Текст книги "Королевский путь"
Автор книги: Джин Плейди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
– Жить больше незачем, Сетон. Я хочу смерти.
* * *
Она не знала, как высидеть на этом судебном разбирательстве, ведь никто не должен заметить того, что происходит в ее душе. Она была в таком страшном напряжении, что, казалось, вот-вот потеряет сознание. Старая свербящая боль загудела в ней.
На суде она была снисходительной, впрочем, как всегда. Ей хотелось помочь всем страждущим. Но в голове крутилась одна-единственная мысль: я хотела бы умереть вместо него.
Когда суд закончился, прибыл нарочный из замка Босуэла. Нарочный сказал, что Босуэл жив. Просто раны столь серьезны, что он вряд ли выкарабкается. Марию охватила надежда. Она должна немедленно отправиться к нему. Она вернет его к жизни. Мария постаралась скрыть радость и спокойно произнесла:
– Он пострадал, служа мне. Я должна убедиться, что для его спасения делается все возможное.
Она отправилась из Джедборо в замок Эрмитаж, где и нашла его. Он был ранен в бедро, голову и руку. Раны были такими страшными, что для обычного человека наверняка бы оказались смертельными. Он лежал весь в бинтах, но смотрел на Марию таким хорошо знакомым нахальным взглядом.
– Я благодарю Бога, что вы живы! – пылко произнесла она и, сказав эту фразу, рухнула в обмороке. Напряжение последних дней дало о себе знать. Она отсидела на суде, уверенная, что возлюбленного больше нет; она никак не выдала своего горя. А сейчас она увидела его, пусть в страшных ранах, но все-таки живого. Она теперь знала, что не потеряла его.
* * *
Она была в доме леди Фернихерст, куда ее привезли после обморока. Она лежала в постели, погрузившись в ужасную меланхолию.
Я люблю его, – говорила она себе, – но кто я для него? Одна из тысяч, очарованных им… Хоть я и королева, но для него всего лишь пустышка…
Она замужем, а он женат. Разве здесь может быть надежда на то, что они когда-нибудь поженятся? Больше всего на свете Мария хотела выйти за него замуж. Только брак с ним принесет ей утешение и покой. Ей страшно хотелось прекратить их прелюбодеяние, но это возможно, лишь обнародовав их связь.
Все дни, что она была в Джедборо, ей казалось, что она умирает. Босуэла перевезли в тот же самый дом, где была она. Хоть раны и были очень серьезны, по прошествии нескольких дней не осталось сомнений, что он выживет.
Комната Марии была над его комнатой. Пока ее придворные развлекали ее музыкой, она постоянно думала о Босуэле. Она поняла, что между ними встали Дарнлей и Джин Гордон…
Она попыталась уйти от грустных мыслей, задумавшись о своем новом наряде. На новое платье собирались потратить уйму тканей: двадцать с лишком метров шелковой ткани, четыре метра тафты, три метра великолепного черного бархата и около двадцати метров роскошной шотландки…
Да к чему это все?! То, что раньше радовало, не представляло для нее больше никакого интереса…
К ней как-то заходил Дарнлей. Он был, как всегда, угрюм. Он отправил за границу несколько писем, сообщив Филиппу Испанскому, что друзья Марии – Джеймс Стюарт, Босуэл и Мортон – протестанты. Именно граф Меррейский причинил так много вреда католической вере в Шотландии. Дарнлей ожидал, что Филиппу сразу станет ясно, насколько по-другому пойдут дела в Шотландии, стань Дарнлей королем.
Ему даже не было особого дела до того, что она повернулась к нему спиной. Она вообще с ним редко когда разговаривала. Она намекает, что не хочет с ним говорить? Ну и ладно. И без Марии на свете полно женщин. Он вскоре ушел, и голова его кишела мыслями о собственном величии.
Мария поднялась с постели и отправилась навестить Босуэла. Рана на бедре не зажила, и двигаться он еще не мог.
– Эх, – сказал он, увидев ее, – нам обоим не повезло, да?
– Я думала, вы умерли, – тихонько проговорила она. – Мне так сказали…
– Я встану, как только затянутся раны.
– А что у вас с головой? – тихо спросила она, приподняв повязку и взглянув на рану.
Марию затрясло.
– Милый мой… мне страшно подумать, как легко могло случиться самое ужасное…
Он взял ее руку и поцеловал.
– Я сегодня ничего не могу… – сказал он, – а жаль…
– Вы скоро поправитесь. Я сама буду ухаживать за вами.
– Может, я должен вызвать Джин, чтобы она присмотрела за мной…
Лицо Марии вспыхнуло.
– Не надо! Я сама присмотрю!
Он ухмыльнулся.
– Вы ездили в Криктон? – требовательно спросила она. – Вы виделись с ней?
– Да.
– И вы…
Он рассмеялся.
– Я обещаю, что вскрою себе раны, если вы будете говорить такие вещи.
– Так вы… вы!.. – закричала она.
– Моя дорогая королева, а что вы думаете? Я ей муж, не так ли? Я ее давно не видел…
Слезы ярости выступили у Марии на глазах.
– Иногда я спрашиваю себя, как долго я буду любить вас.
– Я понимаю вас, но вы не должны задавать себе такие вопросы. И не надо ревновать. Она моя жена, а вы – любовница. Я доволен этим.
– А я нет!
– Ну хватит. Как вы можете изменить это? Вы можете уйти от меня, если хотите.
– Вам нет никакого дела!
– Вы увидите, есть ли мне дело или нет… Как только я встану, мы встретимся в той славной мастерской… как в первый раз…
– Вы не должны были появляться в Криктоне, – настаивала она.
Он лишь пожал плечами.
– Вы ее цените больше, чем меня! – возмущалась Мария. – А я слышала, что она не очень-то вас любит. Она мечтает об Александре Огивье. Она предпочитает его вам, а вы… вы едете увидеться с нею!
– Она нравится мне, – сказал он спокойно. – Я в восторге от нее. Нет никого, даже отдаленно похожего на Дженни.
– Да, и есть множество похожих на королеву!
– Нет. Есть только единственная королева и единственная Дженни. Я в восторге от обеих.
– Но я… я могу дать вам значительно больше, чем она.
– Что именно?
– Мою любовь… себя… мое уважение… мое…
Она обвила руками его шею.
– Пожалуйста… не будьте таким жестоким. Вы должны любить меня. Как вы можете ехать к ней… зная о моих чувствах?
– Она может задать похожий вопрос… и у нее на то больше оснований… Вы спрашиваете, что она мне может дать такого, чего вы не можете… Она может родить мне детей.
– А я нет?
– Они будут незаконнорожденные. Теперь вам все понятно.
– Да замолчите вы! – закричала Мария. – Есть одна вещь, которую она никогда вам дать не сможет, а я смогу. Я говорю о короне.
Его глаза загорелись, и это было единственным знаком, что она затронула самое нежное в нем – его честолюбие. Они поняли, что отныне между ними все будет по-другому.
* * *
Королева в окружении знати отправилась из Джедборо в Эдинбург. Босуэл чувствовал себя достаточно хорошо для путешествия и тоже поехал вместе с ними. Рана на бедре зажила, но голова была еще в бинтах, однако это мало беспокоило его, ведь ходить-то уже было можно.
Они остановились на отдых в Крейгмиллере, где Мария и сидела этим вечером в одиночестве в своих покоях.
Она представляла себе, что за планы бродят в голове у Босуэла. Мария обратила внимание, что его отношение к ней несколько изменилось. Он был страстен как и прежде, стараясь, как, впрочем, и она, восстановить прежнее взаимопонимание. Но было еще кое-что: она могла предложить нечто большее, чем Джин Гордон; она сказала об этом, и он принял ее предложение.
Мария была не в состоянии избавиться от мыслей о Дарнлее. Иногда у нее перед глазами возникала картина: муж лежит на полу, вцепившись ей в платье… Как только она с отвращением начинает отворачиваться от него, то вместо его лица возникает лицо Давида…
– Пресвятая Дева Мария, – часто молилась она, – заступись за меня. Позволь мне умереть, я знаю, так будет лучше… Я – прелюбодейка. Дай мне умереть до того, как я совершу более страшный грех…
Дверь покоев открылась, и она подумала, что пришел Босуэл. Она не ошиблась, но он был не один. С ним вместе пришли граф Меррейский, Мэйтленд, Аргайл и Хантлей. Они встали перед нею – пятеро мужчин, непримиримые в борьбе за власть. К ней обратился Мэйтленд:
– Мадам, есть один человек, который принес много горя не только вам, но и всей стране. Я говорю о вашем муже, лорде Дарнлее.
Она подняла склоненную голову и натолкнулась на горящие глаза Босуэла.
– Как известно, – продолжал Мэйтленд, – он пытался наладить связи с Испанией и Римом. Его цель – причинить вам вред, вам – человеку, который всегда делал ему только хорошее! Мадам, конечно, он ваш муж, но неужели вы будете терпеть такое поведение?
– Я ничего не могу с этим поделать. Все, что возможно, так это держать его под присмотром, чтобы он действительно не сделал чего-нибудь плохого.
– Вовсе нет, Ваше Величество. Если вы простите Мортона, Рутвена и всех остальных, кто сослан, мы, ваши подданные, найдем способ, как развести вас с вашим мужем. Это необходимо не только для успокоения Вашего Величества, но и для мира в королевстве… Он ведь говорил, что не успокоится, пока не сделает какую-нибудь гадость вам или стране.
Мария почувствовала на себе взгляд Босуэла. Его глаза мерцали так же, как в тот его первый визит в мастерскую… О чем он грезил сейчас, о ее теле или о ее короне? Она постаралась не выдать волнения.
– Я согласна с вами, граф Мэйтленд. Но развод обязательно должен быть законным, и я не соглашусь ни на что, что может поставить под сомнение право моего сына на наследование трона.
Босуэл произнес:
– Все будет в порядке. Мои родители разведены, но за мной сохранено право наследования.
– Но мой сын – принц, граф Босуэл.
– Не имеет значения, Мадам. Мы устроим это дело так, чтобы не навредить принцу.
Заговорил граф Меррейский:
– Пресвитерианская Церковь будет против развода.
Босуэл скривил губы, а Мэйтленд сказал:
– Наш граф Меррейский – суровый протестант, а потому мы должны так избавиться от вашего мужа, чтобы ваш брат на все посмотрел сквозь пальцы и не сказал ни слова против.
У Марии перехватило дыхание. Что имел в виду Мэйтленд? Возможно ли, чтобы глубоковерующий брат одобрил развод?
Ведь чтобы избавиться от Дарнлея, его надо убить…
Она задрожала. Ей нельзя смотреть на возлюбленного. А не он ли подговорил Мэйтленда и Джимми на все это? Ей уже стало ясно, что эти люди полны решимости убить Дарнлея. У каждого из них была на то причина. Для одних Дарнлей был предателем. Поддержав убийство Риччо, он позднее перебежал на другую сторону и разрушил планы бывших друзей. И за это он должен умереть. Но среди пришедших к ней сегодня был один человек, стоявший в стороне от заговора. Был один, который мог свести на нет ее совесть, любовь к справедливости, заменив все на всепоглощающую страсть. Он страстно мечтал избавить Шотландию от Дарнлея, ведь смерть Дарнлея даст ему корону.
Мария была рада, что Босуэл пришел не один. Нельзя, нельзя смотреть на него!
Она холодно произнесла:
– Я не сделаю ничего, что может запятнать мою честь и достоинство.
Мэйтленд снисходительно заулыбался и сказал:
– Мадам, разрешите, мы возьмем дело в свои руки, и Ваше Величество увидит, что все будет сделано так, как решит парламент.
– Помните, – с настойчивостью повторила она, – ничто не должно запятнать честь и достоинство королевы.
– Все будет так, как вы хотите.
После их ухода она прилегла, глубоко задумавшись над тем, что же стояло на самом деле за их словами.
* * *
Мальчика окрестили Джеймсом. В Стирлинге был устроен роскошный праздник. Замок был полон иностранцев, собравшихся со всего света.
А Дарнлей приехать отказался. Вообще его поведение вызывало ворох сплетен. Сам он нашептывал, что мальчонка все больше и больше начинает походить на итальянского музыканта. А на следующий день мог заявить, что это его ребенок…
Как же хочется избавиться наконец от Дарнлея, – размышляла Мария. – Неужели можно будет развестись?
Ко всему прочему оказалось, что она ждет от Босуэла ребенка. Она спрашивала себя, как же все теперь объяснить. Нужно что-то делать, причем очень быстро.
Она никому ничего не рассказывала. Надо все держать в секрете до той поры, пока не найдется какой-то выход. Казалось бы, она так страстно любит и должна быть счастлива. Но, увы, ее любовь несла ей только страдание.
Она постоянно повторяла про себя:
– Лучше было бы умереть, чем так любить…
Как же ей исповедоваться в том грехе, что она совершила? Разве можно найти утешение в религии, если ты не можешь исповедоваться? Как она может обещать исправиться, если ее возлюбленный поработил ее?
В сочельник она подписала документ, согласно которому помиловала Мортона, Рутвена, Линдсея и прочих мятежников и разрешила им вернуться в Шотландию. Она понимала, что подписала этим и смертный приговор Дарнлею.
Дарнлей понимал это так же хорошо, как и она. Осознав, что произошло, он, не теряя времени, покинул замок Стирлинг и отправился в Глазго – во владения отца. Только там он смог почувствовать себя в безопасности.
* * *
В этом году в январе стояли жестокие морозы.
Мария, один на один со своими раздумьями, в очередной раз повторяла себе:
– Я не могу этого сделать.
И каждый раз сама же отвечала:
– Но я должна.
Дарнлей под охраной солдат отца скрывался в его замке, страдая от оспы.
Когда Мария объявила Босуэлу о ребенке, он ничуть не обрадовался.
– Медлить нельзя, – сказал он. – Промедление опасно для нас обоих.
– Почему ты говоришь такие вещи? – спросила она, чувствуя себя на грани сумасшествия. – Что нам даст избавление от Дарнлея? Какая тебе от этого польза?! Ты же женат!
Он расхохотался:
– Я буду свободен, как только освободишься ты.
– А Джин?
– Мы родственники с ней, и это будет причиной для развода.
– Так мы оба разведемся и…
– Разведемся! Королевский развод отнимает кучу времени… Не забывай о ребенке. Он не должен родиться вне брака, и потому нельзя терять время.
Она закрыла глаза и попыталась освободиться от его почти магического влияния на нее. В голове пронеслась мысль: если бы можно было уйти в монастырь… оказаться от всего в стороне…
Но Босуэл обнял ее… грубовато заласкал… и эти ласки сразу напомнили ей все…
Он сказал:
– Его нужно вытащить из владений отца… Он там под охраной людей Ленокса. Его нужно привезти в Эдинбург.
– И кто привезет его сюда?
– Есть только один человек, кто может это сделать.
– Нет!.. – закричала она.
– Да, – сказал, улыбаясь, Босуэл. – Он пойдет за тобой. Ты можешь вытащить его оттуда. Он нужен нам здесь, в Эдинбурге.
– Он болен.
– Великолепная причина для того, чтобы присмотреть за ним.
– Я уже сказала ему, что между нами все кончено.
– Женщины… даже королевы… склонны менять свои решения.
Она с горячностью сказала:
– Говорил бы ты яснее.
– Поезжай к нему. Пообещай ему все, что угодно, но вытащи его из укрытия.
– Пообещать ему… все, что угодно?!
Босуэл расхохотался:
– Да, это трудновато, ведь он может потребовать выполнения обещаний…
Она отвернулась и сказала:
– Я не могу этого сделать.
Он схватил ее и заставил посмотреть ему в лицо.
– Ты сделаешь это, – сказал он. – Подумай, что это значит для нас…
Она не могла ему ни в чем отказать, и оба они знали об этом. Она закричала:
– Нет, я не могу! Да, я не хочу его больше видеть, но я не могу этого сделать!
Он не стал ее больше убеждать. Он расхохотался… стал осыпать ее ласками… доведя почти до исступления…
– Ты сделаешь это, – сказал он, – ради меня.
И она поняла, что так и будет.
Мария осталась одна, и жуткие муки охватили ее.
Она схватила перо, потому что рука сама тянулась доверить листу бумаги тот кошмар, что творился в ее сознании. И она написала о страсти… о слезах… и о первой близости, когда они были скорее животными, нежели людьми, о близости, что положила начало всепоглощающей любви.
* * *
Отправляясь в Глазго, Мария понимала, что ей предстоит сыграть ту роль, что ждут от нее. Ее собственные желания были порабощены. Ее возлюбленный владел ее разумом так же безгранично, как и ее телом. Единственно, что могло ей помочь сделать требуемое, была ее ненависть к Дарнлею.
Сразу по прибытии в замок ее проводили к Дарнлею. Ее и раньше мутило от него, а сейчас в особенности. На лице были следы болезни, а в комнате неприятно пахло. Он прикрыл, насколько возможно, лицо тканью.
Он обрадовался, увидев ее.
– Хорошо, что вы приехали навестить меня, – смиренно проговорил он.
– Мне многое нужно вам сказать… Я смотрю, вы очень больны.
– Я поправлюсь.
Смотреть на него было невыносимо. Она сказала:
– Почему вы так отвратительно себя ведете? Если бы вы… Что я такое сделала, чтобы вы так ко мне относились?
– Вы не хотите простить меня, вы отворачиваетесь от меня. Я очень хочу вернуть все, что было между нами. Я понимаю, что вел себя очень глупо, даже жестоко. Мадам, я очень молод, мне ведь нет еще и двадцати одного. Я моложе вас. Давайте попробуем еще раз. Ах, Мария, вы ведь любили меня! Вы забыли?
Она содрогнулась:
– Это было так давно. Я еще не знала вас тогда.
– Вы знали часть меня. Я был другим. И могу им вновь стать. Меня вела собственная глупость и глупость других. Я все время думаю о вас… как о королеве и моей жене. Однажды узнав вас, как же я смогу обойтись без вас?
– Я не могу поверить в то, что вы можете быть искренним. Не забывайте, я ведь знаю вас. Если я возьму вас обратно, снова начнутся эти глупые постыдные унизительные сцены. Я не могу забыть, что вы говорили мне… как вы унижали меня… не только, когда мы были одни, но и перед моими подданными.
– А вы хотели бы взять меня обратно?! Вы хотите позволить мне быть вновь рядом с вами?!
– Да как я могу доверять вам?
– Можете! Можете!
– Тихо! Не заводите себя, для вас это вредно… Лежите спокойно и говорите потише.
– Говорить потише, когда вы здесь?! Когда вы приехали повидать меня?!
– Я не очень-то верю вам, – начала, было, она.
– Мария, я буду хорошим мужем. Мария, почему нам не стать счастливыми? У нас есть ребенок… сын… Мы можем быть счастливы.
– Возможно, если бы мы не были женаты. Я… я с каретой для вас.
Он с тревогой посмотрел на нее:
– А карета зачем?
– Я хочу забрать вас в Эдинбург.
– Забрать меня?! У меня там слишком много врагов. Они поклялись отомстить мне за…
– За смерть Давида, – сказала она. – Прошел всего лишь год, как его нет.
Воспоминания о Давиде прибавили ей решительности. Она сказала:
– Ведь об этом вы думаете, да? Вы боитесь их, потому что были с ними в сговоре, а потом бросили их да еще и донесли на них.
Он медленно закивал и сказал:
– Я слышал, они сговорились против меня. Но я ни за что не поверю, что вы вместе с ними. Зачем вы хотите отвезти меня в Эдинбург?
– Много говорят о напряженных отношениях между нами. Вот я и хочу показать миру, что мы живем в дружбе и согласии.
– Мария, – сказал он, – я вернусь, но при одном условии: вы дадите обещание быть моей женой… во всем.
Она заметалась в сомнениях, а он продолжил:
– Если нет, я остаюсь здесь. Мне нужно ваше обещание, Мария. Мы будем… в одной постели… за одним столом… как муж и жена. Пообещайте мне, и я завтра же уеду вместе с вами.
Она молчала так долго, что он не выдержал и мрачно произнес:
– Ну что ж, отлично, я остаюсь. Слишком холодно для путешествий…
– Вам будет удобно в вашей карете. Вы будете окружены заботой. В Эдинбурге мы наконец-то будем все вместе – вы, я и наш ребенок. Я буду сама ухаживать за вами.
– Я поеду, если вы пообещаете мне единственное: мы будем как муж и жена, и, покуда я жив, вы не покинете меня.
– Покуда вы живы, – повторила она, и ее снова затрясло. – Но… мы не можем быть вместе, пока вы не поправитесь.
– Я быстро встану на ноги! – с жаром произнес он.
– Очень хорошо. Мы завтра отправляемся.
– Ваше обещание, Мария?
– Я обещаю.
– И, пока я жив, вы не оставите меня?
– Пока вы живы, я не оставлю вас.
– Так, значит, завтра в путь!
* * *
Дарнлей крепко спал, отвернув от Марии обезображенное болезнью лицо. Она сидела, напряженно вглядываясь в ночь за окном. Она была слишком подавлена, чтобы спать или даже просто сидеть без дела. Взяв лист бумаги, она начала писать Босуэлу: «Я очень устала и хочу спать, но не могу удержаться, чтобы не покрыть весь лист бумаги словами, обращенными к тебе…»
Некоторое время она писала, не обращая внимания на то, что именно она пишет, а просто перекладывая на бумагу мысли, крутившиеся в голове… Она посмотрела на листок и начала читать:
«Он не дал мне уйти, потому что хотел, чтобы я присмотрела за ним. Прощу ли я себе глупое сидение рядом с ним?..»
«…Я делаю то, что ненавижу…»
«…Прости мне, что я пишу как в бреду. Я действительно больна… я рада, что могу написать тебе, пока все спят…»
«…Меня ведет моя страсть… я в твоих руках…»
«…Я молю Господа, чтобы он защитил тебя от всех болезней…»
На глазах выступили слезы и закапали на бумагу…
Неужели эта ночь никогда не кончится? – спросила она себя.
Она взглянула на лежащего в кровати человека и сказала, не обращаясь ни к кому:
– Лучше бы я никогда не родилась или умерла еще в детстве.
* * *
Они оставили Глазго на следующий день.
– Мы едем в Холируд или во дворец в Эдинбурге? – спросил ее Дарнлей.
– И ни туда, и ни сюда, – ответила Мария. – В вашем состоянии нельзя там появляться. Многие страшатся вашей болезни. Я подыскала для вас дом, где вы будете до той поры, пока не поправитесь. А потом вы вернетесь во дворец.
– И разделю с вами ваши покои, – напомнил он ей.
– Да, – сказала Мария.
– Постель и стол, – с улыбкой добавил он. – А где этот дом?
– В южной части города. Вы знаете развалины церкви Святой Марии? Там есть несколько домов, один из которых Роберта Бэлфора. Вот там вы и остановитесь.
Дарнлей встревожился.
– Среди этих развалин?!
– Да.
– Странное место вы выбрали для меня.
– Это рядом с Холирудом, только и всего. Да, дом старенький, но внутри мы все устроили по-королевски. Вот приедем, и вы посмотрите на свою кровать… я повесила там такие роскошные занавеси… Вы увидите, что обустроены так же удобно, как и в замке отца.
– А вы… Вы останетесь там?
– Надо перевезти туда мою кровать. Я буду спать в комнате, что сразу под вами. Вы не будете в одиночестве. С вами будет Тейлор и еще несколько слуг… ну и я тоже…
Он покачал головой и сказал:
– Но эти развалины! Гадкое это место!
– Только снаружи. А внутри – королевский дворец.
Они прибыли на место. Дарнлею стало как-то не по себе. Он с неприязнью смотрел на дом Роберта Бэлфора. Это было двухэтажное жилище с башней. В башне – винтовая лестница, по которой можно без труда пройти в спальню на первом этаже или подняться наверх в холлы. На каждом этаже было по нескольку комнат, больше похожих на шкафы, чем на комнаты. В эти комнатенки вели раздвижные двери. Под домом был старый склеп.
– Какая мерзость! – произнес Дарнлей. – Такое место для короля!
– Но подождите хотя бы, пока не увидите свою комнату, – сказала Мария.
Она показала ему спальню на первом этаже, где уже стояла ее кровать.
– Здесь буду спать я… прямо под вашей комнатой. Пойдемте… я покажу вам ваши покои, а потом будем кушать.
Увидев свою комнату, Дарнлей приободрился. Здесь висели гобелен и бархатные шторы, стояла восхитительная кровать, да и вообще мебель была просто восхитительной. Все это было отобрано у опального Хантлея.
Дарнлей от восторга не проронил ни слова…
Измученный за день, он прилег на свое новое место и призадумался. Он был в твердой уверенности, что поступил мудро, помирившись с королевой. Он скоро выздоровеет и вновь станет красавчиком; он будет нежным супругом… А потом он получит все, что хочет.
* * *
Четверг и пятницу этой недели Мария провела в доме Роберта Бэлфора. В пятницу, поздно ночью, она услышала, что кто-то, крадучись, подошел к дому. Она не стала будить леди Ререс, которая была теперь все время рядом с Марией, а тихонечко пробралась к окошку. Она увидала Николя и людей Джеймса Бэлфора – брата Роберта. Они открыли дверь часовни и затащили во внутрь что-то громоздкое. Марию пробила дрожь. Она вернулась в постель, размышляя о том, что увидала.
На следующий день, возвратившись в Холируд, она встретилась с Босуэлом. Он сгреб ее в объятия и сказал:
– Ну и славная же у тебя кровать там, у Роберта…
Она с недоумением посмотрела на него.
– Я ее видел, – сказал он ей. – У меня ключи от всех комнат. Изумительная кровать… Я уже помечтал… Мы разделим ее с тобой в нашу первую брачную ночь. Убери ее оттуда завтра и поставь что-нибудь похуже.
– Почему… завтра? – спросила она.
– Я так прошу.
* * *
Дарнлей спросил ее:
– Зачем вы увозите свою постель?
– Она слишком хороша для той комнаты, где стоит.
– Но… увозить… ведь было так тяжко привезти ее сюда!
– Я хочу, чтобы ее почистили и приготовили…
– Приготовили?!
– Для нашего перемирия.
Он заулыбался.
– Все будет, как будто мы только-только поженились… Мария, вы будете здесь этим вечером?
– Я навещу вас, но мне нужно сегодня вернуться в Холируд – там свадьба, на которую меня пригласили… Женятся Бастиан и Маргарита Кэрвуд. Вы же знаете, как я люблю их. Я обещала Маргарите, что буду танцевать на ее свадьбе.
– Как бы мне хотелось тоже там потанцевать!
– Было время, когда вы считали зазорным танцевать на свадьбах подданных.
– Я был молод! Это все гордыня! Посмотрите, куда меня завела собственная глупость!
Он немного помолчал, а потом произнес:
– Странный дом… Тебе не кажется, что он заколдован? Я слышал какие-то шаги ночью… Сдается мне, что я даже слышал шепот. Всю ночь был какой-то странный шум… по-моему, из склепа…
– Дом такой маленький, что здесь отовсюду можно услыхать шум.
– Возможно, это и так. Мария, знаешь, я все думаю о той постели…
– Да, – с деланной легкостью сказала она.
– Ты увидишь, я изменился. Я был так молод, Мария, и столько почестей сразу… Ты… ты такая красивая… тебя хотели все, а ты полюбила меня. Потом я стал королем. Почему ты плачешь? Из-за прошлого?
Она утвердительно кивнула, а сама подумала: из-за прошлого, из-за настоящего… из-за будущего…
* * *
Дарнлея пришел навестить Роберт, брат Марии. На душе у него было тяжко. Фамильные черты явно проступали в нем: мягкие по своему характеру, Стюарты ненавидели всяческое насилие и были безгранично нежны в общении с друзьями.
Слухи о Дарнлее повергли Роберта в глубокое уныние.
Зачем, – спрашивал себя Роберт, – Дарнлея привезли в этот дом? Ведь он же не дурак, чтобы ничего не видеть. Против него заговор, и он окружен врагами. Даже королева его ненавидит и мечтает избавиться от него. Почему же Дарнлей не видит того, что так хорошо видно всем остальным?!
– Что-то ты грустен, – заметил Дарнлей.
– А ты – нет? – спросил Роберт.
Он посмотрел вслед уходившему слуге и добавил:
– Куда он может выйти из этой комнаты?
– В маленький коридор, а дальше в комнаты… Это даже не комнаты, а гардеробы какие-то… Во всем доме только две нормальные комнаты: моя и Марии… Очень маленький дом…
– Ты как-то на отшибе здесь…
– Я здесь ненадолго. Должен скоро уехать.
Это было уже слишком для Роберта.
– Немного не так… Есть кое-какие планы, что касаются тебя. Если не обратишь на них внимание, то на этом свете ты не задержишься…
– О чем ты?!
– А ты подумай, почему тебя привезли в это отвратительное место? Ты помирился с королевой… Так отчего же не Холируд или замок в Эдинбурге? Почему эта развалюха?
– Потому что… потому что я болен… Потому что… многие боятся заразиться… Как только я поправлюсь, то вместе с королевой вернусь в Холируд. Она уже перевезла отсюда кровать… нашу кровать!
– О, Господи! – закричал Роберт. – Ну и что из этого?! Кровать перевезли! Не теряй ни минуты в этом проклятом доме! Пока еще есть время… беги отсюда!
– Но королева – мне друг! Королева пообещала мне, что я буду ее мужем!
– Послушай меня! Босуэл, Мортон, Джеймс Стюарт, Мэйтленд… все против тебя! Ты стольких выдал после убийства Риччо. Они хотят развести тебя и королеву. Против тебя заговор. Не спрашивай меня больше ни о чем. Уходи отсюда! Я тебя предупредил.
– Но… я… верю королеве, – заикаясь, проговорил Дарнлей.
– Ну и дурак! Тише! Кто-то идет.
– Это королева! – сказал Дарнлей, приподнимаясь в постели.
– Ничего не говори из того, что я тебе сказал, – произнес Роберт.
Но, увы, чего-чего, а мудрости Дарнлею недоставало.
– Мария, – закричал он, едва она вошла, – я только что услышал страшную вещь: Роберт говорит, что есть заговор с целью убить меня!
Побелев как полотно, Мария взглянула на брата.
Роберт подумал: ну зачем я хотел помочь дураку? Пусть лежит здесь и дожидается смерти. За свою глупость он ничего больше не заслуживает.
Он рассмеялся и запротестовал:
– Я?! Да ты ослышался, братец. Ни о каком заговоре я ничего не знаю.
– Да ты только что говорил… – начал, было, Дарнлей.
Роберт пожал плечами и посмотрел на сестру.
– Похоже, он бредит, – сказал Роберт.
Дарнлей заорал в ярости:
– Да ты же только что предупреждал меня! Мария, есть заговор или нет?
– Я… я не очень понимаю, о чем вы говорите, – сказала она.
Роберт нежно улыбнулся:
– Ты меня не понял. Я ничего не говорил ни о каком заговоре.
– Так… так значит… это шутка?
Ну и дурак ты, – подумал Роберт. – Шутка! Когда королева спит и видит, чтобы избавится от тебя… Когда нет ни одного человека, который бы не ненавидел тебя… который не хотел бы свести с тобой счеты…
Роберт холодно произнес:
– Ты совершенно не понял меня.
– Так значит… все ерунда… – начал, было, Дарнлей.
– Все – ерунда.
– Не нравятся мне такие шутки, – со злостью проговорил Дарнлей.
– Роберт, – вмешалась королева, – надо бы помнить, что Генрих еще очень слаб. Нельзя его так волновать.
Пожав плечами и улыбнувшись колдовской улыбкой Стюартов, Роберт заговорил о предстоящей свадьбе Бастиана.
* * *
Воскресным вечером в обществе Хантлея, Босуэла и Кассилиса Мария ужинала в доме Джеймса Бэлфора. Босуэл уже знал о том, что Роберт Стюарт предупредил Дарнлея, и видел, как напугана Мария. Ей было известно, что граф Меррейский под тем предлогом, что заболела жена, уехал из Эдинбурга. Братец был ханжа. С одной стороны, он не мог смотреть «сквозь пальцы» на то зло, что собирались учинить, а, с другой стороны, вроде участвовал во всем и понимал, что за это будет осужден людьми.
Мария встала из-за стола, сказав, что обещала Дарнлею навестить его сегодня вечером.
– Не забыли ли Ваше Величество о свадьбе? – спросил Босуэл.
– Нет, нет. Но я должна навестить его, если уж обещала.
– Ну что ж, – сказал Босуэл, – пойдемте к нему.
– А не навязываемся ли мы? – спросил Кассилис.
– Вовсе нет, – ответил Босуэл. – Мы пристроимся в углу и сыграем в кости, а королева поговорит с мужем.
Мария почти кожей ощущала присутствие любовника. Она понимала: то, что случится сегодня ночью, крайне важно для него, а значит, и для нее.
Увидев ее, Дарнлей обрадовался, но ее эскорт особого восторга у него не вызвал.
– Ваша светлость, – сказал Босуэл, – мы просто сопровождали королеву.
– Иди сюда, сядь рядом со мной, – пылко произнес Дарнлей Марии.
Босуэл разулыбался:
– Да вы оба можете забыть о том, что мы здесь… Мы сыграем в кости вот здесь, в углу…
Мария присела к Дарнлею на кровать, и он тихо сказал:
