Текст книги "История папства"

Автор книги: Джон Джулиус Норвич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

* * *

Оттон Брауншвейгский достаточно скомпрометировал себя в глазах папы. И его репутации нисколько не помогал тот факт, что он являлся племянником английского короля. Уже в 1208 году, еще до того, как Оттон вышел из милости и когда Иоанн отказался признать назначенного папой его старого друга Стефана Лэнгтона архиепископом Кентерберийским, Иннокентий наложил интердикт на все королевство. Иоанн ответил тем, что описал все церковное имущество, а также приказал арестовать всех любовниц священников и клириков – впрочем, вскоре он разрешил им выкупить свою свободу Начались переговоры между королем и папой, однако Иоанн продолжал упрямиться по-прежнему, и в 1209 году Иннокентий отлучил его от церкви, и почти все английские епископы отправились в добровольное изгнание. Церковный запрет в прошлом, как известно, ставил на колени королей и императоров (достаточно вспомнить о Генрихе IV в Каноссе). Трудности возникли, когда доходы от ставших вакантными епископств и аббатств потекли в королевскую казну. К 1211 году доходы от семи епископств и семнадцати аббатств в пользу короля оказались столь велики, что отлучение, казалось, пошло ему на пользу и он не беспокоился о его снятии.

Однако через год Иоанн, ставший обладателем примерно 100 000 фунтов, решил возвратить себе обширные территории во Франции – Нормандию, Анжу, Мен и часть Пуату, которые в начале его правления захватил Филипп II Август. Разумеется, это предполагало крупномасштабную кампанию на континенте, и такая кампания, как он понимал, оказывалась бы невозможной, если с него не будет снят интердикт. И вот в ноябре 1212 года он согласился принять Лэнгтона. Однако Иоанн опоздал: начавшаяся кампания закончилась катастрофой. Его главным союзником был его племянник, герцог Брауншвейгский, которого он долгое время поддерживал и финансировал; в боевых действиях принимали участие и нидерландские отряды под командованием графа Фландрского, в общей сложности до 15 000 человек. Храбрая армия Филиппа II Августа численностью в 10 000 человек, которой оказывал поддержку только Фридрих Сицилийский, выступив навстречу нападавшим, встретилась с ними 27 июля 1214 года при Бувине, между Лиллем и Турне, и одержала решительную победу. Граф Фландрский попал в плен, тогда как Оттон бежал обратно в Брауншвейг. Что же касается самого Иоанна, то Бувин означал конец созданной им коалиции и всех его честолюбивых замыслов в отношении континента. Дома его позиции теперь ослабели настолько, что в следующем году ему пришлось подписать Великую хартию вольностей.

Репутация этого самого знаменитого из всех исторических документов Британии такова, что для нас неожиданно слышать про то, как наиболее непримиримые из баронов почти сразу же сочли его невыполнимым. Он не только не улучшил отношения между ними и монархом, но и привел к гражданской войне, которая вскоре переросла во внешнюю, когда принц Людовик (будущий Людовик VIII) вторгся в Англию по приглашению баронов. Папа Иннокентий, который увидел в этом не законное выступление против тирана, а попытку феодального мятежа против королевской власти, как и следовало ожидать, пришел в ярость и по просьбе Иоанна объявил хартию утратившей силу – как принятую вопреки воле короля.

Однако тем временем папа с головой ушел в подготовку к тому, что стало кульминацией его понтификата и, несомненно, всего папского средневекового законодательства, – Четвертому Латеранскому собору, открывшемуся в ноябре 1215 года. На нем присутствовали более 400 епископов и архиепископов, включая латинских патриархов Константинополя и Иерусалима и представителей патриархов Александрии и Антиохии. Кроме того, там было более 800 аббатов и приоров, в том числе посланцы Фридриха Сицилийского (ныне короля Германии), латинского императора Константинополя и королей Англии, Франции, Арагона, Сицилии, Венгрии, Кипра и Иерусалима. Бросалось в глаза отсутствие представителей греческой церкви на Востоке; еще слишком силен был ужас, посеянный Четвертом крестовым походом.

Особое внимание собор уделил двум вопросам: оккупации неверными святых мест и оживлению ереси. Начало нового крестового похода назначили на 1 июня 1217 года, а для его финансирования духовенству полагалось вносить сороковую часть своих доходов, папе и кардиналам – двадцатую. Однако смерть Иннокентия 16 июля 1216 года прервала приготовления на тот момент, и поход по необходимости отложили. Примечательно, что когда речь зашла о ереси, первым оратором после самого папы оказался епископ Агда, который долго говорил об альбигойской проблеме. Затем учение катаров было официально осуждено, а привилегии, предусмотренные для крестоносцев, распространены на всех, кто принял участие в походе против них.

Еще в начале заседаний собора в Рим прибыл святой Доминик, чтобы просить папу о конфирмации ордена. Однако здесь потребовалось разрешить несколько проблем, и благословение доминиканцам дал уже преемник Иннокентия Гонорий III. Дела у доминиканцев пошли столь же успешно, сколь и у францисканцев. На момент смерти Доминика в 1221 году шесть доминиканских приоратов насчитывалось в Ломбардии, четыре – в Провансе, четыре – во Франции, три – в Тоскане и Риме и два – в Испании.

Кроме того, собор обнародовал семьдесят один канон, касавшийся весьма широкого круга вопросов. Так, первый содержал трактовку доктрины пресуществления, тринадцатый запрещал основание каких-либо религиозных орденов – орден Святого Доминика преодолел это препятствие, выбрав правила ордена Святого Августина [136]136
  Т.е. формально речь, таким образом, не шла о создании нового ордена. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Восемнадцатый канон отменял применение кипящей воды и докрасна раскаленного железа на процессах с применением ордалий; двадцать первый требовал исповедания и причащения для всех католиков по крайней мере раз в году на Пасху; тридцать первый воспрещал наследование отцовских приходов незаконнорожденным сыновьям священников. Последние статьи были направлены против иудеев. Ни один христианин не должен иметь коммерческих связей с ростовщиками-иудеями; евреи и мусульмане должны носить особую одежду; ни один иудей не должен появляться в общественных местах на Страстной неделе и не имеет права исполнять общественные обязанности, дающие им власть над христианами.

Последние из названных решений на сегодняшний день могут показаться шокирующими; однако они не выглядели так в начале XIII столетия. Иннокентий и его коллеги были людьми своего времени. Они принимали дискриминационные меры против иудеев, но и их собратья христиане проводили оные в жизнь. Прежде чем сурово осуждать их, нам надо оглянуться на положение иудеев в средневековой Англии, вспомнив, как в конце столетия после бесчисленных арестов и казней король Эдуард I изгнал всю иудейскую общину с английской земли.

Помимо решений, принятых собором, Иннокентий являлся автором громадного числа других узаконений. Он оставил более 6000 писем, большинство которых вошли в корпус канонического права. Их первое собрание вышло приблизительно в 1210 году и было передано университету в Болонье. Его понтификат оказался временем наивысшего могущества средневекового папства в светских делах. Однако никто не мог предвидеть той внезапности, с которой он закончится. В июле 1216 года папа покинул Рим и отправился на север, надеясь прекратить старинную вражду между Генуей и Пизой, с тем чтобы две морские республики смогли сотрудничать в запланированном крестовом походе. За несколько лет до этого ему пришлось пережить несколько приступов малярии, которые едва не свели его в могилу. Иннокентий добрался только до Перуджи, когда его вновь свалила та же болезнь. Через день или два он скончался. Ему было пятьдесят пять.

Следующей ночью в дом, где он умер, вломились какие-то лица, похитившие тело покойного. Его нашли на следующий день раздетым догола, тело быстро разлагалось на летней жаре, и Иннокентия спешно похоронили в церкви Святого Лаврентия [137]137
  По крайней мере согласно его биографу Хелене Тильман (Tillman H.Pope Innocent III. New York, 1980), которой я обязан этим параграфом. Она цитирует «Историю Перуджи от ее возникновения до 1860 года» Луиджи Бонацци (Bonazzi L.Storia di Perugia dalle origini al 1860. Vol. I. Dalle origini al 1494. Perugia, 1865). Я не нашел этой книги; и что более удивительно, я не обнаружил следов этой церкви, которой нет в путеводителях по городу.


[Закрыть]. Позднее, как сообщают источники, останки одного из выдающихся, если не самого выдающегося папы эпохи Средневековья вместе с останками Урбана IV и Мартина IV были без церемоний брошены в ящик, который хранился в шкафу ризницы нового собора. В конце XIX столетия Лев XIII потребовал, чтобы их возвратили в Латеран, и так они наконец возвратились в Рим в чемодане священника по железной дороге.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
Конец Гогенштауфенов
(1216-1303)

Через два дня после смерти папы Иннокентия в Перудже кардиналы собрались в том же городе и выбрали понтификом пожилого и уже некрепкого здоровьем кардинала Ченчио Савел-ли, который принял имя Гонория III (1216-1227). Он происходил из римской аристократической фамилии и уже много лет отдал службе в курии; в 1197 году Ченчо недолгое время пробыл воспитателем Фридриха Сицилийского, хотя, поскольку тому еще не было трех лет, он вряд ли как-то воздействовал на него.

С того дня, как он стал папой, Гонорий видел главную свою задачу в том, чтобы воплотить в жизнь замыслы своего предшественника по организации крестового похода. Чтобы достичь политического единства, необходимого для успеха предприятия, он приложил немало стараний на дипломатическом фронте, выступив в качестве арбитра между королями Франции и Арагона, убедив Филиппа Августа отказаться от вторжения в Англию, оказав тем самым помощь сыну Иоанна Генриху с наследованием трона после кончины его отца. Увы, Пятый крестовый поход оказался столь же неудачным, сколь и предыдущие. Его главной задачей являлся захват египетского города Дамьетты, откуда в будущем собирались начать наступление на Иерусалим. Флот отплыл в 1218 году, возглавляемый номинальным королем Иерусалима Иоанном Бриеннским, но по прибытии (четыре месяца спустя) папского отряда под предводительством папского легата, кардинала-епископа Альбано португальца Пелагия Кальвани последний настоял на передаче ему верховного командования.

После семнадцатимесячной осады Дамьетты египетский султан аль-Камиль в отчаянии предложил отдать все Иерусалимское королевство к западу от Иордана в обмен на уход крестоносцев. Пелагий по-идиотски отверг это предложение – он желал пролить как можно больше крови, завоевать Каир, а затем и весь Египет. 5 ноября 1217 года Дамьетта наконец пала, однако война тянулась еще более двух лет и продолжалась бы и дольше, если бы армия крестоносцев из-за нильского разлива не попала в ловушку, выбраться из которой ей удалось лишь ценой капитуляции. Столь близких к успеху крестоносцев постигла еще одна катастрофа исключительно по причине упрямства их предводителя [138]138
  Осада еще более осложнилась из-за неожиданного прибытия Франциска Ассизского, который добился аудиенции у султана и пытался обратить его в христианство. Эта затея также закончилась неудачей.


[Закрыть].

Папа же Гонорий склонялся к тому, чтобы возложить ответственность на другого человека – на того, кто стал теперь императором Фридрихом II. Еще в 1214 году Фридрих объявил о своем решении принять крест. Почему он так поступил, остается загадкой. Особым благочестием он никогда не отличался; более того, будущий император вырос в обществе мусульманских знатоков гуманитарных и естественных наук, прекрасно говорил на их языке и глубоко уважал их религию. В то время ни папа, ни кто-либо другой не оказывали на него давления; более того, есть немало оснований полагать, что Фридрих сожалел о своем обещании и не выказывал большого желания его исполнять, оставшись в Германии еще на четыре года вплоть до 1220 года, и крестоносцам пришлось отправляться без него. Если бы, как считал папа (и видимо, вполне справедливо), он возглавил Пятый крестовый поход, последний закончился бы совершенно иначе. По крайней мере в какой-то степени Фридриха должно было бы заставить поторопиться то, что Гонорий короновал его императорской короной, когда он проезжал через Рим по пути на Сицилию.

Провал Пятого крестового похода привел лишь к тому, что папа решил взяться за подготовку Шестого – во главе с самим императором. Фридрих по-прежнему оставался откровенно безучастным, однако возникли новые серьезные сложности. В 1221 году скончалась императрица Констанция, и вскоре была высказана идея, что Фридрих должен был жениться на двенадцатилетней Иоланде Бриеннской, наследнице Иерусалимского королевства. Этот титул остался ей от матери, внучки короля Амальрика I. В возрасте семнадцати лет последняя вышла замуж за шестидесятилетнего Иоанна Бриеннского, который немедленно принял королевский титул. После ранней смерти жены через год или два его претензии на сей титул, очевидно, стали выглядеть очень спорно, однако он продолжал управлять землями вокруг Акры в качестве регента при своей маленькой дочери Иоланде. Более того, Иоанн, как мы видели, поначалу возглавлял Пятый крестовый поход.

Поначалу Фридриха не слишком увлекал этот план. У Иоланды не было ни гроша, и она едва вышла из детского возраста, а Фридрих был более чем вдвое старше ее. Что касается титула невесты, то он представлял собой пустышку – Иерусалим почти четыре столетия находился в руках сарацин. С другой стороны, права на королевство должны были значительно укрепить – хотя и сугубо номинально – его претензии на город, когда он наконец после многочисленных отсрочек выступит в крестовый поход. Таким образом, после некоторых колебаний он согласился на брак. В ходе дальнейших переговоров с Гонорием император также согласился на то, что крестовый поход начнется в праздник Вознесения – 20 мая 1227 года. Гонорий дал понять, что любая отсрочка повлечет за собою отлучение Фридриха от церкви.

Наконец, в августе 1225 года четырнадцать галер императорского флота прибыли в Акру – последний уцелевший форпост крестоносцев в Отремере [139]139
  Отремер – буквально – «за морем», «Заморье» – название, данное крестоносным государствам Леванта, образовавшимся после Первого крестового похода.


[Закрыть], чтобы препроводить Иоланду на Сицилию. Еще до отъезда она была выдана замуж за императора по доверенности; по ее прибытии в Тир, поскольку она уже стала совершеннолетней, ее короновали в Тире, и она стала королевой Иерусалимской. Только после этого она взошла на корабль, увозивший ее к новой жизни, в сопровождении свиты, куда входила ее кузина, бывшая несколькими годами старше Иоланды. Фридрих вместе с отцом последней ожидал ее в Бриндизи, где 9 ноября в соборе состоялась вторая свадьба. Увы, то был несчастный брак. На следующий день император покинул город, не предупредив предварительно тестя; когда Иоанн догнал их, его дочь в слезах сообщила ему, что ее муж уже изнасиловал ее кузину. Когда Фридрих и Иоланда достигли Палермо, бедную девушку немедленно отправили в дворцовый гарем. Ее отцу холодно сообщили, что он более не является регентом. Тем меньше у него было отныне каких-либо прав на королевский титул.

Что в первую очередь вызвало ярость Иоанна – грубое обращение императора с его дочерью или утрата королевства, пусть он и владел им лишь формально, – остается неясным; во всяком случае, он тут же отправился в Рим, где папа Гонорий, как и следовало ожидать, принял его сторону и отказался признать законным присвоение Фридрихом королевского титула. Это не могло не усилить напряженность в отношениях между папой и императором, которые и так были хуже некуда из-за того, что Фридрих продолжал медлить с крестовым походом, начало которого он так долго откладывал, а также из-за его отказа признать власть папы над Северной и Центральной Италией. Вражда углубилась еще сильнее, когда Гонорий скончался в 1227 году и ему наследовал кардинал Остийский Уголино Сеньи, принявший имя Григория IX (1227-1241) [140]140
  Именно из рук Уголино Фридрих в свое время принял крест. – Примеч. пер.


[Закрыть]. В свои уже семьдесят с лишним лет он начал действовать весьма энергично. «Берегись, – писал он Фридриху вскоре после восшествия на папский престол, – ставить свой разум, который роднит тебя с ангелами, ниже чувств своих, которые роднят тебя со скотами и растениями». Для императора, о дебошах которого быстро распространялись легенды, это был удар не в бровь, а в глаз.

Тем временем крестоносцы собирали силы. Через Альпы непрерывно двигались молодые германские рыцари, шедшие нескончаемым потоком по паломническим дорогам в Италию, чтобы присоединиться к императору в Апулии, где армия должна была погрузиться на суда и отправиться в Святую землю. Но затем, когда в Апулии стояли жаркие августовские дни, разразилась эпидемия. Был ли это брюшной тиф или холера, неизвестно, однако болезнь немедленно распространилась в лагере крестоносцев. Заразился и сам Фридрих; то же произошло с ландграфом Тюрингским, который привел с собой несколько сотен всадников. Тем не менее и он, и император погрузились на корабли и в сентябре отплыли из Бриндизи, однако через день или два ландграф скончался, и Фридрих понял, что и сам он из-за болезни не сможет продолжать путь. Он отправил оставшихся в живых крестоносцев вперед, распорядившись, чтобы они сделали всевозможные приготовления; он же последует за ними, когда почувствует себя достаточно здоровым, самое позднее в мае 1228 года. Одновременно были отправлены послы в Рим, чтобы объяснить ситуацию папе.

Григорий, однако, отказался их принять. Вместо этого в яростной энциклике он обвинил императора в вопиющем нарушении клятв, которые тот дал относительно своего участия в крестовом походе. Не он ли сам после многочисленных проволочек назначил новую дату своего отъезда? Не он ли признал, что должен подвергнуться отлучению от церкви, если не исполнит своего обета? Разве он не предвидел, что, если тысячи солдат и паломников соберутся вместе жарким летом, эпидемия неизбежна? Разве он не несет по этой причине ответственность за эту эпидемию и смерть тех, кого она поразила, включая смерть ландграфа? И кто поверит, что император действительно заболел? Разве это не всего-навсего еще одна попытка увильнуть от выполнения своих обязательств? [141]141
  В статье о Григории IX в «Новой католической энциклопедии», несмотря на очевидные свидетельства обратного, принимается эта точка зрения. Там сказано: «8 сентября собрался огромный флот. Но, притворившись больным, Фридрих приказал ему возвращаться в Отранто». Однако болезнь не была притворной, и флоту не отдавался приказ о возвращении.


[Закрыть]29 сентября он объявил Фридриха отлученным от церкви.

Однако в результате папа создал себе новую проблему. Само собой разумеется, отлученный не мог возглавить крестоносцев, и по мере того, как проходила неделя за неделей, становилось все очевиднее, что Фридрих рассчитывал именно на это. Постепенно выяснился и другой щекотливый факт: папа весьма переоценил свои силы. Фридрих ответил открытым письмом, обращенным ко всем, кто принял знак креста, в котором спокойно и рассудительно объяснил свою позицию, взывая к пониманию и призывая к примирению – короче говоря, он подавал папе пример такого тона, который было бы неплохо усвоить самому Его Святейшеству. Письмо произвело впечатление. Когда в Пасхальное воскресенье 1228 года папа Григорий начал произносить яростную проповедь, направленную против императора, его паства в Риме взбунтовалась; ему пришлось покинуть город и искать убежища в Витербо. Но и оттуда он продолжал вести свою кампанию. Однако если всего несколько месяцев назад он настоятельно призывал Фридриха отправиться в крестовый поход, то теперь он оказался в нелепом положении, столь же настойчиво упрашивая императора не делать этого. Он понимал, что если тому суждено будет вернуться с победой, то престижу папства будет нанесен такой удар, от которого ему не скоро удастся оправиться.

* * *

Наконец в среду, 28 июня 1228 года, император Фридрих II отплыл в Палестину из Бриндизи; его флот насчитывал примерно шестьдесят судов. К тому моменту он полностью поправился, но отношения его с папой Григорием не претерпели таких положительных изменений, как его здоровье. Обнаружив, что император действительно готовится к отплытию, папа 23 марта нанес ему удар, вновь отлучив его от церкви. (Еще одно отлучение последовало 30 августа.) Тем временем Фридрих вновь стал отцом. За два месяца до этого шестнадцатилетняя Иоланда дала жизнь мальчику Конраду, а сама через несколько дней скончалась от родильной горячки.

Проведя несколько месяцев на Кипре, император высадился в Тире в конце 1228 года. Там находились крупные отряды тамплиеров и госпитальеров для того, чтобы встретить его. С ними и без того значительная армия увеличилась еще более. Однако Фридрих не собирался сражаться, коль скоро мог достичь своих целей мирным, дипломатическим путем, поскольку имел основания рассчитывать на успех. За несколько месяцев до этого султан Каира аль-Камиль, рассорившись со своим братом аль-Муадзамом, правителем Дамаска, тайно обратился к Фридриху с предложением: если он изгонит аль-Муадзама из Дамаска, то он, аль-Камиль, окажется в состоянии возвратить Фридриху королевство Иерусалимское.

Между тем аль-Муадзам скончался (в силу естественных причин, что несколько неожиданно), и казалось, что поскольку аль-Камиль мог претендовать на принадлежащее ему по праву рождения, теперь он проявлял куда меньший энтузиазм по отношению к собственному предложению. Однако Фридрих по-прежнему возлагал на него большие надежды. К нему отправилось посольство, члены которого указывали, что император прибыл единственно по приглашению султана. Весь мир теперь знал, что он находится здесь; как же теперь ему уехать с пустыми руками? В результате урон, нанесенный его престижу, может иметь фатальные последствия, и аль-Камиль никогда более не найдет себе другого союзника из числа христиан. Что касается Иерусалима, то теперь этот город практически потерял свое прежнее значение. Он лишился защиты и обезлюдел и даже с религиозной точки зрения куда менее важен для мусульман, нежели для христиан. Неужели его сдача – слишком большая цена за мирные отношения между мусульманами и христианами и, кстати, за немедленный отъезд императора?

Угрозы (по крайней мере явно выраженной) не прозвучало. Однако императорская армия была тут как тут, и ее мощь не оставляла сомнений. Султан оказался в таком положении, что выбирать ему не приходилось. Император буквально стоял на пороге, желая забрать то, что было ему обещано, и, похоже, не собирался уезжать, пока этого не получит. Кроме того, ситуация в Сирии, где попытки аль-Камиля захватить Дамаск не имели результата, не переставала тревожить его. В конце концов, возможно, союз – не такая уж плохая вещь. И в конце концов султан сдался, согласившись на десятилетнее перемирие на известных условиях. В Иерусалиме нельзя строить укрепления. Христиане могут посещать Храмовую гору и стоящий на ней храм Гроба Господня и мечеть Аль-Акса напротив нее, но они, а также Хеврон должны остаться в руках мусульман. Христиане могут получить обратно свои главные святилища в Вифлееме и Назарете при условии, что лишь узкий коридор, проходящий по территории, которая по-прежнему останется мусульманской, соединит их с христианскими городами на побережье.

В субботу, 17 марта 1229 года, Фридрих – по-прежнему отлученный от церкви – въехал в Иерусалим и вступил в формальное владение городом. На следующий день, открыто игнорируя папский запрет, он посетил мессу в храме Гроба Господня, причем демонстративно надел свою императорскую корону. Он достиг всего, ради чего отправился в путь, не пролив при этом ни капли христианской (и даже мусульманской) крови. Можно было ожидать, что христианские общины возрадуются, однако вместо этого всех охватила ярость. Фридрих, будучи отлученным, посмел войти в самую почитаемую святыню христианского мира, которой он завладел в результате сговора с египетским султаном. Патриарх Иерусалимский [142]142
  Все восточные патриархи сохраняли свои места при мусульманской оккупации – как это имеет место и до сих пор.


[Закрыть], намеренно игнорировавший императора с момента его прибытия, теперь изъявил свое неудовольствие, наложив интердикт на весь город (что, следует заметить, выглядело не вполне логично). Церковные службы были запрещены; паломники, посещавшие святые места, более не могли рассчитывать на отпущение грехов. Местные бароны были в ярости из-за того, что с ними не посоветовались. И во всяком случае, спрашивали они себя, как, с точки зрения императора, они будут удерживать все эти территории – его сомнительное приобретение, когда имперская армия возвратится на Запад?

Последней каплей для всех – священнослужителей и мирян – стал очевидный интерес и восхищение императора, которые тот питал как к исламу, так и к мусульманской цивилизации в целом. К примеру, он настоял на посещении храма Гроба Господня (архитектуру которого он тщательно изучил [143]143
  Было высказано правдоподобное предположение, что его восьмиугольная форма могла послужить моделью для великолепного сооруженного Фридрихом в Апулии «охотничьего домика» – замка Кастель-дель-Монте.


[Закрыть]), а также мечети Аль-Акса, где, как сообщают, он выразил сильное разочарование по поводу того, что не услышал призыва к молитве. (Султан приказал муэдзинам хранить молчание в знак уважения к гостю.) Как всегда, он задавал вопросы каждому встреченному им образованному мусульманину: о его вере, роде занятий, образе жизни – словом, обо всем, что приходило ему в голову. Христиан Отремера такое отношение ввергло в глубокий шок; в вину императору поставили даже то, что он бегло говорил по-арабски. С каждым днем пребывания в Иерусалиме его популярность падала, а когда он двинулся в Акру, едва избегнув засады, устроенной ему по дороге тамплиерами, он обнаружил, что город находится на грани мятежа.

К этому времени и у самого Фридриха на душе было уже очень неспокойно: его раздражала явная неблагодарность братьев во Христе, и он был готов отплатить им той же монетой. Он приказал своим войскам окружить Акру и никого не впускать и не выпускать. Священнослужителей, которые произносили против него проповеди, наказали палками. Тем временем император приказал флоту быть готовым к отплытию 1 мая. Вскоре после наступления рассвета, когда он проходил через квартал мясников к ожидавшим его кораблям, его закидали отбросами. Это было последнее, что случилось с ним в Святой земле.

Сделав лишь краткую остановку на Кипре, император достиг Бриндизи 10 июня. Прибыв в свое королевство, он обнаружил, что все пребывают в состоянии беспомощности и замешательства. Папа Григорий воспользовался отсутствием Фридриха, чтобы начать против него нечто вроде крестового похода. Он обратился к светским и духовным князьям Западной Европы, требуя людей и денег для решительной атаки, дабы сокрушить позиции Фридриха как в Германии, так и в Италии. В Германии попытки папы посадить на трон нового императора в лице Оттона Брауншвейгского имели мало успеха. С другой стороны, в Италии он организовал вооруженное вторжение с целью изгнать Фридриха с юга раз и навсегда, чтобы всей территорией можно было управлять непосредственно из Рима. В то время в Абруцци и вокруг Капуи шли яростные бои, а в нескольких городах Апулии, где жители поверили слухам (сознательно распространявшимся агентами папы) о смерти Фридриха, началось открытое восстание. Дабы вдохновить других последовать его примеру, Григорий только что опубликовал эдикт, освобождавший всех подданных императора от принесенной ему клятвы верности.

Трудно было вообразить себе более непростую ситуацию, но с момента прибытия Фридриха положение стало меняться. Его достижения могли не впечатлять христианские общины Отремера, но для жителей Южной Италии и Сицилии все представлялось в совершенно ином свете. Более того, когда Фридрих возвратился в свое королевство, он тут же стал другим человеком. Исчезли гнев, хвастливость, ненадежность, недопонимание; теперь он вновь очутился в стране, которую знал и искренне любил; он вновь контролировал ситуацию. Все лето он без устали вел кампанию, и к концу октября армия папы потерпела поражение.

Однако Григорий IX не сдался. К окончательному примирению оба шли долго, с трудом, мучительно. В течение нескольких следующих месяцев Фридрих делал уступки одну за другой, сознавая при этом, что упрямый старый папа по-прежнему не сложил своего самого грозного оружия. Над Фридрихом до сих пор тяготело отлучение, что представляло собой серьезную трудность, постоянное бесчестье, создававшее потенциальную опасность в дипломатических вопросах. Кроме того, будучи как-никак христианином, Фридрих не хотел умереть отлученным. Григорий долгое время вел себя уклончиво; только в июле 1230 года он весьма неохотно согласился заключить мирный договор (подписанный в Чепрано в конце августа) и отменил анафему. Прошло еще несколько недель, и двое, папа и император, отобедали вместе во дворце Его Святейшества в Ананьи. Происходящее не напоминало веселое застолье, по крайней мере поначалу, однако Фридрих бывал исключительно обаятелен, когда хотел, а папа в глубине души, похоже, испытывал благодарность за то, что повелитель Священной Римской империи взял на себя труд нанести ему неформальный, без излишней торжественности визит. Так окончилась еще одна поистине геркулесова схватка между императором и папой, которые столь часто повторялись в истории средневековой Европы.

* * *

Перемирие далось, что было неизбежно, непросто. Тем не менее оно продолжалось девять лет, в течение которых каждая из сторон получала услуги от другой. Когда в 1234 году римляне подняли очередное восстание, потребовав отмены церковных иммунитетов, а также права поднимать налоги и чеканить монету, Фридрих немедленно ответил на призыв Григория о помощи и принудил их к повиновению. Император, в свою очередь, просил у папы поддержки в разрешении трудностей в отношениях с ломбардскими городами. Григорий приложил максимум стараний в деле посредничества и услужливо отлучил от церкви непокорного сына Фридриха, Генриха, короля Германии, когда тот в союзе с ломбардцами выступил против отца. Вскоре, однако, появились признаки разлада. Попытки посредничества потерпели крах, и папа серьезно забеспокоился, когда Фридрих потребовал помощи от германских князей, чтобы подчинить ломбардские города силой. Ясно, что Григорий не мог позволить императору деспотически распоряжаться на севере Италии и установить там столь же автократический режим, какой существовал на юге полуострова. Если бы это произошло, то что воспрепятствовало бы вторжению Фридриха в папское государство и последующему поглощению Италии империей?

Затем в ноябре 1237 года Фридрих разгромил ломбардцев при Кортенуове. Они бежали ночью, бросив роскошную миланскую carroccio,церемониальную военную повозку, на которой возили штандарты коммуны и которая служила сборным пунктом армии. Чтобы усилить впечатление от своей победы, император вступил в Кремону, где удостоил себя триумфа по римскому образцу. За ним и его воинами шли пленные ломбардские командиры в узах; carroccioтащил по улицам слон из зверинца, который сопровождал Фридриха во всех его путешествиях, вместе с Пьетро Тьеполо – сыном венецианского дожа, какое-то время занимавшим должность podestá(или губернатора) Милана, – привязанного к центральному флагштоку колесницы. Для Григория это послужило дополнительным свидетельством того, что папство находится в смертельной опасности. И когда в следующем году Фридрих отправил своего незаконнорожденного сына Энцио на Сардинию (папский фьеф), подготовив его свадьбу с девушкой из знатной сардинской семьи и назначив его королем, это подтвердило худшие опасения Григория.

К 1239 году отношения между императором и папой ухудшились, возвратившись к таким, какими были прежде. Папские агенты сеяли раздор в Германии; другие действовали в Ломбардии, поднимая дух местных жителей после Кортенуовы. Тем временем Фридрих вел тайные интриги среди кардиналов, с тем чтобы вообще избавиться от Григория. Неизбежным результатом всего этого стало новое отлучение императора от церкви. Для последнего к этому времени такой оборот дела стал уже привычным, к тому же он послужил удобным предлогом для войны. Оскорбления сыпались с обеих сторон: папа «восседает в собрании развратителей, помазанный елеем скверны» и его нужно немедленно низложить; император же – предтеча Антихриста, чудовище Апокалипсиса, «зверь, выходящий из моря» [144]144
  Откровение Иоанна Богослова 13:1.


[Закрыть]. Тогда Фридрих выступил в поход. В 1240 году его войска окружили Рим, хотя и не стали вступать в город. Папа ответил тем, что созвал всеобщий церковный собор, назначенный на Пасху 1241 года. По сути, это был вызов: получат ли делегаты свободный проход в Рим? Однако император не растерялся, запретив германским прелатам присутствовать на соборе. Поскольку все сухопутные дороги оказались перекрыты, то французским кардиналам и епископам пришлось добираться морем. Везшие их корабли перехватил имперский флот, и более 100 видных прелатов стали пленниками.