Текст книги "Игры на острове"

Автор книги: Джоанна Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 15

– Это не неэтично, просто немного с хитростью, – сказал Алесдер, доставая из объемного внутреннего кармана твидового пиджака свернутый документ и развертывая его для просмотра и уточнения.

В баре собрались гости самых разных национальностей. Погода была достаточно теплой и позволяла находиться на открытом воздухе, так что Алесдер с Тэлли и Нелл попивали перед обедом спиртное за одним из столиков, вынесенных на лужайку. Четверо членов немецкой семьи разыгрывали между собой партию в крокет, оглашая воздух громкими гортанными восклицаниями, когда, проводя клюшкой цветные шары, попадали в ворота. «Achtung!» – раздался визгливый крик, и Тэлли приподнял ноги от земли, так как под его стул закатился красный шар. Он отбил его назад ногой, добродушно махнув рукой, и пробормотал, обращаясь к Алесдеру:

– Надеюсь, что они никого из других гостей не вызовут на партию, а то мы собственными руками развяжем Третью мировую. Никогда не думал, что в такой игре, как крокет, игроки готовы глотку друг другу перегрызть.

– А я всегда считал, что это приятное занятие для хорошеньких девушек в белых передничках и черных чулках, – удивленно заметил Алесдер, оторвав глаза от документа.

Тэлли удивленно посмотрел на юриста:

– Белые передники и черные чулки? Э-э, так вот в чем ваша слабость! Вы непростительно дезинформированы. Крокет – эго игра для хитрецов, которые ни перед чем не остановятся, только бы им расстроить игру противника. Эта игра дает хороший выход агрессии, но я бы никогда не посоветовал в нее играть с тем, с кем вы хотели бы остаться друзьями. Ну что ж, нужно заняться этим контрактом, потому что похоже на то, что этим вечером я должен буду потрудиться со штопором. До обеда остается сорок минут, а у Тони уже глаза закатываются.

– Рад слышать, что вы настолько заняты. Перейду прямо к делу. На самом деле тут все очень честно, но вот одно-два дополнения, которые вставила мисс Дрюммон-Эллиот, вас немного удивят. Например, вот это, – и Алесдер ткнул в пункт договора. – Она требует бесплатного поселения в отеле на то время, когда здесь будут вестись ваши совместные дела.

– Что?! Да она спятила! – воскликнула Нелл. – Если она займет комнату во время показа кашемира на уик-энд, за каждый вечер показа число покупателей этого кашемира уменьшится сразу на одного – троих. А для обеих сторон это сразу составит хорошенькую сумму убытка.

– Это не проблема, – быстро вставил Тэлли. – Составьте этот пункт так, чтобы было неясно, будет ли она поселена в спальных комнатах или в комнатах для проживания прислуги. Тогда все это останется на наше усмотрение. Если все места будут заняты, она должна будет это перенести. Если и тут будет под завязку, она всегда может остановиться у меня в квартире.

Алесдер посмотрел на него с некоторым осуждением:

– Это я пока оставлю, – сказал он, сделав на полях пометку. – Но идея хорошая. – И он стал дальше просматривать контракт, разыскивая вставленные Финеллой дополнения. Одно касалось мягкой попытки подправить в свою пользу раздел дохода «пятьдесят на пятьдесят»; другое – организации постоянной выставки ее моделей в зале для регистрации. Первый пункт изменили незаметно, так, чтобы восстановить «статус-кво»; во втором случае с готовностью согласились на договор с ограниченным сроком, который, по соглашению сторон, должен был пересматриваться и заключаться заново. Через десять минут Тэлли нехотя поднялся и сказал, что должен посмотреть на карту вин.

– Я пришлю вам что-нибудь другое выпить, – пообещал он, направляясь к бару. Нелл заметила, что, поправившись, он стал тяжеловат в движениях.

Оставшись наедине с Нелл, Алесдер понял, что разглядывает ее критически. Она была худой. Господи, она же худющая! Неужели это та самая, легкая на ногу и жизнерадостная Нелл, которая вопила, как оглашенная, прыгая через тлеющие головешки костра в свой день рождения?

Она очень, очень изменилась, стала просто символом апатичной самоуверенности, одетая в обманчиво-простенькое льняное платье бежевого цвета (которое, как сразу отметил Алесдер, знавший толк в женских нарядах, должно было тянуть на трехзначную цифру); изящно сдвинуты ноги в прозрачных чулках. На лице искусно сделанный макияж, ногти покрыты бледно-розовым лаком; украшения тоже особенные.

– Я не видел вас с того времени, как жгли костер, – заговорил Алесдер. – Принес ли он желанные результаты?

Впрочем, хотя бы голос принадлежал прежней Нелл, голос низкий и приятный, с привычным налетом иронии в тоне.

– Ну, ожогов уже не видно, – сказала она. – Во всяком случае, нигде не приметила. А как ваш отпуск?

– Отдохнул хорошо, благодарю.

Алесдеру хотелось бы понять, нравится ли ему ее новая прическа. То, что когда-то было каштановым и пушистым, теперь стало светлым и гладким, с челкой над глазами, которые смотрели внимательно и грустно.

«Она стала похожа на Тэлли», – с удивлением отметил он.

– Не очень было одиноко бродить одному? – спросила она.

– Да, и так случалось. Но по дороге встречалось очень много народу. А альпинисты народ болтливый.

– И о чем же говорят?

– О-о, о разном: о состоянии тропинок, о погоде, о том, чем лучше обрабатывать волдыри, – засмеялся он. – Можете себе представить.

– Звучит славно, – сказала Нелл немножко грустно. – А Скайи на самом деле такое романтичное место, как о нем рассказывают?

– Это зависит от того, что вы считаете романтичным. Киллинз – это мрачное место: огромные скалистые хребты, поднимающиеся над заливами очень высоко, в гленах полно каскадных водопадов, крутых каменистых ущелий, но в основном Скайи не имеет какой-то ярко выраженной черты – это просто бесплодные, поросшие вереском торфяники коричневого цвета – моры, где повсюду рассыпаны фермы. Возможно, его история более романтична, чем сам его вид.

– Принц Карл «Бонни» и все такое? Я почему-то считала, что там влажно.

– То есть – похоже на климат? Да, а король, может, был немного надменный и доверчивый, и вокруг этого и возникла вся легенда.

– Но это подавляет, не так ли? Когда великие герои выбираются для того, чтобы завязнуть в глине, – печально размышляла Нелл.

Алесдер хрипло засмеялся:

– Понимаю, что вы имеете в виду: это не должно иметь ничего общего между собой, хотя имеет? Люди, которых кто-то считает невыносимыми или злыми, на самом деле, когда узнаешь их поближе, оказываются скорей добрыми и приятными.

Она пожала плечами – он ее не убедил.

«Куда делась прежняя Нелл, добросердечная?» – нахмурился Алесдер.

Появились бокалы со свежей выпивкой, и он наклонился взять свой бокал и указал им в сторону заполненных лужаек и террасы:

– Отель очень многолюден. Похоже, сезон будет успешным?

– В финансовом отношении – да. Управляющего банком мы держим на нужной позиции. Мы получили все виды звезд и бантов в туристических путеводителях, так что, полагаю, это можно назвать успехом.

– Но вы от этого не в восторге, судя по тону, – вставил Алесдер.

Эту реплику Нелл встретила легкой улыбкой.

– О, не обращайте внимания. Это я так. Чувствую себя не в своей тарелке, ничего с собой не могу поделать. Думала – если все заработает так, как мы планировали, буду на вершине блаженства, а сейчас все так и произошло, все хорошо, кроме меня самой. Может, я из тех, кто портит другим удовольствие?

Алесдер покачал головой с сочувствием:

– Нет, я думаю, вы просто устали. Вам нужно от всего отдохнуть. У вас бывает когда-нибудь свободное время?

– Да, конечно. Я езжу за покупками в Глазго. У наших сотрудников только один свободный день в неделю, так что едва ли я смогу сделать себе ещё выходной.

– Но, Нелл, у сотрудников нет такой ответственности, как у вас. И они не работали «нон-стоп» больше года, – возразил он. – Почему бы вам не сделать себе перерыв? Уехать на несколько дней проведать семью или просто куда-то уехать. Когда вы вернетесь, «Талиска» вам покажется совершенно другой.

– Другой? – Она оглядела величественное здание из серого камня, постриженную зеленую лужайку и красивые ухоженные деревья, мачер за забором и в отдалении – сияющее вечернее солнце, отражающееся в водах залива. – Я не хотела бы, чтобы она выглядела по-другому, Алесдер. Я ее люблю такой.

Нелл сказала это просто, бесстрастно, но ее чувства сияли в ее глазах.

– И вы для нее тоже очень подходите, – тихо произнес Алесдер. – Но временами я думаю, что она не очень вам подходит. Если вы никуда не поедете, почему бы вам не взять свободные часы для того хотя бы, чтобы расслабиться? Погулять по холмам, поплавать на лодке по заливу, подышать свежим воздухом. Если вам нужна компания, я вам ее составлю.

Нелл благодарно посмотрела на своего собеседника:

– В самом деле, Алесдер? Как вы добры, по-настоящему добры. Но я действительно считаю, что именно сейчас я не имею права тратить время на отдых, – сказала она, с сожалением покачав головой. – Просто здесь очень много дел. Может, мне сделать заявку на дождь?

Он улыбнулся и кивнул.

– В любое время, которое выберете, – легко согласился Алесдер. «Только не откладывайте это на потом, – подумал он, – или же вы можете выйти из строя скорей, чем сделаете перерыв в работе…»

Замену Джинни в столовой нашла Флора: сначала попросили Тайну Армстронг на несколько недель, но ей в сентябре надо было вернуться в колледж, так что Флора уговорила дочь своих друзей, которая валяла дурака с ровесниками, поработать на кухне. Между тем, Джинни с Калюмом в своем крошечном домишке жили, как пара новобрачных, и атмосфера на кухне сделалась от этого намного сердечней и веселей. Казалось, Джинни могла заставить Калюма во время работы улыбаться; сама же она была расторопна, трудолюбива и преданна, и даже Крэг согласился, что она – просто находка. Эти трое составили мощную и единую команду, так что репутация столовой поднялась еще выше.

К тому же и Финелла привезла собственную команду из Эдинбурга – делать фото своей коллекции моделей.

– Быстрей, вам нужно посмотреть, что творится в саду, – весело закричал Тэлли, как-то утром вваливаясь в офис.

Энн оторвалась от компьютера, а Нелл поспешно закрыла телефонную трубку, чтобы голос брата не услышали на другом конце провода.

– Ш-ш, – прошипела она, прерывая его.

Тэлли было не остановить: он скорчил рожу сестре и наклонился к Энн, шепча:

– Бросьте это. Уверен, что пять минут это подождет, а вот такого шанса, как сейчас, у вас никогда уже не будет.

Проигнорировав недовольство Нелл и движимая любопытством, Энн пошла следом за Тэлли через комнаты для прислуги, через двери конюшни, наружу. В саду, под старой, покрытой лишайником яблоней, собралась небольшая группка народу, которая создавала необычайно богатый урожай яблок: старые ветви так увешали созревшими яблоками, по одному и гроздьями, что, казалось, ими сплошь покрыли каждый побег и каждую веточку. На расходящемся стволе уселся Мик, в шляпе в темно-зеленую и белую полоску болельщика футбольной команды «Селтик», разрумянившийся и глуповато ухмыляющийся.

– Чувствую себя настоящим валетом, – бормотал он манекенщице, одетой в брючный костюм свободного кроя из кашемира цвета мха, стоящей под деревом с корзинкой в руках. В нескольких шагах от них маячил фотограф и выкрикивал указания:

– Голову немножко повыше, дорогуша. Да не так высоко, ты, дура набитая. Выглядишь как червивое яблоко. Ага, теперь лучше.

Раздалось несколько щелчков аппарата, а потом опять речь раздраженного фотографа:

– Да, ради Бога, посмотри ты так, будто тебе весело, дорогуша. Кто-нибудь, расскажите ей анекдот. Развеселитесь же вы, все, там вокруг!

– Он жестоко раскается, что просил об этом, – пробормотал, обращаясь к Энн, стоявший сбоку Тэлли. – Просить рассказать анекдот в присутствии Мика – это все равно, что фонтан включить.

– О’кей, друг. – Мик, как садовый гном, разулыбался стоящей под деревом манекенщице.

– Сколько стоят трусы Поля Макстэя?

Тэлли издал громкий стон, а манекенщица, пытаясь понять, нахмурилась:

– Кто это, Поль Макстэй? – спросила она.

– Господи, помилуй! – Мик был ранен в самое сердце, а фотограф еще больше заворчал в раздражении, тряся головой. – Это же просто лучший игрок в футбольной команде «Селтик»! Ты хоть слышала о «Глазго-Селтик»?

На удивление, манекенщица слышала и воодушевленно улыбнулась:

– Мой папа болеет за «Селтик», – заявила она.

– Хороший человек, – похвалил Мик. – Так что, сколько же ты дашь за трусы Полю Макстэю?

Манекенщица чуть разрумянилась, но ответила смело:

– Не знаю. Двадцать фунтов?

Мик от удовольствия крутнулся на ветке:

– Не-а! – с триумфом воскликнул он. – Они не стоят ничего, раз это поддержка для его шаров!

Смысл шутки манекенщица поняла не сразу, а когда поняла, начала хохотать громко и весело, и Мик, который всегда над своими шутками смеялся больше всех, к ней присоединился.

Фотограф, быстро крутясь вокруг дерева, принялся яростно щелкать, снимая их в разных ракурсах и ставя свою движущуюся камеру под разными углами.

– Класс! Просто отлично! Давай рассказывай, рассказывай.

Второго приглашения Мику не требовалось.

– О’кей. Знаешь о боксере, который пришел к доктору жаловаться на бессонницу? – У Мика почти все анекдоты имели отношение к спорту. – Ну, врач и велел ему считать овец. «Это я уже делал, – сказал боксер. – Но каждый раз, как дойду до девяти, останавливаюсь». Поняла? Ха-ха! – Мик снова закатился, его аудитория тоже.

– Господи, этот каталог, видно, будет не чем иным, как фотографиями Мика в окружении истеричек, – усмехнулся Тэлли. – Единожды начав, он уже целый день не остановится. У него неисчерпаемый запас анекдотов.

– Знаю, – грустно отозвалась Энн. – Как-то он прижал меня в углу, в баре, когда у него был выходной день…

– А он рассказывал вам анекдот об исполнителе роли известного эстрадного певца на рождественской пантомиме?

– Да, рассказывал. – У Энн заныло внутри от дурного предчувствия и сильного беспокойства. – Не вздумайте мне его повторять! Мне нужно возвращаться в контору. Нелл, наверное, удивляется, куда я подевалась.

– Эта ваша реплика – отговорка, чтобы уйти, – миролюбиво воскликнул Тэлли. – А вот игравший того эстрадного певца свою реплику позабыл!

Энн вздохнула, заткнула уши пальцами и побежала. За ней поднялся со своего места Мик, а другая манекенщица, одетая в брюки цвета корицы и блузу с воротником «поло» под просторным кардиганом цвета верблюжьей шерсти, заняла место у тележки, нагруженной поленьями.

Мик запустил серию «голубых» анекдотов про футбольную команду «Рэнгерс». Тэлли пошел к Финелле, которая помогала первой манекенщице снять свой ансамбль и с полной откровенностью обнаружила тот факт, что на манекенщице из белья были надеты только эластичные колготки.

– С каждой минутой здесь вид все лучше и лучше, – сказал, все оценив, Тэлли. – Нам нужно облагать гостей дополнительным налогом!

Манекенщица с каменным лицом уставилась на Тэлли, потом стала натягивать леггинсы, пока Финелла, отобрав со стойки прямую узкую тунику в тонах «золотой осени», не подала той одежду.

– Анекдоты Мика лучше, – объяснилась манекенщица. – Они хоть не сексуальные.

– Ну да? А как насчет трусов Макстэя? – допытывался Тэлли, с сожалением наблюдая, как манекенщица закрывает голую грудь, натягивая тунику. Наслаждаясь видом маленькой, свободной от белья груди девушки, на которую он бросал мельком взгляды, в уме сравнивал (не в ее пользу) с более полными, снежно-белыми холмами Флоры.

– Если его расскажу я, он станет сексуальным, – сладко отозвалась Финелла и одобрительно улыбнулась манекенщице, которая пошла к парикмахеру, работавшему на садовой скамье.

– А тебе не мешало бы заняться своей фигурой. – Она недовольно ткнула в выступающий живот Тэлли. – Одно из двух: либо ты в положении, либо мало занимаешься спортом.

У Тэлли вид был покаянный, но совсем не смущенный.

– Это от хорошей жизни, – объяснил он, похлопав по животу, – в сквош играешь?

– Да, собственно говоря, только это и делаю, – усмехнулась Финелла. – У меня в машине даже ракетка есть. Хочешь со мной сыграть?

– С удовольствием. Когда?

– Как только закончим здесь. Впрочем, ты проиграешь, я в форме.

– Держу пари, что в большой, – вставил Тэлли, оценивая взглядом ее крепкую спортивную фигуру.

Как и пообещала, Финелла сыграла лучше Тони, а вдобавок, как заметил Тэлли, оценив взглядом, – при слабом освещении в шортах выглядела намного привлекательней, чем тот.

При наездах Финеллы в «Талиску» их матчи устраивались постоянно, и некоторые схватки, по накалу близкие к драке, заставили Тэлли попотеть. Он иногда даже сокращал ради игры с Финеллой свои свидания с Флорой во второй половине дня, но очень следил за тем, чтобы не смешивать игры, в которые играл с той и с другой. Его безразличие продолжало обескураживать и ввергать в отчаяние Финеллу, потому что она по-прежнему ничего не знала о его взаимоотношениях с Флорой и никак не могла понять его явное к ней равнодушие. Одно утешало – благодаря Мику, каталог имел большой успех, представив ее новые необычные наряды, и от этого казалось, что носить их – одно удовольствие.

В конце августа на Талиску явилась команда «Горячего Гриля», и, как и предсказывала Нелл, Патрик М. Койнингэм и его директор приехали с женами и не скрывали своей явной надежды на бесплатный уик-энд. Пока Патрик М. удивлялся разительной перемене в ее внешности, Нелл быстренько похоронила эту надежду.

А Патрик разливался:

– Никогда бы тебя, Нелл, не узнал! Боже мой, ты выглядишь совершенно другой!

Он, со своей стороны, показался Нелл таким, каким она его и представляла, а именно: обидчиво-привередливым. Помещения он изучал, делая пометки в своем микрокомпьютере, который каждый раз, когда он останавливался, доставала из объемистой сумки для покупок его довольно небрежная жена. В воскресенье к обеду он уже с уверенностью решил, что для рождественской программы Талиска очень подходит, но ему понадобилось полсубботы и совместные усилия его самого, Тэлли и Калюма (которые поддержали утверждение плана программы), чтобы убедить Нелл согласиться. Ее сомнения частично были вызваны тем, что она сочла мизерным гонорар за помещения гостиницы, предложенный Патриком Койнингэмом («бедняком», как она назвала его в лицо), так что значительное увеличение суммы этого гонорара, которое он в конце концов предложил, сыграло не последнюю роль в том, что она изменила свою позицию.

– Временами Нелл может быть как кремень, – сказал Тэлли Флоре на следующий день, когда телевизионная команда отбыла. – Я всегда думал, что она девушка легкомысленная, но она дюйма не уступила этим парням из телевидения. Это на меня произвело большое впечатление.

Флора водила пальчиком по голому плечу Тэлли, и не в первый раз отметила, что жира у него становится больше, чем мышц.

– Думаю, что, проработав с ними столько времени, она их прекрасно знает. Но с Нелл не все в порядке, Тэлли. Ты уверен, что она не больна? Теперь она выглядит ужас какой худой.

– Я ее спрашиваю, а она говорит, что в полном порядке. Наверное, она просто переработала или сидит на диете. А так как Нелл была полновата, то и перестаралась с этим. Скоро она сама прибавит в весе – это неизбежно.

– А я так не уверена. Такое похудание может превратиться в болезнь. Я об этом читала в одном журнале, и в статье говорилось, что это может грозить смертью. Истощается сердце и весь организм. Может, тебе нужно с ней снова поговорить?

Тэлли перекатился и обнял Флору одной рукой. Хотя было почти шесть вечера, они все еще лежали в постели.

– Почему бы тебе самой с ней не поговорить? Ты не думаешь, что о таких вещах женщинам лучше говорить между собой? Мы, мужчины, в таких делах, как слоны в посудной лавке.

Он нежно поцеловал ее в грудь, с обожанием оглядев ее. Кожа у Флоры сияла, как лунный камень, и Тэлли хотелось беспрестанно ее ласкать.

Флора безмолвно покачала головой: ее возлюбленный явно не желал, чтобы его вовлекали в какие-нибудь заботы.

Перекрутившись гибким движением, Флора высвободилась из его рук.

– Ладно, – согласилась она. – Я поговорю с ней, но я ей скажу, что ты меня об этом просил. Всю ответственность на себя не возьму.

Окрыленная своими успехами экономки в «Талиске», Флора сделалась более самостоятельной.

– Ой, мне нужно идти! – в ужасе воскликнула она, посмотрев на часики на прикроватном столике. – Мак сказал, что на этой неделе будет приходить пораньше. Сейчас темнеет к семи тридцати.

Флора принялась одеваться.

Тэлли встревожился:

– Боже мой, конечно. Дело к зиме. Что же мы будем делать, когда он совсем перестанет выходить в море? Когда погода будет для лова ужасная?

Казалось, Флора ничуть не огорчилась и продолжала методично одеваться:

– Даже и не думаю об этом. – Потом, увидев, как Тэлли потрясен, добавила, смеясь: – Это недолго бывает, самое большое – две-три недели. За все месяцы, вместе взятые.

Он ей откровенно ответил:

– Если я тебя не вижу два-три дня, я не человек. А целые недели прожить без тебя, Флора, я не смогу, такой срок я не выдержу.

– Господи, Тэлли, какой ты ребенок, – укорила она его. – Некоторые рыбаки неделями остаются в море, а их жены и любовницы должны ждать и терпеть. И ты привыкнешь. А теперь я должна идти.

Настала очередь Тэлли безмолвно покачать головой. «Почему, – удивлялся он, – женщины делаются такими повелительными, когда почувствуют над мужчиной свою власть?»

На следующий день Флоре удалось застать Нелл одну в бельевой. Та перебирала полотенца – в ответ на жалобу гостьи, что ей дали плохое полотенце.

– За такой короткий срок, Флора, они просто не могли износиться, – раздраженно пожаловалась Нелл, разворачивая и снова укладывая на полку каждое полотенце. – Они у нас всего пять месяцев!

– Одно или два обтрепались немножко на углах, – вспомнила, поразмыслив, Флора. – Возможно, их плохо прострочили.

– Да, мы на распродаже купили несколько про запас по сниженной цене, вдвое сэкономили, – согласилась Нелл и потянулась положить полотенца на верхнюю полку. – Ох!

Казалось, она внезапно пошатнулась и вцепилась в стойку, чтобы не упасть.

– Что такое? Вы как, о’кей? – Флора с готовностью бросилась поддержать Нелл.

Но она помощь не приняла, прикрыла рукой глаза и неподвижно постояла несколько минут. Потом подняла голову и улыбнулась.

– Все в порядке. Голова слегка закружилась – вот и все. Мало съела на завтрак.

– А я считаю, что вы всегда мало едите, – резко заявила Флора, взявшись приводить содержимое полки в порядок, нарушенный Нелл. – Вам нельзя так много работать, как вы работаете, и питаться воздухом.

Нелл воззрилась на Флору:

– О чем это вы говорите? – спросила она холодно. – Я ем очень много.

Флора нервно сглотнула, но раз уж начала, то нужно было договорить. Она виновато улыбнулась и решила продолжить.

– Вы уже не просто худая, Нелл, вы износились, вроде вот этого полотенца. Вам нужно больше о себе думать. И Тэлли тоже так считает.

Нелл недоверчиво покачала головой:

– Тэлли – что он об этом знает? Или вы тоже – в этом деле? Хотя, извините, Флора, я знаю, что вы хорошо разбираетесь, но, в самом деле, не ваше дело – худая я или толстая. Вы, оба, лучше беспокойтесь о своих делах.

Она говорила несердито, просто непонимающе, будто не могла понять, почему Флоре понадобилось поднимать эту тему.

– Но ведь это наше дело, если вы доведете себя до болезни, Нелл, – храбро настаивала Флора. – Знаете, у вас не должна кружиться голова, когда вы тянетесь к полке. Не должна, честно! Это вы понимаете?

– Нет, не понимаю, – насмешливо фыркнула Нелл. – Просто у меня месячные, да будет вам известно, и они иногда действуют на меня таким вот образом. А сейчас, пожалуйста, давайте оставим эту тему. Бог свидетель – вы с Тэлли вряд ли можете обвинять меня, что я веду опасную жизнь. Меня потрясает, как вы ухищряетесь держать в тайне от Мака ваши веселенькие свидания во второй половине дня?! Но если вы начнете надо мной стонать и причитать, как мне дальше жить, – эта ваша тайна может сразу открыться. Думаю, что всем пойдет на пользу, если мы все не будем лезть в чужие дела, согласны?

Флора была ошеломлена. Она, конечно, ожидала какой-то эмоциональной реакции, но не была готова к такому молниеносному злому отпору, который свалился на нее, как мельничный жернов. Лицо у нее стало пунцовым; пробормотав извинения, Флора вышла из комнаты, горько сожалея о сказанном.

– Будь все проклято! – вскричала отчаянно Нелл и, желая найти хоть что-то, на что можно присесть, медленно сползла по перегородке полки, пока не ударилась задом об пол.

Плотные белые полотенца, которые она стянула за собой, попадали вокруг нее большими кучами, завалили все, как снег альпийскую крышу. Нелл зарылась лицом в одно из них и заплакала, раскаиваясь, горячими слезами. Она совсем не собиралась пугать Флору таким ужасным способом! Такое сотворить – это было бы отвратительно. Как же она могла такие слова выговорить? Какая она дрянь! Но перенести невозможно, когда тебя называют худющей! Всю жизнь, всю жизнь Нелл слышала за своей спиной – «бедная толстая девочка», а сейчас – будь она проклята, если позволит кому-то начать ее жалеть за то, что она сделалась кожа да кости. Ей нравилось быть худой, даже тогда, когда она начинала осознавать, что ее сверхпохудание влечет за собой страшные последствия.

И месячные – это была ложь. Сейчас их у нее не было, два месяца не было, а она точно знала, что не беременна. Таким способом ее тело пыталось ей о чем-то рассказать.

Но если вы (всю жизнь!), судя по внешнему виду, могли выдержать пятнадцать раундов с Мохаммедом Али, какое счастье почувствовать, что кто-то может решиться посадить вас на плечи, а то и подсадить вас в седло белой лошади и скакать с вами на заходе солнца… Но, черт побери, вся беда заключается в том (и тут горячие слезы раскаяния потекли еще сильнее), что единственный человек, которого она встретила, кто, как она страстно мечтала, мог похитить ее, был в Монако, далеко-далеко, и не подавал признаков жизни. О Боже, вот проклятие! Вот какова правда: жизнь сбила с ног, а потом больно ударила в лицо.

– Конечно, вы можете на воскресенье освободиться, – настаивал спустя день в разговоре по телефону Алесдер. Его секретарь раздраженно повысила голос, сообщая, что на линии дожидается еще один позвонивший, но он решительно и настойчиво заставлял Нелл принять его предложение. – Если пойдете, доставите мне удовольствие. Я устал от одиночества.

Нелл ударила себя по губам. Ей хотелось сказать «да», но она боялась выставить себя дурочкой. Предположим, она не сможет забраться на ту гору, которую выберет Алесдер? Предположим, что он должен будет постоянно останавливаться и ее дожидаться? Она будет чувствовать себя обузой, а потом может рассердиться на себя, да и на него тоже.

– Вы ведь не на Манро меня потащите, не туда? – нерешительно спросила Нелл.

– Нет. Обещаю, что это будет щадящая воскресная прогулка – никакого перенапряжения и множество остановок для того, чтобы полюбоваться пейзажем. Соглашайтесь, Нелл, потому что сентябрь – лучшее время года. Цветет вереск, развернулся папоротник-орляк, а температура еще подходящая – не так жарко, но и не холодно. В воскресенье утром я непременно за вами заеду.

И только тогда, когда уже клал трубку, он услышал ее еле слышное:

– О’кей. Благодарю.

Алесдер тут же нажал вторую кнопку системы и погрузился в дело о разводе, которое вел, но половина его мыслей все еще была занята Нелл. Ее опасения он во многом разделял. Она была неприспособлена, и, возможно, день, проведенный в горах, окажется для нее очень трудным, но он надеялся, что необыкновенное удовольствие от пейзажей, а также радость от достигнутых успехов, вместе взятые, перевесят ее физическую усталость. Алесдер знал, как и где приучать слабого новичка к радости хождения по горам, выбрать именно тот маршрут, который усладит ее взор настолько, что сможет отвлечь внимание от ноющих мышц, а уж потом, при некоторой доле удачи, она будет на крючке!

В воскресенье они встали рано, когда только-только рассветало и стояла оглушающая тишина, и поехали на машине вдоль мрачной долины, исчерченной лесопосадками. Рассвет перешел в скучное, серенькое утро; с бледным небом, с воздухом – ни теплым, ни холодным.

– До чего все печально, – сказала Нелл, наблюдая за природой и посматривая на саженцы по обе стороны дороги. – А ведь когда еще не посадили деревья, это была довольно красивая долина.

Когда Совет по лесоводству начал новые посадки деревьев, вначале экскаватором прорыли глубокие дренажные траншеи, вывернули черную торфяную почву, навалив ее кучами – вроде черных струпьев на склоне холма.

Потом в канавы посадили саженцы, защитив их от животных серыми пластмассовыми чехлами. Без сомнения, юные деревца были прекрасны и должны были вырасти в прекрасные деревья, но эти их сотни и тысячи, запрятанные в некрасивые серые чехлы, напоминали армию детей телеграфных столбов, шагающих через долину. Все это, вместе взятое, ранило взор.

Алесдер сказал:

– Они только возвращаются к старому – когда овцы еще не извели все леса. Вид будет получше, когда деревья подрастут.

– Возможно, то, да не то, – ответила Нелл. – Эта долина уже никогда не будет такой, как прежде, верно? Долгие годы она будет в шрамах, потом все закроется еловой чащей, а потом, когда их все спилят, она будет выглядеть, как надоевшая вересковая пустошь, до тех пор пока они снова не решат ее засаживать деревьями. А это потеря ее индивидуальности, насильственная подчистка – в интересах газет.

– Это одна точка зрения, – согласился Алесдер. – Другая же точка зрения – хорошо, что земля использована для какой-то пользы.

– Да, но есть ли где-то земля только для того, чтобы ее использовали мы? – настаивала Нелл. – Имеет ли эта точка зрения право на жизнь?

– Будьте осторожны, – сказал ей Алесдер, – а не то я прочту вам еще одно стихотворение моего любимого поэта.

Нелл искоса посмотрела на Алесдера, а он не сводил глаз с дороги, набегавшей под колеса машины.

– Что ж, прочтите, – согласилась она. – Но выберите, пожалуйста, момент, когда мне нужно будет перевести дух.

Они объезжали по берегу залива изрытую лесоводами долину, и перед ними вздымались высокие пики большой горной гряды, темные и скалистые, изрезанные ущельями. Они въехали на стоянку машин у белого охотничьего домика, «берлоги», занятой группами снаряженных в горы путешественников и альпинистов, потому что здесь и начинались, и заканчивались многочисленные, самые разные, маршруты.

– Я только загляну туда, скажу им, куда мы планируем двинуться, – сказал Алесдер. – На всякий случай нужно оставить о себе сведения.

Нелл махнула рукой в сторону гор.

– Что-то они мне кажутся подозрительными – вроде Манро. А ведь вы обещали… – На ее лице читались сомнение и нерешительность.