Текст книги "Ламентации"

Автор книги: Джордж Хаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Мисс Байонар

Уилл открыл дверь в класс, и в носу у него защипало. От запаха духов в воздухе словно стоял туман, аромат перебивал даже затхлый дух старых учебников. Опомнился Уилл уже за партой: он следил за учительницей, направлявшейся к своему столу, – смотрел на ее бедра, на подол абрикосового мини-платья.

– Ребята, это Уилл Ламент. Он из Англии. Думаю, от него можно узнать много интересного, – сказала учительница математики Франсина Байонар.

От ее улыбки сердце Уилла застучало, как мотор «Харли Дэвидсона». Ее каштановые волосы были причесаны на прямой пробор, длинным наманикюренным ноготком она то и дело поправляла выбившуюся прядь. Когда она рассказывала об обратных величинах, ее матово поблескивавшие губы слегка улыбались Уиллу. И, хотя в классе не было душно, Уиллу не хватало воздуха – его обдавало жаром, когда мисс Байонар перемножала дроби. Марина, сидевшая сзади Уилла, потянулась к нему и шепнула:

– Я за тобой слежу, Ламент.

Марина шептала ему на ухо колкости, мисс Байонар разжигала огонь в его чреслах – словом, Уилл не находил себе места.

– Что с тобой, Уилл? – забеспокоилась учительница.

– А?

– Должно быть, слишком много впечатлений – другая страна, новый класс.

– Да, мисс Байонар, – выдохнул Уилл. – Много всего.

В конце дня мисс Байонар отвела Уилла в сторонку и предложила несколько недель заниматься после уроков математикой.

– С вами? – выдавил Уилл.

– Да, со мной.

Два месяца пролетело с тех пор, как Говард вышел на работу, а Чэпмен Фэй все не возвращался. Из Индонезии от него пришла радиограмма, но сведения были обрывочны. Яхта нуждалась в ремонте. Он просил выслать денег. Судя по всему, он собирался продолжить кругосветное плавание, прежде чем вернуться в «Фэй-Бернхард». Это займет еще месяц-другой.

– Говард, за свою работу не беспокойтесь, – заверил Дик Бернхард, со времени их последней встречи отрастивший козлиную бородку. – Пока Чэпмена нет, собирайте новые идеи! Когда он вернется, будете во всеоружии.

С этими мыслями Говард изложил на бумаге свои теории по орошению Сахары. Затем разработал проект механического сердца с несколькими клапанами и крохотным источником питания. Говард задумал его еще после смерти отца, когда пересадку сердца делать не умели. Инженер из нижнего этажа «Фэй-Бернхард» собрал для него макет – чудесный прибор из прозрачной пластмассы и нержавеющей стали. Но Дик Бернхард отказался взглянуть на него:

– Знаете ли, я веду дела компании, а новыми проектами не занимаюсь. Подождите, пока вернется Чэпмен.

Говард начал опасаться, что Чэпмен Фэй – призрак, иллюзия, дразнящая его пылкое воображение. За обедом он старался увильнуть от разговоров о работе.

– Как тебе учительница? – спросил он Уилла.

– Ничего, – отвечал Уилл тем же жалким тоном, что и когда-то Говард на расспросы о «Пан-Европе».

Джулия выведала бы у него правду, если бы не беспокойство за Маркуса, который пытался положить себе на тарелку горошка, орудуя протезом. Всякий раз, когда он рассыпал горошек, Джулия рвалась помочь, хотя доктор велел не поднимать суеты вокруг Маркуса. Ужин превратился в мучение. Стряпня, неуклюжие попытки Маркуса обслужить себя, ревность Джулиуса – Джулия выбивалась из сил и ни от кого не чувствовала благодарности.

– Ой! – Маркус рассыпал ложку горошка, чуть не попав в Джулиуса.

– Ты нарочно! – крикнул Джулиус. – Он нарочно в меня кидался! Нарочно!

– Джулиус, хватит! – прикрикнула Джулия, метнув сердитый взгляд на Маркуса.

– Я не виноват, – оправдывался Маркус с блаженной улыбкой.

– Как зовут учительницу? – спросил Говард.

– Байонар. Мисс Байонар, – ответил Уилл.

– Хорошая? – спросила Джулия.

Уилл, чуть помедлив, кивнул, вспомнив, как мисс Байонар забирается в свою маленькую серую «Карманн-Гиа». Она приподнимала мини-юбку и, ерзая, устраивалась на низком сиденье. Задача была не из легких: ногой приходилось отталкиваться от тротуара, из-под юбки выглядывало персиковое белье, машина раскачивалась из стороны в сторону. Другим мальчишкам нравилось смотреть, как экскаватор роет посреди улицы канаву; Уилл хоть целую вечность готов был смотреть, как мисс Байонар залезает в спортивную машину.

Но грезы его были прерваны: новый град гороха полетел через стол.

– Это все крюк виноват – ничего не могу с ним поделать! – воскликнул Маркус.

– Перестань! – пригрозил ему Говард.

– Почему ему все прощается, а мне – нет? – Джулиус вытряхивал горошины из-за воротника рубашки.

– Потому что я несчастненький, – злорадно улыбнулся Маркус.

– Ешь, – велел Говард.

– Ох! – взвыл Джулиус, когда крючья на руке Маркуса сомкнулись у него между ног.

– Ну что с ними будешь делать! – Маркус беспомощно улыбнулся. – Вытворяют что им вздумается.

– Может, поужинаем, как нормальная семья? – крикнул Говард, но тут в дверь позвонили.

На пороге стояла незнакомка – молодая, с пучком на затылке и добрыми лучистыми глазами; в руках – пачка листовок и блокнот.

– Здравствуйте, меня зовут Марта. Я собираю деньги в помощь жертвам домашнего насилия.

– Мне очень жаль, но я не… – начала Джулия.

– Жалеть вам не о чем, – бодро отозвалась Марта, – если только вы не жертва семейного насилия. – Тогда вам стоит себя пожалеть.

– Никакая я не жертва насилия, – ответила Джулия, поправив блузку и подумав, что ей и впрямь жаль себя, – и стало еще жальче.

Марта мельком увидела, как Маркус и Джулиус ползают под столом, кусая друг друга за ноги.

– Не жертва, а просто устали, слегка измучились, да?

– Пожалуй, – призналась Джулия.

Глядя на веселое лицо гостьи, она гадала, кто эта женщина – сумасшедшая, наивная дурочка или, дай-то бог, родная душа, в которой она, Джулия, так нуждалась.

Марта объяснила, что собирает деньги для Женского конгресса, помогающего жертвам насилия подыскивать жилье; еще она состояла в женском клубе, собиравшемся раз в неделю.

– Маловато во мне злости, чтобы стать феминисткой, – отвечала Джулия.

– Никакие мы не феминистки, – улыбнулась Марта. – Мы разговариваем, обсуждаем проблемы, поддерживаем друг друга. Загляните к нам как-нибудь. – Марта оставила Джулии свой номер телефона и, уходя, прибавила: – Мы встречаемся по четвергам.

– Долго ты пропадала, – вздохнул Говард, выходя навстречу Джулии из ванной, где купались близнецы.

– Совсем замаялся с детьми?

– Родная, на несколько минут ты можешь смело оставить их на меня, – засмеялся Говард. – Справляешься же ты с ними весь день!

Джулия услышала, как на пол в ванной обрушился поток воды.

– Я в тебе не сомневаюсь, – сказала она, глядя, как по ковру расползается лужа, подступает к ногам Говарда. – Слушай, Говард, ты не против, если я раз в неделю по вечерам буду ходить в женский клуб? Так, поболтать.

– Неплохая мысль, – одобрил Говард, не ведая, что четверги никогда больше не будут для него прежними.

Марта увлекалась керамикой. Ее крохотный, обшитый досками домик украшали изящные вазочки и неумелые рисунки ее пятилетнего сына Леннона. Со своим мужем Джейком она познакомилась в коммуне хиппи в Пенобскот-Бэй.

Все женщины по очереди поздоровались с Джулией. Филлис Минетти, изящная и нервная, сказала, что у нее нет детей.

– Зато мой муж – известный пластический хирург в Нью-Йорке, и я живу полной жизнью.

Слова ее вызвали усмешку у Эви Браун, крупной женщины с конским хвостом и густо подведенными бровями – как на картинах художников-примитивистов. Эви, мать четырех сыновей, не окончила даже среднюю школу.

– Расскажи про свои дипломы, Филлис! – фыркнула она.

– Не люблю хвастаться, – отозвалась та.

Эви шепнула Джулии:

– Вот погодите, она еще ввернет про свои дипломы!

Последней участницей группы была Фрида Грекко: миловидное лицо, завитки блестящих черных волос, робкие глаза за очками в толстой черной оправе. Она в основном помалкивала, зато от души смеялась над перепалкой Эви и Филлис. Когда Фрида заправляла за ухо курчавую прядь, Джулия заметила на ее виске кровоподтек. Ей вспомнилась Трикси с подбитым глазом. Поймав ее взгляд, Фрида поспешно поправила волосы.

Из магнитофона звучали Моцарт, Арета Франклин и Дэйв Брубек. Подавали вино, сыр, а заодно марихуану в кальяне, который Эви одолжила у сына-подростка. К концу вечера Джулия расслабилась, почувствовала, что ее окружают друзья, и никто ни разу не напомнил ей, что она здесь чужая.

– Зайдешь в следующий четверг? – спросила Марта, провожая ее до дверей.

– Обязательно, – пообещала Джулия. Давно уже не была она среди друзей.

Какие уж тут десятичные дроби, когда на мисс Байонар высокие блестящие черные сапоги.

– Уилл, ты где-то витаешь.

– Простите, мисс Байонар.

Когда добрались до абсолютных величин, на ней был жакет в елочку, мини-юбка и черные туфли на шпильках. Уиллу нравились ямочки на ее коленях. К доске он выходил, сунув руки в карманы – чтобы никто не заметил его возбуждения.

И ночью легче не становилось. Теперь ему снились другие сны. Вместо Полночного Китайца являлась мисс Байонар в черном боа из перьев на голое тело и объясняла степени.

– По-моему, Уилл видит эротические сны, – сказала Джулия Говарду, проводив Уилла в школу.

– Уже?

– Ему скоро четырнадцать, – ответила Джулия.

– В последнее время он стал беспокойный, – заметил Говард. – Не знаю, на пользу ли ему дополнительные занятия. Когда я спрашиваю о них, он краснеет как рак!

– Пригласим-ка ее на ужин, – предложила Джулия.

Всю неделю до прихода мисс Байонар Уилл не находил себе места. Если учительница, предмет его мечтаний, переступит порог его дома – столкнутся два мира.

Уилл думал об этом, занимаясь в библиотеке, где его застала Марина.

– Что с тобой? – спросила она. – У тебя такой вид, будто тебя вот-вот стошнит.

– Ничего, – выдавил Уилл.

– Как твой брат?

– Нормально, – ответил Уилл и добавил: – Кажется, он наконец перестал думать о твоей сестре.

– На что ты намекаешь? – спросила Марина.

– Он смотрел на нее, когда напоролся на нож. Решил, что она – девушка из рекламы «Кока-колы». Из-за ее дурацких волос.

– Из-за волос? – обиженно переспросила Марина.

Уилл кивнул:

– Ну да, во всем виноваты ее волосы.

И тут Марина влепила ему пощечину. Удар вышел звонкий, хлесткий, глаза Уилла наполнились слезами. Но странное дело: по щекам Марины тоже покатились слезы.

– За что? – У Уилла застучало в висках.

– Ни слова больше про волосы Астрид! – крикнула Марина и пошла прочь.

Щека у Уилла горела весь день. Следа от пощечины не было видно, но осталось унижение. По дороге из школы Марина нагнала его.

– Я не хотела сделать тебе больно, – сказала она.

Уилл шел не останавливаясь.

– Я думала, ты винишь во всем мою сестру, это несправедливо.

Четыре квартала Марина молча шла рядом.

– В чем дело? – не выдержал наконец Уилл.

– Восемь лет назад у Астрид выпали волосы. Она носит парик.

– Не верю, – ответил Уилл.

– Чистая правда. Когда мы приехали в Америку, мне было пять лет, а Астрид – четыре, и у нее были красивые волосы до плеч. На улице все на нее оборачивались. А через несколько недель после нашего переезда волосы у нее начали выпадать. С каждым днем их становилось все меньше. И мама купила ей красивый парик. С тех пор она его и носит.

– Что у нее за болезнь?

– Забыла, как называется. Врачи говорят, волосы могут отрасти снова, а могут не отрасти никогда. – Марина строго глянула на Уилла: – Это тайна. Понял?

Уилл кивнул, и Марина повернула к дому. У дверей она остановилась и посмотрела на него. Уилл понял, что Марина не просто поделилась тайной, а сбросила с души груз.

На ступеньках крыльца сидел Маркус и лущил протезом желуди.

– О чем это вы с ней говорили? – спросил он Уилла.

– Ни о чем, – ответил Уилл. Разве скажешь брату, что тот потерял руку не из-за настоящей девчонки, а из-за мечты?

Через три дня, когда Уилл выносил из кухни мусор, на лужайку вышла Марина.

– Говорил кому-нибудь?

– Да. Всем, – ответил Уилл. – Разболтал всему свету, что твоя сестра лысая как коленка.

Марина недовольно уставилась на него.

– Убить тебя мало, – буркнула она.

Марина рассказала Уиллу, какой одинокой себя чувствовала, когда родители были поглощены только болезнью Астрид. Марине, как старшему ребенку, не хватало внимания. Уилл понимал ее как никто другой. Он рассказал ей о проделках близнецов, об истории с Аяксом, о кошке с теннисным шариком на хвосте, о проказах на борту «Виндзорского замка». Уилл и Марина, как старшие в семье, стали заодно. У Уилла снова появилась подружка, как Салли Берд. Нет, даже лучше, ведь Марина на себе испытала, что значит быть чужой.

– Никому не говори, что я на самом деле думаю, ладно? – попросил Уилл.

– И ты никому не рассказывай, что я думаю, – отозвалась Марина.

Перед приходом мисс Байонар Уилл весь вечер разглядывал себя в зеркало. Ростом он почти догнал Говарда, русые волосы падали на плечи, а глаза были, как и прежде, с грустинкой. Он, по обыкновению, искал в себе фамильные черты и, не найдя ни одной, в последний раз попытался уложить непослушные волосы феном.

– Красоту наводишь для училки? – спросил Джулиус, выглянув из ванной.

– Отстань, – огрызнулся Уилл.

– Дохлый номер, Уилл, – сочувственно вздохнул Маркус. – Патлы у тебя как банановая кожура.

В дверь позвонили.

– Я открою, – сказал Маркус с ноткой злорадства, но Уилл его опередил.

В дверях стоял патрульный штата Нью-Джерси. Черные брюки с синими лампасами, синяя фуражка с блестящим черным козырьком, за поясом – наручники и тяжелый револьвер, а на груди бляха: «Шнайдер Б.».

– Здравствуйте, я муж Франни Байонар, – представился патрульный.

– Проходите, проходите! – пригласила Джулия, а Уилл застыл пораженный, не в силах оторвать руку от дверной ручки.

– Франни уже на подходе, мы едем с разных концов города.

– Уилл! Развлеки мистера Шнайдера, – велела Джулия, а я принесу что-нибудь перекусить.

Уилл и патрульный уселись в гостиной. О чем говорить с мужем учительницы, тем более если он полицейский? У мисс Байонар, такой молоденькой, уже есть муж? На счастье, подошел Маркус. Он подмигнул патрульному Шнайдеру и улыбнулся во весь рот.

– Мой брат три часа причесывался, и все ради учительницы, – объяснил Маркус.

– Вот как? – удивился патрульный Шнайдер.

Уилл прикинул, за сколько секунд сможет выхватить у полицейского револьвер и… но здравый смысл взял верх.

Маркус ерзал на стуле, уставившись в потолок и раздумывая, что бы такого сказать, потом усмехнулся:

– У меня руки нет. Показать?

– Ну… – промычал патрульный Шнайдер.

– Вот! – выпалил Маркус, отстегивая протез.

Джулия принесла патрульному пива и вдруг заметила, что Маркус машет культей перед носом у гостя.

– Маркус! – крикнула она. – Ради бога, иди посмотри телевизор!

Патрульный Шнайдер через силу улыбнулся Уиллу и промокнул салфеткой лоб. Уилл заметил, что бачки у гостя до самого подбородка.

– Нравится тебе учиться, Уилл? – спросил полицейский.

– Да, мне нравится она… то есть школа, – выдавил Уилл. Какой бы задать вопрос, чтобы сменить тему? «Любите ли вы стрелять в людей?»

Когда в дверь снова позвонили, близнецы со всех ног бросились открывать. По ступенькам взошла мисс Байонар и улыбнулась Уиллу. Она была совсем другая, без очков, и глаза у нее казались маленькими, как бусинки.

– Здравствуй, Уилл. – Она заморгала.

– Здравствуйте, мисс Байонар, – сказал Уилл.

– Солнышко, – шепнул Шнайдер, – где твои очки?

– A-а, Берни! – Мисс Байонар прищурилась. – Ты ли это?

За ужином Уилла больше всего злило, что родители охотно делятся с ней самыми сокровенными мечтами.

– Когда вы решили стать учительницей? – спросил Говард.

– Когда училась в колледже, – отвечала мисс Байонар, – я просто поняла, что это мое призвание.

Джулия кивнула:

– И я.

– Вы и сейчас преподаете?

– Нет, бросила, когда ждала первого ребенка, но хочу вернуться к работе. – Джулия мимолетно глянула на Говарда.

Мисс Байонар и патрульный Шнайдер взялись за руки, и взрослые на минуту задумались, о чем еще поговорить. К ужасу Уилла, все взгляды сошлись на нем.

– Уилл – прекрасный мальчик, – улыбнулась мисс Байонар.

– Как его успехи? – поинтересовался Говард.

Уилл залился краской. Он стал всего лишь предметом для беседы. Мисс Байонар похвалила его успехи и объяснила, что цель занятий – познакомить его с материалом, который в Англии проходят позже.

Уилл смотрел, как мисс Байонар ест куриные крылышки руками; ее длинные розовые ногти стали жирными, помада размазалась. За десертом прядь волос окунулась в блюдечко с мороженым, мисс Байонар вытащила ее, но прядь слиплась. Весь вечер она выбивалась из прически, пока патрульный Шнайдер не поправил.

Уилл удивлялся про себя, что он мог найти в мисс Байонар. Он улизнул смотреть телевизор с близнецами. Шел фильм о невероятно счастливом семействе с шестью детишками.

– Уилл, иди попрощайся! – позвала Джулия.

Рядом с мамой мисс Байонар показалась ему низенькой толстушкой. А вокруг глаз у нее морщины, будто складки вокруг пуговок на матрасе.

– Что ж, – сказала мама перед сном, – она очень славная. И считает тебя умным. Но это мы и так знаем.

Уилл задумался. Похвала мисс Байонар утратила для него цену. И, как ни странно, он стал мечтать о Марине: у нее было достоинство, которое он раньше не ценил, – юность.

Пропавший в океане

ТЕЛЕГРАФНОЕ СООБЩЕНИЕ «ТАЙМС»

Мельбурн, Австралия, 18 апреля 1970.

Сегодня утром береговой патруль нашел на борту яхты, дрейфовавшей в Коралловом море, в двадцати милях к востоку от Брисбена, останки известного американского бизнесмена: паруса яхты были порваны в клочья, бак для горючего пуст. Со времени последней радиограммы судно «Вдохновение» прошло около 1500 миль. Судебно-медицинские эксперты опознали тело промышленника Чэпмена Фэя, президента компании «Фэй-Бернхард», находящейся в Принстоне, штат Нью-Джерси.

Знаменитый изобретатель и эколог, мистер Фэй прославился прежде всего попыткой создать космический корабль для освоения Марса в 1967 году. Космическое предприятие, осмеянное критиками как «фантазия о Ноевом ковчеге», пришлось оставить из-за недостатка средств, и мистер Фэй посвятил себя охране окружающей среды.

Наследников у покойного не осталось. Останки его заморожены, а почти весь капитал завещан Фонду поддержки исследований паранормальных явлений.

Когда Говард перестал ходить на работу, сыновья решили, что он болен. Вставал он поздно, слонялся по дому в пижаме. Соседям Джулия объяснила, что Говарду предложили оплачиваемый отпуск. Так оно и было, с той лишь разницей, что отпуск дали на неопределенный срок.

История США

Учился Уилл хорошо, но на уроках смертельно скучал и от нечего делать рисовал на полях карикатуры на учителей. Учитель истории мистер Уоллис, тощий, похожий на привидение, носил седые бакенбарды, и от него веяло благочестием. Он рассказывал, что в детстве, во времена Великой депрессии, каждый день ел на ужин белок. На рисунках Уилла он уплетал в один присест целую дюжину зверьков. Когда учитель добрался до американской Революции, Уилл оживился, не ведая, что британцы, которых все годы его учебы в Англии рисовали героями, вот-вот станут мерзавцами. Мистер Уоллис попросил рассказать о событиях 1776 года, и Уилл поднял руку. Но внимание учителя привлек ученик за первой партой, Эрнест Вудбайн.

– Что, Эрнест?

– Британцы были империалисты, мистер Уоллис…

Эрнест обращался к одному мистеру Уоллису. Может быть, поэтому одноклассники презирали его как «любимчика». У Эрнеста часто шла носом кровь, а когда он вставал из-за парты, у него то и дело оказывались связаны шнурки. Уилл прозвал его Кроликом за красные, вечно воспаленные глаза, а в тетрадках рисовал его голым кретином, лижущим башмаки мистеру Уоллису.

– Они обложили колонистов налогами и спро… – Кролик запнулся, – спровоцировали конфликт.

Другим ребятам тоже были не по душе его заумные словечки. Но сегодня Кролику везло. Хоть он и подхалим, зато не чужак.

– Минуточку! – вмешался Уилл.

– И еще, сэр, – продолжал Кролик, – они вынуждали колонистов к мятежам, которые и привели к революции.

– Что, Уилл? – спросил мистер Уоллис.

– Вынуждали? Ведь колонисты не платили налоги, – возразил Уилл. – Зачем британской армии защищать колонии задаром?

– Несправедливые налоги, сэр, – вмешался подлипала Вудбайн.

– На эти налоги содержали армию, которая защищала страну, – стоял на своем Уилл.

– Армию угнетателей, мистер Уоллис, – вставил Кролик. – Американцам нужна была свобода, справедливость, независимость…

– Свобода? Они и так были свободны! – взорвался Уилл. – Просто налоги платить не хотели!

Вдруг у Кролика из носа хлынула кровь. Достав из-под парты большую коробку бумажных платков, он прижал один к носу и, судорожно сглотнув, выдавил:

– Мистер Уоллис, я ушам не верю. Он назвал Отцов-основателей [20]20
  «Отцы-основатели» – первые государственные деятели США времен Войны за независимость 1775–1783 годов. В 1787 г. приняли Конституцию США.


[Закрыть]жуликами?

До той минуты почти весь класс наблюдал за синей мухой, кружившей вокруг ламп дневного света. Но от воплей Кролика все встрепенулись, заскрипели стулья. Казалось, в классе вот-вот раздастся барабанная дробь. Мистер Уоллис с тревогой глянул на Уилла.

– Нехорошо оскорблять Отцов-основателей, – нахмурился он.

– Никого я не оскорблял. Просто сказал, что все началось из-за денег!

– Не из-за денег, а ради свободы, – прогнусил Кролик сквозь окровавленную салфетку.

– Убирайся в Англию! – крикнул какой-то умник с задней парты.

Девочка за второй партой, бросив теребить косичку, метнула в Уилла злобный взгляд:

– Нельзя обзывать наших Отцов-основателей жуликами, это гадко!

– Пусть он извинится! – потребовал кто-то.

Уилл весь сжался, увидев вокруг одни враждебные глаза.

– Никого я не обзывал жуликами…

– Давайте продолжим, – сказал учитель.

– Почему мне нельзя спорить, мистер Уоллис?

– Хватит, Уилл, – одернул тот.

Когда в спортзале играли в футбол, Уилла ударили в спину, он упал ничком, не в силах вдохнуть. Над ним, ухмыляясь, склонились трое.

– Прости, англичашка, – сказал один.

Позже Уилл нашел у себя на парте записку: «УБЕРАЙСЯ В АНГЛИЮ» – и сунул ее в карман.

На школьном собрании в него угодил шарик жеваной бумаги, и Уилл поймал злобный взгляд из заднего ряда: Кролик Вудбайн, патриот кровь из носа.

В первую неделю Джулия и Говард хорошо проводили время дома, но от разговоров о будущем Говард уклонялся. Джулию потянуло искать виноватого. Ей казалось, будто Говарда предали шарлатаны, а поскольку звонить было некому (контора «Фэй-Бернхард» была закрыта), она сорвала злость на Говарде.

– Хватит с нас американской мечты! – кипятилась она. – Чэпмен Фэй обо всем позаботился! Выходит, незачем было сюда ехать!

– Что ж, – возразил Говард, – это не его вина. Он вышел в море в плохую погоду и потерпел крушение.

– Мы тоже потерпели крушение! – Джулия была в отчаянии. – И сами виноваты: дело не в плохой погоде, а в наших ожиданиях! Что за глупость была переезжать в Америку!

– В Англии мы не жили, а прозябали, – буркнул Говард.

– Ну и полюбуйся, что с нами стало! Уж лучше прозябать. Бедный Маркус, в Англии ему было бы лучше. – Джулия вздохнула. – Несчастный ребенок мечтатель, совсем как ты!

– Прости, родная, – прошептал Говард.

Джулия сразу устыдилась своих слов. Разве можно винить Говарда за то, что он мечтатель, – за одну из его самых прекрасных черт? Джулия блуждала из угла в угол, переставляя бокалы, солонки, перечницы, пока не овладела собой.

– Сколько мы сможем продержаться, Говард?

– Мне платят выходное пособие. Месяцев пять-шесть будем жить припеваючи.

«ПРАВАЛИВАЙ В АНГЛИЮ», – сказано было во второй записке, которую Уилл нашел на парте. Он показал ее мистеру Уоллису, а тот на другой день обратился к классу.

– Ребята, вчера ваш одноклассник высказал мнение, и мы должны были отнестись к нему уважительно. Как-никак у нас в Америке свобода слова, а это значит – свобода выражать свои мысли, не боясь расправы.

Позже, в туалете, Кролик Вудбайн объяснил Уиллу, что к чему.

– Ты предатель, Ламент. Подлый изменник. Здесь Америка, и ты в ней гость. Не забывайся.

Слышно было, как струя Кролика бьет в унитаз, будто из пожарного шланга. Интересно, смог бы он потягаться с Дигли в «тубзике»?

– Я не предатель, я из Англии. Хочу и буду ее защищать! – ответил Уилл.

Эрнест Вудбайн кончил атаковать унитаз и посмотрел на Уилла:

– Уважаю твою преданность, Ламент. И все-таки ты англичашка. Если наши страны будут друг с другом воевать, я вырву тебе сердце голыми руками!

Кролик Вудбайн стряхнул член и гордо вышел из туалета, поскрипывая армейскими ботинками по мокрому полу.

День памяти павших в войнах [21]21
  День памяти павших – 30 мая, национальный праздник в США, день памяти погибших в Гражданской войне 1861–1865 гг., в испано-американской войне и других войнах.


[Закрыть]– один из трех в году, когда Финчи спускали свой техасский флаг с невысокого флагштока на гараже, а вместо него поднимали флаг Соединенных Штатов. Расти Торино, Имперэйторы и Галлахеры тоже вывешивали флаги на крыльце. Если на Университетских Горах дюжина соседей делает одно и то же, это становится правилом для всех.

– А где ваш флаг? – спросила Мэдж Финч, встретив Джулию в супермаркете. После ужасного телефонного разговора о Маркусе это были ее первые слова, обращенные к Джулии.

– Мой флаг? – Джулия удивленно моргнула.

– Вы же не хотите, чтобы во всем квартале один ваш дом остался без флага?

Даже Химмели прилепили к почтовому ящику маленький флажок. Увидев это, Джулия выудила из шкафа платок и нацепила на парадную дверь.

Это был большой квадратный британский флаг.

– Подавитесь вашим флагом, – буркнула она.

Через час Уилл доложил, что машины замедляют ход возле их дома.

Тут в дверь постучали.

– Я заметил ваш флаг, – сказал Расти Торино. Вот уже несколько недель солнце не показывалось, но он по-прежнему щеголял бронзовым загаром; на его гавайской рубашке были нарисованы крошечные белоголовые орланы с американскими флагами в когтях. – Вот что я вам принес, – Расти достал флажок размером с носовой платок, – на случай, если вы вдруг не смогли купить флаг в магазине.

Джулия слабо улыбнулась:

– Хотите, чтобы я вместо нашего флага повесила этот?

– Иначе вас неправильно поймут. Все мы здесь как одна семья.

– Да, конечно, – согласилась Джулия. – Но в День памяти павших вспоминают солдат, погибших в войнах, в том числе британцев.

– Понимаю, Джулия. – Расти сочувственно приложил руку к сердцу. – Но флаги вывешивают не для этого.

– Разве? – вспыхнула Джулия. – Так для чего же?

– Вот что, Джулия, – сказал Расти мягко, – все мы здесь разные, спору нет. Галлахеры считают себя ирландцами, Имперэйторы гордятся своей верой… а еще Фрэнк со своим техасским флагом, и я… ни жены, ни детей, ни подружки, только песик. – Расти умолк, заглянул Джулии в глаза. – Я знаю, какие слухи обо мне ходят. Но я хочу сказать, что флаг – всего лишь способ напомнить всем о том, что у нас общего. Разве не так?

– Да, понимаю, Расти. Но я не стану вывешивать флаг лишь затем, чтобы быть как все. К тому же этот день придуман в память о мертвых, а не в угоду живым.

– Джулия, – предостерег Расти, – вы очень расстроите всех.

Джулия поняла намек, но продолжала храбро улыбаться.

– Мне очень жаль, Расти, – сказала она тихо, – но если я пытаюсь всем угодить, то в итоге остаюсь недовольна собой.

Весь день под окнами Ламентов возмущенно сигналили машины. Джулия и Говард были солидарны друг с другом, но Уилла при каждом гудке передергивало. Для подростка, мечтающего найти друзей, упрямство родителей граничило с безумием.

– Хочешь, чтобы все нас ненавидели? – спросил он Джулию.

– Ненавидели? Упаси бог. Просто хочу немного расширить их взгляды на мир. Не должны все дома быть на одно лицо, даже если так задумал архитектор.

– Но со мной никто не станет дружить!

В глазах Джулии мелькнуло раскаяние.

– Незачем стараться всем угодить, Уилл. Это важно для…

Маркус забарабанил протезом по оконной раме:

– На нас пялится какой-то пацан!

– И ругается, – добавил Джулиус.

– О-ох! – простонал Уилл. – Да это же Кролик Вудбайн!

– Твой друг? – спросила Джулия.

– Нет. Он меня терпеть не может.

– За что?

– Этот придурок решил, что я обозвал Отцов-основателей жуликами!

Джулия подошла к окну. Кролик, в черных ботинках и футболке с надписью «Моя страна, права она или не права», гонял кругами на оранжевом велосипеде, не сводя воспаленных глаз с возмутительного британского флага.

– Ботинки у него начищены, – заметила Джулия. – Ты когда свои туфли в последний раз чистил?

– Мама, – отрезал Уилл, – я ношу кроссовки…

Но Джулия, не дослушав его, поспешила на улицу.

– Ох, – Уилл схватился за голову, – куда ее понесло?

Через минуту Джулия ввела в дом сконфуженного Кролика.

– Пообедаешь с нами, – сказала она.

– Зачем это? – буркнул Кролик.

– Я хочу, чтобы ты подружился с моим сыном, – ответила Джулия. – Прошу, пообедай с нами.

– Не могу!

– Мама! – вмешался Уилл. – Видишь же, он не хочет! – Он глянул на Кролика и сам удивился, что защищает его.

– Ну пожалуйста, Кролик, пожалуйста! – упрашивала Джулия, ведя гостя по лестнице в столовую, где уже ждал Говард, а близнецы по-прежнему глазели в окно.

– Это Говард, Уилла ты знаешь, а это Джулиус и Маркус!

Кролик тут же уставился на Маркуса, в знак приветствия поднявшего протез, а потом стал разглядывать руки остальных Ламентов: а вдруг это у них семейное?

Джулиус ухмыльнулся:

– Привет, Кролик!

– Я не Кролик, а Эрнест! – возмутился тот.

– Эрнест? Замечательное имя, – сказала Джулия. – Кто дал тебе эту глупую кличку?

– Я не знал, что меня так прозвали! – процедил Кролик.

– Вот как. – Джулия смерила Уилла недовольным взглядом. – Так вы с моим сыном и вправду враги, Эрнест?

– Нет, мадам, – выдохнул Кролик.

– Он набросился на меня на уроке! – выпалил Уилл.

– Я тебе возразил, – поправил Эрнест. – Здесь Америка. Я могу высказывать свое мнение.

– Конечно! – сказала Джулия (на взгляд Уилла, слишком сочувственно).

– Неправда! – крикнул Уилл.

– Хватит, Уилл, – одернула сына Джулия. – По-моему, все проголодались. Ребята, пойдем мыть руки.

За обедом Кролик Вудбайн отвечал на расспросы Джулии с головокружительной радостью ребенка, которому у себя дома редко разрешается говорить. Уилл назло не притронулся к еде. Заметив, что у Кролика гноятся глаза, Джулия вздумала полечить его раствором йодида серебра, который недавно прописали Джулиусу. Несмотря на враждебность сыновей, она решила исцелить этого мальчика во что бы то ни стало – это ведь несчастный ребенок, которому нужно помочь.

Что до Уилла, то одно дело – соперничать с тенью потерянного брата, другое – делить материнскую любовь с близнецами, но внимание Джулии к Кролику он счел настоящим предательством. Оскорбленный до глубины души, он ушел из дома и спрятался в густых зарослях папоротника на заднем дворе. Сердце его ныло от незаслуженной обиды.

– Нравится мне ваш флаг, – сказал кто-то.

Из-под кроны цветущей юкки во дворе у Химмелей выглянула Марина. Она сидела под деревом с надкусанным яблоком в руке.

– А-а, – отозвался Уилл. – Это мама повесила.

– Молодчина.

– Она спятила.

Марина передернула плечами: