Текст книги "Порочные намерения (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
ТРИДЦАТЬ
Мариана
– Ну-ну, – успокаивающим тоном говорит Капо, нежно похлопывая меня по плечу. – Успокойся. Просто дыши.
Я опускаюсь на пятки и вытираю рот тыльной стороной ладони.
– Не прикасайся ко мне! – хрипло говорю я.
Его вздох звучит разочарованно.
– О, Мари. Ты всегда была ранимой. Тебя так легко обидеть. Ты так быстро влюбляешься. – Его голос меняется, становится каким-то жестким. – Знаешь, в этом была твоя ошибка.
Моя ошибка? О чем он говорит?
Я с трудом поднимаюсь на ноги, с отвращением и презрением отмахиваясь от его руки, и поворачиваюсь к нему, не отрывая взгляда от пола и растекающихся красных луж вокруг безжизненных тел.
– Я принесла бриллиант. Где Рейнард?
Капо долго смотрит на меня странным, изучающим взглядом, который особенно нервирует, потому что я его не узнаю. Не отводя от меня взгляда, он приказывает Сальваторе оставить нас наедине.
– Si, капо. – Сальваторе игнорирует тела на полу и выходит через двери из красного дерева, как будто ничего не произошло.
А может, и правда ничего не произошло. Может, это обычная ситуация, и люди на борту «Морского лиса» мрут как мухи.
Что-то в названии яхты меня беспокоит, но у меня есть проблемы поважнее, о которых нужно подумать. Когда Капо просто стоит и смотрит на меня, я спрашиваю снова.
– Где он? – спрашиваю я. В моем голосе слышится истерика.
Капо безмолвно протягивает руку и делает жест «дай мне». Я вытаскиваю бриллиант из кармана своей толстовки, в котором носила его с собой, и вкладываю в его раскрытую ладонь.
Он смотрит на камень.
– Что это на нем? – спрашивает он, скривив губы.
– Молоко.
Морено смотрит на меня, приподнимая темную бровь, и ждет дальнейших объяснений. Когда этого не происходит, он пожимает плечами, достает из-под пальто ювелирную лупу, затем подносит бриллиант к свету и разглядывает его через лупу. Удовлетворенный, он издает низкий горловой звук.
Он достает из другого кармана шелковый платок, заворачивает в него бриллиант и кладет обратно в карман.
– Ты когда-нибудь задумывалась, Мариана, – спрашивает он, – что удерживало меня все эти годы?
Его глаза темно-карие, как у меня, только в них нет ни проблеска света или милосердия.
– Удерживало тебя? – повторяю я в замешательстве, борясь с первобытным желанием попятиться.
Запинаясь, словно не в силах сдержаться, Капо протягивает руку и касается моих волос. Я замечаю, что его рука слегка дрожит. Теперь в его глазах появился огонек, но это не имеет ничего общего с милосердием.
– От того, чего я всегда хотел, – шепчет он. – От того, чего я всегда действительно хотел от тебя. – Его пальцы сжимают прядь и тянут.
Я громко сглатываю. Во рту ощущается резкий привкус рвоты, обжигающий заднюю стенку глотки. В носу стоит отвратительный запах, от которого я не могу избавиться. Я резко мотаю головой, чтобы высвободить волосы, но Морено не отпускает их, и несколько прядей отрываются от корней. Он стоит и смотрит на них со странным восхищением, пока я ругаюсь и прижимаю руку к пылающей коже головы.
– Где Рейнард? – громко говорю я, цепляясь за остатки самообладания.
– Там, где я всегда был, моя дорогая, – звучит знакомый голос справа от меня. – Там, где я был тебе нужен.
Я резко оборачиваюсь. Вот он стоит в своем обычном синем костюме, улыбается своей обычной теплой улыбкой, здоровый и целый, без единого шрама.
– Рейнард! – Я всхлипываю от облегчения и бросаюсь в его распростертые объятия, врезаясь в него с такой силой, что он отшатывается на несколько шагов.
Усмехнувшись, он крепко прижимает меня к груди, укачивая и убеждая, что с ним всё в порядке, что теперь всё будет намного лучше.
Только его слова неверны, совсем неверны, настолько неверны, что мое сладкое облегчение быстро сменяется горечью и удушающим пеплом во рту.
Потому что слова, которые он произносит, на итальянском.
Язык, которого Рейнард не знает.
Я резко отстраняюсь и пристально смотрю ему в лицо. Его улыбающееся, невредимое лицо.
Морской лис.
Рейнард, который позаимствовал свое имя у лиса-обманщика из средневековых басен.
Рейнард… лис.
– Нет, – шепчу я в нарастающем ужасе.
Рейнард обхватывает мое лицо ладонями.
– Какой самый ценный урок я преподал тебе, моя дорогая? – спрашивает он мягко. – Единственный урок, без которого ты никогда не смогла бы ускользнуть от своих врагов?
Ответ всплывает в моей памяти на волне головокружения, от которого я едва не падаю: – Маскировка.
Рейнард медленно кивает, не сводя с меня глаз. В его взгляде читается что-то неуловимое, и всё, чем я была или считала себя, исчезает в один миг.
Я отталкиваю его, крича: – НЕТ!
– Я же говорил тебе, что она слишком остро отреагирует, – говорит Капо, обходя меня и вставая возле Рейнарда. Они стоят рядом и смотрят на меня с одинаковым выражением спокойной неизбежности на лицах, и их сходство становится очевидным.
Если бы меня только что не вырвало, я бы сделала это сейчас.
– Нет. Невозможно. – Я продолжаю повторять это хриплым шепотом, отступая назад. Мои мысли несутся со скоростью миллион миль в час в отчаянной попытке разобраться в этом безумии.
Рейнард делает шаг ко мне.
– Мариана…
– Ты спас меня от него! – кричу я, указывая на Капо.
– Да, – спокойно отвечает он. – Так и есть. Если бы не я, тебя бы уже давно пережевали и выплюнули, как и всех остальных. Как и твою сестру, если бы она не покончила с собой.
Теперь я плачу. Я не могу остановить слезы или свой срывающийся голос. Предательство и неверие искажают мои слова, которые, словно яд, растекаются по моему телу.
– Этого не может быть. Этого просто не может быть. Ты растил меня как родную дочь!
Рейнард кивает, и его глаза становятся добрыми.
– Я всегда хотел дочь. Моя жена умерла, рожая нашего единственного ребенка.
Он поднимает руку и кладет ее на плечо Капо.
Я издаю крик, полный боли, который вырывается из моего горла так же, как мое сердце вырывается из груди. Я отшатываюсь назад, прижимаю руки к ушам, трясу головой и рыдаю.
Возбужденный моим отчаянием, Капо облизывает губы. Он делает шаг вперед, но Рейнард останавливает его, положив руку на грудь Морено.
«Ты когда-нибудь задумывалась, что удерживало меня все эти годы?»
Тогда вот вам и ответ.
Рейнард, который на самом деле не Рейнард, а отец Винсента Морено, настоящий capo di tutti capi, босс всех боссов. Он – глава змеи, сила, стоящая за троном, тайный лидер международной империи, занимающейся торговлей людьми и наркотиками. Мастер перевоплощения и человек, которого я любила всю свою жизнь.
Человек, ответственный за смерть моей сестры и океаны человеческих страданий.
Слезы текут по моим щекам, застилая обзор и стекая по подбородку. Моя грудь вздымается от прерывистого дыхания. Мне то жарко, то холодно, я изнемогаю от ярости и разбитого сердца, и всё внутри меня кричит «НЕТ!» до самых костей.
Я ударяюсь о стеклянный кофейный столик, на котором стоит ваза с виноградом. Я беру вазу – она хрустальная и тяжелая – и с гортанным криком боли швыряю ее в Рейнарда.
Они с Капо отпрыгивают в сторону, легко уворачиваясь от вазы и летящих в них виноградин. Ваза с грохотом разбивается о мраморный пол, разлетаясь на миллион сверкающих осколков. Рейнард вздыхает, словно я испытываю его терпение.
– Я хочу, чтобы ты меня выслушала, Мариана…
– Почему? Зачем тебе это делать? Зачем тебе спасать меня, растить и притворяться, что любишь?
Он моргает в ответ на мое выкрикнутое обвинение, искренне удивленный.
– Я действительно люблю тебя, моя дорогая. Я всегда любил тебя, с того момента, как ты упала к моим ногам. Ты смотрела на меня своими огромными карими глазами, как будто я был богом, как будто я был твоим спасителем, и я был тронут. Я никогда ничего не чувствовал ни к одной из других девушек из всего поголовья, но ты тронула меня.
Когда я вздыхаю, услышав, как он называет своих жертв «поголовьем» – как лошадей, только менее ценных, – его лицо становится суровее.
– Твоя проблема, моя дорогая, – помимо нелепой сентиментальности, от которой я так и не смог тебя избавить, несмотря на все свои усилия, – в том, что ты мыслишь только черно-белыми категориями. Хорошо и плохо. Люди не делятся на черное и белое, как и жизнь. Это как в названии той книги – «Пятьдесят оттенков серого». Всё в мире – это скользящая шкала серого, где-то светлее, где-то темнее, но ничего не бывает абсолютно черным или чисто белым. Этих крайностей не существует, кроме как в твоем воображении. Возьмем, к примеру, меня. Разве я не заботился о тебе? Разве я не проявлял к тебе любовь, не давал тебе навыки, работу, жизнь?
– Ложь, – шепчу я, распадаясь на части. – Всё это было ложью.
– Нет, – твердо говорит Рейнард, качая головой. – Это было по-настоящему. И когда ты оправишься от этого небольшого потрясения, то это поймешь.
– Небольшого потрясения? – повторяю я, и из меня вырывается безумный смех. – Небольшого гребаного потрясения?
Рейнард пренебрежительно машет рукой, словно устал от разговора и моего нежелания помогать ему.
– Ты дала клятву много лет назад, и теперь, когда ты принесла нам бриллиант Хоупа, твоя метка засвидетельствована. Не корчи гримасу при упоминании чести, Мариана. Для меня она важнее семьи. Я признаю, что клятва, которую ты дала, была дана при сомнительных обстоятельствах…
– Я думала, что спасаю тебе жизнь!
Он улыбается.
– Но на самом деле ты спасала свою жизнь. Ты доказывала свою преданность мне и свою ценность для организации. Ты зарабатывала свое место за столом.
Я начинаю понимать, к чему Рейнард клонит, и не могу отвести от него взгляд, лишившись дара речи и не в силах осознать истинный масштаб его плана. Но он аккуратно излагает мне всё, так что моему измученному мозгу не приходится напрягаться.
– Посторонним не разрешается вести дела с семьей, за исключением очень редких случаев, когда их преданность и ценность могут быть доказаны вне всяких сомнений. Когда ты повзрослела и я бесчисленное количество раз убедился в том, какая ты умная, как быстро ты учишься и справляешься со всеми задачами, которые я перед тобой ставлю, я решил, что пришло время проверить, можно ли тебе доверять. Не так, как воры или преступники доверяют друг другу, а доверять так, как доверяют члены семьи.
Доверие. Гребаное доверие. Я думаю, что, если я когда-нибудь снова услышу это слово, я сойду с ума.
Его тон становится чуть более мрачным, и он продолжает: – Но есть правила, которые регулируют подобные вещи. Даже я должен их соблюдать. Поэтому была принесена клятва, и твое имя было внесено в журнал. Теперь тебе осталось сделать только одно, чтобы закрыть журнал, удовлетворить смотрителя и должным образом присоединиться к семье. Только кровью можно заплатить за кровь.
Когда я просто смотрю на Рейнарда, он говорит: – Тебе нужно убить своего американца.
У меня отвисает челюсть. Краска отхлынула от моего лица, вся до последней капли.
Капо усмехается.
– Боже, ты только посмотри на нее. Она этого не ожидала.
– Докажи мне свою преданность, – шепчет Рейнард, его взгляд гипнотизирует, – и унаследуй империю.
– Ты сумасшедший, – шепчу я.
Он взмахивает рукой.
– Вряд ли. Я бизнесмен. Ты знаешь меня, Мариана. Это я.
Я огрызаюсь: – Да, я тебя знаю! И ты всего лишь сутенер, лжец и презренный кусок дерьма!
Он шагает ко мне. Прежде чем я успеваю поднять руку, чтобы защититься, он сильно бьет меня по лицу.
Это происходит так внезапно и резко, что я теряю равновесие и падаю на задницу, а из моих легких выбивает весь воздух. В шоке я подношу пальцы к носу. Они в крови.
Нависнув надо мной с красным лицом и диким взглядом, Рейнард гремит: – Прояви хоть немного уважения к своему отцу!
Стоящий позади него Капо возбуждается, видя, как я лежу на полу, истекая кровью. Он запускает руку между ног и ласкает себя, поглаживая растущую эрекцию через брюки.
Что-то внутри меня обрывается.
Я чувствую, как это происходит, словно разматывается и высвобождается веревка, словно катушка внезапно перестает наматывать нить. В одно мгновение я становлюсь пустой и бесчувственной, как робот без сердца и души, без прошлого и будущего, без надежды, любви и страха. Я смотрю в лицо Рейнарду, чувствуя себя спокойной, как утро.
– Я буду относиться к тебе с тем же уважением, с каким ты относился к моей сестре, папа.
Я сжимаю в руке пистолет, спрятанный за поясом джинсов, в области поясницы, под толстовкой, который стащила у наемника в самолете, когда он заставил меня прижаться к нему, и теперь направляю его в грудь человека, который научил меня мастерски воровать вещи прямо у людей так, что они этого даже не заметят.
Капо кричит: – Нет! – и бросается на меня.
Без малейших колебаний я нажимаю на курок.
ТРИДЦАТЬ ОДИН
Райан
Я отстаю от нее на час. Всего один час, но эти шестьдесят минут еще никогда не казались такими чертовски долгими.
Я в захудалом аэропорту в Абруццо, Италия, где Мариана ненадолго приземлилась, прежде чем снова взлететь и направиться на восток. Я добрался из Нью-Йорка на попутном транспорте со старым приятелем по армии, за которого я однажды принял на себя свинцовый град в перестрелке с повстанцами в Ираке. Теперь он летает через Атлантику для FedEx. Но дальше его маршрут не проходит, и мне нужен другой самолет.
Быстро.
– Она на яхте в Адриатическом море, недалеко от острова Вис, в Хорватии, – сообщает мне Коннор по спутниковому телефону. – Сейчас мы зафиксировали это на спутнике. Я посылаю тебе координаты.
– Яхта? Блядь.
– Ага, – мрачно говорит Коннор. – Тебе придется прыгнуть. И будь начеку, брат, потому что некоторые из этих огромных мегаяхт, вроде той, на которую мы смотрим, оснащены ракетами класса «земля-воздух».
– Господи! На кой черт нужна система противоракетной обороны на невоенном судне?
– Потому что, например, ты параноидальный глава международной криминальной империи, и многие хотели бы видеть тебя мертвым.
– Верно подмечено.
– Даже если ракет не будет, там точно будет куча наемников. Подожди там остальных, я не хочу, чтобы ты шел один. Они будут у тебя меньше чем через…
– Нет.
Коннор рычит: – Черт возьми, Райан…
– Двенадцать парней в боевом снаряжении, выпрыгивающих с парашютами из самолета, привлекут гораздо больше внимания, чем один. Поэтому я иду один. Собери команду на Вис и жди моего звонка.
Коннор на мгновение замолкает. Я знаю, что он злится из-за того, что я настоял на том, чтобы отправиться в путь одному, до того как соберется вся команда, потому что мы так не делаем, но в этот раз я не мог – просто не мог – ждать.
Моя женщина в опасности. Если бы сам Бог сказал мне подождать, я бы сказал ему отсосать у меня.
– Понял, – наконец говорит Коннор. – Но, когда ты вернешься, мы поговорим о командной работе, Рэмбо.
– Если ты закончила меня поучать, бабушка, не могла бы ты прислать мне номер ближайшего парашютного клуба? Мне нужно будет арендовать снаряжение.
– В фильмах это дерьмо намного проще, – бормочет Коннор.
– Не говори.
– Табби собирает информацию. Номер сейчас придет.
– Спасибо, брат.
– Без проблем. А, Райан?
– Да?
Наступает пауза, прежде чем он заговаривает.
– Сохраняй хладнокровие, брат. Этот парень Морено – настоящий мастер своего дела.
– Обязательно, брат. Скоро увидимся.
Я сбрасываю вызов, переключаюсь на сообщения и нажимаю на ссылку с номером телефона Skydive Italia, которая только что появилась на экране.
ТРИДЦАТЬ ДВА
Мариана
Оглушительный грохот, ослепительная вспышка и сильная отдача, бьющая в руке, – вот три вещи, которые происходят одновременно, когда я стреляю в Винсента Морено в упор, в грудь.
Он отшатывается назад, широко раскинув руки и выпучив глаза, и приземляется на спину с ударом, от которого сотрясается пол. Кровь течет из раны в центре его груди, быстро окрашивая в алый цвет его девственно белую рубашку.
Рейнард застыл, непонимающе глядя на сына. Я не знаю, в шоке ли он от того, что стоит на месте, хотя всего несколько секунд назад мой пистолет был направлен на него, или он всё еще пытается понять, что произошло.
На случай последнего, я предоставлю ему объяснение.
– Он сделал выпад. Это был инстинкт.
Рейнард переводит взгляд на меня. Его глаза так широко раскрыты, что вокруг радужки видна белая оболочка. Его лицо цвета мраморного пола.
Я медленно поднимаюсь и поворачиваюсь к нему. Мое тело словно постарело на тысячу лет. Как будто эти слова произносит кто-то другой, я говорю глухим голосом.
– Только кровью можно заплатить за кровь? – Я указываю на Винсента, который всё еще жив, но хватается ртом за воздух, а его руки бессильно болтаются. – Будем считать, что мы квиты.
Привлеченные звуком выстрела, четверо наемников врываются в закрытые двери. Они видят Винсента на полу и меня, стоящую с пистолетом в руке. Все они замирают, достают оружие и направляют его на меня.
– Стойте! – кричит Рейнард по-итальянски, протягивая руку. – Не стреляйте! Это моя дочь! Вы не причините ей вреда!
Они замирают и переглядываются, затем смотрят на меня, потом на Винсента, который издает ужасные булькающие звуки, отчаянно пытаясь вдохнуть воздух в легкие.
По выражению лица Винсента – несмотря на боль и панику – я вижу, что он недоволен таким развитием событий.
Мужчины медленно опускают оружие. Рейнард снова обращает свое внимание на меня.
– Ты была тем сыном, который мне был нужен, – говорит он дрожащим от волнения голосом. – Ты всегда была сильной. Преданной. Той, у кого не было проблем с головой. – Он указывает на Винсента, который возмущенно хрипит.
Кровь сочится из уголка его рта и собирается в скользкую блестящую лужицу под телом. Его глаза, как у бешеной собаки, злобно вращаются. Даже сражаясь со смертью, он полон ярости.
– Ты всегда была той, кому я собирался всё передать, Мариана, – говорит Рейнард. – Ты моя истинная наследница.
Я моргаю, наемники ахают, а Винсент рычит, как раненый лев.
Затем всё становится похожим на сон. Кажется, что всё происходит в замедленной съемке. Я вижу, как Винсент лезет в карман пиджака. Вижу, как он достает свой серебряный пистолет. Вижу, как он направляет его на отца. Я чувствую в воздухе едкий запах пороха, который всё еще витает после выстрела, сбившего его с ног. Я вижу еще одну вспышку яркого света, слышу еще один хлопок и треск, похожий на раскат грома.
Голова Рейнарда взрывается, как тыква. Он быстро поворачивается на пол-оборота, а затем падает лицом вниз.
Наступает жуткая тишина. Я неуязвима, я внутри кокона нереальности, который сглаживает все острые углы, поддерживает ровный пульс и ясность ума, отделяет меня от всего этого, как будто я зритель, наблюдающий за фильмом, безмятежный и в безопасности за полупрозрачным экраном.
Винсент делает последний прерывистый вдох, вздрагивает, затем закрывает глаза. Пистолет выпадает из его руки и со звоном падает на пол. После этого он не двигается, его грудь перестает подниматься, и по всем признакам я заключаю, что он мертв.
Я ничего не чувствую.
Я ничего не чувствую, даже когда смотрю на искореженную плоть, которая была Рейнардом. Я понимаю, что, должно быть, нахожусь в глубоком шоке, что мое тело реагирует на серьезную травму, инстинктивно защищаясь психологической отстраненностью, и что позже у меня, вероятно, разовьется ПТСР, но прямо сейчас мне всё равно.
Когда я смотрю на вооруженных людей, которые застыли на месте и пялятся на двери, мне всё равно. Должно быть, на моем лице не отражается ни страха, ни каких-либо других чувств, потому что они смотрят на меня с явным трепетом.
Затем один из них шепчет: – Capo di tutti capi, – и медленно опускается на колено.
Он не смотрит ни на Винсента, ни на Рейнарда, лежащих неподвижно.
Наемник смотрит на меня.
Один за другим остальные тоже опускаются на колени.
Затем они склоняют головы, отдавая дань уважения новому лидеру империи.
ТРИДЦАТЬ ТРИ
Райан
– Какой из них? – кричу я, перекрикивая рев двигателей, и смотрю в иллюминатор самолета на океан, раскинувшийся на четырнадцать тысяч футов подо мной…
И три гребаные мегаяхты, плавающие в миле друг от друга у берегов Вис.
Это было последнее место, куда нас привел GPS, прежде чем последний работающий маячок отключился. Одна миля океана, а не пять футов.
Поделом мне, что я прикрепил к одежде Марианы всего четыре трекера.
Когда я верну свою женщину, она никуда не поедет без дюжины.
– Мы не можем достаточно точно просмотреть спутниковые снимки, чтобы получить идентификаторы корпусов и узнать, кому они принадлежат, но от самого дальнего на западе корабля исходит огромный тепловой сигнал. – У нас плохая связь, и голос Коннора то пропадает, то появляется, но я всё равно слышу, как он говорит: – На этом корабле должны быть сотни людей.
Что имело бы смысл, если бы ваш бизнес заключался в торговле людьми.
Представляя себе корабль, полный испуганных маленьких девочек вдобавок к Мариане, я киплю от гнева. Не могу дождаться, когда всажу пулю в череп этого больного ублюдка.
– Принято. Конец связи.
Я вешаю трубку спутникового телефона, прежде чем Коннор успевает сказать что-нибудь еще. На данный момент сказать больше нечего. Кроме, может быть, «желаю удачи».
Или сайонара.
Я убираю телефон в карман куртки, надеваю тактические очки и показываю большой палец худощавому парню с дредами из Skydive Italia. Он был более чем рад взять меня с собой в одиночный прыжок, когда я дал ему пять тысяч наличными плюс еще несколько тысяч за парашют и снаряжение, которые он не получит обратно, но теперь он не слишком доволен, после того как увидел, как я достаю из рюкзака кучу оружия и боеприпасов и рассовываю их по всему телу.
Он это переживет.
Парень рывком открывает дверь и отходит в сторону. Ледяной ветер бьет меня по лицу. Рев двигателей становится оглушительным. На такой высоте мне не нужен дополнительный кислород, но дышать всё равно будет тяжело, пока я не окажусь под куполом. Я сажусь на выступающую платформу и сдвигаюсь к самому краю, затем выгибаюсь и отталкиваюсь ногами, чтобы прыгнуть.
Это дерьмо намного веселее, когда ты выбегаешь из кузова C-130 со своими приятелями.
Через несколько секунд я падаю с предельной скоростью. Сила и рев ветра огромны, но само падение безмятежно. Я лежу на животе в небесной пустоте, внизу – огромный голубой полумесяц, изгибающийся у горизонта, а над ним – яркое белое солнце. Звук свободного падения похож на бесконечный шум прибоя.
И всё, о чем я могу думать, это Мариана. Мариана. Мариана.
Она пульсирует в моей крови. Знать, что я так близко к ней, что я почти там, – это своего рода безумие. Я заставляю себя сосредоточиться и считаю секунды, пока мой высотомер не скажет мне, что пора спускать парашют.
Как только я это делаю, уровень шума снижается. Рев ветра стихает, и сквозь ветви навеса доносится лишь свист. Дышать становится легче, вокруг воцаряется спокойствие.
И теперь я как на ладони.
Если на яхте Морено есть зенитные ракеты, то сейчас я это выясню.
Подлетая ближе к яхте, я вижу, какая она массивная, длиннее футбольного поля и к тому же шире. Ни на одной из палуб никого не видно, и это к лучшему.
Держась за ручки парашюта, я направляюсь к кормовой палубе. Она быстро поднимается подо мной. Как только мои ноги касаются палубы, я отстегиваю страховочный трос и сбрасываю его за борт, чтобы парашют уплыл по течению. Пригнувшись, я бегу к массивной тиковой барной стойке, прячусь за ней, мгновенно достаю Glock и прислушиваюсь, не раздастся ли предупреждающий крик.
Ничего не происходит.
Первый намек на беспокойство проносится у меня в голове, но я отбрасываю его в сторону.
Пригибаясь, с Glock наготове, я вбегаю на первую палубу. Двери широко открыты. Интерьер такой же роскошный, как и снаружи, но здесь тоже никого нет.
Где все? Где вооруженная охрана?
Я бегу через гостиную, минуя огромную столовую и медиазал, и направляюсь к винтовой стеклянной лестнице в задней части корабля. Где-то там меня снимают камеры наблюдения, но никто не выходит мне навстречу. На этом корабле тихо, как на кладбище.
Найди главную спальню.
Я не позволяю себе думать о том, почему я предполагаю, что Морено поведет Мариану в свою спальню. Я знаю только, что именно туда я направляюсь.
Верхняя палуба, очевидно, является рулевой рубкой, она застеклена и пуста, так что мне нужно зачистить еще четыре палубы. Я бесшумно поднимаюсь по лестнице, прислушиваясь к каждому звуку и движению, но на корабле всё спокойно.
Пока я не достигаю четвертого уровня. Затем мое сердце камнем падает к моим ногам.
Вся палуба представляет собой огромный ночной клуб, протянувшийся вдоль всего корабля от носа до кормы. Здесь есть огромный белый танцпол, два бара, диваны вдоль всех зеркальных стен, шесты для стриптиза по периметру, сверкающие с потолка диско-шары, диджейская будка на возвышении в одном из углов и дюжина или больше подвешенных металлических клеток, в которых, как я полагаю, выступают танцовщицы.
И повсюду люди.
Обнаженные, полураздетые, в бикини, мини-юбках и стрингах, молодые, хорошо сложенные женщины лежат вповалку, их загорелые тела переплетаются, как змеи. Есть и мужчины, но их гораздо меньше. Молодые люди в ярких рубашках с тропическим принтом и шортах, с детскими лицами, но мускулистые, студенческого возраста.
Между спящими парнями из братства и армией отключившихся подружек невесты валяются пустые бутылки – буквально сотни бутылок – из-под шампанского, текилы и вина, которые, очевидно, были брошены там, где их опустошили. Под телами и бутылками сверкает конфетти.
Тут явно не торгуют людьми.
Это гребаный мальчишник.
Осознание этого пронзает меня, как нож в сердце, когда в комнату входит парень, которому нет и тридцати, в одних только коричневых шортах карго и с апельсиновым напитком с зонтиком в руке. Он видит меня, стоящего в камуфляже с пистолетом наготове, и замирает на месте.
– Э-э, привет, чувак, – говорит он, разглядывая меня. – Ты участвуешь в шоу?
– БЛЯДЬ! – ору я.
Парень подпрыгивает. Несколько девушек шевелятся, зевая и что-то бормоча, но тут же снова засыпают.
Это гребаный кошмар. У меня кошмар, и сердечный приступ, и психическое расстройство, всё сразу.
Я подхожу к парню, направляю пистолет ему в нос и рычу: – Кому принадлежит эта лодка?
Он произносит имя, но не Морено.
– Отведи меня к нему!
Он разворачивается так быстро, что зонтик вылетает из его стакана. Затем бежит к двери, через которую вошел, мелкими шажками, как мышь. Я следую за ним по пятам, и в моей голове словно вулкан извергается.
Парень ведет меня в большую спальню, оформленную во всем белом, где самый волосатый мужчина, которого я когда-либо видел, развалился в большом кожаном кресле, курит сигару и играет в GTA на огромном телевизоре. Волосы на его груди похожи на медвежью шкуру. На кровати тихо похрапывают две обнаженные девушки. Толстый бирманский кот в бриллиантовом ошейнике сидит между ними, вылизывая свой хвост.
Когда мы входим, волосатый парень смотрит на меня, на мой Glock, затем нажимает кнопку на пульте дистанционного управления, которая приостанавливает его игру.
– Это 40-й калибр или 9-миллиметровый?
– Ты, блядь, издеваешься? – говорю я.
Парень в шортах-карго нервно выпаливает: – Армин, этот чувак только что стоял там, посреди дискотеки…
– Заткнись, Кенни. Я спрашиваю, потому что у меня есть несколько девяток, но я подумываю о том, чтобы добавить в коллекцию 40-й калибр. – Армин спокойно курит сигару.
– Я подарю тебе этот, если ты одолжишь мне свой тендер, чтобы добраться до соседней яхты, – говорю я ему.
Брови Армина приподнимаются. Он уроженец Ближнего Востока, возможно, турок, сложен как стена и совершенно равнодушен к моему присутствию. Я не уверен, то ли он чокнутый, то ли мне следует предложить ему работу. Возможно, все эти волосы служат бронежилетом.
Он оценивает мое возбужденное состояние и мой набор смертоносного оружия.
– А что, тебе там нужно кого-то убить?
Кенни в ужасе втягивает воздух и отшатывается от меня.
– Нет, мне нужно кое-кого спасти, и у меня нет времени на пустые разговоры.
– Корабль по соседству принадлежит программисту Oracle Ларри Эллисону. Прибыл прошлой ночью со своей семьей. Мы много раз плавали в одних и тех же водах, узнали его яхту.
Спасибо за информацию. Ты только что спас меня от срыва очередного мальчишника. Ты одолжишь мне свой тендер или как?
– О, это было не мальчишник, – кротко вмешивается Кенни. – Армину платят за вечеринки разные бренды. Например, за то, что он публикует в Instagram фотографии со всеми этими девушками, пока на нем дорогие часы и он пьет первоклассную текилу и всё такое. Он очень знаменит, не могу поверить, что ты его не узнаешь…
– Заткнись, Кенни! – говорим мы с Армином в унисон.
Кенни замолкает. Армин чешет свою густую бороду.
– У меня на борту есть подлодка, если ты предпочитаешь взять ее. Ты похож на человека, которому нравится заставать людей врасплох.
Этот парень нравится мне всё больше и больше с каждым словом, слетающим с его губ.
– Да. Это чертовски гениально. Спасибо.
Армин улыбается.
– Круто. Но я поведу.
