Текст книги "Прикосновение чужого (ЛП)"

Автор книги: Джини Кох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Мартини посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом, а лицо его превратилось в камень.

– Нет. Мы были отправлены сюда, потому что это был удачный способ избавиться от нас. Мы были единственными, кто утверждал, что может помочь. Мы были единственными, кто делал защиту для нашей планеты. И мы были единственными, кто понял, что из-за этого щита паразиты отправятся к вам. Это было идеальное политическое решение – помочь Земле и, в то же время, изгнать неугодных. Двух зайцев одним выстрелом.

– За исключением того, что вы уже никогда не увидите свой мир, несмотря на то, что делаете.

Джефф кивнул.

– У тех из нас, кто вышел замуж или женился на ком-то из обычных людей, был выбор. Они могли остаться там. Было всего несколько таких случаев. В остальных, семьи и ближайшие родственники ушли вместе с нами на Землю. Но смешанных браков было немного, по целому ряду причин. Так что здесь нас довольно мало.

– Получается, твою религию можно выбрать или отвергнуть?

– Не совсем так. Мы с этим родились. И мы ни на что не претендуем. У нас не все похожи друг на друга, но мы все связаны кровью, если проследить на пару десятков поколений назад. Все вышли из обычных семей.

Так и было. Я поняла, что это как-то смутно знакомо звучит.

– Это хорошо, Джефф, – я крепко обняла Мартини. – Я не ужаснулась, не отвернулась, и даже легкого шока у меня нет. В конце концов, мы с тобой выбрали партнера с другой планеты и должны держаться вместе.

Глава 23

Одежда в шкафу оказалась такой же, как на женщинах и девушках, виденных мной в этом центре – тонкая, черная юбка и белая рубашка оксфордского типа. Не знаю, делал ли материал для этой одежды Армани, но сомневаюсь, что центаврийцы опустятся до подделки дизайнерской марки.

– Это официальный дресс-код в вашем научном центре?

К сожалению, никакая обувь меня привлечь не смогла, поэтому пришлось взять свои кроссовки. К счастью, это были черно-белые «Конверс», так что они не должны выделяться на фоне остального.

– Да. Мы хотели, чтобы у нас все было унифицировано, – Мартини накинул на себя пижамную рубашку, несмотря на то, что она до сих пор была немного влажной.

– Хорошо. Сейчас ты собираешься отправиться к себе, я права? И постараешься не попадаться на глаза моим родителям?

– Их комната дальше по коридору, – Джефф закатил глаза. – И да, я постараюсь. Не дай Бог, чтобы кто-нибудь узнал, что я был здесь. Понял.

– Не совсем так. Давай, ты же эмпат. Что ты чувствуешь от меня?

– Беспокойство.

– И все? – я точно знала, что во мне сейчас сидит не только беспокойство. Где-то там еще была похоть – в пижамной рубашке Мартини выглядел таким горячим.

– Ты все еще под впечатлением от прошедшей ночи, – улыбнулся он. – Хочешь продолжения романтических отношений. Вот что я от тебя чувствую.

– Замечательно, – мы подошли к двери, и уже здесь я потянулась к Джеффу и поцеловала его. – Знай, я не стыжусь быть рядом с тобой. Я просто не хочу разбираться с родителями по этому вопросу прямо сейчас.

– Хорошо, – криво усмехнулся Мартини, – я тебе доверяю. Пока что.

Я открыла дверь с намерением посмотреть, насколько ясно на побережье и с трудом увернулась он отцовского кулака, чуть не угодившего мне в лицо.

– Эй! – я отпрыгнула назад, прямиком в объятия Мартини.

– Ух ты! Удивительно, – сказал папа. – Я только собрался постучать, – он вошел внутрь комнаты и тут же увидел Мартини. Меньше чем за секунду его добродушное настроение превратилось в ярость: – Что он здесь делает так рано утром?

– Он знал, что я не знаю, во что мне одеться и пришел, чтобы подсказать, что и как.

– В пижаме? – папин голос мало отличался от медвежьего рыка.

– Оставлю вас наедине, – сказал Мартини и быстро выскользнул в коридор. Уверена, он применил гипер-скорость. Снаружи раздалось тихое: «Извините», а потом он исчез, наверняка, опять же, с помощью гипер-скорости. Мило. Он избежал пикантной ситуации, оставив меня наедине с отцом, заставляя одной пройти нелегкий путь объяснений.

– Папа, это не то, что ты думаешь.

– О, уверен, что так и есть. Уверен, что это даже хуже. Ты знаешь, что они пришельцы? С другой планеты? Что ты об этом думаешь, Кэтрин?

Это уже хуже. Папа называет меня «Кэтрин» только когда он в ярости.

– Папочка, не принимай это близко к сердцу, в самом деле, – и я называла его папочкой, когда находилась в панике.

Вид у папы был такой, словно он готов был вот-вот взорваться, когда со входа донеслось вежливое «Кхм!» Мы тут же посмотрели туда и увидели маму.

– Сол, думаю, тебе необходимо успокоиться.

Мама на моей стороне? Я готова была с облегчением зарыдать.

– Ты знаешь, кого я здесь обнаружил? Да еще в пижаме? – яростно проговорил папа.

– Предполагаю, Джеффа, – сказала мама, взглядом показав мне, мол, поговорим об этом позже.

– Точно! И, как бы я не хотел думать иначе, уверен, что он провел здесь всю ночь!

– Только часть ночи, – нехотя призналась я. – Потому что мне приснился кошмар, и он пришел меня успокоить.

Папа только было собрался заругаться, но тут мама подняла руку:

– Джефф пришел, потому что твой кошмар разбудил его?

Я кивнула.

– Что за кошмар?

Я подошла к дивану и уселась на него.

– Ужаснейший, – и я рассказала родителям о своем сне. После безумного секса и религиозных откровений он, конечно, оказался не таким ярким.

Когда я закончила, мама молчала, так что заговорил папа:

– Котенок, почему ты не пришла к нам?

– Папа, – я покачала головой, – я не могла подняться с постели. И я понятия не имела, где вы. Это было так ужасно… – я почувствовала, как из глаз вот-вот потекут слезы, и замолчала. Этой ночью я достаточно наплакалась.

– Сол, Джефф – эмпат. Судя по тому, что мне рассказывали Пол с Кристофером, очень сильный. И наша Китти ему нравится. Когда она проснулась в машине, там, в Нью-Йорке, в панике, он сразу же прибежал. Думаю, понятно, что этой ночью он сделал то же самое.

– Но он был здесь до утра! – отрезал папа.

– Сол? – вздохнула мама. – Помнишь тот день, когда мы встретились?

Лицо папы тут же приобрело ностальгический вид, а улыбка стала похожа на улыбку удовлетворенного кота.

– Да. Захватывающий был день.

– Весьма, – сухо сказала мама. – И, если ты озаботишься вспомнить, тогда я провела с тобой ночь. Для твоей же безопасности.

У меня отвисла челюсть.

– Ты переспала с папой в первый же день, как вы познакомились? – похоже, это семейное. Даже не знаю, как теперь и быть.

– Отвратительно, да, – мама прищурилась. – Мы занимались сексом. Между прочим, тогда и тебя зачали. Надеюсь, для тебя не будет сюрпризом, что ты появилась не из-за непорочного зачатия.

– Но это были мы, – запротестовал папа.

Мы с мамой тут же рассмеялись. Папа у нас был много кем, но уж точно не лицемером. Он понял, что сказал и тоже засмеялся.

– Ей двадцать семь, Сол, – удалось сквозь смех сказать маме. – И, чтобы окончательно разрушить твои иллюзии, Джефф у нее не первый.

– Да, я знаю, – вздохнул папа. – Мне нужно было это принять еще тогда, когда она связалась с одним парнем в колледже.

Мне удалось сохранить достаточно невинный взгляд. Думаю, сейчас не время и не место, чтобы рассказывать им о том, что я потеряла невинность немного раньше, чем поступила в колледж.

– Верно, – мама тоже решила не разрушать это небольшое папино заблуждение. – Поэтому хватит обижаться, у нас на повестке дня национальная и глобальная безопасность и, по крайней мере, две враждебные сущности пытаются нас убить, а то и того хуже. Мы должны работать как одна команда, а не тратить время и энергию на пререкания о естественности человеческих инстинктов, пусть даже инопланетных.

– И все-таки, ты нормально себя чувствуешь после близости с космическим пришельцем? – папа, как всегда, не сразу сдавался.

– Они религиозные эмигранты своего мира, – выпалила я.

– Как так? – удивился папа.

Я пересказала то, что рассказал мне Мартини.

– Так что, – закончила я, – они подверглись преследованиям из-за своих религиозных убеждений и, так как они с ними родились, получается, что это преследование, основанное на том, кто они есть.

– Это, несомненно, плохо, но все же… – папа, вроде бы, сочувствовал, но до сих пор делал вид, что не убежден.

– Они… вроде как космические евреи, – отчаянно простонала я и увидела, как мама в отчаянии закрыла лицо руками.

Но это сработало. Папины глаза вылезли на лоб.

– Думаешь, они едят кошерную пищу?

– Сол!

– Просто спросил.

– Сол, ради Бога, никто здесь не соблюдает кашрут!

– И он прошел обрезание? – это уже мне с общим научным интересом. Папа почти засиял почти каждой порой.

– Папа!

– Ну, так да?

– Да, потому что это помогает нам соответствовать обществу людей, – сказал Мартини.

Я подняла голову и увидела его, прислонившегося к двери. Он уже облачился в стандартный костюм от Армани, но теперь я знала, что находится по ней. В костюме он выглядел великолепно, но мне хотелось сорвать их. Правда, не перед родителями.

– Так что вы хотите узнать про мои отношения с вашей дочерью? Я уже поделился своими намерениями с вашей любимой женой.

– И чем же ты с ней поделился? – поинтересовался папа.

Я вздрогнула в ожидании ответа Мартини и папиной на него реакции.

– Я хочу на ней жениться и завести много детей. Да, и я захотел этого с первой минуты, как увидел ее.

Папа выглядел настолько довольным, что я вдруг задумалась, нет ли здесь какого подвоха.

– О, это прекрасно. Обвенчаетесь в церкви?

– Не совсем, – Мартини покачал головой. – Мы все исповедуем нашу религию, хотя, – быстро добавил он, – с иудео-христианской религией они похожи.

– В тонкостях мы разберемся позже, – мама поднялась с дивана. – Думаю, сейчас у Китти есть более актуальные проблемы.

– Согласен, – кивнул Мартини. – Готова отправиться в столовую и на поиски Пола?

– Абсолютно, – вскочила я.

– О, мне нужно обмолвиться с Китти парой слов, – сказала мама. – Почему бы тебе не проводить в столовую Сола, Джефф? Кристофер мне ее уже показывал, так что я смогу отвести туда Китти.

Мартини подозрительно посмотрел на маму и кивнул.

– Звучит хорошо, – потом посмотрел на меня и добавил: – Увидимся через пару минут.

После чего вместе с папой вышел из комнаты. Я могла сказать, что он чем-то обеспокоен, потому что обеспокоена была я, а он чувствовал мое настроение.

Как только мужчины ушли, мама закрыла дверь, развернулась и скрестила руки на груди.

– Не хочешь объяснить, почему ты не слушаешь меня?

Я плюхнулась обратно на диван. Похоже, в ближайшие пару минут мы из комнаты не выйдем.

– Я не говорила, что выхожу за него замуж. Мартини лишь повторил папе то, что говорил тебе.

Мама вхдохнула.

– У тебя было время, чтобы подумать, что происходит между тобой и Кристофером?

– Нет. Слушай, мы можем обменяться друг с другом парой предложений, не ругаясь. Я рада, что ты считаешь его замечательным, но оглянись вокруг. Я уверена на девяносто девять процентов, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Хорошо, – мама присела рядом, – я не собираюсь настаивать, хотя скажу честно – я обескуражена твоим выбором. Думаю, ты подсознательно берешь то, что у нас с отцом отсутствует, так что я согласна выслушать все, чтобы понять, что происходит на самом деле. Уверена, от этого будет зависеть наша жизнь.

Она обняла меня за плечи.

– Я знаю, ты думаешь, что я не люблю Джеффа, и веришь, что его внутренний мир намного больше, чем он нам показывает. Я права?

Я кивнула.

– Он пришел, чтобы позаботиться обо мне, мама. Я была сильно напугана… – я должна была остановиться, чтобы забыть, иначе ночной кошмар снова захватит меня. – И ты сама знаешь, что он сразу привлек меня, как только я его увидела.

– Кого бы он не привлек? – засмеялась мама.

– Ну, к примеру, твоих новых подруг до гроба, – я рассказала ей о Клаудии и Лоррейн. – Странно это. Я думала, что центаврийцам должно быть лучше здесь, но они ищут человеческих мужчин и женщин, которым смогут понравиться. А женщины вовсе хотят наших гениев, независимо от их внешности, так что мужчинам здесь нечего делать, иначе они чувствуют себя привлекательными кретинами.

– У них довольно строгие правила в вопросе человеческо-инопланетного брака, – тихо сказала мама. – Кристофер мне об этом рассказал. Это одна из причин, почему он расстроился из-за Джеффа – вероятность, что вам будет позволено жениться, весьма мала.

Глава 24

Я не рассматривала всерьез вопрос о вступлении в брак с Мартини, пока мама не сказала, что никто не позволит нам этого сделать. Тогда внутри восстала та моя часть, что двадцать лет назад читала Бетти Фридан и расклеивала по стенам своей комнаты плакаты с Сьюзен Б. Энтони.

– Это наш выбор, а не чей-то.

– У евреев с этим вопросом все намного серьезнее, чем ты думаешь, – терпеливо сказала мама. – А у таких ортодоксальных космических евреев еще сложнее.

– Я в курсе, что у вас с папой были проблемы перед свадьбой…

– И только тот факт, что я работала на Моссад и спасла ему жизнь, позволила его родителям принять меня. Твой отец, его братья и сестры восстали против строгого мировоззрения родителей, но у них была поддержка остального мира. У центаврицев этого нет. К примеру, Джефф не может обратиться для медицинской помощи ни к кому, кроме своих же центаврийцев, если он не хочет стать подопытной игрушкой для людей. По той же причине ты не сможешь водить своих детей в школу. При первом же обязательном медицинском обследовании обнаружится, что в их генах есть что-то другое, и твои дети для земных ученых навсегда станут теми же подопытными кроликами.

Я глубоко вздохнула.

– Я не готова к женитьбе, так что, в любом случае, это глупый разговор.

– Ты должна знать, что может получиться. Я не рассчитывала выйти замуж за твоего отца. Это просто случилось. Любовь. Настоящая любовь, а не похоть.

– Я хочу Мартини, – призналась я. – Только пока не знаю, люблю ли я его.

Я вспомнила вспышки боли, которым была свидетелем, вспомнила, каким потерянным и одиноким он выглядел, когда рассказывал о родном мире, который он никогда не увидит.

– Я хочу заботиться о нем.

– Я понимаю, это из-за того, что он заботится о тебе. Это хорошо. Просто знай, что он не единственный, – мама встала. – Нам пора идти. Уверена, после весьма бурной ночи, ты проголодалась.

– Кто сказал? – я тоже поднялась и надеялась, что выгляжу праведно невиновной.

– Я – твоя мать, прошу не забывать об этом, и знаю язык тела. Твое сейчас говорит о высшей степени удовлетворения, – и тихо добавила, когда мы вышли из комнаты. – Ты потеряла невинность задолго до поступления в колледж.

– О, позволь папе пребывать в иллюзии на этот счет.

– Позволю. Ему и так пришлось непросто, когда он узнал о случае в колледже. Каждая его разрушенная иллюзия занимает недели, прежде, чем он приходит в норму и принимает неизбежное.

– Извини.

– Все нормально. Я к этому привыкла. Кроме того, я умею его успокаивать другими способами.

– Слишком много информации! Я не хочу больше слышать историй о вашей с папой сексуальной жизни. Ты уже рассказала столько, что мне уже нечего добавить.

– Отлично, можем поговорить, к примеру, о твоей обуви. Начнем с главного – почему?

Мы шли вдоль незнакомых коридоров, при этом мама шагала так, словно прожила здесь всю свою жизнь.

– Спасибо большое. Это все, что было на мне. Тебе-то хорошо, папа упаковал и привез все, что захотел. Мне тоже повезло, что Мартини нарушил порядок и мы с ним попали в мою квартиру, где я смогла переодеться. Кроме того, они удобны.

– Ты сейчас странно выглядишь – в современном костюме и теннисных кроссовках, как из восьмидесятых годов. Комфортно, согласна. Но не так привлекательно.

– Ты, оказывается, еще и знаток моды?

– Просто найди при случае подходящую пару туфель прежде, чем мы отправимся куда-нибудь.

Мы дошли до столовой как раз вовремя. Здесь было море черного и белого Армани. Я увидела Мартини, он меня тоже и помахал рукой. Рядом с ним, выделяясь из толпы желтой рубашкой-поло, как маяк, сидел папа.

– Почему бы тебе не позаботиться о папином гардеробе?

– Он уже женат, а ты пока одна.

– Я думала, мы отложили эту тему.

– Только на время.

Столовая была заполнена длинными столами и одинаковыми стульями, простыми с виду, стульями. На миг мне показалось, что мы оказались в воинской части, где, по какому-то недоразумению, все носят форму знаменитой дизайнерской фирмы. Папа и Мартини расположились у дальнего конца одного из столов. Там же обнаружились Гауэр, Райдер, Кристофер и Уайт. Между Мартини и Райдером – незанятый стул, как и между папой с Кристофером. Я знала, где сяду. Как только мы подошли, Мартини тут же отодвинул стул, специально для меня. Кристофер же, опередив папу, отодвинул стул для мамы. Я заметила, как папа метнул на Кристофера такой же взгляд, каким несколько минут назад в моей комнате одарил Мартини. Хорошо, по крайней мере теперь ясно, что места Кристоферу в нашей семье нет.

Меню не обнаружилось. Еда уже стояла на столе, в домашнем стиле и изобиловало разнообразием вариантов. Я полностью расслабилась, когда услышала папины жалобы, мол, свинина приготовлена только по-швейцарски. Я выучила эту его заморочку наизусть еще когда мне стукнуло пять лет.

Мы с мамой наполнили тарелки и начали завтракать. В это время Мартини рассказывал остальным сильно отредактированную и сокращенную версию прошедшей ночи, оставив за кадром большую часть того, что мы делали. Тем не менее, я заметила кислое лицо Кристофера, из чего стало понятно, что из рассказа он сделал тот же вывод, что и папа с мамой. Либо так, либо моя комната вовсе не звукоизолирована и сейчас вся компания в курсе моего альфа-центавриского любовного узла.

Подождав, пока Мартини закончит рассказ, Гауэр наклонился вперед, чтобы я ясно видела его лицо.

– Я бы хотел узнать подробности непосредственно от тебя. Это будет легче, если я коснусь твоей головы. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Нет, – я еще не накладывала макияжа, и волосы уложены в простой конский хвост, так что ничего страшного в этом я не усмотрела.

Гауэр поднялся, зашел мне за спину и приложил обе ладони к моим вискам.

– Начинай. Расскажи нам о своем сне, я хочу попробовать увидеть его в своей голове.

– Я постараюсь, – я смогла вызвать в воображении образы из сна сразу, как только подумала о них и прошла через сон снова. Это было так же ужасно, как и в тот раз, когда я рассказывала его папе с мамой. В конце концов, я закрыла глаза, иначе бы зарыдала навзрыд.

Я повторила все, включая последние слова Кристофера, прежде чем я убила его и заключительные слова Мефистофеля. Когда же закончила, постаралась выгнать все эти образы из разума, надеясь, что Гауэр получил то, что хотел.

Он медленно отстранил ладони от висков, потом снова их приложил, чтобы сделать легкий массаж. Кошмар начал рассеиваться.

– Помассируй шею, – прошептал Гауэр Мартини. – Основание черепа в частности.

Рука Джеффа скользнула по моей спине к шее. Мне удалось сдержать стон удовольствия – это потребовало значительных усилий. Благодаря массажу, я, наконец, расслабилась и открыла глаза, ничего не боясь.

Чтобы увидеть, как Кристофер смотрит в мою сторону со смесью гнева и боли на лице. Этот взгляд отличался от обычного, и в нем проскакивала некоторая тревога.

– На самом деле я не хочу убивать тебя, – сказала я ему. Главное, постаралась сказать это как можно убедительнее, чтобы мне поверили.

– Пол, что думаешь? – спросил Уайт.

– Сначала я хочу услышать, что об этом думает сама Китти, – сел на место Гауэр.

– Я ничего не могу сказать, кроме того, что боюсь Мефистофеля. Сильно боюсь.

– Йейтса ты должна бояться сильнее, – задумчиво пробормотал Райдер. – Именно он пытался заменить тебя роботом.

– Возможно, Китти не боится его потому, что пока что не сталкивалась с ним в этом обличье, – предположила мама.

В голове пролетела какая-то мысль, но такая быстрая, что я не смогла ее уловить.

– Или, может, не боится его, потому что пошла вся в мать, – с некоторой гордостью сказал папа. Я увидела, как он положил одну руку на спинку стула, на котором сидела мама. Не сказала бы, что это необычно, но редко случается, когда мы в компании. Наверняка ревнует маму к Кристоферу.

– Возможно, это просто кошмар, – предположил Уайт. – У людей такое часто случается.

– Ричард, твое слово, – Гауэр покачал головой. – Ты разбираешься в снах и можешь их расшифровать.

– Джеймс, что ты думаешь об этом? – спросила я, пытаясь уловить неуловимую мысль, становившуюся все более назойливой.

– Почему я?

– Почему бы и нет? Я хочу знать, что ты об этом думаешь. Кроме меня, ты был там единственным человеком. Мама не считается, потому что до случая в аэропорту она не имела представления о пришельцах и сверхсуществах.

Не знаю, почему я это сказала, мозг работал вовсе в другом направлении.

– Ладно. Не думаю, что Йейтс для тебя реален, потому что ты с ним никогда не встречалась.

– Но я его видела тогда. И потом, Йейтс – Мефистофель, равно как и наоборот, – мысль почти попалась.

– Но Йейтс не знает о планах Мефистофеля, – раздраженно сказал Кристофер. – Мы тебе об этом рассказывали вчера вечером.

И вот тут назойливая мысль сформировалась окончательно. Сэкс с пришельцем явно влияет на умственный процесс.

– Так и есть. Думаю, есть два плана.

– Ну, я точно уверена, что у Йейтса есть план, – терпеливо кивнула мама. – Это имело бы смысл, если бы Мефистофель был частью его.

– Нет, я говорю о двух разных планах для двух разных существ, которые не подозревают, что их планы пересекаются. Как уже упоминал Кристофер, а потом еще раз напоминали, разумы сверхсущества и человека разделены, и человеческий разум не подозревает, что внутри него сидит также разум паразита. Возможно, паразитный разум не подозревает о человеческом. У Йейтса есть план, террористический. Поэтому он хочет избавиться от моей мамы. Но у Мефистофеля есть другой план.

– И что же это за план? – осторожно спросил Уайт.

Я закрыла глаза и задумалась на мгновение.

– В моем сне паразит Мефистофеля переместился в меня, но сам Мефистофель остался тем же Мефистофелем. Я тоже внешне не поменялась, хотя внутри стала совершенно другой. Я была больше не я и не могла прекратить делать то, что от меня хотел Мефистофель.

– О, Боже, – простонал Гауэр. – Это все объясняет, – он внимательно всмотрелся в меня. – Твой сон не был совсем твоим. Это было легкое прикосновение, но это вовсе не нормально.

– Думаешь, паразит уже во мне? – прохрипела я, представив, что вот-вот могу начать убивать всех вокруг на самом деле. Мартини стал делать массаж интенсивнее. Это помогло. Чуть-чуть.

– Нет, – успокаивающе произнес Гауэр, – мы знаем, что ты – до сих пор ты. Поверь мне.

– Никто из нас не смог бы прикоснуться к тебе, если бы ты оказалась заражена, – добавил Мартини.

Я вспомнила его и Кристофера реакцию на трогательный образ Йейтса прошлой ночью.

– Почему нет?

– Это что-то из области нашего психического состояния, – ответил Уайт. – Мы не можем от этого избавиться, хотя у нас есть команда, которая над этим работает.

– Попросите их сосредоточиться на особенностях различия между центаврийцами и людьми. Потому что когда Мефистофель схватил меня, я ничего не почувствовала, даже ничего близкого тому, что чувствовали Мартини с Кристофером просто дотронувшись до видеокадра.

– Что ты чувствовала? – тихо спросила мама.

Я попыталась вспомнить.

– Я не боялась, – наконец, ответила я. – Я словно сошла с ума. Когда он меня схватил, я словно обезумела. И я не испугалась даже тогда, когда поняла, что он собирается меня съесть.

– Это ярость, – сходу определил Райдер. – У людей больше поводов для ярости, чем у центаврийцев. Не то, чтобы центаврийцы не умели злиться, – он улыбнулся посмеивающемуся Полу, – но до человеческого уровня им еще далеко.

– Да, но ярость на самом деле контролируется на генетическом уровне?

– У нас да, – тихо сказал Мартини. – Кое-что есть и у вас.

– Я думала, это неудачная шутка, когда он сказал мне об этом, – добавила я.

Вокруг резко установилась тишина, я даже стала прислушиваться, надеясь услышать свирель сверчков.

– Что? – наконец, спросила я.

– Ты смогла понять, что он говорит? – спросил Кристофер.

– Ну, всего два предложения. В смысле, это было очевидно, что он разговаривал с вами на каком-то незнакомом языке и я не смогла понять ни слова. И он разговаривал со мной, когда поднес меня к своей морде.

– Как? – категорическим тоном поинтересовался Гауэр.

– Его глаза изменились, – я пожала плечами. – Красное свечение ушло, сверхсущество задрожало, и взгляд стал человеческим, – чуть помолчав, я добавила: – Он сказал, что я беда.

– В этом он прав, – пробормотал Кристофер.

Я предпочла проигнорировать его комментарий.

– Потом, когда он поднес меня к пасти, добавил, что от меня проблем больше не будет.

– Они не могут так делать, – запротестовал Уайт. – Человек или сверхущество, и ничего между.

– Так и было. Тогда я вытащила из сумочки баллончик с лаком и он выронил меня, – я осмотрелась. Все, без исключения, центаврицы внимательно всматривались в меня, действуя на нервы.

– И снова – что?

– Твой сон, Китти, – наконец, прервал молчание Гауэр, – был совсем не сон. Тебе имплантировали память.

– Не было такого, – я слышала тяжелое дыхание, никто из центаврийцев не решался произнести ни слова, но уверена, я знала, о чем каждый из них сейчас думает. – В смысле, эти паразиты умеют замедлять время, что ли?

– Мы этого не знаем, – признался Уайт. – Но ты могла бы наложить свой опыт на имплантированную память.

– Может, он догадался, как увеличить количество сверхсуществ? – не великая догадка, тем более я чувствовала, что превращаюсь в объект «Испытуемый номер один».

– Возможно, – пробормотал Кристофер, – он просто вспоминал, как это делается.

– Как только прикоснулся к тебе, – добавил Гауэр.