Текст книги "Рунная магия"
Автор книги: Джоанн Харрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
Одна голова – хорошо, а две – лучше, как говорится в пословице. К счастью для Сахарка-и-кулька, он совершенно не подозревал, что о путешествии в Хель размышляет не одна голова, а целое множество: Одина, шести ванов, Охотницы, Ната Парсона, мертвого экзаменатора, Адама Скаттергуда, пасторской жены, фермера из долины и пузатой свинки. Но если бы даже гоблин и знал об этом, вряд ли подобное знание воодушевило бы его.
Он проверял рунный камень примерно каждые пять минут, и то ли у него воображение разыгралось, то ли за такое короткое время тот еще сильнее потемнел. Сахарок на воображение не грешил и понимал, что должен делать.
– Мир мертвых, – возбужденно бормотал он. – Да он, должно быть, еще больший псих, чем я думал. Хочет, чтобы я отправился в Мир мертвых, а? Хочет, чтобы я нашел Шепчущего? Какого еще Шепчущего, говорю я. А он говорит только…
«Не подведи меня».
Гоблин содрогнулся. Дело выглядело плохо, но он знал, что Капитан умеет выбираться из самых гнусных тупиков. И если он выберется, а Сахарок его предаст…
Гоблин время от времени зачарованно глазел на рунный камень, примечая, как его цвет из алого становится малиновым, рубиновым…
Капитан уверил его, что камень покажет дорогу. Сахарок уже видел подобные камни, хотя никогда не использовал их. Рунная магия предназначена для асов, не для гоблинов, и Сахарку было не по себе только от того, что он касался камня, не говоря о том, чтобы его использовать.
До сих пор камень показывал ему след: каждый сломанный заговор, каждую подпись, но вот след оборвался. Теперь камень откроет путь в Хель – дорогу, на которую не должны вставать живущие, если они, конечно, не хотят там и остаться.
«Если он покраснеет, я в смертельной беде».
Сахарок бросил камень на землю, точно как Капитан ему велел. И проход, которого еще мгновение назад не было, подобно вспышке молнии открылся у его ног. В проходе было темно. Ступеньки из чего-то вроде черного стекла зигзагом уходили в брешь, под которой, как знал гоблин, лежал последний участок пути в Мир мертвых, к Шепчущему.
Сахарок еще раз посмотрел на наговор Капитана, который снова потемнел, из рубинового став цвета бычьей крови, а затем цвета полночного мерцания превосходного кларета.
«Если он почернеет…»
«Боги!» – подумал гоблин.
Хныча от страха, Сахарок убрал камень в карман и вновь пустился в путь бодрой рысью, вниз по узким ступеням, по тропе в Мир мертвых.
Прошло почти три дня с тех пор, как Один вошел в Подземный мир по следу беглецов. Все это время он спускался постепенно и осторожно, предпочитая коридоры поменьше, всегда оставляя между собой и преследователями реку. В связи с этим он дважды пересек Стронд, пробираясь в Мир мертвых окольным путем, который, как он надеялся, собьет Скади и пастора со следа.
Все это время Один почти не ел, почти не спал. Он по-прежнему путешествовал в темноте, но обнаружил, что его чувство направления безмерно упрочилось, а чтение подписей отточилось до остроты, которой он не знал с довоенных лет.
Один чувствовал присутствие ванов в Подземном мире, как чувствовал присутствие Охотницы. Ему хотелось с ними связаться, но в настоящем своем состоянии он не осмеливался. Он обратится к ним позже, в полном обличье, когда вновь обретет Шепчущего – то есть, если Шепчущий когда-нибудь вернется к нему.
А пока Один сосредоточился на чтении знаков, каковых было множество – натянутые по всему Подземному миру, точно струны арфы, настроенные на высокую частоту. Это требовало внимания, это требовало чар, и с каждым новым знаком его предчувствие росло.
Наконец Один бросил руны. Бросил вслепую, но это ничего не значило. Их послание читалось достаточно ясно. Первой он вытащил Райдо, перевернутую, свою собственную руну, крест-накрест с Наудр, руной Смерти:
Затем Ос, руну асов, Кен, перевернутую, Хагал, Разрушительницу, и последней – Турис, руну Победы:
«Но чьей победы? – думал Один. – Порядка или Хаоса? И на чьей стороне асы?»
Итак, начинается, думал Один. Не на земле, как он воображал, а глубоко в чреве самого Хаоса. Не война, конечно, пока нет, – но война не замедлит себя ждать, как зима наследует осень. В нее втянут Локи, и Мэдди тоже. Что запустило цепочку событий? Пробуждение Спящих? То, что нашли Шепчущего? Что-то еще? Один не знал. Но знал вот что: он должен быть там.
Там же хотела быть Этельберта Парсон. Она не понимала, с какой стати, но, по мере того как они с Дорианом приближались к цели, она чувствовала это все настойчивее. Они терпели холод и неудобства, их ноги покрылись волдырями, от еды осталась лишь пара сырых картофелин, которые они приберегли для свиньи, кончилось масло в лампе, но все равно Этельберта бесстрашно следовала за приземистой сопящей тушкой Толстухи Лиззи по лабиринту Подземного мира.
Дориан Скаттергуд давно потерял надежду отыскать кого-нибудь в бесконечной путанице. Даже найти дорогу домой теперь представлялось ему невозможным, и все же не поэтому он продолжал брести. Идущая впереди Этель казалась тусклым силуэтом на фоне освещенных стен. Терпеливая, неутомимая Этель так же не боялась крыс и гоблинов, с которыми они сталкивались на верхних уровнях Подземного мира, как сейчас не боялась прохожих-мертвецов.
«Мы не должны их пугаться», – сказала она Дориану, когда первая шепчущая волна духов коснулась их. Дориан распластался по стене, дрожа от страха, но она просто вклинилась в поток и продолжила путь, не обращая внимания на скорбные голоса со всех сторон, не обращая внимания даже на знакомые голоса Джеда Смита и Одуна Бриггса, вслед за которыми они спускались в Земли мертвых.
Дорога в Хель показалась Мэдди ужасной. Но для Одина она была намного тяжелее: он не мог закрыть слепые глаза на присутствие мертвых, а уши – на их мольбы и проклятия. Они чувствовали это и, казалось, влекли его за собой долгие мили. Его ноги почти не касались пола, его несли волна за волной марширующих мертвых.
Один не впервые рискнул пройти этим путем. И каждый раз ему было непросто. Но на этот раз он чувствовал: что-то изменилось. Теперь толпой владело почти ожидание, некое знание, от которого ему становилось не по себе. И впервые они заговорили с ним – позвали по имени.
«Слепец на дороге в Хель…»
«…я молил тебя: подари мне смерть…»
«Безглазый Один все еще жив? Не…»
«…на…»
«…долго».
Наконец Один услышал живой голос, почувствовал цвета живого существа, но чуть не пропустил их среди шума и гама. Голос жалобно поднимался и опускался, словно обстоятельно спорил с самим собой, затем умолкал на мгновение и вновь возобновлял односторонние прения.
«…Грю тебе не могу… не могу и не буду чё не знаешь эт ненормально ты не мож меня заставить ну мож и мож, но в смертельной беде, грит он в смертельной беде…»
Подпись была золотой, как у гоблинов, с оттенками сомнения и страха. И что-то еще ощущалось поблизости, возможно, печать, пропитанная чарами, с очень знакомым символом на ней.
Одина совершенно не интересовал Сахарок-и-кулёк, но он прекрасно помнил печать Локи, и было довольно просто при помощи Юр и Наудр невидимым подкрасться к гоблину и схватить его, прежде чем тот успеет сбежать.
Через пару секунд Сахарок жалко свисал из кулака Одина.
– Ого, Генерал, ваша честь, – начал он. – Что за сюрпр…
– Не неси вздор, – перебил Один. Он сел на каменистый пол, крепко держа Сахарка за воротник. – Через секунду я назову тебе имя, и ты расскажешь мне все, что знаешь. Расскажешь четко, быстро, правдиво и без единого лишнего слова. Не то я шею тебе сверну. А может, все равно сверну. Мне сейчас не до любезностей. Уяснил?
Сахарок закивал так решительно, что все его тело затряслось.
– Готов?
Сахарок снова кивнул.
– Ладно, – произнес Один. – Локи.
Сахарок вздохнул. Припомнив угрозу Одина, он выпалил все свои сведения единым невнятным потоком:
– Нижниймирчтобыспастиотцамэддисмертельнаябедавремянаисходе…
– Погоди. – Пальцы Одина немного сжались на шее Сахарка. – Еще раз. Медленнее.
Сахарок кивнул.
– Нижний мир, – придушенно повторил он. – Чтобы спасти отца Мэдди. Смертельная беда. Время на исходе.
– Ничего не понимаю! – рявкнул Один.
– Это потому что вы меня душите, – пояснил Сахарок.
Один ослабил хватку.
– Спасибо, – сконфуженно сказал Сахарок, усаживаясь на пол. – Только вот давненько не было возможности промочить глотку, а история мудреная. Я лучше расскажу ее своими словами, прошу пардону, и чтоб за шею не хватать. По рукам?
Один вздохнул.
Гоблины, сказал он себе. Требовать разумного ответа от гоблина – все равно что допрашивать мертвого. Один обуздал нетерпение и начал сначала:
– Итак, расскажи мне, где мой брат?
В это время Локи и Мэдди находились в камере в Нижнем мире. Девочка готовилась к встрече с Громовержцем.
Эта камера изрядно отличалась от той, которую когда-то занимал Локи. Для начала, она выглядела опрятной и уютной: в ней стояла кровать с простынями и толстым лоскутным одеялом, торшер под абажуром с бахромой, маленький коврик с цветочным узором. Окно выходило на зеленые поля. На подоконнике стоял кувшин с цветами. На столике у кровати Мэдди увидела что-то весьма похожее на поднос с печеньем и чаем. У столика стояло кресло-качалка, в котором трудилась над вязанием очень маленькая и очень старая дама.
Локи за спиной засмеялся.
– Так вот она, камера Тора-Громовержца, – сказал он. – Боги, Тор, я знал, что ты извращенец, но это уж слишком.
Сбитая с толку Мэдди повернулась к нему.
– Я думала… Ты говорил, мой отец здесь.
– Так и есть, – усмехнулся Локи.
– Не понимаю.
Локи указал на старушку, которая продолжала раскачиваться и вязать в кресле.
– Познакомься с Элли, – произнес он. – Известной также как Старость. – И Локи снова засмеялся, глаза его сияли озорством и весельем.
Элли оторвалась от вязания и устремила на Мэдди пару глаз, черных и блестящих, как у птицы.
– Тише, – попросила она. – Муж спит.
Мэдди тихонько шагнула к постели. Несомненно, под одеялом кто-то лежал. Девочка видела лишь очертания плеча, младенческий белый пушок на черепе, тонком и хрупком, как яйцо малиновки.
– Прекрати! – Элли встала, опираясь на трость. – Имей уважение к старшим.
– Извините, – сказала Мэдди. – Я ищу отца…
– Отца, вот как?
– Тора, сына Одина. Его еще зовут Громовержцем.
Лицо старушки – сушеное яблочко – растрескалось на тысячу морщинок.
– Ты, наверное, ошиблась, дорогая, – предположила она. – Здесь только я и мой муж, который болен, бедняга одной ногой в могиле…
Мэдди повернулась к Локи.
– Ты солгал, – обвинила его она. – Отца здесь нет.
Локи покачал головой.
– Вспомни, что я тебе говорил, Мэдди. В Черной крепости каждый сам творец своей камеры. Каждый пленник назначает себе тюремщика из числа своих самых глубинных, самых неотвязных страхов.
– Своих страхов?
– В моем случае, как ты знаешь, это были змеи. В его – старость и мягкая постель. Каждому свое.
С этими словами Локи обошел кровать, и теперь Мэдди видела, как он перебирает в левой ладони маленькие руны, точно дротики, готовясь их бросить. Локи по-прежнему улыбался, но глаза его сузились, выдавая сосредоточенность.
– А ну прекрати! – рявкнула Элли, схватила палку и, хромая, быстро обошла кровать. – Не смей будить моего мужа!
Локи отскочил с ее пути. Она была старой, но проворной. Палка в ее руках потрескивала рунным светом.
– Отойди, – приказал он Мэдди и со скоростью лесного пожара бросил первую из своих рун в спящего человека.
Девочка узнала Ос. Цвета Локи еще немного поблекли. Старик дернулся и забормотал, его худая рука вцепилась в простыни.
Теперь Элли выглядела определенно зловеще. Ее черные глазки-пуговицы сверкали от ярости, лицо карги превратилось в перекошенную маску.
– Я тебя предупреждала, юноша, – прошипела она.
Локи бросил вторую руну – Наудр, перевернутую, – и снова его цвета потускнели, а старик завопил, словно в тисках ужасного сна.
Элли завизжала от злости и замахнулась на Локи своей рунной палкой.
Он поспешно отступил, и старуха промахнулась на самую малость, раздробив столик, что стоял между ними. Она снова ударила, промахнулась; последняя мерцающая пригоршня рун вылетела из пальцев Локи и ударила старика прямо в грудь.
– Что ты творишь? – заорала Мэдди, перекрикивая пронзительные вопли злобной карги.
Локи ничего не ответил, только стоял и улыбался. Его подпись быстро блекла: фиолетовое сияние стало призрачно-бледным. Но комната менялась. Исчезло окошко с милым пейзажем. Теперь щель в стене выходила в пустоту Нижнего мира. Остальное – кресло, занавески, ваза с цветами – тоже исчезло, осталась лишь кровать – простое каменное ложе, застланное гнилой соломой, – с ее единственным обитателем.
У них на глазах старик на ложе менялся и перевоплощался: росли мышцы, росло тело, все больше и больше, росли волосы, рыжие, как у Локи, росла борода, отчаянно топорщась. Наконец он открыл глаза, темные и горящие, как угли.
Громовержец пробудился в полном обличье, и земля содрогнулась под его поступью.
– Настало время сдержать обещание, – сообщил Локи Мэдди, пятясь от зловещей фигуры настолько, насколько позволяли размеры крохотной комнатки.
Тор единым шагом догнал его, по пути отбросив Элли в сторону, и остановился в двенадцати дюймах, возвышаясь над Локи на добрых два фута. Руки его потрескивали алым рунным светом.
– Какое обещание? – спросила Мэдди.
– Ты обещала вступиться за меня, если кого-нибудь из родственников… ну, скажем, расстроит мое неизменное долголетие.
– А! – вспомнила Мэдди. – То обещание.
Тор зажал шею Локи кулаком размером с рождественскую гусыню.
– Ты! – прогремел он. – Да я тебе все косточки переломаю и начну с твоей жалкой шеи. А затем еще раз переломаю, чтобы убедиться, что ни одной не пропустил. А затем истолку все кусочки в порошок. А затем, – он широко, багрово, дружелюбно усмехнулся, – я сделаю тебе немножечко больно.
– Кажется, я забыл тебе сообщить, – сказал Локи, – что у нашей общей подруги есть со мной кое-какие… дела…
Пальцы Тора сжались на его горле, окончательно перерезав доступ воздуха.
– Помоги, – выдавил Локи.
И когда Мэдди положила ладонь на плечо Громовержца и произнесла: «Отец…» – внезапно из дверей камеры донесся невообразимый грохот и Мировой змей ворвался внутрь, круша все на своем пути, заполнив гигантскими кольцами комнату.
Тор посмотрел на Мэдди.
– В каком смысле «отец»?
Он отпустил Локи, и тот распластался по стене, как можно дальше от Йормунганда. Элли, разозленная очередным вторжением, набросилась на Змея с тростью.
– Кошмар, – тихо пробормотал Локи. – Добро пожаловать в Нижний мир. Здравствуйте, детки.
Тор, изрядный тугодум, никак не мог разобраться.
– Ты моя дочь? – медленно спросил он. – Уверен, я бы этого не забыл.
Карга за его спиной храбро держалась против Мирового змея. Разумеется, Старость всегда в конце концов побеждает, и, хотя удары, сыпавшиеся на Йормунганда, были относительно слабыми, Элли казалась невосприимчивой к змеиному яду.
– Извините, что вмешиваюсь, – сказал Локи, – но нельзя ли покороче?.. Тор, это Мэдди. Она пришла освободить тебя. И я тоже. Не то чтобы ты это ценил, конечно, – тебя слишком волнует, как бы половчее раскрошить мне все косточки, чтобы чувствовать хоть унцию благодарности, – но у нас осталось девятнадцать минут, и лично я предпочел бы оставить выяснения на другой…
– Девятнадцать минут чего? – перебил Тор.
Перед лицом опасности он словно стал счастливее и живее: его борода топорщилась, и, в сущности, вся его внешность стала обличьем Громовержца, готовящегося к войне и наслаждающегося каждым мгновением этого.
– Послушай, – нетерпеливо произнес Локи. – Это – сердце Нижнего мира. Само наше присутствие здесь вызывает разрушения, которых ты и вообразить не можешь. В смысле, мы не слишком старались вести себя благоразумно. Мы пробили дыры в сотне снов, позволили сотне демонов вырваться на свободу, в том числе Старости и Мировому змею, так что, если мы хотим отсюда выбраться, нам придется положиться на мозги, а не на мускулы. И тебе, старина, придется признать, что они…
Лицо Тора потемнело. Он поднял кулак…
– Я тебе нужен, – сообщил Локи.
– Зачем?
– Потому что я знаю, как освободить богов.
Глаза Мэдди ярко сверкали, пока Обманщик обрисовывал новый план. Ей начало казаться, что она ошиблась в Локи. Внезапно она устыдилась своих недавних мыслей насчет того, что он – предатель у ворот.
Девочка хотела ему это сказать, но времени не было. Часы смерти показывали шестнадцать минут. Посередине комнаты Элли и Йормунганд, похоже, собирались разнести все вокруг в клочья. Рунный свет потрескивал вокруг обоих, и в воздухе было столько яда, что глаза Мэдди жгло и щипало.
– Слушайте, – настойчиво говорил Локи. – Вы должны защитить меня – оба. Мои чары почти на исходе, и у меня не будет ни единого шанса, если дело дойдет до драки. К тому же нам чертовски надо поторапливаться.
Громовержец согласно загромыхал.
– Итак, как мы знаем, – продолжал Локи, – наш друг Йормунганд путешествует сквозь сны. Под своей необычной шкурой он всего лишь простой червяк, прогрызающий дорогу в нору. Или, в его случае, в реку Сон. Пока все понятно?
– Продолжай! – прорычал Тор.
– Пока что, – объяснял Локи, – мы изо всех сил старались его замедлить. Создание его размеров привлекает внимание, прогрызая норы в ткани Нижнего мира, точно дырки в сыре из Райдингза. Но что, если нам повернуть эти норы себе на пользу? Пусть Йорги бешено несется, куда надо, и мы устроим прорыв, какого еще весь Хаос не видал. Надо только насадить приманку…
– Приманку? – повторил Тор. – Мы что, на рыбалке?
– Пятнадцать минут, – продолжал Локи, глядя на Мэдди. – Просто следуйте за змеем. И ни в коем случае не останавливайтесь.
Борода Тора угрожающе топорщилась.
– Колись давай, коротышка. Какую приманку ты насадишь?
Но Мэдди уже поняла. По ее спине пробежал холодок, когда Локи, мертвенно-бледный, с гаснущими цветами, сместился через стену камеры в никуда.
– Какую приманку? – сказала она. – Самого себя, разумеется.
Йормунганд немедля рванул за ним, Старость продолжала цепляться за его раскаленные кольца. Камень выпал из поврежденной стены; второй удар пробил ее насквозь, и перед Тором и Мэдди внезапно открылось головокружительное зрелище соседней камеры. Змей тут же нырнул в нору, и они целую вечность смотрели, как его черное, точно нефть, тело сжимается и протискивается сквозь осыпающуюся дыру.
– Держись! – крикнула Мэдди Тору и, обхватив змеиный хвост, приготовилась нырнуть вместе с ним в неизвестное.
Тор последовал ее примеру, его пальцы вцепились в кольца Йормунганда, колени сжали бока чудовища. Немного похоже на скачку на неоседланной лошади, сказала себе Мэдди, не считая того, что лошадь безнога, три сотни футов длиной и сочится ядовитым гноем. Гной смердел, и все же девочка крепко держалась, зажмурившись от ядовитых испарений из змеиной пасти.
На мгновение Мэдди открыла глаза и обнаружила, что во второй раз летит над тошнотворными пейзажами Нижнего мира. Снизу доносились крики пытаемых; обрывки сновидений таяли под ней, точно облака. Они начали падать в яму. Воздух над ними кишел эфемерами. Мэдди закрыла глаза…
И вновь открыла их, когда Мировой змей с визгом полетел через тоннель огней, в конце которого кто-то – человек, подумала девочка, – казалось, висел и крутился на звездном колесе. Чудовище под ним уставилось на Йормунганда во все свои глаза. Затем они очутились на открытом пространстве, где серное зловоние исходило от огненных ям и женщина со светлыми волосами боролась с гигантским веретенообразным бронированным тараканом над воронкой, вымощенной человеческими костями.
Мэдди чувствовала, что Тор рядом с ней метает снаряды в эфемера внизу. Его сила была колоссальной, и сотрясений от его ударов хватало, чтобы проделать дыры в бесплодной земле под ними и заставить огромные куски Нижнего мира отправиться, бешено крутясь, в свободный полет.
Они пролетели над дюжиной аллей, сквозь дюжину камер и дюжину тоннелей. За ними сны разбивались вдребезги, стены камер рушились, сновидцы пробуждались. Мэдди могла лишь догадываться о многом из этого – ее глаза горели от змеиного яда, и ей приходилось тратить все свои силы просто на то, чтобы удержаться.
Громовержец наслаждался собой. До него все-таки дошла основная идея, хотя тонкости более или менее ускользнули. Тор был тугодумом, но знал, как выглядят демоны, а здесь их было полно. Вновь в обличье, метая мысли-стрелы, он был почти счастлив. Воспоминания о пяти сотнях лет тихо ускользнули прочь, как далекий сон.
Локи нигде не было видно. Его блекнущая подпись затерялась среди множества эфемеров и световых следов, а его фигурка – страшно маленькая по сравнению со здоровенной тушей Змея, что гнался за ним, – давным-давно пропала из поля зрения Мэдди. Ей оставалось лишь надеяться, что Локи еще жив. Кольца Йормунганда под ней свирепо хлестали по мере того, как Змей набирал силу, рубя и полосуя на своем пути, подобно механизму, что вгрызался в крепость снов, как в сено.
За ним разлетались осколки Нижнего мира. Сновидцы вырывались на свободу, но были они асами или нет, Мэдди понятия не имела. Эфемеры гибли, как под лезвием косы. На мгновение Мэдди даже показалось, будто она мельком увидела, что находится за стенами Нижнего мира: спиральная, сосущая темнота, скрепленная мертвыми звездами. Озноб пробрал ее.
О боги, это Хаос?
Мэдди закрыла глаза, не ослабляя хватки.
