Текст книги "Рунная магия"
Автор книги: Джоанн Харрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
Анучке
Благодарности
От всего сердца благодарю верных воинов, сражавшихся на моей стороне со всеми приключениями и злоключениями, выпавшими на долю этой книги. Благодарю Дженнифер и Пенни Луитлен, Питера Робинсона, Кристиана, который первым ее прочел, Филиппу Дикинсон, моих фантастических редакторов Сью Кук и Нэнси Сиско, Дэвида Уайатта за иллюстрацию для обложки и Рейчел Армстронг за рекламу. Благодарю П. А. Энн, которая заправляет моей жизнью, Марка, который заправляет сайтом, Кевина, который заправляет всем остальным. Но более всего я благодарна своей дочери Анучке, которая донимала меня все четыре года, пока я не закончила эту историю к полному ее удовлетворению…
Карта девяти миров
Карта срединных миров
Карта долины Стронд
Действующие лица
ДЕРЕВЕНСКИЕ ЖИТЕЛИ
Мэдди Смит, деревенская ведьма
Джед Смит, кузнец
Мэй Смит, безмозглая красотка
Адам Скаттергуд, задира
Миссис Скаттергуд, хозяйка гостиницы
Дориан Скаттергуд, паршивая овца
Полоумная Нэп Фей, повивальная бабка, по слухам – фантазерка
Haт Парсон, пастор
Этельберта Парсон, его жена
Торвал Бишоп, его непосредственный начальник
Мэтт Лo, законник
Дэниел Хетерсет, подмастерье пастора
Одун Бриггс, кровельщик
ЧЛЕНЫ ОРДЕНА
Экзаменатор номер 4421974, экзаменатор Ордена
Экзаменатор номер 67363, почетный экзаменатор Ордена
Магистр номер 73838, магистр Ордена
Магистр номер 369, почетный магистр Ордена
Магистр номер 262, магистр Ордена
Магистр номер 23, магистр Ордена
БОГИ (ВАНЫ)
Скади, снежная великанша, бывшая жена Ньёрда, Охотница, богиня разрушения; главный враг Локи
Браги, бог поэзии и песен; не имеет причин любить Локи
Идун, жена Браги, богиня юности и изобилия; некогда была похищена Локи и передана снежным великанам
Фрейя, богиня желаний; некогда была смертельно оскорблена Локи
Фрей, Жнец, брат Фрейи; не дружит с Локи
Хеймдалль, златозубый страж; ненавидит Локи
Ньёрд, бог моря; когда-то был женат на Скади, но теперь живет отдельно в связи с непримиримыми различиями; сходится с ней лишь в одном – неприязни к Локи
БОГИ (АСЫ)
Один, верховный ас, побратим Локи, в конечном счете преданный им
Фригг, его жена; потеряла сына из-за Локи
Тор, Громовержец, сын Одина; имеет не один счет к Локи
Сиф, его жена; как-то раз облысела из-за Локи
Тюр, бог войны; потерял руку из-за Локи
Бальдр, сын Фригг; умер из-за Локи
Локи
ДРУГИЕ
Сахарок-и-кулёк, гоблин
Хель, повелительница Мира мертвых
Сурт, владыка Запредельного мира, хранитель Черной крепости
Йормунганд, Мировой змей
Элли, известная также как Старость
Толстуха Лиззи, жирная свиноматка
Безымянный
Руны старого алфавита
Фе: богатство, скот, собственность, успех
Ур: сила, Могучий Бык
Турис: руна Тора, Колючая
Ос: асы
Райдо: Странник, Чужие земли
Кен: Живой Огонь, Хаос
Хагал: Град, Разрушительница, Нижний мир
Наудр: Связующая, нищета, нужда, смерть
Иса: Лед
Ар: изобилие, плодородие
Юр: Защитница, Основание
Сол: лето, Солнце
Тюр: Воин
Беркана: зрение, разоблачение, сон
Мадр: Люди
Логр: вода, Единственное море, Срединные миры
Книга первая
Надземный мир
Один провидец предсказал конец всему…
Никогда не верь оракулу.
Локабренна, 9:1
Семь часов утра, понедельник, пятьсот лет после Конца Света, и гоблины снова забрались в погреб. Миссис Скаттергуд, хозяйка гостиницы «Семь Спящих», клялась, что во всем виноваты крысы, но Мэдди Смит было виднее. Только гоблины способны зарыться в кирпичный пол, к тому же, насколько она знала, крысы не пьют эль.
Еще она знала, что в деревне Мэлбри, как и во всей долине Стронд, некоторые вещи никогда не обсуждаются, а именно все чудное, необъяснимое или хоть чем-то необычное. Фантазировать считалось почти таким же прегрешением, как задаваться, даже снов боялись и ненавидели, поскольку именно через сны (по крайней мере, так гласила Хорошая Книга) асы пришли из Хаоса и лишь во сне сохранилась власть фейри, которые выискивали возможность вернуться в мир.
Так что жители Мэлбри изо всех сил старались не видеть снов. Они спали на голых досках вместо матрасов, избегали тяжелых ужинов. Что же до сказок на ночь – ха! У детишек из Мэлбри было куда больше шансов послушать о муках святого Сепуке или последних Чистках в Конце Света, чем о волшебстве или Подземном мире. Это не означает, что волшебства не существовало. Вообще-то за предыдущие четырнадцать лет на долю деревни Мэлбри так или иначе выпало больше чудес, чем на долю какого-либо другого места в Срединных мирах.
Это все из-за Мэдди, конечно. Мэдди Смит была выдумщицей, сказочницей и даже хуже. Именно ее винили во всем необычном, что происходило в деревне. Если бутылка пива упала с полки, если кошка забралась на маслобойню, если Адам Скаттергуд бросил камень в бродячего пса, а попал в окно – десять к одному, что опять все шишки посыплются на Мэдди.
А когда она возражала, люди говорили, что у нее и до этого был нелегкий характер, что ее невезение началось в день ее рождения и что добра не жди от ребенка с руинной меткой – ржавым знаком на руке девчонки Смита,—
который кое-кто из стариков называл ведьминой руиной и который было не свести, сколько ни скреби.
Либо так, либо вини гоблинов, иначе известных как добрый народец или фейри. Нынче летом гоблины перешли от простых набегов на погреба и воровства овец (иногда и покраски оных в синий цвет) к самым гадким и грубым шуткам: подбросили конский навоз на ступеньки церкви, насыпали соды в вино для причастия, чтобы оно зашипело, превратили уксус в мочу во всех банках маринованного лука в лавке Джо Гроусера…
А поскольку никому не хватало смелости упоминать о них или хотя бы признавать, что они вообще существуют, Мэдди приходилось бороться с паразитами из-под холма в одиночку, своим собственным способом.
Никто не спрашивал ее, как ей это удается. Никто не видел девчонку Смита за работой. И никто никогда не называл Мэдди ведьмой, за исключением Адама Скаттергуда, хозяйского сына, во многих отношениях хорошего мальчика, но склонного под настроение к сквернословию.
Кроме того, все полагали, что слова ни к чему, что руинная отметина девочки говорит сама за себя.
Мэдди принялась разглядывать ржавую метку. Та походила на какую-то букву или знак и иногда слабо светилась в темноте или горела, словно к ней прижали что-то раскаленное. Мэдди заметила, что знак горит и в этот момент. Так часто бывало, когда добрый народец ошивался поблизости, – словно что-то внутри девочки не знало покоя и отчаянно хотело вырваться на волю.
Тем летом метка зудела чаще, чем обычно, ведь гоблины кишели вокруг в немыслимых количествах. Был единственный способ унять зуд – прогнать их. Другие свои силы девочка не пробовала и по большей части не использовала. Хотя иногда это и было непросто – все равно что притворяться, будто не голоден, когда на столе любимая еда, – но Мэдди понимала, почему надо вести себя так.
Заговоры и руны – это уже плохо. Но волшебство, подлинное волшебство, – совсем уж опасное дело. Если слухи о нем достигнут Края Света, где слуги Ордена день и ночь трудолюбиво изучают Слово…
Самой страшной тайной Мэдди – ее она доверила лишь своему лучшему другу, типу, известному как Одноглазый, – было то, что, как это ни постыдно, ей нравилось колдовать. Более того, ей казалось, что она может преуспеть в волшебстве. Как любой талантливый человек, Мэдди мечтала извлечь из своих способностей пользу, продемонстрировать их другим людям.
Но это было невозможно. В лучшем случае это было бы воспринято как «задаваться».
А в худшем? Людей подвергали Чистке и за меньшее. Мэдди перевела взгляд на пол погреба и широкий лаз, который уродовал пространство. Это точно была гоблинская нора, по крайней мере больше и куда грязнее, чем лисья. Разбросанная вокруг земля еще хранила следы когтистых широких лап. Камни и кирпичи были свалены в углу и небрежно прикрыты грудой пустых бочонков. Не без удовольствия Мэдди подумала, что вечеринка, похоже, выдалась веселая и слегка хмельная.
Засыпать нору легко, размышляла она. Фокус, как всегда, в том, чтобы так все и осталось. Юр, Защитницы, хватило для дверей церкви, но известно, что гоблины весьма уперты, когда дело касается эля. Мэдди знала, что в данном случае одного наговора не хватит, чтобы надолго удержать их на расстоянии.
Ладно. Тогда кое-что еще.
Заостренной палочкой девочка нарисовала на утоптанном полу две руны. Она подумала, что Наудр, Связующая, подойдет:
а к ней можно добавить Ур, Могучего Быка, под углом ко входу в нору:
Теперь не хватало только искры.
Той искры, которая была в этих действиях единственным настоящим волшебством. Кто угодно, знакомый с рунами – которые, в общем-то, всего лишь буквы древнего языка, – может выучиться писать их. Мэдди знала: фокус в том, чтобы заставить их действовать.
Сперва это было непросто. Но потом работать с рунами стало не сложнее, чем чиркать спичкой. Мэдди пробормотала коротенький заговор:
– Каждый повержен огнем…
Буквы пылали несколько секунд, затем померкли до предупреждающего мерцания. Гоблины увидят их, как видит Мэдди, а миссис Скаттергуд, которая презирает грамоту (поскольку ей не обучена), и те, кто считает магию происками дьявола, подумают, что это всего лишь царапины в пыли. Все смогут и дальше притворяться, будто это не гоблины, а всего лишь крысы.
Внезапно в дальнем темном углу погреба что-то зашуршало. Мэдди обернулась и увидела в тени движение: кто-то юркнул в промежуток между двумя бочками, и было это создание куда крупнее, чем обычная крыса.
Мэдди поспешно встала, подняла свечу повыше, чтобы осветить оштукатуренную стену. Ничего не было слышно, никто не двигался, но тени дергались и дрожали.
Мэдди шагнула вперед и посветила свечой прямо в угол. По-прежнему никакого движения. Но всякое существо оставляет след, который лишь немногие умеют видеть. Там кто-то был, Мэдди ощущала это. Теперь она даже чувствовала запах: кисло-сладкий холодный запах корешков и пряностей, долго пролежавших под землей.
Мэдди вновь вспомнила о хмельной вечеринке. Такой хмельной, должно быть, что один кутила, одурманенный превосходным элем миссис Скаттергуд, забыв о всякой осторожности, свернулся в клубок где-нибудь в темном углу, чтобы исцелить сном последствия излишеств. И вот он в ловушке, кем бы он ни был. В ловушке за грудой бочонков из-под эля: нора запечатана, погреб заперт.
Сердце Мэдди забилось чуть быстрее. За все эти годы ей ни разу не выпало подобной возможности – увидеть одного из фейри так близко, поговорить с ним и услышать ответ.
Она попыталась вспомнить то немногое, что знала о добром народце из-под холма Красной Лошади. Забавные существа, скорее шаловливые, чем злобные, любители хорошо выпить и красиво поесть. И что-то еще задержалось в уголках памяти. Рассказ Одноглазого, быть может? Или какой-нибудь ловкий трюк, какой-нибудь заговор, который поможет ей справиться с существом?
Мэдди оставила свечу на крышке бочонка и подошла посмотреть, кто прячется в углу.
– Я знаю, ты здесь, – тихо прошептала она.
Гоблин – если это был гоблин, а не просто крыса – промолчал.
– Выходи, – продолжала Мэдди. – Я тебя не трону.
Никто не пошевелился, разве только пласты теней, потревоженные пламенем свечи. Мэдди вздохнула, словно от разочарования, и посмотрела в другую сторону.
В тенях что-то таилось; она видела это уголком глаза.
Девочка застыла, она стояла, явно погруженная в раздумья. В темноте кто-то начал красться между бочками, очень тихо.
Мэдди по-прежнему не двигалась. Только ее левая рука пошевелилась, пальцы сложились в привычную фигуру, Беркану, руну разоблачения.
Если это крыса, Беркана ей покажет!
Но это была не крыса. Дымка – всего лишь дымка – золота фейри мерцала в кольце большого и указательного пальцев.
Мэдди бросилась вперед. И очень вовремя. Существо тотчас принялось бороться. Хотя Мэдди его не видела, она совершенно определенно чувствовала, как оно вертится и брыкается в ее руках, стараясь укусить. Затем, поскольку девочка продолжала крепко держать его, существо в конце концов обмякло, тень слетела с него, и Мэдди ясно его увидела.
Оно – он – был немногим больше лиса, с ловкими ручками и опасными зубками. Большую часть тела покрывали доспехи – металлические бляшки, кожаные ремни, половинка кольчуги, для подгонки грубо обрезанная снизу. С коричневого длинноусого лица пронзительным, нечеловеческим золотом светились глаза.
Он дважды моргнул, глядя на Мэдди. Затем без всякого предупреждения пулей метнулся между ее ног.
Он мог даже спастись – он был быстр, как ласка, – но Мэдди это предвидела и пальцами послала вслед Иса, Ледяную, приморозив гоблина к месту.
Он рвался и извивался, но ступни его крепко сцепились с землей.
Гоблин выплюнул из-за заостренных зубов блуждающий огонек, но Мэдди по-прежнему его не отпускала.
Гоблин выругался на множестве языков, в том числе животных и фейри, и в заключение вылил ведро грязи на семью Мэдди – и ей пришлось признать, что по большей части его слова были правдой.
Наконец он перестал бороться и сердито уселся на пол.
– Ну и чего тебе надо? – спросил он.
– Как насчет… трех желаний? – с надеждой произнесла Мэдди.
– Забудь, – усмехнулся гоблин, – Что за историй ты наслушалась?
Мэдди была разочарована. Во многих сказках, которые она собирала последние несколько лет, кто-нибудь получал от фейри исполнение трех желаний, и ее довольно сильно расстроило, что это оказалось всего лишь выдумкой. И все же были другие истории, которые, по мнению девочки, могли содержать более практичные истины. Глаза Мэдди загорелись, когда она вспомнила то, что таилось в ее подсознании с тех пор, как она впервые услышала подозрительные звуки из-за бочки.
– Чего уж тут, можешь не спешить, – заметил гоблин, ковыряясь в зубах.
– Ш-ш-ш, – шикнула Мэдди. – Я думаю.
Гоблин зевнул. Он приобрел довольно нахальный вид, яркие золотые глаза светились лукавством.
– Не знаешь, что со мной делать, а? – спросил он. – Имей в виду, за меня отомстят, если я не вернусь домой.
– Отомстят? И кто же?
– Капитан, конечно, – ответил гоблин. – Боги, тебя что, в шкафу воспитали? А теперь ты меня отпустишь, хорошая девочка, и тогда никаких претензий, никто не зовет Капитана.
Мэдди улыбнулась, но промолчала.
– Кончай волынку, – продолжал гоблин. Похоже, ему стало не по себе. – Что толку держать меня тут? Все равно я ничего не могу тебе дать.
– Ну почему же, – возразила Мэдди, усевшись на пол и скрестив ноги. – Ты можешь назвать свое имя.
Гоблин молча уставился на нее широко распахнутыми глазами.
– «Кого назвал, того связал» – разве не так говорится в пословице?
Это была старая история, Одноглазый рассказал ее несколько лет назад, и Мэдди почти забыла ее в горячке момента. В начале первого года каждому существу, камню и растению дается тайное имя, которое подчиняет своего носителя воле любого, кому оно станет известно.
Мать Фригг знала истинные имена и использовала их, чтобы заставить все живое молить о возвращении ее мертвого сына. Но Локи, у которого было много имен, не был связан обещанием, и Бальдру Справедливому, богу Весны, пришлось остаться в Мире мертвых, царстве Хель, до Конца Света.
– Мое имя? – наконец переспросил гоблин.
Мэдди кивнула.
– Какое имя? Зови меня Опохмелиться-бы, или Кувшинчик-виски, или Пьяный-вдрабадан. Мне без разницы.
– Твое истинное имя, – уточнила Мэдди и снова нарисовала руны Наудр, Связующую, и Иса, чтобы укрепить лед.
Гоблин извивался, но вырваться не мог.
– Да на кой оно тебе вообще? – поинтересовался он. – И откуда ты, черт побери, столько об этом знаешь?
– Ну же, говори, – потребовала Мэдди.
– Ты никогда не сможешь произнести его, – юлил гоблин.
– Все равно скажи.
– Не скажу! Отпусти меня!
– Отпущу, – пообещала Мэдди, – как только ты мне его скажешь. А не то открою дверь погреба, и пусть солнце вершит свое черное дело.
Гоблин побледнел, ведь солнечный свет смертелен для доброго народца.
– Неужели вы это сделаете, госпожа? – заскулил он.
– Следи за мной, – ответила Мэдди, встала и направилась к люку (в тот момент закрытому), через который доставляли бочки с элем.
– Не надо! – заверещал гоблин.
– Имя, – настойчиво повторила она, положив руку на задвижку.
Гоблин забился еще сильнее, но руны Мэдди по-прежнему крепко держали его.
– Он тебя достанет! – визжал гоблин. – Капитан тебя достанет, и тогда ты пожалеешь!
– Последний шанс, – сообщила Мэдди и потянула задвижку.
Тонкий солнечный лучик упал на пол погреба всего в нескольких дюймах от лапы гоблина.
– Закрой, закрой! – завопил он.
Мэдди терпеливо ждала.
– Ну ладно! Ладно! Мое имя… – Гоблин протараторил что-то на своем языке, так быстро, словно насыпал в тыкву камешков и потряс. – А теперь закрой, закрой! – крикнул он и извернулся, чтобы оказаться как можно дальше от конца луча.
Мэдди захлопнула люк, и гоблин вздохнул с облегчением.
– Какая мерзость, – произнес он. – Такая хорошая девочка не должна вести себя так мерзко. – Он с укором смотрел на Мэдди. – Кстати, а зачем тебе мое имя?
Но Мэдди пыталась вспомнить слово, которое выпалил гоблин.
Сморкаться? Нет, не то.
Сна-ракки? Нет, и это тоже не то.
Сма-рики? Она нахмурилась в поисках верной интонации, зная, что гоблин постарается отвлечь ее, зная, что заговор не сработает, если она не сможет произнести имя точно.
– Сма…
– Зови меня Смачкин, зови меня Смажа, – принялся болтать гоблин, стараясь перебить заговор Мэдди своим. – Зови меня Скорпик, Склизик и Слизень. Зови меня Скользик, зови меня Скоро…
– Тихо! – прикрикнула Мэдди.
Слово вертелось на кончике ее языка.
– Ну так скажи его.
– Скажу.
Если бы только существо перестало болтать…
– Забыла! – В голосе гоблина звенел триумф. – Забыла, забыла, забыла!
Мэдди чувствовала, что теряет концентрацию. Слишком много приходилось делать одновременно; она не могла надеяться удержать гоблина в повиновении и вспомнить заговор, который подчинит его ее воле. Наудр и Иса вот-вот падут. Гоблин почти вытащил одну ногу и, злобно хлопая глазами, старался освободить и другую.
Сейчас или никогда. Забросив руны, Мэдди обратила всю волю на то, чтобы произнести истинное имя существа.
– Сма-ракки…
Это казалось верным – быстрым и взрывным.
Но как только девочка открыла рот, гоблин вылетел из угла, точно пробка из бутылки, и не успела она договорить, как он наполовину зарылся в стену погреба, копая так, словно от этого зависела его жизнь.
Если бы Мэдди сейчас остановилась и подумала, она бы просто приказала гоблину замереть. Если она произнесла имя верно, ему пришлось бы подчиниться и она не спеша допросила бы его. Но Мэдди не остановилась подумать. Она увидела, как пятки гоблина исчезают в земле, и в тот же миг выкрикнула слова – даже не заговор, – изо всех сил посылая в узкий лаз Турис, руну Тора.
Вышло похоже на фейерверк. Руна хлопнулась на кирпичный пол, подняв облако искр и небольшой, но едкий дымок.
Секунду или две ничего не происходило. Затем под ногами Мэдди раздался низкий рокот, и из норы понеслись брань, удары и рыхлая земля, словно кто-то внутри налетел на внезапную преграду.
Мэдди встала на колени и полезла в нору. Она слышала, как гоблин ругается, слишком далеко, чтобы достать, а теперь добавился еще и новый звук, какое-то скольжение, скрипение, шуршание, которое Мэдди почти узнала…
Гоблин заговорил тихо, но упрямо:
– Ну вот, любуйся теперь, чего наделала. Гог и Магог, выпустите меня!
Опять отчаянно полетела земля. Существо, пятясь, поспешно выбралось из норы и упало, споткнувшись о груду пустых бочек, которые раскатились с грохотом, способным поднять Семерых Спящих из их постелей.
– Что случилось? – спросила Мэдди.
Но прежде чем гоблин сумел ответить, кто-то выскочил из норы в стене. Несколько кого-то… нет, дюжины… нет, сотни жирных, коричневых, шустрых кого-то, лезущих из норы, точно…
– Крысы! – заорала Мэдди, подбирая юбку повыше.
Гоблин презрительно посмотрел на нее.
– А чего ты ждала? – сказал он, – Примени такие чары в Подземном мире, и не успеешь оглянуться, как окажешься по колено в воде и паразитах.
Мэдди испуганно глазела на нору. Она всего лишь хотела вернуть гоблина, но крик и поспешно брошенная руна, несомненно, призвали все, до чего она смогла дотянуться. Теперь не только крысы, но и жуки, пауки, мокрицы, многоножки, вертячки, уховертки и личинки жуткой струей били из норы вместе с мощным потоком сточной воды (возможно, из сломанной трубы), и все это единым кишащим варевом с ужасающей скоростью текло и извивалось из лаза по полу.
А затем, как раз когда девочка уверилась, что хуже и быть не может, наверху лестницы раздался скрип двери и до Мэдди донесся высокий и немного гнусавый голос из кухни:
– Эй, мадам! Ты там все утро собираешься торчать или как?
– О боги! Миссис Скаттергуд!
Гоблин весело подмигнул Мэдди.
– Ты меня слышала? – спросила миссис Скаттергуд. – Тут неплохо бы кастрюли помыть, или, по-твоему, это я должна возиться с ними?
– Минуточку! – поспешно крикнула Мэдди, пятясь к лестнице. – Вот только… разберусь тут кое с чем!
– Нет уж, сперва закончи работу здесь, – возразила миссис Скаттергуд. – Немедленно поднимись и вымой кастрюли. И если тот никчемный одноглазый прохвост снова заявится, скажи, что я велела ему убираться!
Сердце Мэдди забилось быстрее. «Тот никчемный одноглазый прохвост» – значит, ее старый друг вернулся после более чем года странствий, и никакое количество крыс и тараканов – или даже гоблинов – не удержит ее от того, чтобы повидаться с ним.
– Он был здесь? – поинтересовалась Мэдди, взбегая по лестнице. – Одноглазый был здесь?
Она, задыхаясь, выскочила на кухню.
– Ага. – Миссис Скаттергуд протянула ей чайное полотенце. – Хотя понятия не имею, с чего ты выглядишь такой довольной. Я-то думала, что ты из всех…
Она замолчала и задрала голову, прислушиваясь.
– Что это за шум? – резко произнесла она.
Мэдди закрыла дверь погреба.
– Ничего, миссис Скаттергуд.
Хозяйка подозрительно посмотрела на девочку.
– А как поживают крысы? – спросила она. – На этот раз ты с ними разделалась?
– Мне надо его увидеть, – сообщила Мэдди.
– Кого? Одноглазого прохвоста?
– Пожалуйста, – умоляюще протянула Мэдди. – Я ненадолго.
Миссис Скаттергуд поджала губы.
– Не за мои деньги, нет уж, – отрезала она. – Я плачу тебе хорошие деньги не за то, чтобы ты болталась с ворами и попрошайками…
– Одноглазый не вор, – возразила Мэдди.
– А ну-ка прекрати задаваться, мадам! – возмутилась миссис Скаттергуд. – Законы знают, что ты ничего не можешь с собой поделать, но ты хотя бы попытайся. Хотя бы ради отца и памяти своей святой матушки. – Она перевела дыхание быстрее чем за секунду. – И убери это выражение с лица. Можно подумать, ты гордишься тем, что…
И тут миссис Скаттергуд замолчала, открыв рот, потому что из-за двери погреба донесся какой-то шум. Это был довольно странный, поспешно удаляющийся звук, перемежаемый время от времени глухими ударами. Миссис Скаттергуд стало очень не по себе – словно в погребе могло что-то быть, кроме бочек с элем. И что это за отдаленные шлепки, как при стирке на реке?
– О Законы, что ты натворила?
Миссис Скаттергуд направилась к двери погреба.
Мэдди встала перед ней и одной рукой начертила Наудр на засове.
– Не надо туда ходить, я вас очень прошу, – взмолилась она.
Миссис Скаттергуд дернула засов, но рунный знак крепко держал его. Она обернулась и уставилась на Мэдди, обнажив, как хорек, злобные зубки.
– Ты немедленно откроешь мне дверь, – приказала она.
– Вы совсем, совсем не хотите, чтобы я ее открыла.
– Ты откроешь мне дверь, Мэдди Смит, если желаешь себе добра.
Мэдди еще раз попыталась возразить, но миссис Скаттергуд было не удержать.
– Держу пари, там сидит твой прохвост и распивает мой лучший эль. Либо ты откроешь мне дверь, девчонка, либо я позову Мэтта Ло и он упечет вас обоих в кутузку!
Мэдди вздохнула. Не то чтобы ей нравилось работать в гостинице, но работа есть работа, а шиллинг есть шиллинг, и ни то ни другое ей не светит после того, как миссис Скаттергуд заглянет в погреб. Через час заклинание выдохнется и все твари уползут обратно в нору. Тогда она сможет снова ее запечатать, устранить беспорядок, вытереть воду…
– Я все объясню… – снова начала Мэдди.
Но миссис Скаттергуд не желала слышать никаких объяснений. Ее лицо опасно покраснело, а голос возвысился почти до крысиного писка.
– Адам! – завизжала она. – Немедленно иди сюда.
Адам был сыном миссис Скаттергуд. Они с Мэдди всегда ненавидели друг друга, и именно мысль о его ухмыляющейся, довольной физиономии – и о своем давно не виденном друге, известном в некоторых кругах как одноглазый прохвост, – заставила ее решиться.
– Вы уверены, что это был Одноглазый? – спросила девочка.
– Ну конечно он! А теперь открой мне…
– Ладно, – сказала Мэдди и перевернула руну. – Но на вашем месте я бы часок подождала.
С этими словами она развернулась и убежала и была уже на пути к холму Красной Лошади, когда над кухней «Семи Спящих» взвился, точно дымок, далекий пронзительный визг, замер над еще не проснувшейся деревней Мэлбри и растаял в утреннем воздухе.
