Текст книги "Королевский путь"
Автор книги: Джин Плейди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
* * *
Но у Франциска не хватило мужества удержаться в новой роли. Он победил так просто лишь потому, что повел себя с врагами неожиданно.
Здоровье его все ухудшалось. Он слабел с каждым днем. Нарыв в ухе причинял жуткую боль. Монсеньер Паре старался хоть немного облегчить его страдания, и, временами казалось, его усилия были не напрасны.
По стране ползли слухи.
– Король тяжко болен, – перешептывались люди. – Эта болезнь со страшными последствиями, и вообще чудо, что он еще жив, да и то потому, что пьет кровь только что убитых младенцев.
Где бы король ни появлялся, люди в ужасе звали своих детей, и запирали на замки дома в деревнях, через которые он проезжал.
Франциск понимал, народ не любит его, обвиняя в ужасных делах, творимых Гизами.
– Когда отец был за границей, – с горечью говорил Франциск, – все спешили приветствовать его. И то же самое было с моим дедом. А от меня люди шарахаются и убегают; они ненавидят меня и боятся. Мой отец – неплохой человек, хотя на его совести смерть многих людей; и на совести моего деда тоже.
Они любили этих королей, но убегают прочь от меня, не убившего ни единого. Жизнь так несправедлива! Почему я такой уродился? Отчего я не родился высоким и сильным, как мой отец или дед? Почему я не могу быть королем, если я рожден им… так же как и они? Почему я должен быть орудием в руках кардинала? Я его ненавижу… я его ненавижу…
Дверь отворилась, и в комнату вошел кардинал. Франциск бросился к нему, вцепился в подбитую ватой мантию и затряс, крича:
– Это они вас ненавидят! Я не верю, что они ненавидят своего короля! Они знают, я не сделаю им больно! Это они вас ненавидят… вас… вас! Выйдите на улицу, и мы узнаем, кого они ненавидят… вас или меня…
Голос Франциска сорвался, когда он закричал:
– Лиса, оставь короля!
Он отвернулся и спрятал лицо в ладонях.
Кардинал рассмеялся.
– Это что же, бред сомнамбулы? – обратился он с вопросом к Марии. – Я собирался поговорить с королем Франции, а натолкнулся на сумасшедшего.
– А он вовсе не сумасшедший, – ответила Мария. – Он просто проснулся. Он больше не мальчик, которым можно как угодно вертеть.
– Дикие слова, – печально произнес кардинал, – и к тому же глупые. Вот уж не ожидал услышать такое от тебя.
Мария вспомнила о всей той заботе, которой он окружил ее, но в то же время и о любви Франциска к ней. Она никогда не забудет, как, забыв страх перед теми, чьего недовольства так страшился, Франциск вспомнил, что он – король.
Франциск забился в истерике, выкрикивая:
– Да вы боитесь… вы боитесь больше, чем я. Вы страшитесь вражеского кинжала. Поэтому ваши одежды набиты ватой. Поэтому крой плащей и сапог должен быть изменен. И в этом крое нам видны приметы кардинальской трусости.
– Сдается мне, что король помешался, – сказал кардинал. – Мне кажется, я должен позвать королеву-мать. Я благодарен Богу, что есть кому занять его место, коль уж разум помутился настолько, что корону не надеть.
Мария закричала:
– Да не потому ли вы называете его помешанным, что он напомнил, кто он такой?
Кардинал взглянул на рыдающего юношу:
– Самое трусливое когда-либо бившееся сердце – в теле короля…
– Я умоляю вас не судить его слишком строго, – попросила Мария.
Кардинал сделал презрительный жест холеными пальцами.
Глаза Марии вспыхнули.
– Вы зря так уверены в своей правоте, дядя. Я больше не та глупенькая девочка, которую вы привыкли видеть. Мне ясно, что происходит здесь… и в Шотландии. Вы… и мой дядя… настроили англичан против меня… Вы мечтаете, чтобы слетела моя шотландская корона.
Кардинал в ужасе посмотрел на нее. Его лицо посуровело, когда он произнес:
– Я был предан тебе. С твоего первого дня во Франции я не думал ни о чем, кроме твоего здоровья. Я так нежно заботился о тебе. Я любил тебя больше, чем кто-либо еще. Ты разбиваешь мне сердце.
Она с мукой взглянула на кардинала. Да что же она такое говорит? Ведь это правда, он любит ее. Никто кроме него не окружал ее такой нежной заботой.
– Дядя, – проговорила она, – мой любимый дядя…
Она бросилась к нему. Черты его лица обмякли. Он схватил ее в объятия… Он осыпал поцелуями ее лоб, щеки, рот…
– Любимая моя, ты меня еще любишь?
– Дядя, милый, я никогда не забуду, что вы сделали для меня.
Он взял в ладони ее лицо.
– Иногда срываются даже очень хорошие замыслы, Мария, – сказал он. – То, что происходит в Шотландии, ужасно, я согласен. Но не надо бояться. Самый могущественный человек во Франции – твой дядя Франсуа. Он любит тебя. И я люблю тебя. Вместе мы положим мир к твоим ногам.
– Да…
– Амбуаз или нет стал причиной раздора? Ты была потрясена, моя дорогая. Но мы были должны так поступить. Ты спрашиваешь себя, как мы могли взирать на все это с явным удовольствием? Но, Мария, все лишь потому, что эти мерзавцы хотели обидеть нашу любимую племянницу.
Она расплакалась. Он вновь властвует над ней Никто не может встать между ними, и уж конечно не больной мальчик, даже если он зовет себя королем.
Ну вот, все в порядке, решил кардинал. Пусть пойдет утешит рыдающего мальца, если сможет.
У Марии был король, а у короля – Мария, а значит, граф и кардинал, нуждавшиеся в страхе, а не в противостоянии от короля и королевы, могут продолжать править Францией.
* * *
В аванзале замка Сен-Жермен молодой шотландский дворянин дожидался королевы Франции. Он прибыл с письмами от королевы-регентши Шотландии. Он страшно гордился, что он среди тех, кому доверяет королева.
На вид ему было лет двадцать пять. Высок и широкоплеч, он производил впечатление большой силы и энергичности, на лице – печать безразличия. Многие французы, мельком взглянув на этого мужчину, похожего на норманнского воина, быстро отворачивались, чтобы его ленивый взгляд, провоцировавший на легкие шутки, не сменился на что-то действительно менее приятное. Любой, взглянувший в это каменное лицо, почувствовавший мощь гигантских рук и плеч, без посторонней помощи мог представить себе последствия его гнева.
Он стоял, широко расставив ноги, человек, бросавшийся в глаза на любом сборище, с буйной шевелюрой, нахальными сверкающими глазами, пухлым чувственным ртом, что наводило на мысль, что он страстен, агрессивен и любитель приключений. Он был закален, как гранитные холмы его родины, и столь же дик, как и земля, с которой пришел. Он был уроженцем южной части Шотландии, как раз той части, что на границе с Англией. Это был Джеймс Хепберн. Четыре последних года, что прошли после смерти отца, он именовался как граф Босуэлский[36].
Дожидаясь королевы, он размышлял, что полезного может быть для него от встречи. Несколько дней назад он услышал, что скончалась ее мать, долгое время страдавшая от водянки. Ее смерть не явилась неожиданностью. И теперь девочка, которой еще не исполнилось и восемнадцати, – его королева. Он заверит ее в преданности, а по возвращении можно ожидать и наград.
Он наслушался болтовни о ее прелести, но относился подозрительно к слухам. Просто не верилось, что какая-то женщина может быть так прекрасна, как о том говорят. Он слегка скривил губы. Красота королев просто должна преувеличиваться. Однако Хепберн не собирался влиться в ряды идолопоклонников. Прежде всего, королевы-женщины, и глупо забывать об этом. А для Хепбернов так просто непозволительно. Это была семейная история о том, как отец Джеймса Патрик Хепберн, известный как Справедливый, хотел жениться на королеве, Марии де Гиз, и даже развелся с матерью Джеймса, чтобы развязать себе руки. По правде говоря, королевская вдова использовала его порывы в собственных целях, но позднее проиграла – будучи на нее в гневе, он перешел на сторону англичан.
Джеймс Хепберн видел в королевах женщин, и ему хотелось встретить хоть одну, которая устоит перед ним.
Ожидаючи, он насвистывал мелодию боевой песенки, радуясь пребыванию во Франции. Джеймс провел здесь часть юности, получая образование при французском Дворе. Шотландская знать считала, что лучше места, чем Франция, для воспитания молодых людей не найти. Шотландия и Франция были тесно связаны, и французский Двор считался самым образованным в мире. Молодых шотландцев отправляли во Францию; так и оказался здесь несколько лет назад Джеймс Хепберн.
Он особенно рад оказаться здесь не только потому, что был важный политический момент. Джеймс скрывался от своей страстной Анны Тродзен. Она была беременна; Джеймс даже обещал жениться, но эта женщина очень быстро надоела ему.
Он был таким, как его воспитали. Особо ярких впечатлений о раннем детстве, до девяти лет, у него не было, должно быть, по той простой причине, что было оно светлым и полным удовольствий. Он и его сестра Джанет были окружены нежнейшей заботой; мать старательно пеклась о них. Семейные черты четко проступала в их характерах. Все предки были крепкими, суровыми, диковатыми и чувственными.
К сожалению, когда Джеймсу было девять лет, родители развелись, так как отец – Патрик Справедливый – увлекся Марией де Гиз.
Развод подтолкнул графиню Босуэлскую оставить дом и детей. После ее ухода Джанет и Джеймс вконец одичали. Девятилетним мальчиком Джеймс стал свидетелем страшных событий. Генрих VIII объявил Шотландии войну и со свойственной ему свирепостью науськивал солдат предать все огню и мечу.
– Спалить дотла! – орал он. – Всех женщин и мужчин – в огонь! Любого при малейшем сопротивлении – убивать! Перевернуть все вверх дном и камня на камне не оставить!
Перебираясь из города в город, Джеймс наблюдал, как солдаты английского короля выполняют отданный им приказ. Насмотревшись на все, мальчик люто возненавидел англичан. Огонь ненависти, сжигая его изнутри, подталкивал к тому, чтобы вести себя точно так же. Глаза привыкли смотреть на насилие, пытки и смерть. Эти картины не вызывали отвращения, а стали просто частью жизни. Он дал себе клятву, что однажды отомстит англичанам.
Он рано повзрослел. Ему был известен союз отца с врагом, ему была известна падкость отца на женщин.
Большую часть юности он провел под присмотром великого дяди, Бишопа. Бишоп – веселый малый, любитель выпить, усердно стремился, чтобы его замечательный племянник стал настоящим Хепберном.
– Еда и выпивка, – заявлял он, похлопывая, бывало, племянника по спине, – два величайших удовольствия в жизни, причем удовольствия незаменимые. Да, я думаю, ты и без меня знаешь об этом, племянничек, ведь так, а?
После этого вопроса он клал руки ему на колени и разражался хохотом. Он готов был биться об заклад, что малец – ведь не даром же он из Хепбернов – вскоре поймет о чем речь, ну а ежели нет, так он просто не сын своего отца.
Во дворце дяди молодому Джеймсу, бывало, доводилось выслушивать полночные рассказы Бишопа о своих старых друзьях. Были шепоток, смех и крики восторга. Джеймс был в полной уверенности, что все понимает. Жизнь в Криктоне, в доме отца, была похожей, но Джеймс и представить не мог, что можно кутить с таким размахом как здесь, во дворце Бишопа.
В доме Бишопа было несколько хорошеньких женщин. Бывало, проходя мимо, мог схватить кого-нибудь из них за подбородок или ущипнуть. Даже когда рядом с ним был юный Джеймс, Бишоп не воздерживался от интимных приветствий своих пассий. А почему, собственно, он должен был это делать? Мальчонка-то из Хепбернов.
Иногда, если под рукой была одна из его женщин, он мог толкнуть к ней мальчика. И тогда она осыпала ласками Джеймса, говоря, что он просто чудо.
В банкетном зале Джеймс частенько сиживал с Бишопом и его закадычными друзьями, слушая их беспрестанную болтовню о любовных похождениях.
Многочисленные дети Бишопа часто навещали его, и тогда он приходил в безумный восторг. У него было так много Джанет и Патриков, что Джеймс совершенно запутался.
Джеймс охотно и легко принял порядки, заведенные в этом дворце. Этот стиль жизни был как раз для него. Он очень быстро втянулся в круг друзей Бишопа, привык к вину и научился хвастаться своими приключениями на любовном поприще. Бишоп был в восторге от своего ученика.
– Ну прямо настоящий Хепберн, – частенько приговаривал он.
Во Франции, куда он прибыл для получения образования, ему пригодилось все, чего он набрался у Бишопа. Женоподобные манеры французов были чужды ему. Он не собирался избавляться от шотландского акцента, да и вообще не хотел подражать кому-либо. Он был таким, какой есть, и не собирался меняться. Более того, он обнаружил, что далеко не хуже других. Ни один из ловеласов французского Двора не мог похвастаться тем количеством легких побед, что было у него на счету. Ни для одной из своих пассий он не написал ни единого стихотворения; никогда не было никаких танцев или умащения себя благовониями; он никогда не обряжался в драгоценности. Вся его привлекательность была в нем самом, в его личности. Жизнь в нем била через край. Изящество было чуждо ему, он и не пытался ухаживать за кем-либо. Его путь – ловить момент веселья. Слишком долгие размышления губили удовольствие; его пассии быстро появлялись и столь же быстро исчезали.
Самым славным был его роман с Джанет Битон, матерью Мэри Битон, одной из четырех приятельниц Марии. Джанет Битон трижды была замужем и на девятнадцать лет старше Джеймса, но она оказалась головокружительной женщиной, сумевшей соединить мудрость со страстью, дружбу с любовью. Между ними царило удивительное взаимопонимание. Они были даже помолвлены, и эта помолвка скрепила их союз. Никаких официальных церемоний им было совершенно не нужно.
Разница в возрасте между ними была громадной, и они оба понимали это. Джанет была единственной рассудительной женщиной из всех, что ему встречались в жизни. Джанет сказала ему, что пусть они теперь и не любовники, но что мешает им оставаться друзьями? Он почти любил ее, он прошел так близко от любви.
Увы, Анна Тродзен, не обладала рассудительностью Джанет.
Сначала он побывал в Дании, где договорился с королем Фредериком, чтобы тот отправил флотилию к берегам Шотландии для защиты от Англии. Затем ему предстояло посетить французский Двор и передать Марии Стюарт письма от матери.
Он покинул Данию с большими надеждами; его визит должен быть очень удачным, ведь ему удалось вытянуть из Фредерика обещание о поддержке. Но смерть королевы спутала все политические карты. Англия приготовилась обсудить вопрос о перемирии с Францией и Шотландией, а в таком случае больше не было необходимости в помощи Фредерика.
Тем временем личные дела Джеймса стали приносить ему некоторое беспокойство.
Анна была не только красива, но и умна. Она стояла как бы в стороне от женщин, с которыми ему довелось познакомиться в Дании, и не только из-за своего внешнего вида – она была темноволосой, что нетипично для белокурых датчан. Анна оказалась женщиной с хваткой. Она была старшей среди семи сестер и одного брата, решительной и командовала родителями. Джеймс сразу же увлекся ею, и вскоре они уже спали вместе. Анна подумывала о замужестве, хотя понимала, что Джеймс – любовник без большой любви, а просто с вожделением, которое быстро приходит и уходит. Однако его страстность обладала такой силой, что совершенно покорила Анну.
Она была уверена, что Джеймс сможет принести ей в будущем большую пользу. Однако Хепберна было сложно «просчитать». Он был уроженцем юга Шотландии с особым инстинктом: приграничный воин, он обладал многими женщинами, бывшими в плену, и привык к скоротечности своих увлечений. Он был уверен, что так будет всегда.
Анна была достаточно привлекательной для того, чтобы увлечь его больше, чем на одну ночь, даже более чем на две. Она видела тщеславие своего любовника; она прекрасно видела в нем шотландского дворянина из низших слоев, а потому пустила слух о якобы немалом наследстве, причитающемся ей. Джеймс «клюнул» на приманку и обещал жениться.
Такой умной женщины он не встречал еще в своей жизни. Вскоре она забеременела. Они должны были пожениться.
И вдруг он обнаруживает, что ее наследство – миф. Он также начинает чувствовать, что его страсть к ней угасает. Но ускользнуть от Анны не так просто. Когда он собрался покинуть Данию, еще ничего не зная о смерти королевы-матери, семья потребовала, чтобы он взял ее с собой. Сложилась щекотливая ситуация, и у него не оставалось выбора.
Он и Анна оставили Копенгаген, но стоило им добраться до Фландрии, как он решил разобраться.
– Это что же, я появлюсь при французском Дворе с любовницей, ожидающей ребенка? – заявил он. – Эти придворные дуралеи будут хихикать у нас за спиной.
– Ты мог бы появиться при Дворе с графиней Босуэлской, и то, что она в ожидании ребенка – для тебя радость, – быстро проговорила Анна.
– Скоропалительная женитьба… на чужой земле? Это невозможно!
– Для такого, как ты, ничего невозможного нет.
В этих словах есть доля правды, – подумалось ему.
– Я не собираюсь брать тебя с собой. Сложно будет избавиться от тебя, но ты права, для меня нет ничего невозможного.
Он был хитер, но попал в ее сети очень просто. В прошлом он никогда не поддавался на женские мольбы. Женщины сами шли за ним. Он равнодушно оставлял их в рыданиях, а они умоляли его вернуться. Он должен был почувствовать, что Анна – необычная женщина.
– Французы, – сварливо произнес он, – ревностно придерживаются этикета. Моя королева находится при их Дворе. Я должен думать о будущем.
– Я тоже, – притворно смущаясь, произнесла она. – Ведь это – наше будущее.
Но Анну, в ее состоянии, перспектива путешествия через всю Фландрию просто пугала. Она понимала, что он не женится на ней, пока они не доберутся до Шотландии. А брак был необходим, чтобы ребенок считался законнорожденным. Она найдет способ отыскать его. Он был слишком заметен, чтобы затеряться.
Он продолжал уговаривать ее остаться во Фландрии, пока он один побывает при французском Дворе, и она в конце концов согласилась.
Ее прощание было нежным, но с предостережением, и сейчас Джеймс вспомнил о нем.
– Не думай, что я – женщина, которую легко взять и бросить. Если ты так думаешь, Джеймс Хепберн, ты не знаешь Анну Тродзен.
Это для него урок на будущее. Но он не мучился угрызениями совести и был не из тех, кто задумывается о будущем. Он полагался на естественный ход событий. Он был в стольких передрягах, когда стоило действительно побеспокоиться. Джеймс слишком часто встречался со смертью, чтобы теперь переживать из-за женского упорства…
Перед ним с поклоном появился паж и спросил, не изволит ли граф Босуэлский пойти за ним.
Он проследовал за пажом. Тот распахнул перед ним двери и объявил:
– Граф Босуэлский.
Джеймс шагнул вперед, ожидая увидеть королеву, о которой был так наслышан. Вместо нее он увидел высокую, степенную и внушительную фигуру, облаченную в красное. Он понял: перед ним кардинал Лотарингский, который, как он слыхал, в паре с братом правит Францией.
Двое мужчин оценивающе посмотрели друг на друга. Сразу же бросалась в глаза чувственность каждого, но во всем остальном вряд ли можно отыскать еще двух людей, столь непохожих друг на друга. Кардинал был гурманом, а Босуэл – обжорой. Кардинал был утончен в общении, а Босуэл прямолинеен. Один из них был физически некрепок, а другой мог своротить гору. Кардинал был изящен в чувствах, а у Босуэла никогда такого не было. Шарль был страшно труслив, а у Босуэла не было и тени страха хоть перед чем-либо. Они оба были сильны, но сила их была разной природы.
Кардиналу была неприятна решительность грубого южанина, а Босуэл гнушался высокомерия изящного кардинала. Но они по достоинству оценили силу, исходящую от каждого. Кардинал был умнее и скрыл свое впечатление более легко.
– Я ожидал увидеть мою королеву, – произнес Босуэл.
– Монсеньер, – улыбнулся кардинал, – вы прибыли из страны, где придворные манеры слегка отличаются от французских. Мы во Франции следуем желанию королевы. Мы не появляемся, пока нам не прикажут.
– У меня письма к королеве от покойной матери. Несомненно, она с нетерпением ждет их.
– Несомненно. Но как королева Франции, она весьма занята. Я знаю, вы прибыли из Дании, где неплохо потрудились. Я слыхал от моей дорогой сестры перед ее печальной кончиной, вы тот самый молодой человек, на которого она могла положиться. И поэтому – добро пожаловать ко Двору Франции!
– Вы очень любезны, монсеньер кардинал, но мне необходимо увидеть мою королеву.
– У вас ведь письма от ее матери?
Кардинал протянул белоснежную тонкую руку.
– Согласно данным мне указаниям я должен передать их лично королеве.
– Да у королевы нет от меня никаких секретов.
– Я уже слышал, – ответил Босуэл, – но таковы мои предписания.
Кардинал вздохнул:
– Есть один момент, который мне нужно с вами обсудить. Королева не знает о смерти матери. Я сам бы хотел сообщить ей об этом и сделать это мягко. Последнее время она болеет, и я тревожусь, что шок от известия может оказаться слишком сильным.
Босуэл презрительно поджал губы. Ему было непонятно, с какой стати он должен слушаться приказов кардинала. Он вообще приказов не любил. Его манера поведения с последней королевой была предельно открытой. Он не был придворным интриганом или льстецом. Королевы-матери больше нет, и шотландской королеве хорошо бы знать о той острой опасности, которая существует теперь. Он появился здесь, чтобы предупредить ее, а этот человек, несомненно, ради собственной выгоды, требует его молчания, да еще в таком деле.
– Мне не были даны указания, – заявил Босуэл, – молчать по этому поводу.
– До настоящего времени… нет, – согласился кардинал.
– Милорд, я должен обсудить этот вопрос с моими соотечественниками. Я знаю, граф Сетон здесь, в Сен-Жермене.
– Граф Сетон уже извещен.
– А король Франции? – нахально спросил Босуэл. – Его тоже предупредили?
– Монсеньер, королю ничего не известно о трагедии. Если бы он знал, то не удержался и сообщил бы королеве.
– Что же, выходит, король и королева пребывают в неведении о событиях, которые касаются их.
В ответ на дерзость кардинал лишь улыбнулся, а потом сказал:
– Король и королева еще очень молоды, почти дети. Нашим желанием, я говорю о ее дяде, графе де Гизе, себе и королеве-матери Франции, было не перенапрягать детей. Мы стремимся облегчить их ношу. Таково наше мнение. Кроме того, здоровье у королевы неважное, и она не должна переживать сейчас еще по этой причине. Поэтому, граф Босуэл, вы не скажете ей о смерти матери. Я сделаю это лично и в подобающий момент.
– А вы не боитесь, что кто-нибудь сболтнет по неосторожности?
– Мы знаем, как обращаться с такими людьми, милорд. Мы все, кто любит королеву, не имеем ни малейшего желания причинить ей вред. Пообещайте, что вы ничего не скажете королеве, и никаких препятствий для вашей встречи с ней не будет.
Босуэлл раздумывал лишь мгновение. Его проницательности хватило, чтобы заметить, как этот человек стремится расстроить его встречу с королевой.
– Я обещаю, – сказал он.
Кардинал был доволен. Этот шотландский искатель приключений сдержит слово.
* * *
Джеймс Хепберн, граф Босуэлский стоял перед королевой Франции и Шотландии.
Он опустился на колено и поцеловал ей руку, и ему было предложено подняться. Среди королевского окружения ему сразу бросилась в глаза облаченная в красное фигура кардинала.
Так вот она – королева Шотландии! – задумался он. Молодая женщина, о которой он слышал так много. Она выглядела бледненькой и хрупкой.
И в следующие секунды Джеймс увидел за королевским обликом Женщину. Он видел эти вьющиеся каштановые волосы, вспыхивающие золотом, миндалевидные, но небольшие глаза, нежный улыбающийся рот, бледную и нежную кожу, осанку, которая выдавала благородство крови и великое чувство собственного достоинства. Он отдал должное ее красоте, но, по правде говоря, ожидал чего-то большего. Он вспомнил о темной красоте Анны… Красота Марии Стюарт была совершенно иной.
Ее неразбуженная чувственность была источником удивительной притягательности. Эта тайна привлекала больше, чем ее красота, но Джеймсу такое было непонятно. Его занимало то, что на поверхности, то, что ясно. Он вспомнил о болезненности Марии, и это не понравилось ему. Она была француженка, а перед всеми называла себя королевой Шотландии. Ее наряд и манеры, да и вообще все вокруг было французским. Она была хрупким и милым созданием – и это все, что он смог разглядеть.
Однако она – его королева, и он прибыл сюда по делу.
– Граф Босуэл, – обратилась к нему Мария, – у вас ведь письма от моей матери.
Он ответил, что это действительно так, и он рад удобному случаю передать их ей.
Он вытащил их из кармана камзола и протянул ей. Она с улыбкой взяла их.
Смазливая девица, – подумал он, – но, увы, не красавица.
Кардинал пробурчал королеве:
– Я помогу вам, Ваше Величество, с этими документами. – Мария передала ему письма.
– Чуть позже, – заметил кардинал, – если вы не против, мы вместе просмотрим их.
– С удовольствием, – сказала королева.
Босуэл поджал губы. Да он с таким же успехом мог сам отдать письма кардиналу! А она вообще что-нибудь делает без разрешения этого человека?
Королева улыбнулась Босуэлу:
– Присядьте-ка вот здесь, рядом со мной. Я хочу послушать о Шотландии…
Он присел. Она покосилась на него. Мужчина в нем притягивал и в то же время отпугивал. Она не могла понять, находит ли она это привлекательным или отталкивающим. Она уже слышала об этом Босуэле. Он был удачливым воином шотландского юга и, должно быть, вел дикую жизнь. Она представила его себе в приграничных городах угоняющим скот, угоняющим женщин… как скот. Он, должно быть, подобен Зверю, этот мужчина…
– Вы же прибыли из Дании, – произнесла она.
– Да, Ваше Величество, это было пожелание Вашей, матери. Я должен был нанести визит королю Фредерику. У меня был к нему ряд просьб.
– Не сомневаюсь, что она рассказала об этом в тех письмах, что вы принесли.
Босуэл поразился. Неужели она ничего не знает? Ее оставили в потемках? Он явился предупредить ее о притязаниях Арана, о предательстве, которое она может ожидать от бастарда, лорда Джеймса Стюарта. Он явился предупредить ее о кознях, устраиваемых Елизаветой Английской и ее министром Сесилом. Была насущная необходимость назначить нового регента. Он приехал, чтобы рассказать ей о делах в ее собственной стране! А эта глупенькая ухмыляющаяся девчонка, похоже, вообще ничего не смыслит в таких делах. Неужто правда, что у нее на уме ничего нет, кроме танцев да стихов?
Да поможет Господь Шотландии с такой королевой! С глубоким сожалением и нежностью Босуэл вспомнил о мужественной Марии де Гиз. А ведь она вела долгие изнуряющие, отчаянные войны не только против Англии, но и против собственных мятежников. А эта девчонка, нынешняя королева Шотландии, занималась дразнилками да плясала во французском Дворе, очаровывая собой всех подряд!
Босуэл хотел было кое-что сказать, да кардинал опередил его.
– Ваше Величество, граф Босуэл пробудет некоторое время при Дворе. Вы притомились немного. Возвращайтесь к себе, и мы почитаем письма матери. Я думаю, вам не терпится узнать, что в них. Назначим графу Босуэлу встречу на завтра. Вы будете тогда достаточно сильной, чтобы выслушать его новости.
Мария немного поразмышляла, а затем произнесла:
– Граф Босуэл, приходите завтра в это же время.
Джеймс с поклоном сказал:
– Покорный слуга вашего Величества.
Королева встала, оперлась на руку кардинала, и они вышли из зала.
* * *
Мария размышляла о Босуэле, пока кардинал вскрывал и читал вслух письма.
Он встревожил ее. В его пристальном взгляде сквозило нахальство. Она затруднялась объяснить… его поклон был достаточно низким, он поцеловал, как подобает, руку, он все правильно говорил… но глаза… этот дерзкий взгляд… как же это описать? Наглый?! Этот взгляд был непохож на те страстные взгляды, к которым она привыкла… Этот мужчина выглядел надменным и холодным, но, казалось, что у него перед глазами картина, как он занимается с ней любовью. Это было несносно.
Она действительно не знала, хочет ли оставить его при себе или отправить домой. Она предпочла бы отпустить его, потому что чувствовала, он должен понять, что она – королева…
И теперь кардинал заметил, что ее внимание чем-то занято. Он обратился к ней:
– Что ты думаешь о посыльном? Какой-то он неотесанный. Грустно видеть, что у твоей матери не нашлось никого более достойного для этой миссии. Но, в любом случае, ему можно доверять. Он груб, но много чего сделал там, на южной границе. Вот такая работа как раз для него. Честное слово, посол неуклюж. Его профессия – убийство и насилие. Надо бы нам позаботиться о наших придворных дамах. Я наслышан о его победах.
– Мне грустно слышать такое, – сказала Мария. – Мать говорит, он преданный слуга. Я не хотела бы, чтобы ее посол учинил здесь беспорядки… даже, если только с придворными дамами.
– Я следил за ним в Дании и Фландрии. У него есть некоторые личные проблемы. Там все не очень удачно. Она – дочь Кристофера Тродзена, адмирала в отставке. Он обещал ей, что женится, быстренько совратил ее. Скоро должен родиться ребенок, а он предоставил ее самой себе, бросив во Фландрии.
– Да он просто животное, – сказала Мария.
– Он считает, что держится в рамках приличий. Совращение для него не в диковинку, он привык к насилию.
Мария помрачнела:
– Дядя, дорогой, если вы не против, не будем больше говорить об этом. Мне неприятно.
Лицо кардинала засияло от удовольствия. Все в порядке. Этот мужчина вызывает у нее отвращение. Женщина в ней все еще дремлет.
* * *
Граф Босуэл вытянулся на кровати в тех апартаментах, что ему предоставили. Его паж, которого он недавно нанял, был ему глубоко симпатичен за свои нахальные мальчишеские манеры. Он звал его Французишкой, хотя его настоящее имя было Николя Хуберт. Мальчик стоял перед ним на коленях, стягивая хозяйские сапоги.
– Ну вот, сделано! – рычал он. – Я встану через минуту, а ты будешь обязан натянуть их на меня снова.
Николя расплылся в ухмылке. Ему нравилось прислуживать этому человеку, а любовные аферы Босуэла были всегда предметом его восторгов. Ему жутко хотелось принять ну хоть какое-нибудь участие в них.
– А что у нас милорд думает о королеве Франции?
Несколько секунд Босуэл молчал. Потом он молвил:
– Мне так кажется, что она долго не проживет. Хотя, возможно, это все этот дурацкий Двор с его танцами и весельем. Может, шотландские бризы поправят ей здоровье.
Николя не было дела до королевского здоровья. Она была, как он наслышан, самой вожделенной женщиной в мире. Заметил ли это его хозяин?
– Хорошо сложенная девица, – продолжал Босуэл. – Но ее нужно вытащить из той нежной обертки, что вокруг нее, да быть построже. Клянусь, она не знает почти ничего о той стране, которой собирается править! Да ей просто повезло, что она – королева Франции и не должна жить в собственной стране. Живи она в Шотландии, мы б научили ее паре премудростей.
