыре, – объяснил Уилл. – А мне скоро девять.

– Да, – отозвалась Роза. – И вот тебе подарок ко дню рождения.

Роза ввела его в спальню с обитой плюшем кроватью, застеленной белым покрывалом в голубой цветочек. Все вокруг бело-голубое – и бабушка тоже. На комоде Уилл увидел фотографию женщины помоложе и узнал ту же холодную красоту.

Роза указала на сверток на кровати:

– Это тебе.

– Спасибо, – поблагодарил Уилл.

Что-то узкое, прямоугольное было завернуто в коричневую бумагу – судя по всему, не игрушка. Большинство детей чутьем угадывают разницу между игрушкой и серьезным подарком.

– Открывай, – подбодрила Роза, видя нерешительность Уилла.

В коробке оказалась писчая бумага цвета слоновой кости, с водяными знаками – изображением замка, – точно такие же конверты и серебряная шариковая ручка. Уилл оглянулся на мать, та посмотрела на него ласково, но с тревогой.

– Спасибо, бабушка, – поблагодарил Уилл.

– Будешь писать мне письма?

– Но я плохо пишу, – сказал Уилл.

– Будешь писать – научишься, – отозвалась Роза. – Хочу, чтобы ты рассказывал мне, как живешь, где бы ты ни был. Обещаешь?

Уилл кивнул:

– Обещаю.

Бог морей

Для ребенка путешествовать на океанском лайнере – все равно что быть запертым внутри грохочущего барабана: неумолчный гул двигателей, на каждом шагу ограды и решетки. Первая надпись, на которую падает взгляд, – «Вход воспрещен». «Виндзорский замок» – слишком царственное название для этой плавучей тюрьмы с трубами, покрытыми толстым слоем краски, с люками, заклепками и блестящими медными рычагами. Больше всего Уилл боялся стариков, сидевших бесконечными рядами на палубе, укутанных в одеяла, в темных очках, с бесстрастными лицами и намазанными белым кремом носами.

Однажды, когда Уилл со всех ног припустил мимо них, его схватила за плечи Джулия.

– Не смей бегать по палубе, – отчитывала она его, глядя сквозь солнечные очки-«лисички» и кривя алые губы. – Если поскользнешься и упадешь, кто-нибудь споткнется о тебя и сломает ногу, а то и вовсе угодишь в темную пучину. – Джулия имела в виду море – далеко внизу, рукой не достанешь; неспокойные просторы, которые вспарывал стальной нос корабля, оставляя пенный след, тянувшийся, словно шрам, через оба полушария.

– Больше не буду! – пообещал Уилл.

И Джулия выпустила его. По правде сказать, она больше волновалась за близнецов. Уилл обладал врожденной ловкостью, а его четырехлетние братцы пошли в нее – неуклюжие и вдобавок неосторожные. В первый же день плавания Джулиус рассадил губу о перила трапа, Маркус ободрал коленку о стальные ступени. А судовому врачу Джулия не очень-то доверяла: этот джентльмен за столом у капитана выпивал три бокала хереса перед основным блюдом (и еще четыре после). Сеть красных прожилок на щеках лишний раз подтверждала его склонность. Это еще не беда, умей он хотя бы пить, но, когда подали крем-брюле, он затянул песню – балладу об одноногой проститутке из Сингапура, – и у него заплетался язык.

– Уилл, присматривай за близнецами, чтоб держались подальше от темной пучины.

– Хорошо, мамочка! – ответил Уилл, охотно беря на себя роль старшего.

Кто знает, может быть, удастся вновь заслужить ласковую мамину улыбку – как в те солнечные дни, когда он был единственным ребенком. А сейчас мама стала далекой-далекой, измученной, – все время следила, чтобы близнецы не озорничали, а в те редкие минуты, когда смотрела на старшего сына, Уилла пугала тоска в ее глазах.

И Уилл дал себе молчаливую клятву вернуть мамину любовь, чего и добивался с великим терпением.

На борту «Виндзорского замка» устраивали партии в бридж, и Уилл присматривал за близнецами, пока родители играли с другой семейной парой, Перкинсами.

– Какое счастье иметь детей, – вздыхала миссис Перкинс, грузная женщина с ямочками на локтях и маленькими, широко расставленными голубыми глазками. – Я хотела детей, но Хорас – нет.

Мистер Перкинс молчал. Это был лысеющий мужчина в черепаховых очках, с пучками волос, торчавшими из ноздрей. Джулия заметила, что мистер Перкинс ведет себя несколько странно: стоило миссис Перкинс завести беседу с чужими, он обижался и, чтобы привлечь ее внимание, хватал ее за руку, как годовалый малыш.

– Но, милая, раз у нас нет детей, мы можем тратиться на путешествия. – Мистер Перкинс широко улыбнулся. – Как сейчас! А в следующий раз поедем в Америку!

Миссис Перкинс метнула на него недовольный взгляд.

– Хорас, у Ламентов трое детей, и они тоже путешествуют, как мы.

– И на бридж не оставалось бы времени, – продолжал мистер Перкинс. – И на няньку пришлось бы тратиться!

– У них нет няни, – возразила миссис Перкинс. – Старший нянчит младших. В том-то вся и прелесть. – Она вздохнула и умолкла, жалея о несбывшемся, об упущенном.

Говард чувствовал, что мистер Перкинс не прочь сменить партнеров по бриджу.

А Уилл в это время доказывал близнецам, что он старше и умнее. Папина кружка для бритья лежала разбитая в ванной. Из унитаза торчал мамин тапочек. Видно, пора близнецам проветриться, выпустить пар.

– Если я вас выпущу в коридор, обещаете не бегать и не кричать?

– Нет, – ответил Маркус.

– Нет, – вторил ему Джулиус.

– Дайте слово, – велел Уилл, – или будем сидеть здесь до ночи.

До чего же легко пошли они на попятный! Когда Уилл отпер дверь каюты и близнецы с визгом вырвались на волю, он понял, что открыл ящик Пандоры: теперь за братьями нужно смотреть в оба. Ночь была беззвездная, лишь тусклая луна просвечивала сквозь пелену облаков. Свалишься за борт – и поминай как звали!

На верхней палубе близнецы, сшибая на бегу стулья, налетели на запоздалого старичка. Старичок рухнул вместе со своим стулом, изо рта у него что-то выпало, свалилось на грудь, со стуком покатилось по палубе, проскочило сквозь решетку и исчезло в темной пучине.

Джулиус захлопал глазами.

– Простите.

Старичок оглядывался по сторонам, разинув рот – бездонный, как темная пучина.

– Мои жубы! Где мои жубы?

– Что? – переспросил Джулиус. – Не понял!

Старик повернулся к Джулиусу и указал на свой морщинистый подбородок:

– Мои жубы!

Сам не свой от ужаса, Джулиус бросился прочь от страшной пасти. Через минуту Уилл наткнулся на старичка, ползшего на четвереньках к борту.

– Вы не видели двух мальчиков? – спросил Уилл.

Старик поднял взгляд на Уилла, сверкнул глазами, указал на свои челюсти, потом – на темную пучину:

– Там. Там. Внижу!

Уилл вглядывался во тьму, горькие слезы застилали ему глаза. Старик что-то кричал, брызжа слюной и размахивая руками, точно в такт похоронному напеву, возвещавшему о конце братьев. Обезумев от горя и ужаса, с дрожащими коленками, Уилл уцепился за борт – не лучше ли прыгнуть вниз, чем сознаться родителям?

Вдруг откуда-то послышалось хихиканье. Уилл задрал голову: с верхней палубы на него смотрели две смеющиеся рожицы.

Пылая жаждой мести, Уилл во весь голос окликнул близнецов, в два прыжка преодолел лестницу, схватил братьев за руки, но тут перед ним вырос моряк в белоснежном кителе.

– Ты что тут делаешь? – спросил Белый Китель. Над воротом с золотой каймой – твердый подбородок, над верхней губой – тоненькие усики, а выше – глаза, серые, как морская даль в ненастный день.

– Ничего, сэр, – ответил Уилл.

– Бегаешь?

– Нет, сэр. Я искал братьев.

– Он бегал за нами, но не мог поймать! – похвастался Джулиус.

Уилл строго глянул на брата и вновь повернулся к Белому Кителю.

– Такому взрослому парню стыдно врать.

– Я не вру, – защищался Уилл.

– Я капитан корабля и не терплю вранья. Как тебя зовут?

– Уилл Ламент, сэр.

Капитан улыбнулся близнецам, дал каждому по мятной пастилке из небольшой жестянки и спрятал ее в карман с золотой тесьмой.

– Вот что, Уилл Ламент, на моем корабле нельзя баловаться. Вот увижу твоих родителей – пожалуюсь на тебя.

Уилл, покраснев от незаслуженной обиды, повел близнецов в каюту.

Джулия и Говард вернулись недовольные. С ними говорил капитан.

– Я не баловался, – твердил Уилл.

– Вам велено было оставаться в каюте.

– Они обещали не бегать!

– Ты нагрубил капитану, – сурово ответил Говард. – Всех нас опозорил.

Уилл бросился на постель и зарылся лицом в подушку, сам не свой от стыда.

Позже, уложив детей, Джулия заговорила с Говардом:

– Милый, наверняка близнецы тоже виноваты.

– Мне не нравится его отношение, – объяснил Говард. – Если он не уважает старших, как он будет жить среди людей?

– Ну… – Джулия умолкла, вспомнив миссис Уркварт. – Могу представить себя на его месте, я в его годы тоже не особенно уважала старших.

– И тебе это пошло на пользу?

Джулия улыбнулась:

– Не знаю, милый. Но ведь и вреда не принесло, верно?

– Взгляни правде в лицо, Джулия. Тебе не нужно держать ответ перед начальством, изо дня в день доказывать, что ты чего-то стоишь. А ему когда-нибудь это предстоит.

Улыбка сошла с лица Джулии.

Уилл ждал, что мама утешит его перед сном. Ждал, что она с шумом откроет дверь, с грохотом уберет игрушки. Но в каюту зашла не мама, а кто-то другой, похожий на капитана.

– Нам есть о чем поговорить, – начал отец.

– Почему мама не приходит?

– Потому что у нас серьезный разговор. Скоро ты станешь взрослым, Уилл, и должен быть ответственным, уважать старших. Нельзя грубить капитану корабля.

– Я просто искал их, – глухо отвечал Уилл, уткнувшись в подушку.

Говард стоял в темноте, мучаясь сомнениями: то ли обнять сына, то ли наказать, хотя бы для закалки воли – ведь он только что звал маму! А вдруг в новой школе его станут дразнить? Тут уж не побежишь к маме. Говард решил быть с сыном построже.

– Не спорь со мной! Быстро спать! – прикрикнул он. И, не удержавшись, добавил шепотом: – Сладких снов.

Уилл дождался, пока стихли шаги отца, и заплакал. Всхлипы его тонули в шуме двигателя, никто не видел его слез. Ночью ему привиделась Рут. В длинном сказочном сне они опять рыли туннель. Им помогали сотни ребят, и, пока кипела работа, он и Рут успели повзрослеть. Когда они приблизились к центру Земли, яма стала величиной с собор; там, у алтаря, их венчал Авраам с банановым листом на голове, а на другом конце Земли у Уилла и Рут уже выросли дети, родились внуки. Когда они достигли края Земли, за ними шли тысячи красных ребятишек, и под их радостные крики Уилл и Рут рука об руку вылезли наружу, а над ними сияло звездное небо и вспыхивали китайские фейерверки.

А в соседней каюте лежала без сна Джулия. Ее тоже одолевали нерадостные раздумья, только совсем иные. Ее преследовали слова Говарда: «Тебе не нужно держать ответ перед начальством, изо дня в день доказывать, что ты чего-то стоишь». Чем плохо, что она не работает? Ведь она замечательная мать, образованная, следит за событиями в мире. Однако она уже много лет не бралась за кисть. Где взять время, если с утра до вечера не спускаешь глаз с пары малышей-непосед? Есть ли от нее польза в мире взрослых, или все кануло в темную пучину?

Когда Ламенты пришли на завтрак, мистер и миссис Перкинс уже сидели за столом. Миссис Перкинс радостно поманила их к себе, а ее супруг хмуро потягивал чай.

– Скажите, мистер Ламент, вы идете на праздник экватора? – Миссис Перкинс глянула на мужа так, будто между ними дело уже решено.

– Нет, я уже пересекал экватор в детстве, – объяснил Говард. – Когда мы с классом плавали в Афины, – добавил он.

– А вы тоже пересекали экватор, миссис Ламент?

– Нет, – ответила Джулия.

– А стоит! Это великолепно, своего рода обряд посвящения! Я уже была на таком празднике, а Хорас – нет. Ему стоит поучаствовать, верно? Как по-вашему?

– Чтобы меня столкнула в воду толпа размалеванных девиц в костюмах русалок? – проворчал мистер Перкинс. – Очень смешно!

– Вот именно, смешно! – сказала Джулия. – Так и задумано!

Когда его жена рассмеялась на пару с Джулией, мистер Перкинс обреченно подумал, что выбора у него нет, придется выставить себя на посмешище – иначе рискуешь прослыть занудой без чувства юмора. «Много ли мужчин терпят подобные унижения лишь ради того, чтобы сохранить семью?» – уныло размышлял он.

Посейдон растянулся на трамплине. Тело его было выкрашено в бирюзовый, а на голове красовался косматый парик, унизанный ракушками, блестками и увитый водорослями. Он прихлебывал из кубка, проливая на подбородок густое янтарное зелье, и читал длинный зеленый свиток.

Пассажиры, которым предстоял обряд посвящения, сгрудились у края бассейна. Их окружал принарядившийся экипаж: женщины в бикини, расшитых изумрудными блестками, мужчины, разрисованные зеленой краской, похожие на дикарей. Говард усадил сыновей в кресла поближе к бассейну, и Уилл помрачнел, увидев, что у Посейдона с зеленой бородой – холодные серые глаза капитана.

– Подать сюда первую жертву! – проревел бог морей.

Волею судьбы, первым от толпы отделился мистер Перкинс. Мешковатые черные плавки подчеркивали его бледную кожу и дряблое тело, а на белесых лодыжках Уилл разглядел борозды от тугих носков.

– Хорас Перкинс! Я, повелитель морей, приветствую вас в Северном полушарии, – сказал Посейдон, сверкнув стальными глазами.

Бог морей достал из корзины селедку с блестевшим на солнце серебряным брюхом и, ни слова не говоря, сунул ее в плавки мистеру Перкинсу. Зрители загоготали, а миссис Перкинс радостно взвизгнула. Уилл лишь крепче прижался к отцу. Что тут смешного?

Два дюжих молодца в набедренных повязках из водорослей выступили вперед, схватили Перкинса за руки – за ноги и швырнули в бассейн. Палуба огласилась смехом и гиканьем, а громче всех визжала миссис Перкинс.

Исчезновение мистера Перкинса повергло Уилла в ужас. Мальчик смотрел на воду, не покажется ли он. Пусто, ни пузырька. Толпа испуганно загудела, но вдруг из-под воды, словно пробка из бутылки, вылетел мистер Перкинс, в одной руке сжимая очки, а другую подняв в торжествующем жесте. Зрители зааплодировали чудесному спасению.

К удивлению Уилла, к мистеру Перкинсу подплыла стайка русалок, чтобы проводить его на сушу: глаза подведены густо-зеленым, как у Элизабет Тейлор в «Клеопатре», губы накрашены ярко-розовым, а роскошные груди прикрыты блестящими пластмассовыми раковинами.

Едва взглянув на своих спасительниц, мистер Перкинс передумал вылезать из бассейна. Зрители еще громче захохотали. Миссис Перкинс подошла к краю бассейна и протянула мужу руку. Возможно, у мистера Перкинса помутилось в глазах. Не обращая внимания на жену, он подплыл к одной из русалок, чей бюст едва умещался в раковинах. Плотоядно ухмыляясь, он обнял русалку и впился поцелуем в ярко-розовые губы.

Перестав грести, оба пошли ко дну.

Маленькие голубые глазки миссис Перкинс превратились в крохотные точки.

Спустя миг на поверхность всплыли раковины, а следом и русалка: она хватала ртом воздух и не знала, что делать с руками – то ли грести, то ли из скромности прикрыть грудь, – поэтому то и дело уходила под воду. Несколько зрителей-мужчин – видимо, из сочувствия – прямо в одежде прыгнули ей на выручку.

Уилл, в ужасе вспомнив, что следующая жертва Посейдона – его мама, рванулся на другой конец бассейна, чтобы отговорить ее от страшного обряда.

– Мамочка! – закричал он.

– Не бегать! – рявкнул Посейдон.

– Не бойся, Уилл! – отозвалась Джулия.

Но Уилл поскользнулся и с шумом плюхнулся в воду. Удивленные лица зрителей подернулись рябью и исчезли, и Уилл погрузился в голубое безмолвие, не в силах ни вздохнуть, ни крикнуть. Вскоре он увидел, что сидит на дне бассейна, а на руках и ногах играют блики. Вдруг у ног его открылся люк. Уилл узнал раскосые глаза Полночного Китайца, тот ласково улыбался: все хорошо.

– Уилл! – окликнула Джулия.

Он увидел маму в желтом платье с набивным рисунком и жемчужных сережках. Ее окружало сияние, и Уиллу почудилось на миг, что он попал в рай. Закрыв глаза, он услыхал голос одного из близнецов, – значит, или все утонули, или никто не утонул. Уилл приоткрыл один глаз и встретился взглядом с Маркусом.

– Он будет жить? – спросил в тревоге Маркус.

– Да, все будет хорошо, – шепнула Джулия.

– Так он не умер? – разочарованно протянул Джулиус.

– Я живой, – сказал Уилл.

Вдруг в дверь каюты постучали, Джулия открыла. Заглянул капитан, без парика и блесток, но в прозрачной набедренной повязке, измазанной голубой краской.

– Как наш больной? – поинтересовался он.

Джулия и Говард повернулись к Уиллу, но тот отпрянул при виде своего мучителя.

– Уилл, отвечай капитану, – велел Говард.

– Спасибо, хорошо, – холодно сказал Уилл.

– Уилл… – Говард повернулся к капитану с виноватой улыбкой: – Он не в себе.

– Я здоров, – сказал упрямо Уилл.

– Сынок, поблагодари капитана, – ласково сказала Джулия. – Он тебя спас.

– Нырнул на дно и вытащил тебя, – добавил Говард. – Ты ему обязан жизнью.

Уилл распечатал пачку Розиной бумаги с водяными знаками и написал бабушке письмо, первое из множества. Оно было отправлено из Гибралтара.

Дорогая бабушка!

Я чуть не утонул, пока мама с папой играли в карты. А капитан ходит в юбке.

Целую, Уилл.

В последнюю неделю плавания Ламентов пригласили на ужин за капитанским столом. Уиллу не хотелось идти, но, увидев, как готовятся к выходу родители, он смягчился. Говард был в черном костюме и галстуке, Джулия – в красном бархатном платье. Самая красивая пара на корабле, казалось Уиллу. Для близнецов ужин оказался тяжким испытанием; они не съели ни кусочка и затеяли под столом драку. Они лягались и орали, когда Говард потащил их на палубу проветриться. Через миг Уилл увидел в иллюминатор, как папа гонится за ними по пятам.

Между тем капитан разговорился с Джулией. Чем больше Уилл на них смотрел, тем меньше ему это нравилось. Когда мимо опять пронесся Говард, Уилл вмешался в разговор.

– Мой папа бегает по палубе, – сказал он. – Не хотите его арестовать?

Позже, перед сном, Джулия принялась отчитывать Уилла за грубость, тот надулся и отвечал неохотно.

– Уилл, поговори же со мной, пожалуйста, – просила Джулия.

Уилл воспользовался этой минутой, чтобы высказать все, что у него на душе.

– Почему мы все время переезжаем?

– Не все время, сынок.

– Бабушка так сказала.

– Может быть, мы переезжаем чаще других семей, – согласилась Джулия. – Вспомни, как папа говорит: «Ламенты всегда в пути».

Уилл насупился.

– И везде мне придется смотреть за близнецами?

– Конечно. В семье все заботятся друг о друге, – сказала Джулия. – А в семье путешественников – тем более.

Уилл задумался.

– Как же мне найти друзей, если я вечно переезжаю и смотрю за братьями?

– В Англии у тебя будет замечательный друг, обещаю.

Но едва Уилл закрыл глаза и задышал ровно, Джулия дала себе слово никогда больше не бросаться обещаниями. Поднявшись, она увидела, что Маркус еще не спит.

– Мамочка, а когда я умру? – спросил он.

– Ты будешь жить долго, Маркус, очень-очень долго.

– Сколько? До скольки лет?

– Не знаю точно, Маркус.

Джулия поймала испуганный взгляд Маркуса: его страшила неизвестность. Может быть, поэтому он и тянулся к Джулиусу, не знавшему сомнений.

Джулия пригладила Маркусу волосы, подоткнула одеяло.

– Ты будешь жить до ста лет, Маркус. Люди станут путешествовать на реактивных аппаратах и летать в отпуск на спутники Юпитера. А роботы будут подавать нам чай и мыть посуду.

– Сто лет! Здорово! – Маркус повернулся на другой бок и закрыл глаза.

Джулия застыла не шевелясь. Дала себе слово – и через две минуты нарушила! Лишь ради того, чтобы уложить ребенка спать.