Текст книги "Черный воздух. Лучшие рассказы"
Автор книги: Джонатан Стрэн
Соавторы: Ким Робинсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)
– Не обязательно. Да и не поделать нам с этим ничего. Давай-давай, встряхнись, и за уроки. Надо!
Снова работа над уравнениями в кромешной тьме… Однако мысли их витали где-то вдали, а потому дело двигалось медленно, и наконец оба уснули посреди очередной задачи, уткнувшись носами в пол.
Смена за сменой, смена за сменой… Оливера угораздило потянуть спину, и расчистка найденной линзы оказалась сущим мучением. После того, как всю руду вынули, на месте линзы осталась полость вроде яичной скорлупы изнутри – где изжелта-белой, где черной, удивительно гладкой, испещренной синими пятнышками монацитовых жил, уходящих в толщу базальта. От края к краю «яйца» перебросили мостки, в камне боковых стен вырубили площадки, от площадок проложили пологие подъездные пути к новым вкраплениям «синьки», и дальше шахтеры опять двинулись поодиночке – по человеку и роботу на каждую жилу. По гудку Оливер торопился добраться до «яйца» одновременно со всеми, чтобы проделать остаток пути к загонам в толпе. И все бы хорошо, но вот однажды, к концу очередной смены, подъем оказался сплошь завален кусками руды, а времени на погрузку всего этого в вагонетку ушло немало.
Теперь придется идти по мосткам одному и в одиночку проделать весь путь к загонам. Давно пора было загоны поближе к выработкам перенести! Конечно, ни Оливеру, ни другим шахтерам лишней возни не хотелось, но…
На середине мостков спереди донесся негромкий шум. «Скрип, скри-и-и-ип-п…» Остановившись как вкопанный, Оливер что было сил вцепился в перила. До потолка здесь не дотянуться. Превозмогая боль в протестующей спине, он перекинул через перила ногу. Повиснет под мостками снизу, и…
Но как только он вскарабкался на перила, в него вцепилось множество рук. Закричать Оливер не успел: разинутый рот наполнился сырой глиной. «Синькой». Сильные, холодные пальцы не позволили даже повернуть головы, и новая порция глины заполнила уши, враз заглушив испуганное носовое мычание. Прометий… похоже, это конец. Старания вырваться завершились лишь жуткой болью в спине. Захлестнув веревкой лодыжки, туго притянув руки к телу, Оливера перевернули, точно бревно, и куда-то поволокли. Вскоре в ноздрях его тоже оказалось по комку глины, и сознание угасло, подернулось мраком в самом разгаре судорожной попытки сопротивления.
– Оливер из загона двенадцать.
Тишайший шепот на свете… Казалось, крайне ошеломленный тем, что до сих пор жив, Оливер слышит его желудком.
– Оливер из загона двенадцать. Тебе никогда больше ничего просто так не дадут. Согласен ли ты с такой участью?
Собравшись с силами, Оливер кивнул. «Я никого ни о чем и не просил! – захотелось сказать ему. – Я просто жить хотел, как всякий другой».
– Тебе придется драться за каждую кроху еды, за каждый глоток воды, даже за каждый вдох. Согласен ли ты с такой участью?
– Согласен. Лучшего мне и не нужно.
– Среди вечной ночи придется тебе красть у надсмотрщиков, убивать надсмотрщиков, мешать их работе во всем. Согласен ли ты с такой участью?
– Согласен и только рад ей.
– Отныне ты будешь свободно жить в сознании самой Луны. Согласен ли ты с такой участью?
Оливер сел. Рот оказался чист, если не брать в расчет резкого, электрического послевкусия «синьки». Вокруг маячили силуэты, пятерка фигур – пятеро человек… и тут ему все сделалось ясно.
– Еще бы! – ответил он, переполненный упругой радостью. – Еще бы не согласиться!
Во тьме появился свет. Привыкший либо к полному его отсутствию, либо к слепящим лучам фонарей, Оливер не сразу сообразил, что это. Решил, будто третий глаз быстро набирает силу, и, может быть, не ошибся. Однако дело было также в луче лазерного бура одного из A-роботов, пропущенном на низкой мощности сквозь цилиндрик какого-то керамического электронного элемента, отчего цилиндрик желтовато мерцал. Слепой, точно рыба, разинув рот, хлопая ослабшими, неудержимо слезящимися глазами, Оливер разглядел стоявших вокруг. Солли, Эстер, Фримэн, немой Элиа, Наоми…
– Да, – сказал он, потянувшись к ним в попытке обнять всех сразу. – О, да!
Находились они в одном из давно выработанных и заброшенных подземелий, в плоскодонной полости, от которой ответвлялись только три жилы. Полость была битком набита разными разностями, куда лучше знакомыми Оливеру на ощупь, на слух или по запаху: коровьими стойлами, загородками для кур, стойками с воздушными баллонами и скафандрами, плюс три грузовые вагонетки, два B-робота, A-робот, груда рельсов и прочее, прочее… Оливер не спеша обошел подземелье кругом. Эстер, по-прежнему сухопарая, кожа темна, будто мрак, впитывает неяркий свет керамического цилиндрика, отдавая его назад только в виде крохотных точек да линий, шла рядом.
– Отчего же ты раньше мне не рассказала?
– Со всеми нами случилось то же. Порядок таков.
– И с Наоми?
– И с ней. Только она, когда согласилась, оказалась одна.
«Так, значит, все это – Джейкоб», – сообразил Оливер.
– А Джейкоб где?
– Наверное, к нам идет, – прокаркала Эстер.
Оливер, кивнув, призадумался.
– Выходит, это вы тогда следили за мной? Почему не сказали ни слова?
– Нет, это не мы, – с хриплым, отрывистым смехом сказала Эстер, когда он объяснил, о чем речь. – Это кто-то другой, и он – все еще где-то там…
Тут перед ними неожиданно, заставив обоих вздрогнуть, остановился Джейкоб. На крик обоих сбежались, столпились вокруг остальные.
– Ну, вот все и в сборе, – рассмеявшись, подытожил Джейкоб. – А свет этот вырубите. Он нам ни к чему.
Так оно и вышло. Лазерный луч угас, керамика остыла, однако друг друга – лучащиеся радостью красные силуэты в угольно-черной тьме – все видели едва ли не насквозь. Все прочее в небольшом подземелье тоже осталось вполне определенным, вполне различимым.
– Мы с вами – разум Луны.
Вскоре Оливер обнаружил, что уследить за ходом времени, не разделенного сменами, сделалось невозможно. Трудились все, не покладая рук, постоянно пребывали в движении – наверх, наверх, минуя один уровень рудника за другим.
– Как оболочки атома. А мы – та самая свободная частица, стремящаяся наружу.
Ели они, когда требовалось; когда требовалось, ложились поспать. Львиную долю времени занимала работа – либо заваливание штолен позади, либо разгром хранилищ и вынос оттуда всего, что намечено Джейкобом. Пару раз, вооруженные лазерными резаками, устраивали засаду на бригады надсмотрщиков, перебив всех до единого и забрав с трупов все ценное, но, согласно приказу Джейкоба, столкновений с надсмотрщиками старались по мере возможности избегать. Джейкобу требовались только материалы. Долгое время (не меньше двадцати перерывов на сон) спустя их накопилось шесть грузовых вагонеток, тянувшихся за A-роботом вдоль заброшенных, опустевших штолен, где приходилось как можно скорей, на ходу, укладывать перед роботом рельсы, а пройденную колею разбирать. Помимо прочих припасов, Джейкобу постоянно требовалась взрывчатка, как можно больше взрывчатки – сколько ни раздобудь, все ему мало.
Избегать встреч с надсмотрщиками, вооружившимися до зубов и постоянно державшимися начеку, становилось трудней и трудней. Возможно, беглецов даже искали специально. Однако надсмотрщики, опасаясь засад, искали их, шаря во тьме лучами фонарей, не уступавших огням маяков, а потому их было проще простого заметить издалека, заманить в тупик, ускользнуть и взрывом обрушить им на головы свод штольни. И все это время отряд шахтеров двигался кверху, бесконечными обходными путями пробираясь к «лицевой», видимой с Земли стороне Луны. Камень вокруг поостыл, циркуляция воздуха усилилась до постоянного, неутихающего ветра. Сейсмометры улавливали далеко внизу рокот двигателей тяжелой техники, перемежавшийся взрывами.
– К гадалке не ходи: за нами гонятся, – сказал Джейкоб. – Перепуганы до смерти.
Награбленным – огромным количеством баллонов со сжатым воздухом и чистым кислородом – он был доволен. Вдобавок для каждого раздобыли скафандр, а взрывчатки, включая сюда десяток «бушменов», слишком мощных для обыкновенных буровзрывных работ, запасли целую кучу.
– Приближаемся, – говорил Джейкоб за едой.
Поев, позаботившись о коровах и курах, беглецы ложились поспать у вагонеток, и перед сном Джейкоб заводил разговоры об их работе. Обязанности у каждого были разными: немой Элиа заведовал припасами и снаряжением, Солли занимался роботами, Эстер наблюдала за сейсмометрами, а Наоми с Фримэном, осваивавшие взрывное дело, иногда, при случае, замещали Джейкоба. Оливер продолжал работу над навигацией. Заучивавший наизусть найденные в хранилищах карты системы туннелей, он в любой момент мог точно сказать, где их отряд находится. Это ему удавалось на удивление хорошо: всякий раз, как отряд двигался в путь, Оливер заранее знал, где коридор раздвоится и куда какой путь приведет. Беглецы неуклонно стремились наверх.
Однако погоня дышала в затылок. Казалось, надсмотрщики всюду, со всех сторон, патрулируют в поисках беглецов каждую штольню.
– Скоро они заминируют какие-нибудь коридоры и начнут теснить нас туда, – сказал Джейкоб. – Пора уходить.
– Уходить? – переспросил Оливер.
– Да. Из системы туннелей. Пробиваться дальше самим.
– Собственные туннели бурить! – обрадовалась Наоми.
– Именно.
– Куда? – каркнула Эстер.
Очередной взрыв, прогремевший в необычайной близости, едва не свалил всех с ног. Барабанные перепонки заныли, воздух со свистом устремился прочь. Камень вокруг содрогнулся, заскрипел, застонал, подернулся паутиной трещин, и свод туннеля невдалеке с оглушительным грохотом обрушился вниз, обдав беглецов облаком пыли.
– «Бушмен»! – вскричал Солли.
Джейкоб захохотал. Все как можно скорей облачились в скафандры.
– Пора уходить! – крикнул Джейкоб.
Подогнав A-робота к стене штольни, он уложил у ее подножия один из припасенных «бушменов» и взвел таймер.
– О'кей, – продолжал он по внутренней связи, – теперь нам придется бурить, как никогда еще не бурили. К поверхности!
Прежде всего беглецам следовало убраться подальше от собственного «бушмена», чтоб взрыв не накрыл их самих. Пробивая в базальте неширокий туннель, они отбрасывали битый камень назад, засыпали им пройденный путь, а когда «бушмен» сработает, все это полетит следом не хуже картечи в стволе дробовика. Поэтому – три резких поворота вбок под острым углом, чтобы остановить разлет обломков, а затем беглецы принялись спешно бурить ход, ведущий прочь от района взрыва. Наоми с Джейкобом не сомневались: «бушмен» разнесет все вокруг до такой степени, что начала их коридора сам черт не отыщет.
– Надеюсь, они решат, что нас завалило с концами, – сказала Наоми. – Случайно либо сами подорвались.
Ее негромкий смех и ясный голос, такой чистый, такой мелодичный в сравнении с карканьем Эстер, радовали душу. Наоми Оливер прежде толком не знал, но сейчас восхищался ее силой и грацией, ее неукротимой энергией. Все это время она трудилась усерднее Джейкоба, усерднее любого из остальных.
Спустя несколько смен новой жизни Наоми сверилась с таймером детонатора, привязанного к шнурку на шее.
– Скоро сработает. Надо бы за курами и коровами кому-нибудь приглядеть, чтобы переполоха не подняли.
Но едва Солли успел добрался до загородок, «бушмен» сработал. Взрыв – куда громче, куда мощнее, фундаментальнее обычного взрыва, удар такой силы, будто за спинами беглецов в ярости захлопнул дверь целый мир – сбил всех их с ног, расшвырял в стороны. Оглохшие, сплошь в синяках, они кое-как поднялись, осмотрели друг друга, а убедившись, что всерьез никто не пострадал, принялись унимать перепуганных насмерть коров, не столько слыша, сколько ощупью чувствуя их жалобное мычание. Надежность сводов туннеля сомнений вроде бы не вызывала: путь вел беглецов сквозь толщу древнего конвективного подкорового течения, базальтовой магмы, застывшей до состояния покоя, однако довольно пластичной и потому не растрескавшейся при взрыве. Прекрасный камень, берегущий шахтера от бед не хуже заботливой матери. Коров подняли, поставили на ноги на дно отведенной под хлев грузовой вагонетки, а после Фримэн поспешил назад – взглянуть, что сталось с началом туннеля. К его возвращению слух беглецов более-менее пришел в норму, и хотя звон в ушах наверняка не утихнет еще с полдюжины смен, крик Фримэна расслышал каждый.
– Прекрасно! Намертво замуровало!
Стало быть, они оказались в собственной штольне, отрезанной от рудника! Все сгрудились в кучу, обнялись, торжествующе завопили.
– Наконец-то! Свобода! – взревел Джейкоб, разразившись громоподобным хохотом, какого Оливер еще ни разу от него не слыхал.
Успокоившись, беглецы отвернули вентиль одного из воздушных баллонов и взялись за наладку системы регенерации воздуха.
Вскоре работа пошла своим чередом. Новый туннель бурили как можно быстрее и как можно тише. Один из беглецов управлял роботом, пробивая узкую, чтоб только места для работы хватало, штольню. Породу дробили исключительно лазером, пока не натыкались на особенно твердый камень, и тут, если дело стоило риска, в ход шли заряды небольшой мощности, подрываемые, согласно показаниям сейсмографов, сразу же после взрывов внизу: Джейкоб с Наоми надеялись, что, благодаря сложности внутреннего строения Луны, в шахте примут их взрыв всего лишь за эхо собственного.
Еще трое возили раздробленную лазером робота породу к дальнему концу туннеля, там разбирали пройденный участок узкоколейки, разгружались, а на обратном пути тянули ветку вперед. Укладка рыхлой породы – дело очень, очень серьезное: отведешь под нее объем, существенно превышающий изначальную кубатуру, и со временем она заполнит все свободное место. Классическая проблема замкнутых выработок типа «ползущий червяк». Поэтому укладывать породу в задней части туннеля необходимо как можно компактнее, с минимумом пустот, кусок к куску, грань к грани, будто собирая мозаику. Освоив это искусство в совершенстве, беглецы теряли в пространстве не более пары дюймов на каждую пройденную милю. Этот труд был самым тяжелым не только физически, но и умственно: каждая из таких смен выматывала Оливера куда сильнее, чем буровые работы. Дело тут было в том, что все трудились на полной скорости, и бригаде «возчиков» приходилось едва ли не бегать – взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед… Конечно, длина туннеля вряд ли превышала шестьдесят ярдов, но уже к середине смены эти шестьдесят начинали казаться целыми пятью сотнями.
Еще трое, свободные от горных работ, присматривали за воздухом и за живностью, ели, помогали управиться с особо крупными кусками породы и так далее, а еще успевали урвать толику сна. Отработав (согласно все тому же таймеру детонатора) смену, обязанностями менялись. Завораживал этот конвейер настолько, что во время отдыха Оливеру сделалось крайне трудно рассчитывать их местоположение.
– Держись, держись, – велел Джейкоб, отбежавший от робота, чтобы помочь с расчетами. – Нам нужно выйти наверх не где-нибудь, куда кривая вывезет, а прямо под куполом столичного города, Селены, поближе к пусковым направляющим ракет. Чтобы попасть туда, без точной навигации не обойтись. Справимся – выйдем наружу прямо среди господ, разбогатевших, продавая «синьку» на Землю, и я тебя уверяю, это будет так здорово…
И Оливер продолжал работу, пока сон не сморил. На самом деле задача была не так уж сложна: место, где беглецы покинули систему туннелей, известно, координаты Селены там, на поверхности, Джейкоб дал – главное, в счислениях не ошибиться.
Вычислить среднюю скорость движения, а следовательно, и время выхода на поверхность, тоже было вполне возможно. Как и сверить полученный результат со скоростью потребления невосполнимых ресурсов – воздуха и воды, теряющихся в замкнутом цикле регенерации, а также корма для живности. Несколько консультаций с немым Элией обеспечили Оливеру все необходимые данные, после чего задача свелась к простой арифметике.
Покончив с расчетами, Оливер и Элиа позвали Джейкоба и изложили ему результат.
– Молодцы, – сказал Джейкоб. – Я об этом как-то и не подумал.
– Но погляди, – заметил Оливер, – воздуха и воды у нас достаточно, источников питания для роботов в десять раз больше, чем нужно, взрывчатки – тоже. Проблема только с едой. Не знаю, хватит ли коровам сена.
Джейкоб, кивнув, бросил взгляд за спину Оливера, на коров в стойлах.
– Придется резать коров одну за другой и есть. И сами прокормимся, и расход сена снизим.
– Есть… коров?
Оливер просто опешил.
– Разумеется! Это же мясо! На Земле люди их испокон веку едят!
– Ну, даже не знаю, – протянул Оливер. В последнее не слишком-то верилось, однако хлесткий, как бич, хриплый хохот Эстер заставил его умолкнуть.
Однако Джейкоб и Фримэн с Наоми решили слегка ускорить темп, чтобы иметь запас времени на случай возможной ошибки. К тому, кто бил штольню, управляя ни на минуту не выключавшимся буровым роботом, приставили напарника с ручным буром, работавшего у стен коридора, а есть начали на бегу, отвозя назад рыхлую породу, а время на сон сократили, насколько возможно. Каждую смену туннель продвигался вперед на несколько миль.
Вскоре характер породы, преграждавшей путь, изменился. Твердый, темный, монолитный базальт уступил место камню более светлому, местами – сплошь в угрожающих трещинах.
– Анортозит, – пояснил Джейкоб. – Вот и до коры добрались.
После этого каждая смена вела беглецов сквозь новую зону пород. Как-то им пришлось пробивать себе путь сквозь огромные пласты кальциевого полевого шпата с вкраплениями базальта: на вид – все равно, что кирпич скверной выделки. В другой раз они наткнулись на целую стену твердой, как сталь, яшмы, а вот жила «синьки» им встретилась только одна. Тут-то Оливер и понял, насколько работа в шахте исказила его представления о внутреннем устройстве Луны. Раньше он думал, будто Луна просто ломится от прометия, однако, пересекая узкую жилу, осознал: нет, прометий очень и очень редок, а его залежи – всего-навсего крупноячеистая сеть из тонких нитей в огромном теле Луны.
Когда жила осталась позади, Солли подобрал кусок руды и с любопытством уставился на него: нижние глаза прижмурены, лицо искажено старанием открыть третий глаз… Вдруг он с силой швырнул руду оземь, отвернулся, твердым шагом двинулся к забою и принялся ожесточенно бурить.
– Я всю жизнь этой «синьке» отдал, – сипло сказал он. – А что она такое? Всего-навсего Господом проклятый камень!
Джейкоб отрывисто рассмеялся, и беглецы двинулись дальше, прочь от залежей драгоценнейшего из металлов, сделавшегося в их глазах просто мягкой породой, которую проще бурить.
– Шевелись! Прибавь шагу! – вскричал Джейкоб, хлопнув Солли по спине и прыгнув через обломки камня рядом с роботом. – Этот камень плавился и застывал, плавился и застывал на протяжении целых эонов, пока не обернулся тем, что мы с вами видим сейчас. Метаморфизм!
Последнее слово он протянул нараспев, надолго задержавшись на слоге «мор».
– Метамо-о-о-орфизм! Метамо-о-о-орфизм! – подхватили Наоми с Эстер, а немой Элиа принялся орудовать ручным буром вдвое быстрее робота.
– Скоро придем мы в город господ, – перекрыв общий гам, запел Джейкоб, – скоро придем под купола Занаду, со всем их стеклом, с фруктами сладкими, с ваннами, с вазами и щегольством, с тонкими винами, старыми винами – вот это будет…
– Ме-е-ета-амо-о-о-орфизм!!!
И все заработали еще быстрей прежнего.
Сидя на дне вагонетки, приспособленной под спальню, жуя сыр, Оливер смерил взглядом могучего Джейкоба, лежавшего рядом. Донельзя уставший, дышал Джейкоб ровно, глубоко – вот-вот уснет.
– Откуда ты знаешь про купола? – негромко спросил Оливер. – Откуда вообще столько всякого знаешь?
– Ну и вопрос, – пробормотал Джейкоб. – Да это всем известно. Кроме тех, кому выжгли мозги и в шахту до конца жизни законопатили. На самом деле я, парень, мало что знаю. Большую часть просто выдумал. Любовь Луны – вот и все, что нам нужно…
С этим он и уснул.
Вскоре туннель привел беглецов к слою мрамора – белого мрамора сплошь в кварцевых прожилках, блестевшего, искрившегося даже без света, под взором третьего глаза. Казалось, камень вокруг сделан из доброго, сытного коровьего молока пополам с водой, чистой, что твой алмаз. Мрамор бурили долго, пока его мощная, мускулистая, лениво играющая искрами гладь не опьянила, не околдовала всех до единого.
– Помню, как-то раз отправились мы джаз послушать, – пробежав вдоль вагонеток с глыбой белого камня, со всей аккуратностью уложив ее в штабель и кое-как отдышавшись, заговорил Джейкоб. – Дело было в Ричмонде: целая куча доков, нефтеперегонных заводов, огромных нефтехранилищ, а мы здорово поднабрались и все сворачиваем не туда. Но вот, наконец-то, дошли. Глядим, а там только какой-то трубач, давно в тираж вышедший, плюс ритм-секция на подхвате. Играет сидя, по лицу видно, что жизнь его не особо-то баловала, сурдина такая, что все заведение можно накрыть… а ведь труба, доложу я вам – это же инструмент молодых, губы рвет в клочья! Присели мы еще выпить, ничего особенного не ожидая, и тут они начали последнюю песню в программе, «Продырявилось ведерко»[57] 57
«My Bucket’s Got a Hole in It» – популярный блюз первой половины XX в., исполнявшийся многими известными музыкантами, в том числе Луи Армстронгом и Бобом Диланом.
[Закрыть]. Блюз на четыре такта – казалось бы, проще некуда.
– Метамо-о-о-орфизм, – проскрежетала Эстер.
– Ага! Вроде того. И трубач заиграл. И повторили они ее раз сто, не меньше. И снова, и снова, и снова… может, даже две сотни раз повторили. Разумеется, трубач играл тихо, то и дело сурдину пускал в ход – словом, все трюки, изобретенные состарившимися трубачами для сбережения губ, не показывая публике, что губам-то уж тридцать лет, как крышка, успел перебрать. Однако стоило малость послушать, и все это разом забылось, а почему? Потому, что он играл. И как играл! Все, чему в жизни выучился, весь музыкальный дар, все невзгоды свои в это злосчастное «Ведерко» впихнул, и, Богом клянусь, тут дух точно взял верх над материей, потому что старик поймал кураж, пустяк в шедевр превратил!
И Джейкоб, не прекращая бега, завел:
Ох, продырявилось ведерко,
Йе, продырявилось ведерко,
Да, продырявилось ведерко,
Пива не налить!
Раз, и другой, и снова… Оливер, Солли Фримэн, Эстер, Наоми – удержаться от смеха не удалось никому. Чего только не отыщется в уцелевшей, невыжженной памяти Джейкоба! Немой Элиа, просияв, забарабанил по бортику вагонетки, а меж двумя куплетами ущипнул за вымя одну из коров.
– …п-и-и-ива не налить!
– Му-у-у!!!
Мало-помалу песню подхватили все – одни во все горло, другие вполголоса. К ритму работы она подходила великолепно: быстрая, но не слишком, мерная, монотонная, простая, а главное, бесконечная. Все слоги примерно одной и той же длины, все чуточку синкопированы, кроме протяжного ударного слога в «ведерке» и последней строки, «пива не налить», звучавшей куда выше тоном, протяжнее, переходя в громкий победный возглас… глупость, казалось бы – поется-то, по сути, о неприятностях, однако песня превращала дурную весть в крик радости, и каждый раз конец куплета пели все громче, все протяжнее. Джейкоб самозабвенно украшал мелодию подражаниями всевозможным музыкальным инструментам, а в голосе Эстер, скрежещущем, точно зубья ножовки, впившейся в сталь, обнаружился чуть ли не весь диапазон высших гармоник, и старая песня гремела средь мраморных стен снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова – великая пассакалья[58] 58
Пассакалья – жанр инструментальной музыки, вариации на постоянно повторяющуюся тему.
[Закрыть], переплавляющий в радость любые невзгоды тигель под названием «блюз». Метаморфизм… Пели ее, не смолкая, две смены напролет, пока песня не загипнотизировала каждого целиком, да и потом вспоминали нередко, и пели, пели, пели – подолгу, все время, пока оставались вместе.
Только благодаря исключительному невезению выбранный курс вывел беглецов прямиком в штольню, битком набитую надсмотрщиками при оружии. Еще большим невезением оказалось то, что буровым роботом управлял Джейкоб – потому-то он и ворвался в штольню первым, полосуя врага лучом ручного бура, потому только его и зацепило ответным огнем, прежде чем тросоруб, брошенный Наоми из-за его плеча, покромсал надсмотрщиков в клочья. Джейкоба погрузили в вагонетку, откатили робота назад и повели туннель в новом направлении, оставив на месте стычки «бушмен», чтоб замести следы.
После все засуетились, забегали, с ног до головы в крови пополам с ошметками кишок, испуганные коровы мычали, а Джейкоб дышал сквозь сжатые зубы вдвое быстрее обычного, и только Оливер с Наоми, усевшись рядом с ним на дне вагонетки, попробовали хоть чем-то помочь. Первым делом освободили от штанов искромсанную ногу. Эстер взялась за ручной бур, чтобы прижечь обильно кровоточащие раны, но Джейкоб, взглянув на нее, отрицательно покачал головой. Мускулы его шеи вздулись, точно канаты.
– Большую артерию там, внутри бедра, рассекло, – не разжимая зубов, пояснил он.
Эстер сочувственно зашипела.
– Сюда! – каркнула она Солли и остальным. – Бросайте все, сюда идите!
Под ногами похрустывали россыпи битого кварца, множество чистых, прозрачных кристаллов, слегка розоватых от окислов. Робот бурил, воздушный баллон шипел, коровы мычали… Дышал Джейкоб шумно, хрипло, и остальные отчего-то дышали в такт – часто, неровно, а когда его дыхание замедлилось, выровнялось, с их дыханием само собой произошло то же самое. Лежа на сене, устилавшем дно вагонетки-спальни, он смотрел вверх, в потолок туннеля, словно мог видеть что-то вдали, сквозь толщу растрескавшихся, искристых кристаллов кварца.
– Сколько здесь самого разного камня, – с изумлением, с болью в голосе проговорил он. – Понимаете, когда-то, давным-давно, Луна была целым миром, планетой, а Земля – ее спутником, а потом… столкновение – и все изменилось…
Вырубив в кварце крохотное боковое ответвление, Джейкоба оставили там. Уйдут они дальше, завалят туннель, а Джейкоб пускай покоится в собственном склепе, глубоко-глубоко в лунных недрах. С той самой минуты Луна стала для беглецов всего лишь огромной могилой товарища, кружащей в пустоте космоса, пока не умрет само Солнце – ведь, по словам Джейкоба, со временем даже Солнцу предстоит умереть.
Оливер снова вывел беглецов на правильный курс, хотя теперь, когда рядом не было Джейкоба, когда некому стало кивнуть, одобряя его работу, глубоко сомневался в верности навигационных расчетов. Координаты Селены он отрешенно, с тоской на душе, передал Наоми и Фримэну.
– Но что мы будем делать, когда доберемся туда?
Об этом Джейкоб ничего определенного не говорил. Что думал он предпринять дальше? Разыскать правителей города, потребовать справедливости для шахтеров? Или перебить их на месте? Или добраться до громад магнитно-рельсовых ускорителей, угнать одну из ракет и на Землю лететь? Или попробовать затеряться среди горожан?
– Это предоставь нам, – отвечала Наоми. – Ты, главное, к городу нас выведи.
И Оливер увидел в глазах Наоми с Фримэном свет, искорки, чего прежде никогда за ними не замечал. Немедля вспомнив о твари, охотившейся за ним в темноте, о существе, неизвестном даже всезнающему Джейкобу, он здорово перепугался, а потому беспрекословно проложил курс, и все заработали быстро, как никогда прежде. Песен беглецы больше не заводили, друг с другом почти не разговаривали – лишь штурмовали, штурмовали скалу, а получив в схватке с нею очередную рану, еще яростнее бросались в бой. Одолеваемый сном, Оливер укладывался на запекшуюся кровь Джейкоба, и переполнявшая его горечь обиды казалась тяжелой, будто глыба анортозита, преграждавшего беглецам путь.
Вскоре запасы сена подошли к концу. Тогда одну из коров прирезали, зажарили ее мясо и съели. Фильтры системы регенерации засорились, вода изрядно воняла мочой. Эстер, слушавшая сейсмометры как можно чаще, думала, что за ними гонятся, но до Селены, по ее расчетам, оставалось всего ничего.
Наоми рассмеялась, однако ее смех оказался совсем не похож на прежний.
– Ты вывел нас к цели! Молодец, Оливер!
Оливер едва сдержал слезы.
– Большая она? – спросил Солли.
Эстер покачала головой.
– Вряд ли. От силы два диаметра Большой Линзы.
– Тем лучше, – сказал Фримэн, переглянувшись с Наоми.
– Но дальше-то что? – подал голос Оливер.
Эстер, Наоми, и Фримэн, и Солли – все повернулись к нему, глаза их полыхнули, будто двенадцать комочков чистого прометия.
– У нас, – негромко заговорил Фримэн, – восемь «бушменов» в остатке. И прочей взрывчатки по мощности еще на два. И я их установлю, куда надо. Это будет лучшей моей работой за всю жизнь. Шедевром взрывного дела. Вся Селена прямиком в космос отправится.
На то, чтоб разместить «бушмены», как того хотелось Фримэну и Наоми, потребовалось десять смен, а после беглецы еще три смены бурили ход вниз и в сторону, чтобы укрыться от взрывной волны. К счастью, основная мощь взрыва была направлена вверх, где породы податливее, а потому особой отдачи опасаться не стоило.
Наконец все было готово, и шестеро беглецов уселись на дно вагонетки-спальни, окружив тесным кольцом главный взрыватель поверх мешанины деталей. Долгое время сидели они, скрестив ноги, мерно дыша, не сводя с него взглядов – шесть четких красно-черных фигур в угольно-черной тьме. Но вот Наоми, протянув вперед руки, осторожно накрыла ладонями кнопку взрывателя. Немой Элиа накрыл руками ее ладони. Его примеру последовал Фримэн, и Эстер, и Солли, и наконец Оливер – в том самом порядке, в котором Джейкоб увел их из загона. Почувствовав под ладонями кожу и кость, тепло пальцев товарищей, Оливер заколебался: пожалуй, тут надо бы что-то сказать, но что? Этого он не знал.
– Семь, – внезапно каркнула Эстер.
– Шесть, – подхватил счет Фримэн.
Элиа с силой выдохнул сквозь сжатые зубы.
– Четыре, – продолжала Наоми.
– Три! – выкрикнул Солли.
– Два, – проговорил Оливер.
На миг все замерли, гулко сглотнули, дожидаясь последнего счета, слова Луны и товарища, оставшегося в ее глубине, а затем разом нажали на кнопку, замолотили по ней кулаками, да с такой яростью, что почти не заметили взрыва.
Расчищая от обломков породы последний туннель, ведущий наверх, пришлось влезть в скафандры и перейти на чистый кислород. Поднявшись в огромную коническую воронку, проделанную взрывом «бушменов», беглецы увидели великое множество других штолен. Туннели, змеясь, тянулись вдаль, во все стороны, долгими вереницами лопнувших труб уходили в недра Луны – туда, откуда они только что вышли, а над воронкой, цепляясь за ее ломаный край, над округлой стеной нового лунного кратера…
Сплошь черное. Нет, на камень совсем не похоже. Украшено россыпями белых точек: одни ярки, крупны, другие так крохотны, что теряются в темноте, если смотреть на них прямо. Тысячи белых точек, рассеянных по черному куполу, только на самом деле это вовсе не купол, а… а… а вон там, в середине, почти точно над головой – сине-белый шар. Огромный, яркий, лазоревый, далекий, округлый, половина сияет, будто фонарь надсмотрщика, другая почти целиком скрыта тенью… но круглый, явно круглый, огромный шар в… в небесах. В небесах.
