Текст книги "Порочные намерения (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Бинго.

Одним плавным движением я переворачиваю ее, перекидываю ногу через ее тело и беру ее лицо в ладони.

– Я обещал, что мы не будем говорить о работе сегодня, и я собираюсь сдержать свое слово. Но завтра будет другая история. Как только взойдет солнце, все ставки отменяются.

Ангелина сглатывает. В полумраке ее глаза блестят.

– Да, – шепчет она. – Как только взойдет солнце.

Я киваю.

– Но сейчас ты расскажешь мне побольше о Хуаните, пока я чего-нибудь выпью. У меня во рту пересохло.

Я нежно целую ее в губы.

– Почему ты так интересуешься Хуанитой?

Она выкатывается из-под меня, садится на край кровати и вытягивает руки над головой.

– Я же говорила тебе. Она напоминает мне кое-кого, кого я когда-то знала.

Я восхищаюсь тем, как ее длинные волосы струятся по спине, словно мазки красного дерева на золотом холсте ее кожи.

– Еще кое-что, о чем мы поговорим утром: кого напоминает.

Ангелина опускает руки и смотрит на меня через плечо. В ее глазах ничего не прочесть.

– Как скажешь, ковбой.

Она встает с кровати и направляется через комнату к маленькому холодильнику, стоящему под консолью рядом с телевизором. Я скрещиваю руки под головой и предаюсь чистому удовольствию наблюдать за движениями ее обнаженного тела. Поэзия.

Когда я говорю: – Ее похитили, – Ангелина оборачивается и смотрит на меня с ужасом. Она хватается за горло.

– Похитили! Кто?

– Психопат. Это долгая история.

Она начинает бледнеть.

– Этот шрам у нее на спине…

– Это длинная и неприятная история, – говорю я категорично.

Ангелина проводит рукой по лицу и тяжело выдыхает.

– О боже, бедная малышка.

В ее реакции было нечто большее, чем обычное человеческое сочувствие, вызванное ужасной историей о человеке, которого вы не знаете, но сегодня я не смогу это выяснить. Поэтому я просто добавляю это в список дел на завтра.

– В общем, мы с Коннором и командой выяснили, где она, вошли и забрали ее…

– Ты спас ее?

Глаза Ангелины широко распахнуты. Мы смотрим друг на друга с разных концов комнаты.

– Это то, что я делаю, Ангел, – тихо говорю я. – Это моя работа. Я нахожу людей.

По какой-то странной причине она выглядит так, словно ее вот-вот вырвет.

Она резко отворачивается и идет к холодильнику. Рывком открывает дверь, хватает бутылку апельсинового сока, захлопывает дверцу, яростно откручивает крышку и выпивает залпом половину бутылки, не переводя дыхания.

Я лежу неподвижно, давая ей возможность пережить этот новый приступ паники, потому что инстинктивно понимаю, что любое резкое движение заставит ее выбежать за дверь. Ангелина долго стоит ко мне спиной, пока наконец не переводит дух и не поворачивается с дрожащей улыбкой.

– Должно быть, это очень приятная работа.

– Почти такая же, как писать о путешествиях.

Она закрывает глаза.

– Извини, не смог удержаться. Иди сюда.

Ангелина задумчиво крутит бутылочку.

– Только если ты пообещаешь быть милым.

Я сажусь и улыбаюсь ей.

– Я буду таким милым, каким ты захочешь меня видеть. Ты же знаешь, я на это способен.

Привлекательный румянец заливает ее щеки.

Я протягиваю руку.

– Ангел. Иди сюда.

Она медленно приближается, продолжая вертеть в руках бутылку и настороженно глядя на меня, словно не до конца уверена, что я не наброшусь на нее в любой момент. Когда она оказывается достаточно близко, я протягиваю руку и хватаю ее за запястье. Я притягиваю ее к себе и прижимаюсь лицом к ее груди.

– Ты голодна? – бормочу я. – Я могу заказать доставку в номер.

– Чуть позже. – Она хлопает меня по плечу бутылкой. – У тебя, должно быть, обезвоживание.

– Вообще-то, да. Спасибо. Я забираю у нее бутылку и допиваю остальное содержимое. Оно холодное и восхитительно терпкое. Я ставлю пустую бутылку на прикроватный столик, ложусь на кровать и притягиваю ее к себе, потому что это мое новое любимое занятие в мире. Я обнимаю ее и вдыхаю свежий, перечный аромат ее кожи.

– Значит, ты спас Хуаниту, – говорит она, уткнувшись мне в шею. – И теперь она с тобой в отпуске?

– Они с Табби теперь неразлучны. О, я не упоминал, что Табиту мы тоже спасли. Они оба были у одного и того же психа.

Когда Ангелина поднимает голову и смотрит на меня, я пожимаю плечами.

– Как я уже сказал, долгая история. В результате всего этого они вдвоем каким-то образом убедили мать Хуаниты и психиатра, что для девочки было бы неплохо уехать в отпуск на некоторое время, и вот мы здесь. Одна большая, счастливая семья.

Мое левое ухо начинает гудеть, как это бывает на большой высоте, когда нужно прочистить ухо. Я двигаю челюстью, но безуспешно.

Почему у меня покалывает губы?

– Я завидую вашей счастливой семье, – мягко говорит Ангелина. Она нежно целует меня чуть ниже мочки уха. Ее голос понижается. – И я хочу, чтобы ты знал: это не входило в мои планы. Я не шутила, когда говорила, что не встречаюсь на одну ночь. Я никогда не смешиваю работу и удовольствие. Ну… до тебя.

Работу?

Кровать лениво покачивается, как будто мы плывем на лодке по волне.

Сердце колотится, я резко выпрямляюсь. Ангелина спрыгивает с меня и отступает, внимательно следя за моим лицом. Когда я пытаюсь встать, комната соскальзывает вбок. Я смотрю на пустую бутылку из-под апельсинового сока, ее маленькую сумочку на консоли над холодильником и с ужасом понимаю, что произошло.

– Ангел! Ты не могла!

– Прости меня, Райан. Мне очень, очень жаль.

Звучит так, будто она действительно так думает.

Я иду к ней, но через два шага равновесие подводит меня. Я спотыкаюсь и падаю на колено. Комната бешено вращается и начинает темнеть. Все становится размытым по краям. Нечетким. Внезапный горячий прилив гнева – единственное, что удерживает мои глаза открытыми.

– Что это? – требую я, злясь из-за того, что мои слова звучат невнятно.

– Это сильное, но не вредное средство, обещаю, – говорит Ангелина, заламывая руки. – Ты проснешься только с головной боль. Никаких долгосрочных последствий.

Собравшись с последними силами, я заставляю себя поднять голову. Фокусируюсь на ее лице. На ее прекрасном лживом лице.

– О, это будет иметь долгосрочные последствия, – рычу я, стиснув зубы в надвигающейся тьме. – И в следующий раз, когда я тебя увижу, женщина, я расскажу тебе об этом.

У нее хватает здравого смысла выглядеть испуганной.

Ее лицо – последнее, что я вижу, прежде чем комната погружается во тьму, и я падаю на пол без сознания.

ВОСЕМЬ

Мариана

Даже без сознания он привлекателен.

Я переворачиваю Райана на спину и проверяю пульс. Нормальный. Его дыхание глубокое и ровное. Рот приоткрыт. Эти прекрасные губы так и манят меня поцеловать их, что я и делаю.

Нежно убирая прядь золотых волос с его лба, я шепчу: – Lo siento, mi amor.¹¹ Приятных снов.

Какое облегчение избавиться от фальшивого французского акцента.

Я подкладываю ему под голову подушку, потому что не хочу, чтобы он проснулся с болью в шее вдобавок ко всему остальному, из-за чего будет сходить с ума. Потом встаю и смотрю на него сверху вниз.

Райан выглядит по-мальчишески и в то же время мужественно. Мило. Но со всеми этими мышцами, татуировками и внушительным достоинством, которое упирается в бедро, даже когда оно не эрегировано, он выглядит…

Душераздирающе.

Я прижимаю руку к груди, смахиваю выступившие слезы и делаю глубокий вдох.

Нет времени на сожаления. На размышления о том, что могло бы быть. Пора приниматься за работу.

Я достаю из его ящика черную футболку и трусы и быстро одеваюсь. Платье, в котором я была на ужине, не предназначено для того, чтобы в нем лазать по балконам, но у него есть свой секрет. Я поднимаю его с пола и отрываю край, на котором я пришила микрокомпас. Я аккуратно кладу его в рот, зажав между щекой и зубами.

Я не утруждаю себя поиском ключа от наручников или лезвия бритвы, пришитых в разных местах к подкладке платья. Ни одна из этих мер предосторожности не понадобилась. Однако мне нужна карта с маршрутом побега через холмы, поэтому я нахожу свои туфли на каблуках и резко ударяю левой о стену. Подошва отрывается. Маленькая сложенная карта выпадает, как конфета из пиньяты.

Я засовываю карту за пояс на пояснице. Там не очень удобно. В конце концов, на мне мужское нижнее белье, а оно не очень подходит для изгибов. Единственное другое место, куда карта может надежно спрятаться во время подъема в моей нынешней одежде, – это мой рот или промежность.

Я направляюсь к мини-бару, открываю небольшую упаковку орехов, высыпаю их на стойку и заворачиваю карту в пластиковую упаковку. Потом я сую ее себе между ног.

Я всегда была находчивой.

Из шкафа я достаю две пары классических туфель Райана. Быстро вынимаю шнурки и завязываю их в квадратные узлы¹². Обернув их вокруг водосточной трубы, которая проходит вдоль всего здания рядом с балконами, я завязываю их в узлы Прусика, которые используют скалолазы. Они будут скользить по веревке, но давление снизу заставит их зафиксироваться.

Идеально подходит для того, чтобы забраться по стене.

Я на мгновение бросаю взгляд на ноутбук Райана на журнальном столике, но решаю, что у него слишком много защиты на устройстве, чтобы пытаться шпионить за ним. Я бы никогда не прошла дальше экрана входа в систему. Кроме того, мое любопытство к нему бесполезно.

Что бы он ни говорил о том, чтобы найти меня, это конец нашего пути.

Я оставляю свою сумочку. Как и всю одежду, косметику и поддельные удостоверения личности в моем гостиничном номере, в ней больше нет ничего ценного для меня. Я бросаю последний взгляд на Райана, мирно спящего на полу, и позволяю себе последний укол сожаления.

Это на удивление болезненно.

Adios, прекрасный незнакомец. Может быть, в другой жизни.

Затем я выхожу на балкон под теплый вечерний дождь и смотрю вверх.

ДЕВЯТЬ

Райан

В дверь моего гостиничного номера стучат кулаком. Снова и снова, так же неотступно, как стучит в моей голове. Эти два звука настолько идеально синхронизированы, что вполне возможно, что стук кулака – это плод моего воображения.

Пока я не слышу приглушенный крик.

– Райан! Брат! Открой чертову дверь, пока я ее не вышиб!

Это Коннор. Кажется, он взбешен.

Я открываю глаза… и смотрю на гладкий белый потолок. По какой-то причине я лежу на спине на полу. А Коннор колотит в дверь, крича как маньяк.

Что, черт возьми, произошло?

Когда я поднимаю голову, комната на мгновение плывет перед глазами, а потом всё приходит в норму. На языке остается незнакомый горький привкус. Едва уловимый запах перца щекочет мой нос, а потом исчезает, как призрак.

Затем я отчетливо вспоминаю, что произошло, и меня пронзает жгучая ярость. Сердце бешено колотится от адреналина, я лихорадочно оглядываюсь по сторонам.

Уже утро. Дождь прекратился. Всё тихо и спокойно, включая тупых петухов на далеких холмах, которые не умеют определять время.

Я один, но жив, и, честно говоря, это больше, чем я рассчитывал.

– Брат! – рычит Коннор. – Я вхожу!

Прежде чем он успевает выломать дверь – а он обязательно это сделает, он такой драматичный, к тому же любит всё крушить, – я кричу: – Я иду, чертова обезьяна. Успокойся, блядь! – Мой голос хриплый. Наряду с головной болью и небольшим головокружением, которые уже прошли, это единственное последствие того, чем меня накачала Ангелина.

Бормоча что-то себе под нос, я топаю к двери и распахиваю ее.

– Что? – кричу я.

Затем моргаю.

В дверном проеме стоит Коннор, взъерошенный и напряженный, как Росомаха. Позади него собралась небольшая толпа, в которой можно увидеть Табби, Дарси, Кая, Хуаниту – и Элвиса, сидящего у нее на плече, – нескольких человек в униформе, которые, судя по всему, являются персоналом отеля, полдюжины полицейских и четырех крепких парней с Ближнего Востока в одинаковых черных костюмах-тройках и с убийственными выражениями лиц.

Я определяю их как охрану или телохранителей, судя по их габаритам и общему виду.

Дарси смотрит на мою промежность и фыркает.

– Ну, привет тебе, большой мальчик!

Именно тогда я понимаю, что я совершенно, блядь, голый.

– Хуанита, прикрой глаза! – кричу я.

Вместо этого она их подкатывает.

– Пфф. Почему бы тебе не прикрыть свои причиндалы, извращенец?

– Помолчи, коротышка, – командует Дарси. – Мужчине время от времени нужно проветриваться.

Хуанита говорит: – Фу! – и Элвис вздрагивает, садится на задних лапах ей на плечо и начинает принюхиваться, выискивая опасность.

Раздраженный, я прикрываю член руками.

– Как видите, я не ждал гостей. Кто-нибудь хочет объяснить, почему вы все стоите под моей дверью на рассвете?

Молодой чернокожий парень в бежевой униформе выглядывает из-за плеча Коннора. Он говорит с отчетливым карибским акцентом.

– Доброе утро, сэр. Я Камило Бембе, генеральный менеджер отеля. Э-э, нам очень жаль беспокоить вас…

Он прочищает горло и отчаянно пытается притвориться, что я не стою там со своим членом в руках.

– Но произошел неприятный инцидент. Этим офицерам нужно задать вам несколько вопросов…

– ГДЕ ДЕВУШКА? – гремит один из головорезов.

Менеджер отеля подпрыгивает. Кай визжит, как испуганный ребенок. Коннор смотрит на громилу и тихо рычит.

– О, вы тоже ее ищете? Популярная штучка, не так ли? Ничем не могу вам помочь, мальчики. Чудо-женщина надула меня, прежде чем улететь на своем невидимом самолете, так что я понятия не имею, где она. Может быть, вам стоит проверить ее номер?

Табби кашляет в ладонь, чтобы подавить смех. Четверо головорезов переминаются с ноги на ногу. Коннор смотрит в потолок и вздыхает.

– Одевайтесь, мистер Маклин. Нам нужно задать вам несколько вопросов.

Это говорит один из полицейских, стоящий справа от Коннора. Он высокий, темнокожий и стройный, как молодое деревце, с необычными глазами цвета травы. Его рука небрежно лежит на рукояти пистолета, пристегнутого к поясу. Его тон бесстрастен, но подтекст ясен. У тебя большие проблемы, сынок.

Да уж, не в первый раз. Я ухмыляюсь.

– Еще бы. Всегда готов помочь представителю закона.

Я поворачиваюсь и неспешно направляюсь в ванную, оставляя дверь открытой и выставляя напоказ свою голую задницу.

Коннор снова вздыхает. Дарси говорит: – Боже мой. – Больше никто не издает ни звука, за исключением одного из смуглых телохранителей, который бормочет что-то по-арабски себе под нос.

Я не говорю на этом языке, но моей жизни столько раз угрожали опасные люди, говорящие на иностранных языках, что я уловил суть.

Но я не возражаю. Чем раньше узнаю, как Ангелина связана с этими мужчинами, тем быстрее смогу начать работать над тем, чтобы найти ее.

***

К тому времени, как я одеваюсь и выхожу из ванной, полицейские уже вовсю обшаривают мою комнату. Они отпустили всех, кроме Коннора, который стоит в стороне от кровати, расставив ноги и скрестив массивные руки на груди. Он прикусывает щеку изнутри, стараясь не улыбаться.

– Ладно, брат, – рявкаю я. – А теперь расскажи мне, что ты такого смешного нашел!

В его темных глазах пляшут искорки смеха.

– Ты точно умеешь выбирать женщин, друг мой. Это даже лучше, чем в тот раз, когда ты переспал с женой того дона мафии.

– Она сказала, что разведена!

– Никто не разводится с мафией, болван. Напомни мне, сколько человек он послал надрать тебе задницу?

Ему это доставляет слишком много удовольствия. Я делаю нетерпеливое движение рукой, которое в основном переводится как переходи к гребаной сути.

– Когда ты не спустился к завтраку, я подумал, что ты все еще… занят… своей новой подругой. Но час спустя, когда ты не взял трубку ни своего мобильного, ни телефона в номере, я понял, что что-то не так. Когда мы поднялись, полиция как раз собиралась попросить управляющего отелем открыть твою дверь.

– А те люди, которые хотели бы отделить мою голову от тела? Кто они?

– Личная охрана некоего Ахмеда Акбара Хана Халида, – сухо отвечает Коннор.

– Саудовец?

– Ага. Очень богат. Конечно, нефтяные деньги. И к тому же настоящий принц. – Он указывает подбородком на потолок. – Проводит медовый месяц в номере, который расположен прямо над этим.

Некоторое время мы смотрим друг на друга, пока я перевариваю то, что он мне сказал. Через несколько секунд до меня доходит. Я чувствую себя самым большим идиотом на планете.

– О, черт. Что она взяла?

Снаружи, с балкона, отвечает старший офицер.

– Ожерелье из рубинов цвета крови бирманского голубя, которое когда-то принадлежало датской королеве Ингрид. Оно стоит пятнадцать миллионов долларов.

Я смотрю на него. Офицер вытягивает шею, чтобы разглядеть что-то на стене здания, что колышется от легкого утреннего ветерка. Он смотрит на меня и указывает в ту сторону, где колышется ткань.

– Вы можете это объяснить?

Мы с Коннором выходим вслед за ним на улицу. С перил балкона над моим висит самодельная веревка из белых простыней. Мы наклоняемся и видим, что к первой привязаны еще три, которые свисают с края здания до самой земли.

Мой мозг переключается в режим спецоперации.

– Четыре простыни королевского размера, связанные между собой квадратным узлом. Легкодоступны, просты в использовании, анонимны…

Мы с Коннором переглядываемся.

– И отличная поддержка веса, – говорит он. – Особенно при таком большом количестве нитей.

Я снова смотрю вниз, оценивая расстояние до лужайки внизу.

– Этажи здания высотой около десяти футов. Каждая простыня королевского размера имела бы около двенадцати футов в длину.

– И мы, вероятно, находимся на высоте пятидесяти футов?

Именно это я и рассчитал. Напоминаю себе разжать челюсти.

– Должен признать. Это довольно умно. – Я смотрю на офицера. – Они из комнаты Халида. Она не стала бы обременять себя восхождением отсюда туда со стопкой простыней.

Офицер смотрит на меня, прищурившись.

– Откуда вы знаете, что она забралась наверх?

Я хлопаю себя по лбу.

– Вы правы. Она воспользовалась невидимым самолетом.

– Райан, – предупреждает Коннор.

Игнорируя его, я скрещиваю руки на груди и пристально смотрю на офицера.

– Хорошо. Вот всё, что вам, блядь, нужно знать в двух словах. Я встретил женщину, которая называет себя Ангелин Лемер, вчера в баре у бассейна примерно в пятнадцать часов. Нет, до этого я с ней не был знаком. Нет, я не соучастник. Нет, я ничего не знал о ее планах. Мы поужинали с моими друзьями, в том числе с этой здоровенной обезьяной, а потом вернулись ко мне в комнату.

Я перевожу взгляд на Коннора, потом снова на офицера.

– То, что произошло после этого, не ваше собачье дело, за исключением того, что она накачала меня чем-то, что подмешала в бутылку апельсинового сока. – Я киваю головой в сторону кровати. – Пустая на тумбочке. Можете проверить, нет ли остатков. Думаю, это рогипнол, модифицированный чем-то, чтобы он действовал быстрее. Уложил меня за тридцать секунд. Когда я проснулся, вы были за моей дверью.

Хотя мне очень неприятно это признавать, я продолжаю.

– Она явно выбрала меня, потому что я остановился в этом конкретном номере. Если бы это произошло на следующей неделе, вы бы разговаривали с другим парнем. Конец истории.

Офицер пытается придумать, что сказать дальше, когда один из его напарников поднимает с пола красную туфлю на высоком каблуке. Подошва сломана. Осмотрев ее, он поворачивается ко мне.

– Вы что, подрались?

Коннор заговаривает раньше, чем я успеваю.

– Он не дерется с бабами, только с мужьями, о существовании которых он не знал. Но там вырезан симпатичный маленький тайник. Идеальный размер для наличных.

– Или флешки, – говорю я, неохотно впечатленный. – Или компаса, удостоверения личности…

– Карты, – заканчивает Коннор, глядя на меня. Его проницательный взгляд скользит по простыням, а затем по зеленым холмам. Он поворачивается к старшему полицейскому.

– Дайте угадаю. Она не выписалась из отеля. Ее не видели с тех пор, как она ушла с ужина с Райаном. У вас нет видеозаписи, как она покидает помещение.

Полицейский выглядит смущенным.

– Верно. В отеле нет камер видеонаблюдения, направленных на фасад здания…

– В отелях так никогда не делают, – перебиваю я. – Камеры видеонаблюдения всегда направлены вниз, в сторону дверей и коридоров. Любой вор, который хоть чего-то стоит, знает об этом. – Несмотря на то, что я всё еще чертовски зол, я не могу сдержать улыбку. – А она явно стоит.

По выражению лица полицейского я могу сказать, что он действительно хотел бы засадить меня за решетку, но он, должно быть, уже решил, что я просто какой-то тупой прихвостень, которого Ангелина использовала для своих игр.

У меня в голове словно лампочка загорается.

– Подождите. Вы знаете, кто она, не так ли?

Офицер снимает кепку и чешет затылок.

– Я не могу это комментировать, – говорит он усталым голосом.

Коннор усмехается.

– Да ладно вам! Вы бы даже не впустили меня в этот номер, если бы это был настоящий допрос.

Он хмурится.

– Никто никогда ничего не говорил о допросе!

Странное сочетание восторга и гнева электризует мою кожу.

– Она уже бывала в этом отеле раньше?

Офицер переводит взгляд с Коннора на меня и обратно, затем, очевидно, решает, что ему стоит рассказать нам, потому что он тяжело вздыхает и начинает изливать душу.

– Нет. Но у меня есть друг в Интерполе. Я позвонил ему, как только принц Халид сообщил мне, что его сейф был взломан, пока он спал. Я знал, что это дело рук профессионала, если он – или она – смог – смогла – пройти мимо вооруженной охраны, дежурившей у двери, и сканера отпечатков пальцев на сейфе, а также сделать это достаточно тихо, чтобы не разбудить принца или его невесту, сколько бы времени ни потребовалось, чтобы завершить работу.

Он корчит лицо.

– Хотя, надо признать, принц выпивает больше, чем можно было бы считать разумным, а его жена сказала, что засыпала под приложение с белым шумом из-за его храпа. – Офицер поворачивается к Коннору. – Вы слышали о Brain.fm? Принцесса утверждает, что это очень расслабляет…

– Переходите к делу! – кричу я.

Мгновение он пристально смотрит на меня.

– Давайте просто скажем, что эта женщина почти у всех в списке самых разыскиваемых.

– Как ее зовут? – спрашиваю я.

Он пожимает плечом.

– Кто знает? У нее пятнадцать известных псевдонимов, возможно, еще много неизвестных. Долгое время выполняла крупную работу. В основном драгоценности. Случайное произведение искусства. Ни разу не была поймана.

Я усмехаюсь.

– Как могло случиться, что воровку, похожую на супермодель, так и не поймали? Она выделяется, как гребаная неоновая вывеска!

– Если бы вы видели досье Интерпола, то могли бы думать иначе.

– Маскировка? – В голосе Коннора звучит сомнение.

– Полный бардак. Очевидцы описывают ее как женщину в возрасте от двадцати до пятидесяти лет. Рост от пяти футов четырех дюймов до пяти футов десяти дюймов. Блондинка, рыжая, короткие черные волосы, дреды. Голубые, карие, зеленые глаза. Хромая. Не хромает. Шепелявит. Ирландский акцент. Французский. Итальянский. Испанский. Она никто и все одновременно. Ее невозможно поймать. Судя по всему, в криминальных кругах она известна как Золотая Ручка. Но мой друг из Интерпола говорит, что в правоохранительных органах ее называют Стрекозой.

Думая о ее великолепном обнаженном теле, дрожащем под моими прикосновениями, я бормочу: – Из-за татуировки.

Офицер пристально смотрит на меня.

– Татуировки?

– Стрекоза у нее на левом бедре.

Его брови медленно приподнимаются.

Я слишком поздно осознаю, что это новая информация для него. Несмотря на мою оплошность, прилив чего-то похожего на гордость обжигает мне шею.

Если правоохранительные органы не знают, что у нее есть татуировка, это означает, что ни одна из ее жертв никогда не сообщала об этом, что в сою очередь означает, что никто из них никогда не видел ее обнаженной.

Черт возьми. Она говорила правду о том, что у нее никогда не было связей на одну ночь!

Я мгновенно прощаю ее за всё.

– Нет, – говорит офицер. – Это потому, что она оставляет рисунок стрекозы на каждой работе, которую выполняет. Это ее визитная карточка. Та, что была в номере принца Халида, была нарисована на зеркале в ванной губной помадой его жены.

– Она хочет, чтобы все знали, что это была она, – говорю я.

– Или это для кого-то другого, – зловеще добавляет Коннор.

Мы встречаемся взглядами. Я хорошо его знаю, и прямо сейчас я знаю, что он думает, что визитная карточка Ангелины не предназначена для насмешки над полицией. Дело не в самолюбии. Это послание.

Но для кого? И почему?

Наблюдая за моим лицом, офицер полиции усмехается.

– Не принимайте это на свой счет, мистер Маклин. Она обманула самых опытных сотрудников службы безопасности на планете. Эта женщина профессиональная воровка. По общему мнению, лучшая в своем деле.

Коннор хлопает меня по плечу. Он снова прикусывает внутреннюю сторону своей щеки.

– Кроме того, я уверен, что она считала тебя очень милым.

– Отвали, – весело говорю я, потому что я не тот, с кем можно переспать на одну ночь.

Офицер, который держал туфлю Ангелины, теперь держит ее красное платье, подобранное с пола. Он ощупывает его, сдвинув брови.

– Здесь что-то есть, шеф.

– В чем дело?

Офицер снимает швейцарский нож со своего черного служебного пояса, большим пальцем раскрывает лезвие и проводит им по шву на талии платья. Ткань легко поддается. Он достает маленький металлический предмет, поблескивающий на свету. С удивленным видом он поднимает его.

Мы с Коннором говорим в унисон.

– Ключ от наручников.

Шеф смотрит на меня, словно ожидая подтверждения.

– Она зашила ключ от наручников в свое платье?

– На случай, если бы ее задержали и ей пришлось бы освобождаться от наручников. – Я качаю головой, вторая находка впечатлила меня больше. – Это просто блестяще.

Другой офицер, стоящий рядом с телевизионной консолью, открывает маленькую расшитую бисером сумочку, которую оставила Ангелина, и вываливает ее содержимое на деревянную поверхность. Просматривая его кончиком ручки, он вслух заносит свои находки в каталог.

– Одна отмычка. Один разводной ключ. Один фонарик-зажигалка. Один складной тактический нож. Одна металлическая прокладка. Четыре пластиковых застежки-молнии. Один гостиничный ключ-карточка без опознавательных знаков, возможно, владельца. И одна губная помада.

Он берет золотой тюбик губной помады и смотрит на этикетку на дне.

– Называется «Lady Danger».

Улыбка расплывается по лицу Коннора.

– Мне нравится эта девушка.

Несмотря на то, насколько запутанной является вся эта ситуация, я улыбаюсь в ответ.

– Мне тоже, брат. Мне тоже!

Шеф закатывает глаза.

– Вы, ребята, идиоты.