Текст книги "Порочные намерения (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
Райан
Как раз в тот момент, когда я собираюсь сорвать с нее всю одежду, Мариана прерывает поцелуй и смущенно отводит взгляд.
– Эм. Мне нужно… прежде чем мы… мне нужно в туалет.
– Мне действительно всё равно, побрила ты ноги или нет, милая.
– Мне нужно пописать.
– Ну, почему ты просто не сказала об этом? – Я сажусь, помогаю ей сесть и улыбаюсь, потому что она смотрит на меня так, будто не может решить, ударить меня или снова поцеловать.
Затем я бросаю взгляд на ее шею, покрытую синяками над воротником отвратительного свитера цвета дерьма, который на ней надет, и моя улыбка быстро гаснет.
Кем бы ни был тот ублюдок, который сделал это с ней, ему придется ответить передо мной.
И тогда он пожалеет, что родился на свет.
– Это выглядит хуже, чем есть на самом деле, – бормочет Мариана, прикрывая горло рукой. Прежде чем я успеваю что-либо сказать, она уходит в ванную и закрывает дверь. Включается вода. Я представляю, как она стоит у зеркала и смотрит на свою покрытую синяками шею своими большими, красивыми глазами, и мне хочется сломать всю мебель в комнате голыми руками.
Я тяжело вздыхаю, встаю и включаю прикроватную лампу. Я не могу оставаться на одном месте, поэтому начинаю ходить взад-вперед. Снимаю кожаную куртку, бросаю ее на стул и прислушиваюсь к звуку спускаемой воды в туалете.
«Мне некуда бежать. Они найдут меня. Это было бы смертным приговором для того, кого я люблю».
В какое бы дерьмо она ни вляпалась, это плохо. А если это действительно Коза Ностра, то всё гораздо хуже, чем могло бы быть. По сравнению с настоящей итальянской мафией «Клан Сопрано»16 – это «Улица Сезам».
От одной мысли об этом мне становится не по себе. Я подхожу к раздвижной стеклянной двери балкона и выхожу в прохладную туманную ночь. Свежий воздух бодрит. Даже в этот час с улицы доносятся звуки гудков такси и разговоры людей. Как и Нью-Йорк, Лондон – город, который никогда не спит.
Я не знаю, как долго я стою там, глядя на огни города, но в какой-то момент мне приходит в голову, что Мариана очень долго ходит в туалет.
Я оборачиваюсь и смотрю на закрытую дверь ванной. Через несколько секунд я пересекаю комнату и стучу в нее.
– Ангел? Ты там в порядке?
Ответа нет.
Черт.
Я дергаю ручку двери. Заперто.
– Мариана?
Ничего.
– Ладно. Ты хочешь сделать это по-плохому? Мы сделаем это по-плохому. Я отступаю, набираю воздуха и с силой пинаю дверь.
Она срывается с петель и распахивается, падая на кафельный пол с гулким грохотом. Я вхожу в ванную, вертя головой из стороны в сторону и уже зная, что увижу.
Или, точнее, то, чего я не увижу.
– Гребаная баба, – бормочу я, глядя на открытое окно над ванной. Это старомодная ванна на ножках, сделанная из чугуна, тяжелая, как цементный гроб. К одной из ножек привязана простыня.
Остальная часть простыни свисает в окно.
Я бросаюсь к ванне, запрыгиваю в нее и перегибаюсь через подоконник. Простыни свисают до самых ухоженных кустов самшита, посаженных вдоль стены здания двумя этажами ниже. Пожилая пара с корги на поводке смотрит на меня с тротуара. Собака тоже смотрит на меня.
Мужской голос доносится с потоком прохладного воздуха.
– Ты что-то потерял, приятель?
Его жена хихикает. Я сдерживаюсь, чтобы не послать их куда подальше.
Марианы нигде не видно.
Я не утруждаю себя вопросом, видели ли они, в какую сторону она побежала. Просто возвращаюсь в ванную, развязываю узел на ножке ванны, выбрасываю простыню в окно и закрываю его. Потом я иду в другую комнату и включаю телевизор.
В конце концов, Мариана сказала, что этот номер оплачен на одну ночь. Жаль тратить деньги впустую. Кроме того, мне нужно дать ей фору.
Как там говорится в старой пословице: «Дай человеку достаточно веревки, чтобы он мог повеситься»?
Я звоню в службу обслуживания номеров и заказываю чизбургер и пиво. Затем достаю свой мобильный телефон из внутреннего кармана куртки и захожу в приложение для отслеживания, синхронизированное с крошечным GPS, который я прикрепил сзади к уродливому свитеру Марианы.
На экране светится красная точка, неуклонно движущаяся к югу от отеля Ritz.
Улыбаясь, я устраиваюсь в большом кресле перед телевизором и жду, когда мне доставят еду.
***
Стоя в утреннем тумане через дорогу от аукционного дома Mallory & Sons Heritage Auctions, я думаю, что это место могло бы принадлежать другому веку, настолько старомодным оно выглядит. Даже улица кажется декорацией из исторического фильма с ее газовыми фонарями и булыжной мостовой. Только проезжающее мимо такси разрушает иллюзию. Я почти ожидал, что из-за угла выедет карета, запряженная лошадьми.
Когда я открываю входную дверь, раздается веселый звон колокольчика. В помещении пахнет благовониями и старыми книгами. На заднем плане тихо играет джаз. Мужчина поднимает взгляд от большой дубовой стойки, на которой вырезана странная батальная сцена с участием драконов, и встречается со мной взглядом.
Мы оцениваем друг друга.
Ему где-то за пятьдесят, ни молодой, ни старый, ни красивый, ни уродливый, одет в обычный темно-синий костюм. Заурядный Джо.
У меня такое чувство, что его обычная внешность тщательно продумана.
У меня также возникает ощущение, что он ждал меня.
Проходя мимо него, я осматриваю помещение, в том числе камеры наблюдения, замаскированные под колонки на стенах. Подойдя к стойке, я опираюсь на нее локтем и улыбаюсь ему своей деревенской улыбкой, которая должна показать, что я не представляю угрозы и, возможно, даже немного тугодум.
Он смотрит на меня. Его левая бровь медленно поднимается, образуя снисходительную дугу. Таким сухим тоном, что от него почти остается пыль, он говорит: – Это то, чему сейчас учат в американской армии? Как тонко. Я видел бульдозеры и поизящнее.
Я тут же решаю, что он мне нравится.
– Давно не служил в армии, приятель, – отвечаю я. – Я просто улыбаюсь.
Его тон становится еще более неодобрительным.
– Улыбающийся американец. Какое клише.
– Я совсем не клише, друг мой, – тихо говорю я. – Где она?
Мужчина поджимает губы и раздраженно выдыхает. Если он закатит глаза, мне, возможно, придется ударить его по лицу.
– Она? – повторяет он, по-моему, немного ехидно.
– Мариана.
Мужчина растерянно моргает, но быстро приходит в себя, разглаживая рукой галстук, а его лицо принимает нейтральное выражение.
– Вы удивлены, что она назвала мне свое настоящее имя? – Я чувствую себя как мачо и еле сдерживаюсь, чтобы не выпятить грудь, но вместо этого спокойно смотрю на него.
Он кладет руки на стойку и сверлит меня взглядом.
– Если бы вы знали ее так, как знаю ее я, вы бы тоже были удивлены. – Его взгляд скользит по моей кожаной куртке-бомберу к джинсам, затем поднимается к моим волосам, которые я расчесываю, проводя по ним пальцами. Его рот приобретает сморщенный вид чернослива. – Вы были бы очень удивлены.
Мне нравится, что он не пытается притворяться, будто не знает, о ком я говорю. И я не принимаю на свой счет то, что он явно считает Мариану слишком хорошей для меня. В этом мы с ним на одной волне.
Даже, несмотря на то что она международная воровка драгоценностей, разыскиваемая всей полицией.
Я выпрямляюсь, складываю руки на груди и улыбаюсь шире.
Он закрывает глаза и качает головой.
– Послушайте, приятель…
– Меня зовут Рейнард, – перебивает он. – Пожалуйста, не называйте меня больше никакими прозвищами. Для меня нет ничего хуже, чем ухмыляющийся американец, который обращается ко мне «друг», «приятель» или «братан».
– Не стоит злиться. И вообще, что вы имеете против американцев? Мы спасли ваши задницы во Второй мировой войне. Если бы не мы, вы бы все говорили по-немецки.
– Давайте не будем вступать в дискуссию об истории, мистер Маклин. Я никогда не вступаю в битву умов с безоружным противником.
Избегая остроты, которая, должен признать, хороша, я самодовольно говорю: – Значит, она рассказала вам обо мне.
Из кармана пальто Рейнард достает очки. С важным видом он надевает их и смотрит на меня сверху вниз.
– Не льстите себе. Я навел о вас справки.
Сейчас моя улыбка, должно быть, ослепительна.
– Но вы должны были знать мое имя, чтобы найти меня.
После паузы он говорит: – Я завидую всем, кто с вами не знаком.
– Скажите мне, где она.
Его раздражение ощутимо.
– Мистер Маклин…
– Я могу помочь ей, – настаиваю я, кладу руки на стойку и смотрю ему в лицо. – В какие бы неприятности она ни попала, я могу вытащить ее из них.
Рейнард долго смотрит на меня пристальным, оценивающим взглядом.
– Вы интересный мужчина, мистер Маклин, надо отдать вам должное. Но вы, похоже, действуете, исходя из ошибочного впечатления, что требуется ваша помощь.
– Вы говорите о себе или о ней?
Мускул на его челюсти напрягается.
– Думаю, вам пора уходить.
Я бросаю разыгрывать из себя хорошего парня.
– А я думаю, вам пора понять, что у тупых ублюдков, которые встают у меня на пути, очень короткая жизнь, – рычу я. – Скажите мне, где она и где живет, или я переломаю вам все кости.
Его терпение наконец лопается. Глаза пылают яростью, Рейнард срывает очки и набрасывается на меня.
– Возможно, вы удивитесь, гигантский идиот, но вы не первый человек на земле, который угрожает моей жизни, и не первый, кто причиняет мне вред за то, что я ее защищаю. И если бы у вас была хоть одна извилина, вы бы поняли, что женщина в ее положении никогда бы не сказала никому, где она живет, – особенно такому, как я, на которого такой, как вы, может надавить, чтобы он выдал эту информацию. Ради всего святого, я понятия не имею, что она в вас нашла! Вы – доказательство того, что эволюция может идти вспять!
Покраснев, он фыркает, надевая очки обратно на лицо. Затем смотрит на меня сквозь них и кричит: – Какого черта вы опять улыбаетесь?
Я скрещиваю руки на груди и протяжно произношу: – Значит, она сказала вам, что я ей нравлюсь.
Рейнард так сильно стискивает зубы, что мне кажется, они вот-вот раскрошатся.
– Убирайтесь.
Я наклоняю голову, притворяясь, что задумываюсь, затем говорю: – Не-а. Думаю, я просто подожду, пока появятся мои приятели из Интерпола, и немного осмотрю это место. Вы искали меня в базе данных? Что ж, я тоже искал вас. У вас здесь действительно милое заведение. И законное. Безупречно чистое, по крайней мере, на бумаге.
Я заглядываю через его плечо в заднюю часть магазина.
– Я уверен, вам нечего скрывать, верно? Никаких случайных рубиновых ожерелий? Крупных, может, на сотню карат?
Я уже знал, что синяки на шее Марианы оставил не Рейнард Мэллори, еще до того, как переступил порог его магазина. Я сразу понял, что он был ее скупщиком краденого, как только ввел его адрес в поисковую программу Metrix и взглянул на его бизнес. Если кто-то и может продать рубиновое ожерелье весом в сто карат, так это Mallory & Sons Heritage Auctions. У него есть филиалы по всему миру и безупречная репутация, не запятнанная его тайными давними связями со всеми существующими преступными организациями.
– Ваш блеф столь же неудачен, как и ваше чувство стиля, мистер Маклин, – натянуто говорит Рейнард. – У меня есть высокопоставленный друг в полиции, который предупредил бы меня, если бы Интерпол собирался нанести мне визит.
Затем, с немалым удовлетворением, он продолжает.
– Но у меня есть устройство GPS-слежения, которое может вас заинтересовать. Оно маленькое и чрезвычайно легкое, его отлично можно спрятать под одеждой. К сожалению, оно не работает, потому что было раздавлено каблуком ботинка, владелец которого, надо сказать, в тот момент довольно красочно выражался, так что от него будет мало толку.
Так вот почему я потерял сигнал. Каким-то образом Мариана нашла маячок и уничтожила его.
Она знала, что я приду сюда… а это значит, что она ушла.
Снова.
Не надо было заказывать этот чизбургер.
Когда из колонок доносится джазовый номер, в котором как будто пять разных музыкантов играют пять разных песен, мы с Рейнардом переглядываемся. Через некоторое время я сдаюсь.
– Хорошо. Вот что я сделаю. Во-первых, я дам вам номер мобильного телефона. Он не зарегистрирован и его невозможно отследить. Он есть только у одного человека в мире…
– Вашего психотерапевта? – мило спрашивает он.
– Забавно. Я дам вам свой номер, а вы передадите его Мариане.
Выражение его лица становится кислым. Прежде чем он успевает сказать мне, чтобы я спрыгнул с ближайшего моста, я добавляю: – В случае чрезвычайной ситуации она может позвонить мне по этому номеру в любое время. Я серьезно. Днем или ночью. Из любой точки мира она может позвонить мне, и я приеду.
Я беру ручку из стаканчика, стоящего рядом с кассой, и пишу свой номер на желтом стикере, а затем приклеиваю его в центр галстука Рейнарда. Он снимает стикер двумя пальцами, оттопырив мизинец и поджав губы. Я удивлен, что он не зажал нос.
Он бормочет «Потрясающе» и засовывает стикер между страницами книги, которую достает из-под прилавка. Затем с насмешкой швыряет книгу на место, отряхивая руки.
Дерзкий сукин сын.
– Во-вторых, я хочу, чтобы вы сказали мне, кто это сделал с ее шеей, чтобы я мог с ним поговорить. И под «поговорить» я подразумеваю «избить его до полусмерти».
Рейнард замирает.
– Вы играете в очень опасную игру, мистер Маклин, – говорит он со странным спокойствием во всём своем облике, даже в голосе.
Я посылаю ему тяжелый взгляд.
– Я ни в какие игры не играю, Рейнард. Я никогда в жизни не был серьезнее. Кто-то причинил боль моей девушке. Я не потерплю такого. Ему повезет, если я оставлю его в живых.
Он быстро моргает, словно проясняя зрение.
– Вашей… девушке?
Я пренебрежительно отмахиваюсь и упираю руки в бока.
– Она пока не на сто процентов втянулась в программу, но я ее к этому приведу. Я неотразим, как видите.
Его смех слабый и недоверчивый. Рейнард тянется к фарфоровой чашке, стоящей слева от него на стойке, и делает глоток, его кадык подпрыгивает. Затем он снова лезет под стойку, на этот раз за тонкой серебряной фляжкой. Он откупоривает ее, наливает в чай немного чего-то похожего на виски, затем решает выпить прямо из фляжки.
– Знаете, она любит вас, – говорю я, наблюдая, как он яростно кашляет, разбрызгивая золотистую жидкость по столешнице. Когда приступ кашля проходит, Рейнард смотрит на меня слезящимися глазами и с открытым ртом.
Чувак, я обожаю шокировать людей.
– По крайней мере, я предполагаю, что вы тот самый человек, о котором говорила Мариана, когда отклонила мое предложение забрать ее с собой в Штаты, потому что это было бы смертным приговором для того, кого она любит. Она побежала прямо сюда, как будто возвращалась домой. Я решил, что это должно быть ее безопасное место.
Он издает сдавленный звук и хватается за горло.
– Забрать ее с собой? – хрипит он.
– И вас, если она захочет. Вы оба будете под моей защитой.
Он оглядывает меня с головы до ног широко раскрытыми глазами, как будто я сошел с ума.
– Господи, – говорю я оскорбленно. – Вы оба уничтожаете мое самолюбие, вы знаете?
– Она использовала вас. Солгала. С какой стати вы должны были предложить отвезти ее куда-то, кроме тюрьмы? – спрашивает Рейнард, как будто действительно не может этого понять.
Я пожимаю плечами.
– Потому что Мариана мне небезразлична.
Он таращится на меня.
– Вы принимаете наркотики?
– Она цепляет меня, Рейнард. Вы хоть представляете, что нужно такому человеку, как я, чтобы его что-то зацепило? Что угодно? Когда-нибудь?
На его лице сменяется несколько разных выражений, прежде чем остановиться на чем-то, чего я не могу понять. В его взгляде сквозит тьма, возможно, это старое воспоминание, что-то, что ворочается в могиле.
–Да, – бормочет он. – Вообще-то, представляю.
Я чувствую брешь и использую свое преимущество. Наклоняясь ближе к нему, я говорю: – Позвольте мне помочь…
В этот момент звенит колокольчик над дверью магазина.
Рейнард смотрит через мое плечо. Его глаза мгновенно закрываются. Что-то в его позе меняется, смягчается. Даже лицо каким-то образом становится более расплывчатым. Внезапно я снова смотрю на заурядного Джо, человека, которого невозможно выделить из толпы, который вместо этого может легко раствориться в ней.
Громким голосом он произносит: – Вам нужно пройти еще два квартала на восток, сэр. Вход в метро находится на Чансери-лейн. Вы не пропустите указатели.
Его глаза выражают предупреждение, столь же реальное, сколь фальшивы его слова.
Уходите. Сейчас же.
Я оглядываюсь через плечо. Двое мускулистых мужчин с оливковой кожей в костюмах с подозрительными выпуклостями в странных местах стоят по бокам от двери. Они смотрят на меня тем самым убийственным взглядом, который я видел уже тысячу раз.
– Спасибо, чувак, – весело говорю я, поворачиваясь к Рейнарду. – Этот город такой огромный, понимаете? – Я смеюсь непринужденным смехом туриста. – Намного больше, чем мой родной город. Я всё время теряюсь! Хорошего дня!
Я поворачиваюсь и неторопливо направляюсь к мужчинам, снова улыбаясь своей идиотской деревенской улыбкой. На них это действует, потому что они оба бросают на меня быстрый взгляд, затем отстраняются и переключают свое внимание на Рейнарда. Я выхожу через парадную дверь, насвистывая, затем останавливаюсь на тротуаре и делаю вид, что ищу дорожный указатель, одновременно запоминая номера лимузина, припаркованного у тротуара через дорогу.
Заднее стекло наполовину опущено. Я мельком вижу лицо в полумраке салона. Это мужчина, черноволосый и неулыбчивый, с жесткими блестящими глазами, которые светятся в темноте, как монетки, сверкающие на дне колодца желаний.
Каждый нерв в моем теле напрягается до предела. Если бы я был пожарной сигнализацией, то у меня бы звучали сирены и горели аварийные огни.
«Я работаю на монстров,» – сказала Мариана.
Я, черт возьми, узнаю́ монстра, когда вижу его.
Я поворачиваюсь и неспешно иду по тротуару, не напрягаясь и не оглядываясь, хотя внутри меня словно зверь, который рвет и мечет, требуя вернуться и приставить ствол моего пистолета к виску черноволосого мужчины.
Когда я благополучно заворачиваю за угол и скрываюсь из виду, я достаю из кармана сотовый и набираю номер Коннора.
– Извини, что беспокою тебя в твой медовый месяц, брат, – говорю я, когда включается его голосовая почта, – но мне нужно позаимствовать твою жену.
Эта ситуация требует более сообразительного человека, чем я, и, если кто-то и знает, как выманить монстра из его гнезда, так это Табби.
Я вешаю трубку и вставляю в уши наушники. С помощью телефона я активирую жучок, который подложил под стойку Рейнарда, когда пришел, и начинаю слушать, нырнув в паб через дорогу.
ПЯТНАДЦАТЬ
Мариана
– Всё чисто! Теперь можешь выходить!
Голос Рейнарда доносится приглушенно из-за тяжелой каменной крышки саркофага, в котором я лежу. Я нажимаю на кнопку рядом с левой рукой, и крышка отъезжает на пневматических роликах, установленных специально для ее нынешнего предназначения: скрывать людей.
Я вылезаю, отряхиваюсь и смотрю на Рейнарда. Он стоит, скрестив руки на груди, и смотрит на меня с таким неодобрением, что я вздрагиваю.
– Не говори этого. Я и так знаю.
– Знаешь что, моя дорогая? – язвительно спрашивает он. – Что ты привела своего возлюбленного прямо ко мне? Что ты нарушила все наши правила? Что он может в одиночку погубить нас обоих?
Застонав, я прохожу мимо него по пути в заднюю часть магазина, к потайным выходам, к которым я могу получить доступ через склад.
– Я сказала, не говори этого!
Рейнард следует за мной по пятам.
– Не говоря уже о том, что из-за твоего глупого порыва к твоей клятве добавилась еще одна работа…
– Попытка помочь тем девушкам не была глупостью! – Я разворачиваюсь, жар поднимается по моей шее, и я смотрю на него. – Что я должна была делать, сидеть там и пить шампанское, пока им перерезали глотки в комнате дальше по коридору? Позволить им страдать, как страдала Нина? Это то, что ты хотел, чтобы я сделала? Даже не попытаться спасти их жизни?
Мои крики замирают в долгом эхе под стропилами.
– Капо растерзал бы тебя, Мариана, и всё равно поступил бы с ними так, как ему заблагорассудится, – говорит Рейнард более мягко. – Как бы то ни было, нам повезло, что он вообще позволил тебе выйти из той комнаты. Я же говорил тебе быть осторожной. Вместо этого ты взяла острую палку и ткнул ею в спящего медведя.
– Что ж, теперь у него есть ожерелье, – говорю я с горечью. – Значит, он получил то, что хотел.
– Это не то, чего он хочет, и ты это знаешь.
Я сглатываю желчь, подступающую к горлу.
– Я не знаю, почему он не воспользовался твоим предложением. Возможно, в нем еще осталась хоть капля человечности. Но я осмелюсь сказать, что такая удача выпадает раз в жизни. Посмеешь еще раз ткнуть медведя, и я не сомневаюсь, что тебя съедят заживо.
Я рассказала Рейнарду всё, когда приехала, включая то, что произошло с Райаном на Карибах, что Капо сделал со мной во Дворце и как Райан нашел меня в отеле Ritz. Я случайно сняла свитер, и прядь моих волос зацепилась за маленькое металлическое устройство слежения под воротником. Я сразу же уничтожила его, но не раньше, чем выругалась на чем свет стоит, в основном в свой адрес.
В основном.
– Спасибо за совет. А теперь, если ты не возражаешь, мне нужно успеть на самолет до Вашингтона, округ Колумбия, чтобы украсть самый большой в мире голубой бриллиант, иначе медведю действительно будет из-за чего злиться.
Я поворачиваюсь и продолжаю идти по проходу. И снова Рейнард следует за мной так близко, что я удивляюсь, как он не подставляет мне подножку.
– Нам нужно поговорить о твоем американце.
– Он не мой американец.
– Ого! Неужели? Возможно, кто-нибудь должен сообщить ему об этом факте. Этот мужчина по уши влюблен в тебя!
– Наверное, он много раз получал по голове. Он же солдат.
– Боже мой! – усмехается он. – Если бы то, что ты знаешь о мужчинах, было записано в книгу, в ней были бы пустые страницы! Он был солдатом. Теперь он наемный убийца, испытывающий влечение к женщине, чья жизнь связана с одним из самых опасных преступников, которые когда-либо жили. Это шекспировская трагедия в процессе создания!
– Если ты пытаешься поднять мне настроение, то у тебя ничего не получается.
– Я пытаюсь завязать с тобой разговор. Мариана, прекрати.
Рейнард кладет руку мне на плечо, останавливает меня и разворачивает к себе.
– Знаешь, что нужно герою больше всего на свете?
– Великолепная прическа? Убедительная предыстория? Крутое имя и плащ?
– Злодей. А ты знаешь, что происходит, когда герой находит своего злодея?
– Они живут долго и счастливо на страницах комикса?
Излучая раздражение, Рейнард поджимает губы и выдыхает.
Я отбрасываю шутки и отвечаю серьезно.
– Война.
– Именно так, – тихо отвечает он, кивая. – И, если ты не встряхнешь своего американца, он начнет войну с Дьяволом и утащит нас всех в ад.
– Ты забываешь, что я уже встряхнула его.
– Да? Потому что у меня такое чувство, что этот человек гораздо изобретательнее, чем ты думаешь.
Раздраженная – потому что он прав – я беру с полки «Оливера Твиста». Шкаф распахивается, и за ним виднеется сырой туннель.
Рейнард вздыхает, понимая, что я не собираюсь отвечать. Когда он снова заговаривает, в его голосе звучит смирение.
– Он будет следить за магазином. Мы должны исходить из того, что через несколько часов у него уже будет видеозапись с камер наблюдения, если это уже не произошло.
– Я знаю.
– Что означает, что ты не можешь вернуться…
– Я знаю!
От моего резкого тона он напрягается. Я тяжело выдыхаю и вытираю лицо руками.
– Прости. Я знаю, что это моя вина. Знаю, что всё испортила. Просто он такой… такой… – Я ищу подходящее слово, но могу подобрать только одно. – Прекрасный. Во всех отношениях. Я никогда не встречала никого, подобного ему. Он заставляет меня чувствовать, что я чего-то стою. – Мой голос срывается. – Он заставляет меня чувствовать, что я могла бы стать кем-то лучше, чем я есть.
С бесконечной нежностью Рейнард проводит рукой по моим волосам.
– Мы создания преступного мира, моя дорогая. Нам нет дела до поступков героев.
У меня перехватывает дыхание.
– Хоть раз, – шепчу я. – Я бы тоже хотела быть героем.
Рейнард в изумлении наблюдает за тем, как слеза выступает на нижнем веке и скатывается по щеке. Затем он удивляет меня, крепко и искренне обнимая.
– Скоро всё закончится, – шепчет он со странной дрожью в голосе. – Ты выполнишь клятву, и тогда будешь свободна. Тогда ты сможешь жить любой жизнью, какая тебе понравится, в любой точке мира.
Я зажмуриваюсь, наслаждаясь звучанием этих слов, но в глубине души понимая, что это неправда.
Капо найдет способ удержать меня, несмотря на клятву крови. Все эти годы и все эти работы, которые я проделывала, чтобы расплатиться с долгами, были не просто выполненными обещаниями. Они были моей подушкой безопасности.
Без этого я быстро и жестко провалюсь прямо в лапы монстра.
Я отстраняюсь, вытираю щеки и заставляю себя улыбнуться.
– Вот. – Я вручаю Рейнарду экземпляр «Оливера Твиста». – Береги его для меня. Ты же знаешь, это моя любимая книга.
Он берет его, прижимает к груди и смотрит на меня прощальным взглядом. Его следующие слова почти разбивают мне сердце.
– Увидимся на другой стороне, моя дорогая.
Я убегаю в туннель, пока он не увидел, как на глаза снова наворачиваются слезы.
***
Неделю спустя, в два часа ночи, я проникаю в Смитсоновский институт.
Я оставила свой Mini Cooper с электроприводом недалеко от станции метро Федерал-Триэнгл. Я быстро направляюсь пешком к промышленной отопительной установке, расположенной рядом с садом бабочек на территории музея. Я уже сменила номера на Mini, но, если его каким-то образом опознают за время моего недолгого отсутствия, метро станет еще одним быстрым способом скрыться.
Сбоку от большой алюминиевой нагревательной конструкции я пригибаюсь, прячась за кустами, снимаю с плеч рюкзак, достаю защитные очки и толстые нитриловые перчатки и надеваю их. Затем снимаю крышку со стеклянной бутылочки, наполненной вязкой зеленоватой жидкостью, и подношу ее к алюминию, быстро рисуя квадрат со стороной в четыре фута.
Через несколько мгновений жидкость вступает в реакцию с металлом и начинает пузыриться. Вскоре она разъедает металл настолько, что я могу поддеть квадрат плоской отверткой. Оставив его и пустою бутылочку, я убираю отвертку и защитные очки в рюкзак, перекидываю его через плечо и на четвереньках заползаю в отопительный канал, осторожно избегая всех проржавевших краев.
Здесь тихо и темно, как в склепе, если не считать тусклого желтого луча фонарика размером с ручку, зажатого в моих зубах.
От точки входа я медленно направляюсь по отопительным трубам в юго-восточное крыло на втором этаже Музея естественной истории. В это время суток сотрудников службы безопасности меньше всего, но я стараюсь производить как можно меньше шума. Вопреки тому, как это выглядит в фильмах, проникновение в здание через вентиляционные отверстия может быть очень шумным, если не соблюдать осторожность.
И очень опасным, если, опять же, не соблюдать осторожность. Алюминиевые воздуховоды не рассчитаны на вес взрослого мужчины. Мужчина весом в двести фунтов провалится прямо сквозь потолок.
И, судя по вмятине, которую я только что оставила своим левым коленом, мне, наверное, стоит сократить потребление углеводов.
Кажется, прошла целая вечность, прежде чем я добралась до зала драгоценных камней и минералов, где выставлен бриллиант Хоупа. Я снимаю решетку и заглядываю в музей. Там темно, тихо и до жути спокойно. Единственный звук – мое бешеное сердцебиение.
Поскольку пол находится в дюжине футов подо мной, я захватила веревку с узлами для ног. Я обвязываю ее вокруг металлического соединительного фитинга, затем сползаю вниз, оставляя фонарик на краю канала, чтобы можно было вернуться.
Я бесшумно приземляюсь на пол, опираясь на одну руку и одно колено. Затем резко поднимаюсь и направляюсь к своей следующей цели – компьютерной системе музея, которая находится всего в нескольких шагах от входа. Замок на двери – это биометрический сканер отпечатков пальцев, но это простой датчик, который легко обмануть.
Внутри комнаты находится большой компьютерный терминал, на котором установлено специальное программное обеспечение музея. Он защищен паролем и логином, но они у меня уже есть. Я вхожу в систему и перехожу на портал безопасности. Затем меняю часы работы музея, устанавливая время открытия на минуту раньше.
Прежде чем нажать сохранить изменения, я рисую маркером свою фирменную стрекозу и делаю глубокий вдох.
Интерьер музея вот-вот озарится светом, как футбольный стадион. Как только это произойдет, у меня будет максимум шестьдесят секунд, чтобы забрать бриллиант и вернуться в вентиляционные ходы, прежде чем охранники заполонят все крыло, и я окажусь в ловушке.
Я выдыхаю, произношу про себя молитву и нажимаю кнопку.
Комната заливается светом.
Так быстро, как только могу, я выбегаю из компьютерного кабинета и через дверь, ведущую в зал геологии. Почти мгновенно я замечаю витрину бриллианта. Поскольку я настроила музей на открытие, витрина сама поднялась с пола, как это происходит автоматически в часы публичного просмотра.
Поскольку в музее включился свет и все двери по периметру открылись, все охранники, находившиеся рядом с западным крылом, поняли, что что-то не так.
Сорок секунд.
Мраморный постамент с защитным стеклом, на котором стоит бриллиант, одиноко возвышается в центре комнаты. Стекло слишком толстое, чтобы его можно было разбить обычным способом, например молотком, а чтобы разрезать его с помощью УФ-лазера или бормашины, потребуется слишком много времени, поэтому я использую звуковые частоты. Я достаю из рюкзака ультразвуковой генератор ударных волн на батарейках, прижимаю фокусирующие трубки к стеклу, поворачиваю регулятор на максимум и включаю его.
Над головой ревут сирены. Шум оглушает. Я даже не слышу, как по безопасному стеклу расходятся множество трещин.
Тридцать секунд.
Поскольку стекло многослойное, оно не взрывается, а остается цельным. Мне приходится пробивать отверстие резиновым молотком, чтобы добраться до камня, который из-за чрезмерной вибрации, вызвавшей срабатывание внутреннего датчика, быстро опускается в основание. Я выхватываю его с бархатной подставки как раз перед тем, как хранилище закрывается.
Бриллиант Хоупа размером с мой кулак, темный, как сапфир, и сверкает, как живой. Я кладу его в рюкзак и бегу обратно к веревке, которая всё еще свисает с потолка. Используя выступы, я поднимаюсь к воздуховодам, подтягиваю веревку и ползу как сумасшедшая, прислушиваясь к сиренам и отчаянным крикам людей. Внизу по полу стучат ботинки, когда охранники врываются в Геологический зал.
Я справляюсь за считанные секунды. Теперь мне не нужно вести себя тихо; мне нужно только действовать быстро.








