Текст книги "Счастье - это теплый звездолет (Сборник)"

Автор книги: Джеймс Типтри-младший

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 52 страниц)

ДЕВУШКА, КОТОРУЮ ПОДКЛЮЧИЛИ

Эх, зомби, знаешь, чего бы я тебе мог рассказать? Да-да, тебе, вот сейчас, когда ты потными от волнения руками сжимаешь свой портфель растущих акций. Взял AT&T с маржой двадцать пунктов при плече один к десяти и думаешь, ты – Ивел Книвел? AT&T? Ах ты, баран безмозглый, как бы хотелось показать тебе кое-что.

Смотри, мертвый папаня, сказал бы я. Видишь, например, вон ту малахольную?

В толпе, пялится на своих богов. Одна малахольная девица в городе будущего (говорю я). Гляди на нее.

Она сдавлена телами, тянет шею, смотрит во все глаза, словно хочет выпрыгнуть из себя. О-о-о! Восторг! Обожание! Ее боги выходят из магазина под названием «Боди-Ист». Трое миляг; они перешучиваются на ходу. Одеты как простые люди на улице, но… обалденно. Видишь их роскошные глазищи над дыхательными фильтрами? Видишь, как плавно движутся руки, как тают в улыбке нечеловечески нежные губы? Толпа стонет. Восторг! Весь бурлящий мегаполис, весь славный будущий мир души не чает в своих богах.

Не веришь в богов, папаня? Погоди. От чего бы ты ни балдел, здесь, в будущем, найдется бог в точности на твой вкус. Прислушайся к толпе. «Я коснулась его ноги! О-о-о, я Его коснулась!»

Даже сотрудники в башне ГВК любят богов – по-своему и из собственных соображений.

Жалкая девка на улице любит богов по-простому. Упоенно следит за их жизнью, вникает в их загадочные проблемы. Никто не рассказал ей про смертных, которых за любовь к богам превратили в дерево или вздыхающий отголосок. Она и в самых безумных мечтах не допускает, что боги ответят ей взаимностью.

Народ расступается перед божками, прижимая девицу к стене. Сверху парит камера голографической съемки, но ее тень никогда не падает на богов. Перед экранами магазина, когда боги в них заглядывают, словно по волшебству, ни души, вокруг нищего на тротуаре – пустое пространство. Боги бросают ему мелочь. Толпа ахает.

Один из богов смотрит на часы новейшей модели, и все трое бегут к минибусу, словно обычные люди. Минибус останавливается рядом с ними – снова чудо. Толпа вздыхает, заполняет освободившееся пространство. Боги исчезли.

(В помещении, далеком от башни ГВК – но связанном с нею дистанционно, – щелкает молекулярный тумблер и проматываются три бухгалтерские ленты.)

Наша девушка по-прежнему притиснута к стене, пока охранники и съемочная группа убирают оборудование. Обожание сходит с ее лица. Это хорошо, потому что теперь ты видишь: она страшна как смертный грех. Ходячий памятник гипофизарной недостаточности. Ни один врач к ней не притронется. Когда она улыбается, ее нижняя челюсть – наполовину багровая – почти кусает ее левый глаз. Она еще очень молода, но кому это важно?

Толпа несет девушку дальше, так что по временам ты видишь ее кособокое туловище, замечаешь, что одна нога у нее короче другой. На углу она тянется, чтобы послать последний спазм обожания вдогонку минибусу богов. Затем ее лицо принимает всегдашнее выражение тупой боли; она, наталкиваясь на людей, запрыгивает на движущийся тротуар. Ей надо перейти с него на другой; она спотыкается, налетает на аварийный поручень. Наконец доезжает до пустыря, называемого парком. Прямо над головой идет спортивная передача, баскетбольный матч в три-дэ. Однако девушка просто втискивается на скамью и сидит, съежившись, пока мимо ее уха свистят призрачные штрафные броски.

Дальше ничего не происходит, кроме того, что она украдкой то и дело подносит руку ко рту – так незаметно, что соседи по скамье не обращают внимания. Впрочем, тебе ведь интересно про город? Будущее, как-никак. Неужто все так обыденно?

О, тут есть чему подивиться – и это не такое уж далекое будущее, папаня. Но оставим за скобками научную фантастику – например, технологию голографического вещания, отправившую в музей радио и телевидение. Или отраженное от спутников всемирное коммуникационное поле: через него осуществляется связь и управление транспортом по всей планете. Это побочный продукт добычи полезных ископаемых на астероидах, не будем сейчас о нем. Мы наблюдаем за девушкой.

Я покажу тебе только одну вкусность. Может, ты уже заметил в спортивной передаче? Никаких рекламных пауз. Никаких названий брендов в человеческий рост.

Да, именно так. Никакой рекламы. Удивляешься?

Оглядись. Ни единого билборда, транспаранта, постера, баннера, джингла, блерба, слогана во всем славном мире. Логотипы? Только на крохотулечных экранчиках в магазинах, но их и рекламой-то не назовешь. Наводит на мысли, а?

Думай об этом. Девушка пока сидит на прежнем месте.

Кстати, сидит она под самой башней ГВК. Подними взгляд, и увидишь сверкающий шар наверху, в обители богов. Внутри шара – конференц-зал, где заседает совет директоров. На двери аккуратная бронзовая табличка: «Глобальная вещательная корпорация». Это, впрочем, ровно ничего не значит.

Так получилось, что я знаю: в конференц-зале шесть человек. Пятеро из них формально принадлежат к мужскому полу, шестую довольно трудно вообразить матерью. Они абсолютно непримечательны. Их фотографии мелькнули первый раз в объявлениях о бракосочетании и мелькнут второй раз в некрологах, точно так же не задержав на себе ничей взгляд. Если ты высматриваешь тайных Синих зловредов, то забудь. Уж я-то знаю, клянусь дзеном! Похоть? Честолюбие? Жажда власти? Их напугали бы такие слова.

Чего они хотят – это идеального порядка во всем, и прежде всего в связи. Можно сказать, они посвятили этому жизнь: избавлению мира от помех. Их самый страшный кошмар – неполадки в связи: перепутанные каналы, сорванные графики, дефекты, которые копятся, накладываясь один на другой. Их колоссальное богатство – лишь источник нескончаемой головной боли, дополнительный потенциал хаоса. Роскошь? Они носят то, что сшили им личные портные, едят то, что готовят личные повара. Глянь на этого старика – его фамилия Ишем – он пьет воду и хмурится, слушая инфошар. Воду прописали врачи, она отвратительна на вкус. В инфошаре – неприятное сообщение насчет его сына Пола.

Однако нам пора спуститься на много этажей, к нашей девушке. Смотри!

Она упала со скамьи и лежит ничком.

Равнодушное любопытство зевак. Большинство согласно, что она умерла, но девица опровергает эту гипотезу, пуская пузыри. Очень скоро ее увозят на превосходной «скорой помощи» будущего, которая значительно лучше наших, если успевает вовремя.

В местной больничке обычная команда клоунов при участии бабушки-уборщицы проводит обычные процедуры. Нашу девицу оживляют настолько, чтобы она ответила на вопросник, без которого никому умереть не дадут, даже в будущем. И вот уже ее, промытую изнутри, вышвыривают на койку в длинной, плохо освещенной палате.

И снова долгое время ничего не происходит, кроме того, что из глаз у нее течет солоноватая жидкость – от понятной обиды, что умереть не получилось.

Но где-то один компьютер ГВК посылает сигнал другому, и к полуночи кое-что все-таки происходит. Сперва появляется санитар, загораживает ее койку ширмой. Затем в палату бодро входит мужчина в деловом костюме. Он знаком показывает санитару, чтобы тот снял с девушки простыню. Затем так же мол-* ча отсылает его прочь.

Уродина осоловело приподнимается на койке, закрывает руками части тела, на которые мало кто согласится взглянуть, даже если ему приплатят.

– Берк? Ф. Берк, так тебя зовут?

– Д-да. – Хрип. – Вы… полицейский?

– Нет. Но, думаю, они скоро здесь будут. Попытка самоубийства в общественном месте – уголовно наказуемое деяние;

– Я… я больше не буду.

У него в руке самописец.

– Родных нет, верно?

– Нет.

– Тебе семнадцать. Один год в колледже. Что ты изучала?

– Я… языки.

– Хм. Скажи что-нибудь.

Невразумительный хрип.

Он разглядывает ее. Вблизи он уже не выглядит таким лощеным. Мальчик на побегушках.

– Почему ты хотела покончить с собой?

Она смотрит на него с достоинством дохлой крысы, силится натянуть на себя простыню. К его чести, он не повторяет вопрос:

– Скажи, ты видела сегодня «Дыхание»?

Полуживое лицо расцветает безобразной гримасой обожания. «Дыхание» – это три молодых бога, религия несчастных. Опять-таки к чести мужчины, он правильно интерпретирует эту гримасу.

– Хотела бы ты с ними познакомиться?

У девушки глаза лезут из орбит.

– У меня есть работа для такой, как ты. Работа тяжелая. Если хорошо себя покажешь, будешь постоянно общаться с «Дыханием» и другими звездами.

Он сумасшедший? Нет, она совершенно точно умерла.

– Но это значит, что ты больше не увидишь никого из прежних знакомых. Никогда. Официально ты будешь считаться мертвой. Даже полиция не узнает. Хочешь попробовать?

Это приходится повторить несколько раз. Девушка смотрит на него, открыв рот. Покажи мне огонь, через который пройти. Но вот уже отпечатки Ф. Берк в его самописце, и мужчина без всякого отвращения поднимает вонючую тушу с койки. (Невольно закрадывается мысль – что у него за работа, если он настолько небрезглив?)

А затем – ЧУДО. Ф. Берк укладывают на носилки, совсем непохожие на больничные, несут бесшумной пробежкой, плавно перегружают в наишикарнейшую «скорую помощь» – здесь даже букет живых цветов! – и на идеальных рессорах мчат в никуда. Никуда – теплое, светлое, полное добрых медсестер. (Кто сказал, что истинную доброту не купишь за деньги?) Чистые облака окутывают Ф. Берк, затягивают ее в сон.

…Сон, который перетекает в кормления, мытье и опять в сон, в дремотные полдни, когда должна быть полночь, в негромкие деловитые голоса и ласковые (но очень редкие) лица, в бесконечные гипоспреи – от них совсем не больно, не то что от уколов, – и странное онемение. Затем приходит четкий ритм дней и ночей, бодрость, которую Ф. Берк не воспринимает как выздоровление; она знает лишь, что кровоточащий нарост под мышкой исчез. Скоро она уже встает и с растущим доверием ходит за новыми знакомцами, теми самыми, с ласковыми лицами, – сперва еле-еле, неуверенно, потом все более твердым шагом, по короткому коридору на анализы, анализы, анализы и не только.

И вот она, наша девушка. Выглядит она…

Еще хуже, чем прежде, если такое возможно. (Ты думал, это будет полупроводниковая Золушка?)

Ухудшение внешности – в электродах, торчащих из редких волос, в других металлических деталях, вживленных в тело. Хотя за воротник и спинные пластины надо сказать спасибо – ее шею и правда лучше не видеть.

Ф. Берк готова осваивать новую работу.

Учеба происходит в ее комнате, и это воистину «школа обаяния». Как ходить, сидеть, есть, говорить, сморкаться, мочиться, икать – ОБВОРОЖИТЕЛЬНО. Чтобы каждое сморкание, каждое передергивание плечами было чуточку иным, чем заснятое раньше. Мужчина, забравший ее из больницы, был прав: работа трудная.

Однако Ф. Берк – способная ученица. Где-то в ее безобразном теле живет газель, гурия, которая, если бы не безумный случай, так и осталась бы похороненной навеки. Смотри, как ступает этот гадкий утенок!

Только идет, смеется, встряхивает роскошными волосами не совсем сама Ф. Берк. Как же так? Да, делает это Ф. Берк посредством чего-то другого. И это что-то внешне выглядит живой девушкой. (Я предупреждал, это БУДУЩЕЕ.)

Когда перед ней первый раз открыли большой криоящик и показали ее новое тело, она выговорила лишь одно слово: Глядя во все глаза, сдавленно: «Как?»

На самом деле очень просто. Смотри, как Ф. Берк, в халате и шлепанцах, идет по коридору рядом с Джо, сотрудником, отвечающим за техническую сторону ее обучения. Джо плевать, что Ф. Берк страшенная, он этого не замечает. Для Джо системная матрица прекрасна.

Они входят в тускло освещенное помещение, где есть бокс размером с одноместную сауну и пульт управления для Джо. Одна стена стеклянная, за нею пока темно. И к твоему сведению, папань, все это дело под землей, в пятистах футах под тем, что раньше звалось Карбондейлом.

Джо открывает сауну-бокс, словно большую раковину моллюска, поставленную на попа. Внутри всякая техника. Наша девушка сбрасывает халат и шлепанцы, входит внутрь голая, без всякого смущения. С радостью. Она устраивается лицом вперед, подключает штекеры. Джо аккуратно закрывает дверь за ее горбатой спиной. Щелк! В боксе девушка ничего не слышит и не видит. Эта минута – самая неприятная. Но зато какая сладкая следующая!

Джо за пультом, по другую сторону стеклянной стены зажигается свет. Там комната, внутри все миленькое и розовенькое: девичья спальня. На кровати – шелковый холмик, с которого свисает золотистая коса.

Шелковое одеяло откидывается.

На кровати сидит самая хорошенькая девочка-подросток, какую только можно вообразить. Она ежится – порнография для ангелов. Поднимает обе тоненькие ручки, поправляет косу, оглядывается, полная дремотного очарования. Потом, не удержавшись, гладит свои маленькие грудки и живот. Потому что, понимаешь, это омерзительная Ф. Берк сидит на постели и гладит свое идеальное девичье тело, смотрит на тебя из сияющих голубых глаз.

Тут лапочка спрыгивает с кровати и бухается носом об пол.

Из бокса в полутемном помещении доносится сдавленный крик. Ф. Берк, пытаясь почесать подключенный локоть, запуталась в двух телах, связанных через электроды. Джо щелкает переключателями, говорит в микрофон. Заминка позади; все снова хорошо.

В освещенной комнате маленькая фея встает и, бросив чарующий взгляд на стеклянную стену, идет за прозрачную перегородку. В уборную, куда же еще. Она ведь живая девочка; а живым девочкам после сна надо в уборную, даже если их мозг – в боксе в соседнем помещении. А Ф. Берк не в боксе, она в уборной. Исключительно просто, когда освоишь учебный канал обратной связи, который позволяет дистанционно управлять нервной системой.

Попробуй сразу уяснить одно. Ф. Берк не чувствует, что ее мозг в боксе, она ощущает себя в прелестном девичьем теле. Когда ты моешь руки, ты же не чувствуешь, что вода льется на твой мозг? Конечно нет. Ты чувствуешь, что она льется на руки, хотя на самом деле «чувство» – скачки потенциалов в электрохимическом студне у тебя в черепушке. Импульс идет по цепи от твоих рук. Ровно так же мозг Ф. Берк в боксе ощущает воду на ее руках в уборной. Факт, что сигнал преодолел расстояние по воздуху, ничего не меняет. Если хочешь научным языком, это называется периферическая сенсорная проекция, и в тебе это происходит всю твою жизнь. Ясно?

Оставим кисулю обучаться самообслуживанию. Она заехала себе зубной щеткой в нос, потому что Ф. Берк никак не привыкнет к тому, что видит в зеркале.

Но постой, скажешь ты. Откуда взялась та девочка?

Ф. Берк задает тот же вопрос.

– Их выращивают, – объясняет Джо. Ему глубоко фиолетово, что происходит в биоотделе. – ПП. Плацентарные приемники. Видоизмененные эмбрионы, понимаешь? Потом вживляют импланты. Без дистанционного оператора этр просто овощ. Посмотри на пятки – ни намека на мозоли.

(Он знает, потому что ему говорили.)

– А… ой, она невероятная.

– Да, хорошо сделана. Хочешь сегодня попробовать в режиме движения-говорения? У тебя большой прогресс.

И это правда. Отчеты Джо, а также доктора, медсестры, инструктора отправляются наверх к мужчине с густой шевелюрой – он медицинский кибертехнолог, но по большей части занят администрированием проекта. Его отчеты тоже отправляются наверх – в совет директоров ГВК? Ну конечно нет, ты что думаешь, это настолько большое дело? Просто его отчеты отправляются наверх. Суть в том, что они оптимистичны, очень оптимистичны. У Ф. Берк отличный потенциал.

Так что мужчина с густой шевелюрой – доктор Тесла – запускает несколько процедур. Например, у кисули должно появиться досье в Центральной базе данных. Обыкновенная текучка. И поэтапный план выведения ее на сцену. Это просто: маленькая роль в несетевой голографической передаче.

Следующий этап – финансирование и таргетирование. Сметы, согласование, координация. Проект «Берк» растет, штат увеличивается. И как обычно, возникает морока с именем – всегдашняя головная боль для доктора Теслы.

Решение находится нестандартным путем: внезапно всплывает, что инициал «Ф» у Берк – сокращение от «Филадельфия». Филадельфия? Астролог тщательно изучает каждую букву. Джо убежден, что имя интересное, узнаваемое. Девушка-семантик подкидывает ассоциации: братская любовь, колокол свободы, железная дорога, низкий тератогенез, бла-бла-бла. Уменьшительное– Филли? Пала? Пути? Дельфи? Это хорошо, плохо? Наконец имя Дельфи осторожно объявляют годным. («Берк» сменили на что-то незапоминающееся.)

Идем дальше. Мы на контрольной проверке в подземном комплексе – на пределе дальности учебного канала. Здесь густоволосый доктор Тесла, с ним два коммерческих персонажа и тихий благообразный пожилой господин, с которым доктор Тесла обращается как с горячей плазмой.

Джо распахивает двери, она робко вступает в помещение.

Их маленькая Дельфи, пятнадцатилетняя и безупречная.

Тесла представляет ее. Она по-детски серьезна: маленькая женщина, с которой вот-вот случится нечто замечательное; мы ощущаем ее трепет. Она не улыбается, но… она светится. Эта сияющая радость – все, что осталось от Ф. Берк, забытой плотской оболочки в боксе за дверью. Однако Ф. Берк не знает, что она жива, – живет Дельфи, живет каждым дюймом своего теплого тела.

Один из коммерческих персонажей похотливо ведет носом и замирает. Благообразный пожилой господин, которого зовут мистер Кантл, откашливается:

– Итак, юная леди, вы готовы приступить к работе?

– Да, сэр, – серьезно отвечает ангелочек.

– Посмотрим. Кто-нибудь тебе объяснил, что ты будешь для нас делать?

– Нет, сэр.

Джо и Тесла неслышно выдыхают.

– Хорошо. – Он буравит ее глазами, силясь проникнуть в слепой мозг за стеной.

– Ты знаешь, что такое реклама?

Он нарочно произносит грязное слово. Глаза Дельфи расширяются, она оскорбленно вскидывает подбородок. Джо на седьмом небе. Какие сложные выражения удаются Ф. Берк! Мистер Кантл ждет.

– Раньше людям говорили, что покупать. – Она сглатывает. – Это запрещено.

– Верно. – Мистер Кантл откидывается на стуле. – Реклама в своем классическом виде противозаконна. «Демонстрация продукта иначе как в его легитимной функции, нацеленная на увеличение продаж». В прежние времена каждый производитель мог нахваливать свой товар как, когда и где ему по средствам. Все СМИ и значительную часть пейзажа заполняли конкурирующие средства воздействия на потребителя; Затраты на них выросли настолько, что стали неэкономичными. Люди возмущались. После так называемого Закона о недобросовестном впаривании торговле осталась лишь, цитирую, демонстрация самого продукта в процессе использования либо приобретения. – Мистер Кантл подался вперед. – А теперь скажи, Дельфи, почему люди покупают один продукт, а не другой?

– Ну… – Прелестная озадаченность на детском личике. – Они… мм… видели, им понравилось. А может, слышали от кого-нибудь?

(Здесь проскользнуло влияние Ф. Берк: она не сказала «от друзей».)

– Отчасти. Почему именно ты купила свой конкретный бодилифтер?

– Я никогда не покупала бодилифтеров, сэр.

Мистер Кантл хмурится: на какой помойке они подбирают операторов для удаленок?

– Хорошо, тогда воду какой марки ты пьешь?

– Ту, которая в кране, сэр, – робко отвечает Дельфи. – Я… я, правда, пробовала ее кипятить…

– Господи. – Он хмурится еще сильнее; доктор Тесла замирает. – Хорошо, на чем ты ее кипятила? На плите?

Очаровательная белокурая головка кивает.

– Плиту какой фирмы ты купила?

– Я ее не покупала, сэр, – говорит испуганная Ф. Берк губами Дельфи. – Но… но я знаю, что она самая лучшая! У Ананги плита «Бернбэби». Я видела название, когда она…

– В точности! – Кантл вновь расплывается в благообразной отеческой улыбке; «Бернбэби» давний и выгодный клиент. – Ты видела, что Ананга готовит на этой плите, и решила, что плита хорошая? Так и есть, иначе великолепная Ананга на ней бы не готовила. Ты абсолютно права. А теперь, Дельфи, ты знаешь, что будешь делать для нас. Будешь показывать продукты. Это ведь совсем нетрудно, правда?

– Нетрудно, сэр… – Озадаченный детский взгляд; Джо ликует.

– И никогда, никому не будешь говорить, что этим занимаешься. – Глаза Кантла буравят хорошенькое детское личико, силятся прочесть мысли в мозгу за стеной. – Тебе, конечно, интересно, почему мы просим ничего не рассказывать. Причина очень серьезная. Все потребительские товары: пищевые продукты, биодобавки, плиты, пылесосы, одежду и машины – все их делают люди. Кто-то долгие годы разрабатывает новинку. Человек придумывает свежую идею, как выпустить товар лучше, чем у других. Он строит фабрику, закупает оборудование, нанимает рабочих. И что будет дальше, если никто не узнает про его продукцию? Сарафанное радио слишком медленно и ненадежно. Никто может вообще не заметить товар, не узнать, насколько он хорош. И тогда этот человек и все, кто на него работает, разорятся, верно? Итак, Дельфи, должен быть какой-то способ, чтобы много людей узнало про новый товар, верно? Какой? Очень просто: мы покажем, как ты пользуешься этим товаром. Ты подаришь тому человеку шанс.

Дельфи радостно кивает хорошенькой головкой:

– Да, сэр, теперь понимаю… но, сэр, если это так разумно, почему мне нельзя…

Кантл печально улыбается:

– Чрезмерная крайность. Перехлест. История движется зигзагами. Люди впадают в чрезмерную крайность, принимают жестокие нереалистические законы в попытке остановить прогресс. Когда такое происходит, понимающие люди должны делать что возможно в таких условиях, пока маятник не качнется обратно. – Он вздыхает. – Закон о недобросовестном впаривании, Дельфи, был ошибочным, бесчеловечным, при всех благих намерениях его создателей. Если исполнять его в точности, производство встанет. Экономика рухнет. Общество постигнет крах. Мы вернемся в пещеры!

Он говорит с искренним жаром. Если бы Закон о недобросовестном впаривании соблюдался в точности, мистер Кантл по-прежнему сидел бы в архиве и заносил циферки в базу.

– Это наш долг, Дельфи. Наш святой общественный долг. Мы не нарушаем закон. Ты правда будешь пользоваться этими товарами. Но люди, если бы знали все, не поняли бы. Они бы огорчились, точно как ты сейчас. Так что ты должна очень внимательно за собой следить, чтобы не проговориться.

(А кое-кто будет очень внимательно следить за речевыми каналами Дельфи.)

– Значит, договорились. Наша малютка Дельфи… – он обращается к невидимому существу за стеной, – наша малютка Дельфи будет жить интересной, насыщенной жизнью. На нее будут смотреть. И она станет пользоваться отличными товара? ми, о которых люди рады будут узнать. И хорошим людям, ко? торые производят этот товар, будет хорошо. Ты внесешь значимый общественный вклад.

Последнюю фразу он произносит с расчетом на невидимое существо: оно наверняка старше Дельфи.

Дельфи очень серьезно обдумывает услышанное:

– Но, сэр, как я…

– Ни о чем не волнуйся. Есть специальные люди, чья работа – выбирать для тебя самые качественные товары: Твое дело – просто следовать их советам. Тебе покажут, в каком на? ряде ехать на прием, какие покупать солнцемобили, головизоры и так далее. Вот и все твои обязанности.

Приемы… наряды… солнцемобили! Дельфи приоткрывает розовые губки. Всякие сомнения в этичности продакт-плейс-мента испаряются из головы семнадцатилетней изголодавшейся Ф. Берк.

– А теперь, Дельфи, расскажи мне своими словами, в чем заключается твоя работа.

– Да, сэр. Я… я буду ходить на приемы, покупать вещи и пользоваться ими, как мне скажут, чтобы помочь людям на фабриках.

– И что, я сказал, очень важно?

– Ой… я не должна никому про это говорить.

– Верно.

У мистера Кантла есть еще аргумент, который он приводит, если сотрудник выказывает э… незрелость. Но сейчас он слышит только энтузиазм. Это хорошо. Он не очень любит приводить тот довод.

– Большое счастье – развлекаться от души и делать людям добро, правда?

Мистер Кантл с улыбкой обводит взглядом коллег. Скрипят ножки стульев. Очевидно, встреча прошла успешно.

Джо, тоже улыбаясь, выводит Дельфи из помещения. Бедный дурачок думает, они восхищаются ее координацией.

И Дельфи вступает в большой мир. Здесь уже приходится обращаться наверх. По административной линии составляются финансовые отчеты, запускаются субпроекты. По технической – выделяются диапазоны частот (коммуникационное поле, помнишь?). Для Дельфи зарезервировано новое имя, которого она никогда не услышит. Это длинная цепочка нулей и единиц, которая тихо крутилась в информационном накопителе ГВК с тех самых пор, как некая Прекрасная особа не проснулась.

Имя выскакивает из цикла, в танце импульсов преобразуется в модуляцию модуляций, со свистом пролетает фазирование и гигаполосным лучом устремляется к геосинхронному спутнику над Гватемалой. Отсюда луч через двадцать тысяч миль мчит обратно к Земле, создавая всепроникающее поле структурированной энергии, которое принимают уловители по всему Канадско-Американскому квадранту.

Посредством этого поля, если у тебя достаточный кредитный рейтинг, ты можешь, сидя за пультом ГВК, управлять добычей руды в Бразилии. Или – если тебе доступны простые чудеса, вроде умения ходить по воде, – можешь запустить в сеть голографического вещания ролик, который будет крутиться день и ночь в каждом доме, общежитии и зоне отдыха. Или создать автомобильную пробку континентального масштаба. Немудрено, что ГВК сторожит свои пульты как зеницу ока.

Имя присутствует в потоке в виде уникальной анализируемой микропоследовательности, и Дельфи бы очень гордилась, если б об этом узнала. Ф. Берк сочла бы это магией; Ф. Берк никогда не понимала, как ездит роботизированный транспорт. Но Дельфи вовсе не робот. Если хочешь, можно назвать ее дистанционным манипулятором. На самом же деле она просто девушка, обычная живая девушка, только ее мозг находится в необычном месте. Заурядная система прямой трансляции с высоким битрейтом, ровно как ты.

Суть всей этой техники будущего в том, что Дельфи может выйти из подземного комплекса – портативный приемник вездесущего поля. Что она и делает – сорок килограммов нежной девичьей плоти и крови с вкраплением металлических деталей выходят на солнечный свет и в новую жизнь. Девушка, к услугам которой всё, включая персональный медтехэскорт. Чарующей походкой, останавливаясь, чтобы устремить распахнутые глаза к исполинским антеннам над головой.

Тот факт, что нечто под названием Ф. Берк осталось йод землей, не имеет ровно никакого значения. Ф. Берк не думает о себе и счастлива, как моллюск в раковине. (Ее койку уже перенесли в помещение с боксом.) И Ф. Берк не там; Ф. Бёрк выходит из аэроэкипажа в знаменитом Колорадском заповеднике крупного рогатого скота, и ее зовут Дельфи. Дельфи смотрит на живых бычков-шароле, на живые тополя в голубой дымке, ступает по живой траве, и ее встречает жена смотрителя заповедника.

Жена смотрителя рада принять Дельфи и ее друзей. По удачному совпадению здесь есть голографическая аппаратура: снимает для чокнутых экологов-любителей.

Дальше можешь составить сценарий сам, пока Дельфи осваивает некоторые простые правила касательно структурных интерференций, привыкает учитывать небольшую временную задержку, вызванную сорокатысячемильным интервалом в ее нервной системе. Все верно – операторы прокатной голографической аппаратуры обнаруживают, что золотистая тополиная тень на щеке Дельфи выглядит естественнее, чем на коровьем боку. И горы лицо Дельфи тоже очень украшают, если их удастся разглядеть. Правда, чокнутые экологи-любители почему-то не в восторге.

– Увидимся в Барселоне, кисуля, – хмуро произносит главный, когда они собираются уезжать.

– В Барселоне? – переспрашивает Дельфи с очаровательным, еле заметным запаздыванием. Тут она замечает, где его рука, и делает шаг назад.

– Это не ее вина, – устало замечает другой. Он откидывает со лба седую прядь. – Может, что-нибудь из основного не вырежут.

Дельфи смотрит, как они загружают отснятый материал на транспорт ГВК для обработки, и проводит рукой по своей груди, там, где тронул ее эколог. Ф. Берк под Карбондейлом только что обнаружила про свое тело-Дельфи кое-что новое.

О разнице между Дельфи и собственной безобразной оболочкой.

Она всегда знала, что Дельфи почти лишена обоняния и вкуса. Ей объяснили: пропускная способность канала ограниченна. Нет надобности пробовать солнцемобиль на вкус, верно? И к ослабленному осязанию Дельфи она тоже привыкла. Ткань, которая колола бы грубую шкуру самой Ф. Берк, кажется Дельфи нежной пластиковой пленкой.

Однако слепые места. Их она заметила не сразу. Дельфи редко остается одна – инвестициям такого масштаба не положено приватности. Поэтому она не скоро замечает, где отвратительное тело Ф. Берк чувствует то, чего не ощущает изящное тело Дельфи. Хм… Опять-таки пропускная способность канала, думает она – и забывает за счастьем пребывания в этом теле.

Ты спросишь, как девушка может про такое забыть? Пойми. Ф. Берк – совсем не то, что ты понимаешь под словом «девушка». Да, она существо женского пола, но секс для нее – грязное ругательство, означающее БОЛЬ. И она не девушка в другом смысле слова тоже. Подробности лучше опустить. Ей к тому времени исполнилось лет двенадцать, а те парни были бухие в хлам. Когда они протрезвели и увидели, кто перед ними, они вышвырнули ее с маленькой дыркой в организме и смертельной раной кое в чем другом. Она доползла до магазина и купила первую и последнюю в своей жизни дозу. Она и сейчас помнит, как удивленно хмыкнул продавец.

Теперь ты понимаешь, почему Дельфи улыбается, грациозно потягиваясь бесчувственным телом под солнцем, которое ее кожа едва ощущает? Улыбается и говорит:

– Да, спасибо, я готова.

Готова к чему? Лететь в Барселону, где, как и предсказывал хмурый дядечка, экологический фильм произвел фурор в любительской секции фестиваля. Первое место! И он правильно угадал: угольные карьеры и дохлую рыбу выкинули. Но кому они нужны, если есть прелестная мордашка Дельфи?

Так что пора ее мордашке и другим вкусностям показаться на Новом пляже Барселоны. Для этого ее канал переключают на Евроафриканский спутник.

Перевозят ее ночью, так что несущественная часть Дельфи в пятистах футах под Карбондейлом даже не замечает наносе-кундный переход: в это самое время медсестра убеждает ее хоть что-нибудь съесть. Канал переключают, пока Дельфи «спит», то есть пока Ф. Берк не в боксе. Когда она вновь подсоединяется и открывает глаза Дельфи, внешних изменений никаких: ты же не замечаешь, через сколько коммутаторов проходит твой телефонный звонок?

А теперь о том, как конфетка из Колорадо стала ПРИНЦЕССОЙ.

Буквально. Он – принц, вернее, инфант из древнего испанского рода, при неомонархии ставший медийной персоной. Ему восемьдесят один год, и он обожает птиц: таких, какие бывают в зоопарке. Внезапно обнаруживается, что он вовсе не беден. Совсем наоборот: его старшая сестра хохочет в лицо налоговому поверенному и начинает ремонтировать семейную асьенду, в то время как инфант старческой походкой отправляется ухаживать за Дельфи. И малютка Дельфи начинает жить жизнью богов.