Текст книги "Порочная красавица (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава тридцать пятая
ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ
Писательница и предприниматель Виктория Прайс пропала без вести, предположительно мертва
Рано утром в субботу полиция была вызвана в загородный дом Паркера Максвелла, генерального директора ресторанной группы Maxwell, для расследования сообщения о пропавшей женщине. Мистер Максвелл и Виктория Прайс, автор бестселлера «Стервы добиваются большего» о женском саморазвитии и лайф-коуч многих знаменитостей, накануне вечером приехали в его дом на Сент-Томасе, Виргинские острова США. Они планировали провести выходные в его резиденции. Мистер Максвелл сообщил полиции, что, проснувшись, обнаружил, что мисс Прайс нет, а на кухонном столе лежит предсмертная записка.
Местная полиция подтвердила, что несколько предметов одежды, принадлежащих мисс Прайс, выбросило на берег к югу от резиденции мистера Максвелла, что указывает на то, что она, возможно, утопилась. Тело обнаружено не было, и расследование продолжается.
Мистер Максвелл был недоступен для комментариев.
Глава тридцать шестая
ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ
Паркер
Через восемь дней после второй худшей ночи в моей жизни я выхожу из Rolls-Royce, который купил для Виктории, и сразу же оказываюсь окруженным враждебной толпой репортеров, выкрикивающих вопросы мне в лицо.
Я проталкиваюсь сквозь толпу, опустив голову, стиснув зубы, не реагируя на их крики: «Что говорилось в предсмертной записке?», «Вы дрались?» и «Вы имели какое-либо отношение к ее исчезновению, мистер Максвелл?».
Коннору, идущему рядом со мной, приходится схватить меня и физически удержать от того, чтобы я не набросился на ухмыляющегося толстяка, который задал последний вопрос.
– Держи себя в руках, брат, – бормочет он, легко отталкивая мужчин с камерами с нашего пути широкими взмахами своей мускулистой руки.
На самом деле мне очень трудно держать себя в руках. За последнюю неделю меня допрашивали около двух десятков разных детективов и следователей из полицейских управлений Сент-Томаса и Нью-Йорка, меня то поносили, то превозносили в прессе, я спал в общей сложности часов двенадцать и у меня сложились крайне нездоровые отношения с виски Johnny Walker Blue Label, которые быстро перерастают в полноценную зависимость. Если это уже не так.
И я одержим идеей найти Викторию. Одержим. На грани безумия.
Потому что я знаю, что она не умерла.
К сожалению, найти ее оказывается чрезвычайно сложно.
Итак, сегодня я встречаюсь с двумя единственными людьми, которые могут дать мне ключ к разгадке ее местонахождения.
Мы с Коннором врываемся в элегантные стеклянные двери вестибюля многоквартирного дома Виктории. Как только мы оказываемся внутри, шум стихает: пресса не может проникнуть на частную территорию. Я сдерживаюсь, чтобы не обернуться и не показать им средний палец – я знаю, что они там, роятся у дверей, как мухи, – вместо этого представляюсь молодому человеку за стойкой регистрации, который провожает нас с Коннором к лифтам.
– Я сожалею о вашей потере, – говорит он приглушенным голосом, опустив глаза.
Мне хочется его придушить.
Коннор затаскивает меня в лифт, нажимает пальцем на кнопку пентхауса и, когда двери закрываются, протяжно произносит: – Может, тебе стоит дать мне слово? Ты, похоже, не в том настроении.
– Тебе нужно настроение? Я тебе его обеспечу, – рычу я, проводя рукой по волосам. – Я тебе такое настроение устрою, что ты подумаешь, будто я лавовая лампа.
Коннор вздыхает, закатывает глаза и скрещивает руки на груди.
– Чувак, небольшой совет: остынь, мать твою, или эти бабы тебе ничего не скажут.
Он прав, я знаю, что он прав, но я никак не могу успокоиться.
Только не тогда, когда Виктория ускользнула из моих рук. Только не тогда, когда мое чертово сердце умирает, едва научившись снова жить.
Когда двери открываются, я вылетаю из лифта так, словно меня выкашляли. Я колочу в закрытую входную дверь Виктории, прежде чем Коннор успевает догнать меня.
– Табби! – кричу я, чередуя удары в дверь с неоднократными нажатиями пальцем на дверной звонок. – Открой эту чертову дверь!
– Да, лавовой лампой ты не станешь, – бормочет Коннор.
Помощница Виктории, Табби, рывком открывает дверь. Она стоит там с красным лицом, сжатыми кулаками и безумными глазами, в наряде, который я могу описать только как «девушка по вызову встречается с персонажем мультфильма», и рычит: – Ты, ублюдок!
Она делает шаг вперед и бьет меня кулаком в лицо.
– Эй! – кричит Коннор. Он встает передо мной и за плечи заталкивает Табби обратно в квартиру. Отступая назад, она не сводит с меня яростного взгляда.
Я работаю челюстью, потирая место, куда она меня ударила. Я думал, что у Виктории был довольно хороший замах, но ее ассистентка опережает ее на милю. Для такой мелочи у нее рука, как у Бейба Рута41.
– Я тоже рад тебя видеть, Табби. – Я захожу в квартиру и захлопываю за собой дверь.
– Убери от меня свои руки, обезьяна! – Табби огрызается на Коннора, хлопая его по рукам.
Он отпускает ее, и выражение его лица становится суровым, но я вижу, как в глубине его обсидиановых глаз блестит веселье. Ему кажется забавным, что этот маленький барсучок только что меня приложил.
Клянусь, мне нужны новые друзья.
Из-за угла гостиной появляется Дарси Лафонтен с огромным пакетом чипсов Cool Ranch Doritos в руке. Она выглядит растерянной. Ее явное потрясение почти не отвлекает от невероятно обтягивающего брючного костюма с глубоким вырезом цвета перезрелого банана.
– Тебе лучше начать говорить, белый парень, пока я не съела весь этот пакет чипсов от стресса. – Она запихивает в рот горсть чипсов и говорит сквозь них: – Я уже опустошила половину холодильника, а ведь я здесь всего десять минут.
По крайней мере, она, кажется, не собирается меня бить. Это шаг в правильном направлении.
Я говорю то, что не хотел говорить по телефону, когда договаривался об этой встрече, и заявляю: – Виктория не умерла!
Закатившиеся глаза Табби и саркастичное «Ни хрена себе, Шерлок» – не совсем то, чего я ожидал.
Во-первых, никто, кроме меня и Коннора, не знает о второй записке, которую оставила Виктория. Во-вторых, я точно знаю, что она не заходила ни на один из своих банковских счетов, не пользовалась кредитными картами и не связывалась по телефону ни с Табби, ни с Дарси, потому что Коннор следил за всем. Виктория оставила свой телефон у меня дома – вместе с сумочкой, кошельком и всем остальным – но все звонки, поступавшие на ее домашний телефон, а также на телефоны Табби и Дарси с момента исчезновения Виктории, удалось отследить. Никаких таинственных номеров с Карибских островов, никаких случайных таксофонов, ничего. Так что, если только Виктория не отправила письмо или голубиную почту, они должны быть в неведении.
– Не могли бы вы рассказать мне, откуда вы это знаете?
Взгляд, которым одаривает меня Табби, предназначен для того, чтобы выпотрошить. Голосом, сочащимся кислотой, она говорит: – Ты первый, придурок.
Коннор фыркает.
Табби бросает на него косой взгляд и прищуривается.
– И кто это, черт возьми, такой, солдат G.I. Joe на стероидах?
Коннор напрягает огромный бицепс.
– В этих пушках нет стероидов, детка. Это стопроцентный чистокровный американский мужчина.
Дарси резко перестает жевать. Несколько чипсов выпадают из ее открытого рта и приземляются в ложбинке между грудями. Она бормочет: – Мужское мясо. Ммм.
Табби говорит: – Еще раз назовешь меня «деткой», придурок, и у тебя с Джоном Боббитом появится кое-что общее42.
Очевидно, Коннора не смущает угроза ампутации полового члена, потому что на его лице медленно расплывается улыбка.
– Ты дерзкая, не так ли?
– Табби, это Коннор. Он мой друг.
– Ну, я не буду говорить о Виктории в присутствии этого парня, так что возвращайся, когда он тебе не понадобится для моральной поддержки, ссыкло.
Я хмурюсь. Коннор только шире улыбается.
Он спрашивает ее: – Ты целуешь свою мать этими губами?
– Пошел ты.
Он усмехается.
– С радостью, милая. Если захочешь прокатиться с ветерком, просто запрыгивай.
Табби смотрит на меня, ее ноздри раздулись.
– Убери этого неандертальца с моих глаз, пока я не оторвала ему яйца.
Мне хочется что-нибудь разбить. Ситуация уже вышла из-под контроля, мы ни к чему не приходим, и всё, чего я хочу, – это выяснить, куда, черт возьми, могла подеваться Виктория, и отправиться за ней.
– Коннор работает на меня, ясно? Он в курсе ситуации и может помочь нам ее найти!
Он добавляет: – Я специалист по безопасности.
Табби оглядывает Коннора с ног до головы, ее взгляд изучающий, расчетливый и в высшей степени недоверчивый.
– Ты? – спрашивает она, приподнимая бровь. – Ты его специалист по безопасности?
Она говорит это так снисходительно, что я чувствую себя оскорбленным за Коннора.
– Мы работаем вместе много лет. Ты можешь доверять ему. Он лучший в своем деле.
Табби переводит свой презрительный взгляд на меня.
– Если ты думаешь, что этот халтурщик – лучший, то ты такой же глупый, каким кажешься.
Коннор смеется, а я возмущенно ощетиниваюсь.
– Какие у тебя претензии ко мне, Табби? Я прихожу сюда, говорю тебе, что твой босс жива, а ты даже не потрудилась выяснить, откуда я это знаю или что произошло в ту ночь, когда она исчезла. Ты просто начинаешь меня доставать. Какого черта?
Свирепые глаза Табби наполняются слезами. Ее голос звучит сдавленно.
– Она была не просто моим боссом. Она была моим кумиром, другом и единственной гребаной семьей, которая у меня есть, а ты тот мудак, который разрушил ее жизнь!
Пораженный, я моргаю.
– Как я мог разрушить ее жизнь? Влюбившись в нее?
Дарси роняет пакет с чипсами. Он падает на пол, и Doritos рассыпаются у ее ног.
– Ты влюблен в нее?
Табби с горечью говорит: – Он гребаный лжец, вот кто он такой. Всегда был таким и всегда будет. – Она поворачивается и уходит, сгорбив плечи, обхватив себя руками и дрожа.
Глядя, как она удаляется, я спрашиваю Дарси: – Что я упускаю?
Дарси поджимает губы. Она смотрит на пакет чипсов на полу, а затем снова на меня.
– Думаю, нам, наверное, стоит пойти на кухню. Мне нужно что-нибудь получше Doritos. А тебе, Капитан Америка, вероятно, понадобится крепкая выпивка.
Она поворачивается и следует за Табби. Мы с Коннором смотрим друг на друга, он пожимает плечами, а я выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Если мы хотим выяснить, что происходит, у нас нет другого выбора, кроме как идти за ней, что мы и делаем.
***
Дарси сидит за кухонным столом, прижимая к груди галлон шоколадного мороженого. Она ложкой зачерпывает его прямо из контейнера и отправляет в рот. Коннор сидит напротив нее, его крупное тело занимает почти весь стул. Он смотрит на Табби, которая расхаживает взад-вперед перед раковиной, грызя ноготь. Я стою в дверях, скрестив руки на груди, и наблюдаю за всеми, ожидая, что кто-нибудь заговорит.
Наконец Коннор снимает напряжение, обращаясь непосредственно к Табби.
– Она оставила записку.
Табби разворачивается и свирепо смотрит на него.
– Полиция рассказала мне об этой дерьмовой записке, и она ни за что не могла ее написать!
Когда ее глаза устремляются на меня, я понимаю, что она обвиняет меня в подделке предсмертной записки Виктории.
– Подожди, черт возьми… – начинаю я в гневе, но Коннор перебивает меня.
– Нет, сладкие щечки, еще одна записка. Она оставила две. Одну для полиции, другую для Паркера. И для протокола: она написала обе. Я оценил почерк. Он принадлежит ей.
Большие зеленые глаза Табби расширяются. Она с надеждой втягивает воздух.
– Где другая записка? Что в ней было написано? Отдай ее мне!
Она тычет рукой в лицо Коннору.
Он ухмыляется.
– Я отдам тебе ее… если ты пообещаешь быть милой.
Табби медленно опускает руку. Ее дыхание прерывистое, спина прямая, а глаза стальные и полные яда.
Если бы я был Коннором, я бы, честно говоря, опасался за будущее здоровье своих яичек.
Пристально глядя на него, Табби тихо говорит: – Я хорошая, придурок, но я никогда, ни за что не буду милой. Быть милыми – удел воспитателей, политиков и трусов. Я настоящая, и мне плевать на то, чтобы соответствовать твоим женоненавистническим представлениям о том, как должны вести себя женщины, так что отдай мне эту гребаную записку прямо сейчас, или, клянусь Богом, я обрушу на тебя такой поток дерьма, что ты подумаешь, будто тебя зовут Ной.
Коннор смотрит на меня.
– Это неуместно, что у меня сейчас стояк? Потому что мой член такой твердый, что он действительно может взорваться.
– Просто отдай ей эту чертову записку, Коннор.
Табби говорит: – Спасибо! – и щелкает пальцами у него перед носом.
Ухмыльнувшись ей, он достает сложенный лист белой бумаги из внутреннего кармана своей кожаной куртки, щелкает им между двумя пальцами, как фокусник, демонстрирующий карточный фокус, и она выхватывает его у него из рук.
Табби читает записку один раз, ее глаза перебегают от строки к строке. Она хмурится, поднимает на меня взгляд, а потом перечитывает записку снова. Затем опускается на ближайший стул, уставившись на меня большими, недоверчивыми глазами.
– Ты попросил ее выйти за тебя замуж?
Дарси давится мороженым. Коннор наклоняется и хлопает ее по спине.
– Да. Ну, нет, не совсем. Я как бы… намекнул, что мы поженимся. Дело в том, что мы договорились, что пойдем выбирать кольцо, когда вернемся в Нью-Йорк, а потом легли спать, и я очнулся уже один.
Некоторое время Табби переваривает услышанное в напряженном молчании. Дарси говорит:
– Дай мне ее, – и вырывает записку из рук Табби. Она продолжает читать это беззвучно, ее губы шевелятся, но я и так помню каждое слово.
Дорогой Паркер,
Прости, что я снова ухожу вот так, но ты не оставил мне выбора. Меня не интересует брак… или какие-либо другие отношения.
Спасибо тебе за все, чем ты поделился со мной сегодня вечером. Ты даже не представляешь, как много это для меня значит. Я никому не расскажу, так что, пожалуйста, не трать время на беспокойство об этом.
Другая записка для полиции, чтобы тебя не заподозрили в моем исчезновении. И нет, у меня нет рака. Это только для СМИ. Я планирую прожить долгую и продуктивную жизнь вдали от всеобщего внимания. Пожалуйста, не пытайся найти меня. От этого будет только хуже.
Есть так много вещей, которые я хотела бы рассказать тебе, но слишком многое поставлено на карту. Может быть, в другой жизни.
Я желаю тебе счастья, Паркер. Ты этого заслуживаешь.
Всегда твоя,
Виктория
Закончив читать, Дарси бросает взгляд на Табби. Они обмениваются взглядами, которые побуждают меня спросить: – Я полагаю, вы оба все это время знали, кто она на самом деле?
Табби – свирепая, неукротимая Табби – бледнеет до цвета простыни.
– Она сказала тебе, кто она на самом деле?
– Не в таких выражениях. Но она призналась в этом, когда я задал ей прямой вопрос. – Я на мгновение задумываюсь, а затем поправляю себя. – На самом деле она не призналась, но и не стала отрицать.
Когда Табби и Дарси смотрят на меня одинаково выпученными глазами, я нетерпеливо говорю: – Послушайте, суть в том, что я узнал, что Виктория – Полароид, я поговорил с ней об этом, показав ей кучу своих скелетов в шкафу, чтобы она была уверена, что может мне доверять, мы договорились пожениться, а потом случилось это. – Я указываю на записку в руках Дарси. – И мне нужно знать, куда она могла пойти, чтобы я мог отправиться за ней и всё исправить. Вот почему я здесь – я считаю, что вы двое – мои лучшие шансы выяснить, куда она уехала. Я бы приехал раньше, но меня задержала полиция Сент-Томаса; мне пришлось сотрудничать с ними в расследовании. Я вернулся в Нью-Йорк только вчера и большую часть дня провел в полиции Нью-Йорка.
Наступает тишина, такая глубокая и звенящая, что я слышу биение собственного сердца. Затем Табби глухо произносит: – Полароид.
– Да, – перебивает Коннор, криво качая головой. – Я тоже был в шоке, черт возьми. Никогда бы не подумал, что юбка может вытворять такое. Чертовски неправдоподобно.
Лицо Табби из белого становится красным. Взгляд, которым она одаривает Коннора, должен был бы превратить его в лужу, но он остается невредимым, просто качая головой от невозможности всего этого.
Явно сбитая с толку Дарси спрашивает: – Кто такой Полароид?
Я могу сказать, что Табби в курсе, но, возможно, Виктория не так много рассказывала Дарси, как своей ассистентке. Полагаю, в этом есть смысл: Табби была с Викторией каждый день, весь день, составляла ее расписание, по сути, управляла всей ее жизнью. Однажды она упомянула, что Табби была ее правой рукой, опорой, без которой она не могла жить. Табби должна знать, где похоронены все эти метафорические тела.
Небрежным тоном, прямо противоречащим проницательному взгляду, Коннор спрашивает Дарси: – Ты никогда раньше не слышала этого имени?
Дарси открывает рот, но Табби прерывает ее прежде, чем она успевает произнести хоть слово.
– Виктория не рассказывала ей ни о Полароиде, ни о своем прошлом. Она ничего не знает. – Она бросает на Дарси предупреждающий взгляд. – Разве это не так, Дарси?
Дарси осторожно ставит контейнер с мороженым на стол. Глядя прямо на нее, она кивает.
– Ага. Я имею в виду, нет. Я ничего не знаю. Мы даже не были по-настоящему близки.
Коннор смотрит на Табби, затем на Дарси, а затем усмехается.
– Дамы, это, пожалуй, самая дерьмовая ложь, которую я когда-либо видел.
– Согласен, – огрызаюсь я. – Кому-нибудь лучше начать рассказывать мне, что, черт возьми, происходит, или я вызову сюда полицию, чтобы она добыла для меня эту информацию.
– Нас обеих уже допрашивала полиция, – холодно говорит Табби. И нет, на случай если вам интересно, я не рассказывала им о Полароиде. А ты?
– Конечно, нет! Я хочу защитить ее, а не посадить в тюрьму!
Губы Дарси кривятся.
– Это явно не то, что Виктория хотела, о чем свидетельствует ее записка.
Она смотрит на меня с таким отвращением, с такой открытой враждебностью, что я ошеломлен.
– Я не причинял ей вреда и не угрожал причинить! Я лишь хотел сделать ее счастливой…
Табби вскакивает на ноги.
– Сделать ее счастливой? Ты довел ее до края и столкнул вниз, гребаный придурок! – кричит она. – Что бы ты ни сказал ей той ночью, это вынудило ее сделать это! И теперь мы ее больше никогда не увидим – благодаря тебе!
Все это причиняет боль, в основном потому, что я думал о том же. Я бы никогда не раскрыл настоящую личность Виктории полиции или кому-либо еще, но то, как я это сформулировал… оглядываясь назад, я понимаю, что моя попытка убедить Викторию выйти за меня замуж была полным провалом. Никогда, ни за что на свете я не думал, что она сделает что-то подобное. В худшем случае я думал, что она откажет мне и раскроет мой блеф, а я побегу домой, поджав хвост.
Я такой придурок. И Табби видит меня насквозь.
Но я все равно пытаюсь это отрицать.
– Мы не уверены, что никогда больше ее не увидим. Виктория могла просто испугаться, затаиться…
– Она не вернется, – с горечью перебивает Табби. – Она бы никогда не взяла с собой тревожную сумку, если бы планировала вернуться. Я проверила, ее нет. И Виктории тоже нет. Навсегда.
Теперь я в замешательстве.
– Что такое тревожная сумка?
Коннор говорит: – Портативный набор с припасами, обычно используемый для краткосрочных ситуаций выживания, когда вам приходится покидать небезопасную зону из-за стихийных бедствий. Землетрясения, террористические атаки, начало войны и тому подобное.
Они с Табби встречаются взглядами. Он тихо добавляет: – Я бы предположил, что в этой конкретной сумке лежат новые документы, удостоверяющие личность, паспорт на другое имя и много-много наличных. Верно, сладкие щечки?
Дарси стонет.
– О Господи, еще одно вымышленное имя? Бедняжка!
Мы втроем смотрим на нее, Коннор и я с интересом, Табби с убийственным взглядом.
Когда Дарси осознает свою ошибку, она морщится.
– Упс.
– Ее настоящее имя не Виктория Прайс? – шепчу я.
– Это невозможно, – говорит Коннор, его тело неподвижно, его безжалостный взгляд устремлен на Табби. – Всё проверено, вплоть до ее свидетельства о рождении. Проверено всё ее прошлое. Оно было безупречным.
Табби поднимает подбородок, смотрит на Коннора свысока и морщит нос.
– Я говорила, что ты не лучший в своем деле, не так ли?
Мое сердце делает что-то необычное. Возможно, оно пытается вырваться из груди.
– Какое ее настоящее имя? – спрашиваю я.
Табби смотрит на меня.
– Пошел ты, Паркер Максвелл. Пошел ты, и твое красивое личико, и твоя еще более красивая ложь. Я тебе ничего не скажу.
Мои мысли проносятся со скоростью миллион миль в час. Мои руки дрожат. У меня немного кружится голова, поэтому я выдвигаю стул и сажусь.
– Дарси, – говорю я хрипло, глядя на нее. – Какое настоящее имя Виктории? И почему Табби продолжает называть меня лжецом?
– Если ты ему расскажешь, я столкну тебя под машину, – огрызается Табби.
– Заткнись, женщина, – говорит Коннор, поднимаясь на ноги. Он упирает руки в бедра, возвышаясь над Табби. Ничуть не смутившись, она закатывает глаза и поворачивается ко всем нам спиной.
Я протягиваю руку и касаюсь руки Дарси.
– Дарси. Пожалуйста. Я должен знать. Я должен найти ее. Мне нужно всё исправить.
Она долго молча смотрит мне в лицо, ее большие темные глаза оценивают меня. Наконец она выдыхает и качает головой.
– Извини, Паркер, но после всего, через что ты заставил пройти эту девушку…
– Дарси, если ты не заткнешься, я лично позабочусь о том, чтобы ты никогда больше не ходила! – вопит Табби.
Мои пальцы сжимаются вокруг руки Дарси.
– Что я наделал? Скажи мне, помоги мне понять!
Табби сердито смотрит на нас. Коннор складывает руки на груди и встает перед ней, как барьер. Дарси просто снова молча качает головой.
Я ставлю локти на стол, закрываю лицо руками и издаю звук разочарования, который звучит как нечто среднее между рожающей гориллой и боевым кличем берсерка.
Они мне ничего не скажут. Я уперся в кирпичную стену. Здесь замешано что-то еще, чего я не могу понять и, вероятно, никогда не пойму, потому что Табби и Дарси слишком заняты защитой Виктории… от меня.
Почему они защищают ее от меня?
Что Виктория рассказала им обо мне?
Я думаю о поездке, которую она совершила в Ларедо, – о которой я по глупости забыл спросить ее во время нашего пребывания в Сент-Томасе, – и в сотый раз задаюсь вопросом, что это было за путешествие. Но теперь я ни за что не узнаю. Если они не захотят дать мне что-нибудь, какую-нибудь деталь основного сюжета, которую я упускаю, я никогда…
Подождите. Что, если я сначала дам им кое-что?
До меня доходит так, словно меня ударили по голове; я должен рассказать им, что произошло той ночью. Я должен сказать им правду, всю правду, какой бы опасной это ни было для моей репутации, моей карьеры и всего остального. Это единственная карта, которая у меня осталась для игры. Это единственный способ заставить их доверять мне.
Я должен доверить свое будущее психованной рыжеволосой готке Барби и ее подруге, блогерше, которая заедает стресс.
Мне пиздец.
Я поднимаю голову и смотрю сначала на Дарси, а затем на Табби, которая все еще смотрит на меня из-за плеча Коннора. Поскольку Табби кажется более разъяренной и эмоциональной из них двоих, и я подозреваю, что она знает больше, чем Дарси, я обращаюсь к ней первой.
– Мой отец был наркобароном.
Коннор разворачивается и рявкает: – Блядь, Паркер! Ты под кайфом?
Я даже не утруждаю себя ответом. Выражение шока на лице Табби говорит мне, что я двигаюсь в правильном направлении.
– Он ввозил кокаин из Мексики грузовиками в восьмидесятых и девяностых годах…
– Господи Иисусе, – стонет Коннор, поднося руки к голове.
– …и когда я узнал об этом, то шантажом заставил его остановиться, сказав, что сдам его полиции.
Дарси говорит: – Ха. А я думала, у меня странная семья.
– Я также провел шесть месяцев в тюрьме по обвинению в хранении наркотиков, не связанному с делом моего отца. В тот период моей жизни всё было очень плохо. Кстати, Коннор помог мне уничтожить всю эту информацию.
– Всё. Мы уходим отсюда. – Коннор подходит ко мне и машет рукой. – Ни слова больше, брат.
Я продолжаю игнорировать его, ободренный выражением лица Табби, которое колеблется где-то между настороженным интересом и откровенным удивлением. Могу сказать, что я ее зацепил.
– Я также стал причиной самоубийства своей девушки. Я бросил ее, даже не попрощавшись, потому что отец шантажировал меня, т.к. ненавидел ее. Именно поэтому я позже шантажировал его из-за наркотиков, потому что к тому времени я уже ненавидел его. Но если вкратце, то к тому времени, когда я понял, какую глупость совершил, согласившись бросить ее, она уже была мертва. Из-за меня.
В этот момент на лице Табби появляется выражение, которое я не могу точно описать, потому что никогда не видел его ни у одного человека. Это возмущение, ненависть, жалость, отвращение и снова ненависть. Гораздо больше ненависти. С примесью серийного убийцы.
Она качает головой и начинает тихо смеяться, и этот звук совершенно лишен юмора.
– Невероятно, насколько ты хорош в этом, – говорит Табби. – Серьезно, тебе следует стать актером. Ах да, ты уже им стал! Ты получаешь «Оскар» за это выступление. Вау. Просто вау. Ты действительно завел меня. Поздравляю: ты гребаный дерьмовый артист века.
Кровь приливает к моей голове. Я вскакиваю на ноги. Коннор хватает меня за руку, вероятно, думая, что я следую его указаниям и собираюсь уходить, но я не ухожу.
Я, блядь, схожу с ума.
– Я не лгу! – кричу я.
Табби кричит в ответ: – Я уже знаю, что никакой мертвой подружки нет, ты, кусок дерьма – я проверяла! Ты лжешь!
– О чем ты, черт возьми, говоришь? Ты думаешь, я мог такое придумать?
– Я знаю, что мог, придурок! Нигде в мире нет чертова свидетельства о смерти твоей чертовой бывшей девушки, так что не смей стоять на этой чертовой кухне и пытаться убедить меня в обратном!
– Что? Погоди – что?
Коннор, который уже собирался вывести меня из комнаты, останавливается и нетерпеливо говорит: – Ладно, что за чушь ты несешь о мертвой девушке?
Табби указывает на меня.
– Этот придурок сказал Виктории, что одна из его подружек покончила с собой, чтобы Виктория пожалела его – ты можешь в это поверить?
По выражению лица Коннора, когда он смотрит на меня, становится ясно, что он сложил два и два. Он тихо говорит: – Так вот из-за чего ты был так расстроен в ту ночь, когда мы встретились.
Глаза Табби расширяются.
– Боже мой, он рассказал тебе ту же историю? – Она встречает мой злобный взгляд. – Ты патологический лжец!
– Я не лжец!
Усмехнувшись, Табби скрещивает руки на груди.
– О, правда, придурок? Тогда как звали эту мертвую девушку?
У меня такое чувство, будто моя голова – это скороварка, а мозг – артишок, который превращают в пюре. Я теряю остатки самообладания и кричу так громко, что у меня срывается голос: – Ее звали Изабель Диас, и она была любовью всей моей чертовой жизни!
Воздух в комнате превращается в лед.
С лица Табби схлынули все краски. Она шепчет: – Кто тебе сказал, что она покончила с собой?
Сбитый с толку реакцией Табби и ее вопросом, я смотрю на Дарси. Она застыла на своем стуле, уставившись на меня широко раскрытыми глазами, ее открытый рот сложился в форму идеальной буквы «О».
– Это сделала ее мать. Почему ты спрашиваешь?
Писк ужаса, который издает Табби, настолько пронзителен, что я представляю, как каждая собака в радиусе пяти миль просто вскочила на лапы и начала лаять.
Волосы у меня на затылке встают дыбом. Что бы здесь ни происходило, я должен продолжать говорить.
– Я появился на пороге дома ее матери после того, как несколько лет прожил в Европе. Я не мог больше оставаться в стороне и собирался признаться в том, что мой отец подтасовал результаты игры в покер, чтобы получить право собственности на ферму ее семьи, и заставил меня выбирать между тем, чтобы остаться с Изабель и разрушить ее семью, или уехать учиться и больше никогда ее не видеть. Но у меня так и не было возможности объясниться. Как только ее мать увидела мое лицо, она начала кричать. Она сказала мне, что Изабель умерла. Что она застрелилась из отцовского пистолета, когда я ушел, и ее кремировали. Затем она захлопнула дверь у меня перед носом. С тех пор я с ней не разговаривал.
Табби опускается на ближайший стул, как будто у нее подкосились ноги, и поднимает трясущиеся руки, чтобы прикрыть рот.
Дарси тяжело выдыхает, дрожа.
– Святая Дева Мария. Какую запутанную паутину мы плетем.
Нахмурившись, Коннор переводит взгляд с одной ошеломленной женщины на другую.
– Что?
После долгой, мучительной паузы Дарси медленно встает, как будто ей больно двигаться, подходит к стойке и берет хрустальный графин с виски. Она оборачивается и смотрит на меня.
От того, что я вижу в ее глазах, у меня мурашки бегут по коже.
– Думаю, тебе пора выпить чего-нибудь покрепче, Паркер. Тебе это понадобится.
