Текст книги "Проклятие замка Комрек"

Автор книги: Джеймс Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)

Глава 39

Сшибленный с ног, Эш забился в угол тускло освещенного лифта, из нижней губы у него струилась кровь, а голова кружилась от подлого удара, который ему нанесли. Он почувствовал, как грубые руки поворачивают его за плечо лицом к нападавшему. Те же руки ухватили его за рубашку под жилетом, подняли на ноги, и ему предстала грубая широкая ухмылка.

– Думаешь, я дурак? – спросил обидчик Эша низким голосом с сильным акцентом. – Думаешь, Лукович ничего не знает? – Он снова ударил Эша, отправив его в угол, но на этот раз парапсихолог удержался на ногах.

Эш ошеломленно смотрел в жестокое лицо задиры. Кто, черт возьми, это такой?

Потом он узнал этого грузного человека, который ранее испепелял его взглядом в фойе. Генерал Караджича: Здравко Лукович. Серб яростно потряс Эша, вцепившись мясистыми руками в манишку рубашки исследователя.

– Кто тебя прислал? Британцы? Американцы? Мусульмане?

Брызги его слюны летели Эшу в лицо. Парапсихолог помотал головой и попытался заговорить.

– Слушайте, я…

– Не лгать! Я тебя знаю. Явился за мной, так? Ты здесь, чтобы убить Луковича.

Здравко Лукович давно ждал этого дня – несмотря на обещания безопасности взамен предательства его лидера, Радована Караджича. Его спрячут в надежном месте, сказали ему, и до конца своей жизни он будет жить в комфорте, так ему обещали. Просто скажите, где прячется Мясник. Он им сказал.

Но Здравко Лукович никому не доверял и продолжал настороженно следить за всем вокруг. А поскольку он отказывался принимать какие-либо таблетки, которые ему вручали каждое утро в крошечном бумажном стаканчике (сотрудникам не следовало знать, что он языком прижимал таблетки ко внутренней стороне щеки, выплевывая их позже, когда оставался один, а затем смывая в унитаз), то никогда не был по-настоящему успокоенным, хотя таковым притворялся. Уколов, которые ему назначили – нет, ему не говорили, ни для чего они, ни что именно содержалось в шприце, – он избежать не мог, но они, казалось, были для него совершенно безобидны, с мягким эффектом, если только он не вставал иногда слишком быстро, испытывая при этом короткий приступ головокружения. Возможно, они предназначались для стабилизации его высокого кровяного давления.

К сожалению, из-за отказа от успокаивающих таблеток его паранойя с каждой неделей возрастала, хотя он хорошо это камуфлировал. Однако теперь она стала гораздо серьезнее, психическая болезнь, которую не так легко скрывать. А в последнее время – и это, возможно, было как-то связано со странной новой атмосферой в замке (хотя сам он никогда такой связи не прослеживал) – он, становясь все более склонным к подозрительности, был уверен, что враги его выследили.

Вот почему Лукович смотрел на любого вновь прибывшего с подозрением. Вот почему он напал сегодня на новичка, появившегося в Комреке. Лукович был не только параноиком, но еще и психопатом. Он готов был убить любого, кого заподозрит, что тот послан убить его.

Теперь он держал в своих руках первого потенциального убийцу, и его смерть будет сообщением всякому, кто желает смерти Луковича. Вот так же, по мере их прибытия, он будет убирать одного за другим всех, кого пошлют за ним, пока те, кто хочет смерти Здравко Луковича, не откажутся от своей затеи. И он, Лукович, гость замка Комрек, потребует финансового возмещения от самого сэра Виктора Хельстрема за нарушение обещания полной защиты, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

Его предплечье торчало у Эша под подбородком, словно полено твердой древесины, упираясь в горло, удушая в нем жизнь. Эш смотрел в блестящие узкие глаза Луковича, изливавшие из-под тяжелых век беспримесную ненависть. Этот человек был очень сильным и зажал его в углу лифта так же легко, как если бы он был ребенком. Каблуки исследователя стучали по деревянной панели. У него уже кружилась голова от недостатка кислорода. Эш был пойман в ловушку и понимал, что если не вырвется из хватки нападавшего, то задохнется насмерть.

Лукович сдавливал Эшу горло правой рукой, а левой с силой прижимал правое запястье Эша к полированной деревянной панели.

В полном отчаянии Эш ткнул своей свободной левой рукой в рычащее жестокое лицо обидчика. Он просунул два своих задеревеневших пальца прямо в правый глаз сумасшедшего, морщась, когда они прошли сквозь полузакрытые веки и воткнулись в отвратительную мягкость самого глазного яблока. Потом дальше, его пальцы заскользили дальше, поверх белого яблока, пока не достигли чего-то более твердого позади него.

Когда из пораненной глазницы хлынула кровь, Лукович завизжал, что прозвучало много громче в ограниченном объеме лифта, и инстинктивно отдернул голову. Но кончики омываемых кровью пальцев Эша заходили за глазное яблоко, и когда Лукович потянул голову назад, глазное яблоко выскочило, как будто высосанное, и упало ему на верхнюю часть щеки, удерживаемое лишь тонкими кровяными усиками.

Вопли боли и паники, издаваемые сербом, стали еще громче, легко состязаясь с шумом из обеденного зала этажом ниже. Он выпустил Эша и попятился, забрызгивая кровью маленькую кабину лифта.

Эш с облегчением сделал несколько глубоких вдохов, восстанавливая жизнь в своем ослабленном теле. Его противник метался в лифте из стороны в сторону, непрерывно крича и ревя; сейчас он был опасен, как раненый бык.

Эшу надо было выбраться оттуда, но только он собрался с духом, чтобы броситься мимо раскачивающегося, разъяренного, терзаемого болью человека, как предохранительная дверь закрылась с громким лязгом, как гильотина. От удивления он отшатнулся. Как?..

Времени думать не было. Резкий звук испугал и его противника. Тот перестал реветь. Костюм у него спереди был измазан темно-бордовой кровью, так же как и правая кисть и предплечье. Он опустил эту руку, уронил ее вдоль тела. Обратил на Эша свой единственный полный ненависти глаз, меж тем как другой по-прежнему висел на окровавленной щеке, удерживаемый красными жилками, и зрачок его смотрел вниз, как будто на что-то такое, что он мог видеть у себя под ногами.

Здоровый глаз смотрел на Эша с ядовитой злобой, и исследователь, хотя все складывалось крайне неудачно, задавался вопросом, не сохранилось ли у болтающегося глаза зрения – ведь тот оставался соединенным с глазницей. Каково было бы видеть в двух разных направлениях одновременно? Как бы справился с этим мозг?

Потом вымазанный кровью серб замахнулся на Эша рукой, на которой крови не было. Лукович бросился к Эшу, и тот пригнулся, бросаясь в угол позади шатающегося, разъяренного циклопа. Лукович кружился быстро, потому что был не только силен, но и научен своим многолетним боевым опытом терпеть, даже если ранен, и наносить урон врагу. Его большая рука схватила Эша за плечо, но исследователь был быстр и полон решимости избежать борцовского поединка с противником, который, за счет невероятной силы, неминуемо раздавил бы его.

Он полуобернулся, а затем двинул локтем назад, в раненое и неприкрытое лицо Луковича, разбив его так сильно, как только мог, и раздавив болтающееся глазное яблоко. Рев изувеченного бойца заставлял невыносимо содрогаться воздух, и серб всем телом толкнул Эша на зеркальную заднюю стенку кабины.

Эш снова боролся за свою жизнь. Мощные руки обхватили его спину, и когда рычащий серб плотно прижал его к себе, в лицо исследователю хлестнула кровавая слюна.

Медвежья хватка стала еще крепче, и Эш поднялся на цыпочки, когда его каблуки перестали касаться пола, а позвоночник изогнулся. Дыхание оставило его легкие, а слезы выжимались из глаз, как сок из лимона. Он открыл рот, но звук не родился в нем, меж тем все его тело содрогалось под невыносимым давлением.

Эш почувствовал, что зрение у него начинает тускнеть. Он пытался поднять руки, но это было бесполезно. Даже глядя в оставшийся глаз Луковича, он видел там жестокое удовольствие. По крайней мере, вторгающаяся чернота избавит от агонии, потеря сознания анестезирует шокирующую боль. Когда он начал милосердно ускользать прочь, то подумал, что слышит первый треск кости. Скоро это закончится. Конечно, он вскоре освободится от мук.

Но Эш не умер.

Когда он всплыл из спирального колодца тьмы, в котором тонул почти как в летаргии, боль вернулась, словно приветствуя его возвращение. Он осознал страшную тряску. Сначала подумал, что это реакция его собственного тела. Но нет: она являлась отовсюду, со всех сторон вокруг них, откуда-то изнутри самого маленького лифта.

Серб все еще держал его в своей хватке, хотя теперь едва ли не ласково. Давление на спину спало, и он чуть не упал в обморок от облегчения. К нему медленно возвращалось зрение.

Большое славянское лицо, по-прежнему находившееся всего в нескольких дюймах от его собственного, озиралось в панике, так что вырванный глаз, превратившийся теперь в кашицу с красными прожилками, раскачивался вдоль его широкой щеки. Потом Лукович вытаращился на потолок, где лампочка то вспыхивала, то бледнела, то вспыхивала, то бледнела…

И все это время дрожь лифта становилась все яростнее. Металлическая предохранительная дверь гремела, стены вибрировали. Со всех сторон раздавался глухой стук.

Нетронутый глаз Луковича смотрел на Эша, и недоумение в нем боролось со страхом. Эш, равно сбитый с толку, мог только смотреть на него в ответ, меж тем как в глотке у него пытались сформироваться слова, которые складывались в экстренное сообщение. Сообщение предостережения.

Кабина лифта яростно содрогнулась. Потом еще раз. Двое мужчин, стоявших лицом к лицу, могли только сосредоточиться друг на друге в смятении.

Деревянные панели вокруг них вибрировали, предохранительная дверь металлически клацала, меж тем как тяжелая входная дверь за ней осталась словно опечатанной, не зависимой от судорог кабины лифта.

Лукович, пошатываясь, шагнул назад, все еще держа Эша за рубашку. Но исследователь пришел в себя первым. Увидев, что серб внезапно потерял равновесие, он с силой толкнул его назад, но тот, хватаясь за рубашку Эша, потянул его за собой, и они оба повалились на пол. Пока они лежали, отчасти задыхающиеся, отчасти парализованные шоком, дрожь лифта тревожно увеличилась. Затем, внезапно, с разрывающим пространство то ли визгом, то ли скрипом, лифт с огромной скоростью понесся вниз, в казавшуюся бездонной шахту.

На короткое, почти приятное мгновение Эш ощутил свое тело в свободном падении, а затем их спуск был прерван тяжелым толчком, сейсмическим обрушением.

Лукович закричал, когда лифт рванулся в непроглядно черную яму, которая в конце концов оказалась не бездонной.

Все было гораздо хуже.

Глава 40

Кейт Маккаррик посмотрела через озаряемый свечами стол на подругу, которую она знала, по крайней мере, лет сорок. Они вместе росли, дружили, живя на тихой аллее с домиками на двух хозяев, где на дороге было припарковано очень мало машин и где мальчишки каждый год с нетерпением ждали, когда с конских каштанов – посаженных муниципалитетом на травянистых полосах вдоль широких тротуаров – посыплются плоды, закутанные в колючие зеленые коконы, и можно будет сыграть в «чей крепче».

Гло, как всегда называла Кейт заместителя помощника комиссара Метропольной полиции Нового Скотленд-Ярда Глорию Стэндуэлл, которая сидела напротив нее за уединенным круглым столиком ресторана, одетая в нарядный черный жакет «Джегер» и юбку-карандаш, а не официальную полицейскую форму, тоже собирала каштаны и радовалась, когда разбивала своих соперников в пух и прах, что ей удавалось, по крайней мере, семь раз из десяти.

Но Кейт знала тайну своей подруги, потому что сама помогла ей пропитывать блестящие коричневые каштаны уксусом и запекать их в духовке в течение десяти минут, чтобы конкер[40]40
  Конкер – это каштан, нанизанный на веревку. Состязания «Конкер» – это веселое времяпрепровождение для всей семьи.


[Закрыть] стал грозным оружием. Кейт мысленно улыбнулась.

Ее миловидная подруга в те дни, несомненно, была сорванцом, хотя любила и прыгать со скакалкой, и играть в куклы, и заниматься другими девчоночьими делами. Начиная с мальковых лет, их взаимная привязанность была крепкой, прошла через смущающий и захватывающий период полового созревания и последовавшие затем смешливые свидания вчетвером с прыщавыми подростками, которые были сами не свои от радости, когда сопровождали их. Так было, пока социально подвижные родители Гло не решили подняться в свете и не купили гораздо более просторный отдельный дом где-то в пригороде, напротив большого парка с озером, которое было настолько велико, что на нем действительно ходили на яхтах. Для Кейт это был другой мир, мир поездок, гаражей и шикарных автомобилей. Кейт любила наведываться туда в выходные и во время каникул. Не то чтобы она когда-либо возмущалась возвращением в свой более скромный дом. Она завидовала Гло и ее новому образу жизни, но никогда не ревновала – для этого она слишком сильно любила свою подругу. Довольно скоро они пошли разными путями, выбрав разные университеты и обзаведясь совершенно новыми кругами друзей.

Кейт удивилась раннему замужеству Гло – она думала, что для этого ее подруга слишком ориентирована на карьеру, – но она с радостью приняла участие в свадьбе в качестве главной подружки невесты. Вскоре после университета Гло поступила в полицию – этому Кейт не удивлялась, – а ее жених был высокопоставленным офицером полиции, что также было неудивительно. Гло быстро поднялась по служебной лестнице, в то же время успевая воспитывать двоих детей, мальчика и девочку, и управляться с обычными домашними обязанностями.

Теперь ее дети стали взрослыми, а с мужем Гло развелась. Причиной развода были выдвинуты «непримиримые разногласия», но Кейт спрашивала себя, не превосходящий ли ранг ее подруги послужил основной причиной разрыва между ними. Она также подозревала, что Гло, прежде чем принять такое радикальное решение, ждала, пока ее сын и дочь достигнут совершеннолетия, а значит, смогут все понять и справиться с чувствами. Наведываясь к ним, Кейт всегда замечала скрытую напряженность между Гло и Тимом, ее мужем, и поэтому, когда было объявлено о разводе, это не стало для нее большим сюрпризом.

Они с Гло не теряли друг друга из вида на протяжении многих лет, хотя и встречались реже, чем раньше, и их профессиональные пути пересекались всякий раз, когда МП требовалась помощь от Института экстрасенсорных расследований. Кейт чувствовала, что Гло была смущена своим разводом. Это была единственная большая неудача в ее успешной в остальных отношениях жизни.

Теперь Кейт открыто улыбнулась заместителю помощника комиссара Глории Стэндуэлл, чьи черты смягчались светом свечи, который заодно выхватывал из полумрака короткую стрижку, обрамлявшую ее лицо. Гло поймала ее взгляд, подняв тонкий бокал шампанского «Таиттингер Ноктюрн» в качестве ответного тоста.

– Приятно было получить от тебя весточку после такого долгого перерыва, – с легкой укоризной сказала женщина-полицейский.

Кейт отпила глоток вина, прежде чем ответить:

– Надеюсь, мой звонок не слишком тебя шокировал.

Гло подалась вперед над столешницей, чтобы ответить ей, почти шепотом, хотя ресторан «Пимлико», который Кейт предложила для встречи, был воплощением «уединенности». Кейт посещала его больше лет, чем дала бы себе труд подсчитывать, и часто задавалась вопросом, как много подпольных дискуссий имели место в этом приглушенном окружении.

– Меня шокировало название, которое ты упомянула, – ответила Гло. – Насколько это касается МП и СРС[41]41
  Секретная разведывательная служба – государственный орган внешней разведки Великобритании.


[Закрыть], Внутренний двор остается совершенно секретным. Что тебе о нем известно?

– Ну, я знаю, что он владеет идеальным укрытием для тех, кто может потратить много денег.

– Ты ставишь меня в неловкое положение, Кэти. Ты же должна понимать, что рассказать тебе я ничего не могу.

Кейт всегда были проницательна.

– Это же не означает, что ты не хочешь, – спокойно ответила она. – Послушай, Гло, я действительно беспокоюсь об одном из своих оперативников, который находится там на задании, как у нас говорят.

– Могу я спросить, кто он?

– Дэвид Эш.

Глория криво усмехнулась.

– Как он поживает?

Вопрос был очевидным, и Кейт легко с ним справилась.

– Прекрасно. Иначе я не отправила бы его на задание.

Женщина-полицейский знала о то затухающих, то возобновляющихся романтических отношениях своей подруги с Эшем, а Кейт знала ее мнение насчет того, что он для нее слишком уже близок к сорокалетию. Глория понимала тревогу Кейт об этом ее загадочном сотруднике, человеке, которого тайно использовала МП в одном или двух непонятных делах. Глории он очень нравился, хотя иногда бывал угрюмым и замкнутым. Он утверждал, что не является экстрасенсом, и если это было правдой, то он, по крайней мере, был своего рода гением по части обнаружения жизненно важных улик, которые ее коллеги часто упускали.

– Дэвид в замке Комрек. – Это было утверждением, а не вопросом.

Кейт кивнула, но промолчала, так как подошел официант чтобы забрать пустые тарелки из-под закусок.

– Хотите, чтобы я немного повременил с главным блюдом? – тактично предложил официант-француз, ибо заметил, прежде чем подойти к их столу, что женщины поглощены разговором.

– Спасибо, Винсент, – сказала Кейт, улыбаясь официанту.

Глория поставила на стол свой бокал и наклонилась к подруге.

– Ладно, расскажи мне, в чем проблема, а я постараюсь помочь, чем смогу.

Годы обучения позволили ей осторожно рассмотреть других клиентов в небольшом полуподвальном обеденном зале, и, хотя освещение было тусклым, она была удовлетворена, что посетителей, которых надо остерегаться, там не было.

Кейт тоже подалась вперед, свободно держа в пальцах ножку своего бокала.

– Проблема в том, что я не могу с ним связаться.

– А он не может дозвониться тебе. – Это, опять-таки, не было вопросом.

– Ты знаешь об этом? И о Внутреннем дворе?

– На этом нам, возможно, потребуется немного задержаться. Во-первых, я должна спросить, что тебе известно о Внутреннем дворе.

– Не надо в такой уж полицейской манере, Гло.

– Не стану, я обещаю. Но ты затронула очень деликатный для меня вопрос. И это может быть опасно для тебя.

Кейт даже не моргнула.

– Я о Дэвиде беспокоюсь.

– Я могу это понять. Но ты все еще не ответила на мой вопрос. Что ты знаешь о Внутреннем дворе? И кто дал тебе эту информацию? – добавила она.

– Старый приятель по университету. Некто Саймон Мейсби.

– А, этот маленький слизняк, – сказала она, откидываясь назад.

Кейт почувствовала явный дискомфорт, поскольку переспала с означенным слизняком накануне ночью.

– Значит, ты его знаешь, – без выражения сказала она.

– Да, в МП о Мейсби все известно, хотя он не совершил ничего противозаконного, насколько мы можем судить. Но мы знаем, что он выступает посредником ВД.

Кейт кивнула.

– После того как мы подписали контракт у меня в кабинете, Саймон просто немного перебрал и рассказал мне об этой организации чуть больше, чем ему, вероятно, следовало.

Глория отодвинула свой бокал с вином подальше и снова подалась вперед. Ее манеры стали серьезнее.

– Правильно. То, что я собираюсь тебе рассказать, может стоить мне работы, или даже большего, Кэти. Говорю тебе это только потому, что Дэвид мог попасть там в беду. – Она продолжала напряженным шепотом: – Ты правильно делаешь, что беспокоишься: эти люди могут быть очень опасны.

– Это очень обнадеживает, – прозвучал язвительный ответ.

– Нет. Я не хотела растревожить тебя еще сильнее, но, думаю, тебе следует иметь ясное представление об этой организации. Но должна предупредить тебя: это строго между нами. Я нарушаю правила только потому, что знаю тебя и люблю. Дай слово, что никогда не повторишь того, что я тебе расскажу.

Кейт потянулась вперед и положила руку на руку Глории, лежавшую на столе.

– Ты же знаешь, что я буду молчать, Гло.

Глория сделала еще один большой глоток отличного вина и глубоко вздохнула, словно собираясь окунуться в ледяной бассейн.

Потом она начала.

* * *

– У нас в стране имеются слои неизбранных элитарных иерархических орденов, и на самом верху пребывают королевские рыцари самого благородного ордена Подвязки, ограниченного только членами королевской семьи. Принц Уильям принял титул в 2008 году. Ты, может, видела сюжеты в теленовостях, где на нем была черная шляпа со страусовым пером и разные прибамбасы, в том числе и подвязка под левым коленом?

– Да, это было так захватывающе, – вставила Кейт.

– Не насмехайся. – Глория слегка нахмурилась, но эффект был испорчен улыбкой, тотчас появившейся у нее на губах. – Вся эта пышность служит развитию индустрии туризма в стране, а также позволяет тем, у кого есть такой титул, почувствовать себя более важными. Потом есть еще двадцать четыре спутника королевских рыцарей ордена Подвязки, в числе которых, как правило, состоят бывшие премьер-министры, выдающиеся общественные деятели, бывшие секретари кабинета, фельдмаршалы и патриотически настроенные аристократы с одним или двумя промышленниками, так – для разнообразия. В отличие от принца Уильяма, который является королевским рыцарем, костюмы спутников рыцарей немного менее пышны – чуточку менее, имей в виду, – и их великолепие, а также ритуал, который его сопровождает, устраивает владельцев. Но при тех фантастических регалиях, которые иногда приходится носить руководителям МП, лицемерить перед тобой я не буду.

Обе улыбнулись и вместе сделали по глотку вина.

– Ладно, далее, – продолжала Глория, ставя бокал обратно на стол себе под руку, – даже более важными и гораздо более эксклюзивными, чем рыцари ордена Подвязки, являются советники королевы, лично ею выбранные. Эта группа называется орденом Заслуг, состав которого ограничен двадцатью четырьмя из самых прославленных людей в странах Содружества. Помимо того, что каждый избранный член носит маленький синий с малиновым крест с малюсеньким лавровым венком в центре и крошечной надписью золотом, которая гласит: «За заслуги», – никаких других регалий они носить не обязаны. Официальные пиджачные пары и соответствующие платья для дам со значком ордена, прикрепленным к одежде, – вот единственный необходимый дресс-код. Когда они в следующий раз усядутся обедать с королевой в Букингемском дворце, то этот эксклюзивный кружок встретится с правящим монархом только в восьмой раз со времени его образования сто с лишним лет назад.

– Кто является его членами – любимцы королевы? – спросила заинтригованная Кэт.

– О, гораздо больше, чем это. У каждого из них есть особый талант или умение, которые не только позволяют королеве удержать страну в целости, но и помогают выстоять короне. И насколько же интеллектуально разнообразную группу они собой представляют! Она включает в себя великого математика, сэра Роджера Пенроуза, зоолога лорда Мэя и Нила Макгрегора из Британского музея, если назвать только троих.

– Кажется, довольно сухая компания, – заметила Кейт. – Не сказать, что за обеденным столом будет много шуток.

– Не стоит так думать. Люди искусства там тоже представлены. Такие, как Том Стоппард и Дэвид Хокни. Дэвид Аттенборо и Бетти Бутройд.

Кейт откинулась на спинку кресла и едва не присвистнула.

– Это разносторонняя и интересная компания. Можешь себе представить разговоры, которые они ведут?

Глория кивнула, сохраняя серьезное выражение лица.

– И еще один интересный момент: баронесса Тэтчер является среди них единственным бывшим премьер-министром. Когда Тэтчер была свергнута Джоном Мейджором и его приспешниками как лидер партии, королева Елизавета действовала быстро, потому что знала, что Внутренний двор хочет заполучить ее для себя. Престиж и, возможно, легитимность, которые связаны с ее именем, были неоценимы. К счастью, лояльность проницательной Маргарет Тэтчер осталась с короной и страной: она приняла от королевы честь, не для славы – орден Заслуг не слишком подходит для этого, пусть даже его влияние неопровержимо и широко распространено, – но потому, что не питала никакой личной злобы к политикам, которые ее предали, и совершенно ясно видела, с кем должна быть ее верность: с народом и его монархом. Прости, я, кажется, слишком высоко воспарила, не так ли?

– Ну, звучит так, словно ты ее поклонница, – с улыбкой сказала Кейт.

Улыбка Глории была печальна.

– Так и есть. Она потрясающий показатель того, куда могут вознестись женщины. К сожалению, ее падение продемонстрировало двуличность мужских представителей рода человеческого.

Кейт могла только согласиться, хотя оставалась безмолвной. Она полагала, что ее собеседница может сказать много больше о различных силах в стране, и Кейт не хотела мешать этим излияниям. Вместо этого она подняла почти опустевший бокал.

– Пополним, прежде чем продолжить, или попросим сейчас принести наше основное блюдо?

– Я на еду пока не настроилась, – сказала Глория. – Но если хочешь еще шампанского, то пожалуйста.

Официант оказался рядом со своей клиенткой, прежде чем Кейт дотянулась до ведерка со льдом. Он соблазнительно наклонил початую бутылку шампанского в направлении женщины-полицейского, но та отказалась, положив ладонь поверх своего бокала.

– Брось, Гло, – упрекнула ее Кейт. – Ты же сейчас не при исполнении.

– Кэти, ты прекрасно знаешь, что я всегда при исполнении.

Так оно всегда и было, с нежностью подумала Кейт.

– Ладно, Винсент, позже, может, еще одну бутылку.

Когда официант отошел, Кейт обнаружила, что ее подруга смотрит на нее через стол и ее веснушчатое лицо выражает озабоченность. Кейт вопросительно подняла брови.

– Ты не передумала рассказывать мне об этом, а, Гло?

– Пока что я не сказала тебе ничего, чего ты не могла бы выяснить сама.

– Но теперь мы держим курс в более глубокие воды, – заметила Кейт. – Нам и в самом деле не стоит в это вдаваться, если это причиняет тебе неудобство, – предложила она, горячо надеясь, что ее подруга будет продолжать в том же духе.

Глория расслабилась, откидываясь на спинку кресла.

– Какого черта, – тихо сказала она. – Дэвид Эш важен для нас обеих, и я знаю, как ты о нем беспокоишься. Все еще не уверена, способен ли он работать, да?

Кейт отвела взгляд, сосредоточившись на стоявшем перед ней бокале.

– Что, так заметно?

– Для меня ты – открытая книга, Кэти, – ответила Глория. – И знаю, что могу тебе доверять. Сказать по правде, я чувствую своего рода облегчение, говоря об этих вещах с кем-то, у кого нет ни формы, ни пропуска министерства внутренних дел.

При этих словах обе они хихикнули, почти как это бывало, когда они делились глупыми секретами, будучи детьми.

Глория выпрямила спину, приняв некую властную позу, так что только ее знакомая теплая улыбка очеловечивала этот образ.

Кейт кивнула.

– Точно.

– Даже более влиятельной, чем орден Заслуг, является еще одна очень скрытная группа чрезвычайно богатых людей, известных как группа Многонационального председателя, которые вместе настолько сильны, что могут влиять на политику правительств, как иностранных, так и своего собственного. Они лоббируют министров, чтобы изменять налоговые схемы, стимуляцию бизнеса, а также торговые эмбарго и тому подобное. Правительства боятся их, потому что их мировые активы и ресурсы иногда могут использоваться для разрушения экономической системы той или иной страны. Всегда, конечно, стремятся найти компромисс, потому что как отдельная страна, столкнувшаяся с финансовым кризисом, так и сама группа давления могут понести ущерб при обрушении рынка.

Она задумалась на мгновение, потом сказала:

– Ты не удивишься, узнав, что это в большой степени связано с корпоративным и индивидуальным налогообложением, особенно там, где затрагиваются международные активы. – Она снова сделала паузу, а затем продолжила: – Потом есть Бильдербергская группа бизнесменов и политиков, которая функционально схожа с группой Многонационального председателя, но гораздо более открыта. Она собирает неофициальную ежегодную конференцию, на которую приглашаются сто сорок или около того человек. В основном, из Северной Америки и Западной Европы.

– Значит, эта Многонациональная группа как-то связана с Внутренним двором? – спросила глубоко озадаченная Кейт.

– Нет, – тотчас последовал ответ женщины-полицейского. – Можно сказать, что ВД является полной противоположностью ГМП. Махинации Внутреннего двора часто связаны с коррупцией, чрезмерным давлением на соперников, сомнительной тактикой – и шантажом. Именно этот последний фактор дает им такое большое влияние.

– Но почему ты… Я имею в виду закон, как он может позволять, чтобы им все сходило с рук?

При этом вопросе Глория нахмурилась. Облеченная властью женщина-полицейский хорошо приложилась к своему бокалу, прежде чем продолжать.

– Боюсь, что закону приходится ходить на цыпочках, когда дело касается ВД, но СРС постоянно ведет на них досье.

– Но разве нельзя пресечь их очевидные махинации? – немного слишком громко воскликнула Кейт. Поняв, что хорошее вино начинает на нее воздействовать, она снова понизила голос. – Я имею в виду, Гло, что, конечно же, в наши дни, в наш век таким группам или организациям – как их ни называй – недопустимо уходить от ответственности за такие деяния?

Глория тихонько вздохнула, скорее озабоченно, чем разочарованно.

– Возможно, мне надо поведать тебе об истоках Внутреннего двора. Может, это как раз поможет тебе понять, в каком затруднительном положении пребывают и закон, и корона.

Кейт быстро кивнула в знак согласия.

– Продолжай.

– Как это ни странно, – снова начала Глория, – но никто не знает, когда и как возник Внутренний двор. Он словно просто созревал, и, прежде чем кто-либо что-то понял, вот он, появился готовым – тайный орден, известный только своим членам и тем, с кем они сговариваются. Около двух веков назад один герцог, чье имя больше не имеет значения, возглавил группу аристократов, которые предложили свои скрытые услуги королю Георгу III, услуги, которые непременно предполагали хитрость, скрытность, влияние, а иногда и убийства.

– И что, предложение было принято? – спросила Кейт.

– Ну, свидетельств, что оно было отклонено, не существует.

Заместительница помощника комиссара предоставила Кейт миг-другой, чтобы та усвоила все, что успела услышать.

– Продолжай, – снова призвала ее Кейт, хотя и нерешительно, словно такие запретные знания могли каким-то образом поставить ее под угрозу. Но стремление к ним было непреодолимо.

– Поскольку Внутренний двор никогда не признавался короной официально, то невозможно предполагать какую-либо связь, не говоря уже о том, чтобы доказать ее существование, вплоть до настоящего времени. Подозрения, конечно, возникали, но мало у кого хватало смелости их озвучить.

– Прости, что перебиваю, – извиняющимся тоном вставила Кейт, – но почему «Внутренний двор»? Почему они так себя называют?

– Мы думаем, что это произошло из-за отсутствия веры в судебную систему страны и средства коммерции – так же, как обстоит с этим сегодня. Тогда они считали, как считают и сейчас, что Великобритания должна восстановить себя в качестве значительной мировой державы. Изначальные мотивы были патриотичны, но избыток таинственности неизбежно закладывает основы для коррупции, так же как и стремление к слишком большой власти и политическим преимуществам. В конце концов краеугольным камнем ВД стала жадность, и это начало разрушать их принципы и отдалять их от короны, а также от современного им правительства. Тем не менее, организация уже сделалась неотъемлемым элементом суверенного государства, и к тому времени она знала, где, так сказать, похоронены скелеты.