Текст книги "Королевский путь"
Автор книги: Джин Плейди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
– Нич… ничего, мой господин.
– Что значит «ничего», если ты трясешься как осиновый лист? Вы, похоже, что-то задумали, ребята… Выкладывайте! В чем дело? Выкладывайте, я сказал!
– Ровным счетом ничего, хозяин… Вот, видите, вино пролил…
– Дай мне этот бокал.
Он взял его и сквозь стекло взглянул на лица слуг. Затем он медленно поднес бокал к губам, продолжая наблюдать за ними. Николя громко вздохнул.
Босуэл принюхался к вину.
– Странный запах, – сказал он. – Мне не нравится это. Да как ты посмел принести мне эту дрянь!
Он плеснул остатки вина в лицо Габриелю, а бокалом запустил Принглу в голову. Тот завопил от боли, а Босуэл расхохотался.
– А теперь, мошенники, – заорал он, – хорошей еды и хорошего питья. И не вздумайте принести мне это дерьмо еще раз. Если вы осмелитесь, то мне жаль, что вы родились на свет. Я увижу, как вы будете вариться в котле на медленном огне! Я на куски вас порежу! Я сделаю так, что вы сами пожалеете, что родились на свет божий. Запомните это! Эй, Семпл, ступай разбуди кухарку и вели ей принести еды. Ты ведь знаешь ее – пухленькую спеленькую Дженни, так ведь? Так вот: держи подальше от нее свои грязные руки. Ты понял?
Габриель был только рад исчезнуть, а, пока его не было, Босуэл продолжал изучать взглядом оставшихся, стоявших перед ним как заколдованные.
Они поняли: он не был обычным человеком. Он вскрыл их предательство, что само по себе уже достаточно плохо. Им было ясно, что они сами себя выдали. Так случилось не потому, что у них не хватило мужества осуществить убийственный план. Не было тому причиной и то, что он раскрыл их заговор. Все дело в том, что ему не было ровным счетом никакого дела до того, что они хотели причинить ему вред. Они не сомневались, что тут не обошлось без колдовства, и теперь четко знали, что они более никогда не осмелятся покуситься на его жизнь.
Габриель вернулся с кухаркой. Она была молоденькая и миловидная, и у Босуэла даже загорелись глаза, когда он увидел ее.
– Я вернулся голодным, детка, – сказал он. – Принеси-ка мне выпить и поесть… и немедленно! Никому не позволяй прикасаться к еде. Тебе ясно, моя девочка?
– Да, мой господин.
– Ну и отлично. Принеси всего побольше… Я страшно голоден… И поторопись… Я жду тебя…
А затем он развернулся и вышел из комнаты.
* * *
Эта зима была суровой, и холодно было даже на юге, где Темза замерзла так крепко, что люди могли без опаски переходить реку. Сильный ветер бился в стены Уэмсского замка, куда последние две зимы вместе с братом, графом Меррейским, приезжала королева.
Марии было все труднее находится в обществе Джеймса. Она знала, что он против ее брака и с дон Карлосом, и с любым из французских принцев. Ведь тогда он не устроит свои собственные планы. Он радел за союз с англичанином, стараясь для Елизаветы и протестантской веры.
Он уже говорил ей, что очень желателен ее брак с Робертом Дадлеем, графом Лестером. Он подчеркивал, что, если Мария выйдет замуж за Лестера, королева Англии объявит Марию и ее детей наследниками английской короны.
Да неужели ему не видно, как нелепа эта идея?
Потасканный любовник английской королевы! Это же оскорбительно! Кто еще был любимцем Елизаветы? Сумасшедший Аран? Брат Роберта Дадлея, граф Варвик? Мария улыбнулась, вспомнив, что говорила английская королева о Варвике… Конечно, он не был так красив, как его несравненный брат. Да он был просто ужасен. Если его не ставить бок о бок с Робертом, то, может, кто-то и найдет его самым достойным великих принцев…
Был еще один возможный кандидат в мужья – Генрих Стюарт, лорд Дарнлей[40]. Но Елизавета, будучи против этого брака, не хотела отпускать его в Шотландию. Однако лорд Ленокс, отец Дарнлея, живший в Шотландии, продолжал лелеять надежды на встречу между красавцем сыном и королевой. Мечтала об этом и мать Дарнлея, леди Ленокс, которая жила в Англии.
Мария тоже начала подумывать о встрече и пришла в необычайное волнение, получив послание от лорда Ленокса.
– Мой сын, – говорилось в послании, – в Шотландии. У него были большие трудности с тем, чтобы покинуть Англию. Королева в конце концов дала разрешение, хотя и неохотно. Он уехал из страны немедленно, опасаясь повторного отказа. Мой сын, страстно желая увидеть Ваше Величество, торопился через границу. Он очень хочет воздать почести своей королеве, и мы во весь опор последуем за этим посыльным, что доставил вам письмо, которое вы сейчас читаете, чтобы предстать перед Вашим Величеством.
Мария улыбнулась. Ну наконец-то она увидит этого молодого человека, о котором так много говорят. Она смутно помнила, что видела его при французском Дворе еще пятнадцатилетним мальчиком. А сейчас-то ему девятнадцать – уже мужчина.
Она позвала прислугу.
– Что бы мне надеть? Что мне идет больше всего? Мы встречались с лордом Дарнлеем очень давно. Мне не хочется, чтобы он подумал, что время отняло у меня красоту.
– Мадам, – все четыре подруги заверили ее, – со временем вы становитесь лишь прекраснее…
* * *
А тем временем по дороге в Уэмсский замок неслась кавалькада, возглавляли которую Генрих Стюарт и его отец.
Лорд Дарнлей был очень высок и строен, с нежным безбородым лицом. Он выглядел моложе своих лет. У него были темно-синие глаза, золотые кудри, но совершенно не волевой подбородок и какой-то немужественный рот. Он был так молод, что все те излишества, которым он с восторгом предавался, оставили лишь легкую тень на его лице.
Пока они ехали, отец вел с ним серьезный разговор.
– Сын мой, ты должен действовать с осторожностью. Это самый важный момент в твоей жизни. Необходимо, чтобы ты очаровал королеву. Оставь свои питейные привычки и, пока ты при Дворе, уж слишком не распускай себя. Ты должен подружиться с Давидом Риччо.
– С этим писарем низкого происхождения?! – с отвращением произнес Дарнлей.
– Возможно, но королева делает то, что желает он.
– Так он ее любовник, что ли? – бесцеремонно предположил молодой человек.
– Я этого не говорил. Он – ее советник, и она прислушивается к его советам. Он – высокомерный выскочка и требует осторожного обращения.
– Папа, – спросил Дарнлей, – а ты что, действительно думаешь, что королева возьмет меня в мужья?
– Отчего бы и нет, сын мой? Ты выглядишь очень даже ничего.
Дарнлей ухмыльнулся. Он был очень высокого мнения о своей внешности.
– Но, – продолжал отец, – если она узнает про твою любовь к выпивке… про то, что ты себе позволяешь… если она узнает про твои романы с деревенскими девчонками и подавальщицами из таверны…
– Она не узнает, папа. Я буду хорошо себя вести. Я буду ангелом. А потом королева даст мне корону – подарок хорошему мальчику.
* * *
Она встретила его в зале приемов. Он опустился перед ней на колени, высокий стройный юноша, и она подумала: какой же он очаровательный! Да как молод!
– Мадам, – сказал он, – наконец-то я перед вами. Это было моим самым сокровенным желанием с тех пор, как мы расстались во Франции.
– Мой милый лорд Дарнлей, – произнесла она в ответ, – вы вряд ли счастливее меня, ведь я наконец-то вижу вас.
– Мадам, Ваша красота ослепляет меня. Я боюсь, что начну заикаться или вовсе потеряю дар речи.
– Ну что вы! Вы прекрасно начали. Подойдите сюда и сядьте со мной рядом. Я хочу послушать новости об английском Дворе.
Он сел рядом с нею, и многие оглядели их: граф Ленокс – с большими надеждами; граф Меррейский – с неприязнью… Брак Марии с Дарнлеем – это было самое последнее, что бы ему хотелось. Этот парень заносчив, да еще и католик. Если эта свадьба состоится, то католики прогонят протестантов, а значит и Джона Нокса, и его самого, графа Меррейского.
А тем временем Мария вспоминала их встречу при французском Дворе.
– Вы тогда играли для меня на лютне…
– Я смущен… Я надеюсь, Ваше Величество позволит мне показать, чего я достиг с тех пор.
– Ну конечно, вы сыграете для меня. Я вспоминаю, что вы ведь еще неплохо танцевали. Мы обязательно потанцуем с вами.
– Мадам, нет ничего, что доставило бы мне большее удовольствие.
Он выразительно посмотрел на нее.
– Мадам, простите меня, – пробормотал он, – но я не знаю никого, кто бы был столь же красив…
– Мы попросим музыкантов поиграть для нас, и мы потанцуем, но сначала – банкет.
Как почетному гостю она позволила ему проводить себя в банкетный зал. Они сидели рядом, и она пила из его же бокала, как бы подчеркивая, что они одной крови и что она очень рада видеть его за своим столом.
Она заметила, как загорелись от выпитого его глаза.
– Мадам, – сказал он, – я боюсь, что навлеку на себя позор, но мне нехорошо.
– Но ведь вы выпили совсем чуть-чуть.
– Нет, я отравлен Вашей красотой.
– Да вы же недавно от английского Двора! Говорят, красота Елизаветы подобна солнцу!
– Мадам, королева Англии некрасива. Эта старая женщина – фурия.
– Вы так молоды… Возможно, я в свои двадцать два выгляжу немолодо рядом с вами.
– Я ничего не знаю о Вашем возрасте, но вы – самое прекрасное, что существует в этом мире.
Она и раньше слышала лесть в свой адрес, но эти слова были совсем непохожи на лесть. Возможно, все дело в его молодости…
Среди присутствующих был кардинал Лотарингский. Он понял, что чувственная половина Марии устала от томительного ожидания. Она так долго отказывала себе в удовольствии. Мария жаждала любви. Ее идеальный любовник не пришел к ней, и она была готова искать сама. В ней кричала чувственность, а здесь, рядом, был красивый юноша, говорящий необычные комплименты, юноша королевских кровей, католик, как и она… Он вполне может стать ей мужем.
Она не стала разбираться, кто он на самом деле. Он подходил к ее идеалу, и она затрепетала от страсти, которая начала охватывать ее…
Они танцевали… Дарнлей, вне сомнения опытный в таких делах, понял, что произвел на королеву хорошее впечатление. Он поверил, что может стать королем Шотландии. Его тщеславие еще более возросло, когда он представил себе свое будущее… Отец был прав. Он все должен делать с большой осторожностью. Ему лучше вести себя скромно, нежели дерзко. Нельзя забывать, что она – королева. Если он продолжит вести себя так же, как и этим вечером, через несколько недель она влюбится в него до беспамятства. А потом…
В сознании возникли восхитительные картины: Дарнлей, король Шотландии, в блистающей короне… и страстная женщина, очень красивая женщина, безумно влюбленная в него…
Он был грациозным танцором, и королева снова и снова выбирала его для танца… Потом принесли факелы… Они танцевали танец с факелами, в котором танцующие передают факелы друг другу. Они станцевали и французский танец, где партнеры целуют друг друга. Мария опять была в паре с Дарнлеем, и тот поцелуй, которым они обменялись, был полон смысла, ясного им обоим.
И с этого момента королева полюбила Дарнлея. Ей уже было ясно, кто станет ее мужем. Ей подумалось, что все дело в том, что он самый красивый и очаровательный молодой человек из всех, кого она когда-либо встречала. Вспомнила ли она о том, что она обязана выйти замуж, что она устала ждать и что много людей и сил вокруг нее стараются расстроить союз с королевскими домами Франции или Испании? Вспомнила ли о Елизавете, которая была против брака с Дарнлеем, и что выйти замуж за него означало рассердить английскую королеву.
Она не думала обо всем этом, она уже ни о чем не думала…
* * *
Пока служанки помогали Марии раздеться, все вместе обсуждали Дарнлея.
– Очень красив! – единодушно признали все.
– Он так изящен в танце! – сказала Мария.
– А я обратила внимание на то, как он поцеловал вас во время танца, – собравшись с духом, выпалила Битон.
– Ну и что из этого? Поцелуй в этом танце так же нужен, как хлопки в ладоши в танце прачек.
– Да, да, Мадам, все так, – согласилась Битон, – но не всегда это делается с таким удовольствием.
Мария в притворном смущении прикрыла ладошками щеки.
– Ливи, дорогая, – обратилась она к Мэри Ливингстон, чтобы сменить тему, – ты что-то очень тихая сегодня.
Ливи подошла к королеве и, опустившись, положила ей на колени голову.
– Мадам, – сказала она, – помните, в детстве мы поклялись, что никто из нас не выйдет замуж раньше чем вы?
– Да…
– Вы были в замужестве… потом стали вдовой, а из нас никто так замуж и не вышел. Кто же теперь? И вот появляется этот красавец лорд Дарнлей…
– Ливи, да что ты там бормочешь, уткнувшись мне в юбку? Ну-ка, сейчас же встань, чтобы мы могли видеть тебя!
Но Ливи осталась стоять на коленях.
– Все понятно, – сказала Флем. – Лорд Семпил долго упрашивал ее выйти замуж за него, а она все отказывалась, говоря, что поклялась в верности королеве.
– Ливи, этого быть не может! – воскликнула Мария. – Да это же просто смешно! Ты любишь его?
– Да… но…
– Ливи, решено: ты выходишь замуж за лорда Семпила… и немедленно! Я просто настаиваю!
– Ах, Мадам, – сказала Флем, – может, не надо так быстро? Иначе, господин Нокс весь изойдет злостью по поводу бедной Ливи и Семпила…
– Да какое нам дело до Нокса?! Ну и пусть злится! Ливи, милая моя, у тебя скоро будет такая восхитительная свадьба! Мы устроим маски… пир горой… танцы…
– И ты, дорогая, – подытожила Флем, – опять будешь танцевать с лордом Дарнлеем!
– Флеминг, да ты просто несносна! – воскликнула Мария. – Я танцую с Дарнлеем… ты – с Мэйтлендом… Давайте же радоваться! Вы же знаете, до чего я люблю устраивать свадьбы! Разве может быть что-то радостней, чем сыграть свадьбу милой Ливи?
– А как насчет своей собственной? – полюбопытствовала Битон.
* * *
Настали восхитительные дни. С каждым днем она все больше влюблялась в Дарнлея.
Он был удивительно приятным молодым человеком. Он старался понравиться всем. Граф Меррейский поглядывал на него с подозрительностью, но юный лорд Дарнлей, казалось, и не замечал этого. Он держался с Джеймсом откровенно; сходил с ним послушать Джона Нокса, причем слушал так внимательно, что даже Нокс, зная, что Дарнлей – католик, был польщен. Он почтительно относился к Мэйтленду и прочей придворной знати, как бы желая сказать:
– Мне не достает вашей мудрости, но, прошу, вспомните, я еще так молод…
Мария радовалась, что он и Давид Риччо быстро поладили друг с другом. Дарнлей ничем не показывал, что Риччо в чем-то ниже его. Бывало, его видели прогуливающимся рука об руку с пьемонтцем или упрашивающим Риччо спеть или поиграть на лютне.
– Я хочу быть как можно ближе к Вашему Величеству, – сказал он Марии. – Когда я сплю, при мне моя шпага. Я готов защитить вас в любую минуту…
Мария в ответ улыбнулась:
– Но никто не причинит никакого вреда мне.
– А вдруг они рискнут? Я хочу быть первым, кто защитит вас.
Каким же очаровательным, простым и невинным он казался!
…Мария, Дарнлей, Томас Рэндолф и Мэри Битон играли в карты. Рэндолф был весь в расстроенных чувствах из-за симпатий Марии к Дарнлею, а ведь он так старался устроить брак Марии и Лестера. А Марии было страшно любопытно, что он обо всем этом думает. Елизавета, должно быть, уже жалеет, что вообще позволила Дарнлею уехать из Англии…
Рэндолф и Мэри Битон выиграли у королевы и Дарнлея, и по уговору Дарнлей должен был вручить Мэри выигрыш – брошь, кольцо и наручные часики.
– Мадам, – обратился Дарнлей к Марии, когда игра закончилась, – я смиренно прошу вашего прощения за такую ужасную игру.
– Да, неважно вы сегодня играли, – согласилась она. – Знаете, казалось, вы вовсе об игре и не думали…
Он поднял на нее голубые глаза и сказал:
– Мадам, потому что рядом были вы…
Она положила ему на плечо руку и чуть приблизилась к нему… Ее тело кричало желанием… Марии так захотелось оказаться сейчас с ним наедине и сказать:
«Я люблю тебя… Мы обвенчаемся вскоре, но ведь мы можем стать любовниками уже сейчас».
Она развернулась и пошла прочь, дрожь страсти сотрясала ее. Она слышала его тихий и нежный голос:
– Мадам… Мадам… если бы я только осмелился…
* * *
Вот и справили шумную свадьбу Ливи и лорда Семпила…
– Теперь все будет не так, как прежде, – с грустью сказала Мария. – Милая Ливи, конечно, частенько будет бывать у нас… Нельзя быть такими эгоистами… Ведь ей же иногда захочется быть и вместе с лордом Семпилом… Как жы мы будем скучать по ней!
Вот Ливи и вышла замуж! – задумалась Мария. – Мне тоже пора… Настало и мое время… и здесь, рядом со мной, тот, кого я люблю…
Она могла говорить о Дарнлее до бесконечности.
– Что вы думаете о нем, Давид? – спросила она как-то Риччо.
– Лорд Дарнлей достоин вашего внимания…
– Давид, я так рада, что вы с ним друзья. Я бы не перенесла, если бы оказалось наоборот…
Давид прекрасно понимал, что творится в ее душе. Мария была в ознобе страсти, той страсти, которую всегда подспудно чувствовал Давид. Давид сам грезил о том, чтобы разбудить в Марии желание, но очень хорошо понимал, как опасна роль любовника королевы для простого придворного музыканта. Уж лучше быть просто секретарем и советником…
Все, о чем мечтал Давид, само шло ему в руки. Сам Папа Римский отметил его хороший труд при Дворе Шотландии. Сам Папа отправил ему послание. Казалось невероятным, что могущественный Папа шлет ему доброжелательные письма! Ему, Давиду Риччо, который, когда только прибыл в Шотландию, спал в домике привратника, не имея собственного угла! И Давид, и Папа хотели вновь обратить Шотландию в католическую веру. Папе совершенно не хотелось видеть Шотландию под влиянием Испании или Франции. Мечтой Папы была католическая Шотландия, стоящая против протестантской Англии. Дарнлей был любимцем Папы, а по этой причине и Давида Риччо. Давид понимал, что, когда королева и Дарнлей поженятся, Папа будет слать ему еще более дружеские послания, и потому Давиду будет еще больше почета и уважения.
Давид произнес:
– Мадам, некоторые в королевстве совсем не в восторге от Вашего интереса к этому молодому человеку.
– Я надеюсь, вы – не среди них?
– Мадам, я рад видеть вас счастливой, и мне ничего не остается, кроме как порадоваться за вас.
– А если бы я вышла замуж за лорда Дарнлея, Дэви? Что бы вы тогда сказали, мой преданный секретарь?
– Я бы сказал, что вы и Дарнлей будете счастливой парой. Я бы должен сказать: «Да хранят вас святые! Пусть все счастье и все богатства мира станут вашими!»
– Дэви! – воскликнула она. – Мне всегда так хорошо и легко с вами!
– Я прошу вас по возможности держать в секрете ваши чувства. Кое-кто постарается сделать все, что угодно, чтобы расстроить этот брак.
– Я запомню это, Дэви.
Она вспомнила слова Давида на свадьбе Ливи, когда сидела рядом с Рэндолфом, наблюдая за танцующими.
– Моя королева печется о вашем благополучии, мадам, – сказал Рэндолф. – Она надеется увидеть и вашу свадьбу…
– Я постараюсь как можно быстрее обрадовать вашу королеву, – сказала Мария.
– Я молю Господа, чтобы вы сделали удачный выбор.
– Все в руках Всевышнего.
– Господь уже предлагал вам человека, Мадам.
– Вы о ком?
– Лорд Лестер – изумительный человек, по словам моей королевы.
Мария прервала его, шутливо сказав:
– Как раз тот, кого она взяла бы в мужья, решись она выйти замуж?
– Вы абсолютно правы, Мадам.
– Ах, господин Рэндолф, ваша госпожа будет мне замечательной сестрой, и я отплачу ей тем же.
Тут подошел Дарнлей и пригласил ее на танец. Она встала, грациозно протянув ему руку. Рэндолф мрачно посмотрел на них.
Танцуя с королевой, Дарнлей сказал:
– Как же счастливы эти двое: Семпил и Мэри Ливингстон…
– Они любят друг друга, и разве это не прекрасно? – Это самое прекрасное, что только может быть на свете. Мадам… но я не могу решиться сказать…
– Вы должны сказать! Ну, говорите же! Что такое? Я настаиваю…
– Если бы я хоть на чуть-чуть мог забыть, что вы – королева… Если бы я мог увидеть вас наедине…
– Это очень сложно для королевы принимать наедине молодого человека, – игриво произнесла она.
– Если б вы не были королевой, мы сбежали бы с этого бала…
– И что потом?
– Ну… потом… я бы попробовал объяснить…
Глаза Марии загорелись огнем, когда она произнесла:
– Я хочу услышать ваши объяснения.
– Но, Мадам, пожалуйста, наедине! Если бы такое только было возможно… Правда, я не ручаюсь за себя…
– А почему вы должны за себя ручаться? Мы будем абсолютно свободны…
– Свободны, Мадам?!
– Свободны говорить то, что хочется.
– Мадам, так вы имеете в виду… Простите меня… но я не могу поверить тому, что сейчас услышал.
Он знал, что королева безумно любит его. Он был уверен, что, окажись она с ним наедине, она не сможет устоять перед ним. Путь перед ним будет чист: однажды сдавшись, она не будет более противостоять ему. Он станет любовником королевы, и корона Шотландии у него в руках!
Какой же восхитительный прожект! Она молода и красива, она страстна и будет вести главную игру в их любовном романе. Пусть все будет так, как она хочет. Она по уши влюблена в молоденького и, как ей кажется, неопытного мальчика. Он должен сыграть роль зеленого, больного любовью юнца, мальчика, неопытного и мечтающего, чтобы его вели за руку.
Она прошептала:
– Хотите увидеть меня наедине, приходите вечером в мою комнату. Битон впустит вас. Когда в замке станет тихо… и все лягут спать…
Она сжала его руку, но более уже не танцевала с ним, испугавшись, что выдала страсть, охватившую ее.
Ей не нужен был никакой брак с Испанией, ее не волновали ни чувство собственного достоинства, ни гордость, ни даже мысль о том, что она – королева. Ее не беспокоило ничто, кроме любви к Генриху Дарнлею.
* * *
– Мадам, ну разве это разумно? – спросила Битон.
Мария в гневе повернулась к ней:
– Разумно?! Что ты имеешь в виду? Ему нужно поговорить со мной. Почему же я не могу его выслушать?
– Но, Мадам, в одиночестве, в своей спальне?
– Какая же ты нахалка, Битон!
Сетон не сказала ничего, а лишь посмотрела с тревогой на королеву. Марии не хотелось встречаться с ней взглядом.
Флем подумалось, что брак Ливи не дает покоя королеве. Именно из-за этого брака королева теперь думает, что она тоже влюблена и у нее тоже должен быть любовник.
– Ваше Величество обвенчается с ним, – мягко сказала Флем, – и потом все будет хорошо…
– Ты слишком много болтаешь, – сказала Мария. – Принеси-ка лучше мою мантию из белого бархата.
– Белый бархат становится для Вашего Величества более важным, чем что-нибудь еще, – проговорила Флем.
Мария с трудом прислушивалась к тому, что говорят. Ее вдруг охватила дрожь. А вдруг он не придет… Нет, нет, он, конечно, придет…
Раздался стук в дверь.
– Битон, скорее!
Битон была уже у двери.
– Входите быстрее, лорд Дарнлей. Никто не должен вас видеть.
Мария поднялась… Белоснежный бархат мантии облегал ее тело, длинные каштановые волосы рассыпались по плечам…
– Оставьте нас, – прошептала она, и три подруги молча быстро покинули комнату.
– Мадам… – начал Дарнлей.
Он хотел, было, опуститься на колени и взять ее за руки, но она бросилась к нему в объятия, и ее пальцы заскользили в безудержной ласке по лицу и шее Дарнлея…
Он робко обнял ее…
Это было пределом его мечтаний. Ему не нужно было уговаривать ее, ему не нужно было делать ничего, кроме как слушаться ее, потому что страстная королева приказывала ему стать ее любовником…
* * *
Мария действительно решила выйти замуж за Дарнлея. Однако Давид предостерег ее. Протестантская знать во главе с графом Меррейским была против этого брака. А Мария не могла дождаться свадьбы, хотя теперь у нее и была возможность видеться с Генрихом наедине.
Она не переставала придумывать все новые и новые подарки для него. Она заказала своему портному Уильяму Хоппрингелу красивый камзол для Дарнлея. Камзол сшили из черного бархата и украсили серебряными кружевами. Затем портной должен был сделать еще кое-какую одежду из тафты и шелка, и все это для лорда Дарнлея. У Джонни Деброу, лучшего шляпных дел мастера в Эдинбурге, заказали для Генриха несколько шляп. Флеминг Алльярд должен был изготовить несколько пар обуви. Были также заказаны сорочки и брыжи, и все делалось из самых лучших тканей.
На заказ были сделаны и драгоценности.
Она все еще пребывала в уверенности, что ее намерение о замужестве – секрет для остальных.
Нетерпение Дарнлея возрастало. Он уверял ее, что корона Шотландии вовсе не интересует его, но ему ужасно хотелось оповестить весь мир, что он – любовник королевы.
Она верила ему. Он ведь так молод и держался так непосредственно и, как и она, не ведал доселе страсти.
Произошла лишь единственная грустная история, которая подпортила радость этих дней.
Все стряслось по вине графа Босуэла. Он оставил свой пост капитана шотландских гвардейцев во Франции и прибыл в Шотландию. И теперь он отправил посыльного к королеве, умоляя разрешить ему вернуться ко Двору.
– А почему бы и нет? – спрашивала себя Мария. – По обвинению Арана он оказался в тюрьме, но теперь-то известно, что Аран сумасшедший. Мы были несправедливы к Босуэлу.
Ее брат граф Меррейский, который все более и более мрачнел, наблюдая за ней и Дарнлеем, заверял ее, что это почти что глупость – вернуть Босуэла.
– Этот человек рожден, чтобы создавать проблемы, – говорил он. – Он сеет раздор. Без него в Шотландии было спокойнее.
Но королева не желала его больше слушать. Теперь она сама, с помощью Риччо, принимала решения. Она сожалела о поведении южанина, но что-то было в его характере, что привлекало ее.
– Я думаю, что разрешу ему вернуться, – сказала она.
Граф Меррейский пришел в ярость. Он любил сестру, но только когда она следовала его советам и не мешала править страной. А сейчас он почти ненавидел ее… Казалось, она становится ему врагом. Ну почему она – глупая девица – носит корону?! Ведь он больше годится для этого. Ему жутко не повезло, он родился бастардом. Мысль об этом была в нем как жгучая язва, корежившая его, разрушающая то неплохое, что было в его характере… Он почти был готов вырвать власть из рук сестры.
Ему совсем не хотелось видеть здесь Босуэла. Босуэл был его врагом. Он ведь может прознать, что Джеймс Стюарт пытался отравить его… Было совершенно ясно, что Шотландия тесна для них двоих.
Удержать Босуэла на стороне было не так уж и сложно, и его бывший слуга, вернувшийся в Шотландию Дэнди Прингл, мог очень даже неплохо помочь в этом деле.
Граф Меррейский приказал ему приехать в Эдинбург и явиться к королеве.
– Прежде чем Ваше Величество вновь позовет Босуэла, – сказал граф Меррейский, – я думаю, вам будет интересно послушать этого человека.
– Кто он? – спросила Мария.
– Один из тех, кто был на службе у Босуэла во Франции и кому кое-что известно о его личной жизни. Он скажет вам, что Хепберн один из самых страшных развратников в Шотландии.
– В Шотландии много развратников, больших и маленьких. Неужто он так сильно отличается от остальных?
– Нет, Мадам, – сказал Джеймс, – не сильно. Но этот человек больше, чем развратник. Он рассказывал грязные сплетни о некоторых именитых людях.
– Это о вас, что ли, брат мой?
– Возможно, дорогая сестра, но мне не довелось услышать. Я имел в виду вас…
– Что он говорил?
– Вот я и позвал Прингла, чтобы он рассказал, что его господин говаривал про вас при своих слугах.
– И что же, я должна выслушивать пересуды слуг?
– Если это касается вас, то, несомненно, должны.
– Позовите его.
Прингл опустился на колени перед королевой.
– Так вы были на службе у графа Босуэла во Франции?
– Да, Ваше Величество.
– И он часто говорил обо мне в вашем присутствии?
– Не часто, Ваше Величество, но бывало.
– Он плохо отзывался обо мне?
– Да, Ваше Величество.
– Что он говорил?
– Среди всякого прочего, он говорил, что сложи вместе вас и королеву Англии, все равно не получится даже одной настоящей женщины. Он сказал, что у королевы Англии был любовник граф Роберт Дадлей, но вот если бы у вас был кто-нибудь другой вместо вашего дяди, кардинала, то может и можно было бы сделать из вас двоих одну нормальную женщину…
Мария вспыхнула от гнева.
– Уберите отсюда этого человека! – закричала она. – Да как он смеет произносить такие грязные сплетни? Да как он посмел даже подумать такое?
Граф Меррейский сделал знак Принглу, чтобы тот поскорее убирался прочь.
– Прингл лишь повторил слова этого плута, – сказал он, как только они остались одни.
– Господи, как же это отвратительно!
Мария, страшно стыдясь, что про нее говорят такие вещи, бросилась в объятия к брату и горько расплакалась.
Граф Меррейский успокоил ее. Он выиграл этот поединок: Босуэлу не позволят вернуться к шотландскому Двору.
* * *
Холирудский дворец кипел весельем. Никогда еще Мария не чувствовала себя такой счастливой. Ей постоянно было нужно, чтобы любовник находился рядом; не видеть его было просто невыносимо. Болезнь не беспокоила ее; на бледных обычно щеках играл нежнейший румянец, а смех ее частенько разносился по замку.
Вокруг нее сгущались тучи, но она и думать об этом не хотела. Она отпустила на волю всю свою страсть.
Она совершенно не понимала, что выдает себя. Не прислушивалась она и к предостережениям Давида о том, что графу Меррейскому все известно о ней и Дарнлее и он сделает все возможное, чтобы помешать этому браку. Из Англии возвратился Мэйтленд, но голова его была занята делом, для него более важным, чем королевская свадьба. У Мэйтленда умерла жена, и он положил глаз на Флем.
Флем и королева очень сблизились друг с другом в последнее время. Обе женщины были во власти любви; они часто шутили вместе, и их заливистый смех заполнял комнаты замка.
Давид упрашивал королеву прислушаться к тому, что он говорит. Граф Меррейский собирал армию, чтобы выдворить из страны Босуэла. Неужели нужна целая армия, чтобы выставить из Шотландии единственного человека, который тем более уже вернулся во Францию? Почему бы Джеймсу Стюарту просто не распустить тех, кого он собрал? Давиду все было ясно, и он очень хотел, чтобы Мария тоже поняла, что же происходит вокруг.
Но Мария вела себя безрассудно. Казалось, она купается в любви. В любовной истории с Дарнлеем все исходило от нее. Она – королева и защитит Дарнлея от Джеймса Стюарта, собиравшегося уничтожить его. Давид прекрасно понимал, что Мария полна решимости показать Шотландии всю свою власть.
А в это время Дарнлей лежал в постели с корью. Королева совершенно потеряла голову, и, хотя болезнь была не так уж и серьезна, Мария настояла, чтобы он остался в замке Стирлинг и она могла бы ухаживать за ним. Она не покидала его комнату, и уже ни у кого не оставалось сомнений в ее намерениях.
Джон Нокс призывал теперь паству обратить внимание, что королева обхаживает своего любовничка в самой неприличной форме.
– Господь, – заявлял он, – видит все грехи Марии Стюарт. Она расплатится за каждый из них!
Королева Англии, прослышав о речах Джона Нокса, всенародно объявила, что потрясена до глубины души. Королева… ухаживает за больным молодым мужчиной… Это – разврат!
– Королева Англии, – сказала Мария, – отстаивает свое достоинство, но она защищает то, что для нее потеряно навсегда…
