Текст книги "Королевский путь"
Автор книги: Джин Плейди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
– Ваше Величество думает, это возможно?
– Все зависит от его господина… Я думаю, Моррета не откажет.
– Мадам, – произнесла Сетон, – я слушала этого юношу вчера… Я никогда не слышала чего-либо подобного.
– Так мы можем его позвать прямо сейчас! Как его зовут?
– Я не знаю, – ответила Флем.
Мария вопросительно посмотрела на подруг, но никто из них его имени не знал.
И вдруг Сетон вспомнила:
– Вроде я слышала вчера, как приятели звали его синьором Давидом.
– Тогда мы пошлем за синьором Давидом. Флем, дорогая, отправь пажа.
Королеве принесли лютню, и, когда вошел синьор Давид, они обсуждали, что будут играть.
Давид был невысоким, очень красивым пьемонтцем. Он поклонился учтиво, но без смущения.
– Синьор Давид, – сказала королева, – мы прослышали, что у вас хороший голос, не так ли?
– Если Ваше Величество хочет оценить его, то Ваш скромный слуга будет глубоко польщен.
– Я хочу послушать, но сначала скажите мне, что вы делаете в свите господина де Морреты?
– Ваше Величество, я секретарь у господина де Морреты.
– Ну что ж, Давид, спойте для нас.
Мария заиграла на лютне… Как только Давид запел, его чудесный голос заполнил комнату, и у слушавших навернулись на глазах слезы. Его голос властвовал над ними…
Когда песня закончилась, Мария с жаром произнесла:
– Синьор Давид, это совершенство!
– Я рад, что мой жалкий голос доставил удовольствие Вашему Величеству.
– Мне бы хотелось, чтобы вы спели с моим хором.
– Я… я безмерно рад!
– Но, – усомнилась королева, – когда вы уедете вместе с вашим господином, это будет такая потеря для хора, что, может, лучше вам вовсе и не петь, как вы думаете?
Давид погрустнел.
– Однако, – в порыве произнесла Мария, – не хотите ли остаться при мне, когда ваш господин уедет?
Он рухнул перед ней на колени, что и стало его ответом. Он взял ее руку и преподнес к губам.
– Служить вам?! – пробормотал он. – Самой красивой женщине в мире?!
Она рассмеялась и сказала:
– Не забывайте, вы меняете солнечную Италию на край с суровыми зимами!
– Мадам, – ответил он, – моя служба вам будет мне солнцем.
Как все-таки отличаются эти иностранцы от грубых шотландцев, подумала она. Ей нравился этот невысокий человек с большими и лучистыми глазами.
– Когда ваш господин покинет Шотландию, вы можете перейти ко мне на службу. Как ваше имя, полное имя? Мы знаем вас только как синьора Давида.
– Давид Риччо, мадам, отныне самый смиренный и преданный слуга Вашего Величества.
* * *
Настало Рождество. Ветер завывал над Канонгейтом и бился в стены Холируда. Во всем дворце топили камины. К превеликому сожалению Марии, почти вся французская свита, что сопровождала ее в Шотландию, возвратилась во Францию, и при Марии остался лишь Элбоф.
На улицах города творились беспорядки, и зачинщиками там были крепыш Босуэл да сумасшедший Аран.
Босуэл не забыл, что его отправили со Двора благодаря Арану.
Босуэл и думать не хотел, чтобы Арану такое сошло с рук. А Аран, как и весь клан Гамильтонов, никогда не упускал случая позлить Босуэла и болтал налево и направо о скандале между Босуэлом и Анной Тродзен, несчастной датской девочкой, как ее называли, которую Босуэл совратил, сделал матерью, выманил из отчего дома, а потом бросил.
Как прознал Босуэл, Аран, ревностный пуританин и ярый сторонник Нокса, поддержал «охоту за священником». И теперь Босуэл задумал втянуть наследника рода Гамильтонов в такой же скандал, в который оказался втянутым сам.
У Босуэла было два приятеля. Один из них – всегда готовый покуражиться Элбоф, а второй – Джон Стюарт, единокровный брат Марии, обожавший Босуэла больше, чем кто-либо еще, и готовый идти за ним куда угодно. Босуэл держал при себе брата Марии по двум причинам: во-первых, этот молодой человек мог сделать много чего хорошего при Дворе для Босуэла, а во-вторых, он хотел выдать замуж за него свою сестрицу, рыжеволосую Жанет Хепберн.
Дружки Босуэла слонялись по улицам Эдинбурга, затевая склоки с сочувствующими Гамильтонам, но Босуэлу этого показалось мало.
– Эх, весело же будет, – вопил он, – если мы отловим Арана с кем-нибудь… А потом послушаем, что скажет его дружок Джон Нокс!
Его приятели загорелись этой идеей, но как все сделать так, чтобы прошло гладко?
– Так это просто, – объяснил Босуэл. – Частенько вечерами он ходит к одной известной даме. А что, если мы взломаем дверь в этот дом, поймаем его там и прогоним ночью нагишом по городу? Вы себе представьте: наследник Гамильтонов, пуританин, бегающий холодной ночью голышом по улицам, и все потому, что забыл одежду в спальне любовницы!
– А кто его любовница? – спросил Джон.
– Нам крупно повезло, – ответил Босуэл. – Она – невестка Кутберта Ремсея, четвертого мужа моей бабки, и живет в его доме.
– Старина Кутберт не в друзьях с тобой…
– Верно, но переодевшись в уличных актеров, мы легко проникнем в дом.
– Это грандиозный план! – завопил Элбоф. – А как же насчет несчастной покинутой дамы? Я готов расплакаться от сочувствия к ней, ее любовничек удрал! Не почувствует ли она себя брошенной?
– Мы ей этого не позволим! – расхохотался Босуэл. – В нашем лице она найдет достойную замену своей утрате. А так, если мы не утешим даму, оставленную возлюбленным, мы сделаем только полдела для Арана.
Так они и порешили.
Ночью было страшно холодно. Троица добралась до площади Святой Марии и вскоре стояла у дома Кутберта. Они переоделись в рождественских гуляк, а лица скрыли под масками.
Они обнаружили, что дверь заперта, и Босуэл пришел в ярость. Он был знаком с обычаями этого дома и понял, что, видимо, их прихода ждали.
– Открывайте дверь! – заорал он.
Он видел слабый свет в нескольких окнах, но в доме было совершенно тихо. Мощным плечом Босуэл вышиб дверь, и приятели вошли в дом.
Увидев трясущуюся девочку, которая пыталась, было, спрятаться, Босуэл вцепился в нее и потребовал показать, где комнаты Алисы Крейг. Девочка, напуганная так, что ничего не соображала, побежала по лестнице вверх, и трое мужчин устремились за нею. Она ткнула пальцем в дверь и исчезла.
Босуэл забарабанил в дверь и заорал.
– Открывай!
– Кто там? – последовал немедленный ответ.
Босуэл, повернувшись к друзьям, осклабился: голос принадлежал Алисе Крейг.
– Тот, кто тебя любит, – произнес Босуэл.
– Босуэл?!
– Ты вспомнила меня? Я надеялся на это.
– Что… что тебе нужно?
Все еще ухмыляясь приятелям, Босуэл ответил:
– То, что мне было нужно от тебя всегда.
Попасть в комнату Алисы было легче, чем в дом, и вскоре все трое стояли в спальне, где полуодетая Алиса присела в страхе у стены. Им все сказало открытое окно.
Граф Джон подбежал к окну.
– Что… что вам здесь нужно? – потребовала ответа Алиса.
– Где Аран? – спросил Босуэл.
– Я… я не понимаю тебя. Я не понимаю, почему вы явились сюда… взломали дверь…
– А он молодец, – произнес граф Джон, поворачиваясь от окна.
Элбоф попытался обнять Алису, но она пронзительно вскрикнула и оттолкнула его.
– Да как вы смеете!.. – закричала она.
Тут вмешался граф Джон:
– Мадам, вы ведь предпочтете меня, не так ли? Взгляните: я молод и красив, и я шотландец… дерзкий храбрый шотландец. Вы найдете, что я очень даже отличаюсь от того труса, который только что удрал отсюда. Не доверяйтесь французам; добрые люди Эдинбурга скажут вам, что французы поджимают хвосты.
– Убирайтесь… вы омерзительны…
Элбоф прервал ее:
– Мадам, милая, и вы можете выносить этих диких шотландцев? Он бросил вас, едва лишь появились первые признаки опасности… Я покажу вам, что вы можете ожидать от того, кто происходит из нации, весьма способной в искусстве любви.
У нее и раньше бывали любовники, но этот случай был совсем иной. Тщетно она пыталась отыскать хоть проблеск страха в этих лицах. Ей подумалось, что может граф Джон несколько напуган, ведь он так молод. Может, еще слегка испугался этот француз, внешне выглядевший таким галантным. Но она ужаснулась, что ничего подобного не было на лице Босуэла.
Босуэл растолкал приятелей и сказал:
– Аран – враг мне, и потому я должен быть первым.
Почувствовав его руки на своем теле, Алиса издала страшный крик и, вырвавшись, бросилась к окну.
– Помогите! – закричала она. – Люди добрые… помогите!
Босуэл рванул ее от окна. Он уже играл похожую роль в своих приграничных набегах.
Он швырнул женщину на кровать…
– Прислушайтесь! – завопил граф Джон.
Ладонь Элбофа легла на шпагу.
Слуги не теряли времени даром и сообщили, что Босуэл с друзьями взломали дом любовницы Арана. Люди Гамильтонов бежали по лестнице.
Столкновение лицом к лицу с вооруженными людьми было совсем не то, что нападать на беззащитную женщину. Все трое поняли, что промедление смерти подобно.
Вперед с обнаженной шпагой ринулся Босуэл, а что касается графа Джона и Элбофа, так любой боялся хоть царапину оставить на телах королевского брата или дяди… Вскоре все трое были на улице.
Они разделились и успели скрыться до того, как улицы стали заполняться сторонниками Гамильтонов.
Но история на этом не закончилась. Народу на улицах прибывало, и они клялись убить Босуэла. Там же толпились сторонники Элбофа и графа Джона… Казалось, вот-вот вспыхнет драка…
Королева, узнав о произошедшем, пришла в ужас и совершенно растерялась. И еще раз она была признательна находчивому брату. Джеймс действовал быстро. Он и Хантлей во главе вооруженного отряда отправились на разгон уличных толп.
– Все должны покинуть улицы! Под страхом смерти! – заявил граф Джеймс.
И это возымело желаемый результат.
Но Босуэл чувствовал, что план не совсем провалился. Весь Эдинбург знал теперь о любовнице Арана, а это было как раз то, чего Босуэл и добивался.
* * *
Уединившись, граф Джеймс и Мэйтленд обсуждали историю с Босуэлом и Араном.
– Аран, – сказал Мэйтленд, – немножко больше, чем просто недоумок. Его можно в расчет не принимать… Но есть другой, кто дает мне серьезный повод для размышлений.
Граф Джеймс огладил свою реденькую бородку и кивнул.
– Вы правы. Босуэл – мастер создавать проблемы. Я бы хотел, чтобы он вернулся на свой юг. Славный повод для восторгов, что наша королева воспитывалась при французском Дворе. Она, похоже, считает, что нам слегка не достает правил хорошего тона. Могу себе представить, что она думает об этом грубияне Босуэле.
– Но вспомните, он тоже некоторое время учился во Франции.
– На нем это не сказалось. Он – южанин. Я думаю, теперь королева будет рада убрать его со Двора.
– Вы не найдете никого, кто обрадуется этому больше, чем я. Эх, если бы мы устроили эту свадьбу с Испанией…
Все слова были уже лишними. Они оба все поняли. Состряпать брак с Испанией… или с любой другой страной.
Уехать наконец из Шотландии… Это была оборотная сторона медали.
Босуэл постарается помешать этому браку, – произнес Мэйтленд. – Ему хочется, чтобы королева вышла замуж за шотландца.
– А мы посоветуем королеве отправить его со Двора.
– А как насчет остальных виновников?
– Ее братец да дядя?! Забудьте о них. Давайте-ка подумаем, как очистить Двор от Босуэла.
Они добились встречи с королевой. Она была в ярости от истории, что случилась прямо в разгар рождественских праздников. А ведь она готовилась к свадьбе брата Роберта с Джейн Кеннеди, дочерью графа Кассиллиса… Она была в восторге от Джейн, и ей было отрадно устроить эту свадьбу для нее. После этой свадьбы должна была состояться еще одна – брата Джона Стюарта с Жанет Хепберн. Все должно было быть так весело, но эти варвары оказались не в состоянии радоваться таким вещам, более того, они не хотели позволить веселиться и другим.
– Мадам, – сказал граф Джеймс, – это кошмарная история. Такие безобразия позорят нашу страну.
– И, похоже, я бессильна предупредить такое.
– О нет, нет, Ваше Величество, – сказал Мэйтленд. – Злодеев можно и нужно наказать. Это послужит уроком для всех остальных.
– Да как же я могу наказать собственного дядю?
– Его вы можете просто предупредить… Нужно сказать, что он из безнравственной страны и его вину нельзя приравнять к вине честных шотландцев… Он обязан как можно быстрее покинуть нашу страну. Что касается вашего брата, так он почти мальчик, ему еще и двадцати нет. Забудем о нем. Он может быть прощен, так как очень молод. Но есть еще один… зачинщик всего. Он не молод и прощен быть не должен. Босуэл устроил все это, Мадам, и должен ответить за содеянное.
– Я не сомневаюсь в том, что вы правы, – сказала Мария. – Но мне кажется, это неправильно: одного наказать, а остальных отпустить.
– У нас будут проблемы, пока Босуэл при Дворе, – произнес граф Джеймс.
Мария ответила:
– Я думала строго предупредить их, пригрозить им суровым наказанием, если такое повторится, и забыть об этой истории. Ведь сейчас же святки…
– Мадам, – сказал Мэйтленд, – такие дела так просто не решаются. Гамильтонов сильно обидели, и для того, чтобы был мир, Босуэла надо выставить из страны.
– Вызовите его к себе, дорогая сестра, – сказал Джеймс. – Скажите ему, что он обязан покинуть Двор. Я уверяю вас, это не повредит.
Мария сдалась.
– Я думаю, вы правы, – произнесла она. – Вызовите графа Босуэла.
* * *
Он явился, как всегда надменный, и под этим высокомерием она почувствовала скрываемую наглость.
– Господин Босуэл, вы виновны в бесчинствах. Вы взламываете дом мирных граждан и устраиваете там беспорядки. Я знаю, вы были с двумя приятелями. Один из них – гость этой страны, мой собственный гость, а другой – юный впечатлительный мальчик. По этой причине я возлагаю всю ответственность на вас.
– А не хотите ли вы возложить часть вины на Гамильтонов, Мадам?
– Насколько мне известно, беспорядки начались, когда вы силой проникли в дом на площади Святой Марии.
– Все началось значительно раньше, Мадам. Если вы хотите узнать, почему я свожу счеты с Араном, я буду рад дать вам пояснения.
Мария нетерпеливо подняла руку:
– Пожалуйста… я прошу вас… не нужно мне больше ничего говорить. Я устала от ваших бесконечных склок. Вы покидаете Двор. Возвращайтесь к себе на юг Шотландии. Уходите куда угодно, и, если вы не сделаете этого в ближайшее время, я буду вынуждена применить более суровые меры наказания.
– Мадам, – начал Босуэл. – Я взываю к Вашему чувству справедливости. Если вы считаете, что я виновен в чем-то, вы должны возложить часть вины и на Арана. Позвольте мне встретиться с ним в простом поединке, и так разрешить наш спор.
– Нет, – сказала она сурово.
Она с безнадежностью посмотрела ему в лицо, и ее взгляд ясно говорил:
– Ну что я могу поделать? Как я могу наказать Арана, когда за ним – его отец Шательеро и весь клан Гамильтонов, не говоря уж о его стороннике Джоне Ноксе? Уходите. Ради мира я хочу, чтобы мы отступили.
– Покинете Двор, – сказала она и неожиданно улыбнулась. – Скоро свадьба вашей сестры… Надо готовиться.
Он улыбнулся ей в ответ…
Он покинет Двор; он продолжит приготовления к свадьбе сестры… Когда брат королевы станет ему деверем, то бороться с графом Джеймсом и кланом Гамильтонов будет легче.
– Моя сестра, – сказал он, – страшно расстроится, если Ваше Величество не удостоит нас своим присутствием в Криктоне.
Королева все еще улыбалась. Вот он и уходит… Он не собирался сказать что-нибудь похожее на доводы Джона Нокса…
– Ну конечно, я хотела бы присутствовать на свадьбе моего брата, – сказала она ему.
* * *
Меньше чем через две недели Мария отправилась в замок Криктон.
Джон Нокс развопился по поводу свадьбы этих двух мерзких людей, которые вызывают отвращение у добропорядочных шотландцев внебрачными связями и распутством. Единокровный брат вавилонской шлюхи, заявил он, был известен как сутенер; так кого же он берет себе в жены? Эта женщина достойна такого мужчины!
Нокс заявился в Эдинбург, возобновив старые скандалы.
– Жанет Хепберн, новоявленная невеста! – вопил он. – Со сколькими она уже была обручена, я хотел бы знать, пусть я даже содрогнусь от того, что узнаю, прежде чем она надумала вступить в самый нечестивый брак, да еще с благословения королевы?
Мария была рада, что беснующийся проповедник так далеко от нее сейчас. Ей было отрадно посетить старый замок, чьи неприступные стены были построены для защиты от набегов.
Она остановилась здесь как гостья графа Джеймса. Ей понравилась диковатая откровенная девушка, дерзкая, как ее собственный братец. Не удивительно, что Джон захотел жениться на ней.
Брат Джеймс, сопровождавший ее, был угрюмее обычного. Он не одобрял этого союза с Хепбернами. Девочка – дикарка, объяснял он Марии. Джон слишком молод, чтобы сладить с такой женой. Ведь есть же невесты и получше… Многие хотели бы породниться со Стюартами…
Она отказалась выслушивать его мрачные предсказания. Была возможность для веселья, ведь это свадьба, причем ее собственного брата. Граф Босуэл устроил великолепный прием для нее, и она настроилась повеселиться.
– Джеймс, – начала она упрашивать его, – ну вот, Роберт и Джон теперь женаты, и, наверное, тебе тоже пора жениться. Джеймс печально прислушивался. Он уже давно размышлял о браке с Агнессой Кейч, дочерью графа Мерискала. Жениться-то он хотел бы, но его брак будет не чета этому, между Жанет Хепберн и его братом Джоном. Эта женщина окрутила Джона на одной из обручальных церемоний, где молодые мужчины и женщины знакомятся друг с другом у костра, а потом отправляются в лес заниматься любовью. У Джеймса не было ни малейшего желания к таким сомнительным удовольствиям. Он был уверен, что, когда женится на Агнессе, это будет выгодный союз. Но все же сомнения терзали его…
Мария рассмеялась над ним.
– Нет уж, Джеймс, я своего добьюсь, – сказала она. – Следующей будет твоя свадьба. Ты просто не можешь позволить своим братьям оставить тебя позади.
Граф Джеймс ласково сжал ей руку. Не любить сестру было невозможно. Она была так очаровательна!
Она была приглашена сюда и позволила себе расслабиться. Какой же прием устроил для нее граф Босуэл! Она знала, что он отправлял людей на другую сторону границы отыскать кое-что для пира. И что это был за пир! Тысяча восемьсот олених и косуль, крольчатина, гуси, домашняя птица, ржанки, куропатки. Все, возможно, пришло с вражеской земли, но это не имело ни малейшего значения. Они устроили замечательный пир, а потом были игры на зеленой лужайке, что близ замка. В Шотландии такое устраивали редко. И в игре в чехарду, и в танцах под восторженные крики окружающих победил новобрачный.
* * *
Последнее время Мария чувствовала себя лучше, чем раньше. Болезнь не напоминала о себе.
Неужто правду говорят подруги, что ее родина лучше для ее здоровья, нежели Франция? Это было невероятно. Эти аскетичные замки, такие неуютные по сравнению с французскими дворцами; эта еда, которой хоть и достаточно, но выглядела она не такой аппетитной… неужели возможно, что от всех этих неудобств ей только лучше? Возможно, все дело в суровом климате, хотя часто, когда в комнаты натекал туман, начиналась ломота в теле.
Ее подруги уже стали привыкать к новой стране. У Флем был Мэйтленд, у Ливи – Джон Семпил, у Битон – Рэндолф, а Сетон… ну а Сетон радовалась, просто видя всех счастливыми.
Когда придет час Марии, кто же станет ее мужем?
Королева Англии намекала, если жених не придется ей, Елизавете, по нраву, она и не подумает назвать Марию или ее наследников как претендентов на английский трон. И почему кажется, что шпион Рэндолф все время вертится рядом? И зачем только Битон связалась с ним? Она представила его усердно строчащим донос, так как его повелительница не должна упустить и малой толики того, что происходит при шотландском Дворе.
* * *
Скоро должны сыграть еще одну свадьбу. Граф Джеймс в конце концов собрался жениться на леди Агнессе.
Марии так хотелось выразить свою признательность брату, так где же отыскать возможность лучше, чем эта свадьба? Она хотела дать ему то, чего он жаждал – титул графа Меррейского. Но как же ей это сделать, если старик Хантлей отказал, и не беспричинно? Вместо этого она собиралась сделать его графом Марским и умолять его успокоиться на этом.
А теперь в самый раз заняться масками и пантомимами. Она позвала своих тезок, и они углубились в обсуждение музыки к свадьбе, а здесь уже был нужен синьор Давид. Его общество никогда не надоедало Марии.
Когда он вошел, все подруги тепло приветствовали его.
– Садитесь здесь, – приказала Мария. – А теперь спойте ту новую песню, что вы принесли мне в прошлый понедельник.
Они завороженно слушали прекрасный голос.
– Вы возглавите хор на свадьбе моего брата, – заявила Мария.
Давида охватил восторг. Это было так приятно, делать для Давида какие-нибудь пустяковые вещи. Если Мария могла поставить перед ним какую-нибудь маленькую задачку, казалось, что выполнение ее доставляет Давиду удовольствия больше, чем похвала.
– Давид, – сказала она, – я собираюсь сделать вас моим камердинером. Отныне вы будете все время здесь, среди нас. Где вы живете сейчас, Давид?
– В домике привратника, Мадам.
– Вы будете жить во дворце. Теперь скажите, не пишите ли вы на французском языке?
– Мадам, это мой родной язык.
– Так почему же вы раньше не сказали?! – вскричала Мария по-французски. – Мы будем говорить только по-французски! Мы так любим этот язык!
– Давид, расскажите о себе, – попросила Флем. – Если, конечно, Ее Величество позволит.
– Ее Величество позволяет, – шутливо повторила Мария, а потом добавила: – Флем, милая, ну будь же ты такой, какая есть на самом деле!
– Да рассказывать то почти и нечего, – начал Давид. – Пока я не появился при шотландском Дворе… моя жизнь была не особенно интересной. Я родился в бедности. Мы жили очень бедно, но отец был музыкантом, и потому музыка окружала меня с детства…
– Это ваше детство сделало из вас того музыканта, который есть сейчас! – сказала королева.
– Я рад этому, Мадам, потому что благодаря этому вы обратили на меня внимание.
– А еще что-нибудь вы расскажете нам, Давид? – спросила Битон.
– Когда настало время покинуть дом, меня отправили в услужение к настоятелю монастыря в Турине. Там я играл, пел в хоре и был при нем секретарем.
– Так вы столь же хороший секретарь, как и музыкант? – спросила Битон.
– Думаю, да. Потом я отправился ко Двору герцога Савойского.
– И там стали секретарем Морреты, – дополнила Мария. – Кто знает, может, я тоже воспользуюсь вашими навыками секретаря. А что, пожалуй, я так и сделаю, Давид. Я буду платить вам шестьдесят пять фунтов в год, и, если все будет хорошо, я увеличу вам жалованье.
– Мадам, Ваша доброта покоряет меня. Служить Вашему Величеству – уже достаточная для меня награда.
– Но ведь для нас этого недостаточно? – обратилась она к подругам.
– Мы оденем вас в бархат, – с улыбкой сказала Флем.
– Битон, дорогая, дай Давиду денег, чтобы в следующий раз он пришел к нам в новом наряде, – сказала Мария. – И купите драгоценности, Давид.
Она взглянула на свои руки и сняла кольцо с рубином.
– Это – ваш цвет, Давид. Я думаю, для вашего мизинца это кольцо будет как раз.
Его глаза заблестели, и подруги увидели слезы. Он рухнул на колени и, взяв кольцо, надел его на мизинец, а потом поцеловал камень.
– До моих последних минут, – сказал он, – оно будет напоминать мне об этом дне.
* * *
Джон Нокс служил на брачной церемонии в Сент-Джайлской пресвитерианской церкви.
Граф Джеймс был его любимцем, и Нокс поглядывал на молодого человека с большой надеждой. Естественно, иногда надо было пожурить своего ученика, но Джон Нокс уже объявил, что граф Джеймс станет другом Господу и истинной религии.
Нокс был человеком расчетливым и, уже присмотрев себе местечко на небесах, не видел причины, по которой надо было бы отказываться от выгодных вещей здесь, на земле.
Он не полагался на Агнессу Кейч, ведь он не доверял женщинам.
– В этот день пресвитерианская Церковь радуется за вас, – завелся Нокс. – Так не позволь же, Джеймс, чтобы Господь и Церковь увидели позднее, что дух твой ослаб, иначе скажут, что это твоя жена изменила твою природу.
Мария пребывала в напряжении, с нетерпением дожидаясь конца церемонии. Да когда же этот гнусный человек замолчит? Разве это речь для свадебной церемонии? Однако брат слушал Джона очень внимательно, да и другие казались зачарованными огнедышащим проповедником.
Когда обряд в церкви закончился, свадебная процессия прошлась по улицам. Это было восхитительно, но Мария вспомнила другую свадьбу, по сравнению с которой эта выглядела как деревенская, хотя даже такого здесь, в Эдинбурге, никогда никто не видел. Марии очень хотелось показать, как сильно она любит брата. Он протестант, она католичка, но это не важно для их взаимоотношений. Пусть люди проникнутся этой мыслью.
Джеймс, а теперь граф Марский, все еще мечтал о титуле графа Меррейского, но Хантлей на уговоры не поддался. Джеймс даже сказал:
– Дорогая сестра, так печально, что кто-то в стране позволяет себе считаться выше королевы.
– О да! – согласилась Мария, но имела в виду Джона Нокса, а Джеймс говорил о Хантлее.
Пир продолжался несколько дней, и городские жители, толпясь вокруг Холируда, слышали музыку и могли видеть танцующих. Были банкеты и маски. Мария сказала, что все пройдет на французский лад.
А по улицам бродил, потрясая кулаком в адрес дворца, Джон Нокс.
– За этими стенами, – ревел он, – танцует дьявол! Размалеванные проститутки вертятся с развратниками! Этой ночью в Холирудском дворце будет распутство!
Эта тема занимала весь его мозг, казалось, остаток дней он проживет только с этой мыслью в голове.
– Кокотка правит балом, а четверо ее слуг – грех, разврат, похоть и зло – заманивают слабых.
На балу Мария отыскала время поговорить с братом.
– Джимми, в такие минуты, как эти, я чувствую себя в мире со всеми людьми. Я хочу позвать своих врагов и мирно поговорить с ними. Боюсь, Джон Нокс слишком далек от меня, но вот что насчет королевы Англии? Если бы я встретилась с ней… мы могли бы поговорить о наших проблемах… разве это плохо?
Джеймс улыбнулся сестре.
– Это будет славно.
Он был снисходителен к ней. Он была очень мила, но порой такая глупышка. Из нее никогда не выйдет великой правительницы, не чета она английской королеве.
Он с удовольствием наблюдал, как сестра танцует и забавляется французскими играми, веселится над шутками в свой адрес, беззаботно растрачивая дни, пока взрослые занимаются серьезными делами.
– Я рада, – сказала она, – что ты живешь в согласии со мной, Джимми. Я вызову Рэндолфа, чтобы поговорить о скорейшей встрече. Ах, Джимми, я ужасно хочу встретиться с ней. О ней так много слухов… Ее придворные говорят, что она ослепительно красива, а иногда я слышу совершенно противоположное. Я должна сама встретиться с ней.
Джеймс взглянул на живое лицо сестры.
– Если она увидит тебя, она никогда не простит тебе…
– Не простит мне?! Чего?!
– Того, что ты в сто раз красивее, чем она.
Мария была в восторге. Джеймс редко отпускал комплименты.
Бедная легкомысленная барышня! – подумалось Джеймсу. – Помышлять о том, чтобы противопоставить себя самой расчетливой женщине в мире! Но это все по легкомыслию, и единственно, что здесь поможет, это то, что он любит ее.
На вечернем банкете Мария, подняв наполненный вином бокал из золота, воскликнула:
– Я пью за здравие моей английской сестры, королевы Елизаветы!
Все встали с поднятыми бокалами к особому удовольствию Рэндолфа, боготворившего свою королеву, и Мэри Битон, обожавшей Рэндолфа и пребывавшей в восторге от того, что англичанин и Мария так дружны между собой.
А что касается новобрачного, то Джеймс, новоявленный граф Марский, присоединяясь к тосту, не думал ни о встрече двух королев, потому что считал, что такое невозможно устроить, ни о невесте и свадьбе, так как это было чем-то само собой разумеющимся. Сейчас его занимала мысль, как бы заиметь титул графа Меррейского и завладеть землями, что следуют за этим титулом. Единственно возможным путем было свержение Хантлея.
* * *
Босуэл был недоволен государственными делами. Его прожекты были такими многообещающими, когда его вызвала королева, чтобы перебраться в Шотландию. С тех пор его дважды выгоняли со Двора. Честолюбие его росло. Он знал, что Джеймс Стюарт против него. Он также знал, что Джеймс Стюарт – друг англичан. Королева Шотландии – вот глупая женщина – не понимала этого. По своей добросердечности она видела в дорогом Джимми только брата, а не человека, метившего на ее место.
А Босуэлу хотелось видеть Шотландию свободной и от французов, и от англичан. Он был готов служить королеве, но хотел и для себя хорошее место.
Он понимал теперь, как был глуп с этой выходкой с Гамильтонами, настроив их против себя. То, что он должен был сделать тогда, так это правильно вести себя с Джеймсом Стюартом и Мэйтлендом. Он просто должен победить их… Добиться этого можно, если поладить с Араном…
Но как это сделать? У Босуэла была идея на этот счет. Он размышлял о посредничестве Джона Нокса. Нокс, бесспорно, будет осуждать Босуэла за распутство, но Босуэл – протестант, а потому не будет так ужасен в глазах проповедника, как другие. Более того, Нокс сам явился из-за границы и жил с родителями в тех краях, которыми владели Хепберны. Похоже, уладить все будет не так уж сложно…
Нокс принял Босуэла в простенькой комнате в доме шотландского пастора недалеко от Маркеткросса.
– В конце концов, – воскликнул, поднимаясь, Нокс, – ты увидел совершенные ошибки. Ты жил бунтарской жизнью и теперь возвращаешься домой… подобно блудному сыну. Ты хочешь оставить свои грехи позади себя… начать новую жизнь. Ты хочешь возлюбить ближнего как себя самого…
Терпение не было одним из достоинств Босуэла. Он решительно оборвал пастора и сказал:
– Если Аран станет мне вместо врага другом, я смогу остаться при Дворе с преданными мне людьми. Со мной будут сотни вооруженных людей. Я буду готов дать отпор врагам Шотландии в любое время.
Нокс был настроен снисходительно. Более того, Нокс видел, что этот крепыш может быть полезен ему.
– Я помолюсь за тебя, – сказал он. – Возможно, мои молитвы поддержат тебя.
Босуэл насупился. Он пришел не ради церемоний и не собирался давать обещание, что исправится. Он прервал Нокса:
– Вы можете повлиять на Арана. Я хочу, чтобы вы дали ему понять, что ссора между ним и мною беспочвенна. Организуйте встречу и помирите нас. Вот об этом я вас прошу, господин Нокс.
– Ах, ангелы улыбаются в эти мгновения. Они поют о братской любви. Мы ликуем: тот, кого мы считали ушедшим к дьяволу, обратился к Господу.
Босуэл поблагодарил Нокса и ушел. Он был доволен разговором.
Он был доволен еще больше, когда на встрече, устроенной Ноксом, он взял руку Арана и, глядя в полусумасшедшие глаза, поклялся в вечной дружбе.
А после этого они удивили весь Эдинбург. В течение нескольких дней, где бы ни появился Аран, вместе с ним был и Босуэл. Они пили вместе, и их видели гуляющими рука об руку рядом с Канонгейтом.
