Текст книги "Что будет дальше?"

Автор книги: Джон Катценбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 43 страниц)

Джон Катценбах
Что будет дальше?

Глава 1

Едва переступив порог кабинета, он понял, что ему конец.

Он понял это по бегающим глазам врача, по тому, как едва заметно дрогнули его плечи, по той суетливости, с которой доктор отошел в дальний угол помещения к своему столу. В общем, теперь оставалось получить ответ лишь на более частные, но оттого не менее существенные вопросы: «Сколько времени у меня осталось? Насколько больно и тяжело мне будет?»

Долго ждать ответа не пришлось.

Адриан Томас внимательно наблюдал, как невролог теребит и тасует, словно колоду карт, пачку бланков с результатами анализов. Наконец врач, будто спрятавшись за тяжелой дубовой столешницей, откинулся в своем кресле, затем, словно передумав, резко качнулся вперед, посмотрел куда-то вверх и сказал:

– Результаты анализов подтверждают наиболее вероятный и ожидаемый диагноз…

Адриан этого ждал. Магнитно-резонансное обследование, электрокардиограмма, электроэнцефалограмма, кровь и моча, сканирование мозга, целый цикл когнитивно-функциональных тестов и обследований. Прошло уже больше девяти месяцев с тех пор, как он впервые заметил, что стал забывать то, что раньше, казалось, просто невозможно было выбить из его памяти. В один прекрасный день он, словно очнувшись, осознал, что стоит в хозяйственном магазине, перед прилавком с лампочками, и, хоть убей, не помнит, как сюда пришел и что собирался купить. В другой раз, прогуливаясь по главной улице города, он повстречал коллегу по работе и вдруг понял, что совершенно не помнит имени старого знакомого, с которым проработал буквально бок о бок, в соседних кабинетах, более двадцати лет. Ну а неделю назад он провел целый час за милейшей беседой со своей покойной женой в гостиной того самого дома, где они поселились после переезда в Западный Массачусетс. Покойная супруга даже присела в свое любимое кресло в стиле эпохи королевы Анны, с обивкой из шотландки, и просидела там, у камина, наверное, с час. Когда Адриану Томасу наконец стало понятно, что произошло, он тотчас же осознал и еще кое-что: никакие исследования, никакие компьютерные распечатки и цветные фотографии его мозга ничего не покажут и ничем не помогут ни ему самому, ни врачам. Тем не менее он заставил себя тотчас же позвонить своему терапевту и записался на прием. Выслушав пациента, врач немедля перенаправил его к специалисту. Адриан Томас терпеливо ответил на множество вопросов и позволил прощупать, продырявить себя и просветить рентгеновскими лучами.

В те первые страшные минуты – когда скрылся из виду призрак покойной жены, – пытаясь осознать случившееся, Адриан вполне резонно предположил, что просто-напросто сходит с ума. Но, даже не будучи специалистом в медицине, он прекрасно понимал, что на самом деле пытается описать в бытовых, ненаучных терминах некое заболевание – какой-то психоз или шизофрению. Главная проблема заключалась в том, что он ну никак не чувствовал себя сумасшедшим. Более того, он вообще чувствовал себя на редкость хорошо, а разговор с женой, скончавшейся три года назад, и вовсе оказал на него сугубо благоприятное эмоциональное воздействие. Поговорили они точь-в-точь как в старые добрые времена – доверительно и по-доброму, как и подобает хорошо знающим и любящим друг друга людям. Сначала он пожаловался жене на одиночество, которое все больше угнетает его, и она напомнила, что он давно собирался вернуться в университет, хотя и ушел на пенсию сразу после ее смерти. Она даже вспомнила, что для этого не обязательно заново оформляться на работу, а можно просто почитать лекции на общественных началах. Покончив с делами, они обсудили последние фильмы и интересные книги, затем поговорили о том, что лучше подарить на дни рождения племянникам Адриана, живущим в Калифорнии. Успели даже поразмыслить вместе о том, стоит ли в этом году, как раньше, взять половину отпуска в июне и, бросив все дела, смотаться куда-нибудь на побережье залива Кейп-Код, чтобы успеть в свое удовольствие половить луфарей и лавраков, пока все окрестные пляжи не заполонили толпы отдыхающих с зонтиками и сумками-холодильниками, жаждущих солнечного загара.

На приеме у врача-невролога он вдруг подумал, что серьезно ошибся, когда на мгновение воспринял эту галлюцинацию как проявление болезни. Почему-то перепугавшись общения с собственной женой, он поспешил обратиться к врачу, заранее догадываясь, что помочь ему медицина будет не в силах. На самом же деле появление призрака покойной супруги, в его положении, следовало принять как нечаянную радость, подарок судьбы. В последние годы Адриан Томас был совершенно одинок и, в общем-то, не возражал, чтобы в его жизни вновь появились люди, которых он когда-то любил, – не важно, живы они или уже перешли в мир иной. Ведь общаясь с близким человеком, можно заметно скрасить то время, что отпущено еще вам на земле.

– Основываясь на ваших симптомах, можно предположить…

Адриану Томасу не хотелось слушать врача, которому явно было не по себе – к такому выводу он пришел, глядя на болезненное, даже жалкое выражение на лице доктора, объявлявшего ему приговор. Больше всего в этой ситуации Адриана раздражало то, что о скорой смерти ему сообщил человек значительно моложе его. Как-то это нечестно. Если уж столь убийственный диагноз подтвердился, было бы легче узнать об этом от какого-нибудь седовласого старца – этакого Бога Отца в обличье пожилого врача, даже сам голос которого свидетельствовал бы о многолетнем опыте работы с такими вот обреченными пациентами. Выслушать же приговор от молодого выскочки-сноба, буквально вчера закончившего не то что институт, а, похоже, начальную школу и суетливо качающегося сейчас взад-вперед в кресле, было, с точки зрения Адриана, как-то унизительно.

Ему было противно даже находиться в этом стерильном, ярко освещенном кабинете с развешенными по стенам дипломами в аккуратных рамочках и с деревянными книжными шкафами, уставленными медицинскими трактатами и учебниками. Адриан был уверен, что этот врач даже не открывал ни одного из сих многочисленных фолиантов: он явно принадлежал к числу людей, которые для получения нужной информации предпочитают пару раз тюкнуть на компьютерной клавиатуре или же обращаются к крохотному экранчику «Блэкберри». Присмотревшись к кабинету повнимательнее, Адриан Томас вдруг понял, чем именно это помещение его так раздражало: царившие здесь чистота и порядок подавляли сознание и ясно давали понять, что хаос постигшей его, Адриана, душевной болезни будет допущен сюда лишь в качестве объекта анализа и только для постановки диагноза. Он посмотрел за спину доктора, в окно: в густой кроне ближайшей ивы, на толстой ветке, сидел ворон. Монотонный голос врача постепенно отступил на второй план, и Адриану Томасу стало понятно, что сам он постепенно выпадает из привычного мира, окружавшего его со времен младенчества. Было понятно, что мир не заметит этой незначительной потери. «Может быть, лучше послушать ворона, а не врача?» – мелькнуло вдруг в голове. Впрочем, с символической точки зрения дело именно так и обстояло: устами врача с ним говорил не кто иной, как ворон, кладбищенская птица. В общем, Адриану стоило немалых усилий вернуться к реальности и вновь прислушаться к формулировкам приговора, который выносил ему врач.

– Искренне сожалею, профессор Томас, – медленно, тщательно подбирая слова, произнес психиатр, – но, как специалист, я практически уверен, что у вас наблюдается прогрессирующее развитие достаточно редкого заболевания – деменции с тельцами Леви. Вы знаете, что это за болезнь?

Само собой, что-то и когда-то он об этом слышал. Что, где и когда именно – стерлось из памяти задолго до того, как болезнь начала поражать его мозг. Кажется, один из коллег приводил в пример это заболевание, выступая на совещании совета психологического факультета и пытаясь обосновать получение гранта на проведение каких-то исследований. Впрочем, вполне возможно, что название этой болезни отложилось у него в голове еще в юности, когда он проходил клиническую практику в одной из больниц Министерства по делам ветеранов. Но сейчас это было уже не важно, и после секундного раздумья профессор Томас отрицательно покачал головой. О таких вещах лучше услышать от специалиста, резонно рассудил он, пусть даже слишком молодого и малоопытного. По крайней мере, этот выскочка и циник расскажет все как есть, ничего не скрывая и не пытаясь «отлакировать» действительность.

Поток терминов обрушился на Адриана, словно град осколков и комья земли после взрыва снаряда: устойчивое состояние, прогрессирующее развитие, стремительная деградация, галлюцинации, угасание двигательных функций тела, потеря критического мышления, потеря кратковременной памяти, потеря долговременной памяти…

И вот наконец итоговое заключение – тот самый смертный приговор:

– Мне очень неприятно сообщать вам такую новость, но обычно речь идет о пяти-семи годах… при благоприятном стечении обстоятельств. В вашем же случае… я полагаю, болезнь начала развиваться уже некоторое время назад… так что названный мною срок – скорее, я бы сказал, максимум, возможный лишь теоретически. В большинстве случаев развитие заболевания идет значительно быстрее…

Короткая пауза, а затем – неожиданно виноватые интонации в голосе и предложение:

– Если вы хотите выслушать заключение другого специалиста…

«Зачем? – подумал Адриан. – С какой стати я вдруг захотел бы выслушать плохие новости дважды?»

Буквально через секунду – последний и, в общем-то, ожидаемый удар:

– …сообщить вам, что лекарства от этой болезни не существует. Разумеется, есть препараты, которые в какой-то мере тормозят развитие отдельных симптомов. Это некоторые из лекарственных средств, применяемых при болезни Альцгеймера, – атипичные антипсихотические препараты, используемые для подавления бреда и галлюцинаций. К сожалению, ни одно из этих средств ничего не гарантирует. Даже напротив, во многих случаях их применение не дает сколько-нибудь ощутимого эффекта. Впрочем, попробовать медикаментозное лечение все равно стоит: возможно, это поможет продлить нормальное функционирование…

Адриан выждал, пока доктор не договорит, а затем после небольшой паузы произнес:

– Но ведь я чувствую себя нормально.

Врач кивнул:

– Это тоже, к сожалению, очень типично для вашей болезни. Должен, кстати, отметить, что для ваших шестидесяти с лишним лет вы находитесь в прекрасной физической форме. Ваша кардиограмма могла бы принадлежать гораздо более молодому человеку…

– Бегал много, спортом занимался…

– Вот и хорошо.

– Что ж хорошего-то? Получается, я вполне здоров, чтобы понаблюдать за тем, как буду превращаться в «овощ». И вправду неплохо. Можно подумать, я приобрел отличный билет на цирковое представление. Ни дать ни взять – первый ряд в партере.

Врач немного замешкался, а затем произнес:

– В какой-то мере вы правы… И все же не могу не отметить, что отдельные исследования свидетельствуют о том, что напряженная работа головного мозга в сочетании с поддерживающими физическими нагрузками, соответствующими вашему возрасту, может в значительной мере отсрочить деградацию передних долей головного мозга, в которых как раз и фокусируются патологические изменения, связанные с развитием болезни.

Адриан кивнул. Это он и без врача прекрасно знал. А еще ему было известно, что лобные доли мозга отвечают за процессы выработки и принятия решений, а также за способность воспринимать и понимать окружающий мир и все, что в нем происходит. В общем, лобные доли в значительной степени делали Адриана тем, кем он являлся, а развивающиеся в них патологические изменения стремительно превращали его в кого-то другого, в совершенно незнакомого ему человека. Похоже, быть старым добрым Адрианом Томасом ему оставалось совсем недолго.

Эта мысль настолько потрясла его, что он опять перестал слушать врача и очнулся, лишь когда услышал, как тот спрашивает:

– У вас есть близкие люди? Я имею в виду тех, кто мог бы в скором времени обеспечить вас необходимой заботой. Жена? Дети? Другие родственники? Повторюсь: постоянная помощь вам потребуется достаточно скоро. А еще через некоторое время вы станете абсолютно недееспособны, и будет необходим круглосуточный уход. Полагаю, мне следует встретиться с вашей семьей в самое ближайшее время. Я считаю своим долгом помочь им осознать, через что им предстоит пройти…

Договорив, врач взял пачку рецептурных бланков и стал заполнять их, сверяясь с заранее заготовленным списком лекарств.

Адриан улыбнулся и сказал:

– У меня дома есть прекрасный помощник, да и вообще все, что может понадобиться в такой ситуации.

«Девятимиллиметровый автоматический, „ругер“», – добавил он уже про себя. Пистолет лежал в верхнем ящике туалетного столика, что возле кровати. Магазин был снаряжен полностью – тринадцать патронов; впрочем, Адриан Томас прекрасно понимал: потребуется ровно один точный выстрел – в буквальном смысле слова в упор.

Доктор продолжал вещать о своем: он рассказал пациенту о некоторых нюансах договора на услуги сиделки и о необходимых платежах по страховке. Затем речь пошла о доверенности на управление имуществом и денежными средствами и, разумеется, о завещании. Упомянул доктор и о возможности продолжительной госпитализации, а затем напомнил, насколько важно выполнять все врачебные предписания и вовремя принимать лекарства, пусть даже они не способны совершить чудо и отсрочить развязку на сколько-нибудь продолжительное время. По мнению доктора, лечение следовало проводить в полном объеме – даже ради минимального эффекта. Но Адриан Томас слушал уже вполуха: в какой-то момент он четко решил для себя, что обращать внимание на слова врача теперь совершенно ни к чему.

Окрестности небольшого университетского городка, где жил Адриан Томас, – бывшие фермерские наделы, постепенно выкупавшиеся под жилье, – были застроены удобными и, в общем-то, недешевыми коттеджами, которые по размерам и уровню комфорта походили скорее на небольшие особняки. Каким-то образом среди этих коттеджных поселков остался нетронутым уголок дикой природы – невысокий холм, который местные жители упорно именовали «горой», хотя, если смотреть по карте, это был не более чем бугорок, слегка возвышающийся над окрестной территорией. На вершину горы Поллукс вела извилистая тропинка, с которой в нескольких местах открывался живописный вид на долину. Прожив в этих краях много лет, Адриан внутренне так и не смирился с тем, что рядом с горой Поллукс нет горы Кастор. [1]1
  Кастори Поллукс– персонажи античной мифологии: братья-близнецы Диоскуры, сыновья Зевса и Леды, именами которых названы звезды в созвездии Близнецов.


[Закрыть]Еще его всегда интересовало, кто же назвал эту горушку столь претенциозно. Он полагал, что, скорее всего, это был какой-нибудь ветхозаветный профессор, который лет двести назад, облаченный в черный шерстяной костюм с накрахмаленным белым воротничком, вбивал основы классического образования в головы студентов, подвизавшихся в этом колледже. Впрочем, сколь ни безвкусно было название сей детали ландшафта и сколь ни нелепым казалось именовать ее звучным словом «гора», профессор Адриан Томас много лет назад полюбил гулять по ее склонам. Это было тихое, весьма уединенное место, к которому испытывали теплое чувство и городские собаки – те, которых хозяева, полагаясь на добродушие их нрава, спокойно отпускали гулять без поводка. Собаки никогда не мешали профессору Томасу наслаждаться одиночеством и размышлять о своем. Именно туда, на вершину горы Поллукс, он и направился, покинув кабинет врача.

Свой старый «вольво» он припарковал на небольшой площадке у подножия холма – там, где начиналась тропинка, взбегающая на вершину. Вообще говоря, соваться в весеннюю грязь в туфлях, а не в сапогах или туристских ботинках было глупо. Деликатная обувь могла и не выдержать столь сурового испытания.

Пробираясь по раскисшей тропинке, Адриан несколько раз мысленно напомнил себе, что теперь уже все равно: судьба обуви его больше не должна волновать.

Наступал вечер. Адриан чувствовал, что становится холоднее. Одет он был вовсе не для прогулки на свежем воздухе, в особенности под вечер, когда от каждого дерева, от каждой ползущей по земле тени веет еще по-настоящему зимним холодом. Впрочем, теперь ему это должно быть совершенно безразлично, как и мгновенно промокшим насквозь туфлям.

На тропинке не было ни души. Даже вездесущих золотистых ретриверов, вечно ищущих что-то в ближайших к тропинке кустах, и тех не было видно. Адриан мрачно совершал привычное восхождение в полном одиночестве. Впрочем, последнему обстоятельству он, пожалуй, был даже рад. Ему казалось, что попадись сейчас навстречу живая душа – и он не выдержит и начнет изливать свои чувства первому встречному человеку: «Я страшно болен. У меня такая болезнь, про которую вы даже не слышали. И эта болезнь убьет меня. Но сначала – еще до того, как умереть, – я перестану быть самим собой. Вообще перестану быть человеком».

«Даже если у тебя рак, – размышлял Адриан, – или, например, тяжелое заболевание сердечно-сосудистой системы, ты в любом случае остаешься собой до тех пор, пока хоть как-то сопротивляешься болезни, как-то держишься, – в общем, до тех пор, пока недуг тебя не доконает». Злость закипала в душе, Адриану хотелось обрушить ее хоть на что-нибудь – что-то ударить, сломать… Взяв себя в руки, он по-прежнему мрачно продолжил свой путь к вершине холма.

Он прислушался к собственному дыханию. Надо же: ровное, абсолютно нормальное. Он даже ни капельки не запыхался. Это уже просто-напросто несправедливо. В такой день, после всего, что пришлось выслушать, он предпочел бы, чтобы из его груди вырывалось сдавленное прерывистое сипение: оно бы, по крайней мере, помогло объявить окружающим и всему миру, что дела совсем плохи и скоро ему конец.

Примерно через полчаса Адриан Томас был уже на вершине. Все как всегда. Последние лучи солнца уже не без труда перебирались через гребни холмов на западной стороне горизонта. Адриан присел на выступ известняковой скалы, обнажившейся, видимо, в эпоху последнего оледенения. Внимательно осмотрев долину, которая раскинулась перед ним, Адриан пришел к выводу, что скромная и неяркая весна Новой Англии за последние дни значительно укрепила свои позиции в поединке с отступающей зимой. Тут и там виднелись первые весенние цветы, в основном желтые и лиловые крокусы. На деревьях набухали почки: они придавали ветвям легкий зеленый оттенок. Чем-то этот зеленоватый налет напоминал первые признаки щетины на щеках мужчины, не брившегося день-другой. С юга на север над головой Адриана пронесся клин канадских гусей. Их хриплые голоса еще долго отзывались эхом в бледно-голубом небе. Все было настолько привычно и обыкновенно, что профессор почти по-детски обиделся, словно его обманули, одурачили: все, что происходило с ним, категорически не совпадало по тональности и ритму с тем, что творилось в окружающем мире.

Вдалеке виднелся шпиль церкви, построенной в самом центре университетского кампуса. Ребята из бейсбольной команды наверняка сейчас тренируются на улице, причем не на основной площадке, все еще закрытой от снега и непогоды брезентом, а в небольших секторах для отработки ударов. Долгие годы окна профессорского кабинета выходили на эту вспомогательную бейсбольную площадку, и, открывая окна погожим весенним днем, он неизменно слышал барабанную дробь ударов битами по мячам. Этот звук, наряду с суетливой походкой дрозда, методично осматривающего клумбы между университетскими зданиями в поисках червей, всегда был для Адриана знаком приближающейся весны.

Он тяжело вздохнул.

– Ладно, иди домой, – сказал он себе вслух. – Застрелись прямо сейчас, пока все это не потеряло своего очарования, пока ты по-прежнему способен радоваться наступающей весне. Очень скоро болезнь отберет у тебя все.

Он привык считать себя человеком решительным: умирать так умирать. Для очистки совести он попытался найти хоть какие-то аргументы в пользу отсрочки, но в голову ничего не приходило.

«А может быть, – подумал он, – стоит просто остаться здесь? По-моему, место – лучше не придумаешь. Одно из моих любимых. Где еще умирать, как не здесь?» Он мысленно прикинул, будет ли ночью достаточно холодно, чтобы замерзнуть до смерти. По всему получалось, что это крайне маловероятно. Адриан вдруг представил себе, как, вместо того чтобы умереть, он проведет на редкость неприятную ночь, дрожа от холода и кашляя, а наутро, простуженный, но жив-живехонек, встретит рассвет, который станет для него (кто бы мог подумать, что такое вообще возможно) символом поражения и собственной несостоятельности.

Адриан энергично покачал головой.

«Оглянись вокруг, – приказал он себе, – постарайся запомнить все то, что действительно достойно остаться в памяти, а на остальное наплюй».

Он опустил взгляд себе под ноги. Туфли действительно промокли насквозь, и оставалось лишь удивляться, как он до сих пор не почувствовал, что носки отсырели.

«Все, никаких больше отсрочек», – твердо решил Адриан. С этой мыслью он встал и отряхнул брюки от налипшей на них влажной каменной крошки. Начинало темнеть. Тени кустов и деревьев сливались с вечерними сумерками.

Он снова оглядел долину. «Вот здесь я учил студентов, а вон там мы жили». В этот момент ему захотелось увидеть не только ближайшие окрестности, но и все места, где ему довелось побывать в этой жизни. Например, вновь оказаться в том лофте в Нью-Йорке, где он впервые встретил свою будущую жену и впервые в жизни по-настоящему влюбился. «Как жаль, что отсюда не видно Нью-Йорка!» Он пожалел, что с холма не виден и город, где он родился и вырос, не видна улица Мадлен в Париже и то самое бистро на углу, где они с женой каждое утро пили кофе, когда, взяв творческий отпуск, приезжали во Францию. Не виден был с этой вершины, почти погрузившейся в темноту, и отель «Савой» в Берлине, где его вместе с женой поселили в люкс Марлен Дитрих – как почетного гостя и лектора Берлинского института психологии. Именно там, в том шикарном номере, был зачат их единственный ребенок. Адриан даже вытянулся и едва не приподнялся на цыпочки, словно надеясь увидеть на востоке тот самый дачный домик на берегу залива, где с юности проводил летние каникулы, где научился ловить окуней и форель, где целыми днями пропадал среди прибрежных скал, у подножия которых плескалась яркая, лучистая, словно живая, вода.

– Да, мне многого будет не хватать, – сказал он себе. И добавил: – Ничего не поделаешь.

Адриан Томас повернулся спиной ко всему, что смог и не смог увидеть, и пошел вниз по тропинке. В темноте приходилось идти осторожно, и обратный путь занял больше времени, чем подъем на вершину.

До дому оставалось каких-нибудь полквартала. Он шел знакомыми улицами по кратчайшей траектории, пересекая одну за другой шеренги самых обыкновенных, довольно скромных, обитых вагонкой коттеджей среднего класса. Население окрестных кварталов было достаточно пестрым: помимо преподавателей и других сотрудников университета, здесь жили страховые агенты, зубные врачи, деловые обозреватели, инструкторы по йоге и консультанты по профессиональному росту. Все вокруг выглядело как обычно. Вдруг Адриан заметил девочку-подростка: она шла по противоположному тротуару.

При других обстоятельствах он не обратил бы на нее особого внимания, но было в этой девочке что-то такое, что заставило его присмотреться попристальнее: уж слишком решительно она шла куда-то, по каким-то своим, неведомым ему, делам. Светлые и, похоже, несколько запылившиеся волосы девочки были подобраны под светло-розовую бейсболку с эмблемой бостонской команды «Ред Сокс». Адриан непроизвольно обратил внимание на то, что темная куртка девочки порвана в нескольких местах, как, впрочем, и джинсы. Еще больше заинтересовал его до отказа набитый рюкзак. В первый момент Адриан подумал, что девочка возвращается домой с автобусной остановки, где ее высадил последний школьный автобус, который развозит обычно по домам детей, задержанных в наказание после уроков. Впрочем, одна деталь в ее облике сразу же привлекла внимание профессора и заставила его насторожиться: к рюкзаку девочки был пристегнут маленьким карабинчиком довольно большой плюшевый мишка. Вот это было уже непонятно. В таком возрасте подросток ни за что не возьмет с собой в школу детскую игрушку. Поступить так означало бы неминуемо стать объектом бесконечных насмешек со стороны одноклассников.

Проезжая мимо девочки, он посмотрел ей в лицо. Она была совсем юной, как говорят, «почти ребенок». При этом, несмотря на столь нежный возраст, ее уже смело можно было назвать красивой. Подобная красота встречается у некоторых детей именно на пороге переходного возраста. Адриан даже удивился себе, когда понял, что обратил внимание на внешние данные этой малютки. Господи, сколько же лет минуло с тех пор, как ему в последний раз захотелось поближе познакомиться с молоденькой девочкой! Общение в университетской аудитории, разумеется, не в счет.

Она смотрела вперед, прямо перед собой.

Похоже, она даже не заметила проехавшую мимо машину.

Адриан свернул на подъездную дорожку к своему дому, но почему-то не стал выходить из машины. Он вдруг понял, что эта девочка – сколько, кстати, ей лет? пятнадцать? шестнадцать? (уже давно он испытывал трудности с определением возраста у детей и подростков), – так вот, эта девочка выглядела настолько целеустремленной и сосредоточенной, что за этим явно крылась какая-то тайна. Столь несвойственная подросткам серьезность показалась Адриану странной и расшевелила его любопытство.

Сидя в машине, он через зеркало заднего вида наблюдал, как девочка решительно подошла к угловому дому на перекрестке с соседней улицей.

Затем он увидел нечто такое, что никак не вписывалось в привычную картину тихого и спокойного пригородного квартала.

На улицу въехал белый фургон, из тех, что обычно используются для развозки или доставки, вот только на бортах его почему-то не было никакой рекламы – скажем, службы ремонта квартир или вызова электрика на дом. Бросив взгляд в кабину фургона, Адриан увидел за рулем женщину, а на пассажирском сиденье – мужчину. Это его тоже удивило. Он подумал, что должно быть наоборот, но тотчас же обозвал себя старым брюзгой, обывателем и узколобым сексистом. «В конце концов, почему женщина не может водить грузовую машину?» – сказал он себе. И вообще, хоть уже и стемнело, не было никаких реальных причин полагать, будто с фургоном что-то не так.

Тем не менее Адриан продолжал внимательно наблюдать за машиной и увидел, как фургон притормаживает и его тень словно накрывает сосредоточенно идущую куда-то девочку. Затем уже не тень, а сам корпус машины скрыл ее от глаз наблюдателя.

Прошла буквально секунда, фургон рявкнул мотором и, стремительно набирая скорость, свернул за угол.

Адриан вновь перевел взгляд на место, где… Девочка пропала.

Лишь розовая бейсболка осталась лежать на дороге.