Текст книги "Проклятие замка Комрек"

Автор книги: Джеймс Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 47 страниц)

Глава 6

Когда Кейт Маккаррик вышла из-под душа; темно-рыжие волосы свисали у нее почти прямо, прилипая к шее и голове. Она сняла пышное белое банное полотенце с нагретой сушилки и вытерла, не прикасаясь к волосам, тело быстрыми движениями сверху вниз. Затем она стала легко похлопывать только волосы, чтобы полотенце слегка впитало воду.

Кейт изучала свое обнаженное тело в зеркале, укрепленном на внутренней стороне двери ванной, стоя перед ним в полный рост. Запотевшее стекло размывало ее образ, но, когда она повернулась боком, чтобы посмотреть на себя с иного ракурса, она вздохнула – не в отчаянии, но в откровенно печальном смирении.

Груди, налитые с тех пор, как половое созревание их «приподняло», начали увядать, а теперь вот и выпуклость живота смотрелась, как нечто обвисшее. Хотя даже несколько месяцев назад все выглядело иначе (вот и пояса ее юбок и брюк стали гораздо более тугими, что подтверждало ее предположение!). Но ноги у нее были по-прежнему хороши, разве что стали чуть тяжелее в бедрах. В целом, для женщины сорока пяти лет, она была в очень хорошем состоянии, пусть даже волосам ее, сейчас влажно-темным, требовалась помощь краски, чтобы замаскировать вторжение седых нитей.

Скользнув в свой роскошный белый халат, Кейт вышла из ванной, намереваясь высушить волосы феном, пока они не стали слишком «тощими» для придания формы, но решила, что нуждается в заранее приготовленной выпивке перед приходом своего сотрапезника. Она приняла приглашение Саймона, понимая, что это будет просто обед в честь возобновления старинной дружбы. Если Саймон ожидал большего, то откровенно заблуждался: она уже не была молодой и капризной, не была и пожилой и отчаянной. В ее жизни были другие мужчины, но никого особенного, никого, с кем бы ей хотелось стареть, стареть и состариться…

В свое время она, безусловно, рассматривала Дэвида и их, возможно, общие планы на будущее. Даже несмотря на то, что была старше его. Однако это было давно, и с тех пор они двигались по жизни индивидуальными дорогами – их связь сохранялась только благодаря Институту. Иногда она сожалела, что не отнеслась к нему серьезнее. Она, конечно, пыталась, но всегда возвращалась к истинной сути ситуации: в сущности, Дэвид Эш был одиночкой и, по всей вероятности, таким и останется. С годами жесткий темперамент Дэвида не смягчился, наоборот, он стал еще более отстраненным от всего человеком. Некоторые женщины могли бы посчитать это в мужчине привлекательным, проникнуться ощущением, что его задумчивость и мрачная красота каким-то образом делают его интересным, придают ему обаяние Хитклиффа[4]4
  Главный персонаж романа Эмили Бронте «Грозовой перевал», часто рассматриваемый как архетип страдающего байроновского героя.


[Закрыть]. Но Кейт знала, что его самодостаточность и сложный внутренний мир в конечном счете умерят их пыл и даже предстанут утомительными, если не досадными и обидными для них. В конце концов это ослабит преданность любой серьезной партнерши.

Два предыдущих расследования наложили на его психику свой отпечаток; последнее, касавшееся деревни в Чилтернских холмах под названием Слит, едва его не уничтожило. После него Дэвиду потребовалось несколько недель специального ухода и восстановительных процедур в психиатрическом отделении частной клиники в нескольких милях от Лондона, и, хотя психику ему залатали, Кейт спрашивала себя, сможет ли он когда-нибудь работать в полную силу, как прежде. И хотя «Дело о холмах» произошло два года назад, но он все еще не мог объяснить, что именно случилось в Слите.

После него, что было очевидно, главным стало годами подавляемое чувство вины, подоплека которого крылась в трагическом происшествии, случившемся, когда он был совсем еще ребенком. Он рассказал ей о нем в душещипательной беседе во время их краткого любовного сближения, что помогло ей понять его гораздо внятнее.

Оказывается, Дэвид и его старшая сестра, Джульетта, упали в реку, сильное срединное течение которой унесло Джульетту прочь. Его тоже унесло бы, если бы не отец, который прыгнул вслед за ними. Дэвида вытащили на берег, а вот Джульетта утонула – отец не смог найти ее в мутной, быстро текущей реке. И с тех пор Дэвид почему-то винил себя; может быть, он чувствовал вину, потому что был спасен, меж тем как она утонула.

За несколько лет до случая в Слите он участвовал в расследовании, касавшемся предполагаемого призрака в старинном особняке под названием Эдбрук. Он сказал Кейт, что туда вернулся призрак его сестры, Джульетты, чтобы преследовать его. И она была не одна.

Даже сейчас трудно было разобраться в этом признании Дэвида, но он вернулся из Эдбрука с коротким и глубоким порезом на щеке, а самое главное – совсем другим человеком. Всегда несколько циничный (благодаря чему он был так хорош в роли экстрасенсорного исследователя: его никогда не вводили в заблуждение фальшивые призраки или поддельные медиумы), теперь он стал еще и более сдержанным.

Когда несколько лет спустя он посетил деревушку Слит, эти глубокие разворошенные душевные раны словно бы снова вскрылись. Потребовалось некоторое время, чтобы вернуть его в реальный мир, столкнув с грани безумия.

Но она так никогда по-настоящему и не распутала весь клубок травмировавших его событий, которые произошли в Слите: странных явлений призрака, касавшихся всей деревни, но сосредоточенных на Дэвиде. Она знала, что женщина по имени Грейс Локвуд погибла, когда стены старой разрушенной усадьбы рухнули и задавили ее. Кейт догадывалась, что Грейс была для Дэвида совершенно особенной личностью, но он отказался обсуждать свои отношения с ней.

Типично для Эша: подавлять все истинные чувства, держать их в стороне, особенно от самого себя, чтобы они не сделали его еще более уязвимым.

Кейт налила себе джина с тоником и села на диван перед французским окном с видом на темные воды Темзы. Саймон заедет за ней в течение часа, но ей хотелось на какое-то время задержаться в своих мыслях. Двадцать лет назад, а может, и меньше, она бы металась, готовясь к свиданию: покрывала бы ногти на руках и на ногах лаком, выбирала бы нижнее белье (никогда не известно, как может закончиться вечер) и колготки, наносила бы макияж, сушила бы и укладывала волосы, затем отбирала бы наряды. Еще раз приняла бы ванну или залезла под душ, что заняло бы не меньше пары часов. Не слишком ли она постарела для такой суеты? Наверное, так оно и есть, ведь она спокойно сидела и пила джин.

К тому же ее ужин с Саймоном Мейсби определенно не укладывался для нее в «особую» цепочку событий. Хотя, по крайней мере, она сможет узнать несколько больше о той секретной организации, которую он представляет.

Глава 7

На борту частного самолета стюардесса приветствовала Эша сияющей улыбкой, а ярко-голубые глаза ее сверкали почти искренне. Проводя его по короткому салону «Гольфстрима G450», она обернулась, чтобы спросить, какое место он хотел бы занять. Будучи пока единственным пассажиром, парапсихолог располагал обширным выбором. Он остановился на красиво оформленном одиночном кресле, стоявшем напротив другого, точно такого же. Оба они, отделанные подушками из мягкой замши серого и угольно-черного цветов, были широкими и с высокими подголовниками.

Собственно, весь салон с отсеком для восьми пассажиров был отделан теми же приглушенными оттенками серого. Со всех сторон вас окутывал стилизованный (и обнадеживающий) комфорт.

Эш уселся на выбранное место, заметив, что через узкий проход от него спинкой к изогнутой стене салона стоит сиденье диванного типа, на котором хватило бы места для трех человек. Он бросил свою кожаную сумку на пол рядом с собой.

– Я Джинни, – представилась стройная стюардесса. (Значит, бейджика с именем у тебя нет, подумал Эш.) – Могу ли я вам предложить что-нибудь выпить, мистер Эш? – Она наклонилась над ним, сложив на коленях профессионально ухоженные руки. Ее светло-каштановые волосы были стянуты в аккуратный хвост, и на них не было обычной шапочки бортпроводницы.

– Это было бы чудесно, – с ответной улыбкой сказал Эш, глупо польщенный тем, что его имя оказалось ей известно заранее.

– У нас есть выбор чаев и кофе: ямайский, «Blue Mountain», колумбийский, арабский кофе, зерна не слишком сильно зажарены. Или я могу сделать вам смесь арабики и робусты. Из чаев – «Twinings Lapsang», травяной – смесь шиповника, гибискуса, – «Twinings» или «Jackson’s Earl Grey», черный русский или английский чай к завтраку. А может, вы предпочитаете что-нибудь покрепче? Мы ждем прибытия еще трех пассажиров на сегодняшний утренний рейс, так что есть время, чтобы расслабиться перед взлетом.

Еще трех? Мейсби упомянул только двух других пассажиров – психолога Уайетт и нового клиента. Эш гадал, кто бы мог оказаться третьим.

– Мистер Эш?..

– Простите, – он взглянул на свои часы. – Восемь тридцать утра – слишком рано для спиртного.

Он подумал было, что это Мейсби проинструктировал Джинни предложить ему выпивку в качестве теста, но тут же отбросил эту мысль как параноидальную.

– Да, кофе было бы неплохо. Черный, с двумя кусочками сахара. – Сахар усилит действие кофеина и подхлестнет мозг нормально работать в столь ранний час.

Джинни, чья очаровательная улыбка ни разу не дрогнула, кивнула так, словно он сделал блестящий выбор.

– Какой именно кофе?

– Самый обычный. Я не большой знаток. Главное – крепкий и горячий.

– Буду сию минуту.

Она выпрямилась и повернулась. Эш смотрел на ее стройную фигуру, пока она шла к камбузу самолета. Ее серый костюм, соответствовавший интерьеру салона, не был обычной униформой, принимая во внимание его элегантный покрой и качество материала: юбка чуть выше колен и жакет на трех пуговицах со слегка подбитыми квадратными плечами. Он придавал ей вид спокойной властности, она вполне могла бы направиться в нем на деловую встречу в доме высокой моды. Шелковый шарфик – не такой, как у обычной стюардессы, – прикрывал ее грудь, ведь глубокий вырез жакета в дразнящей манере схватывался верхней пуговицей, что он заметил, пока она к нему наклонялась. Одного взгляда на кружевную окантовку черного лифчика было достаточно, чтобы привлечь внимание любого теплокровного мужчины. Прошло так много времени, с тех пор как… Он заставил эти мысли исчезнуть, зная, что они принесут лишь сожаление и тоску.

К счастью, его отвлек мобильный телефон, начав беззвучно вибрировать в глубоком кармане его куртки. Изогнувшись на мягком замшевом сиденье, Эш вытащил телефон и проверил, кто звонит. Джинни, следуя за приятным ароматом жареных кофейных зерен, направлялась к нему, неся крошечный серебряный поднос с костяной китайской чашкой с блюдцем, сахарницей и пригоршней распакованных печенюшек на маленькой тарелке. Показав ей телефон, который держал в правой рукой, он указал на него левой: он не был уверен в действующих правилах пользования мобильными телефонами в самолетах.

– Конечно, – успокоила она его все с той же милой улыбкой. – Только не пользуйтесь им во время взлета или посадки. Это просто предосторожность, но вы снова сможете им пользоваться, когда мы будем в воздухе.

Джинни опять наклонилась над ним и вытащила из подлокотника кресла хитро встроенный столик. Она оставила ему поднос, пока он отвечал на вызов.

– Доброе утро, Кейт. – В это время суток голос у него был низким и хриплым.

– Где ты?

– Там, где мне полагается быть.

– Хорошо, значит, справился.

– А ты чего ожидала?

– Просто проверяю, Дэвид. Знаю же, что по утрам ты никуда не годен.

– Дневной свет жжет.

– Ну довольно. Прости, что я в тебе сомневалась. Значит, ты в самолете?

– Да. Знаешь, я ведь могу привыкнуть к такому стилю жизни. Такси, что я предварительно заказал, прибыло вовремя; поездка в аэропорт немного затянулась, потому что пришлась на час пик; зона вокруг аэропорта удивительно безлюдна, но с тем поручительским письмом, что дал мне вчера Мейсби, я прошел регистрацию и оказался на борту меньше чем за двадцать минут. Не пришлось даже нести свой чемодан: о нем позаботились, прежде чем я вошел в здание терминала. Сейчас попиваю горячий, с дымком, кофе и жду, когда появятся остальные пассажиры.

Еще не закончив последней фразы, он, посмотрев в маленькое круглое окно из плексигласа, увидел потертого человечка в старомодном плаще, вышедшего из единственного здания терминала и засеменившего по взлетной полосе по направлению к самолету. В одной руке он нес небольшой кейс, а в другой был свернутый зонтик.

– Один из них как раз появился, – сообщил Эш.

– Прежде всего, хочу поблагодарить тебя за то, что взялся за работу, – сказала Кейт, довольная, что Эш этим утром достаточно бодр.

– Я по-прежнему думаю, что это дело полиции, – сказал он. – Мы имеем дело с серьезным преступлением, каким бы оно ни было странным и маловероятным. По правде говоря, я не понимаю, как им сойдет с рук замалчивание происшедшего. Я взялся за эту работу только потому, что ты, как мне показалось, отчаянно этого хотела. Что, дела у Института действительно так плохи?

Человек в плаще появился в дверном проеме в конце салона. Джинни одарила его такой же сияющей улыбкой, из-за чего Эш почувствовал себя чуть ли не рогоносцем.

– Доброе утро, мистер Твигг, – донесся до Эша ее голос. – Как приятно снова вас видеть.

В ответ он состроил нечто похожее на гримасу. У него были странные, немигающие глаза, и смотрел он прямо перед собой, а не на стюардессу. Своей лысой заостренной головой и узкими округлыми плечами он напомнил Эшу кого-то, но вот кого именно?

– Прости, Кейт. Что ты сказала? – Вновь прибывший пассажир отвлек исследователя, меж тем как Кейт продолжала говорить.

– Я сказала, что, если бы не эта сделка с Саймоном Мейсби, у нас очень скоро возникли бы проблемы с деньгами. Без сомнения, мы смогли бы выпутаться. Мы бы как-нибудь с этим управились, но это расследование позволит нам довольно долго платить по счетам, не говоря уже о зарплатах. С этой рецессией люди просто не интересуются паранормальным: у них слишком много материальных проблем для беспокойства.

Джинни махала рукой, приглашая человека, которого назвала мистером Твиггом, выбрать любое свободное место, и тот, приближаясь, пригнул свою лысую голову, словно боялся задеть обшивку потолка салона – бессмысленное упражнение для этакого коротышки.

Вот оно, подумал Эш. Мистер Твигг походил на некоего актера, но следователь ни за что на свете не смог бы вспомнить, как этого актера зовут. Человечек с бледными пристальными глазами выбрал сиденье, повернутое спиной к тому, что было напротив Эша. Поставив на пол свой потрепанный чемоданчик и прислонив к нему зонт (который он отказался передать стюардессе для хранения), Твигг скользнул на свое место, так что Эшу осталась видна только его макушка над мягким подголовником.

Однако прежде чем усесться, он бесцеремонно окинул парапсихолога взглядом.

Как пожелаете, подумал Эш, выдав веселую улыбку и вернувшись к разговору с Кейт.

– …не позвонили в полицию, потому что главный врач Комрека заверил, что это был несчастный случай.

– Ты шутишь. – Эш недоверчиво нахмурился и заговорил еще тише, чтобы его не услышал лысый.

– Дэвид, эти люди очень влиятельны. Вчера вечером за ужином Саймон рассказал мне об организации, которую он представляет.

– Хорошо, я слушаю.

– Это своего рода подпольный… – Она на мгновение остановилась. – …консорциум, если можно так сказать. Или ассоциация, конфедерация, а то и просто элитная группа людей, которые тихо работают на благо страны и избегают любого рода гласности. Причем любой ценой.

– Они законны?

– Ну, можешь смотреть на это как на престижное ротарианское общество[5]5
  Ротари Интернэшнл (англ. Rotary International) – международная неправительственная ассоциация, объединяющая Ротари-клубы по всему миру. Ротари-клубы позиционируют себя как нерелигиозные и неполитические благотворительные организации, открытые для всех стран, вне зависимости от национальной и расовой принадлежности, вероисповедания и политических взглядов. По данным самой Rotary International, по всему миру существуют более 33 000 клубов с более чем 1,2 миллиона членов.


[Закрыть]. Занятно, массово, престижно. Как у масонов, только…

– Только более зловеще, – вставил Эш.

– Не знаю. И, честно говоря, меня это не волнует. При том гонораре, что они платят, я могу забыть о многих вещах, которые в любом случае на самом деле для нас не важны.

– Угу. Ты же босс. Однако я заинтригован.

– Не надо. Что касается Института, то это просто очередное паранормальное исследование.

– Кейт, не похоже, чтобы ты сама была слишком в этом убеждена.

– Саймон – честный человек, очень порядочный. Я уверена, что он не связался бы ни с чем сомнительным.

Эш пожал плечами, понимая, что спорить дальше бессмысленно: он подписал контракт – оба контракта, один, от имени Института экстрасенсорных расследований, и другой, личное соглашение о неразглашении, – так что с таким же успехом он мог приниматься за работу. Тем не менее, он не мог вполне противостоять желанию поприжать ее.

– Ты просто дай мне чуть больше информации, Кейт, – сказал он. – Я не уверен, что мне в этом деле все нравится.

– Дэвид, я не могу – ну не должна – говорить что-то еще. Но позволь мне дать тебе некоторое представление об их важности. Саймон вчера вечером опять дал понять, что у их организации нет реальной власти. Однако она располагает огромным влиянием. Гораздо большим, чем ты можешь себе представить и чем она когда-либо признает.

– И как же они все это устроили?

Она проигнорировала его цинизм.

– Это собрание людей с большой властью, которые называют себя…

– Дай-ка мне угадать еще раз. Саентологи?[6]6
  Саентоло́гия (часто также «сайентология», англ. scientology, от лат. scio и др. – греч. λόγος – «знание знания») – международное движение, основанное на созданной американским писателем-фантастом Роном Хаббардом системе верований и практик, состоящей из скомпилированных разного рода околонаучных и религиозных идей, и ориентированное на людей, стремящихся к карьере и успеху.


[Закрыть] Нет? Ладно, а как насчет Опус Деи?[7]7
  Опус Деи (лат. Opus Dei – Дело Божие), также Прелатура Святого Креста и Дела Божия (лат. Praelatura Sanctae Crucis et Operis Dei) – персональная прелатура Католической церкви. Организация основана в Мадриде 2 октября 1928 года католическим священником святым Хосемарией Эскрива́ де Балагер.


[Закрыть] Тогда, может, Каббала?[8]8
  Каббала́ (ивр. הָלָּבַק, «получение, принятие, предание») – эзотерическое течение в иудаизме, появившееся в XII веке и получившее распространение в XVI веке. Эзотерическая Каббала представляет собой традицию и претендует на тайное знание содержащегося в Торе божественного откровения. Каббала связана с осмыслением Творца и Творения, роли и целей Творца, природы человека, смысла существования.


[Закрыть] Это было бы забавно.

– ВД.

– Вода? Или вуду? Может, водное поло?

Она знала, что он сейчас ухмыляется.

– Нет. Вэ-Дэ. Это акроним Внутреннего двора.

– Значит, никакого отношения к религии? Политика?

– Не вполне.

– Не вполне? Что бы это значило?

– Я вытянула это название из Саймона только потому, что он был полупьян. Он снова застегнулся на все пуговицы, как только понял, что именно сказал.

Эш, к собственному удивлению, испытал надежду, что Кейт говорит не в буквальном смысле. Мысль о Мейсби, занимающемся с ней любовью, как-то злила его, хотя они с Кейт давно уже не были любовниками.

Она почувствовала его настроение так же, как перед этим почувствовала его ухмылку.

– Он зашел выпить кофе после совместного обеда, и я споила ему еще несколько порций бренди, чтобы развязать язык, а потом отправила восвояси. Но даже захмелев, он был очень сдержан.

– Значит, это все, одно название? В контракте и соглашении, которые мы подписали, значится компания «Мейсби и партнеры», действующая от имени замка Комрек. Ни в одном из этих документов я не видел названия «Внутренний двор». Только имя: сэр Виктор Хельстрем.

– Знаю. Вот как они засекречены. Но я узнала кое-что еще.

– О Внутреннем дворе? – Эш говорил теперь смехотворно приглушенным голосом.

– Вроде того, но не напрямую. Человек, которого медсестра Кранц обнаружила пригвожденным к стене. Он, между прочим, внезапно упал, как раз когда она звала на помощь по радио. Она сказала, что он свертывался головой вперед, словно сдираясь со стены, как липучка. Тяжесть его тела высвободила ноги.

– Значит, касательно того, что он был подвешен над полом, у нас есть только утверждение этой медсестры.

– Да, но зачем бы ей лгать? Кранц в Комреке на хорошем счету, и она явно не склонна к преувеличениям. Ей поверили, пусть даже и при ближайшем рассмотрении ран на руках и ногах не обнаружили.

– Несколько трудно такое себе представить. Я имею в виду, тело взрослого человека прилепилось к стене довольно высоко над полом без видимых средств поддержки?

– Дэвид, в прошлом ты и сам видел необычайные вещи.

Он на какое-то время умолк, и Кейт пожалела, что потревожила злополучные воспоминания.

– Дэвид?..

– Да, прости. Говоришь, этот Внутренний двор как-то связан с человеком, пригвожденным к стене в том замке?

– Лишь тем, что эта организация владеет замком Комрек, а у него был своего рода договор с ВД о предоставлении ему там убежища.

– Только не говори мне, что его наказали за нарушение правил. От этого мне определенно станет не по себе.

– Нет-нет. У нас-то все в порядке.

– Мы узнаем, что это так, только в том случае, если сами нарушим наш с ними контракт. Нет ли каких штрафных санкций, которые я пропустил? Помимо соглашения о секретности, я имею в виду.

– Ты же прочел оба контракта.

– Я их просмотрел. С мелким шрифтом я не возился – думал, что ты и так прошлась по всему расческой с мелкими зубьями.

– Так я и сделала, и у нас никаких проблем. Но позволь мне вернуться к делу.

– Я слушаю.

– Саймон назвал мне, – а потом пожалел об этом, заставив меня поклясться держать это при себе, – назвал мне имя той бедной жертвы в замке.

– Это кто-то, кого я знаю?

– Ты мог о нем слышать год назад или около того. Помнишь сообщения на первых полосах о миллионере, капиталисте-предпринимателе, который покончил с собой, войдя в Северное море? Он еще оставил на берегу свой бумажник с кредитными картами, водительские права, свою машину с ключами в замке зажигания?

Эш напряг мозги.

– Да… Да, кажется, припоминаю… когда бизнес едва не обанкротил страну. Разве несколько финансистов не покончили тогда с собой, потому что иначе теряли все, включая своих дорогостоящих жен и любовниц?

– Вечный ты циник.

– Это в моей природе. Но я, да, помню ту историю, о ней сообщали в новостях по всему миру, потому что такое происходило глобально, особенно в Америке.

– Это было потому, что в нашей стране он стал первым. Его звали Дуглас Хойл.

Эш коротко вздохнул.

– Ты же не говоришь, что жертва в Комреке и Хойл – это одно и то же лицо? Так называемый финансовый гений, который безумно рисковал деньгами других и все потерял?

– Одно и то же. Его прославленная и когда-то очень уважаемая компания потеряла миллионы из денег своих клиентов.

– А Хойл нашел выход, – выдохнул Эш.

– Да, Дэвид. Дуглас Хойл, якобы умерший финансовый гений, который не совершал самоубийства путем утопления в море, как все уверовали, – вот почему его тела так и не нашли, – но скрылся в замке Комрек.

– Господи. Погоди. Разве полиция не продвинулась в своем расследовании чуть дальше бумажника и автомобиля с ключами, которые остались на берегу? Такое пробовали и раньше. Потом имелись его жена и семья, деловые партнеры, наконец, – разве власти не нашли бы его через них?

– У него не было контактов с семьей с того самого дня, как он пропал. Это, видимо, строгое условие, налагаемое на клиентуру Комрека. Он знал, что больше никогда не увидит своих близких и друзей. Ох, да и цена этого убежища ошеломляюще высока.

– Я думал, Хойл обанкротился.

– Насколько известно налоговикам из Сити и его собственным инвесторам, так оно и было.

– Неудивительно, что Саймон Мейсби помалкивает о своих работодателях.

– Говорю же, члены Внутреннего двора – это очень влиятельные, могущественные люди. И невероятно богатые. И очень скрытные. Вот почему ни ты, ни миллионы других людей никогда о них не слышали.

– Значит, они вне закона?

– Я бы сказала, что они выше закона.

– Никто не выше закона.

– Полагай так и дальше, Дэвид: это поможет тебе лучше себя чувствовать. Теперь слушай: кто они, что они и где они, не важно. Нам – главным образом, тебе – предстоит разобраться с нашим поручением.

– Боже, мне и до этого было не по себе…

– Может, мне не надо было тебе об этом рассказывать.

– Почему же, Кейт, ты рассказала?

– Потому что Саймон Мейсби – просто старый знакомый, а ты для меня – нечто большее. Я не хочу, чтобы ты действовал вслепую.

– Я могу прямо сейчас выйти из самолета.

– Нет, мы связаны договором. Если бы ты отказался от сделки, пришлось бы заплатить слишком высокую цену. Поверь мне. Кроме того, Саймон оказался бы в большой беде, если бы открылось, что он был таким болтуном. Минуту назад я назвала его старым знакомым, но ВД не сделает скидки даже ради этого.

– Хорошо. Буду действовать, как запланировано.

– И не выдашь того, что теперь знаешь?

– Нет, конечно. Во всяком случае, оказавшись в замке, я, вероятно, узнаю намного больше. Постараюсь выглядеть удивленным. Думаешь, в Комреке могут быть и другие, подобные Дугласу Хойлу?

– Я бы банк на это поставила. Прости за каламбур. Но, может, скрывать богатых беглецов – это и есть все, чем занимается Внутренний двор. Вознаграждение может быть фантастически высоким, если они оказывают услуги только очень богатым беглецам. Клиенты или их покровители платят по двести тысяч в год только за то, чтобы остаться в Комреке, а если клиент должен скрыться, то стоимость составляет полмиллиона.

– Сколько? – Эш недоверчиво ахнул.

– Ты слышал. А раз оказавшись гостем – такой у них используется термин: «гость», – человек навсегда оставляет внешний мир. Никаких исключений, никаких отступлений.

– Значит, они становятся пленниками.

– Пленниками, за которыми очень хорошо ухаживают. По словам Саймона, они купаются в абсолютной роскоши всю оставшуюся жизнь. – Кейт помолчала, потом добавила: – Когда Саймон понял, как много он выдал информации, то буквально умолял меня никогда не рассказывать ни одной живой душе о Внутреннем дворе и замке Комрек. – Она не сказала, что эта мольба последовала от Саймона Мейсби, когда он проснулся трезвым в ее постели на рассвете и понял, сколь многое разгласил в течение ночи. Алкоголь и секс: иногда это смертельное сочетание.

Эш, говоря вполголоса, наклонялся вперед, горбясь над телефоном и упираясь локтями в колени, как вдруг движение по ту сторону иллюминатора снова привлекло его взгляд. Рядом с самолетом остановился гладкий черный лимузин, и у него на глазах оттуда вышел облаченный в серый костюм водитель, который, огибая длинный капот, поспешил к задней пассажирской дверце. Придвинувшись ближе к плексигласу, Эш глянул вниз, чтобы увидеть, как открывается противоположная задняя дверца, обнаруживая темноволосую женщину, одетую в черный шерстяной деловой жакет и юбку длиной до колена, ниже которой видны были черные колготки и ботильоны. Он лишь мельком увидел белый воротничок рубашки, четкий на фоне светло-кофейной шеи, в который нырнул ее подбородок, когда она наклонилась вперед, чтобы выйти из автомобиля и поспешить к другой задней дверце, которую уже открыл водитель. Теперь он стоял по стойке «вольно», ожидая, чтобы появился другой его пассажир – очевидно, более важный из двоих.

Темноволосая женщина дошла до открытой дверцы и подалась внутрь, чтобы помочь человеку, который неуклюже выкарабкивался из лимузина.

Со своей возвышенной точки обзора внутри самолета Эш успел разглядеть только появившуюся макушку другого пассажира, массу непокорных светлых волос, темных у корней, когда голос Кейт вернул его к телефону.

– Ты еще здесь, Дэвид?

Он снова откинулся на спинку сиденья.

– Да, прости. Похоже, опоздавшие прибыли. Скоро уже должны взлететь.

– Психиатр, доктор Уайетт?

– Ныне психолог, по словам Мейсби. Есть разница. Психология – это изучение человеческого развития и поведения, и она классифицируется как социальная наука, меж тем как психиатрия по большей части имеет дело с аномальными психическими или эмоциональными состояниями и расстройствами. Естественно, они могут перекрывать друг друга, – сказал Эш.

– Я уже знаю это, профессор. Я университет окончила.

– Ну, мне надо было в этом убедиться. Во всяком случае, я полагаю, что это она, а клиент, оказывается, молодая женщина. – Он снова быстро глянул в окно и заметил, что шофер, который, очевидно, открыл багажник изнутри, прежде чем выйти из лимузина, тащит два чемодана явно в стиле Луи Виттона. Дорогих, но в этом не было ничего удивительного. Двух женщин уже не было в поле зрения, и Эш предположил, что они находятся на коротком трапе, ведущем в самолет.

– Доброе утро, – он услышал, как стюардесса приветствует молодую девушку, которая входила в салон, сгорбив спину и опустив голову. – И снова здравствуйте, доктор Уайетт, – сказала Джинни женщине, шедшей сразу же за ней.

Эша поразило, что проворная стюардесса не назвала блондинку по имени, и он гадал, не было ли это политикой компании в отношении будущих гостей. Может быть, Джинни даже не знала, как ту зовут.

Он вспомнил, что Кейт еще на линии.

– Кейт, я позвоню тебе, когда я буду в Комреке, но если потребуется, можешь позвонить мне снова, когда мы будем в воздухе.

– Вряд ли будет такая необходимость. Но мне интересно, как тебя примут в замке.

– Хорошо. Пока.

Он закрыл мобильный телефон и убрал его в карман пиджака.

Девушка с растрепанными светлыми волосами брела по салону, и ее миловидное лицо портил мрачный, угрюмый взгляд дочери Гелдофа[9]9
  Боб Гелдоф – ирландский музыкант, актер, общественный деятель. Его дочь, Пичес (р. 1989), – британская журналистка, телеведущая и фотомодель.


[Закрыть]. Она едва глянула на Эша, когда доктор Уайетт подвела ее к сиденью дивана через проход от него. По контрасту с модной одеждой психолога, на ее подопечной была странная мешанина одеяний, скорее второпях наброшенных, чем тщательно подобранных, когда она выбралась (вероятно, неохотно) из постели, чтобы совершить этот утренний рейс. Она была в темно-лиловом открытом блейзере, который был длиннее, чем юбка в горошек с высокой талией, свободно повязанная поясом. Белая футболка была заправлена в юбку, а с шеи свисали три серебряные цепочки разной длины. Она была небольшого роста (что усугублялось сгорбленной спиной). Ее ажурные колготки были слегка порваны на одном колене, обута она была в туфли с короткими клинообразными каблуками, а в обеих руках она сжимала переполненные коричневые сумки «Mulberry»[10]10
  «Mulberry» (Ма́лберри) – английская компания, специализирующаяся на производстве сумок и аксессуаров из кожи. Также выпускает линию одежды.


[Закрыть]. Какой бы привлекательной девушка ни была, ее опущенные, чрезмерно накрашенные глаза придавали ей вид угрюмой непокорности.

– Мы сядем здесь, Петра, – сказала доктор Уайетт, устраивая девушку на сиденье, – а потом, после взлета, ты сможешь прилечь и немного поспать.

Усаживаясь рядом с Петрой, психолог засунула свою гофрированную кожаную сумку себе за лодыжки и одарила Эша лучезарной улыбкой.

Он улыбнулся в ответ, но его улыбка подрагивала от удивления, потому что ее темные глаза, ее тонко очерченные губы, коричневатый оттенок ее гладкой кожи…

В общем, она оказалась не совсем той, кого он ожидал увидеть.