Текст книги "История папства"

Автор книги: Джон Джулиус Норвич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

Новый папа состоял в сане кардинала уже тридцать семь лет. Выходец из Венеции, он стал первым папой-венецианцем за два столетия. Он вел безупречную жизнь; прекрасный ученый, он владел одной из самых обширных личных библиотек в Италии. В противоположность своему предшественнику он был сердечным, великодушным; его безграничному обаянию поддавались и молодежь, и старики. Несмотря на годы, он сохранял бодрость; его ум нисколько не ослабел с возрастом. Можно сказать, Рим при нем ободрился и оживился. Папа часто появлялся на публике, выезжая в город без всяких формальностей. Он часто говаривал, что на его часах уже пробило двадцать три, поэтому ему следует трудиться немедля. В Риме возобновились щедрые траты и расточительство; шествия во время его интронизации, как замечал свидетель, стали «прекраснейшей сценой, которую нам довелось увидеть за всю свою жизнь». Возвратились и карнавал, и публичные представления опер, одна из которых, «Коломбо», вышла из-под пера самого кардинала Пьетро Оттобони.

Вернулся наконец и непотизм. По восшествии на Святой престол Александр доверил роль кардинала-племянника своему двадцатилетнему внучатому племяннику Пьетро, а племяннику Джамбаттисте – пост государственного секретаря; оба получили щедрые бенефиции. Все новые и новые члены семьи Оттобони поспешно прибывали в Рим из Венеции, и папа назначал их на весьма прибыльные должности. Не позабыл он и о самой республике. В то время Венеция во исполнение своих честолюбивых замыслов вела кампанию по изгнанию турок с Пелопоннеса. Войска возглавлял тот самый Франческо Морозини, который некогда командовал венецианцами на Крите, а теперь стал дожем. Александр с энтузиазмом поддержал его, выслав значительную субсидию, а также некоторое число галер и отряд в полторы тысячи человек. В апреле он даже послал Морозини шляпу и шпагу, которые собственноручно благословил.

Однако с первых дней своего понтификата он помнил о том, что главная его задача – это улучшение отношений с Францией. К счастью, Людовик XIV, позиции которого весьма ослабели после английской Славной революции и низложения Якова II, оказался готов пойти на уступки. Он добровольно возвратил Авиньон и Венессен папе и не стал возражать, когда папа отнял права предоставления убежища и налогового иммунитета у иностранных посольств в Риме. В ответ (и невзирая на шумный протест императора) Александр даровал кардинальский сан Туссену де Форбену Жансону, епископу Бове, на возвышении которого Людовик настаивал не один год. Именно Форбен подписал Декларацию галликанского духовенства в 1682 году, вследствие чего Иннокентий XI несколько раз отказывался признать его, но, с точки зрения Александра, теперь, в ситуации примирения, красная шапка Форбена казалась вполне приемлемой ценой.

Несмотря на эти небольшие уступки, главный вопрос оставался неразрешенным: папа категорически отказывался утверждать кандидатуры кого бы то ни было из французских епископов, если те официально не отрекутся от галликанских статей. Людовик же решительно стоял за этот документ. Напрасно Александр писал частные письма, адресованные лично королю и даже мадам де Ментенон (Людовик тайно обвенчался с ней, и говорили, что она имеет на него большое влияние). Ответы, полученные им, положили конец всем его и без того слабым надеждам. Ему оставалось лишь с печалью признать, что все его усилия по примирению с королем Франции ни к чему не привели и что единственное, чего он добился, – это серьезно ухудшил свои отношения с императором, прежде складывавшиеся вполне благополучно. Леопольд до сих пор испытывал раздражение из-за избрания Форбена кардиналом, и чувство это усиливалось тем, что папа не возвысил сходным образом никого из выдвинутых им самим кандидатур. Его также сердило то, что папа высылает впечатляющие суммы в Венецию для проведения ею кампании на Пелопоннесе, а субсидии, высылавшиеся ему самому для борьбы с турками, заметно сократились. Однако, по-видимому, папу Александра мало заботили чувства императора. В середине 1690 года он назначил еще двух кардиналов. Ни тот, ни другой не имели отношения к императору, зато состояли в родстве с племянниками папы.

К этому времени Александр по-прежнему наслаждался отменным здоровьем, но в январе 1691 года у него развилось серьезное воспаление ноги; быстро возникла гангрена. 29 января он призвал к своему одру двенадцать кардиналов, участвовавших в его споре с Францией, и продиктовал им бреве, в котором заявил, что отныне лишает юридической силы Декларацию галликанского духовенства 1682 года. Это был последний нанесенный им удар; через три дня он скончался.

* * *

Последовавший затем конклав продолжался более пяти месяцев и стал самым долгим с 1305 года. Возможно, он продолжался бы еще дольше, если бы не летняя жара, исключительная даже по римским меркам, из-за которой температура в Сикстинской капелле оказалась невыносимой. Главной причиной задержки стало упорство короля Людовика, который решительно поддерживал кандидатуру венецианца, кардинала Джорджио Барбари-го. Но наконец французы уступили, и голосование решилось в пользу семидесятишестилетнего архиепископа Неаполитанского, Антонио Пиньятелли, известного с того момента под именем Иннокентия XII (1691-1700). Этот неаполитанский аристократ, родившийся в Базиликате, стал последним в истории папой из Южной Италии, а также был последним, кто отращивал бороду.

Приняв имя папы, чьим преемником стал Александр, он взял за образец и его поведение – с той разницей, что если Иннокентий XI был человеком жестким и неприступным, Иннокентий XII регулярно устраивал аудиенции как в присутствии публики, так и в частном порядке и легко и свободно общался с представителями всех сословий. Непотизм он ненавидел; отказавшись сохранить за племянниками Александра VIII их посты, он издал 22 июня 1692 года буллу «Romanum decet pontificem» («Приличествует римскому понтифику»), гласившую, что никому из родственников действующего папы не разрешается получать во владение имущество, принимать должности или присваивать государственные доходы. Если член семьи папы принимается в Священную коллегию, то лишь на основании личных заслуг и его годовой доход не должен превышать 12 000 скудо. Как указывалось в булле, на каждом следующем конклаве все кардиналы и сам папа должны были клятвенно подтверждать верность тому, о чем в ней говорилось. Булла произвела значительное впечатление на католический мир и фактически ознаменовала прекращение непотизма в истории папства [264]264
  Тщательное расследование обнаружило, что племянники Павла V получили 260 000 скудо, племянники Урбана VIII – 1 700 000, племянники Иннокентия X – 1 400 000, Александра VII – 900 000, Климента X – 1 200 000, а Александра VIII – 700 000 от одного только папского казначейства. Наибольшую часть средств приносил значительный доход от разнообразных вакантных должностей.


[Закрыть].

Иннокентий любил повторять, что бедняки – вот его настоящие племянники; он считал заботу о них своим главным делом после попечения о благе церкви. В 1692 году он превратил старый Латеранский дворец в приют не менее чем для 5000 безработных и бездомных, а в 1693 году взял под свой патронаж основанный родственниками Иннокентия XI приют для мальчиков-сирот Оспизио де Сан-Микеле на Рипа Гранде; он нанял архитектора Карло Фонтана [265]265
  Разумеется, не следует путать его с Доменико Фонтана, жившим в XVI в. Насколько известно, они не состояли в родстве.


[Закрыть], дабы тот реконструировал его так, чтобы вместо 30 человек, на которые первоначально был рассчитан приют, он мог принять 300 сирот. Эти два здания вместе с госпиталем Сикста V и еще одним приютом для подкидышей теперь составили единый комплекс Апостольской больницы, который папа препоручил трем кардиналам и дела которого отныне стали столь близки его сердцу, что подчас (как с сожалением говорили окружающие) он забывал обо всем остальном.

За годы понтификата Иннокентия Фонтана, его любимый архитектор, получил от него немало других заказов. Самым честолюбивым замыслом папы, который он приказал тому воплотить, стало завершение и перестройка Палаццо ди Монтечиторио, работу над которым начал сорок пять лет назад Бернини по приказу Иннокентия X: его предстояло использовать как огромный Дворец правосудия, под крышей которого папа хотел разместить все многочисленные римские трибуналы и суды. Осуществить первоначальный план так и не удалось (это потребовало бы астрономических сумм), но здание в том виде, каким мы знаем его сегодня, остается одним из великолепнейших образцов высокого барокко в Риме [266]266
  С 1871 года там находится палата депутатов Италии.


[Закрыть]. В соборе Святого Петра Фонтана также спроектировал баптистерий [267]267
  Бытует предание, что гигантская купель из порфира была извлечена из мавзолея Адриана, а позднее украшала могилу императора Священной Римской империи Отгона II.


[Закрыть]и надгробный памятник королеве Кристине в правом приделе.

Иннокентий также решительно взялся за искоренение еще одного застарелого злоупотребления – продажи церковных должностей. В этом случае он столкнулся с активным противостоянием, так как эта практика приносила большие барыши; однако он компенсировал потери, урезав собственные расходы до минимума. Затем он обратил внимание на гавани в Чивитавеккье и Неттуно: чтобы увеличить объемы торговли зерном, он значительно расширил обе. Кроме того, он превратил Чивитавеккью в порт свободной торговли и подвел к ней великолепный новый акведук; в мае 1696 года он даже посетил город лично – став первым папой, появившимся здесь в течение последних ста лет с лишком.

Крупнейшим достижением папы в области дипломатии стал выход из тупиковой ситуации, в которую на протяжении более чем пятидесяти лет были втянуты Людовик XIV и Святой престол. Во-первых, папа утвердил все назначения на епископские кафедры, сделанные королем, в тех случаях, когда кандидаты не принимали участия в ассамблее 1682 года – той, которая приняла Декларацию галликанского духовенства. В свою очередь, Людовик дезавуировал заявление французских клириков, в соответствии с которым епископы были обязаны подписать Декларацию; также и епископы официально отозвали свои подписи. В целом удовлетворительное, это соглашение имело единственный, но серьезный недостаток: сама Декларация никак не затрагивалась, и церковь во Франции по большей части игнорировала распоряжения Ватикана как до Великой французской революции, так и после. Заключение мира, что неизбежно, породило подозрения со стороны империи. Иннокентий предпринял все возможное для улучшения отношений с императором Леопольдом (так же как и с королем Людовиком) и послал ему 80 000 скудо на борьбу с турками. Но неприкрытая враждебность и надменность сменявших друг друга императорских послов в Риме, по-видимому, имели прямую цель спровоцировать конфликт; более того, ожесточенная война между Францией и империей не позволяла Святому престолу наладить дружеские отношения с обеими сторонами сразу. Представители папства не прибыли на переговоры, завершившиеся заключением Рисвикского мира [268]268
  Договор означал прекращение Девятилетней войны (в отечественной историографии эта война получила название «войны за Пфальцское наследство» между Францией и Аугсбургской лигой. – Примеч.ред.),в ходе которой Франция сражалась со странами Великого альянса – империей, Англией, Испанией и Объединенными Провинциями (Нидерландами).


[Закрыть]в сентябре 1697 года, но каким-то образом добились включения в него статьи, согласно которой во всех странах, где по условиям договора устанавливалась власть протестантских правителей, католическая вера не должна была потерпеть никакого ущерба.

В начале ноября 1699 года восьмидесятичетырехлетний папа опасно заболел. Он так и не оправился полностью, однако нашел в себе силы в ознаменование наступления Нового года появиться на людях: он благословил тысячи паломников с балкона Квиринальского дворца [269]269
  Квиринал был главной резиденцией пап со времен Климента VIII и до 1870 года (время Пия IX).


[Закрыть]и даже посетил главные храмы города. Затем 1 августа он пережил тяжелый рецидив болезни. Прожив еще восемь недель, он умер ранним утром 27 сентября. За девять лет своего понтификата он добился многого: положил конец непотизму, примирился с Францией. Более того, он, можно сказать, определил будущее Испании: несмотря на свои разногласия с Людовиком XIV, он, несомненно, дал совет бездетному испанскому королю Карлу II предпочесть при выборе наследника не младшего сына императора Леопольда, Карла, а внука Людовика, Филиппа, герцога Анжуйского. 3 октября 1700 года – всего через неделю после смерти Иннокентия – Карл II изменил свою волю в соответствии с этим пожеланием. Сам он скончался месяц спустя.

Нельзя не отметить еще одну любопытную деталь, кое-что прибавившую к славе Иннокентия (хотя ему не суждено было узнать об этом). Примерно через 170 лет после его смерти его образ появился в произведении, вошедшем в классическую английскую литературу. Если кому-то из наших читателей доведется познакомиться с поэмой Роберта Браунинга «Кольцо и книга», они узнают Иннокентия в одном из двенадцати персонажей, в уста которых вложен бесконечный рассказ. На репутацию папы этот факт не влияет. Но к счастью, улучшать ее нет необходимости.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.
Век разума
(1700-1748)

В конце XVII столетия престол Святого Петра занимали два очень старых человека. В начале XVIII столетия понтификом стал совсем молодой человек. Джанфранческо Альбани было пятьдесят один год. После долгих колебаний он согласился принять сан под именем Климента XI (1700-1721). Будучи кардиналом с 1690 года, он испытал на себе значительное влияние двух своих предшественников и являлся автором проекта буллы Иннокентия, направленной против непотизма. Благодаря его интеллекту, учености и ораторским дарованиям он давно считался papabile(достойным папского сана).

Решение Карла II Испанского, когда он уже лежал на смертном одре, назначить преемником Филиппа Анжуйского, как и следовало ожидать, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Поскольку Карл был последним мужчиной среди потомков императора Карла V, а испанскую корону теперь жаждали получить и заявили свои претензии на нее две наиболее могущественных династии Европы. Филипп III Испанский, царствовавший с 1598 по 1621 год, имел двух дочерей: старшая из них, Анна, вышла замуж за Людовика XIII, короля Франции, младшая, Мария, – за императора Фердинанда III Австрийского. Анна стала матерью будущего Людовика XIV, Мария – Леопольда I. Пришло время, и Леопольд женился на младшей сестре Карла II, Маргарите; а их маленький внук Иосиф Фердинанд стал, таким образом, претендентом со стороны династии Габсбургов [270]270
  В 1660 году Людовик женился на испанской инфанте Марии Терезии, которая приходилась родной племянницей его матери Анны Австрийской и старшей единокровной сестрой испанского короля Карла II (они были детьми Филиппа IV от разных браков).


[Закрыть]. Арена для борьбы была уже подготовлена. Когда в 1698 году Карл утвердил Иосифа Фердинанда в качестве своего наследника, вопрос еще можно было как-то урегулировать. Однако в феврале 1699 года юный принц неожиданно скончался. Причиной его внезапной смерти (по-видимому, без достаточных оснований) считают оспу: очень многие, в том числе и собственный отец мальчика, подозревали отравление и не стеснялись открыто говорить об этом. Во всяком случае, именно младший сын Леопольда эрцгерцог Карл стал теперь имперским претендентом на испанский трон.

Как и Иннокентий до него, Климент предпочитал видеть следующим королем Испании Филиппа Анжуйского. Дед Филиппа, Людовик XIV, возможно, имел свои недостатки, однако он был наиболее могущественным из поборников римского католицизма. Кроме того, в том, что касалось папских территорий в Италии, то испанцы причинили им огромный ущерб. Климент понимал, что папские земли находились бы в большей безопасности, если бы француз, а не испанец держал под контролем находившиеся в руках испанцев Неаполь, Милан и Сицилию. Однако едва ли приходилось ожидать того, что император Леопольд согласился бы с таким оборотом дел, и король Людовик, не теряя времени даром, отправив юного претендента в сопровождении группы французских чиновников в Мадрид, чтобы тот без промедления занял трон, в самом деле не сумел захватить все ключевые посты в правительстве. Людовик не мог знать, насколько долгой и отчаянной окажется назревавшая война и какова будет та цена, которую ему придется заплатить за корону внука.

И вот когда в феврале 1701 года, менее чем через три месяца после восхождения на престол папы Климента XI, а Филиппа Анжуйского приветствовали в Мадриде как короля Испании Филиппа V, французские войска почти одновременно оккупировали территорию Испанских Нидерландов. Почти никто не знал тогда, что Европа погружается в пучину войны за испанское наследство.

* * *

Император Леопольд отреагировал быстро. Если Испания из рук слабейшего монарха перейдет к сильнейшему, что мешает передать ее кому-то еще? Как того и опасался папа, Леопольд решил захватить все испанские владения в Италии, начиная с Милана, чтобы помешать их переходу под власть французов. Он нашел себе союзников в лице Англии и Голландии. Эти две морские державы получали огромные прибыли от торговли с Испанией. Некоторые английские и голландские купцы постоянно проживали в Кадисе и других испанских портовых городах. Большую часть XVII столетия обе страны находились не в лучших отношениях, однако теперь решили вместе с императором взяться за общее дело – остановить Францию. Так возник Великий альянс.

Что же касается папы Климента, то все знали о его профранцузских настроениях – он действительно отправил письмо с поздравлениями королю Филиппу в Мадрид, поэтому не стало неожиданностью, что от предложенного им посредничества отказались. Когда война началась, он почел за благо занять нейтральную позицию, хотя это было отнюдь не просто, особенно когда и Леопольд, и Филипп потребовали от него, чтобы он признал их права на Неаполь и Сицилию, где Филиппа уже провозгласили королем без каких-либо трудностей. Если верить венецианскому послу, папа опасался мощи, дерзости и гордыни Габсбургов и ветрености, самоуверенности и склонности к насилию Бурбонов, но при этом ни слова не говорил об их галликанских идеях. Его самым слабым местом всегда была нерешительность. Он и теперь колебался, отчаянно пытаясь выиграть время и тем самым противодействовать обеим партиям.

Апеннинский же полуостров, что было неизбежно, вновь стал ареной боевых действий. Сначала французы осадили и взяли Милан, но затем в 1706 году блистательный имперский полководец Евгений Савойский вытеснил их из Северной Италии. Годом позже австрийские войска Иосифа I, преемника Леопольда, вторглись на территорию Папской области и захватили Неаполь, угрожая самому Риму. Папе, единственным оружием которого было лишь его имя, пришлось принять условия Иосифа и признать захват им Неаполя, а также претензии младшего брата императора эрцгерцога Карла на испанский трон, что, конечно, привело к серьезным осложнениям в отношениях папства с Испанией.

Затем 17 апреля 1711 года Иосиф скончался в Вене в возрасте тридцати трех лет от оспы, и обстановка на европейской политической арене вновь быстро изменилась. Во время своего шестилетнего правления Иосиф активно поддерживал претензии Карла на Испанию; но теперь Карл стал уже не просто претендентом на испанский престол. Великий альянс был создан для того, чтобы воспрепятствовать чрезмерному усилению одной династии – Бурбонов. Если бы Карл унаследовал имперскую корону (как это и произошло, когда его избрали в следующем году императором), возникла бы угроза, что Габсбурги также станут слишком сильными, учитывая, что их владения оказались бы еще более консолидированными, чем во времена предка Карла, Карла V. Как и следовало ожидать, потребовалось много месяцев, прежде чем европейские державы договорились по поводу новой ситуации. Лишь в первый день 1712 года начались переговоры союзников с Францией в голландском городе Утрехте.

То, что известно под общим названием Утрехтского мира, являло собой, по существу, целую серию договоров после европейской войны, которая сотрясала континент одиннадцать лет. Франция и Испания предприняли новую попытку урегулировать свои отношения с соседями. Папа Климент, как обычно, повел себя индифферентно. Карл отказался от своих претензий на испанский престол в пользу Филиппа и получал за это Милан и Неаполь. Франция и Испания официально признавали герцога Виктора Амадея II Савойского, который приходился тестем королю Филиппу, королем Сицилии [271]271
  В 1720 году ему пришлось отказаться от Сицилии в пользу императора, получив взамен имевший сравнительно небольшое значение остров Сардинию. Вплоть до 1861 года, когда его непрямой потомок Виктор Эммануил II стал первым королем единой Италии, он и его наследники носили титул короля Сардинии, хотя они продолжали править, находясь в столице своих предков Турине.


[Закрыть]. Ни в одном из этих случаев с папой не консультировались. Даже старинными папскими фьефами Пармой и Пьяченцей распорядились без его согласия.

Политический и дипломатический престиж Святого престола значительно снизился. Только в вопросах вероучения к мнению папы по-прежнему прислушивались, однако лишь до известной степени. Наиболее сложным вопросом являлся янсенизм во Франции (см. главу двадцать первую). К тому времени он уже полстолетия служил причиной волнений, и все усилия Людовика XIV справиться с ним терпели фиаско. Незадолго до этого они вспыхнули вновь, когда сорок докторов Сорбонны заявили, что католикам дозволено выслушивать осуждение янсенистов «в почтительном молчании». Это вызвало у короля новый прилив ярости. Теперь он потребовал, чтобы папа Климент, уже подвергший докторов критике, выпустил буллу, в которой объявил бы, что одного только пассивного согласия недостаточно; возмутительное учение должно быть прямо и недвусмысленно осуждено, где бы и когда бы оно ни поднимало голову. Климент так и сделал, однако последствия этого оказались отнюдь не такими, каких он ожидал. Во Франции немедленно последовало возмущение, вышедшее далеко за пределы янсенистских кругов. Тон в нем задавал один из наиболее родовитых священнослужителей, кардинал Луи Антуан де Ноайль, архиепископ Парижский. Людовик, разгневанный больше прежнего, начал настаивать на булле, в которой содержалось бы не какое-то частичное, а полное и безоговорочное осуждение янсенизма. И снова папа сделал так, как того желал король, обнародовав буллу «Unigenitus», где осуждалось 101 положение, взятое из недавнего и чрезвычайно популярного сочинения виднейшего янсениста по имени Паскье Кенель. Однако Ноайль и пятнадцать других епископов категорически отказались принять ее – галликанизм, как в этом предстояло убедиться, отнюдь не собирался умирать, – и патовая ситуация продолжалась вплоть до смерти короля в 1715 году.

Поскольку его правнуку и преемнику Людовику XV было только пять лет, регентство доверили Филиппу, герцогу Орлеанскому. Герцог не проявлял интереса к религии; он хотел лишь избавиться от любых проблем раз и навсегда. Он запретил дальнейшие дискуссии по поводу вызывавшей споры буллы и предоставил папе самому искать решение. В итоге Климент обнародовал третью буллу, сохранявшую в силе «Unigenitus» и отлучавшую от церкви всех, кто окажет неповиновение. Она также вызвала осуждение со стороны многих – не только де Ноайля, но и нескольких епископов, французских parlements [272]272
  Parlements – провинциальные парламенты во Франции при старом режиме, т.е. до Великой французской революции.


[Закрыть]и Сорбонны. Это, естественно, встретило поддержку регента, но пока шли споры, они наносили все больший и больший ущерб и без того уменьшившемуся престижу папства во Франции, и полемика все еще продолжалась, когда 19 марта 1721 года папа умер после продолжительной болезни. Ему был семьдесят один год. Он занимал папский престол двадцать лет, и именно при нем Рим пережил два катастрофических наводнения, а в начале 1703 года столь ужасный ураган, что колокола звонили сами по себе. За этим последовала целая серия землетрясений, одно из которых разрушило три арки второго яруса Колизея.

Климента XI отличали многие добродетели. Он был человеком глубоко верующим, трудолюбивым, неподкупным, щедрым покровителем искусств. Его главным недостатком являлась нерешительность. Ему недоставало политического инстинкта, который ведет прирожденных лидеров, и потому он не мог утвердить свой престиж (не говоря уже о том, чтобы добиться исполнения своей воли) среди иноземной паствы. Он неохотно согласился принять папский сан и никогда не строил иллюзий относительно своих достижений. За несколько месяцев до смерти он продиктовал своему племяннику кардиналу Аннибале Альбани собственную эпитафию. Она гласила: «Климент XI, сначала священник, затем каноник этого собора, умер… после того как был понтификом … лет. Помолитесь за него».

* * *

По мере того как XVIII век продолжался, становилось ясно, что появился новый враг, с которым папству предстоит борьба: враг намного более коварный, нежели доктринальные различия, терзавшие христианство в течение тысячелетия. Ведь это был век разума. Для многих церковников даже еретики были предпочтительнее, чем скептики, агностики (до сих пор встречалось немного таких, кто осмелился бы сам назвать себя атеистом) или антиклерикалы.

Учитывая новый интеллектуальный климат, нелегко решить, какие меры мог бы предпринять Святой престол. Ясно одно – он их не предпринял. Два первых преемника Климента XI были достаточно благочестивы – оба отказались от герцогского титула ради служения церкви, однако они недолго правили (Иннокентий XIII, уже больной и необычайно тучный человек, пробыл папой менее трех лет, 1721-1724, Бенедикт XIII – менее шести, 1724-1730) и не пользовались особым влиянием в Риме. Правда, Иннокентий добился определенного успеха в разрешении трудных ситуаций. В 1721 году он снискал симпатии Людовика XV, сделав кардиналом его первого министра, распутного и буйного аббата Гильома Дюбуа, а в следующем году короновал неаполитанской и сицилийской короной Карла VI, сделав то, от чего всегда отказывался Климент IX.

Когда 29 мая 1724 года избрали (опять-таки против воли кандидата) преемника Иннокентия, Бенедикта XIII, последнему было уже семьдесят шесть лет, к тому же он страдал старческим маразмом. Не считая запрета священнослужителям носить парики, во всем остальном он отказался поступать как папа и иметь дело с Карлом, Людовиком и Филиппом, просто проигнорировав их. Сам он продолжал жить жизнью обычного приходского священника. Спал Бенедикт в маленькой побеленной комнате на верхнем этаже Квиринальского дворца (впоследствии он перебрался в Ватикан), слушал исповеди, посещал больных и давал наставления в вере. Несколько раз в неделю он появлялся за столом с тринадцатью нищими. Основную часть папских дел он поручил некоему Ник-колб Коша, с которым он познакомился в бытность свою архиепископом Беневенто и которого в 1725 году, несмотря на сильное сопротивление кардиналов, ввел в коллегию. Трудно себе представить менее удачный выбор. Коша был негодяем, глубоко порочным, который думал только о собственном обогащении, продавая церковные должности, принимая взятки, наполняя курию своими беневентскими дружками и опустошая папскую казну. Бенедикт же следовал всем его советам и слова поперек ему не говорил. Непотизм официально отменил Климент XI, однако теперь, выражаясь словами современного историка [273]273
  Duffy E.Saints and Sinners. A History of the Popes. New Haven, 1997.


[Закрыть], «церкви достались все пороки непотизма и без племянников» [274]274
  Игра слов: слово «непотизм» происходит от латинского nepos —племянник; внук. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Для Бенедикта было характерно проявлять твердость именно тогда, когда он отстаивал ошибочное мнение, и делать это в неподходящее время. Наглядным примером этой тенденции был случай, когда Жоан V Португальский заявил о своих претензиях предлагать кандидатов в Священную коллегию. Когда папа отказал, Жоан разорвал с ним дипломатические отношения, отозвал всех португальцев, проживавших в папских владениях, запретил любые сношения с курией и даже попытался воспрепятствовать отсылке милостыни из Португалии в Рим.

Из-за алчности Никколо Коши и детской доверчивости его хозяина Святой престол потерпел огромный ущерб – в отношении не только финансов, но также и политического престижа. Папа был уже слишком стар, чтобы учиться премудростям политики и управления государством, и слишком невинным, чтобы видеть порочность и двуличие тех, кто пользовался его доверием. Бенедикт умер 21 февраля 1730 года от старости – он это сделал не слишком рано.

Но в тот момент, когда Бенедикта опускали в могилу, римскую толпу охватила ярость. Несмотря ни на что, она любила старика – столь же сильно, сколь ненавидела Кошу и его дружков из Беневенто. Сам Коша, который жил в Ватикане куда более вольготно и роскошно, чем сам папа, бежал – его вынесли в закрытых носилках – и нашел убежище вместе со своим приятелем Маркезе Аббати в собственном доме на Корсо; однако его довольно быстро выследили. Дом окружили и едва не разнесли по камню. Вскоре после этого негодяя арестовали и предали суду. Ему долгое время удавалось затягивать процесс, но в апреле 1733 года состоялось вынесение приговора: его отлучили от церкви, осудили на десятилетнее заключение в замке Святого Ангела и обязали уплатить штраф в 100 000 скудо. Это был один из самых суровых приговоров, вынесенных в отношении члена Священной коллегии, однако никто не возразил ни словом.

* * *

Дряхлому Бенедикту XIII наследовал человек, который был всего тремя годами моложе его. Папа Климент XII (1730-1740), принадлежавший к числу богатых флорентийцев, достиг уже семидесятидевятилетнего возраста и, подобно многим его предшественникам [275]275
  Столь многим, что можно удивляться, не было ли в те времена слово «подагра» словом, за которым скрывались и ревматизм, и артрит, и, вероятно, многие другие болезни.


[Закрыть], мучился постоянными болями из-за подагры. Он был интеллектуалом и ученым, который в прежние дни, подобно кардиналу Лоренцо Корсини, содержал салон в Палаццо Памфили на пьяцца Навона; однако за первые два года после вступления на папский престол у него настолько испортилось зрение, что он мог подписывать бумаги только в том случае, если его руки клали прямо туда, где надо было расписываться, и к августу 1736 года имперский посол граф Гаррах писал: «Он почти утратил свою удивительную память, которой когда-то обладал, а сам он стал столь бледен, что есть основания опасаться, не умрет ли он в течение этого года».

С другой стороны, папа Климент полностью сохранил свою юношескую энергию, и его действия отнюдь не были безуспешными. Он продемонстрировал жесткость и быстроту в деле Коши; в решительной попытке оживить папские финансы он возобновил государственную лотерею, которую Бенедикт XIII запретил, и одобрил выпуск бумажных денег. Понтифик также сделал свободным порт Анконы и аннулировал некоторые наиболее неуместные проявления великодушия со стороны Бенедикта. Однако хотя все эти меры принесли определенную пользу, они не смогли уменьшить огромное бремя долгов.

Более того, экономика папского государства продолжала клониться к упадку, то же можно сказать и о международном престиже папства. Когда в 1731 году, не оставив мужского потомства, скончался герцог Пармы и Пьяченцы Антонио Франческо Фарнезе и Карл VI вновь объявил о своем суверенитете над герцогством, он просто не обратил внимания на последовавшие протесты со стороны Климента. Подобное же бессилие папства обнаружилось спустя год, когда герцогство передали дону Карлосу, сыну испанского короля Филиппа V и его ужасной жены-итальянки Елизаветы Фарнезе [276]276
  Елизавета обосновывала свои права тем, что с момента своего создания в 1545 году герцогство являлось фьефом незаконнорожденного сына папы Павла III, Пьерлуиджи.


[Закрыть]. В 1732 году дон Карлос, который благодаря матери был куда больше итальянцем, нежели испанцем, официально принял титул герцога Пармского и великого князя Тосканы. Позднее, в том же самом году папского нунция изгнали из Венеции. В 1733 году французы блокировали Авиньон, который в то время все еще оставался под папским контролем. Весной 1734 года папа наблюдал с бессильной яростью, как дон Карлос при поддержке Людовика XV двинулся на юг через Папскую область и с триумфом вступил в Неаполь. А к концу лета, несмотря на определенное сопротивление, которое оказали ему цитадели Мессины, Трапани и Сиракуз, он овладел всей Сицилией. В 1735 году князь уступил Парму империи в обмен на признание его королем Неаполя, а в 1736 году Испания и Неаполь разорвали дипломатические отношения со Святым престолом. Чтобы восстановить их, Клименту пришлось без всяких условий осуществить акт инвеституры в отношении дона Карлоса как неаполитанского короля.