Текст книги "Проклятие замка Комрек"

Автор книги: Джеймс Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 47 страниц)

Глава 85

Самый мощный взрыв из всех, – для него Твигг использовал взрывчатку «C4» – потряс все здание и выбросил во всех направлениях потоки огня, которые распространились по коридорам подземелья, опалили стены и выбили двери камер в случайном порядке. Огонь сжег некоторых скорчившихся заключенных, меж тем как другие остались целы.

Уничтожив Кевина Бэббиджа и Рейчел Кранц, взрывная волна прошла через приемное отделение, где было много горючих материалов, так что большая часть самого нижнего подземного этажа быстро сгорела. Остались только прогорклый, задымленный воздух и обжигающе горячие, почерневшие стены.

Но Твигг очень продуманно использовал разрушительную энергию своих дьявольских устройств. Взрывные волны и огонь добрались до шахты старого лифта, проломили отверстия в крыше кабины и взметнулись на верхние этажи, так что пламя распространялось на каждом из них, уничтожая все, что могло его питать.

Доктор Вернон Причард выглядел не так, как обычно. Галстук-бабочка распустился и едва держался на шее, верхняя пуговица рубашки была расстегнута, один конец ее воротника вылез на лацкан пиджака, покрытого пятнами крови, у ботинок из-за затвердевшей на них мучнистой пыли был неопределенный цвет. Доктор Причард был потрясен, что было ему совершенно несвойственно.

На его высоком лбу кровоточила глубокая рана, нанесенная осколком стекла, и в настоящее время он сопротивлялся попыткам испуганной медсестры остановить кровь ватой – единственным средством, которое она смогла в панике найти, несмотря на то что они находились в медицинском блоке Комрека.

Проблема состояла в том, что медицинский блок Комрека горел. Раздраженный ее неуклюжими попытками, он взял окровавленный тампон из рук медсестры и резко сказал, чтобы она шла на поиски пострадавших пациентов, нуждающихся в помощи. Он приложил к ране вату, пропитанную антисептиком, а затем зажал ее шелковым носовым платком. Но скоро и платок покраснел, пропитавшись кровью.

Все медсестры и санитары вокруг него помогали тем пациентам, которые могли ходить или которых можно было везти в инвалидных колясках, добраться до висящей на одной петле двери, ведущей на лестницу. До сих пор не видя ни одного больного на тележке, он догадывался, что его подчиненные выбирали для эвакуации только самых легких пациентов. Офисные перегородки горели, и пламя уже начинало лизать панели навесного потолка. Скоро, понял он, загорится весь потолок.

Он заметил индийца-психиатра, блестящего специалиста, молодого человека, правда, временами чрезмерно высокомерного.

– Доктор Сингх! – крикнул он, стараясь перекрыть вопли и крики испуганных пациентов. – Выведите как можно больше людей в вестибюль, а если понадобится, то и на улицу.

Сунил Сингх осторожно вел старика на двух костылях к широкой лестнице, ведущей на верхний этаж.

– Сделаю все, что смогу, сэр, – сказал он, – но здесь так много лежачих больных.

Медсестра дернула Причарда за рукав.

– Можно ли пользоваться лифтом, сэр?

– Нет, только в крайнем случае. Вы же помните пожарные учения. В горящем здании нельзя использовать лифты. – Он наклонился к ее уху, чтобы не приходилось кричать. – Делайте все возможное, но пока выводите больных по лестнице.

Кто-то вскрикнул, когда часть подвесного потолка обвалилась с металлического каркаса. Огонь быстро распространялся, а взрывы все не прекращались.

Когда мимо протискивался доктор Сингх с почти вдвое согнутым стариком, Причард остановил его.

– Доктор Сингх, вы могли бы спасти пятерых жизнеспособных пациентов, пока помогаете одному этому. Если есть такие, кому нельзя помочь, оставьте их!

– Но…

– Нет. Вы должны понимать, что есть те, кого можно спасти, и те, кому просто не повезло. Выбирайте, кому вы можете принести больше пользы.

Даже в панике и смятении Причарду удалось добиться, чтобы его совет прозвучал как приказ.

– Хорошо, – признал его правоту Сингх. – Но вы-то будете помогать?

– Нет. Внизу есть те, кому помощь нужна еще больше. Я иду в зону сдерживания.

– Это неразумно! Взрыв произошел именно там.

– Мы не можем дать этим беднягам сгореть только потому, что они душевнобольные. Медсестра Кранц, кажется, пропала без вести, так что вы должны сделать все возможное, чтобы помочь как можно большему количеству пациентов.

С этими словами доктор Вернон Причард бросился к дальнему концу лестничной площадки и в быстро тускнеющем свете стал спускаться в подвал, где огонь, казалось, уже должен был самоуничтожиться. С этой надеждой он продолжал свой путь.

* * *

Когда быстро движущийся огонь вырвался из подвала вперед и вверх, он нашел там много пищи: древесину, гобелены и картины. Достигнув длинного вестибюля с высоким потолком, он соединился с прочими воспламенениями, которые породили продуманно размещенные Седриком Твиггом зажигательные бомбы.

Гости замка бежали вниз по покрытой ковром лестнице, паника вынудила их не подчиняться строгому приказу оставаться у себя в комнатах. И гости, и персонал пытались как можно скорее покинуть горящее здание.

Среди толпы, собравшейся на широкой лестнице, был Эндрю Дерриман, одетый в смокинг, и выражение его длинного умного лица было еще более тревожным, чем обычно. Толпа едва не смела его, но он сумел пробиться через нее и решил навести порядок в хаосе. Бюст древнего дворянина, стоявший в нише изогнутой стены, вдруг рассыпался на мелкие части, и осколки мрамора вылетели наружу, как шрапнель, убивая и калеча тех, кто был ближе. Дерриман быстро наклонился, когда над его головой пролетал обломок, но окружающим его людям не так повезло. Одному человеку острый осколок срезал нос, а другой постоялец пробил балюстраду и упал на мраморный пол внизу, сломав себе шею. Многие были раздавлены насмерть, хотя мало кто обратил на это внимание.

* * *

– Кит! Кит! Где ты?

Сандра «Пушинка» Беллинг бежала по задымленному коридору к комнате Кита Уэстона. После пугающего и необъяснимого нападения миллионов крошечных мух в обеденном зале, когда бывший гонщик сделал все возможное, чтобы защитить ее своим изуродованным телом, Кит с Сандрой вместе отправились к нему в комнату, где легли на кровать и проговорили до утра, раскрывая друг другу тайны, накопившиеся в их сердцах и душах. В основном говорила Сандра, ибо у сгорбленного маленького человечка с копной золотистых волос, падавших на лоб, чтобы скрыть его изуродованное лицо, оставался только обрубок языка. Она никогда не рассказывала никому в Комреке всей правды о смерти своего ребенка в спальне парижского отеля и, сделав это сейчас, как будто связала себя с ним. Услышав взрывы, Сандра первым делом подумала о Ките.

Коридор был заполнен множеством бегущих в разные стороны гостей, не понимающих, что делать. Видя, что потолок все больше заволакивают клубы дыма, она проталкивалась по коридору к комнате, по пути ища его глазами. Прозвучал пожарный колокол, кратко добавив свой звон к общему шуму и неразберихе, прежде чем внезапно стихнуть.

Оглянувшись, она увидела, что лестничная площадка в дальнем конце коридора теперь охвачена огнем. Добравшись до комнаты Кита, она увидела оранжевое зарево – струи огня в противоположном конце коридора. Если там тоже не пройти – а ей казалось, что так оно и есть, – то они оказались в ловушке.

На ее стук в дверь Кита ответа не последовало, и Сандра просто ворвалась в номер.

– Кит! – крикнула она опять, не увидев его. С освещением что-то было не так. Весь вечер оно мигало, а теперь лампы горели настолько тускло, что едва можно было что-то различить.

– Кит, пожалуйста! Где ты? – испуганно и тревожно кричала она.

Затем откуда-то снизу, с другой стороны кровати, она услышала звук, больше похожий на стон. Обогнув кровать, она увидела его, свернувшегося клубком в дальнем углу комнаты.

Опустившись на колени, она тронула его за плечо и попыталась повернуть к себе лицом. Он вырвался, как непослушный ребенок, и сжался еще плотнее, обхватив руками лодыжки.

– Кит, это я! Это Сандра, – умоляла она его.

Единственным ответом был еще один стон и слабое шевеление тела.

– Это Сандра, Кит. Разве ты не помнишь? Мы говорили и говорили. – Она старалась, чтобы голос у нее не дрожал, – не хотела пугать его еще больше. – Мы должны выйти. Замок горит!

– ‘Гонь! – вскрикнул он, и она вдруг поняла. Запахло дымом, Кит услышал крики и взрывы. Он снова переживал кошмар катастрофы, разрушившей его жизнь.

– Надо идти, Кит. – Она потянула его, и он снова вздрогнул. Дым, врывавшийся через открытую дверь, как будто гнался за Сандрой. Ей казалось, что в волнующейся черноте она видит отвратительные фигуры, неясные очертания, которые скрючивались и корчились, создавая формы, которые были тошнотворной пародией на людей, на лица, насмехающиеся над ними. Где-то вдали ей чудился плач крошечного ребенка. Ребенка, которому она позволила умереть.

– Нет! – с вызовом крикнула она. – Вы не сможете так со мной обойтись! Я расплачивалась слишком долго и теперь знаю, что никогда не расплачусь полностью. Но я не позволю вам забрать еще и его! – Она обхватила съежившегося Кита и поставила его на ноги. – Послушай, – сказала она, взяв его изуродованное лицо обеими руками. – Здание горит… – она постаралась сказать это спокойно, но твердо, и все же он отпрянул от ее слов, готовый забиться в угол. Она снова подняла его. – Не сейчас, Кит, – сказала она. – На этот раз я с тобой, и теперь никто – и ничто! – не заберет тебя у меня. – Сандра обнимала его, как будто он был ее мертвым ребенком.

Два дня назад она, как Кит, не сопротивлялась бы пламени, даже приветствовала бы боль как наказание за то, что она сделала, но теперь в ее руках была жизнь человека и возможность искупить свой грех.

Сандра обвела Кита вокруг кровати, не обращая внимания на едкие клубы, поднимающиеся вокруг них, но, увидев тяжелый дым, валивший через открытую дверь, и оранжевое зарево, мерцавшее за ним, она остановилась.

– Подожди, Кит, – предупредила она, пинком захлопывая дверь и одновременно поддерживая его. – Кит, в коридоре огонь. Этот путь слишком рискованный. Если я открою дверь, пламя ворвется сюда. Надо попробовать через окно.

Кит Уэстон посмотрел на нее своими васильковыми глазами, которыми был так знаменит. В этих когда-то улыбавшихся глазах не было ничего, кроме страха.

Она провела его обратно через комнату, которая быстро заполнялась дымом, заставлявшим их безостановочно кашлять. Подойдя к одному из двух подъемных окон с частыми переплетами, Сандра попробовала открыть его, хотя знала, что окна во всех гостевых люксах заперты, чтобы предотвратить попытки самоубийства (побега?). К ее удивлению, Кит попытался помочь ей, хотя сил у него было даже меньше, чем у нее, и вскоре они отказались от этой затеи.

– Надо разбить его! – крикнула она ему, перекрывая рокочущий шум пожара. Еще один взрыв потряс замок, и они еще крепче вцепились друг в друга.

Сандра пробралась через задымленную комнату, полную плавающих призраков, взяла стул с прямой спинкой и, велев Киту отойти, швырнула стул в окно. Стекло разбилось достаточно легко, но деревянная рама осталась нетронутой, а отверстия в ней были слишком малы, чтобы пролезть. Она снова стала раскачивать стул.

– Дай м-мне попробовать, – услышала она. Он сказал это в своей странной бормочущей манере, которую мало кто мог понять. Он поднял тяжелый стул, потом набросился на раму. Потребовалось несколько попыток, прежде чем одна вертикальная перегородка раскололась, а затем наконец сломалась. После этого они смогли сравнительно легко вытащить остальные куски рамы, хотя за это пришлось заплатить несколькими рваными ранами от осколков стекла, не выпавших из деревянных пазов.

Сандра приблизила губы вплотную к его уху, чтобы не кричать, и тихо сказала:

– Кит, нам придется прыгать. Мы на третьем этаже, но внизу мягкая лужайка, и я сделаю нам посадочную площадку. – Она быстро собрала все одеяла и подушки и бросила мягкую груду из окна. Киту тоже пришла в голову мысль, и, почти исчезнув в завихрениях дыма, он схватил подушки с дивана и кресла, затем еще подушки и более толстые одеяла из бельевого шкафа, прихватив все, что мог унести, и передал Сандре, чтобы она добавила их к куче внизу. Через разбитое окно к ним прорывался свежий морской воздух, и они с жадностью глотали его. Но пора было прыгать.

– Ты первый, – сказала она Киту.

Он решительно затряс головой и указал на нее.

– Ты, – только и сказал он.

Она увидела в его голубых глазах решимость, пришедшую на смену страху, и поняла, что отказываться глупо.

– Хорошо, – ответила она. – Но ты прыгаешь сразу же после меня, – и она подождала, пока он не кивнул головой. Между тем дым превратился в клубящийся туман, закрывший все вокруг, и казалось, что к ним тянутся призрачные руки, пытаясь задержать их, пока пламя не проникнет в комнату; но эти дымные духи не имели материальной субстанции и не обладали физической силой. Она села на подоконник, прочитала про себя молитву и бросилась в пустоту.

Сандра кричала, пока падала, приземлившись жестко, но без повреждений, благодаря куче мягких подушек и постельных принадлежностей. Быстро скатившись с нее, она подняла глаза и увидела, что Кит, прежде чем прыгнуть, повис на подоконнике, уцепившись кончиками пальцев. Он приземлился с громким криком, явно потрясенный, но в остальном, по-видимому, невредимый.

Через мгновение Сандра была рядом с Китом, быстро ощупывая его, чтобы убедиться, что кости у него целы. Когда их глаза встретились в ярком лунном свете, оба улыбнулись. Потом они как один повернулись и побрели прочь, поддерживая друг друга, меж тем как замок у них за спиной сотрясали все новые взрывы.

* * *

Доктор Причард не увидел в зоне сдерживания никаких признаков огня как такового, только свидетельства того, что он здесь уже пронесся. Стены почернели, и в воздухе висела мучнистая пыль, создавая желтоватый туман, раздражавший горло. Он щурился в темноте – его бифокальные очки потерялись еще где-то в хаосе медицинского блока, – но все равно не мог ни на чем сфокусировать взгляд. Что за фигуры он видел в этом тумане из порошка и пыли? Он не мог по-настоящему зафиксировать их колышущееся присутствие, пока осторожно не спустился в разрушенный взрывом коридор и не оказался среди них. Он намеревался открыть двери всех камер, которые были еще заперты, и перевести их обитателей в безопасное место, потому что клятва Гиппократа, которую он дал еще стажером, всегда значила для доктора Причарда очень многое, несмотря на его в общем-то беззаботный имидж. Он знал свой долг и всегда исполнял его в меру своих способностей. Казалось, было очевидно, что нужно делать в сложившейся ситуации. Тем не менее, когда он спустился в это затемненное подземелье для сумасшедших, его намерения были далеко не ясны для тамошних жильцов со взбаламученными мозгами, чья психика сейчас была еще более возбужденной из-за шока, вызванного взрывом.

Доктор Причард полагал, что многие оглушены взрывом и еще больше напуганы наступившей следом за грохотом неестественной тишиной. Двери большинства камер были выбиты взрывом, но некоторые из обитателей затаились в них, боясь выходить наружу, хотя многие обрадовались обретенной свободе.

Однако доктор Причард не мог знать, что внезапно усилившееся функционирование их дефектных умов делало их более доступными для существ не от мира сего, для духов, которые еще не нашли себе успокоения за пределами материального мира. Психически больные пациенты Комрека были еще более восприимчивы, более подвержены злостным влияниям, прибывавшим из самых темных областей другого измерения как будто в ответ на громогласный призыв самого зла. Освобожденные слабоумные пациенты стали теперь сосудами для злонамеренных призраков, притянутых в Комрек личностью одной безумной женщины, которая приветствовала их и наделяла силой на физическом уровне.

Доктор Причард решил уйти как можно быстрее, забыв о клятве Гиппократа, но, прежде чем смог двинуться назад из тумана, в котором шевелились призрачные очертания, он столкнулся с огромной фигурой, которая выступила из толпы. Сильные, толстые пальцы вдруг обхватили врачу горло и крепко сдавили его, лишая способности дышать даже грязным и пыльным воздухом. Причард пытался говорить, пытался урезонить пациента, но тот продолжал сжимать ему горло. Он чувствовал, как его царапают другие руки, и отчасти узнавал некоторых из пациентов, с которыми часто разговаривал на протяжении многих лет, но теперь те же лица, всегда бывшие безумными, странно изменились. Они стали какими-то демоническими, черты лица стали резче, носы вытянулись, зубы заострились, брови нависли так, что их безумные глаза выглядывали как будто из глубоких пещер.

Пока он боролся, силясь высвободиться, из их слюнявых ртов исходило странное смешанное бормотание, настолько близкое по высоте и по тону, что можно было подумать, будто это один голос, только он был слишком пронзительным, слишком неблагозвучным, слишком хриплым, чтобы принадлежать человеческому существу.

Этот шум врывался в голову, доставляя ему едва ли не большую боль, чем все усиливающееся давление на горло.

И вдруг его почти оторвали от земли и затолкали, почти занесли в ближайшую черную пещеру, которая оказалась одной из камер темницы. Одни безумцы напирали сзади, а другие – их было еще больше – находились внутри, как будто ожидая его. Огромная фигура захлопнула дверь, и бормотание нарастало крещендо, меж тем как все больше и больше тел наваливались на него.

Его отчаянные крики достигли ушей медицинского персонала и пациентов наверху, куда немощных и больных выводили в надежде на то, что верхние этажи безопасны. Эти люди застыли в расстройстве всего на секунду, прежде чем, шаркая, продолжить свой путь, чтобы спастись от пожара.

Ни одному из медицинских работников – врачей, медсестер, терапевтов или санитаров – не пришло в голову спуститься в подземелье, чтобы узнать причину этих страшных, пронзительных и жалобных криков, которые вполне могли испускать души, только что прибывшие в ад.

Но тем, кому все же удалось уцелеть после пожара в Комреке, эти крики будут слышаться каждую ночь, когда стемнеет. Каждую ночь, пока сами они не умрут.

* * *

Осрил Убуту сегодня был облачен в полный восточноафриканский племенной наряд и царил в роскошной круглой гостиной на пятом этаже замка. Он, конечно, предпочел бы надеть военную форму цвета буйволовой кожи, с эполетами на плечах и бесчисленными военными медалями, украшающими грудь.

Ранним вечером он постучал в двери всех люксов подряд и своим громоподобным голосом пригласил их обитателей выпить с ним. Большинство согласилось с тем, что пропустить стаканчик – это именно то, что им сейчас необходимо, ибо многие из них уже стали практически невосприимчивы к своим обычным успокоительным препаратам на основе лития. Да, стаканчик крепкого напитка и веселая болтовня отвлекут их от мыслей о призраках и прочей ерунде на всю оставшуюся ночь.

И поэтому несколько его приятелей из числа важных гостей приняли приглашение деспота. Со своим отменно громким голосом Убуту, конечно, был в центре внимания в гостиной этим вечером, потому что он, несмотря на то что выглядел устрашающе в своем объемном белом хлопковом канзу[66]66
  Одежда белого или кремового цвета, которую носят мужчины в регионе Великих африканских озер. Похожа на свободную тунику длиной до лодыжек или до пола.


[Закрыть], был наделен огромной харизмой и у него в запасе было много интересных – и жестоких – историй, чтобы занять остальных.

Вначале смех был довольно нервным, но, по мере того, как шло время и все больше гостей присоединялись к общему сборищу, а алкоголь смешивался с лекарствами, смех становился все более хриплым, а истории Убуту все более нелепыми. Затем, в середине особенно ужасного рассказа, касавшегося нового использования садовых ножниц, далекий взрыв вызвал вибрацию и позвякивание хрустальной люстры.

Убуту и его заинтригованные слушатели оглянулись в замешательстве, а затем последовали более близкие взрывы, которые заставили их застыть на месте. Но когда сильнейший взрыв сотряс всю комнату, из-за чего некоторые гости упали на колени, началась настоящая паника.

Некоторые побежали к открытым французским окнам, которые внезапно захлопнулась и не открывались, несмотря на все усилия мускулистых рук.

Осрил Убуту замер посередине комнаты, под люстрой, продолжавшей позвякивать. На его лице с крупными чертами застыла маска ужаса, ибо именно он больше всех не хотел быть один в эту ночь, он искренне верил в то, что замок преследовали рассерженные духи мертвых. Потому что он уже испытал гнев демонов, призраков тех, кого убил, – они посещали его сны в прошлом, в его постели, в его собственном дворце. И он советовался со знахарями, которые окуривали его зловонными таинственными травами, медленно тлевшими в кострах на земле, пока они танцевали вокруг него с пением и завываниями. Но ночные кошмары и видения наяву возобновились даже сильнее, чем прежде. И он позаботился тогда, чтобы работавшие на него знахари все до единого присоединились к тем обезглавленным, которые имели несчастье вызвать его недовольство и головы которых, изгрызенные крысами, лежали в подвалах дворца.

Но Убуту никогда не чувствовал такой тревоги, как сейчас. Он со страхом ожидал призрачной мести от каждого человека, которого он когда-либо убил, казнил или пытал.

Его взгляд обратился к пожилой, безукоризненно одетой даме с элегантно причесанными седыми волосами, сидевшей рядом.

Она оставила его компанию несколькими минутами раньше и теперь молча пила сухой херес из длинного узкого бокала. Ее изысканные украшения сверкали под переменчивым светом качающейся люстры.

Убуту не знал, что заставило его повернуться и посмотреть на нее. Она, казалось, пребывала в забытьи, погруженная в свой мир хереса и антидепрессантов.

Заметив, что он уставился на нее, она тревожно заерзала на красном сиденье кресла золотого дерева, одного из многих, расставленных вдоль выходящей наружу стены круглой комнаты. Пока они смотрели друг на друга, Убуту почувствовал, как из него что-то исходит. Что-то плохое. Настолько, что даже он сам был напуган.

А потом, к удивлению диктатора, волосы женщины, поднятые в высокую прическу, вспыхнули. Как будто не замечая этого, она продолжала невозмутимо смотреть на него. Он с любопытством наблюдал, гадая, закричит ли она, когда огонь достигнет кожи ее головы, но, прежде чем это произошло, языки пламени вырвались из всего ее тела. Сначала они были голубыми, но когда выросли и охватили коконом всю ее сидящую фигуру, то стали желтыми, а затем желтыми с оранжевым отливом. И все же она не двигалась, как будто парадоксальным образом замороженная, и лицо ее с отсутствующим выражением можно было ясно различить через тонкую стену огня.

Находившиеся в комнате тоже не могли не заметить этого: они стояли, разинув в изумлении рты. Пока они глазели, Убуту перевел взгляд на пустое кресло рядом с женщиной и не очень удивился, увидев, что и оно тоже загорелось, а затем следующее и следующее. Он медленно поворачивался на триста шестьдесят градусов, пока не поджег, одно за другим, все кресла золотого дерева, стоявшие по периметру гостиной.

Муж горящей женщины бросилась к ней на помощь, но мог только наблюдать, как ее неподвижное тело почернело, а тонкий бокал хереса растаял в ее пузырящихся пальцах. Жар превратил ее в головешку, части которой отпадали, чтобы догорать на полу. Наконец ее обугленное тело неуклюже повалилось с кресла и подпалило роскошный ковер.

Как только Убуту взглянул на этого человека, тот закричал и упал на колени, а его одежда уже горела. Диктатор поднял голову, и загорелась длинная драпировка окна, пламя с которой перебросилось на стены и побежало по потолку. Возбужденная толпа, давно пошвырявшая стаканы с алкоголем, отчаянно пыталась добраться до окон, надеясь через них проникнуть на идущий вокруг комнаты балкон, но была отброшена огнем. Люди по всей комнате падали на пол, надсадно кашляя от жара, обжигавшего горло, ибо этот странный огонь не давал дыма. Счастливчики задыхались, так как кислород поглощался пламенем с огромной жадностью. Те же, кому не повезло, становились добычей огня, который Убуту распространял, как заразную болезнь, и их дорогие наряды быстро превращались в пылающие лохмотья. Вскоре вся комната стала одним огромным костром.

Слезы текли у него из глаз, разъеденных температурой, но Осрил Убуту мог только стоять как вкопанный и смотреть на пылающих демонов, танцующих вокруг него. Он рычал в ответ на их насмешки, пытался плюнуть в их фантомные лица, но во рту и в горле было слишком сухо, слюны совсем не осталось. Вместо этого он вызывающе ревел, как лев, которым – он знал – он и был.

В конце концов, поняв, что даже лев, каким он был, не может победить этих дьяволов, он испустил крик могучего воина. Увидев, что огонь перекинулся на подол его канзу и вот-вот поглотит его самого, он побежал вперед через адское пламя. Разбивая плавящиеся стекла, он нырнул прямо через огонь, закрывающий французские окна. Убуту, ставший теперь сверкающим огненным шаром, перелетел через низкую балюстраду наружу и понесся к убийственным скалам далеко-далеко внизу.

Громогласный рев воина сопровождал его на всем пути. Равно как демоны в голове.