Текст книги "Губительная ложь"

Автор книги: Джеймс Гриппандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Ее глаза уже были сухими, но слезы в конце концов хлынули ручьем.

15

– Завтрак готов, – крикнула из кухни Вэлери.

Пейтон показалось, что время повернулось вспять. Сколько раз уже было так: поссорившись вечером, они утром пытались делать вид, что ничего не произошло. Это выглядело натянуто и неестественно. Им обеим явно не хватало актерского мастерства.

– Секундочку, – сказала Пейтон. Она была в ванной комнате и рассматривала в зеркало свой глаз. После того как вчера вечером она вытащила из него кусочек стекла, глаз уже не беспокоил ее. Но кожа вокруг глаза еще не зажила окончательно. Пейтон старалась не обращать на это внимания, но ведь это было ее лицо. Она вдруг вспомнила тех уродливых уток, которых видела как-то на пруду возле Прадо. Вспомнила обвисшую бугристую кожу вокруг их глаз и клювов, которая напоминала застывшую лаву. Она понимала, что ей будет больно, но наклонилась над раковиной и прижала поврежденную сторону лица к зеркальной стенке аптечки – так, чтобы неповрежденная, отразившись от зеркальной аптечки, была видна в зеркале на стене. Потом ее отражение появилось в большом зеркале, висевшем на внешней стороне двери в ванную комнату, и, наконец, она увидела свое лицо в другой зеркальной стенке аптечки. В этом отражении отражений, она смогла воссоздать свое лицо таким, каким оно было до аварии. Оно было гладким и красивым. На самом деле ее лицо выглядело не совсем так (ведь левая часть лица всегда немого отличается от правой), но эта маленькая хитрость давала ей возможность понять, будет ли она снова привлекательной. Каждый день Кевин говорил ей, что она выглядит потрясающе, но не обманывал ли он ее?

Чем больше она старалась не думать об этом, тем сильнее ей хотелось понять, красивее ли она той женщины, с которой Кевин вчера обедал.

– Тосты остывают, – снова крикнула мать.

Пейтон взяла костыли и пошла в кухню. Вэлери сидела за столом и читала утреннюю газету, попивая кофе. Пейтон села напротив, для нее были приготовлены тосты и сок.

Мать не отрываясь читала газету. Пейтон не хотела затевать новую ссору. Она всю ночь не могла сомкнуть глаз, размышляя, сопоставляя факты. Вчера они с матерью обсуждали разговор медсестер, подслушанный Пейтон в дамской уборной. Мать пыталась убедить ее, что медсестры были неправы, но Пейтон никак не могла просто взять и забыть о словах медсестер.

– Ты думаешь, я смогу стать хорошей матерью? – спросила Пейтон.

Вэлери наконец оторвалась от газеты.

– Я думаю, что ты будешь прекрасной матерью.

Пейтон откусила кусочек тоста. Он действительно уже остыл.

– Тебя никогда не интересовало, почему я стала педиатром?

– Полагаю, потому что ты любишь детей. Вот тебе еще одно подтверждение тому, что ты будешь замечательной матерью.

– Тебе никогда не приходило в голову, что это как-то связано с тем, что с нами произошло? Я имею в виду – подсознательно.

Мать вздохнула.

– Я не хочу снова повторять то, что сказала тебе вчера. Я пришла сюда, чтобы помочь тебе, а не затевать ссоры. Все, что мне нужно, это просто быть рядом с тобой, когда тебе необходима моя поддержка. Жаль, что ты не позволяешь мне этого.

Она снова уткнулась в газету, а Пейтон продолжала смотреть на нее. Интересно, мать оценила иронию, с какой она жаловалась на свои проблемы? Стойко переносить личные неудачи было их семейной чертой. Пейтон научилась этому у матери. Первый серьезный урок Пейтон получила в пятнадцать лет. Их семья только переехала во Флориду, временно, всего на один школьный год. Матери это было необходимо, чтобы выносить ребенка. Ее беременность была полной неожиданностью, и причину, почему им пришлось срочно переехать во Флориду, Пейтон тогда не объяснили. Были только какие-то туманные намеки на то, что матери полезен теплый климат. Пейтон сожалела, что придется расстаться со своими школьными друзьями, но радость от сознания того, что у нее будет брат или сестра, возмещала это огорчение. Она с восхищением наблюдала за изменениями, которые происходили с матерью. Она видела, как увеличивался ее живот, и с нетерпением ждала, когда же наступит время родов. Пейтон перечитала много разной литературы на эту тему, сопровождала мать, когда та посещала гинеколога. Но на шестом месяце беременности Вэлери решила, что Пейтон больше не стоит этого делать. Ей просто надоело пристальное внимание дочери. В последние три месяца беременности Вэлери ходила к врачу без нее. По мере приближения срока родов Пейтон все чаще уговаривала мать позволить ей присутствовать при родах. Но та решительно воспротивилась этому – ей не нужны были зрители в такой момент. Она даже отцу запретила быть при родах. А когда подошел срок рожать, то выяснилось, что Пейтон не разрешили даже прийти в больницу. Вэлери настояла на том, чтобы дочь осталась дома. Было совершенно очевидно, что Пейтон волновалась о будущем ребенке гораздо больше, чем мать.

Весь день отец периодически звонил Пейтон из больницы и сообщал последние новости. Он не говорил ей ничего конкретного. В конце концов, когда прошло уже больше суток, после того как родители уехали из дома, ей позвонила мать.

– У меня плохие новости, – сказала она.

– Что такое?

– Ребенок умер.

– Что случилось? – только и смогла вымолвить Пейтон.

– В этом нет ничьей вины. Такое иногда происходит.

Пейтон попробовала узнать подробности этого несчастья, но никто ей ничего не рассказал. Она была убита горем. Ей хотелось взять на себя печальные заботы о похоронах, заказать траурную церемонию, выбрать место для могилы. Ей хотелось освободить мать от такого тяжкого бремени. Чем больше она пыталась помочь матери и поддержать ее, тем сильнее это раздражало мать.

– Но я желаю помочь, – настаивала Пейтон.

– Ты не можешь ничем помочь. Это не твое дело, оно касается только нас с отцом.

Это произошло двенадцать лет назад, но Пейтон до сих пор так отчетливо все помнит, как будто это случилось вчера. Было ужасно видеть, как твоя собственная мать обращается с тобой словно с посторонним человеком. При других обстоятельствах Пейтон простила бы мать. Вполне понятно, что смерть новорожденного была для Вэлери тяжелой травмой. Ей можно было только посочувствовать, и не стоило обвинять в излишней резкости.

И только через много лет Пейтон поняла ту очевидную правду, которую от нее скрыли тогда.

– Ты сегодня пойдешь на работу? – поинтересовалась мать.

Ее вопрос вернул Пейтон к действительности.

– Что? Да. Собираюсь ненадолго. Не хочется ничего забывать.

– Не говори глупости. Ты ничего не забудешь.

– Ты права, – сказала она и, возвращаясь к тому, о чем только что думала, добавила: – Некоторые вещи просто невозможно забыть.

16

Кевин приехал в назначенное место в девять часов. Встреча была намечена в Турлингтон Холле. Так назывался один из модных конференц-залов, расположенных в бельэтаже отеля. Перси Гейтс еще не приехал, но один из его помощников приветствовал Кевина у входа. В зале уже собралось достаточно много людей. Все они, разбившись на группы по пять-шесть человек, беседовали в ожидании начала. На большинстве из присутствующих были деловые костюмы, и только двое лысеющих парней с прическами в виде конских хвостов были в джинсах и твидовых пиджаках. Кевин представился нескольким людям, расхаживавшим возле буфетной стойки, надеясь поближе познакомиться с собравшимися. Очевидно, все они были такими же, как и он, начинающими писателями, мечтавшими о литературной славе.

У конференции писателей-фантастов, организованной Перси Гейтсом, было одно привлекательное условие: если писатель сможет найти себе литературного агента, то организаторы возвращают ему вступительный взнос, заплаченный за участие в этом мероприятии. Кевин два года писал и переписывал свой роман. Он отослал рукопись в несколько издательств, но в ответ получал только письма с отказами. Никто не хотел печатать его произведение. Он был совершенно согласен с Перси, утверждавшим, что ни одно солидное издательство не купит романа, если у автора не будет своего литературного агента. Перси любил рассказывать историю об одном ушлом журналисте, который решил устроить своеобразную проверку. Он слово в слово перепечатал известный роман Марджори Кинен Ролингс «Олененок» и переслал его во все издательства Нью-Йорка. Только в одном или в двух узнали произведение, получившее в 1939 году Пулитцеровскую премию. Остальные же отослали рукопись обратно под тем предлогом, что она не представлена агентом.

Кевин, конечно, не надеялся получить премию Пулитцера. Ему хотелось лишь удостовериться, что его произведение достойно внимания. Правда, это все равно, что спрашивать у собственной матери, считает ли она своего сына красивым. Но каждый писатель должен с чего-то начинать. И в этот момент в игру вступал Перси Гейтс. Он утверждал, что из всех произведений начинающих писателей, присланных ему на рецензию, выбирает только те, которые действительно отмечены печатью большого таланта. А внесенный заранее регистрационный взнос в размере одной тысячи долларов давал будущим творцам бестселлеров возможность произнести с трибуны пятиминутную речь и представить свою работу находящимся в зале агентам. Для этого и была организована встреча.

К половине десятого, как подсчитал Кевин, в зале собралось уже человек шестьдесят. И всего какая-то дюжина авторов, а Перси и обещал, что их будет человек двенадцать, не больше. Это означало, что на каждого автора приходилось по четыре агента. Если он не добьется успеха здесь, в этом зале, то значит, его роман не заслуживает публикации.

– У вас есть карточка выступающего, мистер Стоукс? – спросил предупредительный помощник Перси.

– Да, благодарю вас, – ответил Кевин.

Молодая женщина, еще одна помощница Перси, подошла к микрофону и произнесла краткую вступительную речь, особо подчеркнув тот факт, что эта встреча носит неофициальный характер. Каждому автору дадут карточку с номером, в соответствии с этой очередностью авторы и будут выступать. Выступление длится максимум три минуты. Не будет никаких официальных представлений. От присутствующих в зале требуется соблюдать полную тишину. Гости могут свободно перемещаться по залу во время выступлений и по своему усмотрению слушать или не слушать выступающих. Это казалось несколько странным. Ведь начинающие писатели пришли сюда только с одной целью – найти себе агента.

У Кевина был шестой номер. Его номер ему понравился. Это означало, что он будет выступать где-то в середине, когда публика уже достаточно разогрета, но еще не устала слушать. Он посмотрел в сторону тех, кто будет выступать первыми, и пытался понять, что может заинтересовать собравшихся здесь агентов. Первый парень был просто ужасным – какой-то нервный, потный. Трое остальных были унылыми и однообразными и, что интересно, тоже юристами, как и он. Пятый оратор, очевидно, был мастер произносить длинные речи. Он долго монотонно бубнил и намного превысил установленный лимит времени.

– Я представляю себе свою книгу как широкоэкранный фильм. Нечто похожее на триллер, – объявил он. – Что-то вроде встречи Джеки Чана с Моби Диком.

Наконец пятый номер закончил свое выступление. Никто ему не аплодировал, но предыдущие ораторы тоже не удостоились такой чести. Большая часть аудитории вообще не слушала выступавших, а те, кто слушал, делали это только из вежливости. Кевин почувствовал, что у него заныло в желудке. Энергия и уверенность, которые он ощущал вначале, уступили место смущению и отчаянию. Он посмотрел на дверь и начал подумывать, как бы сделать отсюда ноги. То, что сначала казалось благоприятной возможностью, оказалось просто унизительной, а к тому же еще и дорогостоящей, процедурой. Но он ждал этого многие месяцы, и вот пришла его очередь встать к микрофону.

А что, собственно, я теряю? Однако подойдя к трибуне, Кевин увидел, что там уже стоит один выступающий.

– Прошу прощения, – сказал Кевин. – У меня шестой номер.

– Нет, это у меня шестой номер.

Кевин достал из кармана пиджака свою карточку с номером и показал ему.

– Я совершенно уверен, что шестой номер у меня.

Парень продемонстрировал ему точно такую же карточку, на которой тоже значилась цифра шесть.

– Кажется, у нас обоих шестой номер.

К ним подошла женщина.

– У меня тоже шестой номер.

– И у меня, – отозвалась другая женщина.

Кевин быстро осмотрелся вокруг, пытаясь найти помощницу Перси, но она куда-то исчезла. Его охватило беспокойство. Он подошел к микрофону.

– Прошу прощения, есть здесь еще кто-нибудь, у кого шестой номер? – спросил он.

Двое мужчин подняли руки. Голос Кевина задрожал.

– Как насчет седьмого номера? – поинтересовался он.

– У меня седьмой номер. – Одновременно поднялись четыре человека.

– И у меня седьмой, – сказал еще один.

По залу прокатился гул беспокойства.

– Пожалуйста, поднимите руки, у кого восьмой номер, – попросил Кевин.

Поднялось шесть рук.

– У кого девятый номер?

Поднялось еще шесть рук.

Лицо Кевина стало красным. Он готов был взорваться от злости и унижения.

– Я подам на этого ублюдка в суд, – произнес парень, стоявший за ним.

– Я тоже, – присоединился к нему еще один, а за ним другой. Зал взволнованно загудел. И вдруг Кевину все стало предельно ясно.

Он схватился руками за трибуну и спросил:

– Есть здесь кто-нибудь из желающих стать писателем, кто не является юристом?

Наступила тишина. Наконец откуда-то из задних рядов подал голос небольшого роста паренек:

– Я дантист.

– Мне сказали, что здесь будут агенты, – сердито заявила какая-то женщина.

– И мне сказали!

– И мне тоже!

– Эй, послушайте! – воскликнул парень, которому тоже достался шестой номер, размахивая мобильным телефоном. – Я только что набрал номер офиса Перси. Телефон отключен.

Все в панике зашумели. Кевин почувствовал горечь во рту. Он обвел глазами присутствующих в зале людей: в голове не укладывалось, что можно так легко обвести вокруг пальца стольких умных людей! Человек, пытающийся осуществить свою заветную мечту, всегда очень уязвим. А людей престижных профессий, не жалеющих денег для осуществления этой мечты, одурачить проще простого. Шестьдесят наивных простаков выложили по тысяче долларов каждый. Солидный куш. День прожит недаром, Перси.

– Сукин сын, – проговорил он в микрофон, не осознавая, что его громкий голос был заглушён возмущенным ропотом аудитории.

* * *

Пейтон услышала, как на улице просигналила машина. Она вышла из дома и направилась к такси. Бостон, в общем, считался городом, созданным для пешеходных прогулок. «Пойдем пешком, или у нас достаточно времени, чтобы доехать на такси?» – в этой старой шутке была доля правды. Но в суровую зиму, да еще на костылях, ни о каких прогулках и речи быть не могло. Их машина была разбита, поэтому такси стало для Пейтон единственным способом перемещения по городу – до тех пор, пока она не сможет нормально передвигаться на своих собственных ногах и пользоваться метро.

– В детскую больницу, – сказала она, забираясь на заднее сиденье. Как только такси сдвинулось с места, зазвонил ее мобильный телефон. Это был доктор Шефилд.

– Доктор Ландау попросил меня позвонить вам. Есть хорошие новости, – объявил он. – Мы нашли того клоуна, который причинил вам столько беспокойства. Его зовут Энди Джонсон.

– Мне незнакомо это имя.

– Он относительно недавно в нашей больнице, но работает в некоторых местных больницах в педиатрических отделениях.

– Что он рассказал?

– Вы только не беспокойтесь! Как выяснилось, он, кажется, несколько неравнодушен к вам.

– Что вы имеете в виду? – с тревогой спросила она.

– Прежде всего хочу сказать, что наша служба охраны отнеслась очень серьезно к вашей жалобе. У нас уже есть определенный опыт в делах подобного рода. Несколько лет назад одну из наших врачей-ординаторов преследовал родственник пациента.

– В голове не укладывается, что меня может кто-то преследовать!

– Служба охраны действует так, как предписывает инструкция. Они тщательно допросили Джонсона. Сначала он отрицал, что вел себя с вами неподобающим образом. Но потом ситуация стала проясняться, когда охранники спросили его, кто организовал для вас тот сюрприз с поздравлением и кто нанял его. Джонсон признался, что один из парней, работающих клоунами в «Масс Дженерал», попросил выполнить эту работу в детской больнице вместо него: дескать, сам он не сможет. Парень заплатил ему семьдесят пять долларов, Джонсон сказал, что этого парня зовут Руди. Но когда служба охраны позвонила в «Масс Дженерал», то выяснилось, что у них нет массовика-затейника по имени Руди.

– И что это значит? Что Джонсон сам организовал сюрприз с поздравлением, чтобы потанцевать со мной? Но я даже не знаю его.

– Это одно из возможных объяснений.

Ее сердце учащенно забилось.

– Вы спросили его об аварии?

– Тут все вполне понятно, – сказал Шефилд. – Нашему начальнику охраны удалось убедить Джонсона пройти испытание на детекторе лжи. Ему задали несколько вопросов о вашей аварии, спросили, знает ли он что-нибудь о ней, более того, задали вопрос: не он ли столкнул вас с дороги? Джонсон сказал, что ничего не знает, и отрицал свою причастность к этому инциденту. Эксперт, проводивший тестирование, сделал вывод, что парень говорит правду.

– Что же дальше?

– Его, возможно, уволят. Наш юридический отдел найдет законные основания для этого: мне кажется, что-то вроде нарушения политики больницы в отношении сексуальных домогательств на рабочем месте.

– И полиция сможет возбудить дело?

– По какой причине?

– Тест на детекторе лжи не является достаточно надежным доказательством. Неужели она не собирается провести расследование, чтобы выяснить причастность Джонсона к аварии?

– Я спрошу об этом службу охраны.

– Это очень важно.

– Да. Это так же важно, как и ваше здоровье и благополучие. Пожалуйста, поймите меня правильно. Мы с доктором Ландау хотим напомнить вам, что в нашей больнице работают два психиатра, которые консультируют сотрудников в необходимых случаях. Вы даже не представляете себе, сколько наших сотрудников обращается к ним за помощью. Здесь нечего стыдиться. Если после аварии у вас появились страх, злость, чувство вины, психическое расстройство или что-либо подобное, можно обратиться к ним.

Пейтон больше всего боялась именно такого поворота событий.

– Со мной все будет в порядке.

– Я уверен в этом. Может быть, я несколько забегаю вперед и еще рано говорить об ординатуре, но хочу заметить, что вас ждет блестящее будущее в области медицины. Вы справитесь со всеми своими проблемами.

– Благодарю вас.

– Но все-таки подумайте насчет консультации у специалиста. Я знаю, авария имела для вас тяжелые последствия. Я ни в коем случае не собираюсь вмешиваться в вашу личную жизнь и строго стою на позициях неприкосновенности частной жизни сотрудников, но я слышал, что у вас в результате аварии случился выкидыш. Я искренне сочувствую.

– О-о, – только и смогла проговорить Пейтон. Неужели в этом мире не осталось ничего святого?

– Несчастный случай, в результате которого пострадал невинный, еще не рожденный младенец, всегда порождает чувство вины. Так психологически обусловлено, что нам необходимо кого-нибудь обвинить в случившемся. Но это опасный путь, потому что в конце концов вам покажется, что та машина не случайно оказалась у вас на дороге. Затем вы начнете обвинять себя в том, что вообще сели за руль в такую плохую погоду, что не поехали домой другим путем. На самом же деле никто не виноват. Это был просто несчастный случай.

– Что вы этим хотите сказать? Что я сочиняю небылицы про другую машину, чтобы переложить вину за случившееся на кого-нибудь другого?

– Никто не вправе осуждать вас. Мы не знаем, к чему приведет расследование в отношении Энди Джонсона. Но оно может ни к чему не привести, и вы не получите ответы на вопросы, которые вас мучают. Если хотите с кем-нибудь поговорить об этом, то помните, что консультант примет вас в любое время.

– Я подумаю. Благодарю вас.

Они попрощались. Пейтон выключила мобильный телефон. В голове у нее все перемешалось, она никак не могла привести свои мысли в порядок. Пейтон великолепно училась в медицинской школе и понимала: то, что доктор Шефилд сказал о ее «блестящем будущем», не пустые слова. Примерно месяц назад он намекнул о том, что после ординатуры ей стоит попробовать стать стипендиатом элитной программы по педиатрии. Этот несчастный случай в Хейвервиле и последующие судебные иски и так уже наложили негативный отпечаток на ее врачебную карьеру, которая только-только началась. Ей совершенно не нужны записи типа «параноидальный бред» в характеристике. Доктор Шефилд просто хотел помочь ей, когда рекомендовал обратиться к психотерапевту. Но сейчас самое лучшее, что она может сделать для своей будущей карьеры, так это покончить со всеми разговорами о машине-самоубийце и таинственных злодеях.

– С вас восемь пятьдесят, – сказал водитель.

Пейтон дала ему десять долларов и вышла из машины. Она стояла перед парадным входом в больницу. Справа от входа, в окне размером с рекламный щит, красовались изображения собаки Скуби-Ду, Тасманского Дьявола, кота Сильвестра и других известных героев комиксов. Над ними располагалась мрачная надпись: «Скорая помощь», сделанная красными буквами. Это очевидное несоответствие как-то отрезвляюще подействовало на нее, подвело к конкретному решению. Все могло показаться безобидной шуткой, если бы за этой внешней безобидностью не скрывалась настоящая боль. Она оперлась на костыли и пошла по влажной от снега дорожке в больницу, решив про себя, что отпуск по болезни уже закончился. Пейтон было совершенно все равно, что думают о ней Шефилд или Ландау. Ей не нужен психиатр.

Она направилась прямо к начальнику охраны.