Текст книги "Порочные намерения (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

ТРИДЦАТЬ СЕМЬ

Мариана

Марокко

Давным-давно, в другой жизни, я была маленькой девочкой.

Я, как и любая маленькая девочка, мечтала о сказках и прекрасных принцах. У меня были родители, сестра и лохматый желтый пес по кличке Дог. Я ходила в школу в ветхом здании с земляным полом и крышей из банановых листьев, а еще собирала авокадо на ферме родителей. Я не знала, что я бедна, бесправна или проклята.

Когда-то давно я была счастлива.

Потом… я повзрослела.

Выросла и поняла, что счастье подобно раю, к которому все стремятся, но мало кто его находит. Я узнала о смерти, предательстве, сексе и страстном желании, о голоде, печали и страхе.

Я узнала, что мечты – это только для мечтателей.

Я научилась выживать.

И вот однажды, много-много лет спустя, я узнала, что такое любовь.

Я обнаружила, что любовь совсем не похожа на сказку. Это было больше похоже на плохое стихотворение, написанное неразборчивым шрифтом пьяным поэтом, который не мог удержаться на работе, поэтому всю жизнь прожил с матерью, сочиняя самые возмутительные препятствия и развязки, основанные только на прихотях его собственного пьяного мозга. У стихотворения было неловкое начало, совершенно невероятная середина и ужасный, болезненный конец. И никакой рифмы.

Любовь была самым худшим.

К сожалению, она была и самым лучшим.

Я с самого начала не доверяла ей.

Чего я не понимала, так это того, что любовь не похожа на Динь-Динь. Любовь существует независимо от того, верите вы в нее или нет.

И независимо от того, верите вы в любовь или нет, она верит в вас.

***

Он находит меня на третий день. Три долгих дня, три бесконечные ночи, а потом я поднимаю взгляд от своего мятного чая и вижу его рядом.

Райан стоит на другом конце медины и не сводит с меня глаз, в которых горит огонек тоски. Он здесь и выглядит ужасно.

Как будто он спал на скамейках в парке и ел объедки из мусорных баков, чтобы выжить. Как будто всё, что он когда-либо знал, – это разбитое сердце и жестокость. То, что я – причина боли, которую он носит, как вторую кожу, заставляет все сломанные части внутри меня скрежетать друг о друга и кровоточить.

Я встаю из-за стола, дрожа и задыхаясь, мои нервы на пределе. Между нами площадь – буйство красок и шума, лотки с едой, звонкий смех, танцоры и пыльные босоногие дети. На ветру развеваются свежевыкрашенные шелка цвета индиго и шафрана. Я поворачиваюсь и иду по извилистым улочкам, устланным коврами и полным людей, пока не добираюсь до лазурной двери.

Я толкаю дверь в тихий дворик, присутствие Райана у меня за спиной такое яркое, что это почти как прикосновение.

Иду мимо журчащего фонтана, вверх по винтовой лестнице в тихую комнату на верхнем этаже, откуда открывается вид на далекие горы и стены, выкрашенные в тот же лазурный цвет, что и дверь. У окна я оборачиваюсь и жду, затаив дыхание.

Райан появляется в проеме двери, двигаясь осторожно и бесшумно, словно приближается к дикому зверю, загнанному в угол. Увидев меня, он вспыхивает, втягивает воздух через приоткрытые губы и долго молча смотрит на меня, не сводя глаз, его руки дрожат.

– Как? – спрашивает он низким, хриплым голосом.

– На яхте была подводная лодка. Маленькая двухместная. Так я добралась до Туниса. Оттуда села на поезд до Касабланки, а затем на автобусе приехала сюда.

Райан в замешательстве хмурит лоб.

– Я попросила капитана взять меня с собой. Он знал, как управлять подводной лодкой… и насколько опасной может быть утечка газа на яхте, загруженной боеприпасами. Он также знал, что нужно сделать, чтобы всё выглядело как несчастный случай.

Райан обдумывает это, а затем медленно переступает порог. Его взгляд скользит по комнате, оценивая обстановку, мебель, высокий деревянный потолок, разноцветные подушки на кровати. Затем он снова смотрит на меня, словно притянутый магнитом.

Когда он ничего не говорит, говорю я.

– Команда на яхте была пленниками. Их заставляли работать бесплатно, их молчание было гарантировано, потому что им отрезали языки. Когда я объяснила капитану, что хочу сделать, он был более чем готов помочь мне. Он тоже хотел исчезнуть. Стать кем-то другим. Жить другой жизнью. Наши пути разошлись в Тунисе.

Райан делает еще несколько неуверенных шагов в мою сторону, затем останавливается. Дрожь в его руках усиливается. Он смотрит на меня с необычайной сосредоточенностью, в его глазах горят вопросы и мольба. Он сглатывает, его кадык подпрыгивает. Между нами пробегает волна жара, словно биение сердца.

С надрывом в голосе он спрашивает: – Почему? – и я знаю, о чем он на самом деле спрашивает.

Почему ты заставила меня поверить, что ты мертва?

– Я была немного не в себе, – шепчу я, закрывая глаза. – Когда я узнала, что Рейнард был отцом Винсента…

Резкий вдох Райана заставляет меня открыть глаза. Я киваю на выражение его недоверия.

– Да. И я любила его. Всю свою жизнь я любила его, а он лгал мне обо всём. Всё это было проверкой. Рейнард готовил меня к тому, чтобы я стала его наследницей. Он сказал это в присутствии своих людей, и я поняла, что, если они не поверят, что я мертва, меня будут преследовать. Коза Ностра не отпускает людей. Так что я решила умереть. Только не по-настоящему. И теперь я здесь…

Я замолкаю, внезапно ощутив тяжесть этого момента, когда между нами всё так остро и болезненно, а сказать нужно так много.

– Что ж, – бормочет Райан через мгновение. – ФБР тоже считает тебя мертвой. Я имею в виду «Стрекозу». Дело закрыто. Теперь ты свободна и можешь идти куда угодно, делать всё, что захочешь.

Он тяжело сглатывает, явно борясь с собой. Я вынуждена прикусить внутреннюю сторону щеки, пока не чувствую вкус крови, чтобы не подбежать к нему и не обнять за плечи.

С горящими глазами и хриплым от надежды голосом Райан очень тихо спрашивает: – Чего ты хочешь?

И тогда я срываюсь. Весь мой тщательно выстроенный самоконтроль, вся моя видимость спокойствия – всё это с треском рушится.

– То же самое, чего я хотела с тех пор, как заметила самую прекрасную улыбку, которую я когда-либо видела, озаряющую толпу у бассейна в Сен-Круа. Тебя, ковбой. Я хочу тебя.

Мы одновременно двигаемся навстречу друг другу, протягивая руки, и встречаемся в центре комнаты в крепких, перехватывающих дыхание объятиях. Его руки сжимают меня, и он дрожит так же сильно, как и я. Мое имя на его губах звучит как молитва, его голос пылкий, нежный и такой полный любви, что это разрывает меня на части. Я целую его, и это похоже на возвращение домой. Его небритая щека шершавая на ощупь, а во мне бурлит удовольствие и счастье, словно лесной пожар.

– Почему ты так долго ждала? – хрипло спрашивает Райан. – Ангел, почему ты так долго ждала, чтобы сообщить мне, что ты жива?

Когда я поднимаю на него взгляд, его щеки мокрые.

Я целую его лицо, его мягкие губы, его закрытые веки.

– Тебе нужно было время, чтобы соскучиться по мне. Правда?

Как я и надеялась, он смеется, и этот звук заставляет мое сердце подпрыгивать от радости. Райан обнимает меня так крепко, что, кажется, вот-вот сломает мне ребра, но мне всё равно.

– Я сейчас не способен на остроумный ответ, поэтому просто скажу «да».

Я обнимаю его за талию и утыкаюсь лицом в его шею, вдыхая его запах, чувствуя себя так, словно я тысячу лет жила под грозовыми тучами, а небо только что разверзлось и окутало меня лучами золотого солнечного света.

– Настоящая причина не в этом, – шепчу я.

В одно мгновение Райан снова становится серьезным, его улыбка исчезает, а брови хмурятся.

– Я… я действительно немного была не в себе, когда узнала о Рейнарде, – запинаясь, говорю я. – Какое-то время я ни во что не верила, ни в надежду, ни в доверие, ни в любовь. Я даже не узнала свое собственное лицо в зеркале. Я думала, что, возможно, я разорена или что, возможно, я была проклята из-за бриллианта, но потом…

Райан берет мое лицо в ладони, заглядывая в глаза.

– Но что потом?

– Но потом я получила доказательство, что это не так.

Он медленно качает головой.

– Я не понимаю.

Я отстраняюсь от него, иду в ванную и возвращаюсь с маленькой белой палочкой, которая дрожит в моей вытянутой руке.

Райан берет ее, смотрит на маленькое окошко на передней части и опускается на колени. Я сажусь рядом с ним, обнимаю его за плечи и закрываю глаза.

Прижавшись к моей шее, он шепчет: – На этом тесте на беременность есть голубая полоска.

– Да, – отвечаю я и мои глаза наполняются слезами. – Там есть очень голубая полоска.

Эта полоска голубая, как крылья стрекозы.

Голубая, как глаза моего возлюбленного.

ЭПИЛОГ

Райан

– Мы опоздаем, – говорит Мариана, запуская пальцы в мои волосы.

– Значит, опоздаем. Я занят, женщина. И помолчи! Из-за всей твоей болтовни я ничего не слышу.

От ее смеха у меня кружится голова. Мы в постели, обнаженные, и я прижимаюсь ухом к нежной выпуклости ее живота. Это мое новое любимое занятие, уступающее только тому, чтобы прижиматься к нему губами. Я много разговариваю с этим растущим животом и пою для него, так что, думаю, Мариана больше устала от того, что взрослый мужчина двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю прижимается к ее животу, чем от тошноты, с которой она борется почти всё время.

– Может, малыш спит. Ты когда-нибудь об этом думал? Может, ты своими постоянными домогательствами вызываешь у бедного ребенка бессонницу.

Я поднимаю голову, смотрю на свою женщину, сонные глаза которой покоятся на подушке, волосы растрепаны, а кожа сияет, и пытаюсь придать своему взгляду возмущенное выражение. Но вместо этого улыбаюсь. Мое притворное возмущение не сравнится с ее красотой.

– Домогательства? Нет. Это называется общением.

– Это не совсем общение, милый. Это больше похоже на затянувшийся монолог. Очень затянувшийся.

Кривая усмешка на ее губах заставляет меня рассмеяться.

– Ладно, – говорю я, забираясь на кровать. – Я дам ребенку передышку. Пока что.

Я нежно целую Мариану, подпираю голову одной рукой, а другую прижимаю к ее животу. Он еще не слишком большой – срок всего четыре месяца, – но для меня он неотразим. Как и все остальные части ее великолепного тела.

Я понятия не имел, что беременные женщины могут быть такими чертовски сексуальными. Я никогда раньше не смотрел на них с такой точки зрения. Вероятно, тот факт, что она беременна моим ребенком, пробуждает во мне зверя, но, клянусь, моя беременная женщина – это самое эротичное, что я видел в своей жизни. Если бы это зависело от меня и моего постоянного стояка, мы бы проводили каждую минуту дня голыми в постели.

К сожалению, такое не в моей власти, и Мариана подтверждает это, говоря: – Иди принимай душ. Нам нужно подготовиться! – И слегка толкая меня в грудь.

– Командуешь, – ворчу я.

Она мило улыбается мне, хлопая ресницами.

– Тебе это нравится, так что перестань притворяться, что жалуешься.

Я прижимаюсь губами к ее шее и провожу ладонью вверх по грудной клетке, пока не нащупываю мягкую округлость груди.

– Мне это нравится, – шепчу я, проводя большим пальцем по ее соску. – Мне всё это нравится.

– Перестань пытаться отвлечь меня. Это не сработает.

– Это уже работает, – говорю я, мрачно посмеиваясь, когда она дрожит и выгибается в моей руке. Я опускаю голову и втягиваю в рот ее твердый сосок.

– Ужин, – напоминает мне Мариана, но ее голос прерывается, и она переплетает свои ноги между моими. Я касаюсь зубами ее соска и снова смеюсь, когда ее ногти впиваются в мою грудь.

– Мы уже опаздываем. – Я поднимаю голову и завладеваю ее ртом в долгом, сладком поцелуе.

Мариана неохотно отрывается.

– Кай готовит свой фирменный шницель! Он так взволнован этим, что я не хочу показаться грубой!

– Шницель на ужин в День благодарения. – Я качаю головой. – Это не по-американски.

Мариана закатывает глаза.

– Еще будет индейка. И яблочный пирог, потому что я сказала ему, что ты упадешь на пол и устроишь истерику, если тебя не накормят «как следует» на День благодарения.

– Правда? – Я оживляюсь от этой новости, но затем начинаю что-то подозревать. – А как же начинка? Клюквенный соус? Запеканка из стручковой фасоли? Эти пышные белые булочки к обеду? Готов поспорить, он не делает булочки. Кай похож на одного из тех чудаков, которые едят мультизлаковый хлеб без дрожжей, глютена и ГМО.

Закрыв глаза, Мариана вздыхает.

– И у меня будет ребенок от этого мужчины, – бормочет она.

– Да, ты такая, счастливица! – говорю я, безумно ухмыляясь. Затем целую ее в обе щеки, пока она не начинает беспомощно смеяться.

Мариана отталкивает меня, продолжая посмеиваться, и встает с кровати. Встряхивает волосами и перекидывает их через плечо, так что они темной волной ниспадают ей на спину. Я смотрю на нее, чувствуя, что вот-вот взорвусь от переполняющего меня счастья.

– Я знаю, что ты пялишься на мою задницу, ковбой, – говорит она, покачивая бедрами, и направляется в ванную. – Я чувствую, как она покалывает.

– О, я тебе покажу, как она покалывает. – Я сбрасываю одеяло, вскакиваю с кровати и бегу за ней.

***

К тому времени, как Дарси открывает входную дверь, мы уже на час опаздываем на ужин в честь Дня благодарения, но я так доволен тем, как громко моя женщина кричала в ду́ше, что даже падение астероида на Землю не могло бы испортить мне настроение.

– Мы подумали, что вы, возможно, заблудились! – сердито говорит Дарси, стоя в дверях и уперев руки в бока. Однако, увидев мою самодовольную ухмылку, начинает улыбаться.

– О. Я понимаю, в чем дело. – Она качает головой, обнимает Мариану и по-матерински похлопывает ее по спине. – Удивительно, что ты вообще можешь ходить, подруга.

Когда они отстраняются друг от друга, на щеках Марианы вспыхивает румянец. Она бросает на меня недовольный взгляд, но я вижу, что она пытается не улыбаться.

– Когда я не могу идти, Райан несет меня на руках.

– Боже мой, – говорит Дарси, обмахиваясь веером. Она смотрит на мою промежность, и я не могу не рассмеяться.

– С Днем Благодарения, Дарси. – Я обнимаю ее, затем протягиваю бутылку вина, которую выбрал специально для этого случая. – Надеюсь, оно хорошо будет сочетаться со шницелем. И, могу я сказать, ты сегодня выглядишь особенно прекрасно.

На Дарси струящееся платье с зигзагообразным узором из желтых, красных и ярко-розовых полос, от которого, я уверен, у меня случится припадок, если я буду смотреть на него слишком долго. Поэтому я перевожу взгляд на ее тюрбан – белый шелковый узел, обернутый вокруг головы, с большим сверкающим фальшивым рубином, прикрепленным к центру павлиньих перьев.

– О, это так мило! Заходите, все вас ждут.

Она жестом приглашает нас войти и закрывает за нами дверь. Мы впервые в гостях у Дарси и Кая, в их светлом, просторном лофте в необычном районе Сохо. Их вкус отражается в каждом эклектичном, ярком предмете мебели и произведении искусства. Я восхищаюсь интересной бронзовой скульптурой на постаменте у входа, которую, как сообщает мне Дарси, изготовил сам Кай.

– Это олицетворяет борьбу человека за выживание в хаотичной, бессмысленной вселенной.

– Хм, – говорю я, рассматривая скульптуру. – По-моему, похоже на большую запятую.

Дарси фыркает.

– Не говори этого моему малышу, – просит она, понизив голос. – Он думает, что он следующий Микеланжело. Вы бы видели его картины.

– Все так плохо? – спрашивает Мариана.

– Они выглядят так, словно кто-то дал гиперактивному пятилетнему ребенку коробку цветных карандашей и велел ему нарисовать содержимое своего желудка.

Я смотрю на Мариану.

– Забудь о булочках, сейчас я больше беспокоюсь об индейке.

– Вот они! – радостно кричит Кай с другого конца лофта. Он на кухне, в оранжевом фартуке и одной из тех высоких поварских шапочек. Тоже оранжевых, потому что это Кай.

– Заходите! Заходите! – Он машет нам лопаточкой. – Вы как раз вовремя для шницеля!

– Отлично, – говорю я себе под нос.

Дарси смеется.

– Не волнуйся, Райан, он не очень хороший художник, но действительно умеет готовить!

Я помогаю Мариане снять пальто и повесить его на ближайший стул, затем ворчу: – Подожди меня! – когда она поворачивается и направляется вслед за Дарси на кухню. Я беру ее за локоть, обнимаю за талию и веду внутрь, всё время слушая ее ворчание о чрезмерно заботливых пещерных людях.

– Привыкай, Ангел, потому что станет только хуже, когда появится ребенок.

– Хм. Мне почти жаль этого парня. Он понятия не имеет, сколько маячков будет прикреплено к его телу, когда он родится.

– Ее телу, – говорю я с предельной уверенностью. – Не смотри на меня так, женщина. Это девочка!

– О, правда? И откуда ты это знаешь?

– Оттуда же, откуда знаю и всё остальное. – Я подмигиваю ей и постукиваю себя по виску.

– Он опять хвастается своими умственными способностями? – спрашивает Коннор, сидя на фиолетовом диване в гостиной.

Он положил руку на плечо Табби. Хуанита сидит на полу у их ног, скрестив ноги, вокруг нее разбросаны открытые учебники. Она жует карандаш и рассеянно чешет живот крысе Элвису, который спит на спине между страницами учебника. На стене напротив висит телевизор с плоским экраном, включенный на новостной канал.

– Мне не нужно хвастаться. Мой большой мозг говорит сам за себя, – отвечаю я Коннору.

Мы с ним улыбаемся друг другу. Он и Табби встают, и мы все обнимаемся.

– Осторожнее, брат! – рявкаю я, когда Коннор сжимает Мариану, и его бицепсы напрягаются.

Он со вздохом отстраняется и смотрит Мариане в глаза.

– Райан будет таким в течение следующих пяти месяцев, не так ли?

– О нет, – говорит Мариана с непроницаемым лицом. – Он будет таким всегда.

– Привет, коротышка. – Я киваю Хуаните, которая оторвалась от своих книг. – Чем занимаешься?

Она убирает с лица прядь вьющихся каштановых волос.

– Просто дописываю кое-что для зачета.

– О да? Что за предмет?

– Топологические пространства и фундаментальная группа.

Я моргаю.

Это что-то вроде… садоводства?

Увидев мое непонимающее выражение лица, она объясняет: – Это углубленный курс геометрии и топологии в рамках школьной программы по математике для 100-го уровня в новой школе, куда я перехожу весной.

Я пытаюсь выглядеть так, будто понимаю, о чем она только что сказала.

– Круто. Значит, больше никаких католических школ?

– Меня приняли в Гарвард, – говорит она, пожимая плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

– В пятнадцать?

Табби смеется над выражением моего лица.

– Как там твой большой мозг, умник?

– Сморщенный, – признаю я.

– А как ты себя чувствуешь, Мариана? – Табби указывает на выпуклость под красивым красным платьем Марианы.

Мариана смотрит на свой живот, улыбается и кладет на него руку.

– Хорошо, – бормочет она. – Если не считать утренней тошноты, которую на самом деле следовало бы назвать тошнотой на весь день, я чувствую себя великолепно. – Она смотрит на меня, и ее улыбка становится еще шире. – Помогает то, что мне не разрешают и пальцем пошевелить, чтобы сделать даже самую малость по дому. Вчера днем я вышла на несколько часов за покупками, но в основном я дремлю и ем.

– Есть еще кое-что, на что ты тратишь свое время. – Я ухмыляюсь и щипаю ее за попу.

– Слишком много информации, – говорит Хуанита и возвращается к своим книгам.

– Сегодня утром звонил Карпов, – растягивает слова Коннор, глядя на меня.

– Карпов? – удивленно говорю я. – Я знаю, что дело не в бриллианте, потому что он получил его несколько недель назад.

– Речь шла о другом задании, для которого ему нужны были наши услуги.

Я хмурю брови.

– Еще одно задание? Что не так на этот раз? Только не говори мне, что его дочь снова похитили!

Коннор смеется.

– Неа. Теперь его сын пропал из подготовительной школы для богатых детей в Лондоне.

У меня по спине пробегает холодок.

Может быть, в проклятии этого алмаза всё-таки что-то есть.

Мариана, должно быть, чувствует, о чем я думаю, потому что сжимает мои пальцы и ободряюще улыбается.

– Все за стол! Ужин готов! – кричит Дарси своим обычным оглушительным голосом.

Мы входим в столовую, все охают и ахают при виде экстравагантных сервировок и хрусталя, и занимаем свои места, пока Дарси и Кай выносят столько еды, что ее хватило бы на целую армию. Я радуюсь, когда вижу индейку, золотисто-коричневую и традиционную, и радуюсь еще больше, когда вижу пышные белые булочки, аккуратно завернутые в льняную салфетку и лежащие в корзинке.

– О, детка, выключи телевизор, пожалуйста, – говорит Дарси Каю.

У него заняты руки, поэтому я предлагаю помочь. Я встаю и направляюсь в гостиную, беру пульт с журнального столика и уже собираюсь нажать на кнопку включения, но меня останавливает фраза, которую произносит задорная блондинка-ведущая.

– Преступники, проникшие в магазин вчера днем после его раннего закрытия в связи с празднованием Дня благодарения, до сих пор не задержаны. Однако полиция называет кражу «невероятно хорошо спланированной и осуществленной». Полицейские не ответили на многие наши конкретные вопросы, сославшись на продолжающееся расследование. Однако они поделились с прессой интересной информацией о необычном способе, который использовали воры, чтобы проникнуть во флагманский магазин Harry Winston на Пятой авеню. Судя по всему, они проникли внутрь через вентиляционные отверстия.

Я медленно поворачиваюсь, мертвой хваткой сжимая пульт дистанционного управления в руке, и смотрю на Мариану.

– Ангел?

Сияющая, она смотрит на меня с выжидающей улыбкой.

– Да?

Я смотрю на бриллиантовые сережки, сверкающие в мочках ее ушей.

– Это новые серьги?

– Это? – невинно спрашивает она. – О, это просто кое-что из того, что я прихватила в своих путешествиях.

– Твоих путешествиях, – категорично повторяю я и складываю руки на груди. – Ты хочешь в чем-то признаться? – рычу я.

Ее улыбка сияет, как солнце.

– Только в том, что я люблю тебя, милый!

Когда я снова рычу, она заливается смехом. Затем отодвигает стул от стола и подходит ко мне. Ее глаза сияют, а ослепительная улыбка озаряет всё ее лицо. Мариана обнимает меня за плечи и встает на цыпочки, чтобы поцеловать.

– Ты слишком легко заводишься, милый. Я бы не стала рисковать ребенком или своим будущим с тобой ради пары сережек. – Затем она шепчет мне на ухо: – Кстати, ответ на другой вопрос, который ты еще не задал, – да.

– Еще один вопрос? – хрипло произношу я, крепко обнимая ее и вдыхая ее аромат: перец, клевер и что-то сладкое, присущее только ей. – Какой еще вопрос?

Мариана снова целует меня в губы. Затем поднимает левую руку и шевелит пальцами.

Большой бриллиант на ее безымянном пальце переливается радужными призмами, которые улавливают свет.

Потрясенный, я засовываю руку в карман, куда положил коробочку с кольцом перед тем, как мы вышли из дома, и обнаруживаю, что маленькая бархатная коробочка исчезла.

– Я могу разглядеть украшения, спрятанные под одеждой, с расстояния в пятьдесят шагов, ковбой, – говорит моя любовь, улыбаясь своей обворожительной улыбкой.

Мое сердце колотится со скоростью миллион миль в час, и я хрипло спрашиваю: – Ответ «да»?

– При мысли о том, что в твоей огромной кровати может быть другая женщина, мне хочется переломать тебе все кости, так что, думаю, это хороший знак, что я должна оставить тебя при себе.

Я беру ее лицо в ладони.

– Ответ «да»?

– Да, – отвечает она, пристально глядя мне в глаза. – Я люблю тебя всем сердцем и душой и буду гордиться тем, что стану твоей женой.

Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе, смеясь и постанывая, с дрожащими руками. Затем целую ее со всей страстью, пока у нас обоих не перехватывает дыхание.

Сзади нас раздается дразнящий крик.

– Снимите комнату!

Я показываю Коннору средний палец через плечо Марианы, даже не открывая глаз.