Текст книги "Губительная ложь"

Автор книги: Джеймс Гриппандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

12

Когда Пейтон подошла к аудитории, где должна была состояться лекция, было уже почти двенадцать часов дня. Ей удалось свести к минимуму разговоры с коллегами по поводу состояния ее здоровья, но, когда она уже входила в аудиторию, ее поймал один приятель.

– Привет, Пейтон, – сказал Гэри Варнс.

Гэри был медбратом, но прежде всего – ее старым школьным другом. Их первое свидание было настоящей катастрофой. Оно произошло в одном из многолюдных второсортных ресторанов на Фэнюил Хол Маркетплейсе. У хозяйки был список желающих попасть в ее ресторан, и она через громкоговоритель выкрикивала имена из своего списка, когда в зале освобождались столики. Гэри записал себя под вымышленным именем «Этомоя», невольно заставив хозяйку объявить: «Этомоя компания». Потом он шел через зал, напевая: «Это моя компания, и наш столик ждет нас», – на мотив популярной песенки шестидесятых годов. Четырнадцатилетнему мальчишке это казалось ужасно забавным, а его подружке-ровеснице – необыкновенно глупым. У них больше не было свиданий до самого выпускного класса. К тому времени Гэри превратился в такую себе горячую штучку, и Пейтон с удовольствием согласилась дать ему еще один шанс. Их отношения зашли довольно далеко, но Пейтон поступила в колледж и уехала в Таллахасси. Она встретила Кевина, поняла, что это ее судьба, и больше не вспоминала о своем прошлом увлечении.

Потом она увидела Гэри, уже став врачом, а он был медбратом и пытался сдать вступительные экзамены в медицинский колледж. Гэри действительно был очень сообразительным, но с одним недостатком – ему явно не хватало самодисциплины. Время от времени Пейтон вежливо напоминала ему о том, что следует серьезно взяться за дело и внимательно проштудировать учебники, если, конечно, он хочет поступить в медицинскую школу, а не куда-то вроде Карибского заочного колледжа последней надежды.

– Не могу поверить, что ты уже приступила к работе, – сказал он.

– Я пришла только на лекцию. Я не смогу приступить к работе, пока не заживет нога.

– Разумное решение. Коллеги, наверное, захотят, чтобы ты прошла торжественным маршем, когда вернешься.

– Прекрати паясничать.

– Я серьезно. Я слышал, что все считают тебя героической личностью.

– Неужели?

– Точно. Персонал больницы всегда перегружен работой. И ты это прекрасно знаешь. Не стоит рассчитывать на какие-нибудь поблажки.

– Очень смешно.

Он подмигнул ей и уже собирался уйти, но Пейтон задержала его.

– Эй! Я так и не успела поблагодарить тебя за тот приятный сюрприз. Я имею в виду празднование моего дня рождения. Это было так мило с твоей стороны.

– Не нужно меня благодарить.

– Но это было в самом деле замечательно придумано.

– Тебе действительно не за что меня благодарить: я не имею к этому никакого отношения.

В первый момент ей показалось, что он просто не желал лишний раз заставлять Кевина ревновать, и поэтому отрицал свою причастность к организации ее дня рождения. Наверное, ему не хотелось, чтобы Пейтон объясняла мужу, что бывший дружок-красавец все еще оказывает ей знаки внимания. Кевин не из тех людей, кто верит, что любовь между мужчиной и женщиной со временем может перерасти в обычную дружбу. Он достаточно ясно дал понять это Гэри еще в колледже, когда тот позвонил, чтобы поздравить Пейтон с днем рождения. После этого Гэри ей больше не звонил. Но по озадаченному виду Гэри Пейтон поняла, что он говорит правду.

– Тогда кто пригласил клоуна, с которым я танцевала танго?

– Не знаю. Мне просто сказали, что я должен быть в комнате отдыха в девять утра. И я пришел, как все остальные.

Пейтон почувствовала неприятный холодок внутри. Она снова вспомнила, как тот клоун смотрел на нее, когда она уходила.

– С тобой все в порядке? – встревожился Гэри.

– Да. Я думала, что именно ты организовал поздравление.

– Прости, что разочаровал тебя.

– Тогда кто это мог сделать?

– Действительно не знаю. Все получилось как-то само собой. Всех предупредили, что нужно прийти в комнату отдыха, чтобы устроить сюрприз по случаю дня рождения. Кажется, никто ничего заранее не организовывал. Мы собрались, несколько минут посовещались и наконец придумали маленькую хитрость, как заманить тебя в комнату отдыха.

– И сказали, что меня хотят видеть Ландау и Шефилд?

– Совершенно верно. Это было спонтанное решение. Никто ничего не планировал. Если тебя интересует, кто все это придумал, то я могу поспрашивать.

– Нет, – довольно решительно заявила она.

Гэри с беспокойством посмотрел на нее.

– С тобой на самом деле все в порядке?

Она испугалась, что он может принять ее за неврастеничку.

– Просто сегодня я немного нервничаю.

– Может быть, тебе лучше присесть?

– Да. Лекция сейчас уже начнется. Мы еще увидимся.

Пейтон сделала вид, что наблюдает за тем, как он идет по коридору. В голове у нее все гудело. Она продолжала думать о клоуне, о том, как он провожал ее взглядом, когда она бежала из комнаты отдыха, где ее поздравляли с днем рождения, в отделение «скорой помощи». Тогда ее это встревожило. Но теперь в свете последних событий стало уже не на шутку пугать. Здесь, в больнице, у нее только один близкий друг, Гэри, который мог организовать поздравление. И если это сделал не он, то кто же?

Она вошла в аудиторию, где должна была состояться лекция. Ее мысли в этот момент были совершенно далеки от медицины.

* * *

Кевин вернулся в офис. Он никак не мог забыть того, что сказала ему Сандра. Ему и в голову не приходило, что его семейная жизнь похожа на некое соперничество. Наверное, Сандра в чем-то права. Пейтон опять одержала победу. Впрочем, как и во всем остальном.

По правде говоря, это действительно престижно – работать юристом в одной из старейших и крупнейших юридических фирм Бостона. В ее коридорах запросто можно столкнуться с бывшим губернатором или бывшим сенатором Соединенных Штатов, бывшим президентом Американской ассоциации адвокатов или будущим федеральным судьей. У Кевина был статус младшего партнера. Такой же статус имели бывший секретарь председателя Верховного суда США и лауреат премии Сиера. Эта премия обычно присуждается двум лучшим выпускникам юридической школы Гарварда. Вполне понятно, что положение Кевина требовало, чтобы он работал усерднее всех, доказывая, что достоин стать партнером в фирме. Он отдавал все силы работе. Некоторые партнеры даже намекали ему, что он находится на правильном пути. И только после того как из него выжали все, что можно, Кевину дали ясно понять, что при дележе «большого пирога» ему не достанется ни крошки.

Ему уже все порядком надоело, но он старался не думать об этом. Кевин уселся поудобнее, включил компьютер и открыл свой любимый файл. Этот файл содержал плоды его тайной двухлетней работы. Когда он закончит проект, ему будет чем гордиться.

Открылась дверь. Кевин поднял голову и увидел шефа. В дверном проеме стоял неистовый Айра Кауфман. Кевин быстро нажал на кнопку и выключил компьютер. Монитор издал слабый звук, и экран погас.

Кауфман подозрительно посмотрел на него.

– Шастаешь по порносайтам, Стоукс?

Кевин старался выглядеть спокойным, но ему не удалось скрыть волнение.

– А, нет. Я просто…

– Ладно, проехали. Мы уже потонули в огромном море опросных листов по делу группы «ЭнвайроМедикс». Я хочу, чтобы ты составил ответы и возражения, возможно, если понадобится, даже ходатайство об издании охранного судебного приказа. Потом мы перейдем к активным действиям. Дадим ответный залп нашими опросными листами по этим бездельникам и разошлем уведомления о первом этапе дачи свидетельских показаний. Вытрясем из них немного денежек, и, может быть, они одумаются.

– Когда нужно все закончить?

– Вчера.

Айра Кауфман всегда устанавливал именно такой срок выполнения работы.

– Я уезжаю из города через два часа на семинар.

– Семинары обычно проводятся днем, Стоукс. Используй ночное время.

Айра вышел, закрыв за собой дверь. Кевин был слегка озадачен. Он снова повернулся к своему компьютеру. В последний раз, когда без предупреждения вошли в его кабинет и ему пришлось спешно выключить компьютер из Сети, произошел серьезный сбой в операционной системе.

Лучше потерять некоторые данные, чем быть пойманным за работой над тем, что поможет ему вырваться отсюда.

Он включил компьютер, надеясь, что все будет в порядке.

13

Дневная лекция была посвящена последним достижениям в лечении астмы у детей, но, как всегда, главной приманкой был бесплатный обед. Заработная плата врачей-интернов составляла приблизительно два доллара в час, поэтому они дружной толпой стекались на лекции.

После окончания лекции Пейтон задержалась в коридоре, чтобы поболтать с друзьями. Она заверила их, что выздоровление идет нормально. Разговор занял не больше двух минут. Времени на дальнейшие разговоры уже не осталось – они должны были снова приступить к работе, и Пейтон больше не думала о своем здоровье.

Привычная атмосфера больницы подействовала на Пейтон ободряюще, даже несмотря на то, что она приковыляла сюда на костылях всего на несколько часов. Больница была для нее вторым домом, а иногда она чувствовала себя здесь даже лучше, чем дома. Больница была ее зоной комфорта, тут все было знакомым: утренние обходы, дневные лекции, даже бумажная суета, связанная с выпиской пациентов. Все это было для нее таким же привычным, как горьковатый вкус кофе в комнате отдыха, бугристый матрас в кабинете дежурного врача и бурный ритм жизни отделения «скорой помощи». И даже этот клоун, стоявший в другом конце длинного коридора.

Он смотрел прямо на нее. Потом исчез.

У Пейтон все замерло внутри. Она резко остановилась. Хотя между ними было большое расстояние, Пейтон могла поклясться, что это тот самый клоун, с которым она танцевала танго в тот день, когда попала в аварию.

Пейтон осторожно прошла через битком набитый людьми коридор. Она шла так быстро, как только можно было идти на костылях, и остановилась только в конце коридора. Отсюда было два пути. Поворот налево вел в кафетерий, поворот направо – в вестибюль. Она застыла в нерешительности, раздумывая, куда идти. Мимо прошла группа медсестер, но клоуна нигде не было видно.

Пейтон просто похолодела от ужаса. Она вспомнила, как он пристально смотрел ей в глаза, когда они танцевали. Еще тогда это насторожило ее, а сейчас казалось уже подозрительным. Ведь, как выяснилось, никто специально его не приглашал, чтобы устроить сюрприз для нее. Этот его последний взгляд, и то, как он моментально скрылся, только усилило тревогу.

Она решила, что нужно с кем-то поделиться своими сомнениями.

Почти три четверти часа Пейтон ждала, пока руководитель программы стажировки вернется с совещания. Наконец Майлз Ландау смог ее принять.

Ландау был врачом, но уже так долго проработал в должности руководителя программы стажировки, что превратился в обыкновенного чиновника-администратора. На нем всегда был деловой костюм, а не белый медицинский халат. В обязанности Ландау входило следить за тем, чтобы каждый интерн и ординатор выполнял программу стажировки и проходил необходимые аттестации. Естественно, не всегда все шло гладко, и улаживать конфликты и недоразумения также приходилось ему.

Как всегда, Ландау был очень занят. В приемной его ожидали еще два посетителя, нужно было ответить на три телефонных звонка. Пейтон быстро изложила суть своего дела. Он внимательно выслушал ее, а потом спросил:

– Вы думаете, вас кто-то преследует?

– Было бы не совсем правильно сказать, что он испугал меня тогда, во время поздравления. Но потом не прошло и суток, как кто-то пытался столкнуть меня с дороги. Возможно, это простая случайность, совпадение. Но после того, что случилось сегодня днем в коридоре, я даже не знаю, что и думать.

Он почесал голову, размышляя.

– Вы поделились своими сомнениями насчет преследования с полицией?

– Поделилась, но это ни к чему не привело. Они не поверили.

– Насколько я понял, они все проверили и исключили такую возможность. Вы думали, что столкнул вас с дороги тот молодой парень, которого вы усмирили в клинике в Хейвервиле. Как выяснилось, когда произошла авария, он сидел в тюрьме. У него железное алиби.

– Это правда. Откуда вы знаете об этом?

– Нам рассказал его адвокат.

– Какой адвокат?

– Этого молодого Геркулеса защищает тот же крючкотвор, который возбудил против нас дело, за то что вы ранили заднюю часть медсестры Фелиции. Теперь нам придется отвечать еще и за этого сопляка, который заявляет, будто у него отрицательная реакция на укол секобарбитала. Его адвокат утверждает, что вы ложно обвинили парня в преследовании, чтобы запугать. Чтобы он не подал на вас в суд.

– Это же просто смешно.

– Скажите нашей страховой компании. Они считают, что наши юридические взносы должны быть как минимум вдвое больше.

Пейтон начала чувствовать себя возмутителем спокойствия.

– Я уверена, что дело решится в нашу пользу, когда рассмотрят все факты.

– Остается только надеяться на это. Однако вернемся к вашему вопросу. Что конкретно вас беспокоит?

– Я просто хочу узнать, кто был тем клоуном на праздновании моего дня рождения. Возможно, нам удастся выяснить, откуда он взялся, задать ему несколько вопросов.

– И все оттого, что он на вас как-то странно посмотрел?

– Не только поэтому, – сказала она, раздумывая, стоит ли говорить еще что-нибудь, ведь она, наверное, уже производит впечатление параноика. – Насчет того, что случилось в клинике, – я умею обращаться с огнестрельным оружием, потому что мой отец был полицейским и научил меня стрелять, когда я была еще подростком. Но у меня никогда не было личного оружия. Я приобрела его всего несколько месяцев назад. Летом по вечерам я совершала пробежки. Именно тогда мне и показалось, что меня кто-то преследует. А потом уже осенью, могу поклясться, однажды ночью я слышала, как кто-то пытается открыть замок входной двери моей квартиры.

– Так вам кажется, что это преследование длится уже несколько месяцев?

– Именно эта жуткая мысль и пришла мне тогда в голову. Я не чувствую себя в безопасности, так как мой муж часто уезжает из города по делам. Мне и сейчас страшно. Может показаться, что я просто сошла с ума. Но, возможно, все эти случайности как-то связаны между собой.

– Никто не считает вас сумасшедшей. Но…

– Я не прошу вас организовать официальное расследование. Нужно всего лишь выяснить кое-какие подробности.

Он посмотрел на телефон. На нем мигали красные кнопки – несколько абонентов ожидали ответа.

– Хорошо, – произнес он голосом крайне занятого человека, который не может себе позволить потратить ни одной лишней минуты на пустые дискуссии. – Я попрошу службу охраны разобраться.

Его неожиданное согласие вызвало у Пейтон нервную дрожь. Ей очень хотелось, чтобы все страхи оказались напрасными; однако также не хотелось прослыть человеком, который делает из мухи слона.

– Надеюсь, все это пустое.

– Вам не стоит идти на попятную. Даже если выяснится, что тот парень не преследует вас, его все равно ожидают неприятности. Это детская больница. И как я уже не раз говорил, больница, которая очень дорожит своей репутацией. Мы не позволим, чтобы наши клоуны сначала надували воздушные шарики, а потом строили глазки врачам. Вы правильно сделали, что обратились ко мне.

– Я рада, что вы именно так все понимаете.

– А сейчас прошу извинить меня. – Он указал взглядом на мигающие лампочки телефонного аппарата.

Пейтон хотела пожать ему руку, но не успела она встать со стула и взять костыли, как Ландау схватил телефонную трубку и, развернувшись на сто восемьдесят градусов на своем вращающемся кресле, повернулся к окну. На его голове была огромная блестящая лысина. Пейтон почти отчетливо увидела в ней отражение своего лица. Вид у нее был жалкий и растерянный. Все эти судебные иски, а тут еще и сумасбродная мысль о преследовании. Совершенно понятно, что после всего этого Ландау не питал к ней особой симпатии.

* * *

Самолет Кевина приземлился в аэропорту «Ла Гуардия» ближе к вечеру. Он прилетел в Нью-Йорк на семинар, который должен был состояться завтра. Именно это он и сказал Пейтон. Но сегодня у него были еще и другие дела.

Он взял такси и приехал в отель на Восьмой авеню, в отдаленной части Манхэттена. Напротив находилось несколько деревянных строений. Когда-то там были книжные магазины, продававшие книги для взрослых. Но магазины закрыли, когда в городе объявили борьбу с мелкой преступностью. Выше по улице стояло современное многоэтажное офисное здание-башня. В нем располагались офисы наиболее престижных юридических фирм Нью-Йорка. Это учреждение, подлинное воплощение могущества, считается самым влиятельным в мире. Противоположного мнения придерживаются только его конкуренты. Отель был еще одним привлекательным зданием в этом квартале. Его, конечно, нельзя было назвать дворцом, но оно выделялось на фоне жалких окрестностей.

Только уехав из Бостона, Кевин понял, насколько ему стало легче, после того как он окончательно выяснил отношения с Сандрой. До того как они оказались в одной постели, она была хорошим другом и великолепным источником информации об их фирме. К счастью, он не выболтал ей своего секрета. Никто, даже Пейтон, ничего не знал об этом. Об этом действительно лучше никому не говорить.

Два года он тайком напряженно работал. В основном по ночам и по выходным дням. Иногда он выбивался из графика, и приходилось наверстывать упущенное, работая днем. Как в тот день, когда начальник застал его работающим за компьютером в офисе и чуть не поймал с поличным. Несмотря ни на что, Кевину удалось сохранить свою работу в тайне. Он установил режим чрезвычайной секретности. Его положение в фирме и без того было шатким, поэтому не хотелось нарываться на неприятности. Не стоило давать Айре Кауфману и комитету по надзору за работой партнеров фирмы повод думать, будто он раздувает свой рабочий график, чтобы компенсировать сотни часов, потраченные им на личную работу, вместо того чтобы заниматься проектами, за которые ему платит фирма.

– Оставьте сдачу себе, – сказал Кевин водителю, выходя из такси. Он прошел через вращающиеся двери к центральному входу в отель и сразу подошел к стойке администратора. Приветливая девушка-администратор зарегистрировала его.

– Не могли бы вы сказать мне, Перси Гейтс уже приехал?

Кевин произнес это имя по буквам, и она ввела его в компьютер.

– У нас не забронирован номер на имя мистера Гейтса.

Кевин пожал плечами. Встреча назначена на завтра, на девять утра. Гейтс, наверное, приедет только на один день. Кевин тоже мог бы прилететь завтра утренним рейсом Бостон – Нью-Йорк, если бы не боялся, что рейс могут отложить из-за снегопада или каких-нибудь технических неполадок. Важная встреча, которая должна состояться завтра, может изменить всю его жизнь. Лучше потратиться на отель, чем опоздать на нее.

Он самостоятельно поднялся на лифте, отказавшись от услуг консьержа. Дорожная сумка была достаточно легкой, и он вполне мог донести ее сам. К тому же Кевин ни за что не отдал бы в чужие руки свой портфель и ноутбук. Особенно сегодня.

Его номер находился на двадцать пятом этаже. Из окна номера было хорошо видно то самое фешенебельное здание, где работали все эти лихие представители высшего юридического света. Шесть лет назад он хотел быть одним из них. Через шесть месяцев все они будут ему завидовать. Кевин сел на кровать и включил телевизор, но мысли его витали где-то совсем далеко отсюда. Он не знал, чего конкретно ждет от завтрашней встречи, хотя Перси по телефону объяснил ему суть дела. Для Кевина это было совершенно новой областью, но он чувствовал себя достаточно уверенно. Он знал, что очень скоро все эти надменные ублюдки из «Марстон и Уилер» будут завидовать ему черной завистью. Пейтон точно будет им гордиться. Или завидовать, как сказала бы Сандра.

«Ерунда», – подумал он.

Кевин откинулся на спинку кровати, сбросил туфли и набрал номер службы заказов. Не моргнув и глазом, он заказал чизбургер за тридцать четыре доллара и шестидолларовую бутылку кока-колы.

– И самую большую порцию салата из креветок, – движимый каким-то внезапным порывом, добавил он, прежде чем повесить трубку.

Самое смешное было то, что от волнения ему совсем не хотелось есть. Он уже собрался позвонить и отменить заказ, но потом передумал. Какого лешего? Пусть будет.

Он вдруг почувствовал себя этаким транжирой.

14

Пейтон вышла из такси у своего дома. Был ранний вечер, но уже очень похолодало. Даже в темноте эта красивая старинная улица с хорошо сохранившимися домами времен королевы Анны дышала покоем и умиротворением.

Несмотря на оживленные толпы студентов, после полуночи на Магнолия-стрит всегда было тихо. Особенно зимой. Весной здесь начинала бурлить жизнь. Зацветали деревья, и улица действительно оправдывала свое название – на ней росли магнолии. Обычно в теплую погоду Пейтон любила совершать пробежки по соседней Коммонвелс-авеню. Этот широкий, построенный во французском стиле бульвар, был пронизан духом девятнадцатого столетия – этим духом вседозволенности и наслаждения радостями жизни. Именно он и привлек людей высшего общества из буржуазно-расчетливого старого Бостона в Бек Бей. Пробежки были одними из тех немногих удовольствий, для которых Пейтон могла выкроить время. Бегая, она совмещала приятное с полезным – поддерживала форму и знакомилась с архитектурными достопримечательностями близлежащих кварталов. Обычно ее маршрут пролегал через Паблик Гарден, потом вокруг ивовой рощи, окружавшей небольшой пруд, затем энергичной трусцой вдоль Ньюбери и столь любимых ею уличных кафе. В конце она обычно срезала два квартала и бежала прямиком домой мимо старой церкви в романском стиле. На ее фасаде были высечены ангелы, дующие в трубы. Именно из-за этих ангелов церковь получила название церкви Святых Трубачей.

Здесь она и заметила его в первый раз. Какой-то парень, который всегда находился как раз в этом месте. Она довольно долго не придавала этому большого значения, пока в конце декабря, когда Кевин снова уехал по делам и она осталась дома одна, не произошло нечто странное. Как-то поздно вечером Пейтон показалось, что кто-то пытается открыть замок входной двери. Тогда же она и решила купить пистолет.

Под ногами вилась легкая снежная поземка. Ветер со свистом гнал по тротуару эту снежную пыль, похожую на призрачную вуаль. Крошечные ледяные кристаллы поблескивали в тусклом свете старинных уличных фонарей. В их трехкомнатной квартире был отдельный вход со двора. Она поднялась по ступенькам и открыла входную дверь. В прихожей было тепло, даже душно. Это насторожило ее. Скорее всего, она забыла выключить термостат. Кевин всегда отчитывал ее, когда, уходя из дома, она оставляла включенным и термостат, и свет в прихожей. В кухне горел свет, и Пейтон поняла, что ошиблась.

Она повесила шарф и шапку за дверью, потом стряхнула снег с пальто и повесила его в шкаф. Пейтон так устала, что даже не хотела есть. Она прямиком пошла в спальню, но на полпути остановилась. Ей показалось, что из кухни доносится запах паеллы.[4]4
  Паелла – блюдо испанской кухни (острый рис с курицей, кальмарами, мидиями, овощами и пряностями).


[Закрыть] Паелла была одним из ее любимых блюд. Она направилась в кухню.

– Мама?

Пожилая женщина вздрогнула, прижав руку к груди, как будто у нее остановилось сердце.

– Боже, девочка моя. Ты меня до смерти напугала.

– Я тоже не ожидала тебя здесь увидеть. Ты получила мое сообщение?

– Да. Я с удовольствием поухаживаю за тобой, пока Кевин не вернется в Бостон.

– В этом нет необходимости.

– Поздно. Паелла уже в духовке. Мидии как раз такие, как ты любишь. Почему бы тебе не помочь мне сделать салат?

Пейтон взяла пучок листьев салата, подошла к мойке и начала их мыть. Сегодня ее мать была на редкость милой и уступчивой. Это насторожило Пейтон, но она решила не показывать вида.

– Очень мило с твоей стороны. Спасибо.

– Я думаю, ты могла бы быть немного повеселее.

– Учитывая последние события, я вполне весела.

– Именно это меня и беспокоит. Эти «последние события».

Пейтон не ответила. Вот в чем причина непривычной доброты и сердечности матери. Еще одна попытка сунуть нос в личную жизнь дочери.

– Чуть не забыла! – воскликнула Вэлери. – Пока тебя не было дома, приходил один человек.

– Какой человек?

– Судебный исполнитель. Он оставил судебную повестку и какой-то судебный иск. Эти бумаги лежат на столе.

Пейтон вытерла руки и просмотрела документы.

– Против тебя и твоей больницы возбуждено дело, – сказала мать.

– Ты прочитала эти бумаги?

– Конечно. Я подумала, что это что-то срочное.

Пейтон продолжала читать документы.

– Я понимала, что они подадут в суд на больницу. Думаю, они решили и против меня возбудить дело.

– Так ты не стреляла в ту медсестру?

– Это длинная история.

– Поэтому тебя и уволили из клиники?

– Меня никто не увольнял.

– Но в судебном иске сказано, что тебя уволили. Об этом говорится в одиннадцатом параграфе.

– Ты что, выучила все наизусть? Меня не уволили. Меня просто перевели в другое место.

– Не нужно ничего скрывать от меня. Я твоя мать.

– Здесь не о чем беспокоиться. На работе у меня все нормально.

Пейтон собиралась уйти, но мать нежно взяла ее за руку.

– Меня беспокоит не твоя работа.

– Я хочу, чтобы все, и ты в том числе, прекратили относиться ко мне так, словно эта дурацкая авария превратила меня в немощную неврастеничку.

– Дорогая, я не думаю, что на тебя так повлияла авария. Тут более глубокие корни. Это как раз то, в чем виновата я.

Пейтон крайне удивилась, не понимая, к чему она клонит.

– Ты виновата во многом, из того что со мной случилось. Но при чем здесь авария?

– Все твою жизнь я заставляла тебя пробиваться вперед, хотела, чтобы ты была лучше всех, добилась в жизни большего, чем я. Иногда я ставила перед тобой совершенно нереальные цели. Я думала: если даже ты не сможешь добиться их, то все равно окажешься в лучшем положении, чем другие. Ну и наплевать, что ты не смогла достичь этих явно завышенных стандартов. Сейчас, став взрослой женщиной, ты ставишь перед собой еще более трудные задачи. Мы с отцом гордимся твоими успехами. Мне кажется, что тебе удалось очень многое. Но жизнь так устроена, что все равно когда-нибудь терпишь неудачу. То, что тебя уволили из этой проклятой клиники в Хейвервиле, не стоит того, чтобы…

– Не стоит чего?

– Чтобы въезжать в озеро на машине.

– Ты думаешь, я хотела совершить самоубийство? – с недоверием спросила Пейтон.

У матери на глазах заблестели слезы.

– Я прекрасно понимаю, как ты себя чувствовала в тот момент. Ты была растерянна, злилась на себя. Никому не нравится проигрывать. Много дней ты работала, как каторжная, а тут это фиаско в клинике. В довершение ко всему ты еще была беременна, не знала, что делать, и даже не сказала об этом мужу.

– Ты все совершенно неправильно понимаешь.

– Я знаю, что у вас с Кевином не все гладко.

– С нами все будет хорошо.

– Ты спросила его, где он был в ту ночь, когда ты попала в аварию?

– Он был в Провиденсе в командировке.

– А знаешь ли ты, что он сегодня обедал в каком-то захудалом ресторанчике с очень привлекательной женщиной?

Пейтон действительно немного встревожилась, когда Кевин сказал ей, что заскочит в офис, перед тем как ехать в аэропорт. Ее как будто током ударило.

– Ты что, следила за ним?

– Мы с отцом беспокоимся.

– Не впутывай сюда отца. Шпионить за кем-то ниже его достоинства.

– Хорошо. Я беспокоюсь. Что в этом плохого? Я понимаю, что́ у тебя сейчас на душе. Ты много работаешь, ты талантлива, тебе кажется, что ты на правильном пути, что успех не за горами. И вдруг – бац – кто-то ломает все твои планы.

– Ты снова о том же. Папа никогда не ломал твоих планов. И я тоже.

– Я знаю, ты не хотела этого. Но человек так устроен, что иногда разум не повинуется ему. Так же как и ты, я была на грани отчаяния. Поэтому прекрасно понимаю тебя. Ты оказалась ночью за рулем на темной дороге и подумала, что один быстрый поворот руля…

– Ты сошла с ума! Я не самоубийца.

– Не стоит винить себя в этом. Обвиняй меня. Заставляя тебя двигаться вперед по жизни, я отталкивала тебя. Веришь или нет, но было время, когда ты хотела быть похожей на свою мать. Сейчас тебе уже двадцать восемь лет, и мы стали почти чужими людьми. Это огорчает меня. Где-то в глубине души ты тоже огорчена этим.

– Мое отношение к тебе совершенно не связано с тем, что ты заставляла меня всегда и во всем добиваться успеха. И, к твоему сведению, меня огорчает только то, что я потеряла ребенка. Сожалею, если это не соответствует тем рациональным нормам поведения, которые ты старалась привить мне, когда я была подростком.

– Это удар ниже пояса.

Пейтон неожиданно пожалела о своих словах, но мать имела особый талант выводить ее из равновесия.

– Ты права. Прости меня. Но только за то, что я высказала свои мысли вслух. Если бы ты прекратила постоянно говорить мне о том, что мое появление на этот свет испортило твои планы, то, возможно, и я не стала бы напоминать тебе о твоей неудачной беременности. Хотя ты совсем не расстроилась, потеряв этого ребенка.

– Ты говоришь о своей сестре, о моей плоти и крови. Я многие месяцы не могла оправиться от потери.

– По тебе этого не было заметно.

– Потому что я старалась убедить себя в том, что так будет лучше для всех.

– Нет, мама. Лучше для тебя. В нашей семье это всегда было на первом месте, – сказала Пейтон. Она отвернулась и замолчала, поняв, что может наговорить лишнего, о чем потом будет жалеть. – Я иду спать.

Она быстро прошла на костылях через гостиную в спальню и закрыла дверь. Давно она так резко не разговаривала с матерью. Последний раз это случилось, когда Пейтон была подростком. Еще тогда она поклялась себе никогда больше не затрагивать этой больной темы. Потеря ребенка заставила снова вспомнить то тяжелое время.

Пейтон наклонилась над раковиной, схватившись обеими руками за край. Она смотрела вниз, глубоко дыша, потом медленно подняла глаза и глянула на себя в зеркало – глаза были красными, в них блестели слезы. За эту неделю ей довелось столько всего пережить. Она попала в аварию, потом у нее случился выкидыш. Каким-то невероятным образом ей удалось не впасть в отчаяние и сохранять спокойствие. Она отменила свой визит к врачу. Ей должны были сделать первое УЗИ, первое для Джейми. Пейтон отдала свои предродовые витамины одной пациентке – они больше не требовались. Она пожертвовала бедным одежду, которую приобрела на время беременности. Ей уже не придется носить такую одежду. Пейтон сделала все это решительно, без каких-либо колебаний, однако не почувствовала никакого морального облегчения, в котором сейчас нуждалась как никогда.

Левый глаз начал подергиваться. Раньше это не доставляло ей никакого беспокойства, но сейчас стало больно. Пейтон прищурилась и наклонилась к зеркалу. Почувствовав острую боль под нижним веком, она моргнула два раза и увидела микроскопическую капельку крови на внешнем уголке глаза. Она промокнула кровь салфеткой и неожиданно поняла, что произошло. Крошечный кусочек стекла появился откуда-то из-под кожи. Твердый и прозрачный, как замерзшая слеза, застывшая где-то внутри нее. Пейтон вдруг почувствовала, что замерзла. Ей стало невообразимо грустно.