Текст книги "Королевский путь"
Автор книги: Джин Плейди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Граф Меррейский сразу отметил среди присутствующих в комнате королевы Томаса Рэндолфа. Рэндолф был в восторге, собираясь расписать произошедшее своей королеве. Он выдал себя своей экспрессией. Какое же дивное письмо он отправит Елизавете, героине многих подобных историй. Среди присутствовавших в комнате свидетелей этой сцены было и несколько сторонников Нокса. У них был хороший нюх на скандалы. То, что Шателяра нашли в королевской спальне, будет к утру известно всему Эдинбургу. Через несколько часов эта весть достигнет границы… Томас Рэндолф отправит письмо, и мадам Елизавета сразу же узнает о произошедшем от своего любовника Роберта Дадлея.
Стоило графу Меррейскому остаться наедине с тремя женщинами, как он сразу сказал:
– Мне нужна правда.
– Ливи нашла его под кроватью, – заявила Мария. – Он выбрался оттуда и набросился на меня.
– Думаю, Ваше Величество просто дали ему какой-то повод для такого поведения.
– Тем, что я похвалила его поэмы? – сердито спросила Мария.
– Все дело в танцах, – проворчал брат.
– Мы во Франции всегда танцевали модные танцы, но никто не видел в этом ничего дурного.
– Но Ваше Величество теперь в Шотландии!
– Джимми… что ты собираешься сделать с Шателяром? Ты говорил, что он поплатится за это жизнью. Я не согласна с этим… просто потому, что это было минутное безумие… шалость… ты сам мог видеть.
– При нем были кинжал и шпага. На это, кажется, стоит обратить внимание…
– Что ты имеешь в виду, Джимми?
– Тебе прекрасно известно, что у тебя множество врагов.
– Шателяр не враг!
– Для твоей чести лучше, чтобы он признал себя таковым. Уложите вашу госпожу в постель, – приказал он служанкам.
Потом он повернулся к Марии и сказал:
– Мадам, мы поговорим утром.
Когда он ушел, Мария сказала:
– Мне жаль, что мы позвали его.
– Мадам, – сказала Флем, – мы должны были позвать на помощь.
– Однако… – Мария окинула взглядом комнату, – ну ладно, все равно до утра ничего не сделать… Одна из вас останется со мной… Флем, спи сегодня в моей постели!
– Конечно, Ваше Величество.
– Я не знаю, чего я боюсь, но мне страшно. Взгляните-ка! Да меня трясет!
– Он напугал вас, Мадам, – сказала Ливи. – Давайте-ка мы вас согреем, а Флем останется здесь на всю ночь.
Флем и Мария легли в постель, а Ливи, опустив занавески, оставила их.
Флем заметила, что, пока они не заснули, королеву все трясло и трясло.
* * *
Утром на встрече с братом Марии так захотелось, чтобы рядом был Давид. Ей нужен совет. Давид открыл ей глаза на то, что творилось вокруг, и теперь Мария не доверяла Джеймсу.
– Понимает ли Ваше Величество, – сурово спросил Джеймс, – что сегодня в Эдинбурге будут говорить о том, что ваш любовник был найден у вас под кроватью?
– Мой любовник?! Молоденький придворный поэт?!
– Всем известна любовь Вашего Величества к поэтам.
– Да мы наверняка можем сказать, что он вовсе и не мой любовник, а просто поэт и хороший танцор.
– С которым Ваше Величество танцевали в черных шелковых шароварах?
– Не надо подглядывать за мной! – со злостью произнесла Мария.
– Ну хватит! Не тебе говорить, что ты будешь делать, а что не будешь. За тобой уже подсмотрели, и весь приход Нокса знает, что ты танцевала в черных шелковых штанах с этим человеком.
– Да это же была маска!
– У прихода свое мнение на этот счет.
– Я что, в ответе за их мысли?
– Нет, но ты должна принимать их во внимание.
– Шателяра нашли, вывели отсюда, и на этом дело закончено. Это никого, кроме меня, больше не касается.
– И вновь я вынужден не согласиться с тобой. Это касается Шотландии, Англии, Испании, Рима… Ты – королева, и за твоими действиями наблюдают. После этого скандала твои шансы на выгодный брак отнюдь не увеличатся.
– Когда-нибудь я задумаюсь над этим и выйду замуж так, как захочется мне. Мой супруг будет не из тех, кто вместе с правительством считает, насколько большое у меня будет приданое.
– Да простит мне Ваше Величество мое дружеское замечание, но я должен сказать, что вы говорите с не вполне здравым смыслом. Этот Шателяр испугал вас, что вполне понятно. Мы должны показать людям, что случается с теми, кто осмеливается оскорбить королеву. Здесь можно сделать только одно: Шателяр должен отправиться на плаху.
– На плаху?! За то, что прятался в комнате?
– В королевской спальне… под кроватью королевы… с кинжалом и шпагой.
– Я никогда не соглашусь на это. Бедный Шателяр! За что?.. Я любила его!
– Даже чересчур, Мадам!
– Я никогда не соглашусь с тобой! Шателяра не за что казнить!
Она подумала: надо поговорить с Давидом. Мы вместе найдем способ, как спасти несчастного Шателяра.
Граф Меррейский бросил на нее быстрый взгляд. Она изменилась. Он был почти уверен, что на нее теперь влияет кто-то другой. Сестру надо выдать замуж за какого-нибудь могущественного принца; тогда он легко завладеет регентством. Если она не выйдет замуж за иностранца, она останется здесь навсегда, а его отодвинут на второй план. Ей нельзя позволить обзавестись другим советником. Чтобы не расстроить свадебные планы, ни в коем случае не должно быть скандала и на пути брака с европейским принцем не должно ничего стоять.
– Я должен кое-что сказать Вашему Величеству, – обратился граф Меррейский к Марии. – Вы обманулись в этом человеке. Он не был влюблен, он всего лишь играл влюбленного. Он слуга у рода Монморанси, а, как вам известно, они и Бурбоны стоят во главе французских гугенотов. Моя дорогая сестра, это был заговор против вас, раскрытый вашими преданными служанками. Есть только единственный путь разобраться с эти делом. Я умоляю вас выслушать меня.
– Это неправда! – задыхаясь, вскричала Мария.
– Для вашего самолюбия тяжко слышать такое, но ему было очень легко изобразить из себя любовника, потому что вас многие любят. Но я знаю, что он пришел сюда, чтобы убить вас. Это я скажу его судьям… и не сомневаюсь в их вердикте.
Мария спрятала лицо в ладонях, вспомнив о неудержимой страсти Шателяра…
– Но… это ужасно, – сказала она. – Ужасно!
– Мария, пусть одна из твоих служанок спит вместе с тобой, пока мы не вернемся в Холируд. Остальные будут рядом… но одна пусть будет в твоей постели… Сестра, милая, только таким образом я могу быть спокоен за твою безопасность.
– Флем спала со мной этой ночью…
– Пусть она еще поспит с тобой, пока мы не вернемся в Холируд, хорошо?
– Да, Джимми.
– Ну теперь я спокоен. И не будем больше думать об этом печальном деле.
Джимми поцеловал ей руку и ушел, а она присела, задумавшись о Шателяре. Она-то думала, он влюблен, а он пришел, чтобы убить ее.
* * *
Неделей позже Шателяра казнили на плахе. Он выглядел невероятно красивым, и многие, кто видел его в эти последние минуты, прятали слезы. Однако некоторые в толпе действительно думали, что он был в заговоре.
– Все ясно, – судачили другие между собой, – почему он был в ее спальне. Она вовсе не хотела, чтобы ее служанки нашли его. Он ждал, пока они уйдут.
Перед смертью Пьер де Шателяр процитировал знаменитый «Гимн смерти» Ронсара. Он стоял на эшафоте с развевающимися на февральском ветру кудрями; люди слушали его прекрасный голос и плакали, хотя лишь некоторые понимали, что он говорит.
Je е salue, heureuse е profiable Mor
Des exremes douleurs medicin e confor?..
Приветствую тебя, благодетельная Смерть,
Целительница и утешительница невыносимых
страданий…
Улыбаясь, он склонил голову к плахе, и перед тем как топор опустился, слышали, как он произнес:
– О cruelle dame…[39]
Но на этом история с Пьером де Шателяром не закончилась. Джон Нокс посчитал, что она не должна на этом закончиться. Какой прекрасный случай облить королеву грязью!
– О cruelle dame! – орал Нокс с кафедры. – Братья мои, вам ведь понятно, что это значит! Жестокая королева – вот что это значит. Ах, братья мои, теперь мы пожинаем греховный урожай! Придворная женщина убила собственного убогого младенца, но, хвала Господу, она и ее любовник поплатились за это. А теперь другой из слуг сатаны отправляется на вечные мучения!
В комнате при свечах Мария пыталась танцевать и петь так же весело, как прежде, но, увы, была полностью охвачена воспоминаниями о Шателяре.
ГЛАВА III
Минуло два года со дня смерти Шателяра. Мария все еще оставалась одна. На Марию заглядывались многие, но в течение этих двух лет всем им давалась отставка.
Марию постигла большая утрата: ее дядя Франсуа де Гиз был убит в Орлеане молодым фанатиком Польтро де Меруа.
Кардинал часто писал ей, и письма, как всегда, были полны глубокой симпатии к ней. Он продолжал намекать на выгоду брака с Карлом, эрцгерцогом Австрии. Ей было это непонятно. Она считала, что брак с испанским дон Карлосом более ценный.
Однако с помощью Давида Риччо, она начала-таки понимать, что кардинал старается не ради этого союза, а против него. Казалось невероятным, что ее дядя настроен против того, что было бы очень хорошо для ее репутации.
– Но должна быть причина для этого, Давид, – говорила она.
Давид знал, в чем тут дело, и своим объяснением глубоко потряс Марию.
– Мадам, кардинал вам дядя, и вы глубоко привязаны к нему, но он старается не для вашего блага и счастья, а ради могущества Гизов во Франции. Брак с дон Карлосом, за который будут уважать вас и Шотландию, будет способствовать могуществу Испании. Франция будет слабее вас, а вместе с Францией ослабеют и Гизы Вот по этой причине, как мы теперь знаем, ваш дядя настроен против испанского брака. А в союзе с эрцгерцогом католическая Шотландия будет союзником Франции. Кардиналу Лотарингскому очень хотелось бы, чтобы сильная Франция стояла против слабой Испании. Вот в этом и смысл политики Гизов. Это не принесет вам ничего хорошего; в первую очередь дядя думает не о вас, Мадам, а о Гизах во Франции.
– Но дядя всегда и все делал для моего блага…
– Потому что ваше благо, Мадам, было благом и для него.
Это было грустно признать… Теперь она с ненавистью вспомнила нежные сцены между нею и кардиналом. Он всегда властвовал над нею, но, оказывается, не потому, что хотел помочь, а потому, что собирался использовать ее, дабы усилить свою власть и могущество.
Давид открыл ей это, так же как и фальшь брата Джеймса. Теперь она была одна. С нею оставался только Давид. Она больше не послушается советов кардинала. Она устроит свои собственные дела с помощью Давида.
* * *
В последние годы Мэйтленд Летингтонский ездил из Шотландии в Англию и обратно с письмами для английской королевы и от нее. Мэйтленд был политиком, привлекшим к себе внимание английской королевы. У него были хорошие манеры и умный язык. При английском Дворе был также и Джеймс Мелвил, регулярно отправлявший сообщения о том, что творится в стране.
При Дворе появился молодой человек, в котором некоторые увидели возможного поклонника королевы Шотландии. Им был Генрих Дарнлей, высокий худенький девятнадцатилетний юноша. Он был красив и изящен, с большими голубыми, немного навыкате глазами. Лицо, лишенное бороды, делало его еще моложе, чем он был на самом деле. Он был королевских кровей, являясь прямым потомком Тюдоров. Благодаря красоте и тому, что был хорошим музыкантом и танцором, он снискал симпатию Елизаветы. Однако она никогда или уж крайне редко позволяла своим эмоциям править балом.
Она открыто заявила, что будет категорически против брака Марии и Дарнлея, но наедине с Сесилом, хранителем некоторых своих секретов, она была менее категорична. И хотя она и говорила, что хочет увидеть Шотландию, живущую в мире и процветании, это было далеко от действительности. Мирная Шотландия – это угроза для Англии. Елизавета никогда не забудет, что Мария решилась пригрозить Англии оружием и обозвала Елизавету бастардом. Секретничая между собой, Елизавета и Сесил не были уверены, что брак между Марией и Дарнлеем будет уж так плох для Англии. Они знали, Генрих Дарнлей – слабый честолюбивый и распутный молодой человек, который ничем Марии не поможет в управлении страной, а может, даже и помешает. Но политика Елизаветы была направлена на то, чтобы показать снисходительную доброжелательность к своей кузине по ту сторону границы.
Дарнлей оставался при английском Дворе. Честолюбивые родители лелеяли большие надежды на будущее сына, а Елизавета, казалось, поглядывала на все это хмуро.
У Елизаветы для Марии был на примете другой человек. Сначала она не хотела называть его имени. Она заявила, что предлагает этого человека, потому что любит королеву Шотландии так нежно и желает ей так много добра. Возможно, она даже с трудом перенесет разлуку с ним.
Томасу Рэндолфу дали указания сообщить его имя королеве Шотландии.
Когда Рэндолф явился на встречу с королевой, там присутствовал и Давид Риччо. У Марии находилось для него все больше и больше работы, и он постоянно был рядом с ней. Англичанин вопросительно взглянул на маленькую пластичную фигурку Давида Риччо, но Мария произнесла:
– Вы спокойно можете говорить в присутствии моего секретаря, господин Рэндолф.
Рэндолф показал ей составленный королевой Англии лист возможных кандидатов в мужья. Читая последнее имя на листе, Мария даже приподняла от изумления брови, а потом заглянула англичанину в лицо.
– Господин Роберт Дадлей?! – воскликнула она.
– Да, да, Мадам.
– Но это человек…
Взгляд Рэндолфа заставил ее замолчать. Он ужасно испугался, что она собирается сделать какое-нибудь бестактное замечание в адрес его королевы.
– Но это человек, с которым королева Англии не захочет расстаться, – решительно заявила Мария.
– Моя королева велела передать, что она так желает счастья Вашему Величеству, что поставила перед собой задачу найти самого лучшего человека из всех, кого она знает. Вряд ли можно найти лучше, чем господин Дадлей.
Мария почувствовала на себе взгляд Давида; он словно умолял ее; «Не показывайте гнева. Не показывайте, что вы воспринимаете это, как оскорбление. Да, королева Англии предлагает вам своего бывшего любовника, но, Мадам, я прошу вас, не гневайтесь при этом человеке».
Как же славно они начали объединяться с Давидом! Ей было отрадно следовать за ним. Он прав, конечно, прав. Давид прав всегда!
– Бывают минуты, господин Рэндолф, – сказала она, – когда я вспоминаю о моем умершем муже. И хотя прошло уже несколько лет, воспоминания о нем столь сильны, что я не решаюсь думать о повторном браке.
– Но, Мадам, славный новый супруг поможет вам забыть об умершем.
– Не знаю… А вообще, уже так много этих разговоров о браке. Иногда я думаю последовать примеру вашей королевы и не выходить замуж.
– Простите меня, Мадам, что я так говорю, но тогда Шотландия много потеряет. Моя королева уверяет вас, что, если вы выйдете замуж за лорда Дадлея, она закрепит за вами право наследования. После ее смерти, если она не оставит детей после себя, вы или ваши наследники смогут править Англией.
– Возможно, мне не пережить вашу королеву, господин Рэндолф. Да, я моложе ее на несколько лет, но у нее здоровье получше.
– Я благодарен Господу за это, но право наследования – очень важное дело для Вашего Величества.
– Конечно, мне это очень важно. Мне уже надо бы решить вопрос с моим замужеством, так как это значит очень многое. Но вашей королевой предложены и другие кандидаты. Мне бы не хотелось отбирать у нее того, кто, как я слышала, ей так приятен. Более того, я – королева, королевская дочь, и мне нужно серьезно подумать, согласна ли я на брак с простолюдином. При всех достоинствах лорда Роберта, он, увы, не королевской крови. Ваша королева, я смотрю, предлагает также и графа Варвика, старшего брата лорда Роберта.
– Да, Мадам. Она говорит, что самое лучшее, что могло бы быть, это если вы выйдите замуж за Варвика, а она – за лорда Роберта, хотя она признает, что Варвик и красивее, и умнее брата. Она говорит, что, если бы не ее решение остаться девственницей, она бы сама вышла замуж за лорда Роберта. Но решение принято, и потому она предлагает лорда Роберта вам в супруги.
– А что об этом говорит лорд Роберт?
– Лорд Роберт, осознавая, какая честь будет оказана ему, с нетерпением ждет вашего решения.
– Вы должны дать мне время подумать, господин Рэндолф.
Рэндолф, поняв, что промахнулся, попросил Марию сообщить свое решение тогда, когда она сочтет удобным для себя, и удалился.
Когда он ушел, Мария дала волю гневу.
– Да как она смеет?! Наглая женщина! Ее конюх! Ее любовник! Ее соучастник в убийстве! Они убили его жену… Почему же она не взяла его себе в мужья после этого? Она, конечно, женила его на себе… но по-простому, без церемоний! И теперь… устав от него… она решила от него избавиться! Это оскорбительно. Давид, я должна была сказать все это Рэндолфу! Я унижаю себя даже простым обсуждением этого дела!
– Мадам, я прошу вас успокоиться. Это просто интрижки английской королевы. Она не собирается расставаться с ним. Таким образом она просто прикрывает другой заговор. Клянусь вам, у нее для вас есть еще кое-кто. Она хочет, чтобы вы возненавидели Дадлея, а потом вы легче согласитесь выйти замуж за того, кого она припасла.
– Откуда вы знаете?
– Мадам, эта женщина никогда не идет прямой дорогой. Она – сплошная ложь и обман. Она делает вид, что пойдет одной дорогой, а на самом деле собирается выбрать совершенно иную. Успокойтесь, я прошу вас. Мы подождем немного и увидим, за кого же она на самом деле хочет выдать вас замуж.
– Я уверена, она хочет посмеяться надо мной. Он был ее любовником, а теперь она устала от него, хочет избавиться и потому предлагает его мне… мне!
– Нет, Ваше Величество, она души в нем не чает. Скоро вы услышите из Англии, что она в полном восторге от него. Он стал графом Лестером. Во время церемонии она на глазах у всех не удержалась поласкать его шею. Неужели это говорит о том, что она устала от него?
– Да она не может быть уж такой нескромной.
– Она – самая бесцеремонная женщина в мире и самая хитрая. Поэтому она побеждает. Временами она в сомнениях, а иногда – нет, и потому непредсказуема. Под покровом фривольности она плетет великие интриги. Остерегайтесь ее, Мадам. Не дотрагивайтесь вновь до ее тщеславия, вы уже однажды сделали это, пригрозив Англии оружием. Такую ошибку надо сгладить. А потому поблагодарите ее за внимание, сделайте вид, что вы согласились на Дадлея. Играйте по ее правилам. Это будет хорошо и для Вашего Величества, и для нее.
– Давид, вы – мой мудрец. Как вы узнали, что лорд Роберт теперь граф Лестер? Откуда вам известно, что она приласкала его на церемонии?
Давид улыбнулся.
– Я принял меры предосторожности и отправил к английскому Двору моего слугу. Там он был вроде как слуга Мелвила, и никто не знал, что он работал для нас.
– Я не представляю себе, что бы я без вас делала!
– Я молюсь, Мадам, чтобы вам никогда не пришлось оказаться в такой ситуации. Ведь если мои услуги вам больше не понадобятся, мне незачем жить.
– Нельзя терять тех, кому доверяешь, – произнесла проникновенно Мария, – нельзя терять тех, кого любишь.
Несколькими днями позже она выгнала своего французского секретаря. Давид узнал, что Рауль писал доносы ее дяде, кардиналу, о делах, что были внешним интересом Франции. Этот человек оказался шпионом Гизов, по указаниям кардинала старавшимся расстроить брак с Испанией.
Мария решила, что отныне она будет доверять лишь одному человеку – Давиду Риччо.
Так Давид все более и более приближался к королеве, и некоторые при Дворе стали поговаривать, что он быстро становится главным королевским советником.
* * *
В один из редких спокойных часов Мария сидела с Флем, занимаясь вышиванием.
У Флем была замечательная возможность поговорить с Марией о деле, которое давно занимало ее. Это касалось графа Босуэла.
Флем легко увлеклась этим человеком. Что-то было в его мужественности и решительности, что очаровало ее. Она прекрасно знала, что он груб, и его надо бы остерегаться, но ничего не могла поделать с собой и просто обожала его.
Флем хотелось верить, что ее госпожа сменила гнев на милость, и, робко настаивая, стала говорить, что Босуэл получил не по заслугам.
Мария оторвалась от работы и спросила:
– Как так?
– Во-первых, этот несчастный провел четыре месяца в Эдинбургском замке. Он оказался там по обвинению человека, который, как нам известно, не совсем душевно здоров.
– Ты считаешь, действительно был заговор с целью украсть меня?
– Он существовал лишь в больном воображении Арана, а обвиненный им Босуэл, пострадал, как будто действительно был виноват.
– Так что же, он мучился там? Да он сбежал из тюрьмы!
– А почему бы и нет, Мадам, если его посадили по ошибке?
Флем засмеялась.
– Представляю его себе, взламывающего засовы и раскачивающегося на веревке у стены…
– Занятно, если он изменился… Прошло уже много времени, с тех пор как мы видели его в последний раз… Возможно, мы вообще его больше никогда не увидим.
– Он бы отдал многое, чтобы вернуться ко Двору, Мадам.
– А мы бы отдали многое, чтобы он не приближался ко Двору.
– Однако он невиновен.
– Флем! А почему ты просишь за него? Ты что, влюблена в него и неверна Мэйтленду? Ты с такой любовью говоришь об этом грубом южанине!
– Мне не хочется, чтобы говорили, что вашим именем вершится несправедливость!
– Ты слишком обременяешь себя теми, кто того не заслуживает, Флем. Подумай о том, как везет ему. Как он умудрился вернуться во Францию, ты знаешь? При помощи женщин! Одна из них – Джанет Битон, а другая – эта датчанка. Не счесть тех, кого он страстно любил всего лишь одну ночь, а потом бросал. Он сбежал в лодке, но потерпел кораблекрушение недалеко от английских берегов, не успев добраться до Франции. А вот теперь все-таки занятно, кормился ли он из рук королевы Англии? Мы знаем, он был ее заключенным. А не он ли совратил дочь своего тюремщика? Флем! Ты рискуешь своей репутацией, прося снисхождения для такого человека!
– Но, Мадам, он просит Вашей милости.
– Ах! У него есть мольба! Откуда тебе это стало известно?
– Через его дядю.
– От старого испанского развратника?
– Да, Мадам, это правда, он распутник, но в конце концов он любит своего племянника. Я думаю, мы должны вспомнить, что большую часть своей жизни Босуэл провел во дворце Бишопа, где, возможно, и научился потворствовать страстям. Мадам, у нас есть перед ним преимущество: счастливое детство. Можем ли мы винить тех, кому повезло меньше?
– Моя дорогая Флем, он позволял бушевать своим страстям, и я не сомневаюсь, что называл это счастливым детством.
– Да, но именно это сделало его таким, какой он есть.
– Это Бишоп так тебе напел, не правда ли?
– Он так говорил мне. Он говорит, что Босуэл в страшной нищете. Ему пришлось отдать под залог свои земли, чтобы выручить немного денег. Он напоминал мне, что Босуэл всегда был предан Вашему Величеству.
– Предан мне… настолько, что задумал украсть меня и насильно выдать замуж за Арана?
– Это лишь фантазии сумасшедшего, Мадам.
– Да как же мы можем быть уверены в этом, Флем, милая?
– Но в конце концов известно, что Аран сумасшедший.
– И поэтому ты считаешь, что грехи Босуэла надо забыть, и он должен быть вновь приглашен ко Двору?
– Нет, мадам, так я не считаю… но капитан нашей гвардии во Франции недавно умер, и место свободно…
– И ты считаешь, что Босуэл годится на это место?
– Но в конце концов это поможет ему хоть как-то поправить свои дела, Мадам. Состояние его финансов плачевное. Его выгнали из его собственной страны.
– Флем, милая, попросите кого-нибудь привести Давида.
Флем поднялась и призадумалась: теперь без разрешения этого Давида ничего не делается. Пьемонтец становится могущественнее моего милого лорда Мэйтленда…
Риччо явился без промедления. Как же великолепно он выглядел в эти дни! Одет он был восхитительно. Как изысканны его манеры, и до чего тонко он льстил королеве!
– Давид, – сказала Мария, и когда она произнесла его имя, вся нежность к этому человеку перетекла в ее голос, – ко мне обратились с просьбой, – она улыбнулась, глядя на Флем, – и состоит она в следующем: на Босуэла надо возложить командование шотландской гвардией во Франции. Как по-вашему, не плохо ли это?
Риччо пришел в восторг. Граф Меррейский опасается Босуэла, и в то же время граф Меррейский – враг Давида Риччо. Джеймс начал догадываться, какое влияние оказывает Давид на королеву. В общем, того, что Босуэл и Джеймс Стюарт – враги, было достаточно, чтобы ответить положительно.
– Мадам, – сказал Риччо, – он храбр, и этим все сказано. Благодаря своей храбрости он идет впереди всех даже в этой воинственной стране, где, казалось, мужество столь же естественно для людей, как и дыхание. Он никогда не подведет вас.
* * *
У Джеймса Хепберна, графа Босуэла, дела пошли на лад. Ему не нужно было более занимать деньги, и, хотя он пребывал все еще в изгнании, он все-таки радовался своему назначению.
Джеймса Стюарта, графа Меррейского, такое назначение не обрадовало. Они поговорили с Мэйтлендом и сошлись на том, что все это – с подачи Давида Риччо. Их все больше выводили из себя самонадеянность итальянца и благоволение, которое оказывала ему королева. Но теперь главным, кто тревожил их, вновь стал Босуэл.
– Это может сказаться на нас, – сказал граф Меррейский, – у этого человека в Шотландии до сих пор есть друзья. – Это колдовство, клянусь тебе. Ему достаточно разок взглянуть на женщину, и все, она – его жертва. Он совращает ее и уходит, но, если он вернется, она готова быть его рабыней. Да разве бы он мотался из страны в страну, не будь вереницы женщин, готовых кормить его и ублажать в постели. Кров, еда, деньги и лошади – все на его пути!
– У него друзья среди королевского окружения, – добавил Мэйтленд. – Этого уже достаточно.
– А что за манеры у его слуг? – спросил граф Меррейский.
– Одна грубость, – ответил Мэйтленд.
Они улыбнулись друг другу. Больше можно было ничего не говорить.
* * *
Этой ночью капитана шотландской гвардии дома не было. Его слуги были уверены, что он отсыпается в доме своей последней пассии.
Перешептываясь и прислушиваясь, не слыхать ли шагов их хозяина, они сидели вокруг стола. Они не думали, что он появится раньше утра.
Какая жалость! – думали они. – Ведь они-то задумали одно дельце сегодняшней ночью.
Однако действительно ли все так плохо? При отблесках свечей на лицах собравшихся было ясно видно облегчение.
Они вспомнили Босуэла… Выше, чем обычные люди… громкий голос… сильный как двое мужчин… его легчайшая оплеуха могла отправить любого из них в противоположный конец комнаты, оставив синяки на несколько дней… Они боялись и обожали его, ведь каждый дюйм его тела принадлежал настоящему мужчине; он был больше, чем просто человек, они были уверены. В нем было что-то магическое. Он был над ними во всем. Из-за своей жадности они соглашались со всеми указаниями, которые им давались. Жадность играла немалую роль в их готовности на все, ведь за работу им хорошо платили.
За столом прислуживал Николя. Здесь были Габриель Семпл, Уолтер Мурский и Дэнди Прингл. Николя не очень-то радовался поставленной задаче, но его втянули в это дело все остальные.
Всем заправлял Прингл. В заговоре был еще и парикмахер Босуэла, так как знал некоторый толк в ядах. Ядовитый порошок решили добавить в вино.
Вино, смешанное с отравой, было уже в бокале, но его светлость, похоже, не вернется домой сегодня вечером.
Вот это как раз и заставляло мнительного Николя трястись.
– Может, ему все известно! – бормотал он, стуча зубами.
– Да откуда он может знать, приятель? – говорил Прингл. – Ну, если только ты ему рассказал…
– Да ничего я ему не говорил, но он – необычный человек.
– Вот мы и посмотрим, – сказал с ухмылкой Прингл, – в чем он сильнее остальных людей… А теперь, Габриель, когда ты протянешь бокал его светлости, ты должен вести себя как обычно. Ты не должен показать, что питье, которое ты предлагаешь, не то же самое, что он пьет всегда.
– Да… да… – заикаясь, проговорил Габриель.
– Эх, провернуть бы это дельце сегодня! – сказал Уолтер.
– Скоро все закончится, – пообещал Прингл, – вернемся в славную Шотландию и заживем в роскоши после этой ночной работенки.
– Я говорю вам, – настаивал Николя, – наш хозяин – необычный человек.
– И что из этого? – осклабился Прингл.
– Он – не такой как все… Вы же видели, как он обращается с женщинами. Ни одна не устояла перед ним.
– Одну такую я знаю, – сказал Прингл. – Королева! Разве он не спрашивал ее, нельзя ли ему вернуться домой, и разве она не отказала?
– Королева, как говорит хозяин, не более чем половина женщины, – заявил Николя. – Если ее и королеву Англии сложить вместе, все равно нормальной женщины не получится, так он говорит.
– Он так говорит, – продолжал Уолтер, – потому что обе они не позвали его немедленно в постель.
– Да он чувствует себя выше других, потому и такой чванливый, – рассмеялся Прингл.
– Он говорит, – добавил Николя, – что, будучи во Франции, она была в любовницах у своего дяди, кардинала.
– Это меня не удивляет, – сказал Прингл, – и кардиналам ничто человеческое не чуждо. Эй, слышите! Он вернулся!
Это было верно. Наружная дверь открылась, и хорошо знакомый голос заорал:
– Дома кто есть? Да где же вы все? Николя! Семпл! Я пришел… и я голоден!
Возникло минутное затишье, и все уставились на бокал с отравленным вином.
– Эй, Габриель, дай-ка ему бокал, – шепнул Прингл.
Николя заторопился навстречу хозяину.
– Как?! Еще не в постели?! Как такое может быть в столь поздний час? Ты что, с кухаркой повздорил?
– Нет, хозяин, – заикаясь, проговорил Николя. – Я просто подумал, вы можете вернуться, и ждал вас.
Под взглядом хозяина Николя затрясся. Босуэл смотрел на него так, как будто что-то знал.
– Принеси-ка мне поесть… и вина… Меня мучает жажда…
– Да… да… хозяин…
Николя быстро вернулся в комнату, где остальные сидели в ожидании. Прингл сунул ему в руки бокал, но Николя так дрожал от страха, что расплескал немного вина.
– Господи! Да ты же выдашь сейчас всех нас! – прошипел Прингл. – Эй, Габриель, возьми-ка бокал.
Габриель завопил:
– Нет… нет! Я не решусь! Я говорю вам, он все поймет. Он чувствует такие вещи. Вот потому-то он и вернулся этой ночью.
Дверь распахнулась: на пороге стоял Босуэл, поглядывая на слуг.
– Это что такое? – решительно спросил он. – Ночное собрание! Какой-то заговор, да? Или просто дружеская пирушка? И ни одной женщины, чтобы развлечь эту компанию? Это то вино, которое у вас сегодня есть, Семпл? Ну-ка дай его сюда, приятель. Я же сказал вам, что меня мучит жажда…
Габриель трясся так, что расплескал вино себе на руки, так же как и Николя. Все слуги уставились на Габриеля.
– Тебе что, плохо, Габриель? Ты трясешься, как монахиня-девственница в окружении солдат. В чем дело, приятель? Я тебя спрашиваю!
Громадной ручищей он сгреб Габриеля за воротник, и вино растеклось по камзолу Босуэла.
