Текст книги "Проклятие замка Комрек"

Автор книги: Джеймс Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 47 страниц)

Глава 49

Оставив Льюиса в его одиноком гнезде, Эш продолжил свое бдение. Но теперь все было иначе, теперь у него был компаньон.

И он, и Дельфина утомились донельзя – день выдался адски тяжелым, а замок, не говоря уже о его обитателях, просто ошеломлял. Но факт оставался фактом: Комрек претерпевал страшную экстрасенсорную бурю, опасную для всех, кто находился в замке, и он должен был каким-то образом убедить Хельстрема как можно скорее эвакуировать людей из здания. Парапсихолог был уверен, что худшее еще впереди. Когда оно произойдет, последствия могут оказаться фатальными для многих других гостей замка, особенно тех, у кого проблемы с сердцем или прочие недуги.

Вместе с Дельфиной, он еще раз обошел все свои площадки с оборудованием. Психолог выглядела усталой и физически и морально. Неудивительно, если учесть, через что ей довелось пройти в этот день самой, однако она отвергала все просьбы Эша пойти и поспать хотя бы остаток ночи. Удивительно, но лицо ее оставалось столь же миловидным, как и притягательная мягкость и доброжелательность влажно-темных глаз; он был вынужден признать, что очень рад ее обществу. Усталость не мешала ей интересоваться его методами охоты за призраками, а также аппаратурой, которую он принес, и она удивлялась тому, что большая часть ее была настолько проста. Он пояснил, что призраки редко скрываются, на самом деле быть обнаруженными или войти в контакт отчасти и составляло их цель, служило доказательством того, что они располагают духовными силами, чтобы проявить себя, иногда неожиданной материализацией, или путем перемещения физических предметов, или даже речью. Такие вещи давали духам знать, что они все еще могут входить в наше физическое измерение.

Интерес Дельфины и умные вопросы, которые она задавала, постепенно начали возвращать Эшу его энтузиазм, и он понял, что его энергия отчасти восстановилась.

Вскоре его мысли еще раз обратились к любопытной странности, которую он только что видел. Он подумал, что Льюис, возможно, привлекал злых духов. Не было никаких сомнений, что он чувствителен, как психологически, так и физически; но чувствителен ли он к потустороннему миру? Эш мог только гадать, что Льюису пришлось пережить за годы нахождения в Комреке. В чем же состояла его тайна? Дельфина отрицала какие-либо знания, хотя, будучи его психологом, она, по крайней мере, должна была располагать хотя бы минимальной информацией. Он решил, что расспросит ее позже: при таком их обоюдном изнеможении обвинять ее в утаивании сведений было не ко времени.

Через час проверки своих приборов, ни один из которых не показал никаких признаков нарушений, Эш решил считать ночь завершенной. Они с Дельфиной вернулись на четвертый этаж, где задержались у двери Дельфины, оба усталые, но и напряженные, почти наэлектризованные странной атмосферой замка, своеобразным настроением, которое лишь отчасти было связано с его холодной температурой. Патрулирующий охранник прошел мимо них, и на лице у него промелькнула понимающая ухмылка, когда он пожелал им спокойной ночи.

Дельфина стояла рядом с ним, снизу вверх глядя ему в глаза, как бы задавая сложный вопрос. Он чувствовал ее тепло, но сопротивлялся своим чувствам.

– Я думаю… – начал он, но всему остальному, что собирался сказать, предоставил повиснуть в воздухе. Он хотел предложить, чтобы они разошлись по своим комнатам и получили заслуженный отдых, но она, по-прежнему глядя ему в лицо, отыскала рукой дверную ручку и толкнула дверь у себя за спиной.

– Дельфина, я… – Хрипотца в его голосе была смесью усталости и желания. Протянув руку мимо нее, он распахнул дверь настежь. Он не мог найти слов, чтобы выразить все то, что думал – чувствовал – на протяжении целого дня.

Прежде чем они вошли внутрь, она ступила к нему в объятия и прильнула щекой к его груди.

Он закрыл за собой дверь и пожалел, что на ней нет замка, чтобы запереться от всего мира. Он крепко прижал ее к себе, и в его руках ее тело казалось маленьким и легким, так что он в полной мере ощущал ее хрупкость, и они поцеловались, сначала осторожно, потом сильнее, жадно, и ее мягкие губы открылись ему навстречу, а их языки отыскали друг друга.

Дельфина подвела его к постели, и они оба на нее упали. Он пробовал на вкус ее щеки, лоб, целовал изящно изогнутую шею. Она страстно вскрикнула, когда он отвел ее волосы в сторону и скользнул языком по ее нежно очерченному уху. Он вжимался в нее затвердевшим членом, и она, слегка раздвинув бедра, терлась о него, возбуждая его еще сильнее, и его поцелуи, под стать ее, становились еще неистовее. Вскоре они начали на ощупь исследовать тела друг друга.

Эш изо всех сил старался сдерживать свою страсть, но вскоре одной рукой обхватил ее грудь под мягким кардиганом, а затем скользнул за пазуху ее блузки.

Когда его пальцы коснулись миниатюрного лифчика, так что их кончики легли на мелко-кружевную отделку, ощущая мягкость кожи у верхней части ее маленькой груди, она ахнула. Он остановился, и она посмотрела на него в замешательстве.

– Пожалуйста, Дэвид… – прошептала она. – Пожалуйста, не останавливайся…

Откуда ей было знать о последних двух женщинах, которых он любил: о Кристине, которая была ненастоящей, но по-настоящему реальной для него, или о Грейс, за чьей агонией он наблюдал, как с ее тела незримые силы сдирали кожу? Не был ли он своего рода Ионой, смертельным для любой женщины, к которой подходил слишком близко?

– Что такое, Дэвид? – настойчиво спросила Дельфина, едва обуздывая свою страсть. – Почему ты остановился?

– Прости, Дельфина, – тихо сказал он с оттенком самоосуждения в голосе.

Следующие его слова прозвучали трезво.

– Дельфина, по-моему, я знал, что к тебе чувствую, как только ты села в самолет.

У нее блеснули глаза.

– Ты уверен? – спросила она. – Мы едва знаем друг друга.

– Я уверен, – сказал он. – Но мне просто надо, чтобы все происходило медленно. Надеюсь, ты понимаешь.

Поворачиваясь, чтобы лечь рядом с ней, Эш чувствовал, что она нуждается в помощи и утешении, сострадании и поддержке, и злился на себя за свой эгоизм. Каких только ужасов не была она свидетельницей в этом странном месте? Какие только ужасные эксперименты не обнаружила в пределах Комрека? Она явно была здесь несчастна, так почему же настолько боится уйти? Он чувствовал ее сомнения, ее недоумение, даже когда она пела хвалу медицинскому блоку. Он сам видел ее колебания, когда задавал ей трудные вопросы. Не угроза ли того, что случится с ней, покинь она замок? Или она остается, потому что больше некуда деться? Нет, нет, рассуждал он. Она сильнее этого.

Тогда не беспокойство ли это о том, что может случиться с Льюисом, если она его покинет?

Пока они лежали бок о бок, Дельфина стала описывать, как раньше вечером они с Льюисом гуляли по пустому саду и как Льюис выказывал странное нежелание возвращаться в замок. Потом, когда они услышали крики из обеденного зала, Льюис утащил ее подальше от здания в глубь мирного сада, ожидая там, чтобы все стихло. Много часов спустя, когда все легли спать, Льюис позволил ей привести его обратно. Пока он пробирался к своей комнате в башне, Дельфина заглянула к какому-то пациенту, а затем последовала за ним. Слишком поздно, увы, чтобы помешать Эшу за ним погнаться.

Они говорили о странных паранормальных событиях в Комреке и о страшном визге животных, который она тоже слышала откуда-то из глубины леса.

Эш рассказал ей о Луковиче, зная, что отметины у него на теле были бы очевидны, и о том, что произошло в отделении для буйных.

– Я боюсь, Дэвид, – сказала она. – Боюсь за тебя, за Льюиса и за себя. – Дельфина крепко прижалась к Эшу, и тот вдруг почувствовал, что колебания между ними улетучиваются.

Все страхи и опасения, бывшие его проблемами, оказались сметены; сметены, потому что, как ни смешно это могло бы показаться при таком коротком знакомстве, он знал, что действительно любит ее и будет ее защищать – как и Льюиса, если дело дойдет до этого – изо всех своих сил. Этого могло оказаться недостаточно, но в жизни он уже преодолел несколько довольно мрачных ситуаций. Это стоило ему очень дорого. Но он узнал, что нет ничего непреодолимого или способного оказать сопротивление, чтобы не вступить с этим в борьбу. Он дважды терял женщин, о которых заботился, ну и что? Он добьется, чтобы такого не случилось в третий раз.

Он снова осторожно притянул Дельфину к себе в объятия, и она с охотой отозвалась.

* * *

Медленно раздев друг друга, они лежали голые под простыней – предвкушение острых ощущений само есть важная их часть.

Пока они целовались, губами и языками усиливая страсть друг друга, Эш вел рукой по телу Дельфины от бедра, в углубление талии, потом выше, к грудям, слегка отодвинув от себя верхнюю часть ее тела, чтобы можно было не только ощущать, но и видеть эти твердые, но нежно очерченные груди с темными ореолами вокруг розовых сосков. На ощупь они были изысканны, на вид – прекрасны. Он легонько провел пальцами над ними, чувствуя поднявшийся сосок внутри своей ладони.

Она сделала быстрый вдох, затем выдохнула с удовольствием, и ожиданием. Его язык увлажнил один сосок, так что она выгнулась, прижимаясь к нему бедрами. Не поддаваясь бурлившему в нем желанию – он так затвердел, что чувствовал: вот-вот взорвется, – он тихо дышал на ее соски, иногда прерываясь, чтобы снова их увлажнить, так что выдыхаемый им воздух возбуждал ее еще сильнее.

Дельфина крепко прижала его голову к своей груди, так что его рот охватил большую ее часть, меж тем как язык по-прежнему дразняще двигался. Она передвинула его губы к другой груди, и теперь его движения стали дикими, еще более яростными. Теперь уже ее рука скользнула вниз по его стройному телу, по груди, по животу, а затем еще ниже. Ее нежные пальцы обхватили его член, и Эш негромко вскрикнул от восторга. Она непрерывно гладила его, все настойчивее, все сильнее, пока он не заставил себя остановить ее руку, прежде чем страсть совсем его переполнит.

Он усмехнулся в ответ на ее удивленный взгляд.

Она улыбнулась. «Прости», – сказала она, но он видел, что страсть по-прежнему горит в ней, как красное сияние, распростертое на манер нагрудника поверх ее светло-кофейного торса, чуть ниже горла и между грудей.

Он потянул ее вбок, чтобы она оказалась под ним.

– Дэвид, пожалуйста… – Она задохнулась, потому что больше, чем что-либо на свете, ей нужно было, чтобы он в нее вошел.

Эш точно знал, чего хотела Дельфина, потому что сам хотел того же.

Он осторожно отстранился ровно настолько, чтобы позволить своим пальцам блуждать по ее плоскому животу, почувствовав ее внезапную напряженность, когда они скользнули по нижним подбрюшным мышцам. Он достиг густых черных завитков ее лобковых волос, края которых были такими четкими, что они казались аккуратно подстриженными, маленького V-образного очертания, которое, казалось, указывало путь. Его пальцы побежали через него, и он снова почувствовал, как напряглось ее тело.

И он, и Дельфина знали: то, что должно было вот-вот случиться, повлияет на всю их жизнь. Эш отдал себя в ее подчинение. Он погрузил пальцы в щель меж ее бедер и был удивлен и обрадован тому, как сильно увлажнена Дельфина, ибо это явно говорило о ее возбуждении. Потом, желая угодить ей, Эш совершил ошибку.

Его губы ласкали изысканный изгиб ее гладкой шеи, двинулись дальше вниз, обхватив сосок одной груди, прежде чем перейти к другому. Она стонала от удовольствия. Он опускался ниже, и она выгибала шею на подушке, в сладких муках двигая головой из стороны в сторону.

Эш опускался ниже, вдвигая язык в темную чащу завитых волос…

И вот в этот миг она застыла. Он, встревоженный, остановился. Она пыталась столкнуть с себя его плечи.

– Дельфина?.. – Он поднял голову, чтобы взглянуть ей в лицо.

– Прости, Дэвид. Прости.

В уголке одного ее глаза образовалась слеза, скользнувшая по виску в волосы над ухом. Эш ничего не понимал, но потом кое-что пришло ему в голову. Он приподнялся на локте, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Это из-за медсестры Кранц?

Он сделал догадку, основанную на подозрении, на том, как Рейчел Кранц реагировала на него всякий раз, когда они встречались, особенно когда с ним была Дельфина, – на презрении у нее в глазах, на прямизне и твердости ее рта, на холодности атмосферы между ними. Ну конечно. Это была ревность, даже ненависть. Но неужели они с Дельфиной?..

Он положил голову на подушку и осторожно повернул лицо Дельфины к своему собственному. Эш был отличным наблюдателем, он мог легко прочитать настроения других людей, как правило, верно угадывал все, что их беспокоило. Это была одна из причин того, почему он так преуспевал в своей работе, – его интуиция.

– Почему ты остановилась, Дельфина? Что я такого сделал, что так тебе не по нраву?

– О, Дэвид. – Она попыталась отвернуться от него, но он удержал ее лицо своей мягкой ладонью. – Если бы я только могла тебе объяснить… – Она оставила фразу незавершенной.

* * *

Потом они лежали голые под простыней, приятно опустошенные.

– Дельфина, я знаю, что это не мое дело, но не хочешь ли ты рассказать мне о медсестре Кранц?

Он улыбался и говорил успокаивающим тоном, давая ей понять, что все остальное не имеет значения для отношений между ними.

– Она явно меня ненавидит, и я прекрасно догадываюсь почему. Но вот что такое произошло между вами, я не знаю. Но, поверь мне, что бы ты ни сказала, это не заставит меня любить тебя меньше.

Ну вот, он все сказал. Теперь ее черед.

Глаза у нее расширились и наполнились новыми слезами, из-за которых заискрились зрачки. Она моргнула, и слезы вылились, но никаких рыданий не последовало, просто безмолвный плач. Эш ощутил за этим скрытый страх.

– Все хорошо, – сказал он. – Обещаю, что бы между вами двумя ни происходило, для меня никакой разницы не составит. Совсем никакой.

– Это не то, что ты думаешь. Про Рейчел и меня.

– Ты же не знаешь, что я думаю.

Он тихонько усмехнулся. Она продолжала с опаской, по-прежнему обеспокоенная тем, как он воспримет ее слова:

– Мой отец умер более года назад, после долгой борьбы с раком. Я совсем потерялась, когда Рейчел Кранц пришла сказать мне, что его нет, что его, собственно, уже два дня как похоронили. Я была… – Дельфина покачала головой, не в силах найти нужные слова. – Наверное, все мои чувства – горе, страх одиночества, злость, – просто меня переполнили. Я свалились на пол – что-то вроде обморока. А потом обнаружила, что лежу на кровати. Это Рейчел меня туда перенесла.

Эш нисколько не усомнился, что крепкая старшая медсестра способна была поднять легкую фигурку Дельфины.

– Я очнулась, заходясь в плаче, и плакала так, как не плакала никогда в жизни. Уверена, что у меня была истерика, а Рейчел, как медсестра, конечно, знала, как меня успокоить. Она держала меня, одной рукой гладя по волосам, а другой обхватив за спину и нежно покачивая, не переставая при этом успокаивать меня. И я цеплялась за нее, потому что пугалась мысли о том, что не осталось никого на свете, кому бы я могла ответить любовью. Рейчел поцеловала меня в щеку, не в сексуальном смысле, но нежно, как сестра, в знак защиты и заботы, и это меня растрогало. И я позволяла ей целовать меня дальше, пока ее поцелуи постепенно не превратились в нечто большее, нежели сестринские.

Я не сопротивлялась, Дэвид. Она целовала меня, и я целовала ее в ответ, сильно, отчаянно, страстно, потому что мне не к кому было обратиться, а из-за горя я сделалась слабой, как физически, так и эмоционально, и у меня не осталось решимости, вообще ничего не осталось. Я только хотела, чтобы меня любили. Хоть кто. Хоть Рейчел.

Вскоре ее рука пролезла ко мне в блузку, коснувшись моей груди, и ощущалась она как огонь, но огонь утонченный и восхитительный. Какое-то время я пыталась остановить ее, но была слаба, истощена. У меня не оставалось сил. Кроме того, я хотела ее. Ее рука двинулась к моей талии, и вдруг оказалось, что мы лежим вместе, целуясь…

Голова у Дельфины теперь поникла. С легкой дрожью, он вынужден был это признать, Эш коснулся кончиками пальцев ее подбородка и потянул ее лицом вверх, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза.

– Дельфина, в том, что ты сделала, нет ничего постыдного, – утешающим тоном сказал он. – Ты была в горе, в замешательстве, переживала утрату. Ты только что услышала, что лишилась отца, так как же могла ты не искать какого-то утешения, да и дружбы? Тебе надо было выплакаться на чьей-то груди. К сожалению, именно Кранц первой сообщила тебе о случившемся, а в комнате, кроме вас, никого не было. Черт, Дельфина, ты же психолог – ты должна понимать. Это безумие – казниться из-за одного такого случая.

– Ты не понимаешь, – ответила она. – В тот вечер я пошла в комнату к Рейчел, и мы… Мы провели ту ночь вместе. Я была в отчаянии – мне нужно было чье-то общество или что-то еще, я не знаю. Что угодно, чтобы загнать мысли о смерти отца на задворки сознания.

– И она этим воспользовалась.

Дельфина решительно помотала головой.

– Нет, я не могу винить Рейчел. Я знала, что делаю. Разница, однако, в том, что я никогда не хотела – и не хочу, – чтобы это повторилось. Рейчел никак не могла понять, почему я сознательно ее избегаю. И до сих пор не понимает, вот в чем проблема.

– Похоже, это проблема старшей медсестры Кранц. – Эш улыбнулся. – Дельфина, забудь о ней. И, пожалуйста, не волнуйся, для меня это ровным счетом ничего не значит.

И с этими словами он снова притянул ее к себе, одной рукой обхватив ее за плечи. Эш целовал ее сначала легонько, а когда она ответила более настойчиво, стал целовать ее с большей силой, и все мысли о Кранц исчезли, побежденные другими. Теперь он мог думать лишь о Дельфине, не только о ее теле во всей его прекрасной наготе, но и о ее уме, о самой ее душе; и она сама потянулась к нему, гладя его по плечам, пробегая кончиками пальцев по позвоночнику, дальше, скользя рукой по бедрам и пробираясь между ними, чтобы снова найти его член, такой сильный, такой затвердевший, что ждать она больше не могла.

Дельфина перекатилась на спину, по-прежнему держа в руке его член, вводя его в себя, а он ей помог, касаясь ее пальцев своими и проникая внутрь скользящим движением.

Она ахнула от удовольствия. Это настолько отличалось от того, что было с Рейчел, это напрягало ее чувства и заставляло вихриться ум, затрагивая все ее существо, разум и тело, включая сердце; так что вскоре она задыхалась от радости, притягивая его снова и снова, издавая стоны каждый раз, когда он сознательно выходил, а потом слегка вскрикивая от блаженства, когда он возвращался, с каждым разом все сильнее и глубже. Все ее тело захлестывали ощущения. Она дрожала, полностью ему отдаваясь, натягиваясь каждой жилкой, испытывая радостные покалывания и теряясь в буйстве восторга, острейшего восхищения собственной целостностью. Вскоре она ощутила еще больший прилив, понимая, что с ним происходит то же самое, ее чувства росли, громоздились, пока ей не стало казаться, что большего она принять не сможет, хотя в то же время ей хотелось гораздо большего. Когда она выгибалась в охватившей ее эйфории, тело у нее стало жестким, пока в конце концов – слишком быстро, слишком скоро, почти невыносимо – не разразилась кульминация, протекание которой было настолько утонченным, что она схватила его за бедра, лишь бы заставить кульминацию длиться; и чуть не вскрикнула от волнующего трепета при испускании в нее его семени, продолжавшегося, пока она не содрогнулась, не содрогнулась еще раз; и удовольствие стало постепенно успокаиваться, по крупицам, по кусочкам, пока она не осталась плывущей, спускающейся с какой-то огромной высоты, чтобы медленно погрузиться в родник несмываемого отрадного триумфа, который навсегда останется у нее в памяти, возможно, трепетным благоуханием, чтобы наслаждаться им, чтобы помнить о нем в течение нескольких будущих дней. Или, может быть, лет. Или просто до следующего раза.

Теперь Эш тоже был насыщен и слаб от усталости. Отчасти радость его состояла в том, что он соблазнил и удовлетворил эту совершенную, восхитительную женщину, с ее влажными карими глаза и телом с настолько идеальными пропорциями, что им можно было только наслаждаться.

Голова Дельфины покоилась у Эша на плече, и они все еще сжимали друг друга в объятиях, тихо обмениваясь словами любви, прежде чем постепенно погрузиться в успокоительный сон. Они не услышали новых жутких ночных звуков, издаваемых животными в глубине леса, и не видели раскаленных искр, летевших из электрифицированных ограждений, когда олени и другие маленькие существа тщетно пытались вырваться из компаунда, убежать от злобных, безумных диких кошек, хозяйничавших в своих новых охотничьих угодьях.

Впав в забытье, Эш и Дельфина, тесно переплетясь телами, мирно спали, ибо прожитый день был долог и насыщен событиями.