Текст книги "Порочные намерения (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

СЕМНАДЦАТЬ

Мариана

Я не знаю, как долго я проспала, но, когда очнулась, в лобовое стекло лились лучи утреннего солнца, а Райан открывал пассажирскую дверь.

– Ну же, Ангел, – говорит он, поднимая меня на руки. – Мы дома.

Я бормочу что-то в знак протеста против того, что со мной обращаются как с багажом, но я так измотана, что сдаюсь без особого боя. Я обмякаю на его широкой груди, а Райан захлопывает за собой дверцу машины.

Он усмехается.

– Ты тяжелее, чем кажешься.

– А ты глупее, чем кажешься, – бормочу я. – Еще одна шутка насчет моего веса, и ты покойник.

– Боже, мне нравится, когда ты угрожаешь мне физической расправой.

Мои ноги свешиваются с его руки, пока Райан идет через закрытую парковку к невысокому кирпичному зданию без окон на первом этаже. Он останавливается перед металлической дверью без ручки.

– Суперархиэкстраультрамегаграндиозно, – говорит он, обращаясь к двери.

В замешательстве я поднимаю голову и щурюсь, глядя на него.

Он пожимает плечами.

– Ну, я люблю Мэри Поппинс. Можешь меня осуждать.

Дверь бесшумно открывается, и нашему взору предстает освещенная стальная камера шириной около полутора метров и высотой около двух с половиной метров. Когда Райан заходит внутрь, дверь за нами закрывается. С тихим звоном камера начинает опускаться.

– Ты живешь недалеко от центра Земли? – спрашиваю я его профиль.

– Ага, – мгновенно отвечает он. – Вот почему я такой горячий.

Райан ухмыляется. Я закрываю глаза, чтобы не видеть этого, и прижимаюсь головой к его шее.

– Где мы находимся?

– Я же сказал тебе. Дома.

– Нет, где?

– Похоже на Бронкс.

– Так не бывает. Либо – это Бронкс, либо нет.

– Обычно я бы с тобой согласился, но в данном случае есть небольшой простор для маневра, учитывая, что мы говорим не о горизонтальных координатах.

Лифт останавливается, двери открываются, и Райан выходит в кромешную тьму.

– Капли дождя на розах, – произносит он.

Потолочные светильники загораются ровными рядами, освещая холостяцкую берлогу, которая, вероятно, была воплощением мечты каждого мужчины о таком месте с тех пор, как появился этот термин.

Высокие потолки. Кирпичные стены. Полированные бетонные полы. Много стальных балок и стеклянных поверхностей, а также кожаная мебель. На стене висит телевизор размером со школьный автобус, рядом с черно-белой абстрактной картиной, изображающей обнаженных женщин. Ни одной декоративной подушки или яркого цвета в поле зрения.

– Капли дождя на розах?

– И усы у котят, – говорит он, кивая.

Я смотрю на него.

– Яркие медные чайники и теплые шерстяные варежки?

Он сияет.

– Ангел! Ты знаешь о «Звуках музыки»¹⁹!

Я осматриваю его подземное убежище. Оно излучает мужественность и управляется голосовыми командами, взятыми из фильмов с Джули Эндрюс. Я обдумываю свое затруднительное положение.

На ум приходит только одно разумное объяснение.

– Я мертва, не так ли? Просто скажи мне прямо. Вчера в меня стреляли, и теперь я мертва. А это… чистилище?

Райан усмехается.

– Это рай, детка!

– Рай? Я в этом сомневаюсь.

– Это стодесятидюймовый телевизор сверхвысокой четкости! А это, – он разворачивает меня к себе, указывая в сторону большой кухни, сверкающей приборами из нержавеющей стали, – кухня профессионального шеф-повара с грилем, сковородкой, печью для пиццы с двойными стенками и инфракрасным грилем…

– Возможно назвать это чистилищем было слишком великодушно.

Райан поджимает губы и рассматривает меня.

– Я знаю, что тебе нужно, – произносит он. Затем проходит через гостиную, мимо гигантского телевизора и картин в стиле ню, мимо встроенного винного погреба и барной стойки, огибает стену, полностью покрытую живыми суккулентами разных оттенков зеленого, коричневого и серого, и направляется в свою спальню.

Он останавливается перед кроватью размером примерно с железнодорожную платформу. Одеяло и простыни черные, как и подушки. На черной прикроватной тумбочке стоят три красные свечи. По полу раскинулся пушистый черный ковер.

– Так со сколькими вампирессами ты обычно спишь в этой штуке?

– Вампирессами?

– Вампир женского пола.

– Почему бы просто не сказать «вампир»? Или это типа как «поэтесса». Звучит немного сексистски, Ангел.

– Ты избегаешь вопроса о твоей ненормально большой кровати, что я нахожу подозрительным.

– Кровать или избегание?

– И то, и другое. Я также нахожу подозрительным твой выбор черного и красного в качестве палитры для твоего будуара. Особенно когда пытаешься убедить человека, что это рай, который, как мне хотелось бы думать, оформлен в более жизнерадостных тонах.

– Будуар? – повторяет он оскорбленно. – Я крутой парень, милая, а не французский эскорт. Это называется спальней. И это потрясающе.

Игнорируя его очевидный бред, я указываю ногой на другой конец комнаты.

– Что, во имя всего Святого, это такое?

– Ты никогда раньше не видела рояль?

Я вздыхаю с выражением, которое, как я надеюсь, показывает достаточное отвращение.

– Я никогда раньше не видела его в спальне. Это нелепо. Я представляю тебя в бархатном смокинге, исполняющим серенаду для твоего гарема вампирш под аккомпанемент Рахманинова после того, как ты высосал из них кровь.

Райан целует меня в макушку.

– Ты в бреду. Наверное, это из-за того, что я вырабатываю тестостерон класса А.

– Несомненно, – отвечаю я, изо всех сил стараясь не находить его очаровательным, но безуспешно.

– Давай отнесем тебя в постель.

Не дожидаясь ответа, он подходит к черному гиганту и аккуратно укладывает меня на него. Он опускается на колени у моих ног, расшнуровывает ботинки и снимает их, затем стягивает с меня носки и отбрасывает их в сторону, пока я в некотором шоке наблюдаю за происходящим.

Райан поднимает взгляд и замечает, что я наблюдаю за ним.

– Что?

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Он смотрит на мои ноги, затем снова на мое лицо. И отвечает так, словно разговаривает с кем-то очень пьяным.

– Я снял с тебя ботинки, дорогая.

– Нет. – Я закрываю глаза, вдыхаю, затем делаю небольшое движение указательным пальцем, указывая на нас двоих. – Что ты делаешь?

Когда Райан сжимает мои лодыжки, я открываю глаза. Глядя прямо в них, он говорит: – Я забочусь о тебе. И, прежде чем ты спросишь почему, – говорит он, когда я открываю рот, – отвечу, что именно так я и буду поступать. Буду заботиться о тебе. Теперь ты в приоритете. Ты моя.

Я размышляю над этим нелепым заявлением.

Он что, профессиональный сталкер? У него не все дома? Не может быть, чтобы он так жил всю свою жизнь, принимая одно необдуманное решение за другим, не заботясь об этом больше, чем вы заботитесь о том, какие носки надеть.

– Я не понимаю.

– Я знаю, – тепло говорит Райан, натягивая мне на голову капюшон. – Но ты справишься.

– Как ты можешь вот так просто принимать решения? – раздраженно спрашиваю я, когда он снимает с меня толстовку. Я смотрю на свои босые ноги. Они кажутся поразительно уязвимыми, обнаженными и бледными – визуальная метафора моего сердца. – Мы даже не знаем друг друга, – настаиваю я.

Когда я вижу, что на его щеке появляется ямочка, я бормочу: – Библия не в счет.

Ямочка превращается в пропасть, в которую можно упасть и исчезнуть.

– Это ты так говоришь. Ложись.

Меня мягко толкают на спину. Пребывая в замешательстве, я смотрю в потолок, но не нахожу там ответов, вероятно, потому что потолки обычно не подходят для таких вещей.

Райан расстегивает мои джинсы и стягивает их с меня серьезным, деловым тоном, как будто я упрямый пациент, а он – моя многострадальная медсестра.

– Люди всё усложняют, – говорит он, перекидывая мои джинсы через плечо. Я замечаю, что он не так требователен к моей одежде, как к своей. – Если бы ты просто прислушивалась к своей интуиции, то в девяти случаях из десяти принимала бы правильные решения, не заламывая руки и не рвя на себе волосы. Твоя интуиция подскажет тебе, что нужно делать.

– За исключением того противного десятого раза. – Я зеваю, когда он натягивает одеяло до моего подбородка. Мои веки такие тяжелые. – Тогда тебе крышка.

Райан наклоняется и целует меня в лоб. Затем корчит лицо и вытирает губы.

– Оставайся тут, – приказывает он, как будто у меня есть выбор.

Он уходит. Я закрываю глаза и прислушиваюсь к шуму воды. Затем раздаются его шаги, Райан возвращается с мокрой мочалкой и начинает вытирать мне лицо.

– Это уж слишком, – протестую я, но без особого энтузиазма, потому что теплая влажная ткань восхитительно ощущается на моей покрытой запекшейся грязью коже. – Райан. Я не думаю, что смогу справиться с этим … Что бы это ни было. Мы… Ты доводишь меня до нервного срыва.

– Нет, ты справишься со всем сама, дорогая. Просто смирись с этим. Я обещаю, что всё получится. Господи, что это, типа, промышленная грязь? – Он трет сильнее.

– Пришлось убедиться, что… ну, ты знаешь… замаскировалась.

– Да, что ж, ты получаешь золотую медаль за старания. Когда проснешься, мне придется затащить тебя в душ, чтобы смыть всё это дерьмо.

– Затащить? – говорю я, засыпая. – Звучит немного агрессивно, ковбой.

Он вздыхает, взъерошивая мои волосы.

– Всегда зацикливаешься не на том, – бормочет он себе под нос.

Я засыпаю под звук его дыхания и ощущаю, как его руки нежно гладят мое лицо.

***

Мне снятся горящие здания и пожарные машины со слишком короткими лестницами, чтобы спасать людей, свисающих из окон верхних этажей. Когда просыпаюсь, я вскакиваю, вся в поту, с бешено колотящимся сердцем, понятия не имея, где я.

Затем вижу полированную поверхность нелепого рояля, всё остальное в черном цвете и понимаю, что на земле есть только одно место, кроме замка Дракулы, где я могла бы оказаться.

Я протираю глаза, сбрасываю одеяло и направляюсь в ванную. Мой мочевой пузырь настолько наполнен, что готов лопнуть. Я справляю нужду, затем мою руки и лицо и чищу зубы, потому что от меня разит за версту. Когда я понимаю, что без раздумий воспользовалась зубной щеткой Райана, у меня возникает множество сомнений, и я стою, глядя на нее в своей руке.

Из дверного проема доносится его веселый голос.

– Я вижу, как дым валит у тебя из ушей, Ангел. Так может лопнуть какой-нибудь кровеносный сосуд.

Я бросаю на него взгляд. Райан без рубашки и босиком, в одних выцветших джинсах, стоит, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди, с кривой улыбкой на губах.

Как всегда, он прекрасен. Большой, мускулистый, татуированный, загорелый красавец, который утверждает, что я его.

Мне кажется, что мое сердце вот-вот взорвется.

– Я никогда раньше не пользовалась чужой зубной щеткой, – тихо говорю я.

– Я никогда раньше никому не позволял спать в моей постели.

Это заставляет меня вздрогнуть. Он видит мое удивление и растягивает слова: – Нет, даже вампирессам. Я выгоняю их сразу после того, как сыграю Рахманинова. Иди сюда.

Двигаясь со скоростью застывшей патоки, я кладу его зубную щетку в маленький стеклянный стаканчик и подхожу к нему. Райан протягивает руку и шевелит пальцами.

– Если будешь медлить, я состарюсь еще до того, как ты доберешься сюда.

– Дай мне секунду. Я пытаюсь взять себя в руки.

– Из-за того, как эффектно я выгляжу без рубашки?

Я обнимаю его и прячу лицо у него на груди.

– Из-за того, какой ты вообще потрясающий.

Он обнимает меня и крепко прижимает к себе. Меня окутывает тепло и аромат мужчины в расцвете сил: чистая кожа, теплый мускусный запах и что-то восхитительное, неуловимое, чертовски сексуальное, от чего у меня в горле застревает комок.

Райан утыкается носом мне в ухо.

– Я тебе нравлюсь, не так ли, Ангел? – дразнит он меня, из его груди вырывается смешок.

Я всхлипываю.

Одним плавным движением он наклоняется, поднимает меня на руки и направляется к застекленной душевой на противоположной стороне комнаты.

– Это будет что-то особенное? – спрашиваю я, обнимая его за широкие плечи. – Ты таскаешь меня за собой, как мешок с картошкой.

– Я чувствую себя мачо, когда могу поднять весь этот вес – ой!

– Так тебе и надо, – ворчу я, выпуская мочку его уха из своих передних зубов. Потом я чувствую себя виноватой и целую то место, которое только что укусила, заставляя его снова рассмеяться.

– Значит, у нее все-таки есть совесть, – размышляет Райан. – Кто бы мог подумать?

– Заткнись.

– Заставь меня это сделать.

Я закатываю глаза, когда он многозначительно подмигивает.

– Как будто тебе двенадцать.

– Ты не первая, кто мне это говорит.

Он не оскорблен, просто констатирует факт. Мы подходим к двери душа. Он ставит меня на ноги и без лишних слов стягивает с меня футболку.

– Лифчик и трусики в тон, – говорит Райан, жадно разглядывая мое нижнее белье. – Кружевные. Неплохо. Сними их.

– Ты невероятно напористый, ты же знаешь? – ворчу я, но в то же время подчиняюсь и тянусь, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Когда бретельки сползают с моих плеч и грудь высвобождается, Райан прикусывает нижнюю губу.

– Да, – говорит он хриплым голосом. – А теперь сними эти чертовы трусики и дай мне посмотреть на тебя.

Я на мгновение оставляю бюстгальтер висеть на кончиках пальцев, потому что мне нравится, как от этой задержки загораются его глаза. Затем опускаю бюстгальтер на пол и просовываю большие пальцы под верхнюю часть трусиков, прямо над бедрами.

– Эти трусики? – спрашиваю я, поддразнивая и слегка покачиваясь. Он прищуривает глаза. – Тиран, – говорю я и опускаю трусики на дюйм.

Он бросает на меня быстрый взгляд, который мог бы разжечь лесной пожар.

Я опускаю трусики еще на дюйм.

– Ты мне не начальник, ты это знаешь, да?

– Как только ты снимешь их, – рычит он, – я докажу, что ты ошибаешься, дорогая.

Как же я начинаю любить этот сонный, тягучий южный акцент. Никогда бы не подумала, что пропущенная буква «г» в конце слова может быть такой сексуальной.

Я стягиваю трусики с бедер. Они соскальзывают по моим ногам и собираются вокруг лодыжек. Райан бросает на меня один долгий, молчаливый и обжигающий взгляд, затем опускается на колени, хватает меня за задницу, притягивает к себе и кусает прямо между ног.

Не больно. Скорее как… мое. Это мое, и я буду кусать, потому что могу и хочу.

Всё мое тело содрогается. Я никогда в жизни не возбуждалась так быстро.

Затем он проскальзывает языком между моих складочек, и мое возбуждение расправляет крылья и устремляется в открытый космос. Я зарываюсь пальцами в его волосы и прижимаюсь к его горячему, влажному рту. Мои соски напрягаются и покалывают с каждым движением его языка.

– Это так приятно, – шепчу я.

Райан открывает глаза и смотрит на меня. Это почти болезненно интимно – наблюдать, как он ласкает меня, стоя на коленях, а я изо всех сил пытаюсь удержаться на ногах. Звуки моих прерывистых вздохов эхом разносятся по ванной. Когда его зубы задевают мой клитор, я стону.

Он опускает руку между ног, расстегивает ширинку, хватает свой возбужденный член в кулак и начинает поглаживать его, пока ублажает меня, всё это время глядя на меня прищуренными, горящими глазами.

Мне нравится, что ему приятно пробовать меня на вкус. Что первое, что Райан хочет сделать, – это уткнуться лицом мне между ног. Это так по-животному, и от этого я чувствую себя сексуальной, развратной и невероятно желанной.

Я двигаю бедрами в такт движениям его языка и в награду получаю низкий, гортанный стон одобрения, идущий откуда-то из глубины его груди.

Я выгибаюсь назад. Мои плечи с глухим звуком ударяются о стеклянную стенку душа. Опираясь на нее, я подаю бедра вперед и шире раздвигаю ноги. Райан пользуется новым ракурсом и погружает язык глубоко в меня.

Мой стон громкий и прерывистый. Мои соски такие твердые, что болят. Я тяжело дышу и уже не просто двигаю бедрами, а скачу на его лице, как на быке на родео, пока он дрочит свой член.

Я задыхаюсь, когда волна жара проходит через меня. Глубоко внутри меня что-то пульсирует и резко сжимается.

– О боже, – шепчу я. – Райан. Райан.

Он знает, что мой оргазм близко. Поэтому вводит в меня два пальца, другой рукой сжимает мой сосок и нежно прикусывает набухший клитор.

Я кончаю, выкрикивая его имя, запрокинув голову, закрыв глаза и содрогаясь всем телом. Волна за волной меня накрывает удовольствие. Оно неистовое и обжигающе горячее.

Он вскакивает на ноги, перекинув одну из моих ног через согнутую руку, так что я оказываюсь полностью открытой для него. Затем со стоном входит в меня и начинает трахать короткими и быстрыми толчками, пока мое тело сжимается вокруг него, прижимая нас к двери душевой кабины.

Я кричу, кончаю и цепляюсь за его плечи, потерянная из-за всего этого. Из-за него. Нас.

Это землетрясение эмоций, которое раскалывает меня на части и разрушает все мои стены.

Райан смеется мрачным, довольным смехом.

– Что ты там говорила насчет того, что я не буду твоим боссом? – хрипло говорит он мне на ухо. Когда я прерывисто всхлипываю, он тихо шепчет. – Да, детка. Кто теперь твой папочка?

Он такой горячий, такой твердый и такой чертовски мужественный, что я просто схожу по нему с ума.

Но, черт возьми, это полная катастрофа. Что я делаю?

Должно быть, я снова издаю какой-то звук, потому что Райан замирает.

– Тише, – говорит он, тяжело дыша. – Ты в безопасности. Я тебя держу.

«Я тебя держу».

Всё еще дрожа от толчков, я стону и утыкаюсь лицом ему в шею.

– Тише, Ангел, – шепчет он. – Ну же. Тсс.

– Я не могу… я не могу…

– Ты сможешь. Ты сделаешь. Мы сделаем. Я обещаю.

Я начинаю плакать и не могу остановиться. Я издаю отвратительные, грубые звуки, как раненое животное. Горячие слезы текут по моему лицу и капают Райану на грудь. Я в ужасе от себя, от этого ужасного проявления слабости, но он спокойно принимает всё это, как будто иметь дело с эмоциональными женщинами для него вполне обычно.

– Всё в порядке. Выпусти это, детка, тебе станет лучше.

Его объятия – это клетка или убежище, я не знаю, что именно. Я знаю только, что внезапно мне стало до смерти страшно. Всё, чего я хочу, – это убежать и спрятаться от этой огромной силы, которая возникает между нами, – от этой опасной, затягивающей, всепоглощающей силы.

Он всё еще внутри меня.

Через некоторое время, когда мои рыдания переходят в приглушенную икоту, Райан глубоко вздыхает и целует мои волосы.

– Что ж. Я знал, что хорош в постели, но такого количества слез еще не видел.

Я шмыгаю носом и тяжело выдыхаю.

– Просто ты мне нравишься, – неохотно признаю я. – Очень нравишься.

Его смех зарождается глубоко в животе, это беззвучное напряжение и расслабление мышц пресса, которое приводит к тому, что смешок поднимается к груди и вырывается наружу.

Он запрокидывает голову и смеется, сотрясая нас обоих. Это продолжается бесконечно.

Я вытираю нос тыльной стороной ладони.

– Теперь ты будешь невыносимым, да?

– Да, – говорит Райан, полный энтузиазма. – Боже, я буду такой огромной занозой в заднице, ты даже не представляешь!

Я поднимаю на него взгляд. От его улыбки можно ослепнуть.

– У меня есть неплохая идея, – бормочу я.

Он обхватывает мое лицо руками и страстно целует меня. Я думаю, не испачкается ли Райан в моих соплях, но поцелуй слишком приятен, чтобы долго об этом беспокоиться.

– Фух! С тобой непросто, дорогая, – говорит он, наконец прервав поцелуй. – К счастью для тебя, я люблю сложных женщин. А теперь, если ты не против, я бы хотел трахнуть тебя в душе. Постарайся не расклеиться снова, пока я не кончу. Из-за синих яиц я становлюсь раздражительным.

Он открывает дверь душа, поднимает меня обеими руками под попу и заходит внутрь.

Всё еще в джинсах.

Всё еще внутри меня.

ВОСЕМНАДЦАТЬ

Райан

– Снимай штаны, идиот! – говорит Мариана, тихо смеясь.

Ее смех немного ослабляет тугой узел у меня в груди, образовавшийся из-за ее слез, но я всё еще волнуюсь. Под этой суровой внешностью скрывается хрупкая, как стекло, душа.

Всё, что я хочу сделать, это дать ей почувствовать себя в безопасности. Заставить ее улыбнуться и навсегда избавиться от тех испуганных всхлипываний, которые она издает во сне.

Я никогда еще не чувствовал такой потребности защищать кого-то. Или такой уверенности в том, чего я хочу.

Единственная проблема с тем, чего я хочу, заключается в том, что это влечет за собой столько других проблем, что может потопить военный корабль.

Но у меня есть план, как это исправить.

– Если это значит, что я тебя уроню, то ответ – нет. – Я включаю воду, придерживая ее одной рукой, и регулирую температуру, пока та не становится приятной и теплой.

Мариана с одобрением смотрит на мои напряженные бицепсы.

– Теперь ты просто красуешься.

Они довольно впечатляющие, если уж на то пошло.

Я прижимаю ее к кафельной стене, расставляю ноги и снова целую. Она обхватывает меня руками и ногами и крепко держится. Как только мой язык касается ее языка, она тихо стонет мне в рот.

От этого милого звука мое сердце взлетает, как ракета. Я люблю его так же, как люблю футбол, барбекю и фейерверки на День независимости. Так же, как я люблю День благодарения, Базза Лайтера²⁰ и оружие с магазинами большой емкости.

Я люблю это, как религию.

В каком-то смысле, я полагаю, так оно и есть.

– Черт возьми, Ангел. Ты такая милая. – Мой голос звучит так же хрипло, как и мое дыхание. Она смотрит на меня своими большими карими глазами, и мне вдруг становится трудно дышать.

– Ты такой, – шепчет она. – Ты самый милый мужчина, которого я когда-либо встречала, и, если ты не будешь осторожен, я…

Она замолкает и отводит взгляд, резко вдыхая.

Я чувствовал подобное ровно один раз, когда учился в выпускном классе средней школы. Я забил победный тачдаун в игре, на которую пришли посмотреть несколько рекрутеров из колледжа. Моя команда вынесла меня с поля на руках, скандируя мое имя. Мои родители были на трибунах, светясь гребаной гордостью. Все прыгали вверх-вниз и кричали. Целый стадион болельщиков сходил с ума.

Я был королем. Я был богом. Это был лучший момент в моей жизни.

И до сих пор остается им.

– Что ты сделаешь, детка? – шепчу я. – Скажи это.

Мариана с трудом сглатывает, моргая.

Я опускаю голову и прижимаюсь губами к пульсирующей жилке у нее на шее.

– Будь храброй.

– Ты уже знаешь.

– Я хочу, чтобы ты сказала это. Вслух.

Ее пальцы впиваются в мои плечи, они дрожат. Она смотрит на меня из-под длинных изогнутых черных ресниц.

– Я… влюблюсь в тебя.

Можно подумать, что звук, с которым разрывается сердце, должен быть громким, влажным и беспорядочным, но на самом деле это самый нежный звук.

Я стону и страстно целую ее. Она целует меня в ответ с дикой страстью, ее сердце колотится у в груди, всё ее тело дрожит. Когда Мариана двигает бедрами, я мгновенно теряю контроль.

Я проникаю в нее так глубоко, что она задыхается.

Затем я закрываю глаза, зарываюсь лицом в ее шею и наслаждаюсь ощущением ее тела и звуками ее криков, входя в нее снова и снова. Я так же беспомощен замедлиться или сдержаться, как и остановить цунами эмоций, захлестывающее меня. Я лечу, или падаю, или меня швыряет в пространстве со скоростью миллион миль в час.

Мой голос срывается на ее имени.

Ее киска сильно сжимается вокруг моего члена.

Мой оргазм вырывается из меня, как вытяжной шнур из парашюта.

Я рычу, как животное, мои пальцы впиваются в ее задницу, каждый мускул в моем теле напряжен, тихий голосок в моей голове небрежно комментирует: «Что ж, это должно быть интересное развитие событий…»

– Я кончаю, Ангел! Черт!

Мариана тоже на пике, горячо извиваясь вокруг моего пульсирующего члена, мы оба хрипло вскрикиваем и содрогаемся.

Вытаскивать уже поздно. Я всё равно пытаюсь, но в итоге просто пошатываюсь. Между нами льется горячая вода, обдавая наши лица, тела и стены. Мариана выгибается в моих руках, ее рот открыт, глаза закрыты, кожа блестит от пота и воды. Мои бицепсы и бедра горят, но я всё еще кончаю, мой таз судорожно дергается, член глубоко погружен и извергается.

Внезапно Мариана понимает, что происходит. Ее глаза распахиваются. Она кричит мне в лицо: – Скажи мне, что тебе сделали вазэктомию!

Ей-богу, не знаю почему, но я начинаю хохотать.

– Я что, похож на человека, который подпустит скальпель к своим яйцам?

Ее испуганное лицо говорит мне, что это неправильный ответ.

Я одариваю ее своей самой обаятельной улыбкой.

– Кажется, сейчас самое подходящее время обсудить, сколько детей, по-твоему, у нас должно быть.

В наступившей гробовой тишине я пытаюсь вспомнить, нет ли поблизости острых предметов.

***

– Мы будем это обсуждать?

– Нет.

– Ангел…

– Райан, не дави на меня. Не. Дави.

Мариана возвращается тем же путем, что и пришла. Мы в гостиной. Я на диване, а она протаптывает дыры в ковре. Достаточно сказать, что я уже не так сильно беспокоюсь о том, что могло или не могло произойти в душе, так сказать.

Я имею в виду, я не идиот. Это не идеальная ситуация. Если это вообще можно назвать ситуацией. Но это и не конец света.

Я люблю детей и всегда хотел стать отцом.

Если Мариана позволит мне прожить достаточно долго, чтобы стать им, что на данный момент под вопросом.

Наконец она перестает расхаживать взад-вперед и испепеляет меня взглядом.

– Мне нужно позвонить Рейнарду.

Беспокойство сжимает мой желудок.

– Что тебе нужно сделать, так это съесть что-нибудь. Я приготовлю нам…

– Нет, – резко говорит она, обрывая меня. – Не тебе решать, что мне делать.

Я встаю, делаю глубокий вдох и стараюсь говорить тихо и сдержанно.

– Я знаю, ты расстроена…

– Ты ничего не знаешь, Райан Тиберий Маклин, – язвительно говорит она, ее глаза тверды, как алмазы. – Ты точно ничего обо мне не знаешь, даже моей фамилии.

Мариана ждет, что я оспорю это, но, конечно же, я не могу. Она права.

Я не знаю ее проклятой фамилии.

Жар поднимается по моей шее.

– Не пойми меня неправильно. Я тебя не виню и беру на себя полную ответственность за то, что произошло в душе. Но мы должны четко понимать, что ты здесь не главный. Ты помешал мне украсть поддельный бриллиант и отдать его человеку, который убил множество людей за гораздо меньшие деньги, и за это я тебе благодарна. Но на этом мои обязательства перед тобой заканчиваются.

У меня такое чувство, будто меня ударили по лицу. Я делаю несколько медленных вдохов, чтобы успокоиться.

– Ладно, давай сбавим обороты. Ты через многое прошла. Ты устала и напряжена…

– Не смей относиться ко мне снисходительно, – огрызается она, сверкая глазами. – Я пережила больше, чем ты можешь себе представить, больше, чем может пережить большинство людей, и я выжила. Царапалась, кусалась и ела червей, когда приходилось, ела чертову грязь, когда больше ничего не было. Я выжила. Задолго до тебя, Райан, я выжила.

Ее лицо красное. Руки трясутся. Я никогда не видел ее такой злой.

– Ты не знаешь, что значит ничего не иметь, потому что ты родился в стране, где можно выступать против правительства, не опасаясь за свою жизнь. Ты родился в семье, где родители умели читать и писать и у них была возможность сделать жизнь своих детей лучше. Ты родился не в той культуре, где девочек ценили не больше, чем лошадей или коров, и они годились только для того, чтобы их покупали, продавали или заставляли работать. Ты не оставался сиротой в шесть лет, когда твоих родителей и почти всех, кого ты знал, убили во время ночного рейда. Ты не жил годами как животное в горах, грязный и голодный, прячась от партизан, которые продали бы тебя тому, кто больше заплатит, и выходя только по ночам, чтобы украсть что-нибудь в деревнях. Тебе не приходилось присматривать за сестрой…

Мариана резко замолкает, подавляя рыдание.

Я застываю от шока, услышав ее слова.

– Ангел, – выдыхаю я.

Она несколько раз тяжело сглатывает, вытирает глаза, затем расправляет плечи, поднимает подбородок и пронзает меня взглядом.

– Меня зовут Мариана, – говорит она с изысканным достоинством. – Я профессиональная воровка, разыскиваемая властями двенадцати стран за преступления, совершенные во исполнение клятвы, которая спасла жизнь единственному мужчине, которого я когда-либо любила. Этого мужчину зовут Рейнард. Если бы не он, я бы умерла ужасной смертью в детстве, самой страшной смертью, какую только может пережить маленькая девочка. А теперь я хочу ему позвонить. И да поможет тебе Бог, gringo, если ты попытаешься встать у меня на пути.

У меня отвисла челюсть. Я ошеломлен, мое сердце разрывается от боли, и я глубоко, глубоко впечатлен. Если раньше я считал ее просто богиней, то теперь я мог бы встать перед ней на колени и начать бормотать молитвы.

– Да, – говорю я, обретая дар речи. – Конечно. Я принесу телефон.

Мы смотрим друг на друга через всю комнату, между нами воцаряется тишина. Я хочу сказать больше, но знаю, что любые слова, которые я мог бы произнести, были бы бесполезны.

Я приношу ей один из запасных телефонов, которые храню в сейфе в стене моей спальни.

– Это криптофон. Отследить невозможно. Полностью защищен. Ты можешь оставить его себе. – Я поворачиваюсь и иду обратно в спальню, предполагая, что ей нужно уединиться.

Это показывает, как много я знаю.

– Райан, – зовет она.

Я останавливаюсь и оглядываюсь через плечо. Я постирал ее джинсы и толстовку, пока она спала, и сейчас она в них, ее влажные волосы распущены по плечам, ноги босые. Даже без макияжа, непринужденно одетая, с усталостью, сквозящей во всех ее движениях, она самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел.

Марана проводит рукой по волосам и вздыхает.

– Твое предложение насчет еды всё еще в силе?

Я киваю, не смея заговорить.

Она смотрит на телефон в своей руке, как будто ищет ответы. Затем порывисто выдыхает и поднимает на меня взгляд.

– Это было бы здорово. Спасибо. И спасибо за телефон. Я не хотела вести себя как стерва… просто…

– Ты не обязана мне ничего объяснять, – мягко говорю я.

В какой-то момент я понимаю, что она пытается подобрать нужные слова.

– Я всегда была одна, – говорит она. – Всегда работала одна. Я ничего не знаю о том, как заботиться о других людях или быть частью команды. У меня даже никогда не было домашнего питомца. Доверие – это роскошь, которую я никогда не могла себе позволить. Так что это… ты…

Мариана запинается, беспомощно разводя руками. Я не хочу заставлять ее говорить больше, но я также не хочу, чтобы она замолкала.

Это именно то дерьмо, с которым нам нужно разобраться.

– Ты как сон, который так хорош, что я не хочу просыпаться, – говорит она, ее глаза сияют. – Но я знаю, что рано или поздно мне придется. И чем дольше я буду грезить, тем больнее будет, когда я наконец проснусь.

Черт. Если бы мое сердце не разорвалось в душе, оно бы сейчас разлетелось на миллион крошечных кусочков. Мне приходится постоять несколько секунд и отдышаться, прежде чем я могу что-то сказать. Когда я наконец начинаю говорить, мой голос дрожит от эмоций.

– Жизнь не всегда несправедлива, Мариана. Случается много дерьма, но случаются и хорошие вещи, и ты должна уметь распознавать хорошее, когда оно появляется. Тебе нужно уметь принимать это и справляться с этим так же, как ты справляешься с плохим. Любовь так же реальна, как ненависть. Ты знаешь, как выжить. Но это не то же самое, что жить.