Текст книги "Королевский путь"
Автор книги: Джин Плейди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Николя закивал.
– Я не сомневаюсь, ваша светлость, что есть уйма всего, чему вы могли бы ее научить.
Босуэл помолчал несколько мгновений перед тем как ответить:
– Кардинал Лотарингский, похоже, собрался стать королем этой земли… на пару с братцем. «Сделай так», «сделай этак», а королева делает… «То не слушай, а это не читай»… А она улыбается да позволяет ему все, что душе угодно.
– Он ей дядя, ваша светлость, но о нем ходит самая дурная слава.
Неожиданно Босуэл вскочил с кровати.
– А что это он все время при ней? Вот интересно! Меня бы не удивило, если бы она оказалась его любовницей.
– Ваша светлость!..
– Там, откуда я прибыл, в выражениях не стесняются. Похоже, она делает все, что просит кардинал. А кардиналу вообще не важно – племянница или не племянница, королева или девчонка из таверны. Я тебе даже так скажу, я заметил что-то этакое между ними. Да, все это не удивительно.
– Вам все это занятно, ваша светлость?
– Наша королева – блудница, которая слушается приказов кардинала. А ты-то что думаешь?
Николя придвинулся поближе и прошептал:
– А вашей светлости тяжело поискать другую причину?
– О чем ты, парень?
– А вашей светлости не хотелось бы оказаться на месте кардинала?
Граф отвесил мальчишке оплеуху, и тот, ухмыляясь, отстал от него.
– Ну и языкатый же ты, – пробубнил Босуэл себе под нос.
* * *
О чем ему говорить с королевой? О деньгах, оставленных при защите Лейта? Он мог бы попросить возмещения этих расходов, увы, он нуждается в деньгах. Он говорил с людьми, вместе с ним защищавшими Шотландию. Они были сейчас здесь, в Сен-Жермене – Сетон, Мартигью и граф де Овзел. Королева отказала им, несомненно, следуя совету кардинала. Они все были расстроены этим.
Босуэл понимал, это был не тот случай, когда просто рассказывают о своих заслугах. Он мог бы предостеречь королеву и заверить, что, когда она создаст новое правительство, он будет играть на ее стороне.
А в это время кардинал решил сообщить королеве о смерти матери.
Эта новость ошеломила Марию. Она осознала, что не ведает, что творится в ее собственной стране, что теперь мать не правит больше. Она осознала, каким опасным может быть ее неведение.
В одиночестве она дала волю горю, и скорбь ее была безмерна. Девять лет прошло с тех пор, как мать побывала при Дворе Франции, но благодаря письмам они не теряли связь друг с другом. Мария понимала, что потеряла одного из лучших друзей, когда-либо бывших у нее.
Что теперь станется с Шотландией? Ее мысли переметнулись на южанина, взволновавшего ее чувственностью своего облика. Он должен знать: мать особенно рекомендовала его ей.
Она узнала о смерти матери, и теперь им было проще говорить о Шотландии. Босуэл открыто мог рассказать ей о тех рискованных государственных делах, что творятся в ее стране. Да, это правда, что с Англией мир, но в стране было тревожно.
Они беседовали с глазу на глаз. Она выглядела бледной от траура в последние дни.
Она сказала:
– Ваша светлость, вы ведь прибыли из Шотландии совсем недавно. Вы действительно знаете, как там идут дела. Как поживает мой брат? Милый Джеймс… я вновь хочу увидеть его. Мы всегда были так рады друг другу.
Легкая улыбка скользнула по губам графа. Милый Джеймс! Эта девчонка не годится, чтобы править суровым королевством. Да неужели ей не понятно, что ее «милый Джеймс» никогда в жизни не простит ей ее законнорожденность, в то время как он – более взрослый, более мудрый, более крепкий, да и вообще мужчина – мог бы стать королем? Эти французы изнежили ее. Сколько жеманства в ней по отношению к ее старшему брату. Ей, похоже, и в голову не приходит, что корона была между нею и любой пассией графа Джеймса Стюарта.
Но как сказать этой слезливой и эмоциональной женщине, чтобы она остерегалась своего брата? Как рассказать ей об этих гнусных интриганах – Дугласе, Рутвене, Мортоне?
Он не доверял ни на йоту шотландскому бастарду, но избавится от присутствия графа Джеймса Стюарта в правительстве будет просто невозможно…
А королева была готова положиться на Босуэла.
Он взглянул на нее с легким презрением. Она – королева смутной страны, которую даже не пожелала увидеть. Он прекрасно все понял. Ей нравился этот нежный Двор, где надушенные франты приседали в реверансах и украшали драгоценностями не только камзолы, но и уши; ей по душе смазливые стишки, музыка и умненькая болтовня.
Как грустно, подумал граф Босуэл, что скончалась Мария де Гиз, предоставив свою ветреную дочь самой себе.
* * *
Настала зима, и Двор готовился перебраться в Орлеан. Королевский багаж, с этими внушительными кроватями и гардинами, был уже упакован, и они приготовились к путешествию в Шенонсо.
К радости Марии, граф Босуэл покинул Францию, У нее было ощущение, что он взял с собой через море ее тяжелые мысли о родном королевстве.
Позднее Мария обратила внимание на возрастающее беспокойство на лице королевы Екатерины. Мать редко оставляла последнее время Франциска. Чтобы облегчить его страдания от пронзительной боли в ухе, она окружила его заботой и постоянно приносила всякие жидкости и зелья. Великий Паре не отходил от него. Мария понимала по мрачному лицу доктора и сосредоточенному выражению лица королевы-матери, что состояние Франциска было хуже, чем когда-либо.
День отъезда очень тревожил ее, ведь внезапный ветер мог вновь ухудшить его здоровье. Нарыв был угрожающе воспаленным, и боль была почти невыносимой.
Она и Франциск собирались, было, сесть на лошадей, когда Франциск, приложив руку к уху, неожиданно рухнул на землю.
Возникло замешательство, так как стало ясно, что король совсем плох. Мария опустилась на колени рядом с Франциском, и ее охватил дикий ужас, когда она увидела признаки приближающейся смерти. Екатерина стояла по другую сторону от сына. Это был короткий миг, когда замок открылся, и Мария увидела мельком истинное лицо итальянской женщины, лицо, которое она не видала никогда.
Екатерина понимала, что сын умирает, но Мария чувствовала, что она не испытывает боли и не скрывает своего великого торжества.
* * *
Мария сидела на второпях распакованной кровати. Франциск был слишком слаб, чтобы говорить, но он знал, что она здесь, и это успокаивало его. Изредка его обезумевшие от боли глаза обращались к ней, и с губ беззвучно падало единственное слово:
– Мария…
Марии было известно, что ее дяди торопятся в Орлеан, но она все же чувствовала себя в ужасном одиночестве. Ей хотелось прикрыть руками своего умирающего мужа и защитить его от невозмутимой женщины, которая скользила по комнате, пряча ликование, говоря слова утешения, принося успокаивающие. Неужели это правда, что мать может желать смерти сына? Неужели это правда, что ее собственная власть значит для нее больше, чем мальчик, который был когда-то частью ее тела? Мария не могла этому поверить. Об этой женщине ходили странные истории.
– Что-то надо делать! – страстно кричала она.
Она вызвала монсеньера Паре к себе. Она сказала, что хочет поговорить с ним наедине; но ее свекровь была в комнате, спокойная и полная решимости.
– Я – его мать, – сказала она. – Ты не можешь выставить меня.
– Месье Паре, – обратилась Мария к нему. – Я умоляю вас, сделайте хоть что-нибудь.
– Ваше Величество, я бы рискнул сделать операцию, но это может закончиться плохо. Однако, если операцию не сделать, король точно умрет.
– Я не допущу, чтобы мой сын напрасно страдал, – сказала Екатерина. – Я обязана переговорить с монсеньером Паре. Я хочу ясно представлять себе, что означает этот риск. Я не могу позволить моему сыну страдать напрасно. Я – его мать. Я сделаю все, чтобы защитить его от ненужной боли.
– Речь идет о его жизни, – запальчиво произнесла Мария.
Екатерина отвернулась к двери:
– Монсеньер Паре, королева – молодая жена, которая любит своего мужа. Она переполнена горем, и это горе сводит ее с ума. Монсеньер Паре, я – его мать. Я должна поговорить с вами наедине. Мне нужно точно представлять, что все это значит.
Врач закричал в отчаянии:
– Мадам, это шанс сохранить жизнь королю… но шанс ничтожный, вне сомнений. Необходимы действия, и незамедлительные. Есть малая надежда на успех, но, если не сделать ничего, он не протянет больше, чем несколько часов.
– Я не допущу, чтобы он страдал понапрасну. Мой сын… мой бедный маленький Франциск! Он именно мой сын, хотя и король.
– Мы теряем время! – в отчаянии закричала Мария. – Драгоценное время…
– Ты права, – сказала королева. – Мы не должны терять время.
Она взяла врача под руку.
– Сначала мне необходимо переговорить с вами, монсеньер Паре. Перед тем, как операция будет сделана, я должна поговорить с вами наедине.
Паре перевел взгляд с жены короля на его мать. Одна была молоденькой девочкой на грани истерики от горя, а другая – невозмутимой женщиной.
Екатерина вывела врача из комнаты.
Их долго не было, а когда они вернулись, прибыли и дяди Марии.
Мария в одиночестве сидела на кровати. Из горла короля вырывались хрипы. Когда вернулся Паре, Марии стало ясно, что уже слишком поздно что-нибудь делать, чтобы спасти Франциска.
* * *
В окошко тихо стучали снежинки, на улице стонал ветер. Все, кто был вокруг кровати, взирали на бледное лицо умирающего короля.
Кардинал, взяв молодого человека за руку, наклонился над кроватью. Присутствие смерти внушало страх даже кардиналу, и даже у кардинала зашевелилось внутри чувство раскаяния за все, что он сделал по отношению к умирающему мальчику.
– Повторяй за мной, – приказал он, как приказывал ему все эти годы, – Господь, прости мне мои прегрешения и не обвиняй меня, твоего слугу, в грехах, что вершились моими министрами моим именем и моей властью.
Бледные губы шевельнулись в попытке произнести хоть слово.
– О, Господь, услышь его, – взмолилась Мария. – Это не по его приказу воды Луары обагрились кровью. Он не приложил руки к тому, что свершилось в Амбуазе. Помни это и не вини Франциска.
Екатерина приблизилась к кровати и произнесла:
– Вот и все. Король умер.
Она была полна решимости управлять Шарлем, как Гизы управляли Франциском и Марией.
Мария в ужасе смотрела на нее, на ее белоснежные руки, сложенные на черном платье. Она наблюдала за ее усилиями изобразить скорбь на лице, которое начало вселять в Марию чудовищный страх.
* * *
Они в мрачной торжественности покидали эту комнату смерти, две королевы – вдовы, бок о бок.
Слезы медленно катились по щекам Марии. Ей хотелось лишь одного: добраться до комнаты, рухнуть на постель и чтобы никого не было рядом.
Они дошли до двери; Мария хотела, было, пройти, но ее остановил легкий удерживающий жест за руку – за спиной была Екатерина Медичи Она стала оттеснять Марию, протискивая грузное тело, как бы говоря, что Мария должна сейчас пропустить ее вперед, как когда-то Екатерина пропустила Марию…
И в этот миг Екатерина дала понять ей, что Мария больше не первая дама королевства. Вновь родилась звезда королевы Екатерины, а звезда королевы Марии упала.
ГЛАВА VI
Молодая вдова одиноко сидела в комнате, погруженной во мрак.
Лицо Марии было белее, чем белоснежный чепец; платье и туфли тоже были белыми. Комната освещалась лишь несколькими свечами и походила на склеп.
Мария поднялась, все так же погруженная в раздумья, и начала мерить шагами комнату, все плача и плача.
Едва появившись при Дворе, она сразу нашла во Франциске друга. Может, временами она была излишне сурова в ответ на его нежность? Только сейчас, потеряв Франциска, она поняла, как крепко любила его…
Какие ужасные перемены охватили ее жизнь!
Она вспомнила о своих дядях… В день смерти Франциска они стояли вокруг нее, не проронив ни слова, но она чувствовала, что разочаровала их. Их глаза укоряли ее:
– А как же ребенок?.. Младенец мог бы изменить все…
Дяди намекали ей, что, если этого не сделал Франциск, найдутся другие мужчины…
Что для них честь? Все, что для них важно, так это власть де Гизов Лотарингских. Она вела себя так, как они приказывали ей, но не сделала того, что была должна сделать.
Что же будет с ней теперь? Она прикоснулась к платью, разглаживая складки ткани, предчувствуя, что впереди еще много невзгод.
* * *
Пока шли первые недели траура, ей не полагалось никого видеть, кроме слуг и членов королевской семьи. И вот, как-то раз ее зашли навестить девятилетний Шарль, теперь король, и Екатерина.
Мария опустилась, было, перед мальчиком на колени, а он, по-новому ощущая себя, с удовольствием приказал:
– Мария, дорогая, встань же!
Глаза его светились любовью, и, казалось, все должно быть хорошо, но Марии было ясно, что это не любовь брата. Глаза молодого короля лихорадочно расширились, когда он прошелся взглядом по фигуре в белоснежном одеянии. Шарль словно говорил:
– Ну вот, теперь я – король Франции, и между нами нет ничего, что разделяло бы…
Этот мальчик, сумасбродное дитя – король, грезил увидеть Марию королевой Франции. Ее дяди сделали бы все, чтобы такое случилось. Выйди она замуж за Шарля, и могущество Гизов останется прежним.
Екатерина, пристально вглядываясь в лицо Марии, произнесла:
– Дочь моя, наверное, так тяжко быть все время одной… Сорок дней… сорок ночей…
– Мадам, это совсем ничто… Я буду скорбеть о нем всю оставшуюся жизнь.
Екатерина по привычке надула губы:
– Ну что ты! Ты ведь еще так молода! Вот вернешься домой… полюбишь еще кого-нибудь…
Она потеряла все в один миг: и мужа, и положение в обществе, и страну… Слишком много потерь… Все это было уже просто непереносимо…
– Мадам, – произнесла Мария, – я хотела бы остаться во Франции. Здесь то, что мне принадлежит. Я покину Двор, только если в этом будет необходимость.
– Да у нас и в мыслях нет, чтобы ты уехала… Мы очень хотим, чтобы ты осталась здесь, с нами, – произнес король.
– Спасибо за вашу доброту, Ваше Величество.
– Мария, я всегда так крепко любил тебя! – с жаром произнес Шарль.
Екатерина мертвой хваткой вцепилась сыну в плечо, да так, что он аж поморщился от боли и испуганно взглянул на мать.
Екатерина громко расхохоталась.
– Король так нежен к тебе… Нам будет грустно без тебя, когда ты уедешь…
– Да Мария не собирается никуда уезжать! – раскричался Шарль.
Он схватил Марию за руку и принялся осыпать ее страстными поцелуями…
– Нет… нет… Мария… ты никуда не уедешь… Ты останешься здесь… Это говорит король…
Щеки Шарля стали покрываться лихорадочным румянцем, а губы нервно задергались…
– Я никому не позволю тревожить моего мальчика, – чеканя слова, произнесла Екатерина, взглянув на Марию так, словно та во всем виновата.
– Может, если бы ему не мешали говорить, все было бы иначе, он бы так не переживал, – тихо произнесла Мария.
– Да на него обрушилось такое величие! Он ведь еще ребенок… только что из детской… Слава Богу, что рядом с ним мать… Она и посоветует, и поддержит, когда это нужно, – начала разглагольствовать Екатерина.
– Мадам, я – король, – с настойчивостью в голосе сказал Шарль.
– О да, конечно, но ведь ты еще совсем дитя, сын мой. Эта страна кишит твоими врагами, а ты отказываешься от помощи и советников, и матери…
Лицо мальчика исказил испуг, а Мария опять задумалась, что же ждет впереди этого нежеланного короля…
Шарль, заикаясь, проговорил:
– Но… все будут так рады… если Мария останется во Франции…
– Мария должна править своей страной… Ее ждут соотечественники… Ты думаешь, они позволят, чтобы она навсегда здесь осталась? Я очень в этом сомневаюсь. Ее все ждут… и братья, и кузина, что по другую сторону границы…
– Я недавно овдовела! Я потеряла мужа, которого так любила! А вы приходите сюда, чтобы… – вскричала Мария.
– Чтобы выразить сочувствие…
– Я любила его. Мы всегда были вместе!
– Мы были с ним вместе значительно дольше… Мы были вместе еще до того, как он увидел мир… Подумай об этом. Разве мое горе сравнимо с твоим. Разве ты можешь скорбить больше, чем я?
– Мадам, но ведь выглядит все именно так! – вырвалось у Марии.
Екатерина опустила ей на плечо руку.
– Вот проживешь с мое и поймешь, что горе нужно сдерживать. Это нужно не только тебе, но и тем, кто вокруг тебя… Можно ли положить печаль на весы? Да и вообще, ты молода… будут другие поклонники…
– Я прошу вас… перестаньте! – взмолилась Мария.
– Ты никуда не уедешь, Мария! – вскричал Шарль. – Я не позволю, ведь я – король!
– Король и понятия не имеет, что такое супружество, – со смехом сказала Екатерина. – Еще совсем ребенок…
– Нет! – закричал Шарль. – Я все понимаю!
– Ты женишься, когда придет время… Кто знает, кто станет тебе женой…
– Ею будет только Мария!
– Сын мой…
Шарль яростно топнул; его трясущиеся пальцы стали обрывать бахрому камзола… Он отбросил обрывки материи и обратил пылающий взгляд на мать.
– Только Мария будет моей женой! Я… я хочу ее! Я… я люблю ее!
– Ну да, конечно, желание короля – закон… Но говорить такие вещи вскоре после смерти твоего родного брата?! Это пугает меня… Ты возжелал жену собственного брата! Это страшный грех, Шарль, и я прошу тебя: успокойся. Иначе ночью к тебе явится призрак Франциска и станет укорять тебя…
Шарль вытаращился на мать. Руки нервно забегали по камзолу.
Екатерина обняла маленького короля и нежно прижала к себе.
– Сын мой, ну не надо, ну перестань дрожать. Я защищу тебя от злых духов, не бойся. Мы должны держаться вместе…
Эта сцена была уже просто невыносимой, и Мария вскричала:
– Мадам, да оставьте же меня в покое! Я хочу остаться одна!
– Бедное дитя… Да конечно, сейчас ты в трауре, но прости, что вынуждена напомнить, что больше ты не можешь приказывать королеве-матери Франции. Хотя у тебя такое горе, и ты просто забыла эту маленькую деталь. Вот закончится траур, и ты почувствуешь свое новое положение… Нужно лишь время… Здесь, во Франции, ты провела много счастливых лет… И, если уж так случилось и нужно возвращаться, помни: ты едешь на родину… Оттуда совсем недалеко до твоей английской сестры… Она будет так рада…
– Она ненавидит меня! – закричала Мария.
– Да она же тебе кузина!
– Она никогда не простит мне, что я называла себя королевой Англии!
– Как же жаль, что ты не смогла предугадать такой день… Я так хорошо помню, как ты ехала в карете с английским гербом… Такая счастливая… Но, мне думается, что все это не означает, что у тебя к имеющимся двум коронам, должна быть еще и третья…
– Но я ведь слушалась вашего мужа, Мадам! Я слушалась собственного мужа… Я делала то, что мне говорили…
– Их уже нет в живых, милая… Слишком поздно, чтобы они взяли на себя эту вину… Ну хватит… Не мучайся… Все будет хорошо… Вернешься домой, и английская королева будет только рада тебе, я уверена. А сейчас мы покинем тебя, все-таки траур…
Мария опустилась на колени и коснулась губами холодной руки королевы-матери. Что говорили молодой вдове невыразительные глаза Екатерины?
«Ты сошла с трона, и теперь ты в моей власти… Не жди, что станет другом тот, кто им никогда не был. Ты получила во Франции урок, Мария Стюарт. Теперь тебе понятно, сколь же ты была глупа, бросив вызов Екатерине Медичи».
* * *
В один из траурных дней Марию пришли навестить ее дяди. Смерть Франциска сильно изменила их: власть вырвали у них из рук… Во Франции правила королева-мать, а маленький король был все время у нее под надзором.
Больше всего Гизов занимало теперь, как же вернуть себе власть над страной.
– Мы пришли поговорить о будущем, Мария, – заговорил граф.
– Я совсем не хочу в Шотландию, – выпалила Мария.
– Да мы тоже не хотим, чтобы ты уезжала, – сказал кардинал, – и надо подумать, как нам это сделать.
– У тебя здесь много поклонников… король Дании, король Швеции, – начал, было, граф.
– Не очень-то они тебя достойны, – перебил кардинал.
– Да и Аран здесь… отец его отправил сюда, хотя, похоже, и сам был бы не прочь появиться при Дворе…
– Говорят, у Арана совсем плохо с головой… Увидев тебя, он влюбился, да так, что, похоже, сошел с ума…
– Расскажи-ка ей лучше о другом юнце, – прервал его граф.
– Да уж, – задумчиво произнес кардинал. – Ну надо же такому случиться! Его мать отправила его к тебе, чтобы он выразил соболезнования по поводу кончины Франциска… Именно соболезнования, и ничто иное! А он, видите ли, просто в восторге от твоей утраты. Да узнай об этом его мать, она бы стукнула его хорошенько… Он является, полный надежд, страшно гордый, что происходит из королевской семьи… пятнадцатилетний юноша… высокий… с нежной кожей… не уверенный ни в чем, кроме того, что у него в жилах – королевская кровь. Он приезжает передать соболезнования от своих родителей и выражает надежду – о, совсем легкую, – что ежели Ваше Величество ищет нового супруга, то таким удальцом, как он, вы будете просто очарованы!
– О ком это вы все говорите? – с мукой в голосе спросила Мария.
– О Генрихе Дарнлее. Его мать просто свято верит, что, взглянув разок на ее сынка, ты будешь не в силах ему отказать хоть в чем-либо. Твоя постель станет его постелью… твоя корона станет его короной… да и вообще, у него будет все, что принадлежит тебе.
– Милые мои дяди, мне так больно говорить сейчас о супружестве… Еще совсем недавно я была замужем… и вот – уже вдова…
Кардинал положил ей руки на плечи и ласково заговорил:
– Дорогая моя, так уж получается, что теперь никогда для свадьбы подходящего времени не будет… Я же знаю, как Екатерина обращается с тобой. Ты хочешь, чтобы так было всегда? В этой стране ты никогда не будешь счастлива. Но властвовать тебе предопределено свыше! Мы хотели бы предложить тебе двух человек… И тот, и другой принесут великую славу тебе! Один из них – король Франции…
– Шарль?! – в ужасе закричала Мария. – Да он же не совсем в здравом уме! Я… я… боюсь его!
– Боишься?! – изумленно спросил граф. – Боишься короля Франции?!
– Я боюсь сумасшедшего, – резко ответила Мария. – Вы говорите о моих детях… и сумасшедший будет у них отцом?!
– Безумие – не помеха тому, чтобы завести детей, – заявил граф.
– Мария, у тебя есть обязанность, которую ты должна выполнить, – вступил в разговор кардинал. – Ты снова будешь французской королевой… останешься на той земле, которую любишь…
– А испанский Двор? – с воодушевлением произнес граф. – Дон Карлос, сын великого Филиппа, ищет себе супругу. Мы разговаривали с королем Испании. Он совсем не прочь женить на тебе своего сына… Тогда и Шотландия укрепится в католической вере… Подумай, Мария. Испанская корона может стать твоей!
– Об этом рано говорить, – с усталостью в голосе произнесла Мария. – Пожалуйста, оставьте меня.
Кардинал обнял ее и мягко произнес:
– Корона Испании… самый могущественный во всей Европе трон… юный, обожающий тебя супруг. Мария, есть люди, рожденные для славы, и ты – одна из них.
Мария вдруг почувствовала страшную слабость. Ей хотелось лишь одного: чтобы ее оставили в покое.
* * *
Юноша, о котором ей рассказали дяди, очень понравился Марии. Генрих Дарнлей был действительно очень мил. Большие голубые глаза и белокурые волосы вносили в его облик почти женское очарование. Манера держаться была, возможно, несколько грубоватой, хотя и не лишена грации.
Он был страшно застенчив, и Мария старалась сделать все, чтобы он почувствовал себя уютнее.
Мария была наслышана о его мастерской игре на лютне и попросила поиграть немного. Играл он вполне сносно, хотя и не мастерски.
Оказалось, он пишет стихи, а те, что посвящены ей, он привез с собой. Его стихи были жалким подобием ронсаровских, но после прочтения их у Марии как-то посветлело на душе…
Генрих хорошо танцевал и страшно любил охоту. Говорить с ним было легко и приятно.
Он уехал на следующий день… Мария слегка пожалела о его отъезде, но через день уже совершенно забыла об этом юноше.
* * *
Когда Двор отправился в Фонтенбло, Мария поехала вместе со всеми. Королева-мать держалась с ней подчеркнуто вежливо, однако под этим лоском скрывалась наглость. Все это смотрелось так, как будто она знала что-то важное для Марии, и ей ужасно хотелось поделиться этим секретом. Должно быть, это что-то очень неприятное, размышляла Мария, иначе бы Екатерина не выглядела такой довольной.
Где бы король ни сталкивался с Марией, взгляд его был полон тоски. Казалось, он готов броситься на нее, но был сдерживаем невидимой рукой. Она все больше и больше задумывалась о путешествии в Испанию. Ее тревожило предложение о браке с дон Карлосом. Неужели он был действительно так ужасен, как говорили? А ведь он совсем юн. О Франциске тоже гуляли злые разговоры, но как же счастлива она была с ним!
Но больше всего она боялась возвращения в Шотландию.
Ее уверенность в будущем вернулась к ней во время этих тяжелых недель. Все образуется… Ее брат претендовал на регентство. Так пусть займет это место. Его самым большим желанием было править Шотландией, а Мария мечтала никогда не возвращаться туда. Ей нужно было взглянуть правде в глаза. Ей нравилось быть жизнерадостной, а в Шотландии на это смотрели как на грех. В их замках неуютно; нет веселых танцев, и никто не пишет стихов. Шотландия рвалась к пуританству, а Мария никогда не могла бы стать пуританкой.
Ее дядьям дали отставку.
В Фонтенбло граф Бедфорд и английский посол Фрогмортон добились встречи с ней, и не было никого рядом, кто мог посоветовать, как поступить с ними.
Они явились к ней такие важные и держались отчужденно и холодно.
Неопытная, обиженная и пристыженная Екатериной, Мария держалась высокомерно. В ней громче звучал горячий темперамент, нежели дипломатическое чутье. Было так славно бросить вызов англичанам, когда она была женой короля Франции; а сейчас она одна и просто королева маленькой страны, чьи государственные дела пребывали в полнейшем беспорядке.
– Королева Англии, – начал Бедфорд, – требует немедленной ратификации Эдинбургского договора.
Мария знала, что Эдинбургский договор утвердил исключительное право Елизаветы на английский трон и что Мария Стюарт обязана признать ее как королеву на все времена.
Ей была неприятна надменность англичан по отношению к ней. Они намекали, что их королева имеет власть и над Марией. Неопытная в делах такого рода, она недоумевала и больше прислушивалась к собственному самолюбию.
Ее дяди и король Франции Генрих заверяли ее, что она полноправная наследница английского престола. Сейчас она не на троне, но это не навсегда. А однажды она вообще станет испанской королевой, и все эти англичане подумают дважды, прежде чем вести себя так, как держатся сейчас.
Она сказала:
– Граф Бедфорд, сэр Фрогмортон, я не подпишу Эдинбургский договор.
– Да он уже подписан, Мадам.
– Однако похоже, от этого он не становится ценным, если вам уж так нужна моя подпись.
Они не нашлись, что возразить.
А дальше был еще один неумный шаг, но в Марии говорило уязвленное самолюбие.
– Я не поставлю подпись, о которой вы просите. Мне нужно время для обдумывания.
Раздраженные, они покинули ее. Они написали министрам, а Елизавета Английская поклялась, что не забудет нанесенной обиды до той поры, покуда эта прекрасная голова остается на таких изящных плечиках.
* * *
Мария отправилась в Реймс провести некоторое время со своей тетей, Рене де Гиз в аббатстве Святого Пьера. Рене, сестра спесивых дядей Марии, была совсем непохожа на них. Возможно, она, член этой могущественной и амбициозной семьи, нуждалась в женском монастыре, потому что сторонилась этой спеси, которая была просто семейной чертой.
Рене пребывала в спокойствии, а Мария была совершенно взвинчена.
Рене, понимавшая, что Марии плохо, пыталась помочь ей через молитву. Она советовала, что, если Мария очень хочет избавиться от гордыни, ей нужно молиться и помогать ближнему. Так поступила сама Рене.
Марии в порыве подумалось, что она может найти успокоение за монастырскими стенами. Но, посмотревшись в зеркало и увидев свою прелесть, вспомнив о танцах, маскарадах, о том, как она всегда была в центре внимания, о том обожании, которым была окружена, она поняла; что бы ни стряслось с нею в будущем, – даже, если предстоит возвращение в Шотландию, – она будет жить только так, и никак иначе.
Рядом с Рене она стала более религиозной и даже загорелась идеей миссионерства. Ее страна шла к кальвинизму, а она подумала о том, чтобы вернуть ее к римской Церкви, которую считала единственно правильной.
– Но я хочу сделать это, – сказала она Рене, – не пытками и огнем, не тисками для рук и не дыбой. Наверное, я просто слабенькая, но я не могу видеть, как страдают люди, как бы неправы они ни были. И даже если бы я знала, что их ожидает огонь ада, я не в состоянии мучить себя их криками. И если я одобрю пытки, то эти крики будут слышны мне даже за много миль.
Рене улыбнулась в ответ на горячность Марии. Она сказала:
– Ты – королева страны-еретички. Это твоя обязанность вернуть их в Церковь и уберечь от проклятия. Ты молода и еще слабенькая. Но святые укажут тебе путь.
Мария содрогнулась и, когда вспомнила о Кальвине и его ученике Ноксе, взмолилась, чтобы король Филипп согласился на брак с его сыном и, возможно, ей никогда не придется покинуть любимую Францию. Но если Шарль избавится от давления матери, то первое, что он сделает, это женится на Марии Стюарт.
А в это время в это же аббатство прибывали ее родственники повидать кардинала. Сначала появился граф со своей матерью, а за ними двое дядей, граф д’Амвель и маркиз де Эльбоф.
Кардинал зазвал ее к себе в комнату и попытался возродить прежние чувства. Но она повзрослела за последний месяц, и в ней не осталось былого простодушия. Кардинал выглядел каким-то изменившимся. Она заметила на его лице отпечатки разврата. Она понимала, что его любовь к ней очень сильно зависела от ее способности дать ему то, чего он жаждал – могущества. Она уже не была прежней девочкой.
Она была в недоумении и держалась настороженно. Он нежно привлекал ее к себе, держал свои изумительные руки на ее руках, успокаивал и ласкал ее, но все было бесполезно. Она видела его сейчас лучше, она видела хитреца. Ей уже было известно, что он труслив. Она уже осознала, что его любовь к ней уменьшается в строгом соответствии с утратой ею власти.
Брак с Францией… Брак с Испанией… Эти страны походили на двух летучих мышей, кружащихся вокруг кардинала, а он был подобен хитрому коту, однако недостаточно расторопному, чтобы схватить одну из них. Правда, возможно, был кое-кто другой, более ловкий, да и вообще сидящий на месте получше. Екатерина непрестанно мешала ему. Он мечтал подбросить ей в бокал маленький «Italian morsel»[37], впрочем, она грезила тем же.
Если бы он только смог отодвинуть Екатерину, он бы быстренько выдал Марию замуж за Шарля.
А в аббатство пришли вести, повергшие всех в глубокое уныние: Филипп Испанский сообщал, что ему сейчас как-то не ко времени встречаться и продолжать переговоры о браке между его сыном и Марией Стюарт.
