Текст книги "Рунная магия"
Автор книги: Джоанн Харрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
– Это просто чары, верно? – слабым голосом прошептала Мэдди.
Хель одарила ее своей жуткой полуулыбкой.
– Но он не может быть мертв. Я видела его совсем недавно.
– Хочешь, он поговорит с тобой? – вкрадчиво предложила Хель. – Могу даже показать тебе, что случилось, если хочешь.
– Не надо, – вмешался Локи.
Но Мэдди не могла отвести глаз от комнаты, залитой приглашающим светом. Люди внутри виднелись более ясно: Джед и Джулия, с лицами, оживленными мерцанием. Девочка знала, что они не настоящие ее родители, и все же что-то внутри ее продолжало по ним тосковать – по матери, которую она никогда не знала, по мужчине, которого она четырнадцать лет называла отцом. Внезапно Мэдди почувствовала себя очень маленькой, очень незначительной. Впервые после того, как они с Одноглазым открыли холм Красной Лошади, Мэдди очутилась на грани слез.
– Это я виновата? – спросила она у тени Джеда Смита. – Ты попал сюда из-за чего-то, что сделала я?
– Оставь ее! – резко сказал Локи. – Ты ведешь дело со мной, а не с ней.
Хель подняла живую бровь. В комнате стемнело, привидения исчезли.
– Один час, – жестко продолжал Локи. – Один час внутри. После чего, клянусь, ты никогда больше меня не увидишь.
Хель улыбнулась.
– Отлично. Я дам тебе час. Ни минуты, ни секунды больше.
– Клянешься? – настаивал Локи.
– Клянусь. И более того, обещаю – при условии, что ты переживешь эту свою грядущую выходку, в чем я сомневаюсь, – что в следующий раз, когда наши пути пересекутся, я убью тебя и не посмотрю, что ты мне отец. Понятно?
Они скрепили сделку рукопожатием, его живая рука в ее безжизненной. Затем мертвым пальцем Хель нарисовала окно в воздухе, и внезапно перед ними открылась река Сон: водная ширь, которую ни один взор не смеет надеяться охватить, более широкая, чем Единственное море, и в десять тысяч раз более бурная. Поверхность реки была усеяна островами, похожими на танцовщиц в юбках из бледной пены, скалами и рифами, слишком многочисленными, чтобы их пересчитать, предательскими песчаными отмелями, утесами, взмывавшими в облака, пиками, зубцами и скоплениями дымовых труб.
– Боги! – воскликнула Мэдди. – Как много…
Локи пожал плечами.
– Острова Сна возникают и исчезают. Они не должны существовать долго. Но крепость…
Он напряженно размышлял. Черная крепость Нижнего мира с верхушкой, пронзавшей облачные гряды, с корнями, утопленными на десять фатомов[12]12
Фатом – морская сажень, равна 182 см.
[Закрыть] в глубину. Форма ее непостоянна: то замок, ощетинившийся башенками, то гигантская яма с огненной сердцевиной. Ничто не удерживает единственного обличья так близко к Хаосу, и это вносит свой вклад в неприступность крепости. Двери и ворота появляются и исчезают. Вот почему Локи нуждался в Хель – чтобы держать окно открытым.
Он не боялся, что его дочь не повинуется. Верность Хель клятвам вошла в легенду, равновесие ее царства зависело от нее, и Локи не сомневался в ее обещании.
Какое-то мгновение он думал о Шепчущем, о его цели и древнем коварстве. Зачем тому нужно было попасть в Хель? Что Локи увидел, когда их сознания пересеклись? Что он упустил в своих тщательных замыслах? Отчего оракул кажется таким самодовольным?
«Я вижу встречу мудрого и не столь мудрого на Нижнем краю».
Мудрого? Еще никогда в жизни Обманщик не чувствовал себя менее мудрым.
В последний раз Хель подняла руку и начертила на вновь созданном окне Наудр, перевернутую. В тот же миг Мэдди ощутила лицом ветер, услышала шелест прилива на скалах, почуяла его древнее зловоние…
– У тебя есть час, – сказала Наполовину Рожденная Хель. – Советую поторопиться.
И с этими словами она исчезла, как и ее дворец, а Локи и Мэдди очутились на каменной башенке посреди реки Сон. Черная крепость Нижнего мира разверзлась под их ногами.
Ванов не было уже больше часа. Этель наблюдала за их уходом с непривычной отрешенностью и неожиданной уверенностью, что они отправились за едой. Она чувствовала себя очень странно и очень спокойно. Сидя за туалетным столиком и глядя в зеркало, она пыталась понять, что же все-таки произошло.
За последние двадцать четыре часа с Этель случилось больше событий, чем за всю ее жизнь до этого. Она видела богов в сражении; женщин, бывших дикими зверями; ее мужем завладел нечестивый дух; в ее дом вторглись; ее собственность конфисковали; ее жизнь повисла на волоске.
Этель знала, что должна что-то чувствовать. Возможно, страх. Горе. Тревогу. Облегчение. Ужас от неестественности происходящего. Но ничего такого Этельберта не чувствовала. Вместо этого она изучала свое лицо в зеркале туалетного столика, что не входило в ее привычки. Но в этот день ее словно вынудили смотреть – не из тщеславия, а, скорее, из любопытства, – в поисках каких-либо видимых признаков перемены, которая ощущалась внутри.
«Я чувствую себя иначе. Я стала другой».
Она переоделась в платье из простой коричневой фланели – не дешевое, но и недостаточно хорошее, чтобы соблазнить волшебниц, – умылась, расчесала длинные волосы. Лицо ее было чистым и не нарумяненным, отчего она казалась моложе, глаза – обыкновенные по сравнению с глазами Фрейи или Скади – ясными и серьезными, золотисто-карими. Она не стала красавицей, но и не была прежней уродливой Этель Гудчайлд, которая чуть не прожила жизнь синим чулком, несмотря на все отцовские денежки.
«Как удивительно странно и безмятежно», – думала Этель. И как странно, что добрый народец исцелил ее. Возможно, оттого она и стала неестественной, отмеченной неким образом их прикосновением. Несомненно, она не чувствовала никакого отвращения, которое, знала, должна чувствовать. Напротив, ее переполняло что-то вроде благодарности, странно похожей на радость.
Этельберта как раз собиралась выйти, думая, что утренняя прогулка поможет ей немного успокоиться, когда во входную дверь постучали. Открыв ее, она увидела Дориана Скаттергуда, растрепанного, очумелого, краснолицего, почти рыдающего от желания поведать свою историю кому-нибудь – кому угодно, – кто сможет поверить.
Он рассказал ей, что бежал всю дорогу от холма Красной Лошади, потом затаился, пока не уверился, что опасность миновала, а вернувшись, обнаружил изуродованные тела Одуна Бриггса и Джеда Смита рядом с открытым Оком. Пастора и Адама и след простыл. Он увидел шестерых ванов, быстро идущих по дороге на Мэлбри, и спрятался за изгородью в поле, пропуская демонов.
– Я ничего не мог поделать, – жалко произнес Дориан. – Я бежал, я спрятался…
– Мистер Скаттергуд, – твердо сказала Этель, – вам лучше зайти. Слуги явятся в любую минуту, а вам, я уверена, стоит выпить чаю, чтобы успокоить нервы.
Дориан с отвращением подумал о чае и тем не менее вошел, зная, что если кто в Мэлбри и поверит ему, так это Этельберта.
И она поверила. Понукая его, когда он запинался, она вытянула всю историю: женщина-волчица, два убийства, одержимость Ната неведомыми силами, исчезновение Адама Скаттергуда.
Когда Дориан закончил, она поставила чашечку на фарфоровое блюдце и долила немного горячей воды в чайник.
– Как вы думаете, куда отправился мой муж? – спросила она.
Дориан был озадачен. Он ожидал слез, злости, возможно, чего-то вроде истерики. Он ожидал, что она станет винить его за бегство – сам он себя, конечно, винил. Необходимость исповедаться была одной из причин, почему он первым делом помчался в пасторский дом. Дориану никогда не было особого дела до Ната Парсона, но это не значило, что его надо было оставить на произвол судьбы. То же относится и к остальным, думал он. А Адам – его собственный племянник, пресвятые законы… Дориан глубоко стыдился, что убежал.
– Они пошли в холм, госпожа, – сказал он. – Это точно. И ваш муж тоже. Они шли по чьим-то следам…
– Девочки Смита, – заметила Этель, разливая чай.
– Да, и ее друга. Того, что сбежал.
Этель кивнула.
– Я знаю, – сказала она. – Я иду за ними, мистер Скаттергуд.
– За ними? – Все ясно, она рехнулась. Отчасти это успокоило его. Странная безмятежность Этель начинала действовать ему на нервы. – Но, миссис Парсон…
– Послушайте, – перебила она. – Что-то случилось со мной сегодня. Прямо здесь, во дворе. Это было как вспышка, как гром среди ясного неба. Только что жива – и уже ускользаю во тьму. Я кое-что видела, понимаете. То, во что вы едва ли поверите, даже во сне.
– Во сне? – переспросил Дориан. Сны не те увеселения, которым предавались респектабельные жители Мэлбри. Он подумал, не ударили ли Этель Парсон по голове, и пожалел, что пришел к ней. – Так может, вы спали? Во сне случаются всякие странные вещи, опасные вещи. А если вы к ним не привыкли…
Этель нетерпеливо фыркнула.
– Я была мертва, мистер Скаттергуд. Мертва и на полпути в Мир мертвых, когда асы вернули меня к жизни. По-вашему, я боюсь дурных снов? По-вашему, я чего-то боюсь?
Беспокойство Дориана переросло в тревогу. Его опыт общения с полоумными особами был невелик, и, будучи неженатым, он понятия не имел, что делать с Этель.
– Э-э-э… миссис Парсон, – слабо произнес он. – Вполне естественно, что вы вне себя от горя. Как насчет отдыха и нюхательных солей?
Она с жалостью посмотрела на него.
– Я была мертва, – тихо повторила Этельберта. – Люди разговаривали подле мертвых тел. Говорили то, чего не должны бы. Были менее осторожны. Я не претендую на понимание всего, что происходило. Дела асов нас не касаются, и я не хотела, чтобы мы встряли в них, но, боюсь, уже ничего не попишешь. Они исцелили меня. Они подарили мне жизнь. Неужели они считали, что я продолжу жить, словно ничего не произошло? Рукоделие, стряпня и чайник на плите?
– О чем вы? – не понял Дориан Скаттергуд.
– О том, – ответила Этель, – что где-то в Подземном мире мой муж и ваш племянник еще живы. И что если мы собираемся их найти…
– Найти их? – переспросил Дориан. – Это не то же самое, что потерять вязание, миссис Парсон…
Она вновь заморозила его взглядом.
– У вас есть собака, мистер Скаттергуд?
– Собака?
– Да, мистер Скаттергуд. Собака.
– Н-нет. – Он был захвачен врасплох. – Это важно?
Этель кивнула.
– По всей видимости, под холмом сотни коридоров. Нам нужна собака, чтобы отыскать их след. Ищейка с хорошим нюхом. Не то нам придется остаток жизни бродить в темноте.
Дориан в изумлении уставился на нее.
– Вы с ума сошли, – наконец сказал он.
– Совсем наоборот, – возразила Этель. – Итак, нам нужна собака, лампы и припасы. Или я сама все раздобуду, если вы предпочитаете оставаться здесь.
Дориан возражал меньше, чем она ожидала. Во-первых, он радостно ухватился за возможность искупить свое поведение на холме. Во-вторых, рехнулась Этель или нет, она была полна решимости, и он не мог отпустить ее одну. Одолжив лошадь и двуколку пастора, Дориан оставил Этель собираться – почти не смея надеяться, что она передумает, – и через час вернулся с двумя мешками с едой и самыми нужными вещами; на сиденье рядом с ним восседала маленькая черная пузатая хрюшка.
Этельберта с некоторым сомнением осмотрела черную свинью. Но Дориан был непреклонен: свиньи – его хлеб, и он всегда верил в их превосходный ум. Черная Нелл, пузатая свиноматка, которая вызвала скандал годы назад, в свое время прекрасно искала трюфели, была верной и умной и охраняла ферму не хуже любого пса.
Эта новая хрюшка происходила от самой Нелл, хотя Дориан никогда не упоминал об этом, как и о сломанной рунной метке, что украшала ее мягкое брюшко белым пятном. Напротив, он замазывал метку дегтем (как когда-то его мать раскаленным железом и сажей скрыла метку на плече своего младенца) и не жалел об этом.
– Лиззи отведет нас куда надо, – произнес Дориан. – Лучшей ищейки у меня не было. Она способна унюхать картофелину за сотню ярдов, трюфель – за милю. Никакой пес с ней не сравнится. Даю вам слово.
Этель нахмурилась.
– Что ж, если никого лучше вы не нашли…
– Лиззи – самая лучшая. Никаких сомнений.
– В таком случае, – сказала Этель, – нельзя терять время. Покажите ей след, мистер Скаттергуд.
Десять минут, плюс подкупить парой яблок и картофелин, дать хорошенько обнюхать сброшенную куртку Ната Парсона – и Толстуха Лиззи уверенно натянула поводок. Ее глаза сверкали, пятачок дергался, она хрипло похрюкивала от возбуждения. Дориан еще никогда не видел никого столь похожего на говорящую хрюшку.
– Она чует след, – заметил он. – Послушайте, миссис Парсон. Она еще никогда меня не подводила. Предлагаю идти за ней, и если я ошибаюсь…
– Если вы ошибаетесь, то мой муж и ваш племянник вскоре станут обедом волчицы.
– Да, конечно. – Он посмотрел на пузатую свиноматку, которая едва не приплясывала от нетерпения. – Но я знаю свою Лиззи. Она не обычная свинка. Она из потомков Черной Нелл, а по той линии у меня еще ни разу не родилось поросенка, который не был бы вдвое умнее любого другого. Предлагаю дать ей себя проявить. В любом случае, с ней наши шансы будут выше, чем без нее.
Вот так и вышло, что Этель Парсон и Дориан Скаттергуд отправились за Толстухой Лиззи по дороге через поля к холму Красной Лошади, что еще до полудня они вошли в Подземный мир и, запалив лампу, чтобы осветить дорогу, ступили на покатый путь в неизвестное.
На пороге другого мира Локи и Мэдди встречали самый короткий час в своей жизни. Со всех сторон их окружала река Сон – ширь столь громадная, что оба берега терялись вдали. Река была испещрена островками, утесами и скалами, какие-то дрейфовали, какие-то стояли на месте, на самом большом вздымалась Черная крепость Нижнего мира.
Над их головами кружили пурпурные облака, точно шерсть наматывалась на невидимое веретено.
У ног лежала Черная крепость, которая, как Мэдди теперь видела, была вовсе не крепостью, а огромной воронкой со стальными краями, из которой тысячи тысяч галерей смотрели вверх и вниз. Вдоль каждой галереи тянулись запертые двери, клетки, темницы, камеры, склепы, лестничные колодцы, забытые переходы, темные гроты, затопленные коридоры, полые пространства и гигантские копательные машины. Нижний мир – это сточная яма для всех злых мыслей, всех подавленных страхов и переживаний, всех военных преступлений, всего насилия над надеждами и добром. Он всегда расширяет свою территорию, зарывается все глубже и глубже в темное сердце мира, вгрызаясь в неистощимую материнскую жилу всего дурного.
Из воронки доносился скрежет машин, казалось, что это великаны перемалывают каменные глыбы собственными зубами. Перекрывая этот шум, голоса бесчисленных мертвецов грохотали, как кузница Джеда Смита, но бесконечно громче.
– Боги! – сказала Мэдди. – Я никогда не воображала ничего настолько огромного…
– Да, и это притом, что у тебя не такое уж богатое воображение, – съязвил Локи, сунув руки в карманы. – Попытайся представить, какой я увидел ее в дни после Рагнарёка. Если тебе кажется, что она паршиво выглядит отсюда, попробуй забраться глубже, скажем, на тысячу уровней. Поверь мне, там все становится чертовски воображаемым…
– Не понимаю, – призналась Мэдди.
Локи, похоже, что-то искал, и явно с возрастающим беспокойством. Он порылся в скрытых карманах, в поясе, за обшлагами и выругался, когда так и не нашел искомое.
– Что такое? – спросила Мэдди. – Что ты потерял?
Локи с облегчением усмехнулся. Он залез за ворот рубашки и вытащил что-то вроде часов на цепочке, надевающихся на шею.
– Вот, – ответил он. – Это хронометр Хель. Время здесь не соблюдает обычные правила – минуты могут оказаться часами или даже днями снаружи, – а нам надо точно знать, сколько у нас осталось.
Мэдди с любопытством посмотрела на хронометр. Он немного напоминал карманные часы, хотя ничего подобного девочка никогда не видела. На черном циферблате не было часовых делений, красные стрелки показывали только минуты и секунды. Сложный механизм вертелся и крутился в оправе из стекла и серебра.
– Что это за часы? – спросила Мэдди.
Локи усмехнулся.
– Часы смерти, – ответил он.
Часы смерти начали свой отсчет. Мэдди обнаружила, что не в силах отвести взгляд от красных стрелок, отмеряющих час.
– Ты правда думаешь, что Хель сдержит слово? – поинтересовалась она. – Почему бы ей не бросить нас здесь?
– Слово Хель – гарантия равновесия царства Хель. Нарушить его – значит отказаться от своей нейтральной позиции, а это последнее, что она может себе позволить здесь, на краю Хаоса. Поверь, если она пообещала нам час… – Локи снова глянул на часы смерти. Обратный отсчет показывал пятьдесят девять минут.
Мэдди с любопытством посмотрела на него.
– Ты выглядишь иначе, – заметила она.
– Не обращай внимания, – отмахнулся Локи.
– Но твое лицо и одежда…
Мэдди пыталась выразить то, что видела. Все равно что смотреть на отражение в воде, которая постепенно успокаивается. Пока она наблюдала, образу Локи словно прибавили резкости: все тот же узнаваемый Локи с огненными волосами и изуродованными губами, но Локи, как его нарисовал бы некий потусторонний художник, – с цветами, неизвестными в палитре природы.
– И твои чары, – внезапно поняла Мэдди. – Они больше не перевернуты.
– Так и есть, – подтвердил Локи. – Это потому что здесь я в своем истинном обличье, а не в форме, которую был вынужден принять, когда вернулся в Надземный мир.
– В твоем истинном обличье? – переспросила Мэдди.
– Слушай, это Нижний мир, – нетерпеливо сказал Локи. – Сюда в обычном виде не заявишься. Вообще-то, пока мы говорим, наши тела лежат в Хель, связанные с жизнью тончайшей из нитей, они ждут нашего возвращения. Осмелюсь предположить, что если мы собираемся воссоединиться с ними…
– Хочешь сказать, это… это не мы?
Мэдди опустила взгляд и с испугом обнаружила, что тоже изменилась. Ее пристойно заплетенные волосы расплелись, обычную одежду сменила подпоясанная кольчуга совершенно неприличной, на ее взгляд, длины. Остальной одежды, куртки и мешка и след простыл.
– Наши мешки! – с внезапным страхом воскликнула она. – Шепчущий!
Во владениях Хель она забыла о нем, теперь же была полна тревоги. Мэдди осознала, что не слышала его голоса с тех пор, как Хель нашла их в пустыне. Тогда его нес Локи, но она не помнила, чтобы Шепчущий был с ним после того, как они вошли в залы Хель.
Девочка повернулась к нему и с подозрением спросила:
– Локи, что ты сделал с оракулом?
Локи прикинулся обиженным.
– Разумеется, спрятал. А что? По-твоему, здесь он был бы в большей безопасности?
Разумно, подумала Мэдди. И все же продолжала беспокоиться. Если Один как-то последовал за ними…
– Идем, – нетерпеливо приказал Локи. – Само наше присутствие здесь вызывает обширные разрушения, и чем дольше мы здесь будем, тем больше шансов привлечь нежелательное внимание. Пожалуйста. – Он снова проверил часы смерти на шее. – Ты же не хочешь оказаться здесь, когда наше время – всего пятьдесят семь минут – выйдет?
Он прав, подумала Мэдди. С чего ей ему не доверять? Он рисковал жизнью, чтобы завести ее так далеко. И все же что-то было в цветах Локи, цветах таких ярких, что ей не понадобилось истинное зрение, чтобы видеть его мысли. Возможно, это часть пребывания в обличье, но все здесь казалось ярче и четче, чем где-либо еще. Щурясь на Локи, Мэдди видела его страх, серебристую прожилку в подписи, рядом с которой бежало что-то еще: нить чего-то темного и неясного, словно мысль, которую ему самому не хотелось признавать.
Хотя поворачивать назад было слишком поздно, сердце Мэдди заледенело от дурного предчувствия, потому что она узнала эту туманную нить. Она видела ее столько раз прежде: у Адама Скаттергуда и его друзей, у Ната во время проповеди, у бедного Джеда Смита. Это был до боли знакомый признак, но обнаружить его сейчас, в чарах Локи, означало, что что-то уже не так.
Темная нить была признаком неискренности. Неизвестно почему, но Обманщик лгал.
Локи говорил, что пространство здесь совсем иное, чем в других местах, и теперь Мэдди поняла, что он имел в виду. Она успела лишь осознать, что они падают, прежде чем поняла, что то, что она приняла за гигантскую воронку, уходящую к центру земли, в действительности ничем подобным не являлось. Само понятие «вниз», которое она доселе принимала на веру, было в то же время вбок, вверх и даже внутрь, а Мэдди при этом находилась на ступице гигантского живого колеса пространства – вихря, в каждой спице пересеченного галереями, кратерами и расселинами, которые разбегались во все мыслимые стороны в темноту.
– Почему он существует? – крикнула девочка Локи, пока они падали.
– Кто существует?
– Этот мир. Он попросту невозможен.
– И да и нет, – бросил Локи через плечо. – В Срединных мирах, где правит Порядок, он невозможен. А где правит Хаос – ты и половины еще не видела.
Мэдди теперь понимала, что они не падают, хотя другого слова, чтобы описать траекторию их с Локи полета, было не подобрать. Обычно путешествие идет по предписанному маршруту. Существуют правила касательно пространства, времени и расстояния: один шаг следует за другим, как слова в предложении. Но сейчас они с Локи странствовали совсем иначе. Не совсем падали, не бежали, не стояли, не плыли и даже не летели. Они не покрывали расстояние и все же двигались быстро, как во сне. Сцены из окружающего мира мелькали мимо них, точно страницы, наугад переворачиваемые в какой-то книге с картами мест, которые никому в здравом уме не захочется посетить.
– Как у тебя получается? – спросила Мэдди, перекрикивая шум.
– Что получается? – не понял Локи.
– Это место – ты его как-то меняешь. Двигаешь все вокруг.
– Я тебе уже говорил. Это место – сон. Тебе что, никогда не снился сон, в котором ты знала, что спишь? Разве ты никогда не думала «я сделаю это, я пойду туда» и во сне все становилось по твоему желанию?
Тысяча карт, и каждая усеяна тысячей тысяч пещер, ущелий, котловин, катакомб, темниц, пыточных камер и клеток. Щурясь, Мэдди видела пленников, точно пчел в улье, цвета их напоминали далекий дым, гул их голосов – хлопья пепла, взмывающие в апокалипсическое небо.
– Погоди-ка, – сказал Локи. – Кажется, я нашел кое-кого.
– Кого?
– Сновидцев.
Сейчас, с ясностью, превышающей Беркану, Мэдди обнаружила, что может фокусироваться на отдельных пленниках и том, что их окружает, что может четко видеть их лица, невзирая на расстояния между ними. Лица наугад мелькали сквозь вертящуюся дурноту. Вопящие лица, обрывки кошмаров, машины, перемалывающие кости, ковры, сотканные из человеческих хрящей, сны об огне и сны о стали, сны о раскаленном железе и о медленном расчленении, сны о кровавых орлах и о пожирании заживо крысами, сны о змеях, и о гигантских пауках, и безголовых трупах, которые все еще как-то живы, и об озерах личинок, и о нашествиях муравьев-убийц, и о внезапной слепоте, и об ужасных болезнях, и о маленьких острых предметах, воткнувшихся в подошвы ног, и о привычных вещах, отрастивших зубы…
– Осталось пятьдесят три минуты, – заметил Локи. – И, ради богов, перестань пялиться. Разве ты не знаешь, как невежливо подсматривать чужие сны?
Мэдди зажмурилась.
– Так это все сны? – тихо уточнила она.
– Сны, наваждения, эфемеры. Просто не вникай.
Мэдди снова открыла глаза.
– Но, Локи, здесь, наверное, миллионы людей. Миллионы пленников. Как же мы найдем моего отца?
– Доверься мне.
«Проще сказать, чем сделать», – подумала девочка и еще крепче ухватилась за руку Локи, стараясь не представлять то, что случится, если он решит попросту оставить ее здесь. Лицо его было застывшим, все веселье испарилось. Фиолетовая подпись, и так неизменно яркая, засверкала столь отчаянно, что Мэдди едва видела его сквозь сияние.
Как в волшебном фонаре, картинки Нижнего мира мелькали вокруг них. Видения становились все ужаснее: твари с кишками снаружи тел, из раздутых опухолей сочится яд, поля плотоядных растений, гудящих и напевающих на яростном ветру, машины с промасленными, сросшимися щупальцами, на конце которых – металлические лезвия, режущие и полосующие…
– Так-так, – произнес рядом Локи. – Держись, Мэдди, за нами гонятся.
И прежде чем Мэдди успела оглянуться (впрочем, она все равно не знала, в каком направлении смотреть), Локи еще прибавил скорости, и сцены вокруг них размылись и замелькали.
– Кто гонится?
– Просто не смотри.
Конечно, Мэдди его не послушалась, о чем через мгновение пожалела.
– Черт побери! – выругался Локи. – Я же говорил не смотреть.
Тварь была невероятно огромной, размером с дом, по прикидкам Мэдди, с головой угря и рядами зубов – по меньшей мере, дюжинами рядов, подумала девочка – вокруг похожей на пещеру глотки. Тварь двигалась в тишине, точно пуля. Несмотря на весьма натуральные с виду зубы, ее тело (если это было тело), казалось, состояло лишь из полос, ветвей и световых подписей.
– Боги, кто она? – выдохнула Мэдди.
– Не она, а они.
– Они?
– Эфемеры. Не смотри.
– Но она нас догоняет.
Локи зарычал.
– Не смотри на них, не думай о них. От этого они становятся только сильнее.
– Но как?
– Боги, Мэдди, разве я тебе не сказал? – Он бросил настойчивый взгляд на тварь, что гналась за ними. – Здесь все возможно. Сны, бред, грезы. Мы воплощаем их в жизнь. Мы наделяем их силой.
– Но мы призраки. Ну конечно. В каком-то сне. Ничто не может повредить нам – они нереальны…
– Нереальны? – Локи трескуче рассмеялся. – Послушай, Мэдди. Привычная тебе реальность просто неприменима в Нижнем мире. Мы не призраки. Это не сон. И они могут навредить нам. Реально.
– Ой!
– Так что вперед.
Каждый шаг стал бесконечно длинен, продвигая их все дальше и глубже в яму Нижнего мира. Мэдди оглянулась на преследователя и увидела тоннель с концентрическими кругами огней из острого, точно нож, металла. Тоннель трясло, по нему пробегали кольцевые волны, он сглатывал и скрежетал подобно живому механизму.
Ей понадобилась секунда или две, чтобы осознать: тоннель – это пасть твари.
– Она догоняет, – сообщила девочка. – И становится больше.
Локи выругался. Похоже, они замедлили ход, и Мэдди почти видела, что Локи делает, когда листает Нижний мир, точно страницы книги. Желтое небо, проливающееся серой на созданий, которые корчатся на голом каменном полу. Женщина, подвешенная за волосы над ямой, полной ножей. Мужчина, пьющий из реки с кислотой, которая разъедает его губы и подбородок, сдирает кожу и обнажает кости – а он все пьет. Мужчина, чьи ноги раздулись, как у слона. Маленькие длинноногие создания с множеством конечностей, похожие на сочлененные деревья, ползущие вдоль стен и чирикающие в металлическом коридоре с рядами дверей в форме демонических ртов.
– Они еще там?
Мэдди поежилась.
– Притормози их, – велел Локи. – Я пытаюсь сосредоточиться.
– Притормозить? Но чем?
– У тебя ведь есть оружие? Вот и используй его.
Оружие? Мэдди посмотрела на свои пустые ладони. Что ж, вероятно, у нее есть какое-нибудь мысленное оружие, но явно ничего, что задержит ходячую гору за их спиной. Локи остановился на сцене, которая представляла собой широкий квадратный проход, вымощенный большими плоскими камнями. В каждый камень была вделана крохотная решетка из черного металла. Из некоторых окошек доносились звуки: рыдания, стоны, вопли, – и далеко не все они были человеческими.
Тварь – или твари, – которая преследовала их, заполнила коридор. Она снова изменила размеры, чтобы поместиться, и теперь Мэдди видела, что она и вправду состоит из тысяч созданий, разлетающихся и собирающихся вместе в непрерывном движении. Локи назвал их эфемерами. Мэдди они казались тонкими волокнами живого света, паразитами, кишащими в пространствах между мирами. Она знала, что, если хоть одно коснется ее, они смогут содрать плоть с костей, уничтожить ее, зарыться под ногти, поплыть по кровяному руслу, вгрызться в поры, пробиться к спинному и головному мозгу. А тут их миллионы.
Что делать?
Эфемеры, похоже, почувствовали замешательство Мэдди. Иллюзия единого существа распалась, и теперь твари были повсюду, впереди и позади, заполняли коридор от пола до потолка, извиваясь, ползли, точно смертоносные личинки.
Глядя на Локи, Мэдди видела, что тот бросает руны, бросает их очень быстро и настойчиво в своем ловком и порхающем стиле. Пока она наблюдала, коридор слегка изменил форму, его цвет стал из железно-серого серым, как грозовое облако. Металлические решетки отверстий, вырезанных в камне, тоже чуть изменили форму, став из квадратных прямоугольными…
– Готово, – сказал Локи. Он упал на колени у одного из окошек и кончиками пальцев нашарил край решетки.
Наступающие эфемеры, похоже, все поняли. Они стали двигаться еще быстрее и полезли к нему, волокна развалились на крошечные частицы, которые, как блохи, скакали по голому камню.
Локи дернулся, но продолжал работать.
– Прогони их от меня, – прошипел он Мэдди, не сводя глаз с решетки.
Мэдди открыла рот, чтобы возразить, но ее остановила картинка. Она представила, как эти создания набиваются ей в рот, ползут по горлу, наполняют ее, как бурдюк, своей вонью гнилого мяса, – и плотно сжала губы.
«Как? – размышляла девочка. – Как остановить чудовище, которое может быть чем угодно, принимать любую форму?»
Здесь все возможно.
«Все, что угодно?» – подумала Мэдди.
Она снова посмотрела на свои пустые руки. Меньше чем в длине копья в воздухе кишмя кишели эфемеры. К Локи они были даже ближе. Чувствуя его целеустремленность, они скапливались вокруг его головы подобно волне…
Мэдди глубоко вздохнула, собирая все чары для удара. Ее цвета посветлели, из красновато-коричневых стали ослепительно оранжевыми, сгустки энергии потрескивали на кончиках ее пальцев и ладонях. Она поискала руну, которая сможет остановить нападающих. Под руку подвернулась Юр, Защитница. Удерживая ее образ в сознании, девочка закрыла глаза перед волной эфемеров и бросила в них руну изо всех сил.
Раздался треск, как щелчок хлыста, и запахло гарью.
Открыв глаза, Мэдди увидела, что вокруг них с Локи возник купол красного света шести футов в диаметре и что эфемеры карабкаются, но соскальзывают с него. Он был тонким, с поверхностью нежной и радужной, как у мыльного пузыря в день стирки, но держался. Мэдди наблюдала, как, где бы эфемеры ни касались его, их легкие тельца хрустели и исчезали, оставляя клочок мыльной пены на поверхности щита.
– Получилось, – недоверчиво сказала она. – Ты видел? Ты…
Но Локи не тратил времени на поздравления. Используя Тюр как рычаг, он сумел приподнять решетку и отодвинуть ее в сторону. Внизу разверзлась мертвая чернота. Поспешно свесив ноги в дыру, Локи приготовился нырнуть в пустоту.
– Мой отец там? – спросила Мэдди.
– Нет, – ответил Локи.
– Тогда что мы?..
– Щит долго не протянет, – мрачно предсказал Локи. – И если ты не хочешь торчать здесь, когда он лопнет, советую заткнуться и следовать за мной.
С этими словами он втиснулся в дыру и исчез из виду. Звука падения не было слышно. Внизу не было ничего, кроме тьмы.
– Локи? – крикнула девочка.
Никто не ответил.
