Текст книги "Озеро Длинного Солнца"

Автор книги: Джин Родман Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Глава четвертая
Prochain ami [3]3
  Ближайший друг (фр.).


[Закрыть]

Шелк встал так тихо, как только мог, невольно вспомнив, что не сумел застать врасплох Мускуса и Синель. Прислонив трость Крови к стулу, он подошел к двери на Солнечную улицу, снял с петель тяжелый засов и (взяв засов в левую руку, чтобы использовать как оружие, если понадобится) рывком распахнул дверь.

Высокий, закутанный в черный плащ человек, который ждал на улице за ступеньками, не удивился ни в малейшей степени.

– Мое присутствие здесь… э… тревожит тебя, патера? – спросил он звучным носовым голосом. – Я старался быть незаметным и… э… ненавязчивым. Ты понимаешь, о чем я говорю? Тихим, а? Возможно, я не слишком хорошо умею быть тихим. И я дошел до твоей двери раньше, чем услышал… э… голос леди.

Шелк прислонил засов к стене.

– Я знаю, что это нечто незаконное, Ваше Высокопреосвященство…

– О, нет, нет, нет! Я уверен, что у тебя есть для этого причины, патера. – Закутанный в черное человек поклонился в пояс. – Добрый вечер, моя дорогая. Добрый вечер, и пусть каждый бог будет с тобой в эту ночь. – После чего тепло улыбнулся Шелку, его зубы сверкнули белизной даже в тусклом свете небоземель. – Я позаботился стоять так, чтобы находиться вне зоны… э… слушания, патера. Слышимости? Уходостижимости? За пределами… э… голоса леди. Признаюсь, я мог слышать голоса, только если не проезжала повозка, если ты понимаешь меня. Но ни единого слова, которое ты сказал. Не понял ничего, верно? – Он опять улыбнулся. – Сладкая Сцилла, будь свидетелем!

Шелк вышел из дома авгура и остановился на пороге.

– Я очень сожалею, что был так груб, Ваше Высокопреосвященство. Мы слышали… нам сказали…

– Совершенно подходяще, патера. – Он пренебрежительно махнул рукой. – Совершенно, совершенно правильно.

– …что кто-то есть снаружи, но не кто именно… – Шелк перевел дыхание. – Наверно, у вас очень срочное дело, Ваше Высокопреосвященство, иначе вы не пришли бы так поздно. Не хотите ли войти?

Он держал дверь, пока закутанный в плащ человек входил, потом вернул засов на место.

– Боюсь, это наш селлариум. Лучшая комната в доме. Я могу предложить вам воды и бананы, если вы хотите. – Он вспомнил, что еще не посмотрел, что в мешке Лисенка. – И еще, возможно, какие-нибудь фрукты.

Закутанный в черное человек отмахнулся от фруктов.

– Ты давал совет этой юной леди, а, патера? Не исповедовал ее, я надеюсь. По меньшей мере, еще нет, хотя я не понял ни слова. Я бы распознал… э… ритм Прощения Паса – или мне так кажется, – поскольку приносил его сам много-много раз. Литания Священных Имен, а? Говорить от имени Великого Паса, Божественной Ехидны, Жгучей Сциллы и всех остальных. И я не слышал ничего такого. Совсем ничего.

– Вы тоже авгур, патера? – спросила Синель, которая вслед за Шелком подошла к двери и стояла рядом с ним.

Закутанный в черное человек опять поклонился, потом достал пустой крест, висевший на шее; в полутемном селлариуме золотая цепь креста сверкнула, как сам Ослепительный Путь.

– Действительно так, моя дорогая. Такой очень-очень осмотрительный, иначе я не был бы там, где я сегодня, а? Так что тебе нечего бояться, что я подслушал даже одно слово, сказанное тобой.

– Я уверена, что могу доверять вам, патера. Я хочу сказать, что нам с патерой Шелк надо еще какое-то время поговорить. Я могу куда-нибудь отправиться и вернуться через час-два, в зависимости от того, сколько времени вам надо.

Шелк посмотрел на нее, пораженный до глубины души.

– Такая леди, как ты, моя дорогая? В этой четверти? Я не хочу… э… даже слышать об этом. Ни одно мгновение! Но, возможно, я могу перекинуться парой слов с патерой, а? Потом я отправлюсь своей дорогой.

– Конечно, – сказала Синель. – Пожалуйста, Ваше Высокопреосвященство, не обращайте на меня внимания.

Он был более чем на полголовы выше Шелка (хотя Шелк был почти так же высок, как Гагарка) и, по меньшей мере, на пятнадцать лет старше. Тонкие, угольно-черные волосы падали на лоб; тряхнув головой, он откинул их, чтобы они не застилали глаза, и сказал:

– Это патера Шелк, а? Я не верю, что… э… имею такое удовольствие, патера. Мы же совсем незнакомы, а? Или почти. Настолько, что нет разницы. Я бы хотел, чтобы это было не так. Чтобы… э… мы все встретились как добрые знакомые, а? Хотя я оказал тебе плохую услугу, а? Пару лет назад. Я допускаю. Признаю. Никто не сомневается в этом, но я должен был сделать то, что лучше всего для Капитула, а? В конце концов, Капитул – наша мать, и больше, чем любой человек. Я – Прилипала.

Он с улыбкой повернулся к Синель:

– Эта юная красавица предпочитает… э… поддерживать анонимность, а? Может быть, это благоразумный путь, верно? Если она предпочитает, никто не обидится.

– Если вы не возражаете, патера, – кивнула Синель.

– Да, да, действительно, да. – Рука Прилипалы пренебрежительно махнула. – Конечно, я… э… сам это советую.

– Вы присутствовали на моих выпускных экзаменах, Ваше Высокопреосвященство, – сказал Шелк. – Вы сидели на возвышении, справа от нашего прелата. Я никак не ожидал, что вы запомните меня.

– О, но я это сделал! Сделал! Не можешь ли ты сесть, моя дорогая? Я действительно запомнил тебя, Шелк. Ты получил степень, верно? Никогда не забываю молодых людей, которые получили. Ты был самым сильным питомцем из всех, которыми старая схола могла похвастаться в тот год. Помнится, я заметил это Квезалю… он Пролокьютор, моя дорогая, и я должен говорить: Его Святейшество. После чего заметил, что ты должен идти на арену, а? Так что мы… э… э… пошлем тебя туда. Да, мы так и сказали! Просто шутка, будь уверен. И я… э… ответственный. Моя вина, после всего. Что тебя послали сюда, я имею в виду. В эту четверть, в этот мантейон. Я это предложил. – Краем глаза поглядев на остатки стола, который, падая, сломал Мускус, Прилипала опустил свое длинное худое тело на стул Шелка. – Я предложил – садись, патера, – и дорогой Квезаль согласился.

– Спасибо, Ваше Высокопреосвященство. – Шелк сел. – Большое спасибо. Я не мог бы попасть в лучшее место.

– О, ты не это имел в виду. Я не могу винить тебя. Нисколько, да? Нисколько. У тебя было трудное время. Я… э… мы знаем об этом, Квезаль и я. Мы понимаем это. Но бедный старый… э… твой предшественник. Как его звали?

– Щука, Ваше Высокопреосвященство. Патера Щука.

– Совершенно точно. Патера Щука. Что, если бы мы послали бедному старому Щуке одного из этих кроликов, маленьких мальчиков? В этой четверти его бы убили и съели в первый же день, верно? Ты знаешь это сейчас, патера, а я знал это тогда. И я предложил Квезалю послать тебя, и он сразу увидел, что это логично. И теперь ты здесь, а? Совсем один. С тех пор, как Щука ушел в… э… более чистую страну. Ты сделал просто прекрасную работу, патера. Исключительную… э… работу. Не думаю, что я преувеличиваю.

– Был бы рад согласиться с вами, Ваше Высокопреосвященство, – заставил себя сказать Шелк. Слова выходили изо рта поодиночке и с большими интервалами, тяжелые, как дорожные камни. – Но мантейон продан. Вы должны об этом знать. Мы не можем заплатить даже налоги. Город конфисковал собственность; я полагаю, что Капитулу сообщили, хотя и не мне. Новый владелец, безусловно, закроет мантейон и палестру, и может снести их до основания.

– Он работал изо всех сил, моя дорогая, – сказал Прилипала Синели. – Ты не живешь в этой четверти, а? Так что не можешь знать. Но он знает. Он знает.

– Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, – сказал Шелк. – Вы очень добры. Однако я бы хотел, чтобы в вашей доброте не было необходимости. Я бы хотел, чтобы этот мантейон каким-нибудь образом процветал. Я поблагодарил вас за назначение сюда не из вежливости. На самом деле я не люблю это место – эти старые и тесные, грозящие рухнуть здания и все остальное, хотя я привык принуждать себя их любить. Но здешние люди… У нас здесь есть очень много плохих людей. Все так говорят, и это правда. Но хорошие закалены в огне и остаются хорошими, несмотря на все, что виток может бросить против них; и других, таких как они, нет во всем витке. И, вы удивитесь, даже плохие…

В это мгновение Орев слетел на колени Синели с ножом Мускуса в клюве.

– Э? Невероятно! А это что?

– У Орева вывихнуто крыло, – объяснил Шелк. – Моя вина, но это произошло случайно, Ваше Высокопреосвященство. Вчера целитель поставил кость на место, но крыло еще не зажило.

Прилипала отмахнулся от несчастья Орева.

– Но этот кинжал, а? Это твой, моя дорогая?

Синель без тени улыбки кивнула:

– Я бросила его, чтобы подчеркнуть точку зрения, которую я отстаивала перед патерой Шелк, Ваше Высокопреосвященство. Орев дружески вернул его мне. Мне кажется, что я ему нравлюсь.

Орев свистнул.

– Ты бросила его? Я бы не хотел… э… показаться скептиком, моя дорогая, но…

Ладонь Синель дернулась, и деревянная панель над шкафом загудела, как литавра. Лезвие наполовину ушло в дуб, и нож Мускуса даже не дрожал.

– О! О, милостивые боги! – Прилипала встал и внимательно осмотрел нож. – Ну и ну, я никогда… Это действительно самое… э… – Он ухватился за рукоятку и попытался вытащить нож, но не сумел и принялся раскачивать его вверх и вниз. – И здесь только один шрам, одно… хм… отверстие в дереве.

– Я думаю, что патера Шелк предпочитает, чтобы на его стене было как можно меньше моих замечаний, – с притворной скромностью сказала Синель.

– Ха! – Прилипала с триумфом крякнул, сумев высвободить нож; глубоко поклонившись, он вернул его Синель. – Твое оружие, моя дорогая. Я знаю, что говорят про эту четверть. Она… э… грубая? Жесткая? Необузданная. И я заметил сломанный стол. Но я не понимал… Патера… э… мы и так изо всех сил восхищались тобой. Но сейчас… э… нет слов. – Он опять сел. – Но вот что я хотел заметить, патера. Ты, наверно, спрашиваешь себя, что мы… э… Квезаль и я…

Он опять обратился к Синель:

– Как этот добрый авгур знает, я… э… prochain ami Его Святейшества, моя дорогая. Без сомнения, ты знакома с этим… э… выражением. «Его адъютант», – так бы сказали в гвардии. Его коадъютор, хорошо? Это… э… официальный язык, самое правильное использование. И я хочу сказать, что мы следим за успехами патеры с вниманием и восхищением. У него есть трудности. О, действительно! Он встретился с препятствиями, не так ли? Не так-то просто пахать его поле, не… э… тихое пастбище, этот мантейон, бедный, но драгоценный в глазах бессмертных богов.

– Да, я понимаю, Ваше Высокопреосвященство, – кивнула Синель.

– Он должен был прийти к нам за… э… помощью, а? Обратиться, свободно и откровенно, к Его Святейшеству и мне. Как говорится, положить перед нами свое дело. Ты следуешь за мной? Но мы, мы еще больше, а? Мы были должны предложить помощь без всяких просьб. Да, на самом деле! Предложить помощь Капитула и… э… даже больше. Много больше. И намного быстрее.

– Я не сумел повидать вас, – немного сухо объяснил Шелк. – Ваш протонотарий очень дружественно сообщил мне, что нынешний кризис занимает все ваше внимание.

– В этом нет никаких сомнений, патера, – хрипло сказал Прилипала. – Часто мне кажется, что моя единственная задача, мой… э… единственный долг – борьба с бесконечным, стремительным и… э… безжалостным потоком все ухудшающихся… э… кризисов.

На западе заревели воздуходувки, громче и громче, и бронированный поплавок гражданской гвардии прогрохотал по Солнечной улице. Прилипала замолчал и прислушался.

– Это наша… э… неизменная политика с юными авгурами, патера, как ты должен понять, разрешить им… э… попробовать крылья. Наблюдать за их первыми полетами, на расстоянии. Резко выбросить их из гнезда, если я могу так сказать. Ты следуешь за мной? На самом деле это экзамен, который ты выдержал действительно очень… э… достойно.

Шелк наклонил голову:

– Я польщен, Ваше Высокопреосвященство, хотя вполне сознаю, что не заслужил такую похвалу. Быть может, это лучшая возможность, которая у меня будет, сообщить вам – неформально, я имею в виду, – что большая честь, которую вы оказали нашему обремененному бедами мантейону сегодня своим…

– Ты сказал «обремененный бедами», патера? Этот мантейон? – Прилипала с улыбкой отмел все трудности прочь. – Он же… э… продан, как ты сказал. Но продажа – только легализация, а? Ты следуешь за мной? Просто выдумка или военная хитрость старого Квезаля, на самом деле. Новый владелец… Как же его зовут…

– Кровь, – подсказал Шелк.

– Нет, не так. Что-то более распространенное. А?

– Мускус? – прошептала Синель.

– Совершенно, совершенно верно. Действительно Мускус. Довольно глупое имя, а? Если я могу так сказать. Даже младенцы, как правило, и наполовину не пахнут так… э… сладко. Но этот Мускус заплатил ваши налоги. Вот как он получил мантейон. Ты следуешь за мной? За налоги и еще немного мелочи сверху. Эти здания нужно перестроить, а? Ты сам сказал об этом, патера. Мы дадим ему сделать это, а? Почему нет? Пускай заплатит все издержки из своего кошелька, не из нашего, а? Со временем он все вернет нам. Отдаст обратно Капитулу, а? Как похвальный поступок.

Синель покачала головой:

– Я сомневаюсь…

– У нас есть способы, моя дорогая, как ты увидишь. В особенности у дорогого старого Квезаля. И у него хорошо получается их использовать. Это гм… э… следствие того, что он – Пролокьютор Капитула. И имеет большое влияние на Аюнтамьенто, а? У него большой… э… вес в обществе, не сомневайся. И арсенал средств давления, которые он… э… мы можем – и будем – использовать во всех таких… э… случаях, как этот. Как твой здесь, на Солнечной улице, патера.

– Мускус только зарегистрированный владелец, Ваше Высокопреосвященство, – сказал Шелк. – Собственность контролирует Кровь, и он угрожает разрушить все здания до основания.

– Не имеет значения. Не имеет значения. Ты увидишь, патера. – Прилипала опять сверкнул белозубой улыбкой. – Это не случится, не… э… произойдет. Не бойся. Совсем не бойся. Или, если произойдет, на месте старых зданий будут построены новые, более хорошие. Это же лучший способ, а? Построить более хорошее и… э… более просторное. Мне нужно поговорить об этом с Квезалем завтра, когда он будет есть крепкий бульон.

Прилипала наклонил голову к Синель:

– Он очень любит крепкий бульон, этот старый Квезаль. Патера знает, несомненно. Эти слухи носятся среди нас, знаешь ли. Мы – как толпа прачек, а? Слухи, сплетни. Но дорогой старый Квезаль должен есть побольше, а? Я всегда настаиваю на этом. Человек не может жить только бульоном и воздухом, а? Но Квезаль живет. Слабый, однако.

Он посмотрел на часы, стоявшие на крохотном камине селлариума.

– То, что я… э… осмелюсь сообщить тебе, патера Шелк… Видишь ли, мой дорогой, я ужасно эгоистичен. Да, даже после половины жизни, проведенной в стяжании… э… святости. Я хотел сам сообщить тебе об этом. Патера, ты больше не будешь работать один. Я уже сказал, гм, об этом раньше? Уверил тебя, что твои усилия не остались незамеченными, а? Но сейчас я могу сказать больше, и я… э… так и сделаю. Вот. Один аколит, совсем юный авгур, только весной этого года закончил учебу с отличием. Как и ты в свое время, патера. Я… э… мы хорошо знаем об этом. Получил награду, должен я сказать, по гиерологии; он придет утром. Так что тебе предстоит познать радость обучения: ты проведешь этого многообещающего неофита по тем самым путям, по которым ты так уверенно прошел. У тебя есть две спальни наверху, верно? Пожалуйста, приготовь менее… э… хорошую для патеры Росомаха.

Прилипала встал и протянул руку:

– Я получил огромное удовольствие, патера. Удовольствие и честь, которые слишком долго откладывал. И от которых отказывался. Отказывал сам себе на самом деле, но и самоотречение должно иметь конец, а?

Шелк встал, опираясь на трость Крови, и они торжественно пожали друг другу руки.

– Моя дорогая, мне очень жаль, что я помешал беседе с твоим… э… духовным наставником. С этим благочестивым юным авгуром. Я должен извиниться. Наш маленький тет-а-тет не мог быть интересен тебе, но…

– О, но он был! – Улыбка Синель могла быть искренней.

– Тем не менее он был коротким, по меньшей мере. Э… сжатым. А теперь я благословляю тебя, какие бы неприятности у тебя ни были. – Прилипала нарисовал в воздухе знак сложения. – Я благословляю тебя самым священным именем Паса, Отца Богов, а также Милостивой Ехидны, Его Супруги, а также их Сыновей и Дочерей; в этот день и навсегда, во имя их старшей дочери, Сциллы, Покровительницы Нашего Святого Города Вайрона.

– Новый собственник, – с некоторой поспешностью сообщил Шелк Прилипале, – настаивает, что издержки деятельности мантейона должны покрываться самим мантейоном. В свете того, что стало известно сегодня во время жертвоприношения… Ваше Высокопреосвященство просто обязано узнать…

Прилипала крякнул, снимая тяжелый засов.

– Тебе надо очень многое починить здесь, патера. Или заменить. Или… э… увеличить. То, что этот Мускус не захочет… гм… отремонтировать. Твою собственную… э… одежду, а? Это будет отличным началом. Ты должен сделать… гм… очень много. Много чего. Что касается остального, ты должен сам оплачивать свои расходы, верно? Без сомнения, ты найдешь хорошее применение… э… предполагаемым остаткам. И, я уверен, у тебя есть различные неплохие доходы. Так мне… э… нам с Его Святейшеством дали понять.

Дверь со щелчком закрылась за ним.

– Плох муж, – свистнул Орев.

Синель вытянула руку, и птица прыгнула на нее.

– Ну, не совсем, Орев. Просто мужчина, который глубоко любит собственную сообразительность.

На уголках ее рта заиграла легкая улыбка.

– Все, что было, – единственное явление обыкновенной младшей богини, – сказала она Шелку. – Той, которая не принадлежит Девяти. Разве ты не сказал что-то вроде этого в мантейоне? Мне кажется, я это помню.

Шелк поставил засов на место и повернулся, чтобы ответить, но она подняла руку:

– Я знаю, что ты собираешься сказать, патера. Не говори. Меня зовут Синель. Это то, что есть, и нет места спорам или уточнениям. Ты будешь обращаться ко мне Синель, даже когда мы наедине. И ты всегда должен обращаться со мной, как с Синель.

– Но…

– Потому что я Синель. На самом деле ты не в состоянии понять все это, независимо от того, сколько ты учился. А теперь садись. Я знаю, что у тебя сломана нога.

Шелк опустился на стул.

– Ты хотел что-то еще сказать – помимо ложных предположений. И что именно?

– Боюсь, что это может оскорбить тебя, но я не собираюсь оскорблять. – Он поколебался и сглотнул. – Синель, ты… в разное время ты говоришь по-разному. Вчера, у Орхидеи, ты говорила как молодая женщина, выросшая на улице, которая не умеет читать, но подобрала несколько фраз и грамматических норм у лучше образованных людей. Сегодня ночью, перед приходом Его Высокопреосвященства, ты говорила на воровском жаргоне, как Гагарка. Но, как только вошел Его Высокопреосвященство, ты превратилась в юную женщину, культурную и образованную.

Она улыбнулась еще шире:

– Ты хочешь, чтобы я стала оправдываться за то, как говорю с тобой, патера? Не похоже на просьбу джентльмена, а еще меньше – человека в сутане.

Шелк какое-то время сидел молча, потирая щеку. Орев перепрыгнул с запястья Синель к ней на плечо, а потом на обветшалый письменный столик, стоявший рядом со стулом Шелка.

– Если бы ты говорила с Его Высокопреосвященством так, как говорила со мной, – наконец сказал он, – он бы предположил, что я снял тебя на вечер, или что-нибудь в этом роде. И ты решила спасти меня от конфуза, выдав мне свою настоящую природу. Хотел бы я знать, как я могу отблагодарить тебя за это, Синель.

– Ты произносишь мое имя так, как будто это вежливая ложь. Уверяю тебя, это правда.

– Но если я использую другое имя – мы оба знаем какое, – разве это тоже не было бы правдой?

– На самом деле нет. Значительно меньшей, чем ты думаешь, и привело бы к бесконечным трудностям.

– Сегодня ты более красива, чем в доме Орхидеи. Могу ли я спросить, почему?

Она кивнула:

– Тогда я не пыталась. Или не слишком пыталась. Не старалась. Люди думают, что дело в осанке и макияже. Но много и… Я делаю кое-что. Главным образом с глазами и губами. И то, как я хожу. Правильные жесты. Ты тоже делаешь это, хотя и бессознательно, Шелк. Мне нравится наблюдать за тобой. Когда ты не знаешь, что за тобой наблюдают. – Она зевнула и потянулась так, что ее полные груди чуть не разорвали платье. – Вот так. Не слишком красиво, а? Хотя он любил, когда я зевала, и целовал мне руку. Иногда я так делала. Просто чтобы доставить ему удовольствие. Наслаждение. Шелк, мне нужно найти место, где я могла бы поспать сегодня ночью. Мне нравится твое имя, Шелк. Я бы хотела говорить его всю ночь. Большинство имен отвратительны. Ты поможешь мне?

– Конечно, – сказал он. – Я твой раб.

– Синель.

Он опять сглотнул.

– Я помогу тебе всем, чем смогу, Синель. Ты не можешь спать здесь, но, я уверен, мы сможем найти что-нибудь получше.

Внезапно она опять стала той женщиной, которую он встретил у Орхидеи.

– Мы еще потолкуем об этом, но есть кое-что, о чем надо поговорить в первую очередь. Ты понимаешь, зачем приходил этот ужасный мужик? Почему он подсунул тебе аколита? Почему этот кошмарный тип и его Пролокьютор пытаются забрать у Крови твой мантейон?

Шелк мрачно кивнул:

– Иногда я бываю наивным, согласен; но не до такой же степени. Я уже был готов предположить, что он отбросил притворство.

– Он может стать очень противным, я уверена.

– Я тоже. – Шелк глубоко вздохнул и выдохнул со смесью облегчения и отвращения. – Этого аколита послали шпионить за мной. Хотел бы я знать, как он провел это лето.

– Ты думаешь, он может быть протеже Прилипалы? Что-то в этом роде?

Шелк кивнул:

– Скорее всего, он был помощником его протонотария. Но не самим протонотарием, потому что я с ним встречался и его зовут не Росомаха. Если бы я смог поговорить с другими авгурами, которые учились вместе с ним, они могли бы мне рассказать.

– И ты собираешься шпионить за шпионом. – Синель улыбнулась. – По меньшей мере твой мантейон в безопасности.

– Очень сомневаюсь. Во-первых, я не слишком верю в способность Его Святейшества манипулировать Кровью. Во всяком случае, меньше, чем верит Его Высокопреосвященство, или говорит, что верит. Все знают, что Капитул не имеет такого влияния на Аюнтамьенто, как раньше, хотя сегодняшняя теофания Леди Киприды может существенно помочь. И…

– Да? И что теперь? – Синель погладила Орева по спине. Птица вытянула шею и погладила руку Синель багровым клювом.

– Во-вторых, даже если они и смогут манипулировать Кровью, меня здесь не оставят. Скорее всего, назначат на какую-нибудь административную должность, и этот патера Росомаха захватит все.

– У-гм. Горжусь тобой. – Синель все еще глядела на птицу. – Кстати, мое маленькое предложение все еще интересует тебя?

– Шпионить против Вайрона? – Шелк схватился за львиноголовую трость Крови обеими руками, как будто собирался сломать ее. – Нет! Если ты не прикажешь мне. И, Синель… Ты действительно Синель? Сейчас?

Она кивнула, без тени улыбки.

– Тогда, Синель, я не могу разрешить тебе продолжать это делать. Даже отбрасывая в сторону все вопросы лояльности, я не могу дать тебе рисковать жизнью.

– Ты сердишься. Я не обвиняю тебя, Шелк. Хотя тебе лучше быть хладнокровным. Он… Ты называешь его Пас. Однажды кто-то сказал, что он всегда кипит холодной яростью. Не всегда, Шелк.

Она облизала губы.

– Это не совсем правда. Но почти. И он уже правит всем… витком. Нашим витком, большим, чем этот. Так быстро. За несколько лет. Никто не мог поверить в это.

– Не думаю, что могу кипеть холодной яростью, но попытаюсь, – сказал Шелк. – Я хочу спросить, а что произойдет, если мы добьемся успеха? Предположим, что я получу двадцать шесть тысяч от доктора Журавля и отдам их Крови. Сомневаюсь, что это возможно, но предположим. Кому от этого будет хорошо, кроме Крови?

Какое-то время Шелк молчал, обхватив голову руками.

– Я бы хотел сделать что-то хорошее для Крови, конечно, как я бы хотел сделать что-то хорошее для любого человека. Даже когда я влез в его дом, чтобы попытаться заставить его вернуть мантейон, я сделал это частично для того, чтобы не дать ему запятнать свою душу ужасным поступком: использовать священную собственность для плохой цели. И если ему дать деньги, то это не принесет ему ничего хорошего и, может быть, даже навредит.

Орев опустился на плечо Шелку, заставив того вздрогнуть и посмотреть вверх; добившись этого, Орев схватил локон растрепанных волос и потянул за него.

– Он знает, что ты чувствуешь, – тихо сказала Синель. – Он бы хотел заставить тебя рассмеяться, если сможет.

– Он – хорошая птица, даже очень хорошая птица. Не в первый раз он приходит ко мне по доброй воле.

– Ты возьмешь его с собой, Шелк? Даже если тебя пошлют заниматься административной работой? Нет ли какого-нибудь правила, запрещающего авгуру держать домашних животных?

– Нет. Они разрешены.

– Тогда не все потеряно. – Синель соскользнула со стула и плавно перетекла ему за спину. – Я бы могла… И добавить немного комфорта, тоже. Сейчас, Шелк. Если ты хочешь.

– Нет, – повторил он.

Молчание вновь наполнило маленький селлариум. Через пару минут он добавил:

– Но спасибо в любом случае. Большое спасибо тебе за все. То, что ты сказала, не должно было заставить меня почувствовать себя лучше, но заставило, и я всегда буду благодарен за это.

– Ты знаешь, что я воспользуюсь твоей благодарностью.

Он благоразумно кивнул:

– Надеюсь, что ты так и сделаешь. Я очень хочу, чтобы ты так и сделала.

– Ты же не любишь девушек вроде меня.

– Это не так. – Он какое-то время молчал, обдумывая мысль. – Мне не нравится то, что ты делаешь – все, что происходит каждую ночь у Орхидеи: я знаю, что это приносит больше зла, чем добра, и со временем повредит нам всем. Но неправильно говорить, что я не люблю тебя, Мак или всех остальных; на самом деле я люблю вас всех. Я даже люблю Орхидею, и каждый бог, – он хотел остановиться, но было уже поздно, – знает, что сегодня днем я глубоко сочувствовал ей.

Она негромко засмеялась:

– Не каждый бог об этом знает, Шелк… Один точно. Два. Ты думаешь, что эти мужчины не женятся, поскольку обладают нами. Но большинство из них уже женаты, и не разведутся.

Он неохотно кивнул.

– Ты видел, насколько мы все молоды, – сказала она. – Что, как ты думаешь, с нами произойдет?

– Я никогда не думал об этом. – Он хотел сказать, что многие, вероятно, погибнут, как Элодея, но именно Синель заколола Элодею.

– Ты думаешь, что мы все станем вроде Орхидеи или наглотаемся ржавчины и умрем в муках. Большинство из нас выйдет замуж, вот и все. Ты не веришь мне, но это правда. Мы выходим замуж за того быка, который всегда спрашивает нас, Шелк.

Она погладила его волосы. Он необъяснимо почувствовал, что если повернется, то не увидит ее; его погладили пальцы призрака.

– Ты сказал, что никогда не женишься. Потому что хочешь увидеть бога. Кое-кому. Вчера? А сейчас?

– Сейчас я не знаю, – признался он.

– Ты боишься, что я засмеюсь. И ты почувствуешь себя глупым. Все мужчины такие, Шелк. Патера. Вы все боитесь моего смеха.

– Да, боюсь.

– Ты бы убил меня, Шелк? Из страха, что я засмеюсь. Мужчины такое делают.

Он не ответил. Ее руки были в точности там, где руки Мускуса, тем не менее он знал, что они не причинят ему боли. Он ждал, что она опять заговорит, но слышал только далекий треск умирающего огня в кухонной плите и быстрое тиканье часов на камине.

– Поэтому некоторые влюбленные мужчины бьют женщин? – наконец не выдержал он. – Чтобы те не смеялись?

– Иногда.

– А Пас бьет тебя?

Она опять засмеялась, серебряный поток, над ним или над Пасом, он не мог сказать.

– Нет, Шелк. Он никогда не бьет никого. Он убивает… или ничего не делает.

– Но не тебя. Тебя-то он не убил. – Он опять ощутил ее сладостные ароматы и затхлый запах платья.

– Я не знаю, – сказала она совершенно серьезным тоном, и он не понял.

Орев резко свистнул и перепрыгнул с плеча Шелка на крышку стола.

– Она здесь! Опять! – Он прыгнул на абажур сломанной лампы для чтения, а оттуда перелетел на верхушку древнего шкафа. – Сталь дев!

Шелк кивнул, встал и похромал к двери в сад.

– Кстати, я не имела в виду, – прошептала Синель, – что мы должны работать на Журавля и собирать информацию о Вайроне. И не думаю, что снова буду этим заниматься. Я предложила совсем другое – взять у Журавля деньги.

Она опять зевнула и прикрыла рот ладонью, крупнее, чем у большинства женщин.

– Похоже, у него их полно. По меньшей мере, он ими распоряжается. Так почему бы не взять их у него? Если ты будешь владельцем этого мантейона, будет довольно-таки неудобно переводить тебя отсюда. Так мне кажется.

Шелк вытаращил на нее глаза.

– А теперь ты ожидаешь, что у меня есть детально разработанный план. Но нет. Я не слишком хорошо умею придумывать планы, и я слишком устала, чтобы думать сегодня о чем бы то ни было. Так как ты не хочешь спать со мной, об этом подумать должен ты. И я тоже подумаю, когда встану.

– Синель…

В дверь постучали стальные костяшки майтеры Мрамор.

– Это твоя механическая женщина, как и сказал Орев. Как вы называете их? Роботы? Роботники? Раньше их было намного больше.

– Хэмы, – прошептал он, когда майтера Мрамор постучала снова.

– Не имеет значения. Открой дверь, чтобы она могла увидеть меня, Шелк. – Он так и сделал, и майтера Мрамор с заметным удивлением посмотрела на высокую огненноволосую Синель.

– Патера исповедал меня, – сказала она сивилле, – и теперь мне нужно место, чтобы переночевать. Не думаю, что он хочет, чтобы я спала у него.

– Ты?.. Нет, нет! – Хотя это было невозможно, глаза майтеры Мрамор, казалось, расширились.

– Я думаю, – вмешался Шелк, – что ты, майтера Роза и майтера Мята могли бы приютить ее на сегодняшнюю ночь в киновии. Я знаю, что у вас есть свободные комнаты. Я сам собирался пойти к вам и попросить. Наверно, ты прочитала мои мысли, майтера.

– О, нет. Я только принесла назад твою тарелку, патера. – Она протянула ее. – Но… но…

– Ты окажешь мне огромную услугу. – Он взял тарелку. – Обещаю, что Синель не доставит вам никаких неприятностей, и возможно ты, майтера Роза и майтера Мята сможете дать ей такой совет, который я, мужчина, не смогу. Если, однако, майтера Роза будет против, Синель сможет остаться в другом месте, конечно. Уже поздно, но я попытаюсь найти семью, которая откроет для нее свой дом.

– Я попытаюсь, патера. – Майтера Мрамор кротко кивнула. – Я сделаю, что смогу. Все, что в моих силах.

– Я знаю, – с улыбкой заверил он ее.

Облокотившись на дверной косяк, с тарелкой в руке, он смотрел, как две женщины, майтера Мрамор в черной одежде и Синель в черном платье, похожие и в то же время совершенно разные, медленно шли по маленькой дорожке. Уже почти дойдя до двери киновии, вторая из них отстала, повернулась и помахала рукой.