Текст книги "Двойной орёл"

Автор книги: Джеймс Твайнинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Глава 2

Штаб-квартира ФБР, Вашингтон, округ Колумбия

18 июля, 7.00

Она знала, что это случится. Дверь приоткрылась, в проеме возникла темная фигура. Она старалась сдержаться, но не получилось. Никогда у нее не получалось. Медленно, плавно подняла руку, выставила ствол перед собой. Левая рука у нее была сильнее и слегка согнута в локте, и она поддерживала ею руку со стволом. Захват получился надежный. Расставила ноги для устойчивости, причем правая, самое уязвимое ее место, выдвинулась вперед.

Все три пули она положила в «яблочко», получился идеальный равносторонний треугольник. Он умер, еще не успев рухнуть на пол, а на белой рубашке уже расплылось красное пятно, точно кто-то разлил чернила на промокашку. В лицо ей ударил яркий свет, только тогда она поняла, что натворила.

Дженнифер Брауни проснулась резко, словно от толчка. Провела ладонью по щеке, и она мгновенно стала липкой от пота. Протянула руку к ламинированной поверхности тумбочки и нащупала часы. Моргая и щурясь от яркого света неоновой лампы над головой, пыталась разглядеть, который час. Ровно семь утра. Черт…

Она потянулась всем телом, изогнула шею. Снова опустилась на простыню. Зевая, выдвинула нижний ящик тумбочки. Достала оттуда упакованную в целлофан белую блузку, идентичную той, что была на ней. Еще две, аналогичные, остались в ящике. Положив упаковку на стол, начала расстегивать пуговки той блузки, что была на ней, пальцы онемели и плохо слушались. Наконец удалось справиться со всеми пуговками. Дженнифер встала, блузка соскользнула на пол, она подняла ее, швырнула в ящик и пинком задвинула его.

Она была удивительно хороша собой, отличалась естественной, не сразу бросающейся в глаза красотой, которой иногда отмечены женщины. Высокая – пять футов девять дюймов, с гладкой коричневой кожей, фигура гибкая и стройная, но со всеми положенными округлостями. Щеки немного пухлые, черные вьющиеся волосы достигают плеч. Драгоценностей она не носила никогда, за исключением одной безделушки от Тиффани – цепочки в виде переплетенных между собой сердечек. Это был подарок сестры на восемнадцатилетие, и цепочка угнездилась в соблазнительной выемке между холмиками грудей.

Она застегнула свежую блузку, заправила ее за пояс черного брючного костюма. Потом оглядела помещение без окон со стенами, выкрашенными светло-голубой краской, и улыбнулась. От улыбки на округлых коричневых щеках возникли ямочки – пусть и маленький, а свой офис. Она, похоже, никак не могла привыкнуть к этой мысли. Ее собственная, отдельная комната. Все здесь принадлежит только ей, даже воздух. Вот уже три месяца она здесь, в округе Колумбия, а ощущение новизны до сих пор не притупилось. Еще долго не притупится. Особенно после тех трех лет, проведенных в полевых условиях, в тренировочном лагере в Атланте, где стены домика были такие тонкие, словно картонные; казалось, дунешь – и он рассыплется. Она радовалась, что вернулась сюда, и планировала остаться.

Мысли Дженнифер прервал стук в незапертую дверь. Она нахмурилась, но улыбнулась, увидев на пороге Фила Такера, командира своего отделения. Он, как всегда, вовремя. Вчера сказал, что она понадобится ему утром, им надо поговорить. Правда, о чем именно, не уточнил.

– Привет!

– Ну как ты тут? – Он подошел к столу и, щурясь, уставился на нее через очки без оправы, над галстуком нависал двойной подбородок. – Еще одна ночь без сна?

– А что, заметно? – Дженнифер пригладила волосы, протерла кончиком пальца уголки глаз, прогоняя остатки сна.

– Нет. Просто охрана сообщила, что ты домой так и не ходила… Лично я отношусь к этому не слишком одобрительно, ты же знаешь.

Таков уж он был, Такер. Совсем не похож на тех боссов, которые обожают, когда их подчиненные засиживаются на работе до ночи, но доброго слова за это не скажут, будто не замечают. Такер очень заботился о своей команде и не скрывал этого. Дженнифер это нравилось. Заставляло ее ощущать себя частью чего-то важного, значительного и нужного, а не каким-то недоразумением в юбке.

– Нет проблем, босс.

Он почесал медно-рыжую бородку, поскреб макушку, где красовалась круглая розовая лысина в опушении светлых истончившихся волос.

– Кстати, я говорил с Флинтом, делом Хаммона займутся люди из министерства финансов. Очень благодарны тебе за помощь. Флинт даже помянул, что теперь он твой должник. Хорошая работа.

– Спасибо. – Дженнифер смущенно пожала плечами. Она никогда не умела принимать комплименты и перевела беседу на другую тему: – Так из-за чего сыр-бор? Зачем понадобилось подниматься в такую рань? Не иначе какой-нибудь конгрессмен потерял собаку, верно?

Такер опустился в кресло, положил руки на пластиковые подлокотники.

– Вчера возникла проблема. Я предложил тебя. – Он усмехнулся. – Надеюсь, не возражаешь?

Дженнифер заулыбалась:

– А если возражаю? Разве это имеет значение?

– Нет! Но ты ведь и не собиралась отказываться. Прекрасная возможность проявить себя. Шанс вернуться на прежние позиции. – Такер умолк, затем добавил уже серьезным тоном: – Наверное, второй и последний шанс.

– Все пытаешься помочь мне искупить вину? – Сон был так жив в памяти, что Дженнифер ощутила подкатывающую к горлу горечь и сглотнула.

– Нет. Это ты сделаешь сама. Но мы-то с тобой знаем, как трудно изменить чье-либо мнение.

– Я вовсе не ищу легких выходов, Фил. Я могу вернуться и без твоей помощи. И сделаю это, докажу, что достойна. – Ее темные глаза светились решимостью.

Такер медленно кивнул:

– Да. Но всем нужен перерыв. Хотя бы на короткий период. Всем, даже тебе. И я бы не стал тебя предлагать, если бы не считал, что ты это заслужила. Ладно. В общем, я сказал им, чтобы подъезжали прямо с утра. Отступать в любом случае поздно.

Он взглянул на часы, потряс запястьем, поднес их к уху и снова проверил.

– Твой будильник показывает правильное время? – Такер указал на настольные часы Дженнифер.

Она не ответила. Вместо этого спросила:

– Так кто там должен подъехать?

В открытую дверь постучали, вошел мужчина. Такер поднялся ему навстречу.

– Знакомься, Дженнифер, это Боб Корбетт. А это Дженнифер Брауни, Боб.

Все трое стояли неподвижно, и Такер настороженно смотрел на Дженнифер, точно опасался, что та может ляпнуть или выкинуть нечто не соответствующее случаю. Потом они обменялись рукопожатиями, и Такер облегченно выдохнул.

– Присаживайтесь. – Такер уступил гостю свое кресло, сам пристроился на краешке письменного стола. Корбетт уселся. – Боб возглавляет у нас отдел по расследованию краж и преступлений на транспорте.

– Нас уже знакомили. В лифте, – с улыбкой промолвила Дженнифер.

Иногда она видела этого человека в здании. Корбетт всегда был подтянутым и безупречно аккуратным – от гладко выбритого подбородка до начищенных черных туфель, тонкие шнурки которых всегда были завязаны двойным узлом. Сейчас она сразу заметила: с ним что-то не так. Узел на вязаном шелковом галстуке меньше, чем положено, будто Корбетт ослаблял его и опять затягивал несколько раз и явно не перед зеркалом. Так делают мужчины, когда волнуются.

Корбетт слегка нахмурился и кивнул:

– Да, конечно. Я помню. Привет. – Он говорил короткими рублеными фразами, в каждом слове звучала решимость, намекающая на военное воспитание. Они еще раз обменялись рукопожатиями.

Корбетту часто давали лет на десять меньше – он выглядел гораздо моложе своих сорока пяти. Однако углубляющиеся морщинки в уголках глаз и рта свидетельствовали о том, что возраст все же сказывался. Нет, рядом с Такером он, разумеется, смотрелся настоящим атлетом, хотя сравнивать их было бы несправедливо. Вообще Корбетт отличался какой-то обтекаемой, если так можно выразиться, внешностью – от гладко зачесанных серо-стальных волос до плавно округленных контуров щек и подбородка. Вспоминались локомотивы тридцатых годов в стиле арт деко – даже стоявшие неподвижно на путях, они всем своим видом говорили, что могут развивать скорость не менее двухсот миль в час. Нос слегка заостренный, близко посаженные серые глаза смотрят холодно, светятся умом. Мужчина сильный и незаурядный. Почему-то он напомнил Дженнифер отца – человека жесткого, но честного.

– А тебе известно, что Боб считается одним из самых лучших людей бюро? – спросил Такер. – Какие у тебя показатели? Пять нераскрытых дел за двадцать пять лет службы? Потрясающе! – Он покачал головой, точно не верил, что такие достижения вообще возможны.

– Вообще-то, Фил, лишь два. И потом, кто тебе сказал, что я перестал над ними работать? – Корбетт улыбнулся, но видно было, что он вовсе не шутит. Он не похож на человека, любящего шутить.

– Бобу нужен сотрудник, который помог бы ему работать над новым делом. Я предложил тебя.

Дженнифер робко пожала плечами и покраснела, перехватив взгляд устремленных на нее серых глаз.

– Спасибо, сэр. Я буду очень стараться. А какое дело?

Корбетт протянул ей большой конверт из плотной коричневой бумаги и жестом дал понять, что она может его вскрыть. Дженнифер обнаружила в конверте пачку черно-белых снимков.

– Мужчина на снимке – священник Жанлук Раньери.

Она внимательно изучала фотографию, отметила, как страшно искажено лицо мужчины, а в груди зияет огромная рана.

– Его нашли в Париже. Вчера. Речной патруль выловил тело из Сены. Но, как видите, он не утопленник.

Дженнифер просмотрела остальные фотографии. Крупные планы лица Раньери, глубокая ножевая рана – ее большие орехового цвета глаза подмечали каждую деталь. К снимкам была приложена папка с переводом отчета о вскрытии. Он подтверждал то, что сказал ей Корбетт: Раньери закололи ножом, затем тело сбросили в реку. Погиб он от одного удара – лезвие пробило мечевидный отросток грудины, что привело к обширному инфаркту и мгновенной остановке сердца.

Читая отчет, Дженнифер бросала испытующие взгляды на Корбетта. Тот осматривал ее офис с легкой улыбкой на губах. Дженнифер знала: многие ее коллеги считают странным, что она не попыталась хоть чем-нибудь прикрыть или приукрасить светло-зеленые стены. Но у нее была на то причина: украшения и безделушки отвлекали бы, мешали мыслить четко и ясно.

– Ну, какие соображения? – спросил Корбетт.

– Судя по характеру ранения, это работа профессионала. Причем очень крутого, – произнесла Дженнифер.

– Согласен. – Корбетт кивнул, его глаза сузились, словно он увидел Дженнифер в каком-то выгодном и новом для себя свете.

– И еще. Тело сбросили в воду там, где его можно быстро найти.

– Следовательно?

– Они ничуть не волновались, что их поймают. Или же хотели отправить кому-то послание.

– Убит он был примерно около полуночи шестнадцатого июля. Плюс-минус несколько часов. – Корбетт поднялся и стал бесшумно разгуливать по офису.

Дженнифер решила, что, очевидно, в карманах у него нет ни мелочи, ни ключей, ни каких-либо иных предметов, могущих выдать его род занятий. Ну в точности кот, который, выходя по ночам на охоту, сбрасывает с ошейника колокольчик, чтобы подкрасться к ничего не подозревающей добыче незамеченным. Она продолжала листать папку с документами.

– Раньери учился на католического священника, затем работал в институте теологии при Ватикане.

Дженнифер удивленно вскинула глаза:

– В банке Ватикана?

– Да. Нам это заведение известно и под таким названием. – Корбетт приподнял брови, желая подчеркнуть значимость следующего своего высказывания. – Проработал там около десяти лет, а затем пропал три года назад. Причем не с пустыми руками. Прихватил пару миллионов долларов, снятых со счетов в одном из их банков на Каймановых островах.

Дженнифер резко повернулась к Корбетту, озабоченно наморщив лоб. Вот это уже кое-что объясняло. Такер остался сидеть в преисполненной благодушия позе: скрещенные руки лежат на животе, рот приоткрыт. Корбетт провел пальцем по одному из ящиков картотеки, словно проверяя, нет ли на нем пыли. Дженнифер знала, что ее там не было. Как и на всех других предметах в ее офисе.

– Видимо, он потратил все наличные, потому что объявился в Париже год назад. Французы утверждают, он работал по мелочам. Никаких крупных дел. То какую-нибудь картинку стырит, то ожерелье. Но на жизнь ему хватало. И очень даже неплохую жизнь, судя по его габаритам.

Все трое рассмеялись, и напряжение, которое ощущала Дженнифер, исчезло – испарилось, растворилось, точно струйка пара в теплом воздухе. Корбетт сел в кресло. Дженнифер заметила на его безупречно начищенных туфлях по лоску – в том месте, где кожа соприкасалась с манжетами брюк, она приняла более темный оттенок.

– И все же не понимаю, – пробормотала она и положила папку на письменный стол. А потом опустилась на стул, смущенная своим высказыванием. – Лично мне кажется, его убрал тот, кого он обманул. Или же состоялась какая-то сделка… В любом случае к нам это не имеет отношения.

Корбетт снова встретился с ней взглядом, и на сей раз серые глаза так и обдали холодом. Внутри у Дженнифер все сжалось.

– Вы не правы, агент Брауни. В отчете о вскрытии об этом, конечно, ни слова. Фокус в том, что когда они его вспороли, то обнаружили в желудке весьма любопытную вещицу. Он успел проглотить ее перед тем, как умер. Очевидно, не желал, чтобы она досталась убийцам.

Корбетт полез в карман и положил на стол какой-то мелкий предмет в прозрачном пластиковом пакетике. Раскинув крылья, в пространстве гордо парил орел. Его величественный полет был запечатлен в золоте.

Это была монета.

Глава 3

Кларкенуэлл, Лондон

18 июля, 16.30

Начинался вечерний час пик, по улицам тянулся нескончаемый поток машин – настоящая река из резины, стали и стекла. Она бурлила и замирала на перекрестках, повинуясь мигающим огням светофоров.

Витрины магазина отсвечивали желтым – лучи солнца пробивались сквозь толстые стекла, заключенные в белые рамы. В некоторых местах краска на рамах облупилась, но узкие лучи все равно пронзали мрак, и в их бледно-золотистом свете танцевали пылинки. Так капли дождя танцуют в лучах света от автомобильных фар.

В самой комнате царил сущий бедлам, оранжевые обои на стенах ободраны, грубый деревянный пол завален старыми газетами, обертками от еды. С растрескавшегося потолка угрожающе свисают белые оголенные провода, напоминающие щупальца морского животного. В дальнем конце помещения, скрытом в тени, стояли на неровном полу два сундука. На одном из них сидел, сгорбившись и подперев подбородок ладонью, Том Кирк, погруженный в раздумья.

Недавно ему исполнилось тридцать пять, но на висках уже поблескивала седина, особенно заметная на фоне щетины. Похоже, он не брился несколько дней. Волоски на щеках и квадратном подбородке были тоном светлее, чем взъерошенная шевелюра.

Он напоминал своего отца – во всяком случае, все всегда говорили, что он пошел в отца, и это его раздражало. Но именно от него он унаследовал угловатое лицо, пышные каштановые волосы и глубоко посаженные синие глаза под густыми темно-коричневыми бровями.

А вот сложен Том спортивнее, нежели отец. Подвижный, гибкий, сплошное сплетение мышц и сухожилий, и все это при росте пять футов одиннадцать дюймов. Подобное телосложение словно предполагало быстроту и решительность действий, а также увертливость – замечательные качества для игры в бейсбол. И в то же время Том обладал достаточной силой, чтобы схлестнуться с противником и одержать верх. Ирония судьбы заключалась в том, что, еще учась в школе, он так и не достиг особых успехов в бейсболе. И хотя скорости ему было не занимать, противнику не составляло труда сбить его с толку любым обманным движением.

На другом сундуке лежала огромная доска для игры в нарды, столь искусно инкрустированная, что ее вполне можно было назвать произведением прикладного искусства. Лежала доска плохо, грозила свалиться на пол в любой момент. Том приобрел ее буквально за гроши на одной из узких пыльных улочек Большого базара в Стамбуле много лет назад. Казалось, от нее до сих пор пахнет клеем, бараньим жиром и специями. Когда одолевала бессонница, он играл сам с собой на доске часами; анализировал все ходы и возможности, передвигал шашки, изучал, как разные ходы влияют на общую стратегию и исход игры. Полупустая бутылка виски на полу рядом с сундуком позволяла предположить, что ночь выдалась долгой.

Но Том даже не глядел на доску. Он рассматривал лежавшую на коленях черную лыжную маску. Ощупывал и оглаживал так бережно, точно ее сделали из тончайшего лиможского фарфора. Затем, улыбаясь краешками губ, просунул в маску правую руку, выставил из прорезей для глаз два пальца и начал игриво шевелить ими. Как две рыбки, в погоне друг за другом заплывающие в глазницы черепа.

У Тома длинные изящные пальцы, способные проделывать быстрые, точные и грациозные движения, каждый из суставов отличала невиданная гибкость, словно они были отдельными звеньями в цепочке. Каждый палец заканчивался белым полукружьем аккуратно подстриженного ногтя. Напоминают половинки луны, подумал он. Портили красивые руки лишь маленькие белые шрамы над костяшками да жесткие ладони, грубые на ощупь. Будто он был выдающимся пианистом, который по ночам развлекался кулачными боями.

Том понимал: тянуть больше нельзя, позвонить все равно придется. Контакт отсутствовал недели три, выбора не оставалось. Но поймет ли Арчи? Поверит ли ему? Улыбка увяла, и он зашвырнул маску в дальний конец комнаты, точно хотел, чтобы она разлетелась на тысячу осколков, ударившись о стенку.

Том достал мобильник из заднего кармана брюк и набрал номер. Гудкам вторил гул движения на улице. Трубку сняли почти сразу, но молчали. Том откашлялся и заговорил первым. Голос звучал мягко, почти нежно, отчетливо слышался американский акцент. Так бывало всегда, когда он нервничал.

– Арчи? Это Феликс.

– Господи Иисусе! Феликс!

Феликс. Это имя ему дали несколько лет назад, когда он только вошел в игру. С тех пор оно так к нему и прилипло.

– Где ты пропадаешь, черт побери?

– Я… все выяснил, – промолвил Том.

– Выяснил? Я думал, тебя взяли.

Арчи… Главный человек в бизнесе. Том часто размышлял, не является ли выдуманным это его имя. Щитом, за который можно спрятаться. Но думал, что нет. Оно ему очень шло, это имя.

– Нет. Просто сделал свое дело, и все.

– Там были проблемы? – В голосе Арчи прозвучала неподдельная тревога.

– Нет. Но в Штаты я больше ни ногой. Я ведь говорил тебе, слишком рискованно возвращаться и работать там. Нет, понимаю, я последний человек, которого они там рассчитывают увидеть, но в один далеко не прекрасный день везенье кончится.

– Как все прошло?

– Ну, в основном по плану, как мы и рассчитывали. Правда, они там кое-что реконструировали, и я волновался, что с сигнализацией будет облом. Поэтому и выжидал недели три, прежде чем объявиться… Хотел убедиться, что не засветился. А так все нормально, проверил перепады в давлении, комбинация цифр осталась прежней, ну и остальное оказалось очень просто.

– Замечательно. Значит, в обычном месте?

– То, что мне причитается, уже там?

– А ты как думал? – с обидой произнес Арчи.

– Вот и хорошо. Тогда заберу через несколько дней.

– Тебе придется смазать лыжи и сгонять туда еще раз. Причем времени у тебя в обрез.

Возникла пауза. В трубке что-то потрескивало. Том опустился на сундук, массируя висок левой рукой. Он предполагал, что Арчи не отвяжется. Но он принял твердое решение и не откажется от него.

– Я хотел поговорить с тобой об этом.

– Слушаю? – В голосе Арчи послышались подозрительные нотки.

– Дело в том, что я не намерен брать на себя остальную часть работы.

– Что?

– Я выхожу из игры.

– Значит, кидаешь меня, да?

– Нет, Арчи. Просто я сыт по горло всем дерьмом. Не желаю больше заниматься этим. Не хочу и не буду. Ты уж извини.

– Извинить? – Слово вонзилось в мозг, точно его вбили в ухо гвоздем. – Извинить? Что это означает? Ты бросаешь меня в такой момент и считаешь, что можно отделаться извинениями? Да ты смеешься надо мной, не иначе! Знаешь, мне тоже очень жаль. Вот только причины более веские. Ты извиняешься, а я в полном дерьме, поскольку через двенадцать дней должен доставить два яйца Фаберже Кассиусу. Если не сделаю, то я покойник. Смекаешь?

– Кассиусу? – Том округлил губы, произнося это имя. Он поднялся, ноги утонули в бумажном мусоре, устилавшем пол. Он понизил голос до шепота: – А вот об этом уговора не было, друг. Ты сказал, что товар предназначается для какого-то парня по имени Виктор. Для русского клиента. О Кассиусе не было и речи. Ты же знаешь, я не работаю на людей этой породы. И уж особенно – на него. Ты во что впутался, друг?

– Когда я брался за дело, тоже не знал, что это для него, – спокойно промолвил Арчи, но Тому показалось, что он репетировал речь неоднократно, догадываясь, какая будет реакция. – А к тому времени как выяснил, было поздно. Мы уже сидели на крючке. Мы с тобой понимаем, что с Кассиусом шутки плохи. И тогда, и теперь.

– Особенно если на кону большие бабки? – с горечью заметил Том. – Наверное, потому ты и стал таким забывчивым, да? Сразу отшибло память?

– Перестань!

– Какова твоя доля, Арчи? Сколько он обещал тебе накинуть за то, чтобы молчал до поры до времени, а?

– Деньги тут ни при чем. Сделка выгодная для нас обоих, и ты это прекрасно знаешь. Вошел, вышел, и покупатель доволен, и мы с тобой в шоколаде. Я мог бы и не говорить тебе, что это для Кассиуса.

Том стоял, опершись рукой о стену, голова опущена, телефон прижат к уху.

– Феликс, это не принято, но, может, нам с тобой встретиться? Выпить по кружке пива… Мы должны спланировать второй заход и подумать, как передать яйца Кассиусу. Если хочешь, можно прямо на следующий день, я не против, но мы должны сделать это.

Том даже удивился, что так быстро ответил. Наверное, следовало выдержать долгую паузу, заставить Арчи подумать, то он взвешивает все «за» и «против», прикидывает, на чьей стороне сам Арчи, пытается предугадать последствия участия в этом деле Кассиуса, соображает, послать их всех к чертям собачьим или согласиться выполнить последнюю работу. Но он выпалил ответ мгновенно, тоном, не допускающим возражений:

– Извини, Арчи! – Том выпрямился во весь рост. Громкий голос подчеркивал важность момента. – Ты должен был сказать мне правду. С самого начала. Теперь это твои проблемы, не мои. Ты можешь получить яйцо, как мы договаривались, но это все. Я пас. – Он защелкнул крышку мобильника и глубоко вздохнул. Потом поднял голову и поморщился. Лыжная шапочка, которую он с силой отшвырнул, повисла на гвозде, вбитом в стену. Пустые глазницы, казалось, посмеивались над ним.