Текст книги "Игры на острове"

Автор книги: Джоанна Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

Нелл немного расслабилась, засмеялась и заговорила с акцентом кокни:

– Не виновата, м-лорд! Он по своей воле пришел – просто запрыгнул в мой мешок, право слово!

Дэйвид принял позу старика-судьи, члена магистрата, и, подкручивая воображаемые усы, косился на нее:

– Ну, что, греховодница, ты не пыталась его соблазнить, дорогая моя? Ну, сознавайся?

Нелл, опустив ресницы, проговорила, изображая обиженную героиню: – Что вы мне шьете, сэр? – Тэлли с Дэйвидом и она в юности очень часто разыгрывали такие мелодраматические беседы вместе.

– Вы мне репутацию портите! Я викарию скажу!

– Я сам викарий. – Дэйвид уже выговаривал слова с трудом, смеясь и не в силах доиграть роль.

Нелл благодарно хихикнула. Во всяком случае, хотя бы на какое-то время шутливая перебранка, устроенная школьным товарищем, отвлекла ее от самобичевания. Поглядев вокруг, она поймала взгляд Алесдера, все еще довольно неловко стоящего в одиночестве. Нелл взяла Дэйвида под руку и сказала уже серьезным тоном:

– Хорошо, викарий, пойдем и поприветствуем юриста. – И провела его через комнату.

– Алесдер, вы не знакомы с моим старым другом, Дэйвидом Гедалла? Дэйвид, это Алесдер Макиннес. Я уверена, вы оба должны иметь что-то общее, даже если это только я. Боюсь, что мне нужно вас оставить. В противном случае не будет никакого обеда.

Дурные предчувствия Нелл, по крайней мере относительно этого вечера, не оправдались. Стараясь придумать новый кулинарный стиль, Калюм приготовил блюда, которые обещали вызвать за обедом бурю эмоций. Было легкое консоме из фазанов с тончайшими блинами, грудка цыпленка, начиненная трюфелями и поданная с пюре из диких яблок, на гарнир – весенние овощи и желтый рис; шотландский десерт под названием «крэнэчэн», приготовленный из поджаренной овсяной муки, пропитанной виски, но покрытый не сливками, как обычно, а свежим творогом, подслащенным медом и украшенным яблоками. Все блюда сопровождали легкие эльзасские вина в достаточном количестве, что и создавало непринужденную атмосферу за обедом.

Рассаживал гостей Тэлли и, отчасти для того, чтобы дать возможность Либби и Джинни освоиться с обслуживанием столов разного размера, а отчасти для того, чтобы предупредить семейные трения, он усадил Гэла и Дональду как можно дальше от Айэна и Сайнед, у которых был столик на пятерых с бабушкой Кирсти, Наэм и Найниэном. Алесдер Макиннес сидел с Энн Сотэр и с Эндрю и Фи Рэмсей-Миллерами, которые, чтобы изучить противоположную сторону острова, взяли на вечер выходной. Дэйвида, Кэролайн и Нелл он собрал вместе и сел с ними сам.

– Либби платье переделала? – спросила шепотом Нелл у Тэлли за обедом. Она была совершенно уверена, что брат с австралийской девушкой стали, как говаривал Лео, «единым целым». Предостережение сестры в самом начале о том, что связь с Либби может привести к осложнениям, Тэлли отмел, сердито заявив, что вполне способен «оставить это без всяких хлопот». Во всяком случае, появление Либби в его жизни ослабило растущее напряжение в отношениях Нелл и Тэлли, и более того – Женская Либ[17]17
  Liberation – свобода (эмансипация женщин).


[Закрыть], как прозвал ее Тэлли (имея в виду скорее ее свободные взгляды на секс, а не политические взгляды на женскую эмансипацию), скоро обнаружила в своем арсенале дополнительное и удачное оружие. Либби была квалифицированной массажисткой, и она могла предложить свой талант к услугам гостей, но если только доход от этого она сможет класть в свой карман. Теперь ни у кого не возникал вопрос о преувеличении преимуществ Либби.

– Перешила платье… Откуда я могу это знать? По-моему, она и так хорошенькая. – Тэлли бросил оценивающий взгляд на официантку, когда она проходила мимо стола со стопкой грязных тарелок, умело балансируя рукой. Шелковое синее платье облегало очень плотно фигуру и заканчивалось на добрых шесть дюймов выше колен Либби, обнажая голые ноги медового цвета. – Она выглядит так, будто выпрыгнула со столика на колесиках для десерта, – добавил, усмехнувшись, Тэлли.

– Она выглядит как проститутка, – парировала Нелл.

– Точно, – ответил брат. – И к тому же очень вкусная.

– Тэлли, а я все слышала, – сказала Кэролайн, которая с удовольствием уплетала то, что так старательно приготовил Калюм, в полной уверенности, что это не повредит ее стройной фигуре, обтянутой джерси кремового цвета и черными лыжными рейтузами.

– Значит, ты этот десерт распробовал?

– Всего-то укусил раз-другой, сознался с проказливой усмешкой Тэлли. – Кстати, как поживает наш любимый телеотравитель, смешливый гурме?

– Глаз-Ватерпас, имеешь в виду? Раскаленный докрасна Гриль? – Кэролайн сделала гримаску. – Отлично, как никогда. Он недавно выиграл награду «Тайм-аут» как самый косноязычный ведущий на телевидении!

– Не могу допустить мысли, что еще кто-то заслуживает ее больше, – сказал Дэйвид. – Молодец, Нелл, что ушла оттуда.

Нелл поежилась:

– Да, но что меня ждет здесь? А что это с мамой?

Она не спускала с Дональды беспокойного взгляда и вдруг увидела, что мать горячо и долго расспрашивает Джинни, которая их обслуживала, а та что-то ей коротко отвечает и идет на кухню.

– Не волнуйся так, Нелл, – успокаивал ее Тэлли.

– Может, она просто попросила стакан воды или еще что-нибудь. Джинни с этим разберется.

– Что же, во всяком случае, остальные, кажется, довольны всем, – заметил Лео, одетый в свою обычную синюю джинсу и сидевший сзади нее.

За столиком Айэна Маклина, где Сайнед веселила всех потоком ирландского остроумия, частенько раздавались взрывы смеха, а Наэм и Найниэн проверяли, могут ли они наподдать друг другу ногой, сидя напротив за таким широким столом.

Оба юных Маклина перед обедом провели добрый час в спортивном зале, забавляясь в общем джакуззи, прогрелись в сауне и проверили все оборудование «Наутилуса» с поп-музыкой, громко раздававшейся из аудиосистемы. Спортивный зал был единственным местом, где звучала музыка, в этом Тэлли и Нелл нашли полное единодушие – они не хотели музыки в других общественных помещениях. В конференц-зале они установили телевизоры и видеоустановки для каждого, кто не может без них обойтись, но в спальнях этого не было. Как подчеркивалось в рекламе, цель посещения Талиски – отдохнуть от шума и стрессов внешнего мира и поискать другие игры!

– Мне кажется, бабушка Кирсти совершенно счастлива, что вернулась, как вы считаете? – спросила Нелл у сидящих за столом. – Завтра я собираюсь провести ее по всем ее любимым местам, знакомым с детства.

– Хотела бы я знать, что она чувствует, вернувшись сюда через столько лет, – в раздумье произнесла Кэролайн. – Странно, должно быть, как подумаешь, что сегодня ночью в первый раз за шестьдесят лет она будет спать на острове, где родилась.

– Земля, видно, вертится, – проговорил Тэлли, который счел, что такие светские размышления его совсем не волнуют.

А Нелл заметила прозаично:

– А я надеюсь, что постель ей покажется удобной.

После обеда Калюм выскользнул из кухни и довольно тихо сидел в стороне от «игрового поля», пока Нелл не познакомила его с бабушкой над картой бара с перечнем виски только солодовых сортов. Тэлли отобрал более пятнадцати лучших солодовых сортов, изготовляемых в Шотландии, и эти два любителя вскоре оживленно дискутировали о том, какие сорта они пробовали и какой предпочитают. Калюм открылся Кирсти, сообщив нечто, во что он еще никого не посвящал: что у него возникло желание приготовить серию блюд со вкусом и запахом различных солодовых виски.

– Интересно будет посмотреть, оценят ли гости их разные свойства, – поделился он. – Думаю, что сорта более темные и резкие годятся для дичи и оленины, а менее резкие пойдут с морской рыбой и светлым мясом.

– Представляю себе шотландскую версию омарового термидора, когда вместо бренди подадут солодовое виски! – пришла в восторг Кирсти.

– Да уж, – согласился Калюм, хитро улыбнувшись. – В завтрашнем меню у меня как раз есть такое блюдо, и, если вы сможете назвать сорт, который я в нем использую, я его назову вашим именем, миссис Маклин.

Тэлли позвал Алесдера познакомить его с матерью и отчимом, когда те пили кофе с ликерами в гостиной, а Айэн и Сайнед с четой Рэмсей-Миллер образовали в баре более шумный кружок вчетвером. Наэм и Найниэн затеяли дикую игру «в Пикассо» с Лео, который рисовал блестяще, но был безнадежен в разгадывании, а Нелл предложила Дэйвиду с Кэролайн взобраться на крышу башни.

– В лунном свете зрелище будет фантастическое, – заверила она их. – Стоит залезть и посмотреть!

Узкая винтовая каменная лестница опоясывала две комнаты, которые составляли жилье Нелл, и заканчивалась в маленькой выступающей башенке, из которой вел узкий, обложенный зубцами проход, огибая крутой скат крыши; его отчетливо выделяющиеся зубцы резко обозначались на фоне темно-синего неба. В тихом воздухе на флагштоке висел сине-белый флаг. Ниже, среди рассыпанных звезд, ярко сияла полная весенняя луна, образуя длинные чернильно-черные тени от голых деревьев через светлое пространство лужайки, окружавшей дом. Еще ниже, ниже зубчатой линии столбиков забора, протянулся «мачер» к зарослям серебряного тростника-песколюба, мерцающим, как распущенные волосы у русалок, и тянущимся вниз к блещущему заливу. Совиное уханье со стороны соснового леса придавало ночному пейзажу какую-то таинственность.

– Похоже на «Барнгедун», – прошептала, глядя восхищенными глазами, Кэролайн. – Такое ощущение, что это все может исчезнуть в раскатах грома и водовороте тумана.

– Господи, Кэро, я и не знал, что ты настолько поэтична, – пробормотал Дэйвид, рука которого нежно (но безошибочно) попала на плечо Нелл, а большой палец как бы случайно гладил волосы на ее затылке. Она замерла в неподвижности, ожидая, как отреагирует тело на эту самую слабую ласку, и, к ее удивлению, это тоже было сказочно, как лунный свет: от легкого прикосновения Дэйвида по всему телу побежали мурашки. Она повернула голову и улыбнулась, почти незаметно подвинувшись ближе к руке Дэйвида.

– Это забавно, – тихо сказала Нелл, удивляясь внезапности нахлынувших чувств, – как может в чистом небе сверкнуть молния?

– Может, потому что небо никогда не бывает пустым. Сзади луны может прятаться метеорит, – ответил Дэйвид, пробегая пальцами по ее голове, перебирая волосы и передавая настойчивые, волнующие послания через горло вниз, к трепещущему животу. Как он догадался, что это одна из ее самых эрогенных зон?

Кэролайн повернула голову и улыбнулась.

– Полагаю, что тот факт, что вы оба несете такую дикую чушь, означает, что третий лишний. Что ж, я насмотрелась достаточно и лун, и дюн. Ухожу!

Как ночной эльф, она скользнула за них, мелькнув в освещенном прямоугольнике открытой двери башенки.

– Пока. Забавляйтесь.

– Будем? – спросил Дэйвид, наклонившись, чтобы поцеловать темя Нелл.

Тут же объявилась еще одна эрогенная зона.

– Наверное, стыдно упускать лунный свет, – пробормотала Нелл, повернувшись, чтобы встретиться с его губами и увидеть, что им нужно подвинуться на какие-то дюймы, чтобы их тела соприкоснулись каждым изгибом и контуром (а этого добра у них хватало). Тем не менее, радуясь симптомам эротического возбуждения, которого у нее не было уже давно, Нелл отметила про себя, что руки Дэйвида достаточно сильны, чтобы ее поднять.

Лежа без сна в постели позднее в тот же вечер, Нелл обдумывала свои чувства к Дэйвиду. Она его не любила, в этом она была просто уверена, но он был близким другом, и они уже оставили позади многие барьеры. Воспоминания о поцелуях, которыми они обменялись на крыше, все еще посылали волнующие сигналы в тайные места внутри тела, и она предполагала, что они неминуемо могут привести к чему-то большему. И вот в тот момент, когда Нелл раздумывала, желает ли она этого «чего-то большего», она услышала какой-то звук на винтовой лестнице ниже ее двери. «Дэйвид, – подумала она с инстинктивной догадливостью. – О Боже, но он не может… мы не можем. Не в этой же комнате, над головой у матери!» Невзирая на горячее отрицание Дональдой шотландского происхождения, та, однако, как было известно Нелл, сохраняла все строжайшие представления своего кальвинистского воспитания, понятия, которые она, Нелл, не способна была преступить. Она лежала тихо и неподвижно, надеясь, что враждебная тишина прогонит всех за дверью. «Как смешно, – думала Нелл, – в голове крутятся мысли, а тело остается неподвижным. В прошлом мы с Дэйвидом давно могли бы стать любовниками, а только сейчас созрели для этой мысли. И сейчас, когда желают и дух и тело, все обстоятельства не в нашу пользу. На самом деле… мы не можем… только не сейчас, не здесь… Пожалуйста, Дэйвид, уходи!».

Нелл облекала свои мысли в звуковые волны и посылала их в сторону двери, и через несколько томительных минут тишина снова нарушилась тихим, с остановками, шарканьем удаляющихся шагов вниз по винтовой лестнице.

– Вот из-за этого вида я и решила купить Талиску, – говорила Нелл своей бабушке на следующий день.

Они приехали на вездеходе и теперь сидели в кабине, глядя на залив. Рыбацкий бот Мака мягко покачивало у пристани на тихих волнах, а низкий зеленый горб Лисмора был отчетливо виден в свете серого блеклого дня. Яркий солнечный свет предыдущего дня смягчился и рассеивался; перекатывались облака – высоко и сердито, открывая бледное небо.

– Когда я была ребенком, это было мое самое любимое место, – призналась Кирсти. – Обычно я сидела и наблюдала за судами, разгружавшимися на пристани. Летом за день их иногда бывало и два, и три.

– Тогда все здесь было совершенно другим. Странно вернуться сюда? – спросила Нелл.

– Очень странно и довольно беспокойно. Вы сотворили чудо, дорогая. Все выглядит сказочным, но все это сейчас для гостей, верно? Здесь нет никого, кто бы на самом деле был отсюда родом.

– А как же ты? Если мы не принадлежим тому месту, где мы родились, то где же наше место? – спросила Нелл, все еще не верившая в отречение матери от шотландского места рождения.

– Там, куда направлены наши привязанности, там, куда мы стремимся, наше место, но не где-то там, как записано в свидетельствах о рождении. Я больше не принадлежу этому месту. – Кирсти сказала это глубокомысленно и твердо.

– Но это же делает нас всех похожими на тех людей, что стали лагерем у моста! – возразила Нелл. – Возможно, они с трудом вспомнят, откуда они родом, и уж определенно не знают, куда собираются потом ехать. Наверное, мы с тобой принадлежим этому месту больше, чем они вообще какому-нибудь?

– Что ж, возможно, ты имеешь право на собственность, дорогая, но земля сама в себя принимает в конце концов каждого и все, что на ней есть. – Кирсти сидела совершенно спокойно, ее руки, усыпанные «гречкой», с искривленными пальцами, были сложены на коленях.

– Из праха ты вышел и в прах обратишься, ты имеешь в виду? – поинтересовалась Нелл, вспомнив, между прочим, как много именно этого добра они убрали из комнат замка за последние несколько месяцев.

– И да, и нет, – ответила бабушка и, помолчав, добавила: – Я не хочу, чтобы меня похоронили здесь, Нелл. Я здесь была счастлива ребенком, но это было давным-давно. Тема для воспоминаний, а вспоминать можно где угодно.

Нелл охватило ужасное чувство разочарования. Она так твердо была уверена в привязанности ее семьи к Талиске, а сейчас это оказалось просто увлеченностью, присущей молодости. Кирсти не чувствует никаких привязанностей.

И Нелл сказала с грустью:

– Послушать тебя – мы все без корней, как эти путешественники.

Кирсти пожала плечами и спросила:

– Почему ты выбрала скабиозу для вашей эмблемы?

Нелл удивилась:

– Я думаю, из-за того, что мне понравился цвет, а форма цветка хорошо подходила для украшения. Это ведь ты мне рассказала, что они летом на острове растут повсюду.

– Да, конечно, они везде, – согласилась Кирсти. – Но обычно именно этот вид называют «скабиоза, покусанная дьяволом». Знаешь почему? Из-за ее очень мелких корней. По легенде, ее корни дьявол откусил в порыве раздражения.

Бабушка ласково взяла Нелл за руку и похлопала по ней.

– Надеюсь, что твои корни здесь не такие мелкие, малышка Нелл. У тебя натура щедрая, а ты, кажется, всю ее отдала этому острову. Я только надеюсь, что и он тебя тоже одарит.

ГЛАВА 8

Присутствие расположившегося у самых ворот замка лагеря из нескольких сотен путешественников Нового Века не очень-то располагало к веселым выездам в Оубен за сувенирами или к приятным поездкам во второй половине дня для осмотра видов Западной Шотландии. Избегая встреч с группами горластых грязных детей, кричащих «богатые толстые свиньи!», или с их такими же грязными родителями, улыбающимися с забавным выражением превосходства, гости, приехавшие на семейное торжество, были вынуждены искать свои собственные источники для увеселения. Наэм, Найниэн и Кэролайн надели джинсы и футболки и выбрались прогуляться по острову. Лео занялся живописью, а Тэлли с Дэйвидом возобновили сражения в сквош. Нелл гуляла с бабушкой Кирсти, вспоминавшей дни своей юности, а разведенные родительские пары проводили время, стараясь избегать друг друга, в спортивном зале, плавательном бассейне и сауне. У персонала дел прибавилось, и только Фи и Эндрю Рэмсей-Миллер с Алесдером Макиннесом отважно встретились с бродягами у ворот для того, чтобы проехать на свои рабочие места. Алесдер обещал вернуться, а Рэмсей-Миллеры не могли посетить торжество в субботний вечер, потому что в собственном отеле должны были приготовить обед.

– Удачи вам, – сказал, прощаясь, Эндрю, с самого начала совершенно ошарашенный роскошными удобствами Талиски. – Место выглядит замечательно, – добавил он одобряюще. – Не думаю, что мы сможем с вами конкурировать за одних и тех же клиентов, но если у вас не будет мест, вы знаете, куда посылать людей. И мы будем делать так же – если они смогут осилить ваши цены!

Исследователи острова взяли с собой завтрак для пикника, а Дональда с Гэлом сказали, что они в середине дня не могут есть, если собираются пировать вечером, так что только Лео, Дэйвид и старшие Маклины, к которым присоединились Нелл и Тэлли, собрались в столовой поесть супа с хлебом домашней выпечки на Калюмов ленч. Нелл испытала чувство облегчения, когда Кэролайн ушла с детьми на пикник. Она не знала, как себя вести сейчас при Кэролайн и Дэйвиде. Нелл было неизвестно, как на эту ситуацию может отреагировать Кэролайн теперь: одно дело – постоянно отвергать назойливого поклонника, и совсем другое – объяснять всем его внезапное исчезновение.

– А ваша мать не изменилась, верно? – заметил Айэн, обращаясь к Тэлли и покончив со второй большой порцией виски. – Она по-прежнему стройна фигурой и думает о себе больше, чем о семье.

– Что ж, благодаря этому она хорошо выглядит, – парировал Тэлли, бросаясь на защиту Дональды. – У мамы нет ни унции жира.

– Но и ни одной унции веселья, – пробормотала Сайнед, которая ограничила потребление спиртного до белого вина с содовой, но, тем не менее, казалось, что оно уже ударило ей в голову. – Жизнь слишком коротка, чтобы быть ее живым отрицанием, если вы спросите мое мнение. Ты не согласна, Нелл?

Нелл хотелось бы воздержаться от рассуждений на эту тему. Она была живым подтверждением того, кто не руководствуется правилами Дональды относительно питания.

– Уж если существует что-то на свете, что никто не может отрицать в Нелл, так это ее доброта, – произнес, придя ей на помощь, Дэйвид с сердечным теплом в голосе. – И Тэлли тоже – в этом смысле. Если бы не их щедрость – никого из нас здесь не было бы.

Вопросительно подняв бровь, Тэлли слушал приятеля. Зачем этот пылкий дифирамб в честь доброты Нелл, если только за всем этим не кроется задняя мысль? Относительно того, что Дэйвид вставил и его самого в хвалебную речь о доброте Нелл, он не сомневался – это было не что иное, как дымовая завеса. Что-то непонятное Тэлли происходило между сестрой и его другом.

И размышляя об этом, он припомнил, что еще до того, как они уехали из Лондона, он замечал что-то странное в их отношениях.

– Ты это только потому говоришь, Гедалла, что я позволил тебе выиграть в сквош, – прокомментировал он. – Но это правда – мое великодушие границ не знает.

Все время, пока длился их утренний поединок в сквош, Тэлли удивлялся, обнаружив, что он совершенно потерял форму и проиграл партию со счетом три – два.

– Может, в отношении тебя это правда, – согласился, смеясь, Дэйвид, – а вот в случае Нелл сквош ни при чем.

– Ну, хватит вгонять меня в краску, – заворчала польщенная Нелл, отрезая кусок хрустящего домашнего хлеба. – Ради Бога, пощадите.

– Так или иначе, вы здесь не только для того находитесь, чтобы шутки шутить, – заявил Тэлли, поддев кончиком ножа кусок хлеба. – Предполагалось, что, расплачиваясь за ужин, вы споете хвалебную песнь, посылая к нам всех ваших друзей и знакомых, которые будут иметь счастье оплатить привилегию поиска нового смысла жизни на Талиске.

– Сегодня вечером мы услышим живую музыку, – сообщила всем Нелл, поспешно меняя тему разговора. – Сестра ученика нашего шефа изучает музыку в Глазго, но сейчас она приехала домой на Пасхальные каникулы. Она будет играть на ирландской арфе.

– Это замечательно! – воскликнула Сайнед.

– Я хотел нанять Лучиано Паваротти, но потом подумал, что местный талант он нашел бы слишком соблазнительным, – добавил Тэлли, сверкнув одобрительной улыбкой в сторону Либби, которая разносила суп, одетая в платье, подчеркивавшее каждый изгиб ее тела точно так же, как и синяя униформа прошлым вечером. Либби хорошо поработала иглой и снова удивила.

– Раз зашла речь о местных, когда придут Макферсоны? – спросила Нелл у брата раздраженным тоном. – И, к слову, ты мог бы упомянуть о том, что их пригласил.

– А я и упомянул – вчера вечером! – без всякого раскаяния быстро нашелся Тэлли. – Они придут около половины восьмого.

– Как же выглядит миссис Мак?

– Не имею представления – я ее никогда не видел. Хотя тебе, пап, мистер Макферсон понравится. Он такого типа – настоящая соль земли, – сказал Тэлли.

– Морская соль, если быть более точным, – сказала Нелл. – Он рыбак и закадычный дружок Тэлли по части выпивки, бабушка, – поделилась она с Кирсти. – Практически благодаря им обоим существует местный бар.

– Ты у себя в баре не пьешь, Тэлли? – спросила Кирсти.

– Ладно, сейчас буду, когда мы откроемся. Но это немного сковывает.

– Собаки не мочатся на собственное крыльцо, – вставил Дэйвид. – Простите, миссис Маклин, но вы понимаете, что я имею в виду. Чем мы все занимаемся во второй половине дня? – Он многозначительно посмотрел на Нелл. – В город никто не собирается, как я понимаю, пока эти немытые стада остаются у ворот.

– Что же, не знаю, как бабушка Кирсти, а я собираюсь вздремнуть, – заявила Сайнед. – Воздуха на этом острове для меня чересчур много.

– Да-да, я поступлю так же, – согласилась Кирсти. – Вся эта утренняя ностальгия совершенно сбила меня с ног.

– Ерунда, бабуля, кажется, ты ни от чего не устанешь, – ласково улыбнулась ей Нелл. – Ты можешь пройти еще Бог знает сколько.

– Но если немного не отдохну, то не смогу, – с твердостью возразила Кирсти. – Ты можешь сказать одной из этих славных австралийских девушек в пять часов принести мне в постель чашку чая?

Тэлли подмигнул Либби.

– Чай в постель в пять часов – неплохо звучит, – промурлыкал он. – А как насчет того, пап, что я тебе после ленча покажу винный погреб? – добавил он уже погромче. – Или ты тоже намереваешься наращивать живот?

– Я, может, и прилягу ненадолго попозже, но погреб на первом месте после той работенки, что я сделал в Лондоне. Хочу посмотреть, какие вина ты в конце концов отобрал, – ответил Айэн Маклин, смакуя суп. – Господи, такого супа я не едал с тех времен, когда жил в Глазго.

– Остаемся только мы с Нелл, – очень небрежно сказал Дэйвид. – Крышу мы осмотрели, что еще ты мне собираешься показать?

– Боюсь – кухонную дверь, – извиняющимся тоном ответила Нелл, чувствуя вину за то, что Дэйвид, возможно, надеялся на что-то немножко более романтичное. – Я должна помочь Калюму, а он в святая святых посторонних не допускает.

– А ты не можешь выдать меня за санитарного инспектора? – настаивал Дэйвид.

Нелл отрицательно покачала головой:

– Нет-нет. Это может стоить мне жизни.

– Ну что ж, – вздохнул он. – Тогда я просто должен излить свои печали в винном погребе.

– Но только не на бутылки «Шато», пузырь, – заявил Тэлли. – Да, смотреть можешь, но пробовать нельзя.

Услышав это, Дэйвид грустно улыбнулся и, поймав взгляд Нелл, глубокомысленно произнес:

– Вот история моей жизни.

Над тяжелой дубовой дверью в верхней комнате башни зажегся свет; Нелл лежала, распростершись на кровати. Она посмотрела на часы, стоявшие рядом на столике. Было шесть тридцать.

– Вот черт! – пробормотала она, думая, что кто бы это ни был, она не хочет отказывать себе в получасе отдыха. Нелл еще не привыкла столько часов проводить на кухне, стоя на твердом, выложенном плиткой полу, и у нее мучительно болели ноги и ступни. – Кто там? – крикнула она.

– Всего-навсего я, дорогая. – Голос матери раздался в тот же момент, как в дверях появилось ее лицо – улыбающееся, с искусно сделанным макияжем. – Можно мне зайти на минутку?

Нелл сразу же опустила ноги на пол, заставив себя улыбнуться в ответ.

– Конечно, мама, – сказала она, сама удивляясь, как легко она произносит совершенно противоположное тому, что думает.

На этот раз к обеду Дональда решила надеть бархатный, безумно дорогой костюм черного цвета с белым атласным воротником. «Теперь я понимаю, почему она не хотела есть ленч, – подумала Нелл, рассмотрев, как облегающе сидит костюм. – Впрочем, она выглядит бесподобно. Никогда не скажешь, что ей пятьдесят пять. И как она ухитрилась просунуть двойняшек в такую тесную рамку, одному Богу известно. Может, там на самом деле был один Тэлли, а меня подложили духи во время родовых мук, пока мама не видела, в родильной палате…»

– Просто я хотела немного поболтать, дорогая, перед тем как мы спустимся на обед. Ты можешь одеваться, пока мы разговариваем, я не возражаю. И Дональда, придвинув одно из кресел Нелл, покрытое лоскутным покрывалом, села в него.

«Ты не возражаешь, а я против», – думала Нелл, которая все еще была в свободных белых хлопчатобумажных брюках и рубашке в форме буквы «т», которые надела для стряпни. Под пытливым взглядом матери Нелл чувствовала себя очень неловко, как всегда чувствовала себя в одной из тех общих примерочных при магазинах одежды, где девушки с безупречными фигурами, полуобнаженные, вздыхают со стоном, что не могут втиснуться в десятый размер, тогда как она рылась в одежде, пытаясь запрятать все свои излишки на талии в одежду огромного размера, которую разыскала.

– Несколько минут у меня есть до того, как переодеться, – громко сказала Нелл, все еще неловко сидя на краю кровати. – О чем ты хотела со мной поговорить?

Дональда с выражением глубокого участия наклонилась вперед, положив локти на закрытые бархатом колени, даже в брюках пристойно сдвинутые вместе.

– С тех пор как я приехала, мы не были с тобой ни минуты наедине, дорогая, и я просто хотела узнать, счастлива ли ты, дорогая. Это такая огромная перемена в твоей жизни, и мне хотелось бы знать, чувствуешь ли ты, что поступила правильно.

Нелл вздохнула и закрыла глаза.

– Честно говоря, мама, у меня не было ни минутки подумать даже о том, что надеть сегодня вечером, уж не говоря о том – счастлива ли я или нет. Я подумаю об этом, когда откроем гостиницу и дела пойдут гладко – если такое когда-нибудь будет!

– Но я беспокоюсь о тебе, дорогая. Ты здесь изолировала себя от всего и так много на себя взвалила, наверняка тебе лучше работалось с теми интересными людьми на телевидении, да еще имея массу друзей в Лондоне?

– Честное слово, мама, у меня – все прекрасно, – заверила ее Нелл. – Признаю, я устала, но как только мы откроем гостиницу, я смогу немного передохнуть. Это были самые изнурительные шесть месяцев в моей жизни, но дело того стоит, верно ведь? Конечно, ты не видела это место до того, как мы его купили, но представить ты можешь, сколько тут всего надо было сделать.

– Ну, а ты прекрасно не выглядишь, – искренне сказала ей Дональда. – У тебя под глазами мешки, болезненный цвет лица, и я вижу, что ты даже прибавила в весе, хотя как тебя угораздило поправиться, когда ты много работаешь, я просто не понимаю. Ты выглядишь так, будто поставила на себе крест, Нелл.

– Господи, мама, большущее спасибо за критику, – фыркнула дочь. – После твоих слов мне кажется, что я стою миллион долларов.

В теперешнем состоянии духа Нелл была слишком взволнована, чтобы пропустить мимо ушей замечания матери, как она обычно пыталась делать.

– Видишь ли, у меня в голове мысли о сотне важных вещей – тут не до блеска в глазах, не до сияния кожи и не до фигуры. Когда же ты, наконец, поймешь, что я не Синди Кроуфорд? Я же знаю: все, что для тебя очень важно, для меня совсем не имеет значения!

Дональда нервно кашлянула, подняв ко рту свою тонкую руку с ногтями, покрытыми жемчужным лаком. Она выглядела страдающей.

– Что для меня очень важно – это твое счастье, Нелл. Такого рода дело подходит для Тэлли, он привык работать с большими деловыми концернами, а ты другая. Ты нежная душа, любишь готовить. Тебе надо выйти замуж, родить детей, не стараясь быть напористой и самоуверенной. Это тебе не идет.

– Что же, поздновато сейчас об этом думать, мама, даже если ты права, а ты не права.

Нелл поднялась, нехотя ступая на ноги, чувствуя при этом боль в каждом суставе ступней.

– Очень приятно, что ты обо мне волнуешься, на самом деле – приятно, но теперь я уже девочка большая, и не только в том смысле, что ты имеешь в виду. Я должна доделать и закончить то, что начала. Что-то я не помню, чтобы ты когда-нибудь прежде рекомендовала замену пеленок-распашонок как достойное занятие… Я извиняюсь, что не была такой дочерью, которая тебе могла бы нравиться, но уж во всяком случае – я не наркоманка и не живу на берегу Темзы в картонных коробках.

– Но я не хочу, чтобы ты менялась, дорогая, – сказала Дональда, ресницы которой, накрашенные дорогой тушью, заблестели от слез. – Просто я хочу, чтобы ты была счастлива, и боюсь, что ты никогда не обретешь счастье, затерянная здесь, какое бы это ни было прекрасное место.

Нелл еле сдержала готовые вырваться слова возмущения и, наклонившись, ласково положила руки на плечи матери.

– Я сейчас собираюсь переодеться, мама, но, прошу прощения, хотела бы сделать это без тебя, если ты не против. Увидимся внизу через полчаса.

Нелл крепко поцеловала мать в щеку и медленно пошла в ванную, которая, как и в покое под ней с арочным потолком, была сооружена в старинной гардеробной.