Текст книги "Рунная магия"
Автор книги: Джоанн Харрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)
Следующие две недели Мэдди слушала уроки Одноглазого с таким вниманием, какого не выказывала никогда прежде. Нат Парсон частенько давал понять, что иметь дурную кровь так же постыдно, как быть калекой или ублюдком. Но вот явился этот человек и сказал Мэдди совершенно противоположное, а именно что у нее есть умения, умения уникальные и ценные. Мэдди была способной ученицей. Одноглазый пришел в долину как торговец лекарствами и бальзамами. Он редко оставался где-то дольше нескольких дней, но на этот раз задержался почти на месяц, пока Мэдди впитывала, как губка, сказки, карты, буквы, заговоры, руны – каждый клочок знаний, которые давал новый друг. Это было начало долгого ученичества, и оно навсегда изменило ее картину мира.
Народ Мэдди верил, что Вселенная состоит из Девяти миров. Первым был Небесный свод. Небесный град Совершенного Порядка.
Под миром, в котором жили люди, располагалось Основание, или Подземный мир, ведущий в земли Смерти, Сна и Проклятия, а оттуда лежал путь в Запредельный мир, обитель демонов, приют Хаоса и всего нечестивого.
Между ними, как учили Мэдди, располагались Срединные миры: Своя земля, Чужие земли и Единственное море. Мэлбри и долина Стронд находились ровнехонько посередине, точно яблочко на мишени. Из чего напрашивался естественный вывод, что жители Мэлбри были весьма высокого мнения о себе.
Теперь Мэдди узнала еще и о мире за краем карты, о мире из множества частей и противоречий, о мире, в котором Нат Парсон или, к примеру, Адам Скаттергуд были бы доведены до безумия такой малостью, как вид океана или неизвестная звезда.
Мэдди понимала: в таком мире то, что одному религия, другому – ересь; волшебство и наука могут пересекаться; дома можно строить на реках, под землей или высоко в воздухе. Даже Законы Ордена из Края Света, которые она всегда полагала универсальными, могут искажаться и прогибаться, чтобы соответствовать обычаям этого нового, более просторного мира.
Конечно, только дети и дурачки верили, что Край Света – это действительно край. Все знали, что существуют и другие земли. Когда-то с этими землями даже торговали – то торговали, а то и воевали. Было широко распространено мнение, что эти Чужие земли очень пострадали от Бедствия, их население давным-давно впало в варварство, и никто – ни один цивилизованный человек – там больше не бывал.
Но Одноглазый, конечно, бывал. За Единственным морем, если верить его словам, жили мужчины и женщины, коричневые, как торф, волосы их туго курчавились, как ежевика. Эти люди ничего не знали о Бедствии и не читали Хорошую Книгу, зато поклонялись своим собственным богам – диким коричневым богам со звериными головами – и творили свое собственное волшебство, считая его таким же почтенным и обыденным, как воскресные проповеди Ната Парсона на дальней окраине Срединных миров.
– Нат Парсон говорит, магия – это происки дьявола, – сказала Мэдди.
– Но, уверен, закрывает на нее глаза, если ему это выгодно?
Девочка кивнула, не смея улыбнуться.
– Пойми, Мэдди, добро и зло укоренились не столь крепко, как церковники хотели бы заставить вас верить. Хорошая Книга учит, что Порядок превыше всего; следовательно, Порядок есть добро. Волшебство же черпает силы из Хаоса, следовательно, магия – это происки дьявола. Но инструмент добр или зол ровно настолько, насколько добр или зол тот, кто им работает. И то, что хорошо сегодня, завтра вновь может стать плохим.
Мэдди нахмурилась.
– Не понимаю.
– Послушай, – продолжал чужак. – С тех пор как мир был сотворен – а он был сотворен много раз, много раз погибал и возрождался вновь, – законы Порядка и Хаоса противостояли друг другу, дабы сдерживать и разрушать, согласно своей природе. Добро и зло не имеют к этому никакого отношения. Все живет и умирает согласно законам Порядка и Хаоса, силам-близнецам, которым даже боги не смеют противостоять.
Одноглазый посмотрел на Мэдди, которая продолжала хмуриться. Он подумал, что девочка слишком юна для этого урока, и все же крайне важно, чтобы она выучила его сейчас. Даже на будущий год может быть слишком поздно: Орден уже распростер свои крылья, посылая все больше и больше экзаменаторов из Края Света…
Одноглазый проглотил раздражение и начал заново:
– Я расскажу тебе сказку об асах, чтобы объяснить свою мысль. Их главного звали Один, Всеотец, Генерал. Ты наверняка слышала его имя.
Мэдди кивнула:
– У него есть копье и восьминогий конь.
– Да. Так вот, он был среди тех, кто возродил мир в первые его дни, на рассвете Древнего века. Он собрал всех своих воинов – Тора, Тюра и всех остальных, – чтобы построить великую крепость и отбросить Хаос, который завладел новым миром еще до того, как его успели доделать. Крепость назвали Асгард, Небесная цитадель. Она стала первым миром тех далеких времен.
Мэдди кивнула. Она знала эту сказку, хотя в Хорошей Книге утверждалось, что Небесную цитадель построил Безымянный, а асы обманом завладели ею.
Одноглазый продолжал:
– Но враги не сдавались, многие обладали силами, которых у асов не было. И Один рискнул. Он разыскал сына Хаоса, подружился с ним ради его способностей и взял в Асгард как брата. Думаю, ты знаешь, о ком я. Его называли Обманщик.
И снова Мэдди кивнула.
– Локи было его имя, живой огонь – его существо. Многие сказки рассказывают о нем. Некоторые выставляют его злодеем, некоторые говорят, что Один ошибся, взяв его. Но по крайней мере какое-то время Локи хорошо служил асам. Он был нечестным, но полезным. Очарование сопутствует детям Хаоса, именно очарование и хитрость помогли ему сблизиться с Одином. И хотя в конце концов его природа вырвалась на волю и его пришлось усмирить, отчасти именно Локи помог асам продержаться так долго. Возможно, они виноваты, что не следили за ним внимательнее. В любом случае огонь горит, такова его природа, и бессмысленно надеяться ее изменить. Можно поджарить на огне мясо, а можно спалить дом соседа. Но разве огонь для стряпни чем-то отличается от огня для поджога? И разве это значит, что ужин надо есть сырым?
Мэдди покачала головой, все еще озадаченная.
– То есть ты хочешь сказать, что… я не должна играть с огнем, – наконец произнесла она.
– Конечно, должна, – ласково возразил Одноглазый. – Но не удивляйся, если огонь начнет играть с тобой.
В конце концов настал день отъезда Одноглазого. Большую его часть он провел, стараясь убедить Мэдди, что она не может уехать с ним.
– Ради богов, тебе всего семь лет. Что мне с тобой делать на дорогах?
– Я буду работать, – пообещала Мэдди. – Ты же знаешь, я могу. Я не боюсь. Я много чего знаю.
– Да ну? Три заговора и пару рун? Очень они тебе помогут в Крае…
Одноглазый резко умолк и принялся затягивать один из ремней, скреплявших его мешок.
Но Мэдди не была простушкой.
– Крае Света? – спросила она, широко распахнув глаза. – Ты отправляешься в Край Света?
Одноглазый промолчал.
– О, пожалуйста, возьми меня с собой, – взмолилась Мэдди. – Я тебе помогу, я буду нести твои вещи, я не доставлю тебе никаких хлопот…
– Неужели? – Он засмеялся. – Насколько я слышал, похищение детей – все еще преступление.
– Ой!
Мэдди об этом не подумала. Если она исчезнет, полицейские погонятся за ними от Фетлфилдса до Хиндарфьялла и Одноглазого посадят в кутузку или повесят…
– Ты забудешь меня, – сказала Мэдди. – Я никогда тебя не увижу.
Одноглазый улыбнулся.
– Я вернусь через год.
Но Мэдди не смотрела на него, она уставилась в землю и молчала. Одноглазый ждал, криво усмехаясь. Мэдди не отрывала глаз от земли, лишь один короткий отчаянный всхлип донесся из-под спутанных волос.
– Мэдди, послушай, – ласково начал он. – Если ты и впрямь хочешь мне помочь, способ есть. Мне нужна пара глаз и ушей, нужна гораздо сильнее, чем компания на дорогах.
Мэдди подняла голову.
– Глаз и ушей?
Одноглазый указал на холм, на округлых склонах которого мерцали, точно груда углей, тусклые очертания Красной Лошади.
– Ты часто здесь бываешь, верно? – спросил он.
Девочка кивнула.
– Ты знаешь, что это?
– Сокровищница? – с надеждой предположила Мэдди, припомнив сказки о золоте из-под холма.
– Нечто куда более важное. Это перекресток Подземного мира, дороги оттуда ведут до самого царства Хель. Возможно, даже до реки Сон, впадающей в Стронд…
– Значит, там нет сокровища? – разочарованно уточнила Мэдди.
– Сокровища? – Он засмеялся. – Можно назвать это и так. Сокровище, утерянное в Древний век. Вот почему гоблины так и кишат здесь. Вот почему на нем фигура Лошади. Ты же это чувствуешь, Мэдди, правда? Все равно что жить на вулкане.
– Что такое вулкан?
– Неважно. Следи за ним, Мэдди. Высматривай все, что покажется странным. Эта Лошадь спит только наполовину, и если она проснется…
– Вот бы мне ее разбудить, – произнесла Мэдди. – А ты бы хотел?
Одноглазый улыбнулся и покачал головой. То была странная улыбка, одновременно циничная и довольно грустная. Он плотнее завернулся в плащ.
– Нет, – сказал Одноглазый, – не думаю. Это не та дорога, которой мне бы хотелось пройти. Хотя может настать время, когда у меня не будет выбора.
– А как же сокровище?. – спросила девочка. – Ты можешь разбогатеть…
– Мэдди, – вздохнул Одноглазый. – Я могу умереть.
– Но, конечно…
– Там есть кое-что похуже гоблинов. Сокровища редко спят в одиночку.
– Ну и что? – возразила она. – Я не боюсь.
– Не сомневаюсь, – сухо согласился Одноглазый. – Но послушай, Мэдди, тебе семь лет. Холм и то, что лежит под ним, чем бы оно ни было, ждали очень долго. Уверен, они смогут еще немного подождать.
– Сколько именно?
Одноглазый засмеялся.
– Год?
– Посмотрим. Учи уроки, наблюдай за холмом и жди меня к жнивню.
– Поклянись, что вернешься.
– Именем Одина.
– А своим?
Одноглазый кивнул.
– Да, малышка. И своим тоже.
После этого чужак возвращался в Мэлбри раз в год – всякий раз не раньше Бельтайна[3]3
Бельтайн – кельтский праздник костров (1 мая старого стиля).
[Закрыть] и не позже дня рождения Мэдди в конце жнивня, – торговать тканями, солью, шкурами, сахаром, бальзамами, узнавать новости.
Каждый раз он задавал Мэдди один и тот же вопрос:
– Что нового в Мэлбри?
И каждый раз она выдавала ему одни и те же отчеты о гоблинах и их кознях: о набегах на кладовые, об опустошении погребов, о воровстве овец и прокисшем молоке. И каждый раз Одноглазый переспрашивал: «Ничего больше?» Когда Мэдди уверяла его, что это все, он, казалось, расслаблялся, словно какой-то великий груз на время сваливался с его плеч.
И конечно, в каждый приезд Одноглазый учил ее новому.
Сначала Мэдди научилась читать и писать. Она выучила поэмы и песни, иностранные языки, лекарства и травы, кеннинги и предания. Она узнала истории и народные сказки, пословицы и легенды. Она изучила карты и реки, горы и долины, камни, облака и небесные таблицы.
Но что важнее всего, она выучила руны. Их имена, их значения, их расклады.
Как вырезать их на гадальных камешках, чтобы кидать и читать по ним проблески будущего или вплетать их, как стебли, в пшеничную деву; как мастерить их из ясеневых веточек; как шептать их стихи в заговоре; как бросать их как камушки, швырять как шутихи; как отбрасывать их тени пальцами.
Она научилась использовать Ар, чтобы обеспечить хороший урожай:
и Тюр, чтобы охотничье копье достигло своей цели:
и Логр, чтобы находить воду под землей:
Когда Мэдди исполнилось десять, она знала все шестнадцать рун Старого алфавита, несколько побочных рун дальних стран и две-три сотни самых разных кеннингов и заговоров. Она знала, что Одноглазый путешествует под знаком Райдо, Странника, – хотя его руна была перевернута и оттого неудачлива, из-за чего он претерпел множество испытаний и невзгод на пути.
Руна самой Мэдди не была ни сломана, ни перевернута. Но если верить Одноглазому, это была побочная руна, не руна Старого алфавита, а значит – непредсказуемая. Он говорил, что побочные руны коварны. Одни работают, но плохо. Другие не работают вовсе. А третьи стараются выскользнуть из общего строя, незаметно и ловко перевернуться, деформироваться, точно стрелы, оставленные под дождем, и редко (если вообще когда-нибудь) ложатся прямо.
И все же, по словам Одноглазого, иметь хоть какую-то рунную метку – это дар. Руна Старого алфавита, целая и не перевернутая – пустая мечта. Когда-то боги владели подобными силами. Теперь же люди делают, что могут, тем, что осталось, вот и все.
Но побочная или нет, руна Мэдди была сильна. Девочка быстро превзошла своего старого друга, чьи чары были слабыми и быстро выдыхались. Ее цель была такой же хорошей, как и его, если не лучше. И она быстро училась. Она выучила хуг-рунар, руны мысли, риста-рунар, вырезанные руны, и сиг-рунар, руны победы. Мэдди выучила руны, которые не работали у самого Одноглазого, а также новые руны и побочные руны без имен и стихов, и все же обнаружила, что мечтает о большем.
Поэтому Одноглазый рассказал ей о холме и о змее, что живет в корнях Иггдрасиля, пожирая самое основание мира Он поведал о стоячих камнях и исчезающих островах, о заколдованных кругах, о Мире мертвых и Нижнем мире, о землях Сна и запредельного Хаоса. Он рассказал о Наполовину Рожденной Хель и о Йормунганде, Мировом змее, о Сурте-Разрушителе, владыке Хаоса, о снежных великанах, о народце тоннелей, о ванах, о Мимире Мудром.
Любимые сказки Мэдди были об асах и ванах. Она никогда не уставала их слушать, за долгие одинокие месяцы между визитами Одноглазого герои этих сказок стали для девочки друзьями. Тор-Громовержец и его волшебный молот; Идун-Целительница и ее яблоки юности; Один, Всеотец; Бальдр Справедливый; Тюр, Воин; Фрейя в соколином плаще; остроглазый Хеймдалль; Скади, Охотница; Ньёрд, Владыка Моря; Локи, Обманщик, который иногда нес старым богам спасение, а иногда – гибель. Мэдди рукоплескала их победам, оплакивала их поражения и, каким бы ненормальным это ни казалось, чувствовала намного большее родство с давно сгинувшими асами, чем с Джедом Смитом или Мэй. Шли годы, и она все больше нуждалась в компании себе подобных. «Где-то еще должны быть такие, как мы. Люди вроде нас, Горящие, семья, – думала Мэдди, – Если бы только мы их нашли, то кто знает…»
В этом, однако, ее постигло разочарование. За семь лет она даже мельком не видела кого-нибудь вроде них. Нет, были, конечно, гоблины, и время от времени рождались кошки и кролики с рунными метками – их, недолго думая, резали.
Но что до людей… Одноглазый говорил, что они вообще встречаются редко и к тому же, как правило, не обладают мало-мальски значимыми силами. Слабый проблеск, если повезет, достаточный только для того, чтобы выживать под вечной угрозой.
А если не повезет? В Крае Света, где Орден правил уже сто лет, рунная метка, даже сломанная, обычно приводила к аресту, затем к Экзамену, а после, в большинстве случаев, к повешению (или Чистке, как в тех краях предпочитали это называть).
Одноглазый говорил, что лучше об этом не думать, и Мэдди неохотно следовала его совету, учила уроки, пересказывала сказки, терпеливо ждала его ежегодных визитов и изо всех сил старалась не мечтать о несбыточном.
В этом году Одноглазый впервые опоздал. Четырнадцатый день рождения Мэдди справила за две недели до этого, от луны остался тоненький ломтик, и девочка начала тревожиться, что, возможно, на этот раз ее старый друг не вернется.
В прошлый визит она заметила в Одноглазом перемены: новое беспокойство, новое нетерпение. Он высох за последний год, пил больше, чем мог себе позволить, и впервые Мэдди увидела, что его темно-серые волосы припорошены белым. Сказались ежегодные путешествия в Край Света. А после семи столь безрассудных паломничеств кто знает, где опустится сеть?
Руны не слишком утешили ее.
У Мэдди был собственный гадальный набор, сделанный из речной гальки, собранной у Стронда. На каждом камешке была нарисована своя руна. Мэдди обнаружила, что если бросить их на землю и изучить выпавший узор, то иногда можно предсказать будущее – хотя Одноглазый предупредил ее, что руны не всегда просто читать и будущее не всегда высечено в камне.
Но все же сочетание Райдо, Странника:
с Турис, руной Тора, и Наудр, Связующей:
наполнило Мэдди дурными предчувствиями.
Рунная метка Одноглазого. Тернистый путь? А третья руна – Связующая – руна принуждения. Он попал в плен? Или же эта последняя руна означает смерть?
Поэтому, когда миссис Скаттергуд сказала, что Одноглазый наконец пришел, опоздав почти на две недели, Мэдди почувствовала огромное облегчение и еще более огромную радость. Девочка побежала к холму Красной Лошади, где ее ждал друг, как он ждал ее всегда, каждый год, и как будет ждать каждый год, всегда.
Но Мэдди забыла об Адаме Скаттергуде. Хозяйский сын редко беспокоил ее, когда она работала, – в погребе было темно, и мысль о том, чем она может там заниматься, его отпугивала, – но иногда он ошивался рядом с пивной в надежде отпустить замечание или колкость. Когда на кухне поднялась суматоха, Адам навострил уши, мудро держась подальше, чтобы не заставили работать, но как только он увидел, что Мэдди выбегает из дверей кухни, глаза его загорелись и он преисполнился решимости все разузнать.
Адам был на два года старше Мэдди и немного выше ее ростом, с мягкими каштановыми волосами и недовольным ртом. Скучающий, надутый, обожаемый матерью, в свои лета он уже был подмастерьем пастора и любимчиком епископа. Другие дети завидовали ему и боялись его, и он постоянно озорничал. Мэдди считала, что он хуже, чем гоблины, потому что гоблины, по крайней мере, забавны, а не только надоедливы, в то время как шутки Адама попросту мерзки и глупы.
Он привязывал шутихи к собачьим хвостам, качался на молодых деревцах, чтобы сломать их, дразнил попрошаек, крал выстиранное белье с веревок и втаптывал его в грязь, хотя всегда был достаточно осторожен и сваливал вину на других. Короче говоря, Адам был подлецом и гаденышем. При виде Мэдди, идущей к холму, он удивился, что ей там понадобилось, и решил насолить и ей тоже.
Адам крался за девочкой, прячась в кустах, что окаймляли тропинку, пока не достиг подножия холма, где тихонько заполз на дальнюю сторону и мигом скрылся.
Мэдди не видела и не слышала его. Она бежала по холму, спотыкаясь от нетерпения, и наконец увидела знакомую высокую фигуру, которая сидела среди упавших камней под боком у Красной Лошади.
– Одноглазый! – крикнула девочка.
Он выглядел в точности как в прошлый раз. Спиной прислонился к камню, во рту – трубка, рядом на траве – мешок. Как всегда, Одноглазый поприветствовал Мэдди небрежным кивком, словно отсутствовал денек, а не год.
– Ну, что нового в Мэлбри? – спросил он.
Мэдди посмотрела на него с негодованием.
– И это все, что ты хочешь сказать? Ты опоздал на две недели, я до смерти волновалась, и все, что ты можешь сказать, – это «Что нового в Мэлбри?», словно здесь хоть раз произошло что-нибудь важное…
Одноглазый пожал плечами.
– Я задержался.
– Задержался! Почему?
– Неважно.
Мэдди неохотно усмехнулась.
– Ты и твои новости. Думаю, тебе и в голову не приходит, что я могу волноваться. В смысле, ты возвращаешься не откуда-нибудь, а из Края Света, и никогда не приносишь мне новостей оттуда. Что-нибудь вообще происходит в Крае Света?
Одноглазый кивнул.
– Много чего.
– И все же ты снова вернулся.
– Да.
Мэдди вздохнула и села рядом с ним на мягкую траву.
– Что ж, главная новость в том, что… я уволена.
Улыбаясь при мысли о физиономии миссис Скаттергуд, она поведала другу о своей утренней работе, о спящем гоблине, попавшемся в погребе, и о том, как в неуклюжей спешке она призвала половину Подземного мира, пытаясь поймать его.
Одноглазый выслушал рассказ молча.
– О Законы, ты бы слышал, как она шумела! Ее вопли преследовали меня всю дорогу от леса Медвежат. Честно говоря, мне кажется, она чуть не лопнула…
Смеясь, Мэдди повернулась к Одноглазому и увидела, что тот смотрит на нее без всякого веселья, напротив, весьма угрюмо.
– Что именно ты сделала? – спросил он. – Это важно, Мэдди. Расскажи мне все, что припомнишь.
Мэдди перестала смеяться и постаралась в точности передать, что произошло в погребе. Она повторила разговор с гоблином (при упоминании о капитане гоблинов ей показалось, что Одноглазый напрягся, но она не была в этом уверена), описала каждую руну, которую использовала, а затем постаралась объяснить, что произошло дальше.
– Ну, сначала я бросила Турис, – начала она. – А потом просто… указала на нору и вроде как… крикнула в нее…
– Какие слова ты произнесла? – быстро спросил Одноглазый.
Мэдди встревожилась.
– Что-то не так? Я что-то не так сделала?
– Просто ответь, Мэдди. Что ты сказала?
– Ничего особенного. Какую-то ерунду. Даже не заговор. Все случилось так быстро, я не могу вспомнить… – Встревоженная, она оборвала себя. – Что не так? – повторила она. – Что я сделала?
– Ничего, – тяжело уронил он. – Я знал, что это всего лишь вопрос времени.
– Что – это? – спросила девочка.
Но чужак лишь молча смотрел на Лошадь за гривой высокой травы, подсвеченной утренним солнцем. Наконец он заговорил:
– Мэдди, ты растешь.
– Ну да, наверное.
Мэдди нахмурилась. Она надеялась, что разговор не превратится в лекцию вроде тех, насчет превращения в женщину, которые она иногда выслушивала от преисполненных благих намерений деревенских кумушек.
Одноглазый продолжал:
– Особенно выросли твои силы. Ты и раньше была сильной, чтобы начать, но теперь твои способности пробуждаются к жизни. Конечно, ты их пока не контролируешь, но это придет. Ты научишься.
И вправду лекция, подумала Мэдди. Пусть и не неприличная, как разговоры о превращении, но…
Одноглазый рассказывал:
– Чары, как ты знаешь, могут спать годами. Как этот холм спал долгие годы. Я всегда подозревал, что, когда одно проснется, другое ненамного отстанет от него.
Он остановился, чтобы набить трубку. Его пальцы немного дрожали, когда он вминал в чашу курительную траву. Стая гусей, вытянувшись клином, пролетела мимо, к Хиндарфьяллу. Мэдди проследила за птицами, и у нее внезапно мороз пробежал по коже. Лето давно кончилось, и осень скоро уступит место зиме. Почему-то от этой мысли девочка чуть не расплакалась.
– Этот ваш холм, – наконец произнес Одноглазый. – Долгое время он спал так тихо, и я даже подумал, что, быть может, неправильно прочитал знаки и это всего лишь очередной аккуратный курган Древних дней, как я изначально и подозревал. Видишь ли, множество других холмов – и родников, и каменных кругов, и менгиров,[4]4
Менгир – простейший вид древних культовых сооружений, состоящий из одного камня, вертикально вкопанного в землю.
[Закрыть] и пещер, и колодцев – давало те же знаки, но в итоге оказывалось пустышкой. Но когда я нашел тебя… с той рунной меткой… – Он резко замолчал и сделал ей знак прислушаться. – Ты слышала?
Мэдди покачала головой.
– Мне показалось, я слышал…
Одноглазый подумал, что это похоже на жужжание пчел. Рой пчел, запертый под землей. Что-то, что стремится разрушить стены темницы…
Какое-то мгновение Мэдди раздумывала, не спросить ли его, что значит «с той рунной меткой». Но она впервые видела своего старого друга таким взволнованным, он был настолько не в своей тарелке, что девочка поняла: лучше дать ему время.
Он снова посмотрел на холм Красной Лошади и на вздыбленную Лошадь, залитую утренним солнцем. «Такая красивая, – подумал чужак. – Такая красивая… и такая смертоносная».
– Не понимаю, как вы здесь живете, – произнес он, – учитывая, что спрятано под холмом.
– Ты о сокровище? – выдохнула Мэдди, которая никогда не забывала сказки о зарытом золоте.
Одноглазый задумчиво улыбнулся ей.
– Так оно правда здесь?
– Оно здесь, – признал Одноглазый. – Оно пятьсот лет лежало в земле и ждало возможности вырваться на свободу. Без тебя я отступил бы и никогда бы больше о нем не думал. С тобой у меня появился шанс. Но ты была так юна, совсем крошка. Кто знает, какие силы разовьются в тебе со временем? Кто знает, кем ты можешь однажды стать со своей руной?
Мэдди слушала, широко распахнув глаза.
– Поэтому, – сказал Одноглазый, – я стал учить тебя. Я научил тебя всему, что знал сам, я следил за тобой, отдавая себе отчет, что чем сильнее ты становишься, тем скорее случайно потревожишь то, что спит под холмом.
– Гоблинов? – спросила Мэдди.
Одноглазый медленно покачал головой.
– Гоблины – и их капитан – знают о тебе со дня твоего рождения. Но до сих пор у них не было повода опасаться твоих способностей. Однако твоя утренняя выходка все изменит.
– В смысле? – тревожно спросила Мэдди.
– В смысле, их капитан не дурак, и если он заподозрит, что мы охотимся за… сокровищем…
– То есть гоблины могут найти золото?
Одноглазый нетерпеливо фыркнул.
– Золото? – повторил он. – Эти бабушкины сказки?
– Но ты сказал, что под холмом зарыто сокровище.
– Да, – согласился Одноглазый, – так и есть. Сокровище Древнего века. Но не золото, Мэдди. Нет ни слитка, ни крупицы, ни даже медного грошика.
– Так что же там за сокровище? – поинтересовалась девочка.
Он помолчал.
– Его называют Шепчущим.
– А что это? – не сдавалась Мэдди.
– Я не могу тебе сказать. Возможно, позже, когда мы окажемся в безопасности.
– Но ты же знаешь, что это такое, правда?
Одноглазый едва сдерживал раздражение.
– Мэдди, – произнес он, – сейчас не время. Это сокровище может оказаться опасным не менее, чем ценным. Даже говорить о нем лишний раз не стоит. И во многих отношениях было бы куда спокойнее, если бы оно осталось забытым и спящим. – Он прикурил от огненной руны Кен, ловко прищелкнув пальцами. – Но оно проснулось, к добру или не к добру, и великая опасность грядет, если кто-нибудь найдет его, найдет и использует.
– Кто, например? – спросила Мэдди.
Он посмотрел на нее.
– Кто-то вроде нас, разумеется.
Сердце Мэдди стучало быстрее, чем молот ее отца.
– Вроде нас? Так я не одна такая? И ты с ними знаком?
Одноглазый кивнул.
– Сколько их? – выпытывала девочка.
– Какая разница?
– Для меня – большая, – пылко ответила Мэдди.
Есть и другие, но Одноглазый никогда о них не упоминал. Кто они? Где они? И если он знал об их существовании все это время, значит…
– Мэдди, – начал он, – я понимаю, это тяжело. Но ты должна мне доверять. Ты должна мне поверить, когда я расскажу тебе все, что скрывал до поры, несмотря на то что время от времени я вводил тебя в заблуждение…
– Ты мне лгал, – уточнила Мэдди.
– Я лгал тебе для твоей же собственной безопасности, – терпеливо сказал Одноглазый. – Волки из разных стай не охотятся вместе. Иногда они даже охотятся друг на друга.
Девочка повернулась к нему с горящими глазами.
– Почему? – поинтересовалась она. – Что такое Шепчущий? Почему он так для тебя важен? Кстати, откуда ты столько о нем знаешь?
– Терпение. Сперва Шепчущий. Потом я отвечу на все твои вопросы, обещаю. Но сейчас нам есть чем заняться. Холм не открывался уже сотни лет. Нам придется взломать защиту. Найти руны. Снять заклятия.
Одноглазый вытащил из мешка знакомый предмет и протянул его девочке.
– Что это? – не поняла Мэдди.
– Лопата, – сообщил он. – Потому что волшебство, как и успех, на одну десятую состоит из таланта и на девять десятых – из тяжелого труда. Тебе придется расчистить фигуру Лошади на четыре или пять дюймов в глубину. Это может потребовать времени.
Мэдди подозрительно глянула на него.
– Я вижу, лопата всего одна, – заметила она.
– Гению лопата ни к чему, – сухо бросил Одноглазый и уселся на траву, чтобы докурить трубку.
Работа оказалась долгой и утомительной. В длину Лошадь была двести футов от носа до кончика хвоста. Долгие годы обветривания, пренебрежения и запустения наложили свою печать на часть тонких деталей. Но глина холма была плотной и твердой, а Лошадь была сделана на века. Чтобы обеспечить сохранность силуэта, вокруг нее через определенные промежутки были нанесены предупреждающие знаки и рунные метки.
Одноглазый предположил, что рун всего девять, по одной на каждый из Девяти миров, и им придется найти все, чтобы отворить вход.
Первую, нацарапанную на речной гальке и зарытую под хвостом Лошади, нашел Одноглазый.
– Мадр, Срединные миры. Люди. Хорошее начало, – сказал он, прикасаясь к руне, чтобы та вспыхнула.
Он прошептал заговор «Сотвори из праха…», голова Лошади мгновенно озарилась ответным мерцанием, и почти сразу же Мэдди нашла под дерном руну Юр.
– Юр, Подземный мир. Основание. Теперь все пойдет быстрее.
И вправду пошло: Юр осветила дорогу к Райдо, Чужим землям, спрятанной под брюхом Лошади, затем к Логр – Морю – во рту Лошади.
Далее за одной ногой была обнаружена Беркана, для мира Сна, за другой – Наудр, для Мира мертвых.
За третьей – Хагал, для Нижнего мира, за четвертой – Кен, для Хаоса, или Запредельного мира.
И наконец, прямо посреди Ока Лошади, руна Небесной цитадели – Ос, асы, самая яркая, похожая на центральную звезду Охотника в созвездии Тьяцци, сияющую ясными зимними ночами над Семью Спящими.
Ос. Асы. Небесный свод. Мэдди молча смотрела на руну. Вот миг, о котором она мечтала. Странно, что теперь, когда он был так близок, ей не хотелось продолжать. Это немного разозлило девочку, и все же крошечная часть ее существа больше всего на свете хотела не переступать порог, а вернуться в Мэлбри с его безопасной укромностью.
Одноглазый, должно быть, почувствовал это, он слегка улыбнулся и положил руку на плечо Мэдди.
– Ты ведь не боишься, малышка?
– Нет. А ты?
– Чуть-чуть, – признался он. – Прошло столько времени… – Одноглазый достал трубку, заново прикурил и набрал полный рот сладкого дыма. – Дурная привычка, – заметил он. – Подцепил у народца тоннелей в одном из своих путешествий. Превосходные кузнецы, знаешь ли, но гигиена ни к черту. Наверное, дым помогает им скрыть запах…
Мэдди коснулась последней руны. Та вспыхнула опаловыми цветами, словно зимнее солнце. Девочка проговорила заклинание:
– Асы всем повелевают…
Склон холма разошелся со скрежетом, и там, где было Око, открылся узкий неровный тоннель, уходящий под землю.
