Текст книги "Черный воздух. Лучшие рассказы"
Автор книги: Джонатан Стрэн
Соавторы: Ким Робинсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)
Склонив голову набок, он смерил друга пристальным взглядом. На съемочной площадке оба не отступали от выбранных амплуа ни на шаг: Иван неизменно оставался раздражительным, темпераментным режиссером, с зубовным скрежетом распоряжающимся остальными, а Джон – не менее темпераментной, упрямой кинозвездой, во всем сомневающейся, настаивающей на собственном превосходстве. По большей части, все это было игрой, частью процесса, одной из изюминок, сообщавших их хобби особую прелесть. Вне съемочной площадки эти роли вспоминались лишь изредка, как правило – просто для смеху. На «Луне-3» Иван руководил группой вычислительных операций, а Джон, инженер-конструктор, участвовал в подготовке полета на Марс; обоих связывала крепкая дружба, и в подобных спорах Иван почерпнул немало идей для историко-ревизионистских фильмов – тех самых, из-за которых вокруг их невеликой труппы поднялся такой шум… хотя Джон утверждал, будто все дело в захватывающих сюжетах да необычности кадров, снятых при шестикратно меньшей силе лунного притяжения, а вовсе не в том, что сказано в них об истории.
– Я ведь верно тебя понимаю? – с немалым любопытством спросил Иван.
– Ну, – протянул Джон, – взять хоть последний твой фильм, о женщине, спасшей жизнь Джона Леннона. Казалось бы, перед нами великолепный образчик героического поступка, и в документально-художественной ленте 1982-го это показано яснее некуда. Вот стоит она рядом с человеком, вынимающим во-о-от такенную пушку, и прежде, чем он успевает нажать на спуск – ногой ему промеж ног, кулаком в ухо! Однако твой римейк полностью сосредоточен на том, как она только-только начинает занятия в школе карате, где и научилась этим ударам, как муж вдохновил ее начать тренировки, и как тот таксист остановился ее подобрать, хотя она шла в противоположную сторону, и как другой таксист сообщил ей, что Леннон вошел в холл своей квартиры, и так далее, и так далее… И вышло так, будто все это – просто случайное совпадение!
Набрав в рот воды из бассейна, Иван пустил струйку вверх, к усеянному блестками потолку, отчего сделался очень похож на статую, венчающую фонтан.
– Да, для того, чтобы Маргарет Арвис оказалась в холле «Дакоты» в нужный момент, совпадений потребовалось великое множество, – согласился он. – Однако не все из них были случайны. Пустяковые, незначительные проявления великодушия, добросердечия, внимания – вот что привело ее к совершенному ею поступку. Нет, я вовсе не исключаю из истории героизм. Я просто распределяю его по заслугам.
Скривившись, Джон приосанился и вновь вошел в роль кинозвезды.
– Я так понимаю, это что-то из воззрений треклятых комми, насчет народных масс, движущих историю к некоему консенсусу.
– Нет-нет, – возразил Иван, – классы тут ни при чем. Для меня главное – индивидуумы. Я утверждаю следующее: историю движут вперед личные действия каждого, слагающиеся в большие, зримые деяния так называемых «лидеров». И ты наверняка понимаешь, о чем тут речь: сам наверняка не раз слышал, как все вокруг говорят, будто дела идут куда лучше, потому что Джон Леннон обладал величайшим моральным авторитетом, и объехал весь свет, и получил Нобелевскую премию мира, и стал кем-то вроде светского Папы, совестью человечества и все такое.
– Ну, так он и был совестью человечества!
– Разумеется, разумеется, песни он писал выдающиеся. И множество антагонистов за стол переговоров сумел усадить. Однако без Маргарет Арвис погиб бы, не дожив до сорока одного. А без мужа Маргарет Арвис, и без ее учителя карате, и без пары нью-йоркских таксистов, и так далее, и так далее, ее не оказалось бы рядом в момент покушения… Выходит, историю вершим мы, все до единого, понимаешь? А те, кто говорит, будто все это – благодаря Леннону, или Картеру, или там Горбачеву, приписывают единицам общие наши заслуги.
Джон покачал головой, обдав все вокруг веером брызг.
– Да, разумеется, все далеко не так просто! Но факт остается фактом: именно Леннон, Картер и Горбачев круто переменили ход истории человечества к лучшему, причем без посторонней помощи. Кто, как не Картер, положил начало судьбоносным переменам в области прав человека? Палестина, новая Латинская Америка, государственность американских индейцев – без него всего этого просто не существовало бы!
– И не только, – добавила Мелина, бросив озорной взгляд в сторону Пьера-Поля. – Если я верно поняла фильм о Маргарет Арвис, не отправившись посмотреть, как Картер благодарит сотрудников своего нью-йоркского избирательного штаба за победу на выборах 1980-го, она не оказалась бы поблизости от «Дакоты», а значит, и Леннона бы от гибели спасти не смогла.
Джон поднялся над водой, будто кит, всплывающий из глубины.
– Так, значит, за это Картеру тоже нужно спасибо сказать! Ну, а насчет Горбачева – о его делах ты сам лучше меня знаешь! Благодаря ему вы, русские, сменили курс, развернулись на сто восемьдесят градусов, и никто на свете не может утверждать, будто то же самое произошло бы и без него!
– Что ж, соглашусь: роль он сыграл значительную.
– Это уж точно! И Картер фигурой был настолько же ключевой. Их годы – переломный этап: в то время мир начал выбираться из тени Второй мировой, и все их стараниями! Немногие из нас способны на такие дела. Большинству просто силы духа не хватит.
Иван покачал головой.
– Картер ничего не смог бы добиться, если б полковник Джексон не уберег спасательную операцию в Тегеране от провала, приняв решение продолжать ее.
– И потому Джексон – тоже герой!
– Однако и Джексону не стать бы героем, если бы тот офицер на родине, в Пентагоне, в последний момент не решил отправить на задание шестнадцать вертолетов вместо восьми.
– А еще, – не преминула напомнить Мелина, – если бы Эннет Беллоуз не провела большую часть года в мечтах о том, как будет действовать во время попытки спасения, до такой степени, что вслепую смогла отыскать всех заложников до единого, половину заложников оставили бы в посольстве, и Картер на выборах имел бы совсем другой вид.
– А чтобы найти Беллоуз, потребовался сержант Пэйтон, – добавил Иван.
– Ну, хватит, хватит, хватит! – заорал Джон, прерывая нападки со всех сторон (к подобному приему он прибегал всякий раз, как дела пойдут туго), и сменил тактику. – Вот я лично не уверен, что переизбрание Картера так уж зависело от спасения этих заложников. Его соперником был какой-то трепач – даже фамилии не припомню… так, недоумок болтливый.
– И что с того? – возразила Мелина. – С каких пор это обстоятельство чему-то мешает?
Джон, с рыком, звучно плюхнувшись в воду, устремился к ней, однако Мелина, оказавшаяся куда проворнее, легко ускользнула на глубину. Гоняясь за ней по кругу, Джон стал очень похож на кита, затеявшего игру в догонялки с дельфином. В конце концов вынужденный сдаться, он принялся брызгать в нее водой издали, и спор, как нередко случалось и прежде, быстро обернулся всеобщей схваткой, обменом фонтанами брызг.
– Ох, ладно, – заговорил Джон, прекращая атаку и подплывая к неглубокому краю чаши. – Люблю я смотреть, как Мелина баттерфляем плавает. При низкой гравитации выглядит просто божественно. Мускулистые руки, изгибается плавно, будто дельфин…
– Тебе просто нравится, как ее зад над водой поднимается, когда она баттерфляем идет, – фыркнув, заметил Пьер-Поль.
– Еще чего! Женщины просто обтекаемее мужчин с точки зрения гидродинамики.
– Но нравятся-то они тебе не за это?
– Божественно, божественно. Богини и боги…
– Ты тоже на кое-кого из богов немного похож, – сказала Мелина. – На Бахуса, например.
Но Джон, отмахнувшись от нее, ткнул пальцем в экран.
– Должен заметить, все эти ваше хитроумные европейские рассуждения пошли на дно. Немного техасской логики, и дело в шляпе.
– Да, тут только техасская логика может помочь, – усмехнулся Пьер-Поль.
– Точно. Вот и ты мою правоту признаешь. В итоге за дело браться приходится им – лидерам, великим, уникумам, а что к власти их привели мы, люди обычные – это уж дело десятое.
– Продолженная далее, – возразил Иван, – твоя мысль сводится к тому самому, о чем я говорю. Спору нет, лидеры в истории важны, но лидерами их делаем мы. Каждый из них – феномен коллективный. Каждый – квинтэссенция нашей воли.
– Ну нет, минутку, минутку! Опять ты перегибаешь! Послушать тебя – герои, великие идут по дайму[48] 48
Дайм (амер.) – монета достоинством в 10 центов.
[Закрыть] за дюжину, но будь это правдой, если бы Картер проиграл выборы 1980-го, а тот тип пристрелил Леннона, то, по большому счету, ничего не изменилось! Однако посмотри на историю! Вспомни, что происходит, когда мы теряем великих лидеров! Вот Линкольна застрелили, и как? Нашелся ему на замену другой лидер сравнимого масштаба? Ага, как же! То же самое с Ганди, и с Кеннеди, и с Кингом, и с Садатом, и с Улофом Пальме. Гибель каждого оказалась для их стран серьезной потерей, а почему? Потому, что они были особенными, незаурядными!
– Да, все они были личностями незаурядными, – согласился Иван, – и гибель их, очевидно, ни к чему хорошему привести не могла. И, несомненно, в перспективе ближайшего будущего повлекла за собой перемены к худшему. Однако незаменимым никого из них не назвать: ведь они были всего лишь людьми, точно такими же, как ты и я. Вовсе не гениями и не святыми… за исключением разве что Линкольна или Ганди. Таковыми мы начинаем считать их только потом, оттого что нам требуются герои. А между тем герои – мы сами. Это мы, мы общими силами к вершинам власти их привели. Вдобавок среди нас есть немало умелых, умных людей, способных заменить собою погибших, и потому мы постепенно, со временем, наверстываем упущенное.
– Только время на это уходит изрядное, – мрачно заметил Джон. – Югу без Линкольна не меньше ста лет потребовалось. Не попадаются такие люди на каждом шагу. В долгосрочной перспективе это прекрасно видно.
– Кстати о времени и о перспективах, – вмешался Пьер-Поль. – Никто, случаем, еще не проголодался?
Проголодаться успели все. Материал был отсмотрен и отвергнут Иваном как никуда не годящийся. Выбравшись из бассейна, труппа отправилась в раздевалку. По пути разговор зашел о ресторанах. На станции таковых хватало: что-нибудь новенькое открывалось еженедельно.
– Недавно я в новое заведение с венгерской кухней заглядывала, – сообщила Мелина. – Кормят прекрасно, однако, поев, нам с трудом удалось отыскать хоть кого-нибудь, чтобы расплатиться по счету!
– Ты вроде начала с того, что ресторан венгерский, – усомнился Джон, за что и был брошен обратно в бассейн.
Снимая сцену спасения заложников заново, Иван расставил большую часть мини-камер и осветительного оборудования совсем по-другому, а указания актерам дал в точности те же самые. Однако стоило Джону Рэнду ступить в коридор декорации, ноги словно бы сами понесли его в сторону комнаты Эннет Беллоуз.
«Ну ладно, – подумал он. – Может быть, полковник Джексон поторопился начать поиск заложников, оставив группу без командира. Однако присутствия духа он не потерял и, правду сказать, нашел уйму заложников сам, без помощи Беллоуз. И ничего трудного в этом не было: заложники, кто по одному, кто по двое, попадались ему и его коммандос почти на каждом шагу – и в комнатах, и в коридорах, распростертые по полу вперемешку с охранниками, парализованные тем самым нервным газом. Чертовски хорошая мысль, этот нервный газ. Только “охранникам” и “заложникам” наверняка достается изрядно: то и дело бегущим коммандос под ноги подворачиваются».
Так Джон вел свою группу из комнаты в комнату, по одному отправляя бойцов наружу с заложниками на плече, а те старательно делали вид, будто с трудом ковыляют вдоль коридоров, натыкались на стены (да, роли заложников вправду не позавидуешь), красноречиво хватались за маски противогазов и все такое. Сомнений быть не могло: кадры выйдут отличные.
Отослав всех коммандос на крышу посольства, он свернул за угол, примерно в ту сторону, где должна была находиться комната Эннет Беллоуз. Тут издали, сквозь рокот двигателей вертолетов, время от времени перемежающийся короткими очередями, донесся крик – громкий, хриплый, надсадный. Слов было не разобрать, но голос Мелины Джон узнал сразу. Выходит, Пьер-Поль до нее еще не добрался. Вот и хорошо. Сейчас Джон найдет ее и сам с ее помощью разыщет заложников, спрятанных надежнее прочих, как Де Ниро в том телефильме. Иван, конечно же, взбесится, но ничего: после они меж собой обо всем договорятся. Кто знает, что на самом деле произошло там, в посольстве, двадцать лет тому назад, а в его варианте сюжет получается куда лучше.
Этаж в декорации соорудили только один, против чего Джон, в числе прочего, возражал тоже: посольство США в Тегеране было четырехэтажным, и штурм лестниц для спасателей оказался отдельной загвоздкой. Однако Иван решил создать впечатление многоэтажности за счет монтажа, а несколько эпизодов на лестницах отснять позже, отдельно… и замечательно: выходит, Джону осталось только преодолеть пару узких проходов, перепрыгивая через бесчувственных Стражей Революции да принимая суровый вид перед мини-камерами, где бы они ни находились. Между тем шум вокруг достиг оглушительной силы…
И одна из «стен» коридора рухнула прямо на Джона, придавив его к полу, а следом за нею, в проход, обрушились ящики, загороженные фанерой.
– Эй! – вскрикнул Джон в изумлении.
Это сценарием уже не предусматривалось. Не так все было, не так! Что происходит?
Рев вертолетов разом утих, сменившись грохотом, треском… и протяжным, шипящим свистом. От этого свиста вдоль позвоночника электрическим током пробежала легкая дрожь. Звук был знакомым: сколько раз Джон слышал его на учениях! Свист воздуха, выходящего из помещения… Должно быть, купол пробит.
Джон оттолкнулся от пола, поднажал спиной, но фанера не поддалась. Заклинило. Тогда он, прижавшись к полу, скользнул по-пластунски вперед и выбрался из-под фанерного щита на крохотный пятачок среди рухнувших ящиков. Поди разбери теперь, где тут был коридор, в такой-то темнотище, а времени наверняка остается всего ничего. Правда, на нем противогаз… однако, вспомнив о противогазе, Джон выругался: ведь к кислородным баллонам маска не подсоединена! «Вот что бывает, когда с бутафорией нахалтурят!» – в ярости подумал он. Противогаз ни к чему не подключен. Никакой герметичности… а воздух уходит, и быстро. Времени нет.
Отыскав среди ящиков место, где удалось встать, Джон приготовился, перепрыгнув завал, со всех ног рвануть к выходу из складского ангара (главное, чтоб с остальными помещениями станции не случилось той же беды), но тут вспомнил о Мелине. Запертая в своей комнате дальше по коридору «посольства», она наверняка еще там. А-а, дьявол! Ощупью двигаясь сквозь непроглядную тьму, он услышал вдали чьи-то крики. В глубине ангара замелькали лучи фонарей. Ага, так-то лучше. Дыхание Джон сдерживал изо всех сил. Казалось, от вдоха до вдоха проходит не меньше пары минут, хотя на самом-то деле какая там пара минут – от силы секунд по тридцать. Всякий раз, наполняя грудь воздухом, он ожидал, что воздух окажется ледяным вакуумом, однако запас упругого, холодного – крайне холодного воздуха не иссякал. Должно быть, резкий скачок давления привел в действие системы аварийного нагнетания – к разработке этих систем он приложил руку сам, и техника вроде бы не подвела… пока что не подвела.
Сбоку донесся сдавленный стон, и Джон принялся расшвыривать в стороны ящики, преграждавшие путь. Писк в темноте… ага, вот она! Не вполне в сознании, ноги мокры – вероятно, кровь… ох-хо-хо. Разметав завал, Джон поднял Мелину на руки. Адреналин плюс лунная гравитация… в эту минуту он чувствовал себя форменным Суперменом, вот только воздух в ангаре сделался заметно разреженнее и остыл, порядком остыл, настолько, что дышать больно. И удерживать равновесие, прыгая через ящики с Мелиной на руках, дьявольски трудно. Превозмогая слабость, Джон перебрался через штабель ящиков, кое-как, из последних сил, заковылял к свету вдали. Край листа фанеры угодил ему прямиком в подбородок. Вскрикнув, Джон рухнул навзничь.
– Э-эй, – прохрипел он.
Дышать стало нечем.
Очнулся Джон на кровати, в станционном госпитале.
– Прекрасно, – пробормотал он. – Значит, не всю станцию разнесло.
Друзья рассмеялись, радуясь тому, что он заговорил. Похоже, вокруг собралась вся съемочная группа.
– Все в порядке, – заверил его Иван, стоявший у самой кровати.
– Что стряслось-то?
– По-видимому, небольшой метеорит. Угодил в наш сектор, прямо в посадочный узел для шаттлов, как это ни смешно. И нашему складскому ангару тоже, как ты, наверное, заметил, досталось порядком.
– Да уж, заметил, – страдальчески сморщившись, кивнул Джон. – Значит, это в конце концов произошло.
– Да.
Одна из величайших, неотвратимых опасностей, угрожавших лунным станциям, метеориты большие и малые, падали на поверхность безвоздушной Луны тысячами каждый год. Конечно, шансы на попадание какого-либо из них в столь невеликую цель, как станционные сооружения, выступающие над поверхностью, были крайне невелики, однако при этаких-то количествах… Но в долгосрочной перспективе персонал станции рисковал не более, чем альпинисты в горах: как знать, где и когда под камнепад попадешь?
– А что Мелина? – вздрогнув, приподнявшись с подушки, спохватился Джон.
– Здесь, – отозвалась Мелина, лежавшая в паре кроватей от него с ногой в гипсе. – Здесь, Джон. В полном порядке.
В доказательство она поднялась с кровати, подошла к Джону и чмокнула его в щеку.
– Спасибо тебе! Это ведь ты меня вытащил!
– Да какое там «вытащил», – хмыкнул Джон.
Собравшиеся снова расхохотались.
– Герои повсюду, даже среди самых незаметных из нас, – объявил Пьер-Поль, указав в его сторону пальцем. – Хочешь не хочешь, теперь-то тебе придется признать Иванову правоту.
– Еще чего!
– Вот ты и герой, – с улыбкой сказал Иван. – Обычный, простой, так сказать, человек. Никак не из великих, не из лидеров. Однако ты спас Мелину от гибели и изменил ход истории.
– Ну, это вряд ли, – со смехом возразил Джон, – разве что президентом ее изберут. Эй, Мелина, бросай это все, двигай в президенты! Или певца какого-нибудь многообещающего, что ли, спаси!
Но Иван лишь покачал головой. Лицо его озарилось широкой улыбкой.
– Отчего ты упрямишься, Джон? Что плохого в моей правоте? Подумай: если я прав, все мы не просто сидим сложа руки да ждем, пока лидеры путь не укажут. Выходит, мы сами хозяева своей судьбе, сами принимаем решения и сами воплощаем их в жизнь, сами выбираем для себя лидеров, сообща, коллегиально даем им указания, и, таким образом, можем направить историю, куда пожелаем! Совсем как ты там, на складе.
Джон опустил голову на подушку и умолк. Друзья вокруг улыбались, один из них шагнул к кровати, держа в обеих руках огромную медаль из папье-маше, отдаленно напоминавшую ту, что Волшебник из страны Оз пришпиливал к шкуре Трусливого Льва в известной экранизации 1939 года.
– Ах, чтоб вас, – проворчал Джон.
– Когда наша экспедиция доберется до Марса, придется им назвать что-нибудь твоим именем, – сказала Мелина.
Джон, призадумавшись, принял огромную медаль, вяло повертел ее перед глазами. Друзья, не сводя с него глаз, ждали его ответа.
– Нет, я остаюсь при своем: чушь это все, – сказал он Ивану. – Но если в твоих словах и есть доля правды, то говоришь ты всего-навсего о старом добром духе Аламо. У нас, в Техасе, с давних лет так заведено.
Собравшиеся расхохотались.
Снова поднявшись, Джон яростно замахнулся на них медалью.
– Чем угодно клянусь, так и есть! Вдобавок без Роберта Де Ниро дело, как ни крутите, тоже не обошлось! Я подражал настоящим героям, разве не видите? Тыкался туда-сюда, ничего не соображая, пока не вспомнил лицо Де Ниро, игравшего полковника Джексона в тегеранском посольстве, и не сказал себе: «Черт побери, а что сделал бы он в моем нынешнем положении?» И сделал в точности то же самое.
Переводчик
Перевод Д. Старкова
Позавтракал Оуэн Рамфорд клеем с почтовых марок и минералкой. Причина тому состояла в довольно строгой диете, а также в том, что жителям Станции Раннох снова настала пора разослать счета. Отпечатавший марки сам, Рамфорд скрупулезно отсчитывал их стоимость и перекладывал нужные суммы из кассы таверны в почтмейстерский сейф, который держал под барной стойкой. Вся эта возня с марками выглядела чуть глуповато, так как Рамфорд был и почтмейстером, и почтальоном, а также главой городского банка, содержателем таверны, хозяином отеля, судьей и мэром в одном лице. Следовательно, доставлять счета предстояло ему самому, однако марки Рамфорду нравились. На этих было увековечено превосходное изображение Ранноха, каким он виден из космоса, глыбы оникса посреди бескрайнего серого океана. Кроме того, в таком маленьком, уединенном городке, как Станция Раннох, формальности приобретают особую важность. Весьма способствуют поддержанию морального духа на должном уровне… вот только над улучшением качества клея для марок необходимо еще поработать.
Тихое утро в пустой таверне. Отель наверху тоже пуст: за последние несколько дней в космопорт не заглядывало ни единого судна. Необычно.
Решив воспользоваться одним из нечасто выпадающих на его долю затиший, Рамфорд отправился погулять. Облачившись в плотный оранжевый плащ. Вроде палатки. Человеком он был крупным, рослым и крепким; солидные щеки, ежик темных волос, пышные, вислые «моржовьи» усы, которые он то и дело покручивал – как и сейчас, прощаясь с дочурками. Что ж, в путь, навстречу холодному, крепкому ветру с моря… эх, благодать!
Сначала – вдоль вымощенной черным булыжником главной улицы Станции Раннох, круто идущей вниз. Обмен любезностями с Саймоном, мясником, разрубающим бараний бок, а после – с Макэвоями, помогающими управлять рудниками. Ласкающий уши шум стройки за универсальным магазином: здесь каменщики и оловянных дел мастера стучат, грохочут вовсю. Далее, в конце улицы, у мостика через ручей, налево – налево и вверх по тропке, по твердому черному илу, и вот Рамфорд за городом, среди невысоких холмов, открывающих вид на море.
Все пейзажи планеты Раннох чуточку мрачноваты. Свет ее солнца, G104938, окрещенного местными Свечкой, бледен и водянист. Холмы острова Раннох, единственного континента планеты, расположенного в субарктических широтах, сложены, в основном, из черного камня, поросшего черным лишайником и самую малость черным папоротником-орляком, возвышаются над темными водами океана. Почва между камнями изрядно насыщена угольным шлаком, и папоротник даже в постоянной изморози обрастает серыми водорослями. Короче говоря, общую мрачность пейзажа разбавляет лишь белизна водорослей, выброшенных черными волнами на черный прибрежный песок. С этим пейзажем необходимо свыкнуться, проникнуться к нему искренней, неподдельной любовью.
Рамфорд проникся ею давным-давно. Шмыгая носом на студеном ветру, он любовался волнами, одна за другой наползавшими на берег у подножия холмов. Все плоскодонки отправились в море, на рыбный промысел, кроме совсем обветшавших, вытащенных на сушу выше отметки уровня полной воды. Милый, уютный городок угнездился над берегом, в складке, прорезанной бегущим к морю ручьем, прячась от постоянного ветра. Дома горожан и административные здания были сложены из округлых черных камней. В трещинах на боках валунов поблескивали прожилки белого кварца. Подручный материал… а кровля – из олова, великолепно сверкающего в неярких лучах утренней зари. Олово добывали не на экспорт, для собственных нужд. Залежи оловянной руды обнаружились совсем рядом с крупными марганцевыми рудниками; и добывать, и обрабатывать проще простого. Груды шлака за городом, несколько дальше от берега, почти ничем не отличаясь от природных холмов, вписывались в пейзаж превосходно и тоже служили хорошей защитой от ветра. Некоторые уже поросли папоротником.
В общем, вполне удовлетворительно. «Место дикое, неземное», как в той песне поется. Вот только деревья… Деревья из детства на далекой планете с давно позабытым названием Рамфорд вспоминал до сих пор. Только их ему здесь и не хватало. Деревья… чудесная штука! Девочкам наверняка бы понравились. Он им столько рассказывал всякого, что дочери начали бредить деревьями и пикниками в рощах, хотя ни малейшего представления обо всем этом не имели. Деревья. Возможно, цветущие. Растущие в прорезанных ручьями ущельях. Где ветра нет. А что, подумать стоит. Вот только чертовски трудно достать: в этом звездном скоплении нет ни единой породы, а торговцы извне обычно подобным не занимаются. Жаль, жаль.
Пока Рамфорд размышлял о деревьях, крутые черные волны, набегавшие на берег, раздались в стороны под натиском подводного судна, явно предназначенного для езды по морскому дну. Тускло-зеленый металл массивного корпуса, уйма колес, несколько крохотных иллюминаторов… очевидно, опять кто-то из баарни, с визитом. Рамфорд нахмурился. Странные создания эти баарни. Непостижимые. Лично ему, Рамфорду, было вполне очевидно, что здесь, на Раннохе, они такие же гости, как люди, хотя признания в том ему ни от одного баара добиться не удалось. Но торговать с ними – одно удовольствие. Право на рыбную ловлю в обмен на пластмассы, металлические конкреции с океанского дна в обмен на продукты их переработки, глубоководные диковины в обмен на запчасти для машин и разнообразные инструменты… однако получаемого ими от Станции Раннох для поддержания жизнедеятельности подводного поселения наверняка недостаточно. Как же им без всего этого колонию удалось основать?
Одним словом, загадочного в пришельцах было – хоть отбавляй.
Подводный танк выкатился за отметку уровня полной воды и остановился. Боковая дверь с лязгом откинулась книзу, превратившись в трап, и наружу рысцой выбежали трое баарни. Едва один из гостей заметил Рамфорда, вся троица, резко свернув, затопотала к нему, а Рамфорд двинулся вниз, навстречу.
Странно, конечно, они выглядят со стороны. Рыбаки прозвали баарни морскими бегемотами и относились к ним соответственно, будто к разумным гиппопотамам, обитающим в море, не более. Абсурд! Расхожее заблуждение в общении с инопланетянами – относиться к ним, будто к земным существам, на которых они больше всего похожи, дабы лишними мыслями голову не забивать… Рамфорд презрительно хмыкнул. На самом деле от бегемотов тут только головы. Тела, разумеется, тоже, до определенных пределов: массивные, четвероногие, округлые и так далее. Однако вся аналогия рассыпается в прах, стоит только внимательнее приглядеться к тонкому синеватому меху, толстым, но ловким пальцам на всех четырех ступнях, и, конечно же, к ряду наростов величиной с грецкий орех вдоль хребта. Для чего они? Неизвестно. Будто грибами спина поросла. Зрелище, надо заметить, не самое аппетитное.
Земные бегемоты, которых Рамфорд видел на фотографиях, тоже не отличались особой красотой. Однако во взглядах их, даже на фото, чувствовалось нечто доступное пониманию. Возможно, недоброе, но вполне постижимое. А во взгляде любого баара… Да, лица на морду бегемота похожи здорово. Огромные, «рожа – что задница», как рыбаки выражаются, но главное дело – глаза, круглые, большие, будто тарелки, и почти настолько же плоские, а выражения их в жизни не разберешь. Любопытно все это. Рыбаки утверждали, будто видели баарни вольно плавающими на глубине, среди подводных дворцов громадной величины. После того, как пропустят пару-другую, но все-таки. И на Раннохе баарни, определенно, чужие: Раннох ничего живого сложнее папоротника пока что не породил. По крайней мере на суше. Возможно, в глубине океана, охватывающего всю планету, дела обстоят иначе: ведь эволюционное развитие всегда начинается под водой, так что, может быть, где-нибудь ближе к тропикам?.. Словом, наверняка не скажешь. Но, вероятнее всего, баарни, как и люди, здесь все-таки гости. Тяга к странствиям распространена среди разумных видов весьма и весьма широко. Космические корабли вроде аквариумов, наполненные морской водой… Забавно.
Троица баарни остановилась напротив Рамфорда. Тот, что слева, разинул широченную пасть и произнес короткую фразу сплошь из свистящих да щелкающих. По прошлому опыту Рамфорд знал: это обычное приветствие в его адрес, нечто вроде «Хелло, торговый посредник». К несчастью, произношение ответов он обычно доверял электронному переводчику (в обиходе – попросту «ящику») и, хотя помнил, как ответ должен звучать, самостоятельно произнести его затруднялся, а на сей раз «ящик» остался дома, в таверне.
Решив попытать счастья, Рамфорд старательно воспроизвел голосом первую пару щелчков, испускаемых ящиком, когда печатаешь на клавиатуре обычное приветствие, а после дополнил его еще одним сочетанием щелкающих, вроде бы означавшим: «Торговля (вопрос)».
Баар слева откликнулся без промедления. Похоже, ответ был: «Торговля (отрицание)». Что же до остального… да, слишком уж часто Рамфорд полагался на ящик вместо того, чтобы вслушиваться в чужую речь самому, но, кажется, разговор как раз о ящике и зашел.
Ну что ж, другого выхода нет. Пожав плечами, Рамфорд кое-как издал свист, означающий «перевод», и указал в сторону городка.
– Станция Раннох, – добавил он по-английски.
Баар слева защелкал, выражая согласие, и…
Холмы накрыло грохотом звуковых ударов. Все четверо подняли взгляды кверху. Серое небо Ранноха рассек надвое белый шлейф инверсионного следа. Судно, идущее на посадку, круто спускалось, неслось с околопланетной орбиты к городскому космопорту, находившемуся парой миль дальше, в глубине острова. По этой-то экстремально крутой траектории Рамфорд его принадлежность и опознал. Игггла пожаловали.
И тут произошло небывалое: все трое баарни, встав на дыбы, заревели так яростно, что едва не заглушили звуковые удары.
Скверный знак. Как-то раз, чтоб отогнать стаю игггла от одинокого баара у входа в таверну, потребовалось выпалить из дробовика. Причин ссоры Рамфорд так и не понял: встреч меж представителями этих двух видов он никогда больше не видал. Одно было ясно: ничего хорошего ждать не приходится. Тем более, если баарни требуется переводчик…
Трое гостей грузно, звучно опустились на четвереньки и едва ли не погнали Рамфорда к городку. Воспротивиться им было бы нелегко: бегали они на удивление быстро, а весили не меньше пары тонн каждый – куда же тут денешься?
Войдя в таверну, Рамфорд снял ящик с полки за баром. Порядком устаревший, громоздкий, его аппарат во многом уступал новым моделям: половину нужного приходилось печатать на клавиатуре по-английски, а переводить программа позволяла только с английского на инопланетные языки и обратно – то есть прямого общения инопланетянина с инопланетянином не предусматривала, однако… На случай каких-либо недоразумений в таверне сойдет – и ладно.
