Текст книги "Что будет дальше?"

Автор книги: Джон Катценбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)

Глава 13

Научная деятельность Адриана была в значительной мере связана с исследованием страха.Тема эта оказалась гораздо сложнее, чем он предполагал, берясь за нее во время учебы в аспирантуре. Впервые интерес к этому психологическому феномену возник у него лет пятьдесят назад. Тогда, отучившись свой первый семестр в университете, он отправился домой на каникулы. Тот авиаперелет остался в его памяти настоящим кошмаром. Преодолевая черные грозовые облака, самолет содрогался и заваливался то на одно, то на другое крыло. Однако, вместо того чтобы дрожать от страха, Адриан как завороженный наблюдал за реакцией других пассажиров. Увиденное поразило его. Молитвы. Рыдания. Вопли. Побелевшие пальцы, вцепившиеся в подлокотники кресел. В один из моментов, когда содержимое желудка подступало к горлу, а самолет, казалось, падал, чтобы уже навсегда заглушить все крики, Адриан вдруг огляделся вокруг и с ужасом подумал, что, возможно, в этой страшной мышеловке он сейчас – единственная трезвомыслящая мышь.

Позже, уже будучи профессором, он провел несметное множество лабораторных экспериментов, пытаясь выяснить, с помощью каких внешних воздействий можно вызывать строго определенные реакции в человеческом мозгу. Он ставил опыты со зрительными раздражителями, со слуховыми, с тактильными. Некоторые исследования осуществлялись при поддержке правительственных грантов, и, хотя это не заявлялось напрямую, Адриан понимал, что финансирование поступает от Министерства обороны. Вооруженные силы всегда хотели знать, каким образом можно сделать солдат бесстрашными. В течение многих лет своей преподавательской деятельности Адриан вынужден был чередовать чтение лекций и ведение практических занятий со сверхурочной работой в лаборатории, где он, окруженный ассистентами, проводил клинические исследования. Это было крайне увлекательно, полезно и приносило огромное удовлетворение. Однако, достигнув пенсионного возраста, Адриан вдруг понял, что знает о предмете своего научного интереса все – и одновременно почти ничего. Он мог объяснить, к примеру, почему и как изображение змеи вызывает у некоторых людей учащение дыхания и сердцебиения, провоцирует эффект туннельного зрения и даже приступы паники. Адриан поставил целый ряд опытов по десенсибилизации на своих учениках – студентах психологического факультета. Оказалось, что страх уменьшается по мере того, как источник его становится более привычным для восприятия. Сначала Адриан показывал испытуемым пугающие фотографии змей из журнала «National Geographic», затем приносил на занятия мягких игрушечных змей, сшитых из искусственного меха, и наконец демонстрировал в аудитории настоящих живых гадов. Он много раз проводил исследования с использованием методики «наводнения», как именуют ее психологи: испытуемый намеренно помещается в окружение большого количества объектов, вызывающих у него страх. Этот эксперимент очень напоминал эпизод из знаменитого фильма Спилберга, где Индиана Джонс оказался в колодце со змеями. По правде говоря, Адриан не особенно любил подобные опыты: слишком уж много получалось нервотрепки и криков. Ему нравились более щадящие методы.

Его брат – давно, еще до самоубийства, – любил подтрунивать над научными изысканиями Адриана. Однажды он сказал:

– Знаешь, на войне я понял одну вещь: оказывается, страх – наш лучший союзник. Именно он часто приходит нам на помощь в опасной ситуации. И хотя из-за страха мир предстает перед нами в искаженном виде, зато благодаря ему мы ведем себя более осторожно, бережем свою задницу и в конечном итоге доживаем до завтрашнего дня.

Брайан любил шевелить пальцем кубики льда в стакане с виски, так чтобы их легкий звон подчеркивал отдельные его слова.

– И если в какой-то момент тебе кажется, что ты должен чего-то испугаться, – значит, черт возьми, ты действительно должен! Иначе в твоих дальнейших действиях не будет ни малейшего смысла.

Адриан вспомнил об этом разговоре, проходя по хорошо знакомой территории университетского городка. Грустно улыбнувшись, он признался себе, что очень сильно скучает по брату, по этим его остроумным высказываниям, вообще по его манере говорить. Брайан умел рассуждать, как рафинированный философ из Оксфорда; порой же он выражался, как неотесанный уличный гуляка, изрыгающий непристойности. Профессия адвоката подходила ему как нельзя лучше. Брайан мог быть хорошим актером – правда, с той оговоркой, что терпеть не мог ничьих указаний. И если какой-нибудь зарвавшийся режиссеришка пробовал заставить его плясать под свою дудку, Брайан тотчас же уходил со сцены. При этом он мастерски вживался в роль, которая требовалась в ходе того или иного судебного разбирательства. Занимаясь делами состоятельных корпоративных клиентов, он находил время и на безвозмездную работу в Американском союзе защиты гражданских свобод, и в Южном центре правовой защиты бедных. Здесь речь шла обычно о тяжких преступлениях, совершенных в сельской глубинке и тянувших на высшую меру, причем обвинения нередко оказывались ложными. Многие из таких обвиняемых избежали электрического стула исключительно благодаря Брайану.

Адриан подумал, что брат его обладал очень редкой способностью: умел внушить окружающим, что он такой же, как они сами.

Хотя… Адриан покачал головой. Возможно, эта хамелеонья повадка сыграла с Брайаном злую шутку. Не исключено, что именно из-за нее в то ужасное утро брат приставил себе к виску девятимиллиметровый ствол и спустил курок.

Он не счел нужным оставить записку. И в этом, по мнению Адриана, была большая несправедливость. Брайан просто обязан был объяснить свой поступок.

Адриан всегда полагал, что, став психологом, он посвятил свою жизнь изучению глубочайших тайн человеческой природы. Почему мы боимся? Почему в определенной ситуации ведем себя именно так, а не иначе? Чем порождаются наши чувства? В чем корень страха?

И теперь, когда пребывать в здравом уме ему оставалось совсем недолго, профессор понял, что так и не нашел ответов на главные вопросы, которые занимали его в течение всей жизни. И прогрессирующая болезнь с каждым днем делала поиск этих ответов все более трудным.

Адриан продолжил свой путь. За многие годы работы в университете он научился читать по походке студентов, наводнявших пешеходные дорожки кампуса, словно по книге. Тут были и торопливые перебежки: «Я опаздываю на лекцию», и спокойная, размеренная поступь, гласящая: «Я сдал свою письменную работу и теперь свободен, как птица».

Сам Адриан сегодня двигался медленно, не торопясь. Отчасти скорость его ходьбы диктовалась возрастом. К тому же нахлынувшие воспоминания вынуждали его время от времени замедлять шаг.

– Брайан! – неожиданно позвал Адриан во весь голос. – Я думаю, мне нужна твоя помощь.

Две студентки, оторвавшись от мобильников, с ухмылкой посмотрели в сторону пожилого профессора. Девушки шли вроде бы вместе, но каждая вела телефонный разговор с собственным невидимым собеседником.

«Не так уж сильно они отличаются от меня, – подумалось Адриану. – Если не принимать во внимание, что человек на противоположном конце моей телефонной линии давно мертв».

Адриан вспомнил одну из историй, которые Брайан рассказывал порой после нескольких порций виски, – как он был в разведке в долине Ашау.

– До лагеря оставалось всего пара километров. Последний отрезок пути в конце длинного, бесполезного дня. Жара, жажда, невыносимая усталость.

Адриан оглянулся. Он надеялся увидеть Брайана неподалеку. Голос брата, отдаваясь гулким эхом у него в ушах, рассказывал много раз слышанную Адрианом историю. Он звучал совсем рядом, однако Брайан был невидим.

– Иными словами, Адри, это была идеальная ситуация для того, чтобы расслабиться и потерять бдительность.

В их разведотряде было двадцать человек. В предыдущую неделю они уже трижды проходили этим путем, и всякий раз без происшествий. Брайан описал, как выглядела местность вокруг. Справа простиралось широкое рисовое поле, за ним, примерно в семидесяти пяти метрах от дороги, высилась темная стена огромных тропических деревьев. Слева маячили пара хижин и тропинка, ведущая в соседнюю деревушку.

Два крестьянина работали в поле. Картина была хорошо знакомой и настраивала на умиротворенный лад. Все было как обычно. Когда Брайан рассказывал эту историю, последние слова он всегда повторял как минимум трижды. «Как обычно. Как обычно. Как обычно».

Эти слова звучали в его устах словно какое-то заклятие.

Солдаты чертовски устали и мечтали только о том, чтобы поскорее вернуться в лагерь, поесть, отдохнуть, привести себя в порядок. Брайан любил подчеркивать, что у них не было абсолютно никаких причин для того, чтобы делать привал.

Но в тот день – Брайан навсегда запомнил, что это был вторник, – он принял решение остановиться. Люди буквально рухнули на землю. Двадцатикилограммовые рюкзаки на плечах и жара в сорок пять градусов дурно сказались на процессе принятия решений, делился Брайан своими наблюдениями. «Полагаю, ты мог бы изучать этот феномен», – говорил он брату. Солдаты ворчали: делать остановку в подобном состоянии всегда тяжелее, чем продолжать путь. Угрюмые, они жадно глотали последние капли воды из опустевших фляжек, потом курили, в то время как Брайан, глядя в бинокль, прочесывал взглядом лесополосу. Он изо всех сил старался сосредоточиться на темной линии горизонта, тщательно рассматривая каждый силуэт, каждую тень. Ничего подозрительного он не видел. Совершенно ничего. Но от этого ему стало только хуже.

– Адри, тебе должно быть знакомо это чувство, так иногда бывает с каждым. Вроде бы все в порядке, но что-то не то. Именно такое чувство я испытал тогда. Все было слишком хорошо. Чересчур.

И тогда Брайан сделал следующее: он начертил тревоживший его участок леса на своей карте местности и передал координаты на базу огневой поддержки. При этом он солгал артиллерийскому офицеру, сказав, будто заметил какое-то движение в районе деревьев.

Первый залп не заставил себя долго ждать. Он убил двух крестьян и забросал все вокруг кровоточащим мясом буйвола. То, что в результате неточности погибли мирные жители, не смутило Брайана. Он спокойно сообщил по рации уточненные данные для дальнейшей корректировки огня. Через несколько секунд в джунглях загремели мощные взрывы. Земля затряслась. Раздавался омерзительный свист снарядов. Деревья разлетались на мелкие куски, и в небо вздымались смертоносные фонтаны щепок и обломков металла.

Через считаные мгновения все закончилось. Солдаты не хотели обследовать обстрелянную территорию, но Брайан отдал приказ, и они подчинились. Молча прошли они мимо трупов крестьян. Блестящие человеческие внутренности смешались с молодыми побегами риса. Кровь, густая, как нефть, сочилась меж комьев земли. Тем временем на горизонте показались жители деревушки и в знойном вечернем воздухе раздались первые вопли ужаса.

Зрелище, ожидавшее солдат впереди, было поистине кошмарным. В лесополосе, на которую Брайан обрушил артиллерийский огонь, их поджидала целая рота солдат Вьетнамской народной армии. Впрочем, вполне вероятно, что врагов было даже больше. Повсюду, куда бы ни падал взгляд, он натыкался на человеческие тела или отдельные их части. Разбросанные взрывной волной, они свисали тут и там с искореженных стволов. Головы. Руки. Туловища. Едва узнаваемые, они являли собой закономерный результат прямого попадания снарядов семидесятипятимиллиметровой гаубицы. Повсюду были кровь и фрагменты солдатского обмундирования. Весь окружающий пейзаж окрасился в багровый цвет. Слышались стоны раненых. Кто-то из вьетнамцев наверняка отполз в джунгли и затаился там, чтобы дождаться прихода своих или просто умереть. Впрочем, Брайану не было до этого никакого дела.

Ни один из его солдат не проронил ни слова. Кое-кто лишь присвистнул, да слышно было, как у некоторых учащалось дыхание, когда приходилось ступать в лужи крови. Солдаты безропотно выполняли приказ Брайана, методично обследуя расположение врага и отдельными выстрелами добивая раненых. (Сам Брайан говорил, что не помнил, как отдал такой приказ. Но наверное, отдал.) Затем пересчитали убитых. Их оказалось около восьмидесяти. Серьезная победа, особенно если учитывать, что обошлось без сражения. Это был не бой, а скорее бойня. Каждый солдат в отряде Брайана понимал, что если бы они просто прошли через поле, как делали много раз прежде, то нарвались бы на вражескую засаду и были бы убиты все до одного. После этого случая никто и никогда не подвергал сомнению интуицию Брайана. Обо всем этом он рассказал своему старшему брату.

Брайану дали орден.

Адриан чувствовал, что брат, упоминая о своей награде, не испытывал ни малейшей гордости. В его словах звучала только печаль.

Собственное прошлое стало ловушкой для Брайана – так казалось Адриану. «Но не произошло ли и со мной нечто подобное?» – спросил он себя.

– Я думаю, ты прав, Адри.

Адриан посмотрел по сторонам, но вновь не увидел брата. Лишь голос Брайана продолжал звучать где-то рядом.

Студенты небольшими группами переходили от одного учебного корпуса к другому. Где-то вдалеке часы пробили три. Адриан вспомнил, что именно в это время Брайан попросил об огневой поддержке, которая сохранила ему жизнь.

Профессор ускорил шаг. Архитектура университетских зданий представляла собой смешение различных стилей. Модерн соседствовал с классицизмом. Широкие окна больших каменных корпусов с плавными очертаниями смотрели на подстриженную лужайку, по другую сторону которой стояли старые деревянные каркасные дома, отданные под общежития.

Адриану приятно было видеть, что практически ничего здесь не изменилось с тех пор, как он вышел на пенсию.

Кафедра психологии находилась в сравнительно новом здании: кирпичная кладка, широкие двери – словом, ничего особенного, если не считать увившего стены плюща. Адриану нравилось работать в таком непримечательном здании: здесь замысел архитектора не бросался в глаза, не привлекал к себе излишнего внимания, не то что в корпусах бизнес-школы или химического факультета. Несомненное преимущество этой пуританской простоты состояло, по мнению Адриана, в том, что она куда менее занимала и связывала воображение, чем нарочито модерный дизайн, а значит, оставляла больше свободы для научной мысли и всех тех процессов, которые происходили внутри здания. Оно скрывало таящееся в нем сокровище знания, вместо того чтобы громогласно заявлять о нем всем своим видом.

Адриан поднялся на третий этаж. Он постоянно напоминал себе, что направлялся в кабинет номер 302, и губы его шевелились, беззвучно повторяя имя нужного человека. Это был его старый друг и коллега, но в стенах родного факультета Адриану не хотелось дать кому-либо понять, что он серьезно болен. «Будь последователен, ничего не упусти, – твердил он себе, – ни единой подробности».

Он постучался и открыл дверь.

– Роджер? – позвал Адриан, входя в кабинет.

Элегантно одетый человек худощавого телосложения, с проплешиной на затылке, высокий, как баскетболист, сидел за письменным столом, пристально глядя в компьютерный монитор. Рядом сидела привлекательная девушка с выражением беспокойства на лице. Первое, что бросалось в этом помещении в глаза, – множество книг, громоздившихся на черных металлических полках. Одна из стен, прямо как в почтовом отделении, была увешана фотографиями с надписью «Внимание: розыск!», какие рассылает обычно ФБР. На противоположной стене в рамке красовалась афиша «Молчания ягнят», с поставленными на ней черной ручкой автографами режиссера и сценариста нашумевшего фильма.

– Адриан! Знаменитый профессор Томас! Милости просим! – воскликнул профессор Роджер Парсонс, вскочив со стула и приветствуя Адриана пожатием руки.

– Я не хочу прерывать ваше общение со студенткой…

– Нет-нет, что ты, ничего страшного. Мы с мисс Льюис обсуждали ее курсовую работу, которая, кстати, заслуживает самых высоких похвал…

– Роджер, я вот тут подумал: мне нужен совет человека с твоими познаниями.

– Конечно же, о чем речь?! Боже мой, ведь тебя уже сто лет тут никто не видел! И вдруг так неожиданно ты нас осчастливил. Ну, как поживаешь? И чем я могу быть полезен?

– Профессор, быть может, мне лучше уйти? – раздался голос студентки.

Роджер Парсонс посмотрел на гостя в надежде услышать ответ от него. Это обстоятельство обрадовало Адриана: ему, в свою очередь, нисколько не хотелось отвечать на первый вопрос Роджера.

– Известно ли мисс Льюис что-нибудь о нетипичных поведенческих моделях у преступников? – спросил Адриан.

– О да, она в этом неплохо разбирается.

– Ну, в таком случае ей определенно стоит поприсутствовать при нашем разговоре.

Девушка заерзала на стуле в некотором замешательстве, но было ясно, что ей польстило предложение остаться. Не успел Адриан подумать о том, знает ли она, кто он такой, как младший коллега поспешил представить его:

– Это наш самый выдающийся коллега, и мы все тут – его ученики. Его именем хотят даже назвать наш конференц-зал. То, что он заглянул сюда, пусть даже на пару минут, для нас большая честь.

– Жаль только, я плохо разбираюсь в девиантной психологии, – заметил Адриан.

– Ну, я думаю, вы сильно недооцениваете свои познания, профессор. Но если и есть что-то, чего вы не знаете и что при этом известно мне, я буду счастлив с вами поделиться, – ответил Роджер. – Так в чем же состоит вопрос?

– Меня интересуют преступные пары, – тихо произнес Адриан. – Случаи, в которых мужчина и женщина выступают как соучастники.

Роджер понимающе кивнул:

– Что ж… замечательно. Тут возможно несколько вариантов. О какого рода преступлении идет речь в данном случае?

– Речь идет о спонтанном похищении людей. Когда жертвой становится первый встречный, который попадается им на пустынной улице какого-нибудь отдаленного района.

Роджер Парсонс удивленно приподнял брови:

– Такое случается очень редко. Это крайне необычно.

– Так я и думал.

– А в чем мотив? Ради чего они похищают?

– Я пока не уверен.

– Деньги? Секс? Извращения?

– Не знаю. Пока не знаю.

– Могут быть задействованы сразу все три мотива. А вместе с ними и еще какой-нибудь, – сказал Парсонс, размышляя вслух. – Определенно, делают они это не из лучших побуждений. Вероятно, тут кроется какая-то гадость.

Адриан кивнул. Голос его коллеги мгновенно приобрел лекторские интонации и ритм публичной речи:

– Ситуация, конечно, очень непростая. Все, что мы знаем о преступниках такого рода, чаще всего выясняется лишь после раскрытия их преступления. Задним числом мы словно бы складываем по фрагментам психологическую мозаику. И только после этого происшедшее обретает смысл.

– Ну, до этого мне еще далеко. А пока что приходится опираться лишь на имеющиеся обрывочные сведения.

Роджер Парсонс вытянул свои длинные ноги и глубоко задумался:

– Это кто-то из твоих знакомых? Ведь речь не о научном изыскании, не так ли?

– Так и не так одновременно. Речь о подростке, с которым я почти незнаком. Одним словом, я хотел бы помочь соседям. – Адриан помолчал и затем добавил: – Я надеюсь на твой проницательный ум, Роджер. И на ваш тоже, – обратился он к девушке, которая, казалось, была обескуражена тем направлением, которое принял разговор двух ученых мужей. – Мне кажется, это преступление… – Адриан сделал паузу, подбирая наиболее подходящее слово, – оно словно бы разворачивается постепенно. Я не могу это точно сформулировать.

– Жертва… Что тебе о ней известно?

– Она – подросток. С проблемами. Умная. И привлекательная.

– А полиция…

– Пытается связать концы с концами. Они хотят конкретных фактов. И я не уверен, что это правильный подход.

– Да, здесь ты прав. Факты помогают раскрыть преступление, если есть тело. Но это ведь не тот случай?

– Нет. Пока что нет.

– Уже хорошо. И ты совершенно уверен, что мужчина и женщина, похитившие ее, были ей не знакомы?

– Уверен. Насколько это возможно.

Парсонс подумал еще немного:

– Хочешь послушать мои рассуждения? Все, что я могу, – это выдвинуть ряд предположений.

Адриан не ответил. Он знал, что ответа этот вопрос не предполагает.

– Подоплека тут сексуальная, в этом практически не приходится сомневаться. Но дело, видимо, еще и в том, что им нравится власть. Эта парочка получает наибольшее чувственное удовольствие, полностью подчиняя себе другого человека. При наличии общего раба они совместно наслаждаются властью над ним и оттого возбуждаются. Впрочем, здесь возможно множество факторов. Если бы у меня было больше данных, я постарался бы охарактеризовать этот случай точнее.

– Пока это все, что мне известно.

Роджер продолжал напряженно думать.

– И еще одно, Адриан… Ты, конечно, не обязан прислушиваться к моему мнению… Но я бы на твоем месте попытался нащупать во всем этом логику. А для этого нужно в первую очередь сосредоточиться на поисках их настоящей цели.

– Настоящей? Что ты имеешь в виду?

– Каким образом жертва помогает преступникам ощутить свою значимость, силу, могущество? Кроме эротических развлечений, этой парочке нужно что-то еще. Есть какая-то скрытая причина. А может быть, очевидная. Жажда власти. Безграничного обладания. В преступлениях такого рода всегда участвует множество психологических факторов. И, увы, весьма неприятных.

– Но как полиция сможет разобраться… – начал Адриан.

– Вряд ли они разберутся, – перебил его Роджер. – По крайней мере, не раньше, чем найдут тело. Ну, или, как в том деле о мормонских сектантах-многоженцах, когда ребенку удалось сбежать. Но это исключение. Оказавшись в заложниках, самостоятельно покинуть место заточения крайне сложно. Это мы, сидя в своих уютных домах, думаем: «Ну что бы им не убежать оттуда и не позвонить копам?» Но для этого нужно большое психологическое усилие, рывок, и вот совершить его в такой ситуации – самое сложное.

– В таком случае полиция…

Роджер поднял руки, словно загораживаясь от летящих осколков стекла:

– Не раньше, чем у них в распоряжении окажется тело – не важно, мертвое или живое. Лишь тогда они смогут задним числом сделать выводы о мотивах преступления. И то необязательно. В любом случае я не стал бы надеяться на плодотворную работу полиции.

Адриан кивнул. «Но тут есть кое-что еще», – зазвенел в ушах голос Брайана.

– Но тут есть кое-что еще, – тихо произнес Роджер, так, словно бы мертвец и ему нашептывал те же самые слова.

Адриан ждал продолжения.

– В таких преступлениях очень важно время, которого с каждой секундой становится все меньше.

– Время? – переспросил Адриан.

– Время. До тех пор пока жертва эту парочку возбуждает, разжигает в них пыл страсти, она имеет для них огромную ценность. Но как только ее чары прекратят действовать, как только она надоест преступникам или их возбуждение достигнет своего предела, девочка перестанет их интересовать. И тогда они от нее избавятся.

– Освободят ее?

– Нет. Вряд ли.

На какое-то время в кабинете повисло молчание. Два профессора погрузились в размышления. В этот момент внезапный вздох студентки нарушил напряженную тишину, как если бы в комнату залетел прохладный ветерок. Роджер и Адриан одновременно обратили свои взгляды в сторону мисс Льюис.

Она сидела, наклонив голову так, словно собиралась сказать что-то, но с трудом преодолевала стеснение. На ее щеках выступил румянец, и, казалось, ее сильно смущает мысль, неожиданно пришедшая на ум. Тихо и нерешительно она произнесла:

– Иэн Брейди и Майра Хиндли. Тысяча девятьсот шестьдесят шестой год. Англия. «Болотные убийцы».

Роджер Парсонс восторженно хлопнул в ладоши.

– Совершенно верно! – как гром прогремел в маленьком кабинете его голос. – Браво, мисс Льюис! Очень верное наблюдение. Адриан, для начала ты можешь отталкиваться от этого.

Вымученная улыбка показалась на лице мисс Льюис в ответ на хвалебные восклицания научного руководителя. Адриан же подумал, что, должно быть, девушке в столь нежном возрасте нелегко знать о подобных вещах и помнить имена серийных убийц, печально прославившихся своими извращениями.