Текст книги "Королевский путь"
Автор книги: Джин Плейди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Annotation
Коварная легкость, с какой судьба вознесла на вершину земной власти Марию Стюарт, едва ли еще когда-нибудь приводила к такому трагическому завершению. Шести дней от роду – королева Шотландии, в семнадцать лет – королева Франции, она познала все радости триумфа. А в двадцать три года все принесено в жертву пробудившейся всепоглощающей страсти, которая лишила ее короны и свободы (с двадцати четырех лет все оставшиеся годы она проведет в заключении).
Джин Плэйди
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
ГЛАВА II
ГЛАВА III
ГЛАВА IV
ГЛАВА V
ГЛАВА VI
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
ГЛАВА II
ГЛАВА III
ГЛАВА IV
ГЛАВА V
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
Джин Плэйди
Королевский путь
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Мария – королева
ГЛАВА I
В одной из множества огромных комнат замка Стирлинг пять маленьких девочек играли в прятки. Всем было по пяти лет, и каждую звали Марией.
Та, которой выпало водить, стояла, крепко зажмурившись, за гобеленом и, прислушиваясь к звукам удаляющихся шагов, шептала:
– Десять… одиннадцать… двенадцать…
Теперь можно было открыть глаза – она уже не могла видеть своих приятельниц. Она хотела досчитать до двадцати и затем отправиться на поиски. Ливи выдаст себя, как всегда, глупым хихиканьем. А Флем легко найти, потому что ей всегда хотелось угодить Марии. Флем считала, что Марии должно везти во всем и сразу. Но вот с маленькой ловкой Битон и тихоней Сетон, пожалуй, будет потрудней.
– Пятнадцать… шестнадцать…
Мария пригляделась сквозь шелковые драпировки. Ткани были мягкие, изумительного плетения, их привезли из Франции. Мать часто говорила о Франции. В такие минуты ее голос теплел от нежности. Судя по рассказам матери, там не было ни туманов, ни дождей; там были самые прекрасные цветы; и были безумно красивые мужчины.
Во Франции у Марии были дедушка с бабушкой, несколько теть и дядей – целых шесть. Все дяди были гигантского роста, очень красивы и могли делать все, что заблагорассудится.
– Когда-нибудь ты увидишь их. Я хочу, чтобы им не было стыдно за тебя, – часто говорила Марии мать.
– Восемнадцать… девятнадцать… двадцать…
Увлекшись воспоминаниями, она почти забыла об игре.
В комнате стояла глубокая тишина. Мария и ее подруги специально выбрали именно эту часть замка для игр: в эти часы никто из взрослых не заходил сюда.
– Я иду искать! – крикнула она, прислушиваясь к звуку собственного голоса.
– Интересно, – спросила она про себя, – куда они все попрятались?
Мария заглянула в комнаты. Взгляд задержался на несколько мгновений на тени за массивным стулом, затем скользнул по неровной поверхности драпировки. Никого нигде не было.
Она вошла в одну из спален и, остановившись посередине комнаты, огляделась. Настороженный слух уловил какое-то движение. В комнате кто-то был.
Она воскликнула:
– Кто здесь? Выходи! Я нашла тебя!
Ответом было молчание. Она пересекла комнату, заглядывая под шкафы и за гардины. Нигде никого не было.
Она подбежала к кровати, откинула полог и увидела под кроватью маленькую Мэри Битон. С чисто детским чувством восторга она скомандовала ей:
– Выходи!
Однако Битон лежала без движения. Она лежала на животе, скукожившись и согнув в локтях пухлые ручки. Мария закричала:
– Вставай! Я кому говорю!
Мэри не двигалась.
Эта неподвижность совершенно вывела Марию из себя. Краска гнева хлынула ей в лицо. В это мгновение она вдруг ощутила себя королевой Шотландии. Титулованные лорды склонялись перед ней и целовали ей руку! Ее опекуны – граф Меррейский, Хантлей и Аргайл – не смели начать разговор с нею, не преклонив колено и не поцеловав руку. И сейчас эта маленькая толстушка Битон отказывается повиноваться ей!
– Битон, ты ведь слышишь меня! Выходи немедленно! Это приказывает тебе королева!
В следующее мгновение Мария поняла, что ее маленькая подруга не может более сдерживать чувства – пухленькое тельце вытянулось на полу, и плечи затряслись от рыданий.
Весь гнев маленькой королевы растворился от этого плача. Она упала на колени рядом с кроватью.
– Битон… милая Битон… Почему ты плачешь?
Битон судорожно затрясла головой, а затем отвернулась от Марии, руки которой уже обнимали подругу.
– Мэри, дорогая, – произнесла маленькая королева.
– Мария, дорогая, – произнесла Мэри.
Королева звала подруг по именам очень редко, только когда чувствовала к ним особую нежность и никого из взрослых не было рядом.
– Как понять, к кому мы обращаемся, если мы все с одинаковым именем? – спрашивала маленькая королева.
Некоторое время они лежали молча, крепко обняв друг друга. Мария часто вела себя высокомерно, была несдержанна в словах и жестах, но при этом безгранично любила своих маленьких подруг и всегда стремилась хоть как-то помочь им. Ее приятельницы отвечали ей той же щедростью чувств. Они любили ее не за то, что она была королевой, а просто потому, что ее душа всегда была открыта для их проблем и детских тревог.
Вдруг Мэри Битон произнесла:
– Мой любимый дядя… Я никогда больше не увижу его.
– Почему? – спросила Мария.
– Его убили.
– Кто сказал тебе? Откуда ты знаешь?
– Никто мне не говорил. Я просто подслушала.
– Взрослые говорят, подслушивать нехорошо.
Битон печально кивнула. Но Мария не упрекала ее. Что таить, она сама частенько подслушивала.
– Его больше нет, – произнесла Мэри Битон, – я никогда не увижу его.
Она снова начала плакать, и девочки прижались друг к другу.
Под кроватью было душно, но они и не думали выбираться оттуда. Здесь они были рядом. Общая боль объединила их. Но Мария плакала о Мэри Битон, а не о кардинале. Она вспомнила его частые разговоры с нею о благочестии, о том, что это значит – быть королевой Шотландии.
Перед глазами возникла новая картина: мужчина с ножом в теле, лежащий на полу. Но это было видение. На самом деле она могла лишь вспомнить его беседы с нею об обязанностях королевы перед Богом и Церковью.
Они все еще лежали под кроватью, когда другие участники игры нашли их. Они выбрались из-под кровати с заплаканными лицами. Это зрелище так испугало одну из девочек – Мэри Флеминг – что она тоже расплакалась.
– Заговорщики убили дядю Битон, – произнесла Мария.
Новость ошеломила ее подруг.
– А я знала об этом, – сказала Флем.
– Почему ты не сказала нам? – с возмущением спросила маленькая королева.
– Ваше величество не спрашивали.
Сетон тихо проговорила:
– Никто не должен плакать… в угоду королю Англии[1]… Так мне говорил мой отец.
– Я ненавижу короля Англии! – со злостью произнесла Мария.
– Ты не можешь ненавидеть его. – Сетон схватила маленькую королеву за руку и с ужасом взглянула ей в глаза.
– Мария может ненавидеть кого угодно! – воскликнула Флем.
– Ты не можешь ненавидеть собственного отца, – глухо произнесла Сетон.
– Он не отец мне! Мой отец мертв; он умер, когда я была еще в колыбели, и поэтому сейчас я – королева.
Однако Сетон с настойчивостью продолжала говорить:
– Если ты выйдешь замуж, то отец твоего мужа будет тебе отцом. Так мне говорила няня. Она сказала, что когда ты выйдешь замуж за английского принца Эдуарда[2], то король Англии будет тебе отцом.
Глаза Марии вспыхнули от гнева, захлестнувшего ее:
– Я не сделаю этого! Англичанин убил моего отца! Я не выйду замуж за принца Англии!
Но она-то знала, ей перед друзьями можно говорить все, что хочется, а в жизни многое придется делать наоборот. Стремясь скорее закончить этот разговор, она резко переменила тему:
– Пошли. Мы будем читать и рассказывать разные истории друг другу. Надо отвлечь бедную Битон от грустных мыслей.
Девочки перешли к креслам около окна. Мария уселась в одно из них, а ее подруги устроились вокруг. Казалось, что комната полна испуганных теней. Было нелегко отбросить тяжелые мысли. Конечно, они могли читать и болтать о всяких глупостях, но они не могли забыть, что дядю Мэри Битон убили, и что однажды их маленькая королева покинет мир детства, став женой одного из величайших принцев, который будет выбран для нее.
* * *
Однажды королева-мать заметила слезы на лице дочери. Это встревожило ее. Мария росла слишком эмоциональной. Эту ошибку нужно исправить.
Мария де Гиз[3] подумала, что бдительные опекуны Марии тоже могли обратить внимание на излишнюю слезливость ее дочки.
С тех пор, как убит кардинал, осталось только три человека, приближенных к ней – граф Меррейский, Хантлей и Аргайл.
Будь королева-мать обыкновенной женщиной, она могла бы разрешить себе плакать в присутствии других людей. Но она была королевой, и единственным человеком, к которому она чувствовала доверие, был кардинал.
Еще был регент Аран, глава дома Гамильтонов, в жилах которого текла королевская кровь, пытавшийся примерить на себя корону Шотландии; Аран, которому нельзя было довериться ни в чем и которого она подозревала в тайных связях с Англией; Аран, мечтавший женить своего сына на Элизабет – дочери короля Англии и завладеть еще и английской короной.
А еще был лживый Дуглас, пробывший долгое время в Англии в изгнании и осмелившийся вернуться только после смерти Иакова V[4], а теперь строивший интриги вместе с королем Англии. Именно Дуглас радел за брак между маленькой королевой и принцем Эдуардом. Именно Дуглас явился к королеве-матери рассказать о будущей выгоде этого союза.
А еще был статный красавец граф Босуэлский, лелеявший надежды на брак с королевой-матерью… Был ли он предан ей? Она не знала, кто из этих мужчин мог стать ей другом и опорой. Увы, несчастная Шотландия была страной, разорванной на части рвущимися к власти кланами.
Она ужаснулась, осознав вдруг, что ее дочь, пятилетняя малютка Мария – королева этой чуждой ее сердцу страны.
Ее взгляд замер на маленькой девочке. Все движения Марии были удивительно грациозны. Ее дочь была очень красива, что было заметно уже в столь юном возрасте. Она обратила внимание: даже седовласые дряхлые лорды провожали малышку восхищенным взглядом. Как изящно она сейчас стояла! Во всем ее облике не было и тени смущения или неловкости. Как гордо эта пятилетняя девочка держала голову. Казалось, она вобрала в себя всю красоту Стюартов, и даже легкая примесь французской крови лишь подчеркивала шарм рода, к которому она принадлежала.
Королева-мать обратилась мыслями к Богу, моля его покровительствовать дочери во всех начинаниях.
Она перевела взгляд на лорда Джеймса Стюарта[5] – невзрачного мальчика с тяжелым взглядом невыразительных глаз, взглядом, так непохожим на выражение глаз ее дочери. Он еще оставался ребенком, но черты безмерных амбиций уже тлели в нем. Он думал даже в эту минуту, что, если бы его отец женился на его матери, тогда именно он сидел бы в королевском кресле и именитые лорды преклоняли бы перед ним колени и целовали руку.
«Всевышний! Молю тебя, защити мою дочь от черной зависти шотландцев!»
Маленькая королева терпеливо стояла, пока великие лорды подходили к ней целовать руку. Она с улыбкой поглядывала на них – на Арана, на Дугласа. Они выглядели такими доброжелательными. Вот подошел Джеймс, милый Джеймс. Он торжественно опустился на одно колено, но в следующее мгновение, когда поднял глаза и встретился взглядом с маленькой сестрой, вдруг подмигнул ей. Мария почувствовала волну нарастающего смеха, совсем не подобающего в эту минуту. Ужасно смешно, что высокий статный красавец Джеймс должен опускаться на колени перед своей маленькой сестрой. Конечно, она знала причину. Да, его мать не была королевой, но король, ее отец, был и отцом Джеймса. У Марии было еще несколько братьев и сестер, но ее расстраивало, что ее маленькие подруги – ей не сестры. Однажды она высказала сожаление, что их матери не королевы. Ведь было бы просто замечательно иметь такую большую семью.
Сейчас ее мать не хотела, чтобы она оставалась.
– Королева очень устала, – сказала она, – и уже пора укладываться спать.
А Марии так хотелось задержаться и порасспросить Джеймса об убитом кардинале.
И хотя все целовали ей руку и клялись защищать не на жизнь, а на смерть, они не хотели, чтобы она оставалась. Мария знала, что не должна проявлять недовольства. Королева не должна показывать свои чувства, и мать постоянно учила этому дочь.
Все почтительно замерли, пока она покидала зал, отправляясь к леди Флеминг, своей гувернантке.
– Наша маленькая королева не очень-то любезна сегодня со своими придворными, – с трудом преодолевая смех, произнесла Джанет Флеминг.
– Да, она не очень любезна, – парировала Мария. – Я так хотела остаться поболтать с Джеймсом. Он подмигнул мне, когда целовал руку.
– Мужчины всегда подмигивают тебе – ты ведь королева! – пытаясь подавить смех, произнесла Джанет.
Мария расхохоталась. Ей всегда было легко и весело с ней. Джанет приходилась Марии теткой. Она была очень хороша собою, хотя уже не молода, и казалось, жизнерадостности в ней было не меньше, чем в ее маленькой подопечной. Она тоже была из рода Стюартов, приходясь родной дочерью бабке Марии, а маленькая Мэри Флеминг была ее дочкой. Маленькой королеве было крайне просто уговорить Джанет позволить ей делать то, что ей хочется, и Мария очень нежно любила свою гувернантку.
– Он всего лишь мой брат, – сказала она.
– О да! И должен радоваться этому, – произнесла Джанет. – Если бы он не приходился тебе братом, то в его жесте можно было бы усмотреть оскорбление короны.
Джанет продолжала болтать, пока Мария готовилась лечь спать; это была легкая болтовня о танцах, одежде, играх, и, когда в спальню зашла ее мать, Мария, казалось, на время забыла об утренней истории с Битон.
Королева-мать отпустила всех, кто был вокруг, и Мария поняла, что та пришла отругать ее. Все-таки, это странная вещь – быть королевой – ты не можешь быть искренней на людях.
– Ты плакала сегодня, – произнесла Мария де Гиз Лотарингская. – У тебя было заплаканное лицо, когда ты появилась перед придворными.
Маленькая Мария вспомнила все, и слезы застлали ей глаза.
Бедная Битон! Она вспомнила ее отчаянные рыдания.
– Женщины в этой стране не умывают лицо перед тем, как предстать перед Двором?
– О да, maman[6], но это было такое большое горе. Оно никак не отпускало меня.
Мария де Гиз вдруг смягчилась и наклонилась поцеловать личико дочери. Мария доверчиво улыбнулась, и ее руки мгновенно обвили шею матери.
Королева-мать была взволнована. Мария вела себя слишком открыто, всегда была готова проявить свои чувства. Это была чарующая, но совершенно неуместная черта в характере девочки, вознесенной на вершину власти.
– А теперь, – строго произнесла королева-мать, – достаточно эмоций. Объясни мне причину твоих слез.
– Убит дядя Мэри Битон.
«Так она знала об этом! – подумала ее мать. – Как же сохранить в секрете от детей страшные вести? У маленькой Марии действительно был повод для слез. Кардинал Битон[7], глава римской Церкви на земле еретиков, был ей, конечно, другом. Кто же теперь защитит маленькую Марию от этих людей, рвущихся к власти?»
– Ты любила кардинала, дочь моя?
– Нет. – Мария была искренна и совершенно не задумывалась о впечатлении от собственных слов. – Я не любила его. Просто мне очень жаль бедную Мэри Битон.
Мария де Гиз прикоснулась к каштановым волосам дочери. Они были нежные и очень густые и, ниспадая волнами, обрамляли белоснежный лоб.
– Я сочувствую горю Мэри, – сказала королева-мать, – кардинал был не просто хорошим человеком – он был хорошим другом.
– Почему они убили его, maman?
– Говорят, это месть за гибель Вишарда.
– Вишарда, maman? Кто это?
Что я говорю? – спросила себя королева-мать. – Я забываю, она ведь еще ребенок. Я должна оберегать ее от этих кривотолков об убийстве как можно дольше.
Но маленькая Мария была теперь вся – внимание. Она хотела разгадать тайну убийства любым путем. В ее прекрасных глазах отражался живой ум.
– Вишард был еретик, дочь моя, и заплатил за это цену.
– Какую цену, maman?
– Ценой стала смерть, поучительная для всех еретиков, следовавших за ним.
– Maman… они будут преданы огню?
– Откуда тебе известно?
Как она догадалась? Она не была уверена. Кто-то из ее подруг нашептал ей об этом? Вспомнила ли она рисунки из религиозных книг? Она спрятала лицо в ладонях, и слезы вновь застлали ей глаза.
– Мария! Мария, что стряслось с тобою? Нет никаких причин так плакать.
– Я не могу сдержать слезы! Он был шотландец; они сожгли его… они сожгли его!
Мария де Гиз была встревожена. Даже незначительная осведомленность была очень опасна, а дочь легко поддавалась влиянию. Что она будет говорить дальше? Как скоро люди из ее окружения начнут пользоваться ее доверчивостью? Они будут использовать всю их власть, чтобы обратить ее в еретичку. Это не должно случиться! Во имя славного рода де Гизов[8], во имя чести его!
– Детка, послушай меня. Вишард получил то, что заслужил, а кардинал был истинный католик, и друзья Вишарда убили его.
– Значит, они поступили правильно! Я бы убила всех, кто предал огню моих друзей.
– Но еще недавно ты оплакивала кардинала!
– Нет, нет, – с поспешностью произнесла маленькая Мария. – Я жалею маленькую Битон.
Королева-мать замерла, подыскивая слова. Как же объяснить все такой маленькой девочке? Как сказать так, чтобы ей стало понятно? Она понимала, что должна защитить своего ребенка от влияния еретиков. Откуда ей было знать, что нашептал, играя с маленькой Марией, Джеймс Стюарт? Откуда ей было знать, что Аран и Дуглас в заговоре?
– Мария, послушай меня, – сказала королева-мать. – Есть только одна истинная религия в этом мире – религия Святой Церкви. Глава ее – Папа Римский, и все монархи мира должны служить ему.
– И они делают это?
– Нет. Мария, дочь моя, будь очень осторожна в своих словах. Если тебе что-то непонятно – приди и спроси меня. Не говори ни с кем о Вишарде и кардинале… даже со своими маленькими подругами. Помни: ты – королева. Ты еще очень мала, но быть королевой – не значит быть обычной маленькой девочкой, думающей только об играх и веселье. Мы не знаем, кто наши настоящие друзья. Вот король Англии хочет видеть тебя в своей стране.
– О maman, я возьму с собой своих подруг?
– Да пойми! Ты не едешь в Англию. – Королева-мать крепко прижала дочь к себе. – Мы хотим, чтобы ты была здесь, с нами.
Глаза Марии расширились:
– А они могут заставить меня поехать?
– Нет, только если…
– Только если?..
– Только если насильно.
Мария судорожно сжала руки.
– Maman, они правда могут сделать такое?
– Да, окажись они сильнее нас.
Глаза маленькой королевы сверкали, и она не могла скрыть этого. Она любила приключения, и, по правде говоря, ей наскучила размеренная жизнь в замке, где все так обыденно и знакомо. Она никогда не покидала его стен, а играя, всегда была под присмотром.
Королева-мать вдруг поняла: нужно все объяснить дочери, даже если маленькая Мария будет в ужасе от того, что узнает.
– Детка, ты еще совсем глупенькая, – сказала королева-мать. – Постарайся понять это. Самое страшное, что может произойти с тобой, это если тебя силой увезут в Англию.
– Почему это так ужасно?
– Потому, что тогда твоя жизнь будет в опасности.
У маленькой Марии перехватило дыхание. Она застыла, пораженная услышанным.
Это был единственный путь объяснить происходящее, подумала королева-мать. Слишком много опасностей подстерегало ее дочь, и Мария должна была знать об этом.
– Король Англии хочет женить своего сына на тебе.
– А ты хочешь выдать меня за него замуж?
– Я… еще не знаю.
Королева-мать встала и подошла к окну. Она посмотрела на вид за окном и задумалась о стареющем английском монархе. Он очень нуждался в женитьбе своего сына, а маленькая Мария была бы принята ко Двору как будущая королева Англии. Это неплохой замысел… но только не с королем Англии. Была всего лишь единственная, но зловещая оговорка во всем этом: если маленькая королева Шотландии умирает, не достигнув совершеннолетия, корона Шотландии переходит к англичанам. Король-убийца никогда не должен получить шанса расправиться с Марией Стюарт. А ведь сделать это будет так легко. Маленькая девочка может стать жертвой проклятия… случайной болезни. Нет! Говорят, его вторая и пятая жены были убиты им, и он собирался убить шестую. Мария Стюарт не должна пополнить собою список его жертв!
Но как сказать об этом кошмаре пятилетнему ребенку?!
Мария де Гиз повернулась к кровати:
– Хватит на сегодня… Я не допущу, чтобы ты уехала в Англию. А теперь: немедленно спать.
Но маленькая Мария не заснула. Она лежала без сна в кровати, искусно украшенной дивными занавесями, присланными ее чудесными дядями, и размышляла об этом тиране – короле Англии, который может появиться здесь однажды и увезти ее силой.
* * *
Теперь маленькая королева была в постоянной тревоге. Она знала, что не может покидать стены замка без сопровождения из-за опасности быть похищенной.
Однажды она собрала вместе всех своих подруг. Они должны знать о происходящем вокруг. Здесь, в замке Стирлинг, они надежно защищены и могли играть в прятки, в бадминтон и волан, читать, дразнить друг друга, а в это время за стенами замка взрослые играли в другие, значительно более волнующие игры.
Когда они играли все вместе, Флем оказалась у окна. Неожиданно она позвала всех к себе. Они увидели в окно посыльного, забрызганного грязью, который несся верхом на лошади через внутренний двор. Лошадь была взмылена и доведена до изнеможения.
Пять маленьких лиц прижались к оконному стеклу, но посыльный исчез внутри замка, и приятельницы, устав ждать его возвращения, сочинили новую игру – игру в посыльных. Они придумали, что посыльный скачет на лошади издалека с волнующими новостями о короле Англии.
Позднее они увидели угрюмые лица; некоторые из придворных были в слезах, и слова «битва при Пинки»[9] шепотом произносились во всем замке.
Леди Флеминг заперлась в своей комнате, и пять девочек слышали ее горькие рыдания. Маленькая Флем в ужасе барабанила в дверь, прося мать впустить ее. Затем Джанет Флеминг вышла из комнаты и взглянула невидящими глазами на всех пятерых. Ее дочь бросилась к ней, и Джанет, обняв ее, приговаривала сквозь рыдания:
– Мой ребенок… моя маленькая Мэри… ты все еще со мной.
Затем Джанет вернулась к себе в комнату, закрыла дверь, забрав Флем с собой.
У Марии, оставшейся с тремя подругами, потекли слезы. Она не понимала, что произошло, но чувствовала: с дорогой тетей Джанет и маленькой Флем что-то стряслось.
– Что такое Пинки? – спросила она требовательным тоном.
Но даже Битон не знала этого.
После случившегося играть было уже невозможно. Они пристроились в кресле у окна, прижавшись друг к другу и ожидая неизвестно чего.
Они услышали голос под окном:
– Говорят, люди Гертфорда не более чем в шести милях от замка.
Мария поняла, опасность была совсем рядом. Гертфорд, – ее учителя рассказывали о нем, – был регентом Англии, правившим за Эдуарда – юноши, который когда-нибудь мог стать ее мужем. Для Марии Гертфорд был теперь чудовищем, драконом, изрыгающим огонь, желающим достичь замка подобно всаднику, рвущемуся вперед на скачках, и увезти королеву Шотландии в Англию как награду.
Это был тяжелый день – казалось, все пространство замка заполнилось страхом. Все чего-то ждали. Мария так и не увидела этим вечером матери, и ее гувернантка не зашла к ней пожелать спокойной ночи.
Она легла спать, но ночью неожиданно проснулась. Она разглядела темные фигуры вокруг кровати. В голове пронеслась мысль: «Он здесь! Гертфорд здесь, чтобы забрать меня в Англию!»
Но это оказался не Гертфорд. Это были ее мать, граф Аран, лорд Эрскин и отец Ливи, лорд Ливингстон. Мария смекнула: что-то произошло.
– Мария, вставай, – произнесла королева-мать.
– Разве уже пора вставать?
– Сейчас час ночи, но ты должна встать: ты отправляешься в путешествие.
– Что, сейчас?! Ночью?
– Мария, говори тише. Делай, что тебе сказано.
Должно быть, стряслось что-то ужасное, если мать не хотела ничего говорить в присутствии этих знатных лордов. С этого момента она – маленькая девочка, которая слушается и не задает вопросов. Сейчас не время для церемоний.
Леди Флеминг, с заплаканными глазами, подошла к Марии с отороченной мехом накидкой.
– Нам надо торопиться, – сказала леди Флеминг. – Мы не должны терять время. Пусть лорды отвернутся, я одену тебя.
Пока Мария облачалась в одежды, она засыпала всех вопросами:
– Куда мы отправляемся? Почему мы едем сейчас, ночью?
– У нас нет времени для вопросов.
Это должно быть захватывающее путешествие, но она так устала от всяких неясностей. У нее слегка закружилась голова от ночных запахов влажной земли. Сквозь сонный туман она вслушивалась в перестук конских копыт. Голоса проникали в сны:
– Пинки… Пинки… Гертфорд неотступно следует за нами. Чернь у наших границ. Насилие… убийство… огонь… кровь…
Слова, от которых содрогнется и взрослый, были несколько больше, чем просто слова для пятилетнего ребенка.
Потом она почувствовала, что уже в шлюпке, и захлюпали весла. А потом вдруг стало тихо, как будто отчаянная необходимость торопиться пропала.
Толчок шлюпки, коснувшейся земли, разбудил Марию. Она закричала:
– Где мы?
– Тише… тише… – последовал ответ. – Мама с тобою рядом.
Это был голос матери, которая говорила с Марией, словно та была младенцем.
Кто-то в черном взял Марию на руки. Его голову укрывал капюшон. Человек в черном мог бы вполне испугать Марию, если бы не доброжелательность его взгляда и мягкость голоса.
– Спи, маленькая, – сказал он. – Спи, королева, ты под защитой Инчмахом.
Инчмахом! Музыка этого слова вновь напомнила ей о битве при Пинки… крови… убийстве… насилии. Инчмахом… и покой.
* * *
Марии казалось, она уже очень долго живет в этом монастыре на острове. Позднее прибыли ее четыре подруги. Леди Флеминг оставалась по-прежнему рядом. Лорд Флеминг погиб в страшном сражении при Пинки. Он был одним из четырнадцати тысяч шотландцев, павших в тот день.
Узнав, Мария горько расплакалась. Первым был дядя Мэри Битон, а теперь отец Флем. Оба были убиты. Не было никакого смысла в их смерти.
– Почему? – Мария сердито вопрошала леди Флеминг. – Неужели они не могли любить друг друга и быть друзьями?
– Это вина англичан! – кричала в ответ Джанет Флеминг. – Они хотят покорить Шотландию. Они убили моего Малкольма. Я ненавижу англичан!
– Но англичане не виноваты в убийстве кардинала Битона, – говорила Мария.
– Они тоже причастны к его смерти. Они – еретики!
Мария нежно обняла гувернантку и напомнила ей о пятерых сыновьях и о совсем взрослом Джеймсе, который будет теперь лордом.
Джанет Флеминг нежно взяла в ладони лицо своей маленькой подопечной и поцеловала.
– Когда ты вырастешь, – проговорила она, – многие будут любить тебя. В тебе есть что-то, притягивающее любовь.
Глаза Джанет засветились нежностью, и ее печаль немного отступила. Она сожалела, что не знает, будет ли еще сама любима. Правда, она была не молода, но обладала редким обаянием. Это качество было у Джанет врожденным, и с возрастом совершенно не утрачивалось. Здесь в монастыре она хотела бы забыть о своем горе, надеясь, что рана немного затянется. Когда она возвратится в свет, она снова станет той же Джанет со столь привлекавшей мужчин жизнерадостностью.
Так они поддерживали друг друга, и короткий отдых на спокойном острове вспомнится им через много лет, когда они вернутся сюда и обратят печальные мысли к прошлому.
Мария начала понемногу привыкать к жизни в монастыре. Вскоре она вместе с приятельницами придумала королевский Двор в миниатюре. В черном шелковом одеянии с ярким, прикрепленным золотой пряжкой с гербами Шотландии и Лотарингии шарфом из шотландки, с роскошными, распущенными по плечам волосами, она всюду встречала восхищенные взгляды. Даже монахи любовались ею. В своих отдающих плесенью балахонах они сначала никак не интересовали Марию. Она вздрагивала, встречая их, усмехающихся, в холодных монастырских комнатах. Когда она стала достаточно взрослой, чтобы понимать их, то обнаружила удивительную мягкость, с которой они обращались к ней. Они отвечали ей, только если она спрашивала их, но никогда не разговаривали между собой просто так, ни о чем.
Это было подобно тому, о чем она давно мечтала, – странный мирок, спрятанный в гранитных скалах. Временами звонили колокола, жизнь на острове отмерялась этими колоколами. Каждый день Мария и четыре ее подруги приходили в гигантскую комнату с окнами из разноцветного стекла, где обращались с молитвами к святым и исповедовались в грехах.
Ее любопытство не угасало. Она и ее приятельницы не могли успокоиться, пока не вытянули секрет из леди Флеминг.
– Почему мы здесь, тетя Джанет? – спросила Мария.
– Здесь отдых для меня… после всех моих страданий.
– И поэтому меня забрали в середине ночи из кровати? – насмешливо спросила маленькая Мария.
– Это было сделано из-за англичан, – проговорила Битон.
– Люди Гертфорда были совсем рядом с замком, – добавила Мария. – Мы слышали.
Несчастная Джанет! Она не умела быть сдержанной.
– Я действительно кое-что знаю, – согласилась она, – но ничего вам не скажу.
Однако пяти приятельницам удалось уговорить ее, и после небольшого колебания Джанет произнесла:
– Я расскажу вам что-то сейчас, но вы никогда не расскажете это кому-либо еще.
Она подтвердила, что их переправили в Инчмахом, дабы спасти от англичан.
– У твоей матери планы относительно тебя, – добавила Джанет.
– Что за планы? – требовательно спросила Мария.
– Говорят, планы связаны с французами.
– Мы говорим о моих дядях?
– Да, они постоянно шлют посыльных к ней. Кое-кто, моя маленькая королева, жаждет видеть тебя отправленной в Англию, но твоя мать хочет устроить все по-другому.
Они так и не уговорили леди Флеминг раскрыть эти планы, и пять маленьких девочек, хорошо знавших Джанет, решили, она попросту ничего не знает, и не стали докучать ей расспросами.
Вернувшись к себе в комнату, такую же непритязательную как монашеская келья, Мария опустилась на колени перед маленьким алтарем, но вместо молитвы задумалась о планах, связанных с французами.
Встав с колен, она принялась изучать украшение, подаренное ей матерью, которое она всегда носила с собой. Ее мать объяснила ей содержание изображенных эмблем. Серебряные орлы символизировали Лотарингию, двойной крест – Иерусалим, а лилии – Анжу и Сицилию. Это был герб рода де Гизов. Ее мать говорила:
– Помни всегда этот символ, будешь ли ты в страхе или в сомнениях. Это наш герб.
Говоря о де Гизах – говорили о Франции! Что же подразумевала леди Флеминг, говоря о планах, связанных с французами?
– Куда бы я ни отправилась, – сказала Мария себе, – я возьму моих подруг с собой. Я никогда, никогда не разлучусь с ними.
* * *
Через некоторое время она полюбила жизнь в монастыре. Вокруг было столько всего интересного, а эти люди в черных одеждах всегда были готовы учить. Здесь она обучилась говорить и читать по-французски, испански и итальянски так же хорошо, как по-латыни. Она могла играть, где только пожелает, на землях, прилегающих к монастырю, и не было никаких соглядатаев при ней или ее подругах. Они могли уходить куда угодно и так далеко, как позволял остров.
