Текст книги "Порочная красавица (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Джессинжер Джей Ти
Порочная красавица

Пролог

Когда-то у меня было сердце.

Оно было прекрасным, большим, широким и нежным. Я любила всем сердцем: своих родителей, младшего брата, молодого жеребца, которого купил мне отец и на котором я ездила в свою маленькую сельскую школу. Я любила скромное семейное ранчо и бескрайние техасские равнины, которые простирались во все стороны на многие мили. Я любила землю, небо и мягкий летний дождь.

Потом, когда мне было пятнадцать, я встретила парня, которого мое сердце полюбило больше всего на свете. Оно любило этого парня так сильно, что могло замереть, или пропустить удар, или вовсе остановиться от одного упоминания его имени. Два прекрасных года этот парень был настоящей отрадой для меня, и в своей наивности я верила, что так будет всегда. Я верила, что с ним мое сердце в безопасности, что такая чистая и добрая любовь никогда не будет осквернена.

Я была неправа.

Парень преподал мне урок, и урок этот был таков: любовь – это сказка. Иллюзия. Ложь. Любовь может увянуть, как цветок яблони, погибший от мороза, и сердце тоже.

Мое так и сделало.

Теперь в моей груди, там, где раньше так радостно билось мое сердце, вы найдете только зазубренный осколок льда. На этом осколке вырезано единственное, простое слово: Месть.

Глава первая

ОДИН

Виктория

Стерва: существительное, сленговое уничижительное обозначение женщины, которая ведет себя воинственно, неразумно, злонамеренно, помешанная на контроле, грубо навязывает свое общество или агрессивна.

Я стою на подиуме из оргстекла на огромной освещенной сцене в Бродвейском концертном зале отеля Marriott Marquis на Таймс-сквер и смотрю на лица двадцати пяти сотен женщин в зале.

Меня переполняет гордость: даже после того, как я подняла цену до двухсот долларов за билет, на моих семинарах всегда аншлаг.

Мужененавистничество – это большой бизнес. Я построила на этом всю свою империю.

Я наклоняюсь вперед и говорю в микрофон: – Дамы, поднимите руки, пожалуйста. Скольких из вас когда-нибудь называли стервой?

Более двух тысяч рук взметнулись в воздух.

– Что ж, поздравляю. Кое-что вы делаете правильно.

В толпе раздались смешки. Улыбаясь и чувствуя себя непринужденно, потому что я уже десятки раз произносила эту речь, я снимаю микрофон и выхожу из-за трибуны, разглаживая случайную складку на талии моего идеально скроенного белого костюма от Armani.

– Давайте на минутку взглянем на это определение «стервы» повнимательнее. – Я поворачиваюсь к большому проекционному экрану на стене позади меня. – «Воинственная». Слово, означающее враждебный, воинственный настрой. Мы все знаем, что значит «неразумная»: несговорчивая, бесполезная, трудная.

Ухмыляясь, я поворачиваюсь к аудитории.

– Пока все хорошо.

Снова смех.

– Следующее слово у нас «злонамеренная». Прям настоящая злодейка. Это означает она намерена причинить вред, быть жестокой или недоброжелательной. Не очень хорошо, верно? А как насчет «помешанная на контроле»? Это человек, который пытается диктовать, как все должно быть устроено вокруг него. Тоже не очень хорошо. «Грубо навязывает свое общество» говорит само за себя, а теперь мы переходим к моему любимому слову: «агрессивная».

Улыбка исчезает с моего лица. Некоторое время я молча рассматриваю аудиторию, наслаждаясь тем, что они наблюдают за мной. Я получаю такой заряд от того, что нахожусь перед таким количеством людей, что они ловят каждое мое слово. Это лучше, чем секс.

Во всяком случае, определенно лучше, чем секс, который был у меня прошлой ночью. Я ушла от мистера Сорок секунд ярости, который остался лежать на спине в его постели, даже не оглянувшись. Мне следовало догадаться, что это обернется катастрофой, когда он заявил, что носит в штанах питона; у меня каблуки больше, чем его член.

– Слово «агрессивная» обычно используется только по отношению к бешеным собакам, диким диктаторам или женщинам, имеющим свое мнение. Если мужчина агрессивен, его назовут добытчиком, амбициозным или даже просто мужественным. На самом деле, каждое слово в определении «стервы», которое вы видите здесь, является мужским признаком. Воинственная? Трудная? Недобрая? Контролирующая? Все это противоположно тому, какой, по мнению общества, должна быть женщина, потому что это по своей сути мужские черты. Так что, когда вас называют стервой, на самом деле они говорят, что вы ведете себя как мужчина.

Я делаю эффектную паузу, а затем решительно заявляю: – И я здесь для того, чтобы сказать вам, что вести себя как мужчина – это единственный способ получить от жизни то, что вы хотите.

В зале тихо, как на кладбище. Все смотрят на меня в ожидании.

– Это мир мужчин, дамы. Возможно, это клише, но это правда. Женщины рождаются в неблагоприятных условиях. Нам не хватает тестостерона, гормона, отвечающего за желание строить небоскребы, летать на Луну и воевать. Мы – примирители, миротворцы, воспитатели. Мы готовы к самопожертвованию, что не только нелепо, но и является глупой тратой потенциала. Чтобы жить по-настоящему полноценной, продуктивной жизнью, нам нужно быть сильными. Кто-нибудь может сказать мне, как женщина становится сильной? Просто скажите об этом вслух. Вам не обязательно поднимать руки.

Есть несколько призывов «Образование!», «Самопознание!» и даже «Поднятие тяжестей!», которые вызывают смех. Я тоже смеюсь, мне нравится энергетика зала.

– Все это хорошие примеры. Но ни один из них не проникает в самое сердце.

Я всегда использую слово «сердце». Это криптонит каждой женщины. Ну, и «любовь». Но это слово строго запрещено использовать на моих семинарах.

И во всех других сферах моей жизни.

– Вот цитата Розанны Барр: «Женщинам еще предстоит усвоить одну вещь: никто не дает вам власти. Вы просто принимаете ее». Звучит достаточно просто, не так ли? Проблема в предположении, что источник энергии находится вне вас. Это не так. У вас уже есть вся необходимая энергия, но вы ее раздаете. Вы торгуете ею, размениваете, растрачиваете впустую, потому что ваша потребность нравиться людям сильнее, чем потребность уважать себя. Каждый раз, оставляя без ответа, когда вас не уважают, каждый раз, говоря «да», когда вам следует сказать «нет», каждый раз, ставя потребности или желания другого человека выше своих собственных, вы теряете свою силу. И что вы получаете взамен?

Я жду. Зрители наклоняются вперед, словно завороженные.

– Разочарование. Негодование. Гнев.

Все кивают; ведь это то, что все думают. Набравшись сил, я поворачиваюсь и иду направо по сцене. Все взгляды в зале устремлены на меня.

– Вот забавная статистика: женщины почти в два раза чаще мужчин страдают от депрессии. В два раза чаще. Как вы думаете, это справедливо?

Когда я протягиваю микрофон к аудитории, в ответ раздаются яростные крики.

– Нет!

– Конечно, нет!

Я возвращаюсь тем же путем, каким пришла, мои ноги упираются в сцену, волосы рассыпаются по плечам, как у львицы, готовящейся к убийству.

Они с волнением наблюдают за мной.

– А вы можете назвать мне человека, который НИКОГДА не страдал от депрессии?

Как по команде, раздаются сотни голосов.

– Стервы!

– Вот ИМЕННО! – реву я. – Стервы никогда не страдают от депрессии! На самом деле, они ни от чего не страдают, потому что, если что-то делает их несчастными, то они идут дальше! Они не пытаются это изменить, не ноют по этому поводу и не проводят часы со своими подругами, анализируя причины. Они просто разводят руками и отпускают это!

Хлопки. Ах, как я обожаю звук хлопков. Мне приходится приложить немало усилий, чтобы не расплыться в очередной улыбке, но я справляюсь с этим. Я стою, расставив ноги на ширину плеч, в центре сцены и с любовью смотрю на свою аудиторию.

Даже в мыслях я стараюсь не называть их своими «приспешниками», как это делает моя лучшая подруга Дарси. Это слово звучит слишком неуважительно для группы людей, которые кладут мне в карман полмиллиона долларов за несколько часов прослушивания моей речи.

– Девиз стервы: «После меня – хоть потоп». Будь то мужчина, работа или член семьи, в приоритете всегда ее собственное счастье. Только так женщина может контролировать свою судьбу, осознавать и оберегать свою силу. Она никогда не будет зависеть от кого-то другого. – Я ненадолго замолкаю, чтобы они всё обдумали. – Что вам нужно, дамы, так это просто по-новому взглянуть на это старое оскорбление в адрес сильной женщины. Определение, которое вы действительно можете принять.

На большом экране проектора на стене позади меня вспыхивает новая картинка.

Стерва: существительное, женщина, контролирующая себя, свою жизнь и свою судьбу, которая всегда получает то, что хочет.

Из зала раздаются крики «Аминь!» и хриплые возгласы одобрения. Теперь я ничего не могу с собой поделать; мой рот расплывается в широкой улыбке.

– Совершенно верно. Стерва всегда получает то, что хочет. Она не любит командовать. Она босс. В жизни, на работе и в отношениях стервы всегда добиваются большего. А теперь позвольте мне спросить вас, дамы…

Я расправляю плечи, поднимаю руку к небу и громким голосом говорю: – Вы готовы стать СТЕРВАМИ?

Ответные крики оглушительны. Гремят аплодисменты. Публика вскакивает на ноги.

А я стою, смеясь, на сцене, купаясь в восхищении более чем двух тысяч женщин и думая, что жизнь никогда не станет лучше, чем сейчас.

Что ж, если бы мистер Сорок секунд ярости превратился в мистера Четыре часа прелюдии, было бы лучше, но поскольку мужчины есть мужчины, мы, женщины, не всегда можем получить всё, что хотим, несмотря на вдохновляющую графику, проецируемую на стену.

Именно поэтому у меня так много вибраторов.

***

Семь часов спустя, после окончания семинара, когда были даны ответы на все вопросы, все книги были подписаны, и последние слушатели наконец-то вышли из дверей зала, чтобы посеять хаос в жизни мужчин своими новыми, с энтузиазмом воспринятыми титулами «Сучки» с большой буквы «С» – и у них есть значки на лацканах, кружки и наклейки на бампер, чтобы доказать это – я чувствую себя измученной.

Но, к сожалению, сегодня вечером я договорилась поужинать с Дарси в Xengu, новом популярном заведении в Трайбеке¹, и она ни за что не отпустит меня, как бы я ни устала. Назвать ее гурманом – все равно что назвать Иисуса раввином: это точно, но совершенно не соответствует действительности. Дарси превратила походы в рестораны в искусство и весьма прибыльный бизнес. Она одна из самых успешных фуд-блогеров в Штатах.

Она также единственная женщина, которую я когда-либо встречала, способная заставить взрослого мужчину наложить в штаны от страха при одном ее виде. Если ресторан получает от нее отрицательный отзыв, его владелец может с таким же успехом закрываться и начинать все сначала. Она абсолютно, непримиримо безжалостна.

И гениальна. И громкая. И веселая. Если в моей жизни и есть кто-то, кого я бы назвала словом на букву «Л»², то это она.

Я возвращаюсь в свой многоквартирный дом и жду лифта, который доставит меня в пентхаус, когда начинает звонить мой сотовый. Моя ассистентка Табби несет его вместе с моей сумкой от Hermès, сумкой для ноутбука и дорожной сумкой на колесиках.

Стервы не носят свой багаж сами.

Мне не нужно просить Табби отвечать на телефонные звонки. Она достает сотовый из кармана куртки, откидывает со лба свою рыжую, как пожарная машина, челку, смотрит на дисплей и протягивает мне его.

– Это Дарси.

Я беру трубку и бодро говорю в нее: – Эй, подруга!

В ответ слышу вздох.

– Судя по твоей неудачной попытке изобразить гангстера, ты опаздываешь?

– Я могла бы быть гангстером! – говорю я, защищаясь.

Табби, стоящая рядом со мной, приподнимает брови.

Дарси, афроамериканка ростом 5 футов10 дюймов³ и весом где-то около двухсот пятидесяти фунтов⁴, ласково говорит: – Конечно, ты могла бы. А я могла бы быть Тейлор Свифт. А теперь, если мы закончили жить в вымышленной вселенной, не могли бы мы, пожалуйста, поговорить о том, на сколько ты опаздываешь? Потому что я не собираюсь опаздывать в Xengu, они не будут удерживать бронь даже для меня.

Двери лифта открываются. Мы с Табби заходим внутрь, и двери бесшумно закрываются за нами.

– Они не посмеют отказаться от вашего заказа! Они что, не знают, кто ты?

– Верно, – соглашается Дарси, наслаждаясь своей репутацией «бульдозера». Ее голос становится кислым. – Но, видимо, владелец не очень-то любит критиков в отношении еды, потому что мне недвусмысленно сказали, что, если я опоздаю более чем на десять минут, мой заказ будет аннулирован, кем бы я ни была. Это место totallo en fuego⁵, девочка! Они могут позволить себе несколько уязвленных самолюбий.

Разговаривая со мной, Дарси любит приправлять свою речь модными испанскими фразочками, большинство из которых неудачные. Моя мать – сальвадорка, а мой отец был из Мехико, и они оба говорили со мной по-испански, когда я росла, так что я также говорю на этом языке… и Дарси думает, что она тоже говорит на нем. Ее испанский ужасен. А еще это очень забавно.

– К твоему сведению, Глория, если ты имеешь в виду «полностью», то говори просто «total».

Я называю ее Глорией, когда она ругается, в честь героини Софии Вергары в «Современной семейке». Хотя Глория плохо говорит по-английски, так что это не совсем то же самое, но я так привыкла.

– Тц! Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду, Ви! Не надо злиться! И не меняй тему: когда ты приедешь?

Двери лифта снова открываются, и мы видим элегантный вестибюль моего пентхауса, отделанный мрамором и стеклом. Мы с Табби заходим внутрь. Она оставляет мою сумочку на зеркальной консоли у стены, а сумку на колесиках берет с собой в мой домашний офис, где проведет следующие несколько часов, разбирая почту, отвечая на электронные письма, назначая встречи и в целом облегчая мне жизнь. Я плачу ей бешеные деньги, но она стоит каждого цента. Я не смогла бы делать то, что делаю, без ее эффективной поддержки. Что еще более важно, она снова и снова доказывала свою преданность, храня все мои секреты и проявляя полную осмотрительность в ведении моих дел. Табби одна из двух человек на земле, которым я доверяю.

Конечно, помогает нерушимый контракт о неразглашении, который она подписала, когда пришла ко мне на работу.

Все еще прижимая телефон к уху, я расстегиваю куртку, бросаю ее на спинку белого кожаного кресла в гостиной и быстро направляюсь в главную спальню, где находится моя любимая вещь в этом ультрасовременном пространстве площадью шесть тысяч квадратных футов, которое я называю домом, – ванна-джакузи.

– Дай мне полчаса. Если ты приедешь туда раньше меня, закажи мне…

– Мерзкий мартини Grey Goose с тремя оливками. Знаю, знаю. И дай угадаю: на тебе будет платье от Armani. Белое, без сомнения.

Я делаю вид, что обиделась.

– Ты хочешь сказать, что я предсказуема?

– Я хочу сказать, что ты зануда, Ви. Почему бы тебе время от времени не использовать яркие цвета? Может быть, цветочный принт? Или, если ты в настроении пойти ва-банк, может быть, попробуешь что-нибудь другое, кроме мартини Grey Goose?

Потому что, дорогой друг, в рутине есть безопасность.

Когда ты оставляешь все на самотек, тебе становится больно.

Я останавливаюсь перед зеркалами в ванной и борюсь с желанием, которое у меня было с подросткового возраста, показать язык своему отражению. Этот человек в зеркале – просто не я.

В своих фантазиях я шесть футов ростом⁶. В своих фантазиях я воин-викинг. В своих фантазиях я богиня, неотразимая, могущественная и, самое главное, красивая.

Зеркало, однако, равнодушно сообщает мне, что я светлокожая латиноамериканка среднего роста и веса, без каких-либо заметных интересных черт лица. Я признаю, что у меня хорошая копна густых темных волос и ровные белые зубы. (Которые, как и мой бывший кривой нос, я исправила много лет назад.) С ногами у меня тоже все в порядке, но из-за того, что они длинноваты для моего роста, у меня короткая талия, и поэтому, в отличие от Софии Вергара, фигура «песочные часы» всегда будет ускользать от меня.

Самое смешное, что мужчины не видят в зеркале ту женщину, которую вижу я. Мужчины видят во мне именно тот образ, который я создала в своей голове. Даже обычная женщина может быть красивой, если только она в это верит.

Восприятие – это реальность.

Проблема в том, чтобы соответствовать вашему жалкому представлению о себе. (Значительно поможет, если вы избавитесь от купальников Victoria’s Secret). Кроме того, если Жозефина, женщина, которую описывают как «чудовищно высокую», с плохими зубами и землистым цветом лица, смогла добиться расположения Наполеона Бонапарта, самого могущественного человека Франции, и выйти за него замуж, то любая из нас определенно сможет убедить Джо Шмо⁷, что мы – выгодная партия.

Притворяйся, пока у тебя это не получится, стерва.

Я быстро принимаю ванну, переодеваюсь в платье для коктейля, кричу «пока» Табби, которая зарылась лицом в стопку моей почты, и спускаюсь вниз, в вестибюль, где меня ждет машина с водителем. Через восемь минут я вхожу в шумный, вкусно пахнущий вестибюль Xengu.

И тут я вижу его.

Его.

И безопасный, тщательно сконструированный мир, в котором я жила последние пятнадцать лет, заканчивается внезапно, как щелчок двух пальцев.

Глава вторая

ДВА

Паркер

Я замечаю ее в тот момент, когда она переступает порог моего ресторана.

Как и мой член: он практически встает и умоляет.

– О нет, – говорит моя помощница Бейли, проследив за моим взглядом. – Пока нет, Паркер. Нам нужно сделать миллион дел сегодня вечером, прежде чем ты отправишься на поиски своей следующей жертвы. У нас почти закончилась икра и лосось, конфорки на второй плите не работают, а Кай возмущается по поводу качества трюфелей. Он говорит, что учился в Le Cordon Bleu не для того, чтобы работать на тебя и готовить блюда с дерьмовыми трюфелями, и угрожает уйти. Это было бы настоящей катастрофой, учитывая, что Дарси Лафонтен должна появиться с минуты на минуту…

Задыхаясь, Бейли хватает меня.

– О Боже, это она!

Я бы зарычал на Бейли, чтобы она перестала впиваться своими нарощенными когтями в мою руку, но я не могу отвести глаз от женщины, которая только что вошла в мой ресторан.

Она просто потрясающая.

– Великолепная брюнетка в белом – Дарси Лафонтен? Хм. Не то, что я себе представлял.

– Великолепная? – Фыркнув, Бейли отпускает меня. – Я бы не назвала ее великолепной.

Я усмехаюсь.

– Это потому, что у тебя нет члена.

Бейли поворачивается и сердито смотрит на меня. Поскольку это одно из ее любимых занятий, я игнорирую ее. Она много лет пыталась затащить меня в постель, но она слишком хороший работник, чтобы я заглотил наживку. Я, так сказать, не сру там, где ем.

Кроме того, она прилипчива. Я видел, какой она бывает со своими парнями, и я бы скорее отгрыз себе руку, чем согласился на это добровольно. Какими бы хорошенькими они ни были – а Бейли очень хорошенькая, в стиле Гвинет Пэлтроу, – навязчивые женщины всегда вызывали у меня отвращение.

Брюнетка в белом не выглядит такой. Несмотря на элегантную одежду, она почему-то кажется жесткой, резкой, умной и готовой тебя прикончить. На самом деле, судя по взгляду, который она только что бросила на меня, она готова перегрызть мне глотку.

Интересно.

– Серьезно, Паркер, что такого великолепного в этой женщине? – настаивает Бейли, явно недовольная. – Если не считать того убийственного наряда от Armani, который на ней надет – ладно, эти Louboutins тоже довольно крутые – она просто не такая уж красивая.

Перевод: Я завидую ей во всех отношениях. Я хочу быть на ее месте.

Вместо того, чтобы упрекнуть Бейли по этому поводу, я говорю: – Похоже, она любит трахаться.

У Бейли отвисает челюсть. Она поворачивает голову и смотрит на меня.

– Что?

Я все еще смотрю на брюнетку. Как и почти все остальные мужчины вокруг нее. Одетая в безупречно белое платье, в море темных костюмов и коктейльных платьев, она выделяется как звезда. Я знаю женщин и знаю, что они выбирают наряды обдуманно; ей нравится привлекать внимание. Все в ней говорит: «Посмотрите на меня».

И, черт возьми, я просто не могу остановиться.

– То, как она стоит, двигается, держит себя. Ее энергия. Я могу сказать, что она любит мужчин и обожает трахаться.

Резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, Бейли заступается за таинственную женщину. Она огрызается: – Я вовсе не думаю, что она выглядит распутной, Паркер. Скорее… – Она мгновение подыскивает слово, а затем произносит: – Шикарной.

– Я никогда не говорил, что это не так. А теперь соберись и скажи Каю, что, если он меня бросит, я переломаю ему коленные чашечки. Потом позвони в Le Cirque и попроси Джованни прислать трюфелей и икры, он у меня в долгу. Что касается лосося, скажи официантам, что у нас его нет. Предложи морского черта. И намекни, что и он у нас почти закончился.

Бейли хмурится.

– Но у нас много морского черта.

– Да, но, если посетители подумают, что у нас почти все закончилось, они начнут заказывать его. Люди любят, когда им что-нибудь достается первым.

– Отлично. И, кстати, женщина в белом – это не Дарси Лафонтен. Женщина, которая обнимает женщину в белом, – Дарси Лафонтен.

Я поднимаю брови. В другом конце ресторана женщина, обнимающая женщину в белом, выглядит, за неимением лучшего слова, крупной. Как и ее прическа, украшения, сумочка и абстрактные красные цветы, разбросанные по всему платью. Платье, по сути, единственное, что ей не велико; с глубоким вырезом и облегающее, как колбасная оболочка, оно могло бы идеально сидеть на ней тридцать фунтов назад⁸.

Я не завидую швам. Даже с того места, где я стою, я вижу, как усердно они работают, чтобы сохранить платье в целости.

Внезапно она запрокидывает голову и смеется над чем-то, что только что сказала ей женщина в белом. Это раскатистый смех, громкий и непринужденный.

Удивленные шумом, несколько человек, ожидающих своего столика, поворачиваются и смотрят на них. Дарси не обращает на них внимания и продолжает смеяться, даже когда две худые, блондинки неподалеку хихикают и, склонив головы друг к другу, что-то шепчут.

Мне сразу понравилась эта необыкновенная Дарси Лафонтен. Совершенно очевидно, что ее не волнует, что о ней думают другие. Я восхищаюсь женщинами, которые не боятся быть самими собой.

Бейли поворачивается ко мне с ехидной улыбкой.

– Похоже ли, что она любит трахаться?

Эта язвительность раздражает меня. Мало что может быть менее привлекательным, чем женщина, которая является предательницей своего пола. Я огрызаюсь: – Не знаю, но она определенно выглядит так, будто любит поесть, что, на мой взгляд, ничуть не хуже.

Бейли, которая считает, что еда – это неизбежное зло, и предпочитает удовлетворять свои ежедневные энергетические потребности, поглощая человеческие души, снова бросает на меня сердитый взгляд.

Когда она открывает рот, чтобы заговорить, я резко обрываю ее.

– Двигай задницей, – тихо говорю я, выдерживая ее взгляд. – Не заставляй меня повторяться.

Ее лицо краснеет, но она не спорит. Бейли знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что, когда я замолкаю, лучше всего убраться подальше. Не сказав больше ни слова, она направляется на кухню. Головы поворачиваются ей вслед.

Будьте осторожны в своих желаниях, мальчики, – думаю я, замечая восхищенные взгляды, устремленные на ее изящную попку. Даже в самом блестящем яблоке могут быть червивые внутренности.

Этот урок я усваивал на собственном горьком опыте, причем слишком часто.

Я медленно пробираюсь к стойке администратора в передней части ресторана, кивая знакомым, пожимая нескольким руки, общаясь с толпой, но ни на секунду не упуская из виду интригующую женщину в белом. Ее и мисс Лафонтен подводят к овальному столу с банкеткой у дальней стены. Это лучший стол в заведении, от этого у меня начинает знобить под воротником. Сегодня вечером я специально попросил официантку усадить гостей «Лафонтен» за пятый столик у входа, хороший, но не самый лучший. Я отказываюсь быть одним из тех владельцев ресторанов, которые заискивают перед кулинарными критиками.

Независимо от того, насколько она мне нравится, если она не оставит нам хорошего отзыва, пока мы не потешим ее самолюбие, она может идти к черту.

Я подхожу к стойке администратора как раз в тот момент, когда возвращается Дженни, хостес.

– Мистер Максвелл! – За стеклами очков ее глаза кажутся огромными. Она моргает, как птенец. – Как поживаете, сэр?

У меня такое чувство, что она хотела бы сделать реверанс. Мне не нравится пугать персонал, но я признаю, что иногда это бывает полезно. Мои приказы редко подвергаются сомнению. Что делает эту ситуацию еще более странной.

– У меня все было хорошо, Дженни, пока я не увидел, как ты ведешь мисс Лафонтен к тридцатому столику.

Я смотрю на нее. Она сглатывает.

– О… я… да, мистер Максвелл. – Она снова начинает моргать, а затем торопливо говорит: – Я знаю, вы просили усадить мисс Лафонтен за пятый столик, но Виктория Прайс спросила, лучший ли это столик, и я ответила, что это очень хороший столик, а потом мисс Прайс сказала, что она настаивает на лучшем столике, иначе она скажет Глории Тартенбергер, что в ее салате был таракан, и тогда нас закроют, а вы по-настоящему разозлитесь…

– Прекрати.

Дженни захлопывает рот.

– Кто такая Виктория Прайс?

Дженни сглатывает.

– Дама с Дарси Лафонтен.

Мой взгляд падает на стол в задней части ресторана. Там сидит женщина в белом, пристально смотрит на меня, холодная как лед. Она поворачивает голову и подзывает официанта, но я успеваю заметить, как ее губы приподнимаются в легкой насмешливой улыбке, которая тут же исчезает.

– Ты хочешь сказать, что эта женщина угрожала позвонить начальнику отдела здравоохранения, если ты не предоставишь ей лучший столик в заведении?

Оглядевшись, Дженни наклоняется ближе ко мне и шепчет: – Она сказала, что Глория Тартенбергер была ее клиенткой, мистер Максвелл. Что они хорошие подруги.

Моя челюсть сжимается, когда я скрежещу зубами.

– И ты ей поверила?

На мгновение Дженни выглядит смущенной.

– Ну… да. Я имею в виду, она Виктория Прайс.

Она произносит это имя так, как будто оно говорит само за себя, но я понятия не имею, о чем она и кто эта женщина. Но я точно знаю, что никто не смеет давить на меня и моих сотрудников без последствий.

Независимо от того, насколько красивым и соблазнительным может быть этот человек.

– Я понимаю, что это новая должность для тебя, Дженни, но в будущем ты должна неукоснительно следовать моим инструкциям, иначе останешься без работы. Я понятно выразился?

Побледнев, Дженни кивает. Я оставляю ее, не сказав больше ни слова, и направляюсь обратно на кухню, на этот раз двигаясь быстро, проклиная себя за то, что поставил такую милую женщину на место хостес. Становится очевидно, что Дженни не обладает необходимой жестокостью. Если все, что нужно, – это несколько слов от какой-нибудь требовательной светской львицы, чтобы сбить ее с намеченного плана…

Я замираю на месте, увидев, как мой шеф-повар Кай, человек, который, как известно, ненавидит всё человечество, словно каждый из нас лично его оскорбил, подходит к столу Дарси Лафонтен, ставит тарелку с закусками на льняную скатерть перед ней и кланяется.

Он кланяется. Когда Кай выпрямляется, то улыбается, как клоун.

Что, черт возьми, происходит?

Я ловлю взгляд женщины в белом, Виктории Прайс, и взгляд, которым она одаривает меня, заставляет меня замереть на месте.

Боже. Я и не знал, что лед может обжигать так сильно.

– Тааак, – раздается голос у меня над ухом. Это Бейли, материализовавшаяся из воздуха, как Дракула. Она заглядывает мне через плечо на странную сцену за тридцатым столиком. – Похоже, ты ошибался насчет своей загадочной женщины.

Я не утруждаю себя ответом. Ее явно распирает от желания рассказать мне, так что я просто молчу и жду.

– Очевидно, ей все-таки не нравится трахаться. – Бейли вздергивает подбородок. – Твоя подруга, который сидит рядом с кулинарным критиком, – самая большая мужененавистница в стране. А может, и во всем мире. – Она улыбается. Ее голубые глаза сверкают. – Удачи в этом, босс!

Бейли поворачивается и уходит. Когда я снова смотрю на тридцатый столик, Кай склоняется над протянутой, украшенной драгоценностями рукой Дарси Лафонтен и целует ее.

А Виктория Прайс убивает меня взглядом.

Кто, черт возьми, эти женщины?