Текст книги "Королевский путь"
Автор книги: Джин Плейди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– А вы не помните, что было потом? Здесь все то же самое. Я надеюсь, вам удалось заставить милую Джин позабыть о романе с этим молодым человеком.
Ей было интересно, радуется ли Джин, выйдя замуж за этого человека. Ходили слухи, что Босуэл ни капельки не изменил своим привычкам после свадьбы. Но Мария утешала себя мыслью, что уж Джин-то знает, как справиться с такими проблемами. Мария с головой ушла в приготовления, связанные со свадьбой Битон. Был лишь единственный человек, с грустью смотревший на предстоящую свадьбу – бедняжка Флем! Мэйтленд все еще в ссылке. Флем несколько раз заводила с Марией разговор о нем, говоря, что он был лучшим государственным деятелем и держать его в ссылке неразумно, ведь его единственным желанием было служить королеве.
– Флем, милая, – отвечала Мария, – я могу понять твои чувства. Мэйтленд очень мил и умен. Я все это знаю, но если он был непричастен к убийству Давида, зачем ему было скрываться?
– Мадам, он понимал, что Босуэл ему враг и что Босуэлу вы доверяете больше, чем кому-либо…
– Я с таким же удовольствием доверилась бы и Мэйтленду, позволь он мне это сделать.
– Милая Мария, да вы же можете доверять ему. Он – верный вам подданный, и вы нуждаетесь в нем. Я знаю, что второго человека с таким умом нет. Вы же сами знаете, что он – крупнейший государственный муж Шотландии!
– Думаю, в этом ты права, Флем.
– А тогда, милая королева, простите его. Простите, если есть что прощать. Позовите его. Вы ведь знаете, он не был другом ни Мортону, ни Рутвену. Да, правда, он невзлюбил Давида. Но вспомните: Давид занял его место. А почему? Да лишь потому, что граф Мэйтленд был в это время в Англии. Вы отправили его туда, потому что более мудрого политика для такого места, как английский Двор, вам было не сыскать.
– Ах, Флем, до чего же ты хороший защитник, я смотрю… Я подумаю… Сдается мне, я действительно позову его обратно.
– Милая…
– Однако, я думаю, он не без греха. Но, если я позову его, ты будешь смотреть за ним. Ты предупредишь его, что он должен быть предан мне, как и его будущая жена… И что я прощаю его только потому, что люблю тебя…
* * *
Прослышав о предстоящем возвращении Мэйтленда, Босуэл громко выругался. Он недолюбливал Мэйтленда. Учтивый придворный был слишком хитер для него. Босуэл опасался, что вот Мэйтленд вернется, пройдет некоторое время, и он в чем-нибудь обвинит Босуэла, а тогда ему придется распрощаться со своим местом фаворита королевы. Босуэл совсем не забыл, как Мэйтленд приложил руку к тому, чтобы прогнать его с шотландского Двора. У него были также подозрения, что Мэйтленд принимал некоторое участие в истории с его отравлением во Франции. Они по жизни были врагами, и Босуэл понимал, что просто обязан сделать все возможное, чтобы Мэйтленд не вернулся.
Но как этого добиться? Он понял, что нужно тайно встретиться с королевой. Он решил, что, окажись он с нею наедине, ему будет легче доказать, почему появление Мэйтленда здесь некстати. Ведь королева всего лишь легкомысленная плаксивая барышня. Надо ей объяснить, что Мэйтленд – его вечный враг и что он никогда не был предан королеве… Можно напомнить, что он, Босуэл, никогда не покидал королеву в беде… Глядишь, и удастся отговорить ее.
Он знал: на днях королева собирается посетить небольшую швейную мастерскую в Эдинбурге, чтобы заказать несколько обновок для сына. Она хотела отправиться туда без слуг, чтобы провести в одиночестве несколько дней. По соседству с мастерской был дом, где жил слуга Босуэла…
Казалось, все только на руку ему.
Он не хотел просить встречи, опасаясь отказа. Она могла догадаться, о чем пойдет разговор, и тогда не захочет его видеть. Несомненно, Мэри Флеминг уже поговорила с ней, а ему придется переубеждать ее. Королеве хочется угодить им обоим, и она лучше не встретится с Босуэлом, чем откажет ему.
Он прекрасно понимал ее – эту слезливую барышню в окружении стаи волков.
Он просто обязан встретиться с ней, но без какой-либо договоренности, а просто явиться перед ней и все. Для него места лучше, чем она выбрала, не найти, ведь этого плана не было бы, не надумай королева отправиться в эту мастерскую.
Слугу Босуэла, жившего в соседнем с мастерской доме, звали Давид Чамберс. Сады двух домов разделяла высокая стена, но в ней была дверца, и перейти из дома в дом было очень легко. Давид был хорошим слугой, и за это Босуэл щедро награждал его. Множество женщин Босуэла побывали в доме Чамберса. Когда он хотел с кем-нибудь встретиться, он просто говорил об этом Давиду, и тот все устраивал. Его дом был изумительным местом для любовных свиданий.
Все складывалось как нельзя лучше. Одним из двух слуг, сопровождавших королеву, был француз Бастиан, а вторым человеком оказалась леди Ререс, она же Маргарита Битон, сестра Жанет. О Бастиане можно не беспокоиться – он будет жить во флигеле. А Маргарита… Во времена его романа с Жанет, всегда, когда он приходил к ней, дверь ему открывала только Маргарита. Она была очень похожа на сестру – это дивное страстное создание, всегда готовое немного повеселиться… Такие женщины, как сестры Маргарита и Жанет, были самыми лучшими друзьями для мужчин. А вот женщины, похожие на Анну Тродзен, всегда приносили кучу проблем с собой. Он был только рад, что она вернулась в Данию, оставив их сына под присмотром слуг его матери. Ой, не надо сейчас думать об Анне… Хорошо, что Маргарита будет фрейлиной королевы в этом доме, а значит, ему будет легко проникнуть туда.
Устроить все было очень легко. Он прошел через дверцу в стене, разделяющей сады, и попросил Бастиана позвать леди Ререс, но никому не говорить о том, что он здесь. Вскоре появилась Маргарита. Она была безмерно рада видеть Босуэла.
Она полюбопытствовала, что за дьявольские планы у него.
– Да просто нужно увидеться с королевой… Достаточно важное дело… Мне надо посекретничать с нею. Я думаю, что во дворце у меня ничего бы не вышло. Поэтому я и пришел сейчас, когда она в уединении. Маргарита, не проводишь ли ты меня к ней?
– Я спрошу, хочет ли она видеть тебя.
– А вот этого делать не надо. Она скажет «нет». Она отправит за своими министрами, слугами или еще за кем-нибудь. Это секрет, и я не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме нее, прослышал о нем…
– Ваша светлость, вы слишком много просите.
– Ну только не у тебя, Маргарет, – сказал он и шутливо подтолкнул ее к стене. – Ты помнишь наше славное времечко?
– Очень даже хорошо, но все в прошлом, – ответила со смехом она.
– Но ни ты, ни я об этом никогда не забудем.
– Что это ты решил выбрать именно меня из шести тысяч… или я скуплюсь на счет?
– Я никогда не подсчитывал, но ты – та, кого я помню хорошо.
Леди Ререс вновь рассмеялась и произнесла:
– Господи, ну конечно же я помогу тебе. Но как я проведу тебя к ней? Я ведь говорю: она живет здесь отдельно от меня и Бастиана. Что она скажет, узнав, что я пропустила тебя?
– А ей и не надо знать об этом. А тебе не нужно меня провожать туда. Просто не запирай дверь. Я проберусь по потайной лестнице. А вы с Бастианом обсудите во флигеле завтрашний ужин и подслушивать нас не будете.
– Мы отвечаем за безопасность королевы.
– Ты что, думаешь, я хочу навредить королеве? Я говорю тебе: это дело чрезвычайной важности… касается королевства… Мне очень важно встретиться с ней. Ей это так же выгодно, как и мне. Ну ладно… Ты меня не выдашь? Ничего не говори ей, оставь ее после ужина и не закрывай дверь…
– Не нравится мне все это.
– Ну ты можешь сделать это для старого друга, а?
– Да мне ничего неизвестно, что ты собираешься делать…
– Ах, Мэгги… ну смилуйся… Я буду последним дураком, если полезу на рожон.
Он подарил ей поцелуй благодарности, и она ушла, с тоской вспомнив о тех днях, что они проводили вместе. Да, он изменился… Возможно, женитьба несколько отрезвила его. Ах! Как же они были когда-то счастливы. Она почувствовала, что просто молодеет от этих воспоминаний…
* * *
Королева уже отужинала, но на столе еще оставались неубранные кушанья. Она страшно устала и радовалась одиночеству, лишенному всякой чопорности.
На ней было свободнооблегающее бархатное платье… Каштановые волосы рассыпаны по плечам… Она чувствовала себя очень удобно в таком простом наряде.
Вдруг на лестнице послышались шаги. Должна была вернуться Маргарет. Мария задумалась, что, возможно, послезавтра надо уже уезжать отсюда. Хорошо, что есть еще один спокойный день.
Дверь открылась, и Мария в изумлении уставилась на застывшего в дверях Босуэла.
– Граф Босуэл?! – воскликнула она.
– Да, Мадам, – поклонился он.
– Как вы попали сюда? Почему вы не предупредили, что придете?
– Я все объясню, – сказал он.
– Я не желаю выслушивать никакие объяснения, – сказала она. – Я попрошу Бастиана вывести вас отсюда.
Он стоял неподвижно в дверях, как бы преграждая ей путь.
– Граф Босуэл, – спросила она, – что все это значит?
Он не ответил. Он разглядывал ее вспыхнувшее лицо… распущенные волосы… Он смотрел на нее так, как никогда раньше. И в это мгновение она испугалась его. Она попыталась оттолкнуть его с дороги, но он схватил ее, сделав ей больно, и она закричала, пытаясь высвободить хотя бы руку.
Заикаясь, она произнесла:
– Это… неслыханная… наглость… Как… как вы смеете! Вы поплатитесь за это!
Он перевел руки с ее талии на плечи и отвел ей голову назад.
– Можно? – спросил он, и глаза его засверкали на загорелом обветренном лице. – А потом и будет за что платить…
– Вы явились сюда, – задыхаясь, произнесла она, – вы явились без предупреждения… Немедленно уходите. Вы дорого заплатите за это.
Но Босуэл теперь уже был южанин. Он забыл, что пришел поговорить о Мэйтленде. В нем заговорило естество. Он слышал дикий голос плоти… Это была пикантная ситуация… он и королева!
Ему ни до чего не было дела, кроме как покорить эту женщину. Если это смерть, пусть будет смерть. Он впервые видел, что скрывалось под маской королевы… Он почти кожей ощутил ее притягательность…
Он привлек ее к себе и грубовато заласкал. Мария задрожала и разрыдалась от ужаса. Она поняла, что именно этой встречи она боялась столько раз. Смысл его наглых взглядов стал ясен ей. Он обращался с ней, как с деревенской женщиной, а не с королевой. Для него существовала лишь единственная цель в мире – удовлетворение своей природы.
Она попробовала пнуть его, это все, что она могла сделать, ведь руки-то были зажаты. Она вывернулась, поправила одежду и прикрыла дверь. Затем она, заикаясь, произнесла:
– Это… это… наглость… Это самое отвратительное, что когда-либо происходило со мной…
– Это с таким же успехом могло бы быть самым радостным, – проговорил он.
– За эти слова вы лишитесь головы.
– Нет, – сказал он. – У вас еще не было любовника, моя королева. Подождите… имейте терпение… Не надо сопротивляться… и вскоре вы растворитесь в удовольствии…
Он сорвал с плеч ее платье. Ее поразил контраст между ее безмерной слабостью и его безмерной силой. Он поднял ее на руки…
– Не надо кричать, – сказал он. – Никто не услышит. Они же не полезут под дверь. Хилый Бастиан, толстушка Маргарет? Не бойтесь. Никто не помешает нам.
– Вы с ума сошли, – произнесла она.
– Говорят, такое иногда бывает…
– Вы забываете… я королева.
– Давайте вместе забудем об этом.
– Опустите меня. Я приказываю вам… Я прошу вас…
– Я это и хочу сделать… уложив вас на кровать.
Он положил ее на кровать. Она попыталась, было, встать, но он вновь уложил ее. Она сопротивлялась, пока не почувствовала изнеможение. У нее закружилась голова. Она слышала, как ее тело бьется в унисон с сердцем…
Она бессильно распласталась на кровати. В ней не осталось ни сил сопротивляться, ни гнева, ни ярости… Только возникло, разрастаясь новое чувство – смесь ужаса и удовольствия, жуткого стыда и неописуемой радости…
* * *
Она долго лежала после того, как он ушел.
Что происходит со мной? – спрашивала она себя. – Почему я не послала за братом? Почему я не приказала немедленно арестовать Босуэла? За что? За изнасилование королевы?
Она подумала, что если придет леди Ререс, то застанет странную картину… Она встала и взглянула на разорванные одежды, что были разбросаны по полу… Как это все объяснить? Вещи станут теми уликами, что она принесет ему на эшафот. Изнасилование королевы! Этих слов она больше слышать не могла. Она вспомнила, как эту же фразу кричал Джон Нокс с кафедры пресвитерианской Церкви. Он, пожалуй, может сказать, что она дала Босуэлу повод.
– Нет! – почти прокричала она в ответ на воображаемое обвинение. – Это неправда! Он никогда не был приятен мне. А сейчас я его ненавижу. Как он посмел?! Стыдно… стыдно!
Каждая деталь была так свежа в памяти… Его лицо… глаза… руки, срывающие одежду…
– Он взял меня силой! – бормотала она. – Он посмел… а ведь я королева! Сейчас он, должно быть, со всех ног несется на Юг. Ему страшно от того наказания, которое вряд ли будет лучше, чем смерть…
Она подняла с пола одежду и спрятала в шкаф, торопливо набросила на себя платье и пригладила волосы. Вот так уже спокойнее… На лице, шее и теле еще виднелись красные пятна. Она осторожно прикоснулась к левой щеке.
Господи, – подумала она, – неужели эти следы так и останутся?
Она забродила по комнате. Опозоренная королева! Совращенная королева! Он все это задумал! Он знал, что она будет здесь. Граф Меррейский как-то сказал, что Давид Чамберс занимался сводничеством для Босуэла. Он приводил в дом женщин, и туда приходил поразвлечься с ними Босуэл. Он, должно быть, для того и снял этот дом. Босуэл свободно прошел из дома Чамберса в соседний, где была королева, и, зная, что она почти без охраны, пробрался в ее покои.
Она больше никогда не сможет взглянуть ему в лицо. Да и не нужно этого! Он будет заключен в тюрьму и наказан. Ему не удастся похвастаться своим завоеванием. Но как ей объявить о преступлении? Она представила, что рассказывает эту историю графу Меррейскому:
«Он пришел в мою комнату… Я не смогла удержать его… Он взял меня силой…»
Она представила улыбки… перешептывания…
«А зачем это королева отправилась в эту мастерскую? Ах, так это по соседству с домом Давида Чамберса, сводника Босуэла…»
«Что же мне делать? – спросила она себя. – Что я вообще могу теперь сделать?»
В комнату вошла леди Ререс. Мария могла бы отчитать ее за то, что недоглядела. Она и Бастиан должны держать двери запертыми на щеколду… Господи, ну как же сказать леди Ререс о том, что произошло?
– Вы расстроены, Мадам? – спросила леди Ререс.
– Расстроена?! – вскричала королева. – Нет… нет… что вы… я устала сегодня… Да и нездоровится мне… Похоже, я вновь заболеваю, как тогда во Франции…
– Может, отправить за врачом, Ваше Величество?
– Нет… нет… Надо просто отдохнуть. Оставьте меня. Я лягу спать. Мне нужен только отдых. Нет никакого повода для беспокойства. Но… спите сегодня ночью у меня. Я… что-то мне не хочется спать сегодня одной…
Леди Ререс задернула шторы, и комната погрузилась во мрак.
Мария не спала всю ночь, Казалось, она заново переживала произошедшее…
* * *
На следующий день она возвратилась в Холирудский дворец.
У Босуэла хватило наглости дожидаться ее, стоя в толпе придворной знати.
Он преклонил перед нею колени, и она почувствовала, как жутко заколотилось сердце. Он поднял на нее нахальные глаза, и на лице возникла заговорщицкая улыбка.
У нее чуть было не сорвалось с языка:
– Арестуйте этого человека!
Она почти была готова сказать это, но в ту же секунду представила следующую сцену: граф Меррейский спросил бы:
«За что, Мадам?»
«За изнасилование».
«Кого, Мадам?»
«Королевы…»
Она ничего не могла поделать. Скажи она то, что хотела, и она опозорит себя. А этот плут, разрушитель ее невинности, все прекрасно понимал. Испугавшись, она не решилась ничего сказать. Она не могла выставить на всеобщее обозрение свой стыд. Она боялась опозориться перед Ноксом. Похоже, что великий грешник уйдет безнаказанным…
Но она должна найти способ расквитаться с ним. Нужно найти повод выставить его со Двора, потому что своим присутствием он будет постоянно напоминать ей о произошедшем.
Он нашел-таки возможность перемолвиться с нею. Она почти кожей ощутила его, когда он оказался рядом, и, казалось, она снова почувствовала его руки, разрывающие ей платье… его руки, укладывающие ее в постель…
Он сказал:
– Ну что же, теперь мы такие друзья, Мадам, что я могу просить вашей милости. Не позволяйте Мэйтленду вернуться ко Двору.
Воспоминания вновь нахлынули на нее. Но здесь, в присутствии других, она не могла обойтись с ним резко. Ведь еще днем раньше он был таким любимцем. Люди сразу заинтересуются, в чем причина перемены ее настроения. Они даже попытаются что-нибудь предположить. Все нужно держать в секрете.
Она произнесла низким напряженным голосом:
– Вы никогда не были и не будете мне другом. Никогда больше не просите ничего у меня, потому что ничего не получите. Вы поплатитесь головой за то, что сделали. Не думайте, что если она еще на плечах, то она там и останется.
– Жаль, – сказал он. – А мне показалось при последней встрече, что я вам приятен.
– И напрасно, – ответила она, заставив себя улыбнуться. – Вы думали, что вели себя правильно. Вам известно, что я не могу сообщить о вашем поведении, потому что мне стыдно. Но не думайте, что мой стыд спасет вас.
– Мадам, не надо делать вид, что вам прошлой ночью было менее приятно, чем мне. Это произошло… неожиданно. Я ничего не рассчитывал, но как я рад тому, что случилось! Ту радость, что мы приносим друг другу, сдержать просто невозможно!
– Мне никогда не доводилось слышать подобного хамства.
– У вас никогда не было достойного вас любовника, Мадам. Поразительно, не правда ли? Будь мы одни, мне было бы проще вам объяснить…
– Надеюсь, мне никогда не доведется оказаться с вами наедине еще раз. Более того, я хочу, чтобы вы поклялись в дружбе графу Мэйтленду, когда он вернется, а вернется он совсем скоро.
Он с поклоном ответил:
– Мадам, Ваше желание для меня закон.
* * *
Несколькими днями позже она возвратилась в мастерскую.
Надо было так много всего приготовить для крещения сына, и, коль уж она сказала себе, что надо сделать, то надо сделать. После той незабываемой ночи ей казалось, что она никогда больше не ляжет в эту постель. Однако было странно: она хотела лечь в нее…
Она не могла сосредоточиться. Она не могла решить, во что должны одеться слуги… Она не могла решить, что надеть самой… Она могла лишь думать о Босуэле.
Я делаю то, что могу, – утешала она себя. – Больше я ничего не могу поделать. Неужели я могла кому-нибудь рассказать о том, что случилось?
В первый же вечер ее пребывания в этом доме пришедшая к ней леди Ререс сообщила, что внизу ее дожидается граф Босуэл.
Она быстро отвернулась, и леди Ререс не заметила выражения ее лица.
– Нет, – кратко сказала Мария. – Я занята.
– Он говорит, что это дело государственной важности, Мадам. Он умоляет вас о встрече.
Она ничего не ответила, но задумалась: «Надо показать ему, что я его не боюсь. Но в этот раз нельзя закрывать дверь».
Она попросила леди Ререс передать ему, что он может прийти и изложить дело, но только если будет краток.
…Он стоял, возвышаясь над нею, как бы напоминая о своей силе.
– Для меня удивительно, – сказала она, – что вы осмелились прийти в эту комнату во второй раз.
– Мадам, я обожаю эту комнату. Я всегда буду помнить, что в этих стенах я сделал величайшее открытие в вас.
– Ваша дерзость несносна!
– Я просто стараюсь говорить правду, Мадам.
– Граф Босуэл, я не потерплю вашу дерзость. Вы не избежите наказания за то, что сделали. Я не могу сообщить о ваших последних выходках только потому, что приняла в них такое неудачное участие.
– Неудачное?! Да вы не знаете сами себя! У вас величайшая способность к любви, Мадам. Вы даже не понимаете, сколь она велика! А я понимаю. Ваше Величество, обратите ваши мысли к той ночи и сами с собой будьте откровенны. Спросите себя, что, когда вы сопротивлялись, а потом сдались, не нашли ли вы, что мое желание было вашим собственным?
Пораженная, она посмотрела на него. Она протянула руки, как бы защищаясь от него. Босуэл приблизился к ней, не обращая внимания на жест, привлек к себе и рассмеялся. Затем он запрокинул ей голову… поцеловал… и она осознала правду его слов.
Было что-то варварское и первобытное в Босуэле, что влекло ее.
– Почему вы вернулись? – прошептал он. – Скажите мне! Почему… почему?!
Она промолчала. У нее перехватило дыхание, потому что ей вдруг стало ясно, почему она пришла в этот дом снова. Она бросала ему вызов. Она звала его вернуться.
Он понимал ее лучше, чем она сама.
Она возвратилась, потому что он раздул огонь, доселе только тлевший. Она хотела его с той же силой, с какой он желал ее. А когда вот такие двое, как эти, осознают свою потребность друг в друге, нет ничего, что может остановить их.
Она почувствовала, что он поднял ее на руки. И вот все повторяется вновь… но не мысленно, а наяву.
* * *
Отныне они любовники. Она едва могла думать еще о чем-нибудь или о ком-нибудь, кроме Босуэла. Последняя встреча… следующая встреча… Время между ними – досадное ожидание.
Флем стала леди Мэйтленд Летингтонской; Битон вышла замуж за Александра Огивье; из всех четырех подруг Марии рядом оставалась лишь Сетон.
Кое-кто уже прознал об их связи. Было просто невозможно держать все в полной тайне. Если знал Бастиан, то, узнала и леди Ререс. Кое-что было известно и Сетон. Некоторые нашептывали, что Босуэл, похоже, станет большим любимцем королевы и вскоре займет место Давида Риччо. При шотландском Дворе был сейчас брат Давида, Джозеф, которого Мария назначила на высокий пост. Но ее мало заботил этот молодой человек. Ее вообще мало что заботило, кроме Босуэла.
Дарнлей пристально наблюдал за нею. Последнее время он жил в замке отца, но, бывало, появлялся при Дворе, настаивая на своих правах. Он вел себя с Марией более отвратительно, чем когда-либо.
Как я вообще могла подумать, что смогу полюбить такого человека, – спрашивала она себя снова и снова.
Объяснений этому не было. Она просто была слепа – слепа в жизни, в страсти и в любви.
И вдруг она чудесным образом прозрела. Вот она жизнь! Вот то, для чего она родилась!
* * *
Дарнлей жил теперь в постоянном страхе. Мэйтленд вернулся, и Дарнлей знал, что теперь граф Меррейский и Мэйтленд начнут уговаривать королеву простить Мортона и молодого Рутвена, вернуть им их земли и разрешить возвратиться ко Двору. А что те сделают сразу по возвращении?
Хоть Дарнлей был и дураком, но ответ на такой вопрос известен любому дураку.
Он был при убийстве Риччо; он поддержал убийц; убийство было совершено его именем. Ко всему, он еще оказался предателем: в самый сложный момент он перебежал из одного лагеря в другой, и тогда заговор не удалось осуществить до конца. Риччо мертв, но королева смогла спастись. Она собрала своих сторонников и с Хантлеем и Босуэлом с триумфом возвратилась в Эдинбург. Убийцы были схвачены и сосланы. А кто во всем виноват? Дарнлей!
Они никогда не забудут и никогда не простят. Все повторится, но на месте Риччо теперь будет Дарнлей.
Он не решится остаться при Дворе, когда все вернутся. А Мэйтленд уже возвратился…
Дарнлей был в отчаянии и начал строить планы. Он наладит связи с Папой Римским… он напишет Филиппу Испанскому… И вообще, разве он плохой католик? Он ведь католик получше Марии с ее разговорами о терпимости. Праведные католики о терпимости не говорят. Неужели он не найдет поддержки в католическом мире? Неужели он не сможет отнять у Марии трон? Однажды он станет королем не только Шотландии, но и Англии. Более того, он – отец наследника английского престола!
Ленокс, его отец, прослышав о планах сына, не на шутку встревожился. Дарнлею обязательно нужно было выговориться, и единственным человеком, кому он мог доверять, был его отец.
– Но, сын мой, – сказал граф Ленокс, – это нелепо. Папа римский не поможет тебе, а король Испании – человек осторожный и не поддержит такого мятежника как ты.
– Мятежника?! Да я король!
– Одно лишь название. Король без короны.
– Это так несправедливо! Мне обещали. Сначала мне помешал Риччо… а теперь вот граф Босуэл с графом Меррейским. Вернулся Мэйтленд… мой старый враг… Он убьет меня. Я знаю наверняка, что он убьет меня. Он позовет убийцу Мортона, и они вместе убьют меня…
Ленокс, в ужасе от истерик сына, написал письмо королеве, сообщив, что Дарнлей собрался в Испанию.
Мария приказала Дарнлею явиться и потребовала объяснений.
– Что это у вас за дикие планы? – спросила она.
– Я не скажу вам.
– Генрих, я настаиваю.
– Зачем мне здесь оставаться? – завопил он. – Кто я такой? Вам нужно, чтобы я остался лишь за тем, что вы боитесь скандала, который вызовет мой отъезд. Примите меня обратно. Я требую этого. Я хочу быть действительно вашим мужем. Позвольте мне остаться с вами и разделить постель и стол. Тогда вы не отыщете слуги более преданного, чем я.
Он бросился к ней и попытался обнять, но она в отвращении отпрянула.
– Мария… Мария… – взмолился он. – Вы ведь любили меня. Помните, вы приходили ко мне, говоря, что хотите побыть наедине со мной, пусть даже самую малость.
Она оттолкнула его. Ей было противно вспоминать об этих минутах, а сейчас в особенности, ведь она сравнивала его с другим! Она никогда больше не позволит Дарнлею прикоснуться к себе.
Она сказала:
– Если вы попытаетесь прикоснуться ко мне – я позову охрану.
Он захныкал:
– Что я такое сделал? В чем я изменился? Вы всегда были страстны со мной!
– Если вы еще раз повторите эти слова, то вы пожалеете об этом!
– А я повторю… повторю!
– Уходите по-хорошему, или я позову охрану. Утром вы сможете изложить ваше дело перед придворной знатью.
Ему ничего не оставалось, кроме как уйти, а утром, весь на нервах, он встретился с именитой шотландской знатью. Граф Меррейский и Мэйтленд тоже были там. Он был уверен, что они ненавидят его и хотят убить и не успокоятся, пока не вернут ко Двору всех его врагов.
Ни граф Меррейский, ни Мэйтленд не собирались ничего прощать ему. Их холодные и ядовитые взгляды наводили ужас на Дарнлея. Он прошел в зал, шаркая и глядя себе под ноги.
Почему это он собирался удрать? – размышляли они.
Он и сам не знал. Он просто хотел уехать из Шотландии, а теперь, после всего, он вообще не знал, как это сделать. Он хотел заставить королеву понять, как плохо она обращается с ним.
– Ваш отъезд в Испанию может рассматриваться как измена, – сказал граф Меррейский. – Почему вы хотели уехать?
– Чтобы заставить королеву вернуться к ее обязанностям… Чтобы вновь стать ее любимцем…
– Для изменника трудновато, – обходительно произнес Мэйтленд, – завоевать расположение королевы…
– Я не изменник. Не изменник я! – завопил Дарнлей.
Терпение у Марии кончилось. Ее самым большим желанием было избавиться от Дарнлея. При взгляде на него ее охватывал жуткий стыд.
Она сказала:
– Мы простим его, если он пообещает не уезжать из Шотландии… отправим его в замок к отцу… пусть там и остается…
Лицо Дарнлея побелело от ярости. Он затрясся от страха, но, когда повернулся к собравшимся спиной, заорал:
– До свидания, Мадам. Вы меня теперь долго не увидите, – и торопливо вышел из зала.
* * *
…Был октябрь, когда с юга Шотландии пришли вести о сражении близ Джедборо. Босуэл немедленно оставил Двор и направился туда, чтобы возглавить своих людей.
Мария почувствовала себя брошенной. Она ведь умоляла его отправить туда еще кого-нибудь, потому что без него она просто не сможет быть, но он лишь расхохотался в ответ. Юг был его стихией. Если там не все гладко, то кто, кроме Босуэла, должен быть там? И Мария начала понимать разницу их страстей. Она осознала, что значит для него меньше, чем он для нее.
Он именно хотел уехать. Предвкушение боя звало его так же, как и вожделение в ту маленькую мастерскую…
Тревога и ревность приводили Марию в отчаяние. Несомненно, перед возвращением ко Двору он заедет повидать жену. Она представила себе Джин Гордон… Господи, конечно, она не красавица – круглолицая… соломенные волосы… длиннющий гордоновский нос… Но еще в первые дни их семейной жизни поговаривали, что ни одной женщине Босуэл не был так верен, как Джин…
Но не теперь, – пыталась убедить себя Мария. – Он отправится прямо в Эдинбург. Он просто обязан. Почему же она не взяла с него обещания не заезжать домой вообще? Мария прекрасно понимала, что никто в таком духе не может управлять Босуэлом. Она знала, что попроси она его не заезжать к Джин – и он сделает наоборот. Да, он из той породы мужчин, кто не дает такие обещания, но он никогда не будет и обманывать. Если бы он собирался навестить жену, то он прямо бы и сказал. Она любила его надменность и обескураживающую наглость. В этом была его независимость.
Как долго он пробудет в Джедборо? Пока не захочет вернуться?
Почему я позволила ему уехать? – спрашивала она себя и сама отвечала, – ты ничего не могла сделать. Если Босуэл хочет чего-либо, никто и ничто не может остановить его.
С какой же радостью она узнала о судебном разбирательстве в Джедборо, на котором ей надо бы присутствовать.
У нее теперь появилась прекрасная возможность последовать за Босуэлом. Судьба оказалась к ней благосклонной!
Сетон с тревогой наблюдала за госпожой.
Еще никогда, – размышляла Сетон, – Мария не была так красива. Она очень изменилась со дня встречи с Босуэлом. Но Босуэл был не тем мужчиной, которого Сетон выбрала бы для Марии. В нем не было ни капли нежности, а только грубость и инстинкт. Что скрыто за его вожделением к Марии?
На подъезде к Джедборо они увидели всадника, летящего им навстречу. У Марии оборвалось сердце, потому что она признала во всаднике одного из слуг Босуэла.
– Какие новости? – с горячностью спросила она.
– Плохие, Ваше Величество.
Ее рука судорожно вцепилась в поводья.
– Босуэл?! – закричала она.
Казалось, слуга помедлил с ответом:
– Джон Эллиот… этот знаменитый разбойник… Ваше Величество. Мой господин, узнав, что в округе появился Эллиот, отправился, чтобы поймать его. Разбойника ранили… но… но там ничего серьезного… а вот Босуэл… Эллиот…
– Он… он убил его? – пробормотала Мария.
Рядом была Сетон… Ее глаза молили королеву: «Не выдавайте себя перед этими людьми. Вы любили его… Он был для вас всем… но… не выдавайте себя перед такими свидетелями».
– Босуэл убит, – произнесла с отсутствующим видом Мария.
Она взглянула на Сетон, ища поддержки.
Ее глаза говорили: «Меня больше нет. Мне ни до чего нет дела. Я хочу умереть».
Сетон сказала:
– Это страшное потрясение… Уже поздно, и Ее Величество неважно себя чувствует. Я думаю, мы должны остановиться на отдых.
Сетон проводила Марию в приготовленный для нее дом. Королева поднялась в спальню и легла на кровать, а Сетон пристроилась рядом, обняв ее. Они не плакали, а просто лежали, прижавшись друг к другу, и Сетон гладила ее по голове. Потом королева сказала:
